В детстве, лет в шесть-семь, у меня была излюбленная шутка. Можно сказать – «гэг». Для его исполнения требовались три условия. Первое – наличие моей Матушки. Второе – скопление народу. Третье – какой-нибудь малыш поблизости, который разревелся, тем привлекает к себе внимание публики, а сконфуженные родители тщатся его успокоить.
Я смотрел какое-то время на раскричавшееся дитя - и громко восклицал, с нотками искренней обиды и тоски: «Вот его-то, поди, не кунают головой в ледяную прорубь!»
После этой сентенции взоры общественности отвращались от неуемного плаксы и устремлялись сначала на меня, а потом – на мою Матушку. И был в тех взорах некий подозрительный, очень такой пикантный интерес. Все бывали столь заинтригованы, что даже изначальный виновник фурора, тот горластый младенец, умолкал в изумленном ужасе.
Матушка густо краснела, хватала меня за руку – и мы опрометью вываливались из публичного места, будь то гастроном, троллейбус или даже вагон электрички.
Конечно, Матушка выдавала мне по полной, неизменно заключая свою назидательную тираду скорбной фразой: «Драть тебя некому!» Я же отвечал со всей своей рассудительностью: «Но детеныш-то успокоился?»
Это действовало безотказно. Матушка – педиатр, и нет для нее ничего приятней детского благополучия, как нет ничего досаднее детских слез.
Разумеется, в моем каверзном арсенале водились и другие гнусные шуточки, способные вогнать в краску кого угодно.
Позже, когда мой старший Братец Леша стал водить домой девчонок – у нас разница пять лет – я, конечно, не упускал случая скомпрометировать и его. Возможно – мстил за все подколки в мой адрес, на которые Леха тоже всегда был горазд. Но скорее – причиной была моя иррациональная предпубертатная ревность к чужым половым успехам, до которых я тогда не дозрел, ан все равно – завидно.
В общем-то, подставы мои были вполне стандартные. Что-нибудь вроде такого. Заявляется Леха с очередной пассией, а я докладываю с самой честной и серьезной «секретарской» добросовестностью: «Тут звонила Катя… спрашивала, когда удобно будет заехать за трусиками?»
Леха не обижался, отвечал моментально и деловито-развязно, хлопая меня по плечу: «Да ты не боись, Санек! Я сказал «дарю!» - значит дарю! А Катька новые купит. И мы не скажем ей, что ты их под подушкой держишь».
Подружка фыркала и говорил Лехе: «Бойкий у тебя братик!» Надо отметить, Леха никогда не якшался с манерными дурами и пафосными истеричками. Только – с понимающими, адекватными девицами. Может, в глубине души они хотели огромной божественной любви – но довольны были и мирским трахом.
Потом Леха крезанулся и пошел в армию. Наверное, он сделал это прежде всего потому, что мог бы не делать, как сын офицера, погибшего на боевом задании. Такая уж натура… поперечная.
Отсутствовал он не столь уж долго. Восемь месяцев. Комиссовали по ранению. И не то чтобы очень суровое ранение – тьфу-тьфу! – но кое-кто из друзей отца, доросших до Генштаба, с самого начала весьма скептически относился к Лехиной милитаристской затее. И воспользовался первым же поводом, чтобы «сломать» ему военную карьеру. Я – был вполне доволен таким оборотом событий.
Однако вскоре после «возвращения Мальбрука из похода», мы с Лехой крепко повздорили. Не помню уж, что явилось формальным предлогом для ссоры, но подоплекой было Лехино «предательство». Этот вероломный подонок решил бросить нас с Матушкой. Вздумал перебраться на край света, в Южное Бутово – и только лишь потому, что фирма, куда он устроился, подарила ему там квартиру.
Нет, умом я все понимал. Леха – молодой, социально активный парень, к тому ж озабоченный, как целый полк гусарских жеребцов. И конечно, ему удобнее водить девок на отдельную хату. И до работы – тоже удобнее добираться оттуда, благо три минуты пешком, потягивая пиво на ходу. Но почему, блин, некоторые думают только о СВОЕМ удобстве?
У меня, может, тоже гормоны? У меня, может, тоже сексуальная озабоченность, фонтаном и гейзером?(К тому времени я аккурат сформировался). Но я ведь не дезертирую на отдельную хату? И дело даже не в том, что мне никто не делал таких подарков, а в том, что…
Нет, тогда, в тринадцать лет, я бы, конечно, не признался даже себе самому в том, что по-прежнему боюсь темноты. И что эти восемь месяцев, эти двести сорок ночей в комнате без Лехи были для меня кошмаром. Нет, нет и нет! Просто я скучал по нему. Мне его чисто по-человечески не хватало. С ним прикольно, с ним интересно… хотя порой он бывал той еще заразой.
В частности, вот почему он, сука, не ценит моей братской тоски и любви? Зачем он столь жесток, что равнодушно и цинично топчет лепестки моих нежнейших, трепетнейших чувств?
Ну да вы, верно, знаете, как легко растоптать нежнейшие и трепетнейшие чувства детей, девиц и жертв национальных притеснений? Благо, чувства сии обычно раскладываются именно так, чтобы невозможно было обойти стороной…
Я задавил суровую жабу. Не простую, но африканскую, типа «голиаф». Что, согласно примете, приводит не к дождю даже, а к тропическому ливню, с громами и бушующими пенистыми потоками. Будучи в целом спокойным и благодушным существом, я закатил тогда натуральную подростковую истерику. Повторяю, не помню конкретного повода, но Леха узнал очень много нового о своем нравственном облике и моих вокальных способностях.
Поначалу он отшучивался, потом, малость ожесточившись, посоветовал сходить в ванну, ополоснуться холодной водой и «вымыть лисий яд из жопы». Потом – просто сидел на кухне, отвернувшись к окну, и курил. А я все орал, изобличал и клеймил.
Наконец же – он затушил окурок и сам пошел в ванную. Заткнул сток пробкой и врубил оба крана до упора. Это меня малость удивило, и я высказал предположение: «Чего, топиться надумал? Вот и утопись! И *** кто заплачет, гандон!»
Но Леха ничего не сказал. Когда же ванна наполнилась, он перекрыл краны… сграбастал меня за загривок и, все также молча, сунул мою негодующую голову под воду.
Я, конечно, трепыхался, свирепо пускал пузыри и отчаянно вырывался. Но чего я мог сделать в тринадцать лет против бойца спецназа ГРУ, пусть и подстреленного в мягкую ткань? Я и сейчас ничего бы не сделал…
Вскоре я перестал сопротивляться, решив, что надо беречь кислород, поскольку не вполне известно, сколько намерен меня держать этот отморозок с куском кавказского гранита в башке. Притом – вспомнилась та давняя моя шутка, которой я шокировал общественность в гастрономах-электричках и третировал родную мать. «Накликал… - подумалось мне. – Аукнулось!»
Можно было бы сказать, что это длилось целую вечность – но к чему городить такую банальную фигню? Нет, это длилось едва ли больше двух минут. Под конец – я принялся извиваться и дергаться уже не от строптивости, а от удушья. Как пишут в пасторальной классике – «смеркалось». В моих глазах. И как раз, когда я готов уж был начать переговоры с агентами Создателя касательно купли-продажи моей души, - Леха выдернул мою голову из акриловой пучины.
Я стоял перед ним, угрюмый и молчаливый, одышливый, обтекающий и смущенный. Вода с мокрых волос сочилась за шиворот, противно-щекотными ручейками. Но более всего меня смущало то, как… топырились мои домашние треники.
Это были добротные треники, Рибок, в меру облегающие и в меру просторные. Но вот на что они годились менее всего - так это на сокрытие эрекции. Та же, возникнув в столь неподобающих обстоятельствах, являла стойкость обороны Козельска и не думала униматься.
- Пойдем, присядем, поговорим! – вполне миролюбиво предложил Леха.
Мы проследовали на кухню, уселись на табуретки, Леха снова закурил и завел вдумчивый, проникновенный монолог.
- Знаешь, Саш, все течет, все меняется… и, типа, река жизни расширяет свое русло на пути к большому волнительному океану… короче, не за горами то время, когда ты сам будешь водить девок на эту хавиру. И наверно, ты был бы безмерно признателен, если б я стоял рядом, наставлял… вставлял… Нет, это – уж ты сам!.. Но, типа, я бы рассказывал, чо да как, и ты перся бы от такой заботы, и подружка твоя тем более перлась бы, пропертая еще и тобой… потому что ведь это ж просто охуительно, когда над твой койкой дирижирует такой квалифицированный специалист по художественной ебле, не-се-па?
Я хмыкнул. Да, нельзя не признать: в некоторых аспектах Братец Леша далек от скромности. Нельзя не признать и другое: в тех же аспектах он далек от поводов для скромности. Он продолжал:
- Но, как ты знаешь, я – эгоистическая скотина и покидаю сию, блин, юдоль. Нет-нет, конечно, я буду навещать вас, заглядывать на чаек, сто пудов. И ты – be my guest. Но, увы, я не смогу, чиста, координировать твои ****ельские эксперименты. Простишь ли ты мне? Увы, увы! Однако, - он воодушевился, - я могу поведать кое-что на словах. Типа, основы технологического процесса.
- Да я, в общем, в курсе… - буркнул я. – *** там сложного?
Леха живо подхватил:
- Точно! И в *** – нихуя сложного, и в ****е – тем более нихуя сложного… особенно, когда в ней нет хуя! Но процесс ебли подразумевает как раз тот случай, когда в ****е наличествует хуй. И, находясь там, он совершает возвратно-поступательные движения, в просторечии именуемые фрикциями. Так вот, скажу я тебе, обычно хуй с честью… и с высоко поднятой головой… переносит тяготы и лишения боевой службы… Тем более, что для него, для хуя, это нихуя не тяготы и тем более – не лишения. Нет, обычно ему там, в ****е, комфортно и приятно. Там тепло, там адекватная знойная влажность… уютное местечко, что говорить!
Я слушал, не перебивая. Ничего нового покамест я не узнал – примерно так я и представлял себе ****у по картинкам и порнофильмам – но порою просто в кайф слушать Лехино ****обольство. Он весьма артистичен.
Леха поднял палец:
- Но! Уж поверь мне, в жизни всякого пацана бывают не самые радостные моменты, когда *** вдруг вздумает поиграть в саботаж производственного цикла. Чиста, вредитель генитального хозяйства и враг сексуального труда. Он фелонит, он норовит сдуться из горделивого фаллоса до сморщенного, дряблого пениса. Проще говоря – нестояк. Да, Санек, это бывает. Иногда – от нервов, иногда – с перепою… а иногда – хуй его вообще знает, отчего такая беда…
- И уж конечно, - Леха печально покачал головой, - это здорово напрягает! Чувствуешь себя – дурак дураком. Казалось бы: вот девка голая, вот и *** в ****е – так чего ему, подлецу, еще надобно? Засада, блин! А представь, каково девчонке? Хорошо, если она тертая, толковая ****ина и знает, как оно по жизни бывает. А если целочка, наивняк? Вот и думает: то ль ****а моя корявая, не в сторону советской власти закрученная, то ли – с мерином безмудым связалась?
Я возразил:
- Ну, они ж тоже книжки познавательные читают…
Леха вскинулся:
- Саша! Верь мне! Книжки – они, конечно, читают. Но вычитывают оттуда – что им по жизни нравится. В книжках пишут, что средний размер – семнадцать сантиметров, да и пятнадцать – уже заебись. Но девка вычитывает – что бывают и по двадцать пять. И если у тебя малость недотягивает – она готова простить этот, блин, линейный дефицит ***, но ждет, по крайней мере, компетентной ебли. Поэтому, возвращаясь к вопросу: что делать, если у тебя – Опал… как в анеке про доисторические болгарские сигареты.
- Что ж, - Леха напустил потешный до крайности академический вид, - светила ****ельской науки предлагают несколько путей решения проблемы. Во-первых, можно вынуть и сказать девке: «Милая! Подсоси, пожалуйста!» Но – не все это поймут. Иная оскорбится. «Вот еще! За что ж это буду я его, такого нестабильного, губками тешить? Не заслужил!» А бывает, что девка дает в охотку, без выпендрежа и без колебаний, хушь в метро, в час-пик, ее рачком загибай, но за щечку – ни в какую. Типа, причуды, комплексы. И это, типа, надо уважать, считаться… потому что если не любит сосать – значит, и не умеет. Так чего силком в рот совать, когда все одно без кайфа?
Признаться, я подумал, что Леха чуть лукавит и причина в другом. Одно дело – обычное изнасилование, но оральное – тогда я с трудом себе представлял. Как? Ведь там же зубы! Даже если ствол к голове приставить – все равно риск остается. Вот таким робким и застенчивым юношей был я в тринадцать лет.
- Другой метод, - продолжал Леха, - вынуть и надрочить самому. Типа, ручная коррекция гидравлики. Правда, иные девчонки и тут обижаются. Говорят: «А меня попросить пососать – западло, что ли?» Заметь, это говорят те самые, которые пошлют тебя нахуй, если пососать просишь ты. «Да ну его, нестабильного…» Это, Саша, общая и фундаментальная фигня, которую надо знать про девчонок. Загадочные они – и в том, типа, их главная фишка шарма. Как ни засаживай – а до сокровенных глубин души не добуришься, и всегда останется в ней некая тайна…
- Воот… Иные же барышни – ничего не говорят, но в их одухотворенных очах читается горький упрек: «Да нешто хозяйская рука ему приятней моей ****енки?» Что ответить тут? Не приятнее, а… оперативнее. «Своя рука владыка», как говорится. Спору нет, Саш, кончать – и благостнее, и мощнее в ****у получается, чем в кулак. Это примерно как прыжки на батуте и реальное, природное землетрясение. Или, скажем, как в магазине живого карпа купить – или в речке выловить. Типа того...
Что ж, тогда не имелось у меня достаточной экспериментальной базы для сравнения, в смысле – куда благостнее кончать, но Лехе я верил на слово… Он же – поспешил оговориться:
- Хотя, конечно, кушать хочется каждый день, а не только в выходные на рыбалке… и ****ься хочется каждый день… да не единожды… и если подперло, а девки под рукой нет – то сами-то руки всегда в наличии! Поэтому я не понимаю парней, которые говорят: «Мне хватает ебли, а дрочка – для убогих». Это все равно как хвастать: «Я ссу только в сортире Большого Театра!» Ну да, был я Большом Театре. Хороший там сортир. Но это ж, блин, не значит, что если подперло в глухом лесу – надо все бросать и подрываться в Большой Театр? Нет, и в лесу, на природе – нормально ссытся. А коль взыграет ретивое – так не грех и вздрочнуть на пестрый ствол родной березки под благоуханным пологом древесных кущ. Святое дело!
- Поэтому, Санек, таким пафосным парням следует отвечать: «То, что неделю назад ты кого-то трахнул и с тех пор тебе не хочется – это нихуя не повод для гордости. Это, чиста, повод к доктору сходить». Хотя, скорее всего, никого этот мозгоеб не трахал, кроме своих и чужих мозгов, а напропалую дрочит, как ****ит, а ****ит – как дышит! И жутко с этого дела страдает, потому как по жизни ****острадалец, что особенно люто усугубляется в отсутствие ****ы. Ну да – это было лирическое отступление.
- Итак, бразер, есть третий способ восстановить потенциал сексуальной агрессии. Очень простой. Возможно, ты его уже сам просек. Но все-таки обозначим, ради научной полноты. Метод – попросту задержать дыхание. Да – that’s it, just that simple… Признаться, я не с самого начала ведал этот способ. И был у меня досадный случай, лет в пятнадцать, когда из-за своей неосведомленности я посрался с очень перспективной барышней. Я был тогда бухой в жопу, и у меня не то что не стоял, но, как говорится, – ВАЛЯЛСЯ. И она мне этого не простила. Увы, увы… Быть может, там еще сыграло роль то, что я, от грусти и отчаяния, блеванул прямо на ее белоснежную кофточку… oui, peut-etre… Но, так или иначе, увял росток многообещающей и пышной любви, увял безнадежно…
- Между тем, этот фокус, с задержкой дыхания – он работает практически безотказно. Yeah, the magic really works! Только, единственно что: не надо себя жалеть! Ведь любовь требует жертв, душа обязана трудиться – и все такое. Поэтому придавить дыхалку надо капитально, до судорог и легкого помутнения. Вот тогда… тогда – наверняка… вдруг запляшут облака, и в небе радуга зажжется… и, как есть, залупа улыбнется! Короче, пламя страсти воспрянет и взъярится. Да, это чем-то похоже на разведение костра в мокредь. Огонек поначалу такой робкий… Полный бесполезняк - елозить в ****е обмякшим ***м, когда гандон – «а еще они мнутся и гнутся». Одна досада!
- Поэтому – первым делом надо уберечь огонек от ветра. Для того – ты и задерживаешь дыхание. А вот дальше, когда язычок пламени устремляется ввысь – ты начинаешь подпитывать его веточками фрикций. Типа, есть контакт! От винта! Тяга сто, приборы двадцать – и ероплан по****овал по взлетной полосе! Отрыв! Шасси! Закрылки! Полет проходит нормально – и теперь уж никакие ветры не загасят этот пламень великой любви, бьющий из всех соплей… То бишь, «сопл». Или как там прально?
- Ну а там уж – и цель недалече. “Whiskey-one, Whiskey-one! Foxtrot-Tango on position for attack. You copy? – Acknowledged! Target confirmed! – Roger that! Rock’n’roll!” Типа того… Но вот тут Санек, - Леха, раздухарившийся в процессе своих боевитых «радиопереговоров», чуть помрачнел лицом и нахмурился, - тут тоже бывает порой засада! Типа, стоит-то – заебись, да только впрямь заебался уж ее ****ь. Она уж по пятому кругу откончалась, а у тебя – спусковой механизм заклинило наглухо. Это, опять же, случается по пьяни. И какой путь ко спасению? Да тот же самый! Крепко задержать дыхание, реально наступить на горло своей песне! И через пару минут ты кончишь так, что гандон прошьет навылет, как бронежилет Made in PRC! Поэтому, к слову, - Леха чуть понизил голос и поморщился, - всегда лучше иметь под рукой таблетки «аварийной зачистки», типа, «на утро»… Если, конечно, девочка не «околпаченная» или не сидит на «противозайчаточных» колесах.
Пожалуй, последнее предостережение было излишним. После первой же своей ночной поллюции я обзавелся коробочкой Контекса и упаковкой Постинола, которые носил с собой постоянно. Так, на всякий случай. Вдруг, моим вновь обретенным половым потенциалом заинтересуется какая-нибудь приветливая нимфоманка и заминка станет лишь за «системой безопасности»?
Меж тем, потенциал, вздыбившийся от утопления в ванной, и не думал спадать. Вероятно, увлекательный Лехин рассказ заинтересовал его, и он изо всех сил тянул голову: «Чего? Совсем нифига не слышно за этим Рибоком и этими трусами!» Под конец же – его, потенциала, нетерпеливость сделалась вовсе неприличной.
Поблагодарив братца за содержательную лекцию, я пробормотал: «Пойду, пожалуй, голову сполосну». И удалился. Наверное, трудно было придумать более идиотскую отмазку для уединения в ванной. Но Леха нашел в себе деликатность, чтобы не ухмыльнуться.
И когда я вернулся минуты через три - его физиономия по-прежнему хранила серьезную задумчивость. Насколько это вообще возможно для его рас****яйской физиономии.
Не желая дольше испытывать его тактичность, я, малость зардевшийся и немало запыхавшийся, увесисто покачал головой и объявил:
- Да! Знаешь, реально… способствует!
- Пользуйся… - скромно сказал Леха. И напутствовал, тривиально, однако душевно: - Good fuck!
К тому времени я уж совершенно не помнил, за что придавил на него жабу. Как не помню и нынче, по прошествии восьми лет. Вся эта история, в особенности наша с Лехой ссора, - все это было так давно и глупо…
Я бы не стал вспоминать эту дурацкую историю, но сейчас мне подумалось: на просторах Интернета вообще и сетературы в частности обитает, что ни для кого не секрет, множество совсем юных созданий, только-только вступающих в жизнь. Не менее того здесь - посланцев отдаленных звездных систем, имеющих довольно смутные представления о физиологии земного вида homo sapiens. В частности – не знающих даже, когда у мальчиков впервые бывает эрекция.
Так возможно, какая-то информация, изложенная выше, окажется для них небесполезна…