Леший
авантюрный роман
ГЛАВА 22
26 июня 2003 года, четверг
Прохладная сырость тумана висела над влажной землёй. Побеги молодой травы гнулись под тяжестью серебристых капель росы. Пронзая плотные кроны деревьев, острые лучики утреннего солнца выпаривали из травы ночную влагу. Проснувшаяся природа пела птичьими голосами, стрекотом насекомых и ленивым лаем сытых деревенских псов. Где-то с гребня частокола прокричал горластый петух. Заблудившийся крот вынырнул из-под земли, поводил по сторонам чутким носом и, не обнаружив на поверхности ничего, достойного кротиного внимания, нырнул обратно в нору.
Марат зевнул, потянулся и открыл глаза.
Было холодно.
Кинув взгляд на часы, Фукс выбрался из отсыревшего спального мешка. Было шесть часов утра. Слева, из застёгнутого наглухо спальника пробивался ровный раскатистый храп профессора Лиховцева. Городские туфли этнографа стояли в углу палатки, у самого входа. В одной из туфель, фыркая, копошился молодой ёжик. Потревоженный движениями Марата, ёж пугливо выскочил из туфли и шустро нырнул в щель от неплотно застёгнутой «молнии». Марат улыбнулся.
В дорожной сумке путешественник отыскал резиновые сапоги. Брезентовый пол палатки был насквозь мокрым. Фукс наконец понял, зачем нужны еловые лапы. Захватив мыло и полотенце, он тихо, стараясь не разбудить почивающего профессора, выбрался из палатки.
Лагерь спал.
Густая пелена тумана доходила до пояса. Брюки путешественника мгновенно впитали в себя влагу и обрели тяжесть свинцовых вериг. Вдохнув полной грудью, Марат направился к воде.
От палатки до берега Печевского озера было не более пятидесяти шагов. Зеркальная гладь водоёма простиралась на два-три километра. Песчаный пляж был вполне пригоден для комфортного купания. Марат разделся и смело вошёл в воду. Дно в этом месте оказалось ровным и отлогим, вода напоминала парное молоко. Путешественник с удовольствием совершил обряд омовения. Вернувшись на сушу, он ощутил прилив бодрости и зверского аппетита.
Вытираясь, Фукс заметил вдалеке две лодки. То, что это рыбаки, ясно было и без бинокля. Они не то ставили, не то снимали сеть. «Значит, деревня обитаема, - с удовлетворением отметил технический директор. – Это уже неплохо. Пожалуй, стоит попытаться навести мосты с аборигенами».
Городские жители, оказавшись на лоне природы, имеют свойство пробуждаться поздно. Нарушать сладкий сон соратников Фукс не хотел. Наскоро подкрепившись сухарями и остывшим чаем из термоса, он отправился в деревню.
Пёлдуши, как отметил этнограф в своих записках, имели в своём составе семь домов. Точнее, семь хозяйств. Каждое такое хозяйство состояло из небольшой рубленой избы, бани, просторного огорода, и двух-трёх подсобных построек, служивших – какая для хранения хозяйственного инвентаря, какая для содержания домашнего скота. Территория каждого собственника была обнесена невысоким плетёным заборчиком с калиткой и вросшими в землю двустворчатыми воротами. Сквозь деревню пролегала единственная дорога, точнее сказать, заросшая травой тропа с едва угадывающимися следами тракторных шин. По правую руку, ближе к озеру, стояли четыре дома, по левую, на пригорке, - ещё три.
Марат окинул деревню пытливым взором покорителя мира. С пригорка доносились козье блеяние и кудахтанье кур. Эти признаки ведения подсобного хозяйства вдохнули в путешественника уверенность. Приосанившись, Марат направился к калитке.
Не ведая о дипломатической деятельности технического директора, лагерь мучительно пробуждался. Искателей приключений душил утренний холод. В то время как утомлённые организмы требовали продолжения отдыха, зябкая сырость вытравливала их из неуютных походных жилищ. Первым не выдержал инженер Колышкин. Морщась от недовольства, он выглянул из палатки, желая убедиться, что с его «Дельфином» за ночь не произошло никаких неприятностей. Аппарат был на месте. Сняв с души этот камень, изобретатель принялся будить Мензуркина, с которым делил тонкий брезентовый кров. Егор давно не спал, но никак не мог решиться выбраться из спального мешка. Активность соседа по палатке он воспринял с благодарностью.
- Надо бы развести костёр, - стуча зубами, предложил Вадим Ерофеевич.
- А чего остальные, уже встали? – спросил Егор.
- Спят, кажется. По крайней мере, на поляне никого не видно.
- Ладно, надо вставать, - решился юноша и стал выбираться из спальника.
В этот момент атмосферу прорезал истошный женский визг. Колышкин покрылся мурашками. Егор втянул голову в плечи и испуганно завращал глазами. Крик повторился.
- Что это? – испуганно прошептал Мензуркин.
- Кажется, это Люба, - заметил изобретатель и мужественно выбрался из палатки.
Егор пугливо последовал за ним.
Между тем, Любочкин крик сменился её же ругательствами. На шум выскочил полусонный этнограф. А секундой позже к удивлению публики из кричащей палатки ласточкой выпорхнул Акакий Сидорович с окровавленным лицом. Палатка продолжала шуметь истерическим девичьим негодованием. Раненый криптозоолог протяжно мычал, безуспешно стараясь выбраться из спального мешка. Из палатки вылетел ботинок и ударил доцента в непокрытую голову. Этот удар судьбы Акакий Сидорович принял с необъяснимым смирением.
Разинув рты, Лиховцев, Мензуркин и Колышкин стояли вокруг томящегося доцента и не знали, что делать. Причина конфликта была им неведома.
А произошло вот что. Ещё накануне, поздним вечером, когда члены экспедиции распределяли спальные места, Люба выбрала себе палатку и, сдвинув вплотную два матраса, определила, что её соседом и ночным телохранителем будет Фукс. С этой уверенностью она и заснула, повинуясь воле уставшего юного организма. Остальные укладывались позже. Марат, подозревавший, что от девицы можно ждать всяких провокаций, схитрил. Он устроил в Любочкиной палатке доцента Подковырова, а сам ушёл спать к этнографу. Не подозревая о коварном ходе возлюбленного, Люба, едва проснувшись, приступила к выполнению давно задуманного плана обольщения. Расстегнув спальный мешок, она прижалась обнажённой грудью к мирно сопящему телу соседа. Сосед, укутанный с головой, лежал к девице спиной и на тепло женского тела никак не реагировал. Люба, естественно, не собиралась останавливаться на этом непрочном достижении. Пробравшись ловкой ручкой под застёжку соседского спальника, она неторопливо, но страстно принялась поглаживать укутанное в тряпки тело доцента. Свои ласки девушка подкрепляла нежным шёпотом возбуждающего содержания.
Акакий Сидорович не спал. Не знавший женщины организм учёного упорно сопротивлялся. Дивясь проявленному к себе интересу, криптозоолог вжимался в матрас, но усилия его были тщетны: ухаживания юной обольстительницы были слишком настойчивы. Горячее дыхание девушки, её пылкие признания и бархатное прикосновение мягкой ладошки рождали в голове Подковырова незнакомые, пугающие своей дерзостью мысли. По участившемуся дыханию соседа Люба определила, что тот не спит. Это открытие придало ей смелости. Совратительница положила руку на живот обольщаемого объекта и, вздрагивая от стука собственного сердечка, медленно повела ладошку вниз. У Подковырова потемнело в глазах.
По мере движения девичьей руки доцент всё больше укреплялся в сознании собственной неотразимости. Влажные губы красавицы, касаясь волосатого уха, непрестанно шептали нежные слова. Желание потерять невинность приняло обоюдный характер. Доцент наконец решился.
Повернув перекошенное страстью лицо, Акакий Сидорович сложил мятые губы трубочкой. Никогда раньше ему не приходилось целоваться, но техника поцелуя была знакома ему по лирическим сценам кинокартин. Близорукие глаза учёного не уловили перемены в лице красотки. В противном случае он успел бы среагировать и сохранить здоровье.
Первый истерический вопль вырвался из груди девушки уже после того, как она смазала по носу Подковырова его же собственным ботинком, так некстати попавшим под горячую руку. От второго удара совращённый доцент тоже не смог уклониться. В результате пострадало левое ухо. Третьего удара неудачливый искатель простого человеческого счастья дожидаться не стал, и как был - в спальнике, выскочил из палатки…
Вид окровавленного криптозоолога родил в головах свидетелей финальной части конфликта целый ряд ужасных и нелепых предположений. Колышкин и Мензуркин бросились к доценту с расспросами и желанием оказать первую медицинскую помощь. Лиховцев же, движимый родительскими чувствами, устремился к рыдающей дочери. Однако, влезая в палатку, профессор проявил крайнюю степень осторожности, памятуя о том, что у всякого ботинка должна быть пара. Схлопотать по седой голове тяжёлым каблуком Илья Фомич не желал даже во имя спокойствия любимого чада.
Этнографу повезло. Силы уже покинули Любашу, и она рыдала, прикрыв страдающую грудь мокрой от слёз кофточкой. Застав дочь в таком недвусмысленном положении, Лиховцев рассвирепел.
- Он что, пытался тебя изнасиловать? – прошипел учёный сквозь зубы.
Люба горестно кивнула.
Илья Фомич в ярости выскочил из палатки. Растолкав Егора и Колышкина, пытавшихся забинтовать голову доцента, этнограф схватил коллегу за больное ухо. Акакий Сидорович взвыл раненым ягнёнком. Илья Фомич немедленно извинился и взял Подковырова за другое ухо. Криптозоолог почувствовал облегчение.
Не находя слов, Лиховцев крутил ухо доцента и шипел потревоженной коброй. Акакий Сидорович стойко переносил тяготы наказания. Егор и Вадим Ерофеевич изумлённо наблюдали за странным общением учёных. Обоим казалось, что они видят нелепый бессмысленный сон. В конце концов, профессор обессилел и, отпустив доцента, устало сел в мокрую траву. Закрыв лицо руками, Илья Фомич жалобно всхлипнул и по-бабьи зарыдал. Подковыров тоже пустил слезу. За этим несообразным занятием и застал учёных вернувшийся из деревни Фукс.
- Что здесь происходит? – строго спросил технический директор. – У-у-у… Кажется, мальчики повздорили… Кто мне объяснит, что они не поделили?
Егор виновато пожал плечами. Изобретатель широко развёл руками, давая тем самым понять, что и сам находится в полнейшем неведении.
- Чёрт-те что такое! – возмутился Марат. – На минуту нельзя оставить без присмотра. Стыдно, господа! Солидные люди, седые головы, а ведёте себя как дворовая шпана. Егор, принесите, пожалуйста, аптечку.
- Вот она, - отозвался Мензуркин. – Уже взяли…
- Хорошо. Разводите костёр. Надо вскипятить воду. Вадим Ерофеевич, помогите юноше. А я займусь ранеными.
Пока Фукс бинтовал Подковырова, которому изрядно досталось от семьи Лиховцевых, Люба пришла в себя. Сгорая от стыда, она быстро оделась, но из палатки выйти не решалась, опасаясь расспросов.
Марата она ненавидела.
Сырые дрова никак не хотели воспламеняться. Колышкин решил применить бензин и пошёл за канистрой. Этнограф, страдая, удалился в кусты.
- Эк он вас уделал, милейший, - посочувствовал Марат криптозоологу. – Надо остановить кровотечение. Сейчас я дам вам перекись.
Подковыров всхлипнул.
- А где же Люба? – спохватился Фукс, оглядываясь по сторонам.
Доцент жалобно мяукнул.
- Она в палатке, - сказал Егор.
- Спит?
- Нет. Кажется, ревёт.
- Ясно, - понимающе кивнул технический директор. – Значит, старики подрались из-за неё… Акакий Сидорович, держите ватку. Вот так, прижмите ноздрю… Что же послужило причиной столь серьёзной размолвки?
Доцент молчал как партизан. Егор был в неведении и не мог прояснить картину происшествия. Вернулся Колышкин с бензином и быстро разжёг костёр. Марат наложил на уши пациента повязку с компрессом.
- До свадьбы заживёт, - заключил он с медицинской уверенностью. – Егор, у меня к вам личная просьба…
- Да?
- Разыщите Лиховцева и приведите сюда. Скажите, что я назначил совещание.
- А если он…
- Будет упираться – тащите силой! – решительно потребовал Фукс, почувствовавший опасность срыва экспедиции.
Наделённый столь широкими полномочиями, Мензуркин бегом отправился на поиски учёного. Оказанное командором доверие ему льстило. Профессора он нашёл в кустах сирени. Тяжело переживая случившееся, Лиховцев сидел на земле и пытался думать. Но ему мешали комары. Так что сообщению Егора он даже немного обрадовался. Не оказав сопротивления, этнограф легко позволил вернуть себя в лагерь.
Марат вышагивал возле пылающего костра. Он выглядел подтянутым и собранным.
- Присядьте, профессор, - сказал технический директор, указав рукой на складной стул. – Разговор предстоит серьёзный. Господа, прошу всех садиться. Егор, попросите Любу присоединиться к нам. Собрание общее…
Мензуркин послушно сбегал к Любиной палатке, но после короткого общения через застёгнутый вход вернулся ни с чем.
- Ну что ж, начнём без неё, – решил Фукс. – Успех экспедиции не должен зависеть от женских капризов.
- Ребёнок подвергся нападению! – вступился за дочку этнограф. – Она пережила глубочайший шок. Это надо понять!
- О каком нападении идёт речь? – спросил Марат Арнольдович. - Что вы имеете в виду? Объяснитесь яснее, профессор.
- Объясняет пускай этот господин! – драматично воскликнул Лиховцев, обличительно указав перстом на криптозоолога.
- Акакий Сидорович, - обратился Фукс к обвиняемому. – Что вы можете сказать коллективу по сути вопроса?
- Это какой-то кошмар, - понуро произнёс Подковыров. – Полное безумие…
- Прошу вас излагать исключительно факты, - строго попросил технический директор. – Психотерапевтические выводы я сделаю сам.
- Да какие уж тут факты… Посмотрите на моё лицо. Разве это не факт?
- Илья Фомич обвинил вас в сексуальных домогательствах к Любе. Такой факт имел место?
- Боже упаси! – испугался Акакий Сидорович и замахал руками, словно отгоняя от себя наваждение. – Я просто спал, а когда открыл глаза, получил ботинком в нос, потом в ухо. Я ничего не понял. Тогда я выскочил на улицу и… попал в руки Ильи Фомича.
- Это всё?
- Всё.
- Итак, позиция защиты ясна, - подытожил Марат. – Теперь выслушаем сторону обвинения. Илья Фомич, какими фактами располагаете вы?
- Мне неприятна эта тема, - мрачно произнёс этнограф.
- А кому приятна? – возразил Фукс. – Однако считаю своим долгом разобрать сей случай до конца. Поймите меня правильно, профессор. Это не праздное любопытство. Если конфликт не будет исчерпан, экспедиция будет сорвана. Вы осознаёте это?
Этнограф кивнул.
- Тогда прошу изложить известные вам факты. Вы были свидетелем сексуальных домогательств обвиняемого?
- Мне сказала об этом Люба.
- Это ложь! – взвизгнул неожиданно осмелевший криптозоолог.
- Вас мы уже выслушали, уважаемый, - осадил доцента путешественник. – Илья Фомич, продолжайте, пожалуйста…
- Мне нечего добавить, - пряча взгляд в землю, процедил этнограф.
В сущности большего от Лиховцева и не требовалось. Картина происшествия в целом сложилась в голове Фукса, но он хотел не просто доискаться до истины, а прежде всего положить конец наметившейся размолвке.
- Что ж, всё-таки придётся выслушать потерпевшую сторону, - с сожалением сообщил Фукс. – Профессор, приведите Любу.
Илья Фомич покорно встал и приблизился к палатке. Общался с дочерью он, как и Егор, через плотно застёгнутый вход. Любаша в своём нежелании покидать убежище была непреклонна.
- Ну, хорошо, - пошёл на попятную технический директор. – Не будем перегружать неокрепшую психику ребёнка. Профессор, вернитесь на место… Поскольку никому больше нечего добавить к уже сказанному, выступлю я.
Этнограф занял своё место у костра. Коллектив притих, с надеждой ожидая выступления Фукса. Марат Арнольдович держал воспитательную паузу. Под его проницательным взглядом участники общего собрания чувствовали себя неуютно. Нервничая, Егор на лету поймал муху в кулак и боялся её отпустить, чтобы не сбить командора с мысли. Колышкину было нестерпимо стыдно за всех. Он бесцельно теребил в руках набор щупов для проверки зазоров, борясь с желанием немедленно завести болотоход. Тяжесть скандальной ссоры довлела над обоими учёными. Они готовы были пожертвовать своими учёными степенями ради того, чтобы замять конфликт, но не представляли, каким образом это можно сделать. Все надежды они возлагали на заключительную речь технического директора.
- Итак, господа, послушайте теперь, как мне представляется ход имевших место событий. Свои выводы я сделал на основании ваших показаний и собственных умозаключений. Дело, по моему разумению, обстояло так. Любочке просто-напросто приснился кошмарный сон. Сексуальные домогательства были лишь частью этого сна. Проснувшись глазами, мыслями она всё ещё оставалась в своём кошмаре. Это часто бывает с людьми впечатлительными, особенно с детьми. Подростковые фобии часто связаны именно с феноменом неполного перехода от грёз к реальности. Это я вам говорю как специалист в области психоанализа. Так вот, находясь в переходном состоянии, Любаша увидела Акакия Сидоровича и восприняла его присутствие как продолжение своего ночного кошмара. Тогда-то она и принялась лупить криптозоолога ботинком по физиономии, не считаясь с явной асоциальностью такого поведения. Повторяю, мозг ребёнка всё ещё находился под впечатлением ночного кошмара. Не стоит ругать девочку за это, ибо в том нет её вины. После, когда она окончательно проснулась, весь ужас этой драматической ошибки навалился на подростка непосильным грузом. Ребёнок попросту испугался последствий своего рукоприкладства и ушёл в глухую оборону. А чем может ребёнок защитить себя от гнева взрослых и, в особенности, от родительской немилости? Только спасительным враньём! Вот Любаша и вынуждена была согласиться с прозвучавшим предположением об имевшем якобы место сексуальном домогательстве со стороны уважаемого Акакия Сидоровича. Ведь идею о попытке изнасилования, наверняка, первым озвучили вы, Илья Фомич? Не так ли?
- Точно! – поражённый глубиной мысли Фукса сообщил этнограф. – Я предположил, а Любочка только кивнула… Боже мой, какой же я осёл!..
Самокритичное замечание этнографа понравилось Фуксу. Он одобрительно кивнул. Криптозоолог воспрянул духом. Речь технического директора выглядела столь убедительно, что Акакий Сидорович готов был сам поверить в эту красивую психоаналитическую сказку. Сам же рассказчик, разумеется, не питал обманчивых иллюзий. Сознавая полнейшую вздорность своих объяснений, Марат Арнольдович преследовал единственную цель: примирить враждующие стороны. В выборе средств он себя не ограничивал.
- Акакий Сидорович, - обратился к доценту Марат, - у вас есть возражения по существу моей гипотезы?
У Подковырова возражений, естественно, не было.
- Илья Фомич, поговорите с дочерью. Думаю, она должна сознаться. Только будьте с ней помягче. В этом возрасте девочки особенно ранимы…
Любаша, которая, конечно же, слышала каждое слово из этой театральной комедии, оценила либретто Фукса. Подозревая, что Марат не настолько глуп, чтобы верить в собственное сочинение, девушка мучительно переживала свой позор. Теперь Марат будет над ней смеяться. Конечно, не вслух, но про себя уж точно. И самое страшное, думала Люба, что будет при этом совершенно прав! Она заслужила эти насмешки. Ей хотелось провалиться сквозь землю и никогда не вылезать из недр. А тут ещё явился отец со своими глупыми расспросами…
Любу кольнуло сволочное желание в отместку всем, а в особенности Марату, упорно держаться версии о попытке изнасилования, но у неё хватило здравого смысла отказаться от этой затеи. В итоге она полностью подтвердила гипотезу Фукса и даже публично извинилась перед Подковыровым. Просил прощения и Лиховцев. Он долго расшаркивался перед побитым коллегой, умоляя не держать на его семью зла. Акакий Сидорович был снисходителен и легко поддался на уговоры этнографа. Хрупкий мир в рядах коллектива был восстановлен.
Вода в котелке закипела.
Мензуркин бросил три столовых ложки чая в кипяток и выставил на складной столик походные алюминиевые кружки. Илья Фомич с небывалым усердием помогал Егору накрывать на стол. Люба, умыв лицо, принялась наносить макияж. Женщина при любых обстоятельствах остаётся женщиной. Даже после драки с доцентом Люба ощущала необходимость выглядеть неотразимо. Марат перелил чай в термос и наполнил котелок очередной порцией воды. Он не желал избавляться от укоренившейся привычки начинать утро с чашечки горячего кофе.
Инженер Колышкин, не находя применения своим талантам в кухонной возне, бесцельно крутился возле «Дельфина». Акакий Сидорович восседал за столом как король на именинах и благосклонно принимал ухаживания этнографа.
Атмосфера в лагере приближалась к домашней.
Меню завтрака было небогатым: холодная тушёнка и поджаренный на костре хлеб. Были ещё варёные яйца с солью, взятые из города, но к ним никто не притронулся. Чай и кофе распределили каждый по своему желанию.
Изобретатель, закончив трапезу, закурил сигару.
Марат взял слово.
- Дорогие друзья! – начал он пафосно. – Во-первых, позвольте выразить надежду, что сегодняшний нелепый инцидент станет последней размолвкой в наших сплочённых рядах…
Илья Фомич натянуто зааплодировал. Подковыров, сохраняя достоинство, чинно кивнул. Остальные участники экспедиции, занятые перевариванием пищи, из великолепной фразы оратора не вывели для себя никакой морали. Не дождавшись оваций, Фукс перешёл к делу:
- Пока вы все спали, я успел прогуляться по деревне.
- Неужели? – оживился этнограф.
- Не сомневайтесь, профессор. Я даже пообщался с некоторыми местными жителями.
- Это очень любопытно… - заинтересовался криптозоолог. – Что же вы от них узнали? Кто-нибудь из них встречался с реликтовым гоминоидом?
- Об этом я не спрашивал. Но я рад, что не все забыли о той цели, с которой мы сюда прибыли… Однако первым делом надо создать плацдарм, что называется укрепить тылы. Все понимают, о чём я веду речь?
- Понятно, чего уж, - нетерпеливо бросил Егор.
- Продолжайте, милейший, - попросил Илья Фомич.
- По результатам рекогносцировки я сделал несколько определяющих выводов. Перечислю их по пальцам. Первое. Население настроено по отношению к нам нейтрально. То есть, хлеба-соли мы вряд ли дождёмся, но и откровенного свинства по отношению к экспедиции никто устраивать не намерен. Народ здесь мирный… Второе. Из семи домов в данный момент населены только три. Однако бесхозных строений нет. Пустующие четыре дома имеют своих собственников. Жизнь приходит в них зимой, с наступлением охотничьего сезона. Так что вселиться в них мы не вправе, ибо это может быть расценено как грубейшее попрание прав собственника. Третье. Деревня не электрифицирована.
- У нас есть дизель-генератор! – подал голос изобретатель.
- Спасибо, Вадим Ерофеич, я помню, - сказал Фукс. - При экономном использовании топлива должно хватить на две недели.
- Но провода! – воскликнул вдруг Мензуркин. – Глядите, вон столбы же стоят с проводами…
- И впрямь, провода! – удивился Акакий Сидорович. – Что же это тогда, если не электричество?
- Может, телеграф? – предположил этнограф.
- Господа, тише! – попросил Фукс. – Не все сразу, пожалуйста. Я всё вам объясню. Это на самом деле линия электропередачи. Только электричества в ней нет. Пятнадцатикилометровый участок кабеля украден ещё в позапрошлом году.
- Охотники за цветным металлом, - пояснил Колышкин, знакомый с этой бедой не понаслышке.
- Вандализм! – возмутился Лиховцев, поправляя очки.
- А рыба в озере водится? – простодушно спросил Мензуркин.
- Водится, - заверил юношу Марат на фоне недовольного шипения учёных. – Но речь в данный момент не об этом. В трёх обитаемых домах проживают шесть человек. Три старухи, один лежачий дед и два его племянника. Они сейчас как раз на озере – ставят сети. Дом нам никто не сдаст.
- Какая неприятность, - огорчился криптозоолог.
- А часть дома? – спросил Лиховцев.
- Здешние дома не делятся на части, профессор. Планировка не позволяет.
- Как же быть? – расстроился Акакий Сидорович, который после сегодняшнего происшествия боялся даже думать о ночлеге в палатке.
- Я договорился с одной старухой. Она согласилась предоставить нам для проживания баню.
- Отлично! – обрадовался Подковыров.
- А сколько она запросила? – практично осведомился Мензуркин.
- Какая разница! – нетерпеливо и щедро возразил этнограф.
- Баба Нюра не возьмёт с нас денег. Она ими давно не пользуется…
- Какая милая старушка, - подала голос Любаша.
- В качестве оплаты она попросила заготовить ей запас дров на зиму, - пояснил Марат. – Так что придётся поработать шабашниками…
- А что? Вполне приемлемое условие, - одобрительно отозвался Илья Фомич, который был убеждён, что как начальнику экспедиции ему не придётся принимать участия в трудовой повинности.
- Что же мы сидим? Надо немедленно осваивать помещение, - заторопился криптозоолог. - Чем быстрее мы обустроим штаб, тем раньше начнём поиски лешего!
- Какого лешего? – удивлённо произнёс Колышкин, при этом вопрос изобретателя прозвучал как ругательство.
- Я не успел рассказать Вадиму Ерофеевичу о цели нашей экспедиции, - пояснил Фукс изумлённым соратникам. – Илья Фомич, убедительная просьба, введите инженера в курс дела. Заодно поможете ему снять палатки.
- Почту за честь, - высокопарно изрёк этнограф. – Не знаю, правда, с чего начать…
- Начните с палаток, - посоветовал Марат.
Переезд отнял у экспедиции добрую половину дня. Впрочем, работа была проведена поистине титаническая. Баня оказалась едва ли просторнее, чем кабина «Газели». О том, чтобы разместить в ней всех участников экспедиции, не могло быть и речи.
- Установим здесь оборудование, - определил Фукс. – Генератор, базовая радиостанция, газовая плита и холодильник. Здесь же будем готовить и принимать пищу при неблагоприятных погодных условиях. На полотях поместится только один матрас. Думаю, никто не станет возражать, если это спальное место мы отдадим Любе…
Возражений, естественно, не последовало. Но возник вопрос: где будут спать остальные?
- Разобьём шатёр возле бани, - сказал Фукс. – Это очень большая палатка армейского образца. Она рассчитана на взвод военнослужащих. Пять человек разместятся в ней с комфортом.
- Замёрзнем ночью, - с горечью заметил Лиховцев.
- Я бы, кончено, предпочёл ночевать в бане, - произнёс инженер Колышкин.
- А я лучше в шатре! – твёрдо заявил Подковыров.
- Кто ещё не высказался? – сердито спросил Марат. – Егор, мы не слышали ещё о ваших предпочтениях…
- Мне без разницы.
- Прелестно! – определил технический директор. – Полный разброд и шатание!.. Так вот, господа, решение принято, и оно не обсуждается. Всё, точка! Что касается отопления, то это вопрос решаемый. В нашем распоряжении имеется чудо-печь, работающая на солярке. Изготовлена по чертежам досточтимого Вадима Ерофеевича. Греет не хуже каменки, я лично проверял. Так что не замёрзнем. Однако печь всего одна, поэтому и жить будем в одной палатке, за исключением, Любы, разумеется.
Начальственный тон технического директора не понравился этнографу, но, не найдя в его доводах существенных изъянов, учёный предпочёл не затевать прений. «Поставлю его на место в другой раз», - мудро решил Илья Фомич.
Работа закипела.
В избушке бабы Нюры было всего три окна. В одном, обращённому к северу, стоял кувшин с козьим молоком и сидел пушистый кот, в котором боролись ленивое желание влезть под крышку кувшина и страх перед неминуемым наказанием. В другом, восточном окошке висели нитки с грибами. На юг выходило последнее окошко. В нём стоял горшочек с кактусом, и шевелилась занавеска. За занавеской пряталась хозяйка и с тревогой наблюдала в узкую щёлочку за беспардонным самоуправством постояльцев.
Шатёр устанавливали всем миром. Помогала даже Люба. То, что пугающая своими габаритами палатка, не уместившись на расчищенной площадке, одним краем заехала на картофельную грядку, хозяйка пережила с философским спокойствием. Но вот Вадим Ерофеевич, томимый инженерским зудом, не выдержал и, тайком забравшись под брезент, завёл мотор «Дельфина». Спрятанный под чехлом механизм утробно заурчал, повергнув животный мир деревни в глубокий шок. Цепные псы взвыли затравленными волками, а коза бабы Нюры до срока принесла обильный приплод. Ужасающий вид рычащей брезентовой груды потряс старушку до корней седых волос.
Заготовка дров давалась ей высокой ценой.
Соорудив палатку, занялись обустройством штаба. Изобретатель, которого Фукс со скандалом изгнал из кабины «Дельфина», установил в предбаннике рацию и влез на крышу, чтобы приладить антенну. Марат Арнольдович занялся подключением генератора. Подковырову он поручил надувать матрасы. Люба взялась оживить обстановку штаба занавесками, скатертью и цветами с клумбы бабы Нюры. Этнографу дела не нашлось, и он занялся общим руководством. Усердствуя на этом необременительном поприще, он и получил производственную травму.
Дело было так. Вадим Ерофеевич зафиксировал антенну на коньке крыши и уже собирался укрепить её растяжками, но споткнулся и скатился по крутому шиферному скату. Падение инженера смягчил Илья Фомич, так и не успевший дать ценные указания. Изобретатель рухнул этнографу прямо на голову. Профессора занесли в баню и уложили на Любочкин матрас. Марат отвлёкся от генератора и дал пострадавшему руководителю понюхать нашатырь.
Жалуясь на боль в боку, Колышкин ушёл в палатку, где в походной сумке, как он знал, хранился аварийный запас коньяка.
- Сегодня день повышенного травматизма, - с горечью заметил Марат Арнольдович. – Ряды бойцов редеют на глазах. Егор, мы с вами остались единственными боеспособными единицами в группе. Любочка не в счёт. Так что заготовка дров для бабы Нюры целиком ляжет на наши плечи.
- Мне кажется, Колышкин симулирует, - шепнул Мензуркин на ухо командору.
Марат нахмурился.
- На чём основываются столь серьёзные обвинения?
- Спрятался в шатре и бухает в одно рыло, - заложил изобретателя Егор. – Я сам видел… в щёлочку.
- Пьянства я не потерплю, - объявил Фукс и с озабоченным видом направился в палатку.
Бдительный инженер услышал приближающиеся шаги технического директора и успел спрятать бутылку. Он даже очень достоверно претворился больным, но провести опытного Фукса ему не удалось. Выдал характерный запах спиртного.
- Судя по блеску глаз, усосали не менее стакана! – изобличил Колышкина командор. – Возжелали внепланового отдыха, да?
Инженер потупил взор. Оспаривать очевидное не имело смысла.
- А кто поведёт болотоход?
Колышкину сделалось стыдно.
- Простите, я не думал, что сегодня понадобится ехать на «Дельфине». Но я смогу вести аппарат, не сомневайтесь!
- Отрадно слышать, - скупо похвалил инженера Фукс. – Однако впредь попрошу не нарушать дисциплину. Успех экспедиции не должен зависеть от вредных пристрастий отдельных её участников.
- Я обещаю!
- Хорошо. Заводите аппарат. Поедем за дровами.
- Это я мигом! – обрадовался изобретатель и пулей выскочил из палатки.
- Егор, проверьте, заправлена ли бензопила. Она должна быть в фургоне «Газели». Если всё в порядке, грузите в «Дельфин». И ещё. Не забудьте надеть болотные сапоги и накомарник. Без этих аксессуаров в здешних лесах человеку трудно выжить.
Мензуркин понятливо кивнул, но продолжал стоять в замешательстве.
- Вас что-то мучит? – спросил командор, заметив внутреннюю борьбу ассистента.
- Скажите, Марат Арнольдович, а это безопасно?
- Что именно? – не понял Фукс. – Бензопила или накомарник?
- Ну, этот болотоход… Колышкин-то напился. Не угробил бы он нас чего доброго…
- Вы знаете, отчего спиваются гении? – неожиданно спросил Марат.
- Непризнанные?
- С непризнанными как раз всё ясно. Они бухают от обиды. Вызывает интерес проблема алкоголизма успешных гениев… Понимаете, Егор, любой человек стремится быть счастливым. Но счастлив он лишь тогда, когда дело, в котором он занят, доставляет ему удовольствие. Улавливаете мысль?
- Более-менее.
- Человек, живущий идеями, нуждается в их реализации как наркоман в дозе. Колышкин как раз из этой породы. Он и поехал-то с нами из-за своих шестерёнок, собранных в самодвижущееся чудо. На снежного человека он чихал, так же как и на дрова для бабы Нюры. «Дельфин» для него – всё! Ради него он здесь. И стоило только нам отлучить изобретателя от его детища, как он тут же потянулся к бутылке. Гении – народ слабовольный, за ними нужен постоянный присмотр. Поэтому я и поручил ему расчехлить «Дельфин», и сделал это в воспитательных целях. Конечно, за дровами можно было махнуть и на «Газели», но, сами понимаете…
- Я понял, - радостно объявил Мензуркин, которому показалось, что перед ним открылась главная житейская мудрость – формула человеческого счастья. Фукс оказался мудрее и проницательнее Льва Толстого.
Окрылённый этим философским успехом, Егор бросился выполнять поручение своего духовного наставника. Марат пошёл к хозяйке, чтобы спросить, где следует добывать древесину.
Баба Нюра толковала сбивчиво, опасливо косясь в окошко, за которым активно действовал Колышкин. Шамкая беззубым ртом, старушка произносила много слов, половина которых была Фуксу непонятна – то ли из-за дефекта дикции, то ли из-за особенностей вепсского диалекта. Берёзу баба Нюра называла березиной, поленья чухами, картошку картовью, а Вадима Ерофеевича сволочью. Последнее определение Марату было понятно, потому что он и сам наблюдал в окно, как инженер, спуская болотоход с прицепа, раздавил участок изгороди и распугал кур.
Поблагодарив хозяйку за разъяснения, Марат Арнольдович извинился за Колышкина и пообещал сегодня же восстановить изгородь. На том путешественник и раскланялся.
Первый боевой выезд «Дельфина» собрал аншлаг. Посмотреть на чудо инженерной мысли вышли все участники экспедиции, включая профессора Лиховцева, на голову которого было наложено столько бинтов, будто в ней сидело с десяток бандитских пуль. Доцент Подковыров с компрессом на ушах на фоне коллеги выглядел легко контуженым бойцом в последний день перед выпиской.
«Дельфин-2» сверкал металлическими частями, разбрызгивая по сторонам солнечные зайчики. Под протекторами могучих колёс стонала земля и трещала поверженная изгородь. Вадим Ерофеевич, сидя в водительском кресле, гордо взирал на зрителей и поочерёдно нажимал различные кнопки, испытывая работоспособность отдельных элементов конструкции. Зрители стояли, разинув рты. Инженерная мысль торжествовала.
В сравнении со своим предшественником «Дельфин-2» выглядел настоящим Голиафом. Восьмиметровое туловище механического монстра было собрано из титановых листов. Пассажирская капсула помещала в себе пять посадочных мест помимо водительского. Кабина была оборудована откидной крышей типа «кабриолет», имела две автоматические двери, каждая из которых, откидываясь вниз, превращалась в удобный трап с четырьмя ступенями. Помимо этих удобных новшеств «Дельфин-2» обладал всеми преимуществами предыдущей модели. Если первый «Дельфин» условно принять за самолёт класса «кукурузник», то в нынешней модификации болотоход можно было смело считать «Боингом-747».
Не все преимущества второго «Дельфина» бросались в глаза. Вадим Ерофеевич внедрил в последнюю модификацию ещё несколько секретных разработок, но они таились где-то внутри аппарата. Изобретатель испытывал за эти новшества особую гордость, но не мог поделиться своей радостью с дилетантами, инженерная подготовка которых была ограничена смутными представлениями о приблизительном предназначении кульмана и ватмана. Строить перед такой публикой эпюры продольных и поперечных нагрузок было бессмысленно. С тем же успехом можно было учить медведя играть на арфе.
Тем не менее, аппарат инженера Колышкина произвёл на неподготовленную аудиторию столь выгодное впечатление, что принять участие в заготовке дров неожиданно вызвались все. Задала тон Любаша.
- Я хочу прокатиться на вездеходе! – капризно заявила она.
- Весьма любопытная конструкция, - издалека начал криптозоолог, ощупывая обшивку пассажирских сидений. – Качественный материальчик…
- Впечатляет! – восторженно объявил Лиховцев. – Вадим Ерофеевич, а ваш механизм уже прошёл ходовые испытания? Он достаточно надёжен?
- Девятка по шкале Мооса. Крепче может быть только алмаз! – гордо заявил изобретатель. – Садитесь без волнений.
- Марат Арнольдович, как вы считаете, мы с дочерью можем помочь в заготовке дров? – несмело спросил Илья Фомич, сильно стесняясь собственного просительного тона.
- Ну, с дровами мы с Егором наверняка справимся и сами, однако совершить первое путешествие на этом великолепном аппарате рекомендую всем. Обещаю, господа, вы получите незабываемые впечатления.
- Решено! – воскликнул осмелевший этнограф. – Едем все! Марат Арнольдович, что нужно взять с собой?
- Прежде всего, нужно одеться подобающим образом. Взгляните на Егора. Так должен выглядеть каждый…
Все обратили взоры на Мензуркина. Любочка расхохоталась.
- Если мы наденем на головы эти штуки, в лесу все зайцы умрут со смеху.
- Если мы не наденем этих штук, то сами умрём от комаров, - возразил Фукс. – Кто боится рассмешить зайчиков, пусть остаётся здесь.
- Ой, надо же, какие строгости…
- Люба, не груби старшим, - попросил Илья Фомич.
- Ладно, пойду оденусь. Только этот мешок надену потом, когда приедем. Он мне всю причёску собьёт…
В сильном волнении за причёску Любаша пошла обуваться в болотные сапоги. Оба учёных последовали её примеру. Марат посовещался с Колышкиным, и они пришли к выводу, что заодно неплохо бы испытать радиосвязь. Решено было выдать каждому «дровосеку» по мобильному переговорному устройству. Вадим Ерофеевич подключил и настроил базовую станцию.
- Кто-то должен остаться здесь, - заметил инженер.
- Почему? – не понял Марат.
- Надо же кому-то быть у базовой станции. Иначе как мы её проверим?
- Действительно. Я как-то не подумал… Кого же оставить?
Простая, на первый взгляд, задача оказалась почти неразрешимой. Стихийно возник жаркий диспут. Оставаться в лагере никто не хотел. У каждого имелась своя причина.
Акакий Сидорович, одетый по всем правилам: в болотные сапоги, непромокаемый плащ и накомарник, демонстрировал окружающим большой армейский бинокль, зеркальную фотокамеру и духовое ружьё. Доцент напирал на то, что существует вероятность встречи в лесу с реликтовым гоминоидом. Кто как ни он засечёт, сфотографирует и усыпит человеко-зверя? Не найдя изъянов в доводах криптозоолога, коллектив решил уступить его просьбе.
Участие в вылазке инженера Колышкина под сомнение никто не ставил, ибо управлять диковинной машиной кроме него никто не умел. Фукс и Мензуркин, как основная рабочая сила, легко завоевали путёвку в лес. Оставались нерассмотренными две кандидатуры – представители клана Лиховцевых.
Любаша капризничала, не желая дежурить возле рации. Этнограф заявил, что ни за что не оставит ребёнка без родительского присмотра в одной компании с Подковыровым. Аргумент учёного был весомым, и дочь вынуждена была сдаться, утешившись тем обстоятельством, что ей не придётся портить причёску «глупым мешком от комаров». Вадим Ерофеевич подробно объяснил девушке, как пользоваться радиостанцией. Илья Фомич настоял на том, чтобы Люба заперла дверь бани изнутри и никого кроме отца не впускала.
- Пусть Акакий Сидорович оставит мне своё ружьё, - потребовала Любаша напоследок.
- Зачем? – удивился отец.
- Буду отстреливаться от насильников, - хохотнула девушка. – Ладно, шучу… Езжайте, пока я не передумала.
Экипаж взошёл по титановым ступеням откидного трапа и занял места в кабине болотохода. Некоторое время Марат Арнольдович консультировал Колышкина, пользуясь картой местности, широкими жестами и ёмкими выражениями. Наконец, добившись понимания, технический директор занял своё место и скомандовал:
- Вперёд!
- Прошу пристегнуть ремни безопасности! – в свою очередь попросил изобретатель и запустил двигатель.
Гигантские колёса «Дельфина» пришли в движение. Машина резво взяла с места. Пассажиры замычали от восторга. Кот бабы Нюры поперхнулся молоком и уронил на пол кувшин. Вадим Ерофеевич, проехав по грядкам, развернул аппарат и, направив его навстречу ветру, наддал газу.
Немногочисленные жители Пёлдушей вели тихий и размеренный образ жизни. Привычка к тишине складывалась веками и передавалась от поколения к поколению. Шум механических агрегатов редко будоражил затерянную в лесной глуши деревню и был аборигенам в диковинку. Рычание «Дельфина» вывело из домов соседей бабы Нюры: двух старух – таких же ветхих, как она сама и обоих племянников парализованного деда. Впрочем, племянников мальчиками тоже назвать было трудно: одному прошлой осенью стукнуло шестьдесят пять, второму и вовсе перевалило за семьдесят. Сам же дед Евсей, прошедший окопы первой мировой войны, последние годы пребывал в сомнамбулическом состоянии, и отношение его к посторонним шумам оставалось загадкой для окружающих.
Старухи и племянники с тревогой и любопытством проводили взглядами чудной аппарат неведомой системы, а когда тот скрылся из глаз, не сговариваясь, побрели к бабе Нюре попросить соли, а заодно и удовлетворить своё любопытство.
Меж тем, «Дельфин-2», ведомый уверенной рукой инженера-водителя, успешно преодолел короткую дистанцию до берега Печевского озера, проколесил по пляжу несколько метров и размашисто вошёл в воду. Егор обеими руками вцепился в титановый борт машины и зажмурил глаза. Илья Фомич схватился за очки, боясь уронить их в воду. Акакий Сидорович, кряхтя от удовольствия, пытался глядеть в бинокль, но мешало сильное волнение, вызвавшее неконтролируемую дрожь в руках. И только Марат, чьи страхи перед незнающим преград механизмом остались в прошлом, вёл себя достойно. Он сидел в переднем ряду сидений – справа от водителя и указывал пальцем направление движения.
Вадим Ерофеевич, ввергнув своё детище во власть водной стихии, совершенно преобразился. Задорный огонёк в его глазах, усиленный действием коньяка, сиял пламенем абсолютного счастья. Дёрнув рычажок, Колышкин поднял колёса и погрузил в воду винты подвесного мотора. «Дельфин» приобрёл качества скоростного катера. Встречный ветер прижал сетку накомарника к лицу Егора.
- Смотрите, не зацепите сети, - предупредил изобретателя Фукс.
Колышкин кивнул и обошёл препятствие справа.
- Держите курс вон на те берёзы! – указал технический директор.
Акакий Сидорович зарядил ружьё.
- В кого это вы собираетесь стрелять? – перекрикивая ветер, спросил доцента Лиховцев.
- В лешего, кончено!
- Думаете, он может обитать в воде? – удивился этнограф.
Подковыров отрицательно качнул головой.
- Вода скоро кончится, - прозорливо заметил криптозоолог и начал готовить фотоаппарат к молниеносной съёмке. – Не факт, конечно, что йети ждёт нас на том берегу. Но мы должны быть готовы к встрече каждую секунду. Статистика показывает, что девяносто девять процентов встреч с реликтовым гоминоидом происходят неожиданно. Именно поэтому так мало существует вещественных доказательств существования дикого человека…
Предусмотрительность доцента произвела на этнографа выгодное впечатление. Лиховцев почувствовал значимость практической подготовки. Будучи теоретиком, Илья Фомич перед лицом любой из естественных и искусственных стихий был беззащитен. Богатейший опыт Акакия Сидоровича в организации походов существенно повышал шансы на успех экспедиции. Проанализировав эти рассуждения, Лиховцев привёл себя к утешительному выводу. Практические моменты экспедиции можно было с лёгким сердцем переложить на плечи Фукса и Подковырова, оставив для себя лишь приятный груз ответственности за общее руководство. Такой вид деятельности был этнографу знаком и близок по духу.
Тем временем, пророчество Подковырова сбылось: вода кончилась. Подобрав винты, «Дельфин» навалился металлическим брюхом на прибрежный песок. Колышкин выпустил шасси. Капсула оторвалась от грунта.
- Куда дальше? – спросил изобретатель.
Марат огляделся. Уже в десяти шагах от береговой линии начинались густые заросли. Берёзы, ольха и ели занимали всё пространство, не занятое лужами и муравейниками. Не прорубив просеки, дальше проехать было невозможно даже на «Дельфине».
- Будем считать, что мы на месте, - решил Фукс. – Выгружаемся.
Колышкин кивнул и спустил оба трапа. Учёные, чьи места были у самых дверей, сошли первыми и, едва заслышав атакующий писк голодных москитов, натянули накомарники на забинтованные головы. Мензуркин, сидевший позади всех, не стал ждать своей очереди и с молодецкой лёгкостью перемахнул через борт. Боясь оставить «Дельфин» без присмотра, Вадим Ерофеевич остался в кабине. Фукс не возражал. Спустившись на землю, технический директор распорядился:
- Господа, прошу не расходиться. Прежде всего, проверим радиосвязь. Прошу включить приборы.
Проверка связи отняла у лесорубов не более пяти минут. Качество эфира вполне удовлетворило Фукса. Любаша с удовольствием отзывалась на позывной «База» и весело хихикала в микрофон. Лиховцев радовался как ребёнок. Беспокойство за оставленную без присмотра дочь покинуло его. Забыв об утренней стычке, Илья Фомич непринуждённо общался с криптозоологом и даже пару раз позволил себе фамильярное обращение.
Марат углубился в лес и запустил бензопилу. Егор был рядом. Ему была поставлена задача: направлять падающие стволы и следить за тем, чтобы в опасной зоне не оказалось посторонних. Учёные удалились в сторону от лесозаготовки и пошли искать следы реликтового гоминоида.
- Для дров лучше всего подходит берёза, - поучительно вещал Егору Марат, отдыхая после первого поваленного дерева, - она не смолит, и жар даёт… Кстати, о жаре, я весь мокрый от пота. В этой одежде чувствую себя как в сауне.
- Мне тоже жарко, - пожаловался Мензуркин. – Сколько нам ещё берёзок повалить надо?
- Всего, думаю, стволов десять потребуется. И ещё, не забывай, надо обрезать ветки. Так что работы – тьма! Давай следующую…
Наигравшись с рацией, Люба заскучала. Сидеть без дела, слушая шипение железного ящика, напичканного всякой электронной дурью, ей не хотелось. О том, что можно убить время, занявшись приготовлением обеда для участников экспедиции, не могло быть и речи. Кухарить девушка не любила.
Собранные накануне грибы истомились, ожидая теплоты человеческих рук. Дары леса сморщились, почернели и начали вонять. Люба старалась не глядеть в сторону переполненных корзин, но специфический запах грибницы давно заполнил тесное непроветриваемое помещение бани. Привыкшая к городскому комфорту девушка не выдержала пытки грибами и вытряхнула все лукошки в огород бабы Нюры. Бестолковые куры обратили внимание на новшество и быстро окружили кучу неведомого корма.
Люба посмеялась над глупой домашней птицей и решила, что погодные условия соответствуют курортному идеалу. Нарядившись в новый купальник, она постелила одеяло на травке и легла загорать. О том, что травка называлась укропом и петрушкой, Люба, естественно, даже не подозревала.
А баба Нюра, тем временем, принимала гостей. Встреча проходила у колодца. Это было излюбленное место для общения жителей крохотной деревеньки. Речь, разумеется, шла о бабушкиных постояльцах.
Говорили тихим тревожным шёпотом, часто вздыхали и пугливо озирались по сторонам. Племянники деда Евсея большей частью отмалчивались, внимая бестолковой трескотне старух и прислушиваясь к далёкому жужжанию бензопилы. В их головах зрели мысли хозяйственного толка. И к тому были веские основания. Несмотря на близость леса, проблема заготовки дров для обитателей Пёлдушей всегда стояла остро. Берёза в этих широтах являлась редкостью. Небольшие рощицы произрастали вдалеке от жилья и дорог. Поэтому заготовку дров приходилось откладывать до последнего: до первых лютых морозов, когда Печевское озеро схватывалось крепким льдом, и можно было доставить добычу на санях. Изобретение инженера Колышкина взорвало мировоззрение племянников деда Евсея. Технический прогресс открывал невиданные перспективы, и мужики томились в ожидании результатов вылазки городских новаторов. Глупые бабские пересуды волновали их не больше, чем Любашу – название погубленных ею трав.
А солнце, тем временем, перевалило за апогей. Наступило самое тяжёлое время суток. Безветрие порождало нестерпимую духоту. Животный мир притих. Весь кровососущий гнус прижался к матушке-земле, спасаясь от нестерпимого жара, и только слепни – эти корабли атмосферного зноя, - бесстрашно барражировали в поисках теплокровных жертв.
Нежное розовое тело Любочки, беспечно развалившейся посреди огорода, оказалось для них лёгкой добычей. Пузатый чёрный охотник истребителем пронёсся над спиной намеченной жертвы. Девушка никак не отреагировала на шум крыльев-турбин. Она мечтала. Крылатый хищник совершил дерзкий разворот и повторил смелый манёвр. На этот раз он пролетел над телом так низко, что закрученным атмосферным вихрем поднял ввысь невидимые пылинки, осевшие на коже девицы. Люба осталась неподвижной. Осмелев, слепень заложил крутой вираж, взмыл ввысь и, набрав высоту, бескомпромиссно спикировал на цель.
Насекомое имело обширный выбор. Девяносто девять процентов соблазнительного юного тела было открыто, благодаря модному дизайну купальника. Но гнус не искал лёгкого пути. Крохотный треугольничек нагретой солнцем ткани казался охотнику наиболее привлекательным. На него он и приземлился. Острое жало легко проникло сквозь фактуру синтетической материи и глубоко вошло в упругую молочную ягодицу. Люба взвизгнула.
Слепень продолжал алчно сосать молодую кровь.
Дальнейшие события разворачивались стремительно. Испытывая острейшую химическую боль в месте, максимально близком к интимному, Любочка в панике вскочила с одеяла и, не надевая туфель, принялась бегать по огороду. При этом она так пронзительно визжала и колотила себя руками по попке, что вызвала нешуточную ярость цепного пса бабы Нюры. Полкан, в родословной которого оставили свой след кавказская овчарка и сибирская лайка, отчаянно рвал цепь и рычал голосистым басом. В конце концов, он вывернул из земли клинья, державшие будку, и, пробив бычьей головой сетку вольера, вырвался на свободу.
Страшный зверь, волоча на цепи будку, бросился на Любашу. Крик ужаса застрял в глотке девицы. Долю секунды она стояла в замешательстве, потом спортивным прыжком метнулась к крыльцу избушки, благо та была поблизости, и в последний момент заскочила в дом бабы Нюры. Полкан в отчаянии кинулся на запертую перед носом дверь. От мощного удара изба дрогнула, и с конька крыши свалился флюгер. Старушки у колодца испуганно перекрестились. Племянники деда Евсея, не сговариваясь, схватились за один кол…
- Скажите, коллега, а по каким признакам вы можете определить, что здесь, к примеру, мог пройти реликтовый гоминоид? – спросил Лиховцев, двигавшийся за криптозоологом след в след.
- Признаки могут быть самые разные, - уклончиво ответил Подковыров, прыгая с кочки на кочку.
- Угу, - неудовлетворённо кивнул этнограф. – А мы не слишком далеко зашли? Не заблудимся ли? У вас при себе компас?
- Компас всегда при мне. Но сейчас он нам не нужен. Слышите бензопилу? Вот в том направлении и будем возвращаться…
Илья Фомич продолжал беспокоиться.
- А ружьё у вас заряжено?
- Заряжено.
- Но ведь оно может дать осечку…
- Это исключено, – усмехнулся Акакий Сидорович. – Конструкцию спускового механизма разрабатывал немецкий оружейный механик, признанный специалист в своём деле!
Илья Фомич с уважением относился к немецким признанным специалистам, но по мере удаления от Фукса чувствовал себя всё более дискомфортно. К тому же непривыкшие к резиновой обуви ноги профессора нестерпимо ныли. В пятках Лиховцев ощущал саднящий зуд свежих мозолей.
- Акакий Сидорович, а в случае внезапного нападения… вы ведь можете не успеть среагировать… Что если вы не выстрелите вовремя? К тому же, снотворное наверняка действует не мгновенно! Должно пройти несколько секунд, прежде чем леший будет обездвижен…
- Снотворное действует в течение одной-пяти минут, в зависимости от массы тела, - уточнил Подковыров.
- Вот видите! – испуганно прошептал этнограф. – Давайте вернёмся.
- Зря беспокоитесь, коллега. Дикий человек – существо чрезвычайно осторожное. Он никогда не нападает на людей. Он сам нас боится. Увидеть реликтового гоминоида, хотя бы издали, - большая, редчайшая удача! Мы должны стремиться к этому, а не увиливать от встречи.
- Но у меня болят ноги, - стыдливо признался Илья Фомич.
Подковыров резко остановился, и Лиховцев чуть не ударился носом в спину криптозоолога.
- Что-то случилось? – испуганно прошептал этнограф.
- Тихо! – грозным шёпотом ответил доцент, предостерегающе подняв руку.
Лиховцев затаил дыхание. Подковыров какое-то время стоял неподвижно, напоминая спаниеля в охотничьей стойке. Учёный то ли вглядывался куда-то сквозь сетку накомарника, то ли вслушивался во что-то. Этнограф не видел и не слышал ничего, кроме учащённого биения собственного сердца. От страха и неизвестности в коленях Лиховцева обнаружилась предательская дрожь. Инстинктивно профессор схватился руками за духовое ружьё, висевшее за спиной криптозоолога.
- Глядите! – неожиданно громко прокричал Акакий Сидорович, и этнограф от избытка чувств едва не потерял сознание. – Видите? Вон там, на дереве!..
Илья Фомич трусливо выглянул из-за плеча доцента, более всего опасаясь обнаружить висящего на еловом стволе снежного человека. Но на ближайших деревьях никто не висел.
- Я никого не вижу, - тихо сообщил этнограф.
- Протрите очки, - нервно сказал Подковыров и, вплотную подойдя к высокой ели, принялся ощупывать ствол. – Неужели, не замечаете?
- Что именно?
- Да вот же, следы зубов! Видите, он объел кору! Я видел такие следы на Алтае. Они едят еловую кору в зимний период, когда испытывают острейший дефицит витаминов. Так они борются с цингой и другими формами авитаминоза…
- Может, это заяц? – несмело предположил этнограф.
- Вы шутите? Подойдите сюда, встаньте рядом. Я едва дотягиваюсь рукой. Высота повреждения коры около двух с половиной метров. Вы когда-нибудь видели такого большого зайца?
- В самом деле, для зайца высоковато, - вынужден был признать Лиховцев. – Любопытный факт. Давайте сфотографируем.
- Точно! – спохватился Подковыров. – Я и забыл совсем. Спасибо, Илья Фомич…
- Не стоит, право…
Криптозоолог настроил фокус и диафрагму, выбрал требуемую экспозицию, приладил вспышку и произвёл серию фотовыстрелов. Лиховцев, возбужденный нежданной находкой, принялся обозревать окрестности, но объеденных стволов больше не нашёл. Зато снял с ветки клок бурой шерсти и передал доценту для ознакомления.
- Где вы это взяли?! – восторженно воскликнул Акакий Сидорович.
Илья Фомич указал место.
- Прелестно, - загадочно прошептал доцент. – Надо будет срочно отослать в город, в лабораторию.
- Думаете, это оставил леший?
- Вполне вероятно. По крайней мере, не заяц…
- Вы всё иронизируете, коллега, - с тенью лёгкой обиды в голосе произнёс Лиховцев. – Однако могли бы понять моё волнение…
- Простите, коллега, – извинился Акакий Сидорович. - Я сам волнуюсь.
Не подозревая о достигнутых учёными успехах, Марат и Егор заканчивали работу. Вместо запланированных десяти стволов они заготовили шестнадцать. Обрезав ветки, лесорубы подтащили древесину к берегу и стянули стволы петлёй металлического троса, одним концом прикреплённого к болотоходу. Колышкин участия в работах не принимал, потому что берёг силы и баловался с бортовой навигационной системой, по спутнику определяя собственные координаты. Закончив возню с координатами, изобретатель посмотрел на результаты трудов Фукса и Мензуркина. Недовольно покачав головой, Вадим Ерофеевич бросил неприятное замечание:
- Никуда не годится.
- Что не годится? – тревожно поинтересовался Егор.
- Вот это всё ваше сооружение, - глобально разъяснил инженер. – Это есть результат полнейшего пренебрежения законами физики.
- В каком смысле? – нахмурившись, спросил Марат.
- В прямом, конечно же. Что вы тут наворотили: вязанку дров весом в несколько тонн? Вы действительно надеетесь, что лодочный мотор вытянет такую тяжесть с берега в воду? Считайте, что это трёхтонный якорь. Два крохотных гребных винта не сдвинут его с места!
- Вот весело! – возмутился Мензуркин, видя, что у шефа просто нет слов. – Куда же вы смотрели? Мы тут битый час вязали эти поленья!
- Чего вы расшумелись, молодой человек? Вы же не спрашивали моего мнения, когда затевали свою возню. Зачем же мне вмешиваться в ваши дела? У меня своих предостаточно…
- Инженер, по сути, прав, - сказал Егору Марат Арнольдович. – Мы сами сваляли дурака. Вместо того чтобы устраивать самодеятельность, надо было обратиться за квалифицированным советом к специалисту…
- Специалист мог бы и подсказать, не рассыпался бы, - ядовито буркнул Егор. – Что нам теперь делать? У меня больше нет сил…
- Предлагаю искупаться, - неожиданно сказал Фукс.
- Я пас, - категорически заявил инженер.
- А я с удовольствием! – обрадовался Егор и мигом скинул с себя до омерзения пропотевшую одежду.
Пока лесорубы купались, Колышкин созидал техническое решение возникшей проблемы. Идея родилась практически сразу, но дотошный инженер, не доверяя интуиции, произвёл все необходимые расчёты. Для этого он пользовался логарифмической линейкой, толстым блокнотом и химическим карандашом. Полученные результаты Вадим Ерофеевич перепроверил на калькуляторе. Выяснилось, что электронный мозг не во всём согласен с логарифмической линейкой. Изобретатель опять взялся за карандаш, и получил третий, отличный от двух предыдущих, результат. Разнервничавшись, Колышкин отбросил все вычислительные средства и вновь доверился интуиции.
Водные процедуры пошли труженикам на пользу. Мягкая прозрачная вода Печевского озера смыла с измождённых тел пот и усталость. Одеваться в грязное совсем не хотелось, и Марат вспомнил, что в багажном отделении «Дельфина» имеется аварийный запас тельняшек. Подобрав нужный размер, купальщики облачились в матросскую одежду.
Инженер объяснил товарищам смысл своей идеи. Обсуждать инженерную мысль гения дилетанты не стали, а сразу взялись за дело. В первую очередь развязали трос, освободив заготовленные стволы. От одного из них Марат отпилил четыре отрезка: два коротких - длиной около метра, и два подлиннее – чуть больше полутора метров каждый.
- Теперь топориком надо обтесать по одному концу каждого полена, - дал инструкцию изобретатель. – Примерно так же, как карандаш заточить…
- Егор, вы любите точить карандаши? – спросил Фукс ассистента.
- Топором не пробовал.
- Вам выпал уникальный шанс испытать новые ощущения. Держите инструмент, а я пока принесу кувалду. Нам ведь понадобится кувалда? А, Вадим Ерофеич?
- Безусловно, - подтвердил инженер.
На обточку первого «карандаша» у Мензуркина ушли все силы и полчаса времени. Остальные три колышка пришлось готовить Фуксу. С этой задачей он справился минут за десять.
- Готово! – объявил технический директор. – Вадим Ерофеич, куда их вколачивать?
- Идите сюда, - распорядился инженер. – Короткие клинья надо вбить здесь, прямо на границе воды. На расстоянии приблизительно метр друг от друга…
- Егор, подержите столбик, - попросил Фукс, взяв двумя руками пятикилограммовую кувалду. – Вот так. Если страшно, можете закрыть глаза…
Могучими ударами Марат Арнольдович легко вколотил клинья в грунт. Следующие два бревна инженер распорядился забить в пяти метрах от берега, точно против двух коротких. Мензуркину и Фуксу пришлось по пояс войти в воду. Держать клинья, стоя в воде, оказалось непросто. Повинуясь законам физики, строптивая деревяшка стремилась выскочить из воды. Егор с трудом удерживал кол в вертикальном положении, да и сам еле удерживал равновесие, покачиваясь в такт движению прибрежной волны. Закрывать глаза было опасно. Но и с этой задачей, в конце концов, справились.
- Ну вот, направляющие готовы, - подвёл итог изобретатель. – Теперь по одному брёвнышку втаскивайте всю свою добычу в образовавшийся коридор. Только смотрите, чтобы небольшой край лежал на грунте, чтобы полено не уплыло в озеро раньше положенного. Тащите в воду до тех пор, пока не почувствуете, что полено оторвалось от грунта и готово поплыть. Тогда верните его назад – сантиметров на тридцать, и тяните следующее. Когда все уложите, тогда и накинем петлю на всю колоду. Вопросы есть?
- Инструктаж исчерпывающий, - сказал Фукс, - вопросов больше не имеем. Благодарю за сотрудничество.
- Пойду вздремну, - сообщил Колышкин и забрался в кабину болотохода.
- Тайга, Тайга, я Метель. Как слышите? Приём! – кричал этнограф в рацию. – Тайга, ответьте Метели! Тайга! Тайга!
- Не отвечает? – сочувствующе спросил криптозоолог.
- Дурацкая техника. Никогда ей не доверял, - проворчал Лиховцев. – Тайга, Тайга, я Метель! Ответьте! Приём… И позывные дурацкие! Можно было придумать что-нибудь поумнее.
Акакий Сидорович согласительно кивнул и поделился с этнографом собственными соображениями:
- Вы знаете, профессор, когда-то, годах в семидесятых, у меня был маленький транзисторный приёмничек. Так вот, периодически в нём что-то заклинивало, и он переставал ловить эфир. Шипел только, и больше ничего. Так я его легонько стукал об коленку, и он опять начинал работать…
- Хм, любопытно, - задумчиво произнёс Илья Фомич. – Я, кончено, не сильно разбираюсь в технике, но мне кажется, что такой подход не имеет научного обоснования.
- Коллега! Кому, как ни вам, знать, что любому подходу можно при желании дать вполне логичные научные обоснования!
- В самом деле, - согласился этнограф и дважды стукнул рацию об колено криптозоолога. – Тайга, Тайга! Я Метель! Ответьте. Приём.
Тайга не отвечала.
- Наверно, мы далеко зашли, - предположил Акакий Сидорович. – Попробуйте вызвать Базу.
- Верно, - подхватил идею этнограф. – База, База, я Метель. Как слышите? Приём!.. Не отвечает… База! Доченька! Ответь папе! Приём!.. Что за чертовщина! Акакий Сидорович, вы-то хоть меня слышите?
- Вас, профессор, я отлично слышу и без рации.
- Это понятно. Но по рации-то меня слышно?
- И по рации отлично слышно.
- Мистика… А давайте вы попробуете меня вызвать, - предложил этнограф.
- Зачем? – удивился Подковыров.
- Сам не знаю. Но всё же попробуем.
- Хорошо, - согласился криптозоолог. – А какой у меня позывной?
- Кажется, «Пурга».
- Ладно. Слушайте… Метель, Метель, я Пурга. Ответьте Пурге. Приём.
- Пурга, слышу вас хорошо! - прокричал в микрофон Лиховцев. - Это Метель. Приём!
- Чего вы так кричите, коллега?
- Извините. Вошёл в раж…
- По-моему, мы занимаемся какой-то ерундой. Давайте возвращаться к озеру, - предложил Подковыров.
- Но где оно? Пила больше не слышна. Вы помните, с какой стороны мы пришли?
- У меня есть компас, - напомнил доцент. – Мы шли всё время строго на юг. Следовательно, возвращаться надо строго на север.
- Логично! – похвалил коллегу Лиховцев. – Идёмте же скорее.
Акакий Сидорович сверился с компасом и определил направление движения.
- Туда! – сказал он уверенно и махнул рукой.
Учёные решительно двинулись на север.
- Скажите, коллега, - спросил Лиховцев, догоняя широко шагающего Подковырова, - а как вы распознаёте найденные экскременты? По каким признакам вы узнаёте, что они принадлежат снежному человеку, а не, скажем, козе или другому лесному зверю?
- Коза – животное домашнее, - поправил профессора криптозоолог. – А признаков у фекалий несколько: размер, консистенция, цвет, вкус и запах.
- Вкус? – удивился этнограф.
- Разумеется. Вот, к примеру, лосиные фекалии, посмотрите сюда. Видите? Они практически не имеют запаха, а на вкус кисловаты. Нате вот, попробуйте, и убедитесь сами.
- Спасибо, я вам верю на слово.
- Да вы попробуйте, - настаивал доцент. – Это не опасно.
- Право не стоит. Я вам верю…
- А у йети экскременты имеют горьковатый привкус, но не сильно выраженный. Вообще, состав фекалий зависит от времени года, от рациона особи, и, вероятно, ещё от множества иных признаков. Точную принадлежность виду может определить только химический анализ образца.
- Понятно… Но всё же вы определённо уверены, что кору ёлки обгрыз именно реликтовый гоминоид?
- На девяносто девять процентов! Следы зубов слишком характерны, чтобы иметь какие-то сомнения.
Уверенность криптозоолога бодрила Лиховцева, придавая ему дополнительные духовные силы, но физические силы этнографа таяли неумолимо. Илья Фомич, страдая от боли в ногах, попросил коллегу двигаться чуть медленнее. Подковыров снизил скорость, но продолжал идти строго по компасу, не взирая на естественные преграды. В результате учёным приходилось продираться сквозь колючие еловые лапы, проползать под стволами завалившихся деревьев, преодолевать густые заросли гигантского папоротника, скрывавшие путников с головой. Путь был необычайно тернист и, как казалось Илье Фомичу, бесконечно долог.
Но вот впереди показался просвет. Воздух стал свежее и прохладней. Ощущалась близость воды. Вскоре путники увидели и долгожданную голубую гладь Печевского озера. Через пару минут они были уже на берегу.
- А вот и Егор! – радостно сообщил Подковыров, толкая этнографа в бок. – Видите?
- Где?
- Вон там, дальше по берегу, в сторону северо-востока…
- Вижу, - сказал Лиховцев, отдышавшись. – Но отчего он так странно одет? Егор ли это?
Акакий Сидорович воспользовался биноклем.
- Егор! – отбросив сомнения, заявил Подковыров. – Одет в одну тельняшку, и это, в самом деле, необъяснимо…
- А почему он так далеко ушёл?
- Это мы вышли к озеру не в том месте, - объяснил криптозоолог. – Ошибка небольшая, градусов пять от силы. Но на таком расстоянии это дало погрешность приблизительно в триста метров.
- Мне трудно понять эту арифметику, - с горечью признался этнограф. – Объясните мне как-нибудь на досуге. Однако где остальные? И где «Дельфин»?
- В самом деле, странно, - удивился Акакий Сидорович. - Надо спросить у Егора… Егор!!! Ау!..
- Бесполезно. С такого расстояния до него не докричаться, - вздохнул Лиховцев. – Придётся подойти ближе.
- Кажется, он нас заметил! – радостно воскликнул Акакий Сидорович.
Сразу за этим сообщением зашумели динамики в переговорных устройствах учёных.
- Метель, Пурга, я Град. Как меня слышите? Приём.
- Голос Егора! – сообразил Илья Фомич и, сильно волнуясь, прокричал в рацию: – Егорушка! То есть, Град! Я Пурген! Ой, Метель же я! Егор, слышу тебя отлично! Куда подевался «Дельфин»? Где Тайга? Ответь, пожалуйста! Мы совершенно выбились из сил…
- Тайга на «Дельфине» поехал на базу. Повёз дрова. Скоро вернётся. Идите ко мне. Конец связи.
Рация смолкла. Илья Фомич обернулся к Подковырову. В потухшем взоре коллеги криптозоолог обнаружил смесь недоумения, раздражения и смертельной усталости.
- Как вам это нравится, доцент? – возмущённо пробормотал этнограф. – Какой-то малолетний оболтус указывает мне, начальнику экспедиции, куда идти! Да ещё и выключает рацию. «Конец связи»!.. А почему бы ему самому не подойти к нам?
- «Дельфин» вернётся туда, откуда ушёл, - возразил Подковыров. – Юноша прав. Дожидаться транспорта придётся именно в том месте.
- Может быть, - смягчился Лиховцев. – Но каков тон! Возмутительно…
- Пойдёмте, коллега. Делать нечего…
Ворча себе что-то под нос, этнограф скинул сапоги, с жалостью посмотрел на кровоточащие мозоли и покорно побрёл по песчаному берегу. Акакий Сидорович из уважения к начальственной должности профессора пошёл сзади.
Егор сидел на песке неподалёку от вбитых в грунт столбиков и лениво отмахивался от комаров. С трудом доковыляв до младшего сотрудника экспедиционного корпуса, учёные обессилено повалились на землю. Илья Фомич сорвал с головы ненавистный накомарник и вымученно произнёс:
- Егор, объясните наконец, что здесь произошло?
- Ничего особенного. Просто пока вы с доцентом гуляли по лесу, мы валили лес, рубили сучья, вязали стволы и сооружали вот эту инженерную конструкцию. А потом купались…
- Вы слышали, коллега?! – возмутился Лиховцев. – Они, видите ли, купались! А мы до них докричаться не могли. Егор, вы хотя бы слушали рацию? Мы с доцентом чуть не заблудились в лесу!
- А вас никто и не гнал в лес, - зло ответил Мензуркин. – А рацию мы не выключали. И Колышкин всё время был на связи. А связаться мы с вами пытались, но вы ушли слишком далеко. Марат Арнольдович сказал, что радиус действия трубок не больше трёх километров по прямой, а тут лес кругом дремучий. Чего же вы хотели?
- Зачем же нужна такая связь?! – вспылил профессор.
- Но базовая станция должна была нас слышать! – сообразил Подковыров. – Ведь у неё мощный источник энергии, не то что пальчиковые батарейки.
- Вот в том-то и штука, - озадаченно произнёс Егор. – Мы тоже не смогли связаться с базой. Поэтому Фукс и не стал вас ждать, а отправился в лагерь, узнать – в чём дело. Заодно и дрова забрал, чтоб порожняком не гонять. А меня оставил вас тут дожидаться. Между прочим, ничего в этом весёлого нет. Я устал как собака, и жрать хочу, а вы по лесу гуляете…
- Прогулка, скажу я вам, юноша тоже была не из лёгких, - заметил Илья Фомич с упрёком. – А вот Акакий Сидорович, к примеру, нашёл обгрызенную ёлку, а я - клок шерсти! И это не какие-то там мифические сюжеты, а реальный материальный факт!
Егор фыркнул. Спорить со стариком ему не хотелось. Да и как доказать, что собирать клочки шерсти и лес валить – совсем разный труд? Он лишь натянул футболку на затылок, чтобы не так сильно пекло солнце, и отвернулся от ворчливых собеседников.
- А почему же база не отвечала? – охнул вдруг Лиховцев. – Уж не случилось ли что с Любашей? Акакий Сидорович, не случилось ведь, как вы думаете?
- Ну, вы же слышали, профессор, юноша сказал, что Фукс отправился в лагерь. Это надёжный человек. Если что и не так пошло, то он всё уладит, я уверен.
- Но что же могло случиться? – захныкал этнограф. – Господи, как я волнуюсь! Нет ничего хуже неопределённости…
- Не переживайте, - посоветовал Подковыров. – Скорее всего, какая-нибудь техническая поломка. Возможно, генератор остановился, и девочка не смогла его запустить, или что-то с рацией. Может, антенна упала с крыши. Ведь упал же оттуда Вадим Ерофеевич. Так почему не могла рухнуть и антенна?
- В самом деле, - утешился Илья Фомич. – Антенна непременно должна была упасть. Ужасная крыша…
Бестолковый лепет учёных неожиданно прервал оживший голос рации:
- Говорит База, говорит База. Кто меня слышит, прошу ответить. Приём.
- Профессор, вы слышали! – возликовал Подковыров. – База вызывает! А вы беспокоились…
- Да, но это мужской голос, - тревожно заметил этнограф.
- Конечно! Это Фукс, я узнал его. Надо ответить… База, База, говорит Пурга. Слышу вас отчётливо. Приём.
- Пурга, все ли в порядке? Вы не заблудились? Приём.
- Всё в порядке, База! – радостно прокричал криптозоолог. – Мы все в сборе. Вместе с Егором, то есть, с Градом. Ждём вашего возвращения. Приём.
- Что с Любашей?! – не сдержавшись, встрял в беседу Лиховцев. – Фукс, доложите немедленно!
- Не беспокойтесь, Метель, с Базой полный порядок. Ждите. Скоро буду. Конец связи.
- Он отключился, - растерянно произнёс Илья Фомич. – Акакий Сидорович, что означает эта странная фраза «с Базой полный порядок»? Я не понял, что с моей дочерью?
- Дочь ваша, профессор, это и есть «База», - объяснил Мензуркин, раздражённый тупостью учёного. – Ничего с ней не случилось. Жива и здорова.
- Дай-то Бог, дай-то Бог…