(Дракон-корректор это что-то!)
Путь в Шамбалу.
Чудны дела твои, Господи!
Неисповедимы пути…
Нежный, тягучий звук дрилбы - храмового колокольчика – плыл в морозном воздухе, созывая монахов на молитву. Пики гор на Востоке только-только проступили на фоне розовеющего неба, а дзонг уже жил полноценной жизнью. Монахи и послушники торопливо доедали болтушку из цзамбы, спеша на службу в храм, в стойлах влажно фыркали и дружно чем-то хрустели лохматые яки, и даже Золотой Будда в своей вечной нирване готовился встретить новый день.
Дзонг, клином вбитый в узкое извилистое ущелье, перекрывал одну из дорог, по преданию ведущих в легендарную Шамбалу. Дорога вилась от подножия хребта, то превращаясь в узкую тропинку над обрывом, то напоминая шоссе, мощенное огромными каменными плитами. В наивысшей части своего пути она пронизывала форт и метров через двести за ним обрывалась в бездонную пропасть.
Вездесущие туристы, в последнее время пробравшиеся и сюда, на высоту в три с лишним тысячи метров, топтались на плитах дороги перед обрывом, щелкали затворами фотоаппаратов, цокали языками. Где-то там, за пропастью, в зыбкой голубой дымке находилась благодатная и таинственная страна…
Едва закончилась служба в храме, как к одному из монахов подошел коротко стриженый послушник и, коснувшись его плеча, тихо произнёс:
- Высокопреподобный лама Нгагван хочет видеть тебя…
Маленький, сухонький старичок, похожий на древнюю, потемневшую от времени сандаловую статуэтку, вглядывался в почтительно склонившегося перед ним монаха. Высокопреподобный Нгагван знал его судьбу и удивлялся ей.
Такого на его памяти, да, наверное, и во всей истории Тибета, еще не было. Человек, пришедший снизу, из далекой России, слышал голос Шамбалы. Он пришел многие годы назад, без проводника, зимой, обмороженный, и знаками, так как не знал языка, попросил убежища. С тех пор он жил в дзонге, работал и учился вместе с хувараками, но лама Нгагван ясно видел: этот монах, обладающий огромным потенциалом и упорством барса, идущего по следу, оставался человеком сансары – чувственного мира страданий. В развитии некоторых способностей он превзошел своих учителей и достиг поразительных успехов. Однако Нгагван ясно читал в его сердце, что этот монах так и не освободился от мирских соблазнов и что ему, несмотря ни на что, никогда не достичь высшей степени созерцания – самадхи. Вот только именно он каждый день в любую погоду доходил до края дороги и стоял там, часами вглядываясь в далекий горный хребет. Теперь, когда лама знал его судьбу, он поражался мудрости богов и своей слепоте…
- Имя твое в миру – Владимир. Сколько ты живешь с нами? – ласково спросил Высокопреподобный монаха.
- Семнадцать лет.
Нгагван улыбнулся. Вот лишнее подтверждение его правоты! Ни один монах-ламаист не смог бы ответить на такой, казалось бы, простой вопрос. Для истинного монаха время значения не имело, а жизнь была лишь одной из фаз перевоплощений на длинном пути к нирване.
- Ты догадываешься, для чего я позвал тебя?
Монах беспокойно шевельнулся, и в голосе его зазвучала растерянность:
- Нет, учитель ... Но вчера я перестал слышать Зов... – Он помедлил. – Вернее, я почему-то услышал его совсем с другой стороны…
- Успокойся. – Лама бросил взгляд на вышитую шелком картину, изображающую вероучителя Падмасамбаву, укрощающего Зло. – Это не злобные прета искушают тебя. Вершина горы почти всегда отчетливо видна, а достичь ее можно только, спустившись в пропасть... И у каждой из дорог есть начало и конец. Но кто скажет, даже если видит всю дорогу, где ее начало?
Нгагван долго смотрел на огонь, пылающий в золотой чаше. Наконец, он продолжил:
- Начало твоего пути – здесь. Сегодня ты ступишь на свою дорогу и пройдешь ее до конца. Пусть дорога твоя не будет легкой или трудной, и пусть Бодхисаттва в нужный момент укажет поворот на твоем пути. Иди! Тебе надо торопиться. Гонец лун-гом-па уже в пути, и в пограничном дацане все будет готово. И да хранит тебя Бог во всех Его воплощениях!
Когда Владимир добрался до указанного ему дацана, настоятель монастыря вручил ему документы, кредитную карточку и билет на туристический рейс до Луны. В космопорт его доставил вертолет. Владимир смотрел вокруг и почти постоянно улыбался. Многое ему было внове, а остальное он не видел долгие семнадцать лет. И он находился на пути в Шамбалу…
- О, Будда Благостный! Какая же сила заключена в человеке!
Этот восхищенный возглас монаха-ламаиста относился к станции, принимающей “челнок”. Огромные створки ворот шлюза сомкнулись. Легкий толчок магнитных захватов, и к “челноку” присосалась кишка герметичного трап-перехода. Рейс был туристический, и пассажирам “челнока”, в основном, школьникам, предстояла экскурсия по станции, обед в зоне невесомости и продолжение полета к Луне.
Среди сорока хихикающих школьников младших классов и десятка старшеклассников, добросовестно раздающих подзатыльники направо и налево, монах-ламаист выглядел, конечно, несколько странно. Однако это не занимало ни его, ни попутчиков. Но если для других экскурсия по космической станции являлась, в общем-то, делом обыкновенным, то монах был потрясен окружающими чудесами до глубины души. Он что-то бормотал себе под нос, а с лица не сходило выражение крайнего удивления.
Удивляло его все: и размеры приемного дока, и энергоблок, вынесенный на гигантской штанге далеко в космос, и вездесущие роботы, продолжающие строить и благоустраивать станцию. Монах смотрел вокруг и непрерывно бормотал:
- И всего-то за семнадцать лет! Великий Будда…
Экскурсия по станции подходила к концу, когда один из работников станции вдруг остановился около монаха и как-то неуверенно проговорил:
- Привет, Вовка!
Монах непонимающе уставился на человека в синем комбинезоне, а потом расплылся в улыбке:
- Здорово, Серега!
После неизбежных в такой ситуации похлопываний плечу и восторженных возгласов вроде: “Ну-ну”, “Вот это - да” и самого информативного “Ну, ты даешь”, Сергей увлек монаха в узкий боковой проход:
- Пойдем-пойдем! Я кое-что тебе покажу. Вообще-то я краем уха слышал, что ты будто бы подался на Тибет, но такого и представить себе не мог! – Он окинул монаха взглядом. – Ты сейчас куда – на Луну?
- Я иду в Шамбалу. – Монах остановился. – Подожди! Мне ведь надо на “челнок”...
- Брось! – Сергей рассмеялся, – Никуда твой “челнок” не денется! Ваш рейс всё равно задержится на пару часов из-за эксперимента. Без тебя не улетит! – Он многозначительно посмотрел на Владимира. – Это, если не ошибаюсь, твоя идея была? “Транспортный мешок”?
Да. Это была его идея. На какой-то кафедральной вечеринке Владимир, после третьего стакана, предположил, что если физическое тело “завернуть” в кокон из особым способом расположенных атомов металла, то его, в принципе, можно мгновенно передать на любое расстояние и уже там, распаковав, получить в натуре.
А на следующее утро он услышал Зов…
- Иде-ея… – протянул монах. – От идеи до ее воплощения порой проходят века. Тем более что сама идея в корне не верна…
- Ну, уж конечно, “не верна”! – с сарказмом подхватил Сергей, – Мы провели уже четыре обмена с американской базой на Луне… Ты что, телек совсем не смотришь? Меня показывали. Красив – чертовски! Сегодня, правда, “мешок” что-то капризничает... Шеф меня за какой-то важной посылкой с Земли погнал, а ее нет. Зато тебя встретил! А на стенде, сам увидишь, сейчас жарковато! Техники мечутся, как угорелые, шеф рычит… Ты шефа-то помнишь?
- Помню, – с теплотой ответил Владимир. – Это он рассказал мне о Тибете…
Длинные переходы, лифты и коридоры привели их в помещение, напичканное аппаратурой и отделенное прозрачной перегородкой от другого, гораздо большего зала. Там, в переплетении мощных волноводов и путанице разнокалиберных проводов, на ярко освещенной черной плите сидел обыкновенный белый кролик. Не обращая внимания на снующих вокруг техников и роботов, он изредка шевелил ушами и что-то быстро жевал.
- О, Будда Великолепный! Неужели такое возможно? – пробормотал монах, глядя на земного зверька.
- Позвольте представить вам Владимира Иванова! Идейного вдохновителя нашего проекта! – торжественно провозгласил Сергей.
В комнате повисла тишина. Все уставились на коротко стриженого человека в красно-коричневой потрепанной рясе с обнаженной правой рукой. Монах смущенно озирался, когда где-то за шкафами раздался трубный бас:
- Ага! Вовчик! Я же говорил, что мы обязательно встретимся!
Из-за шкафов выкатился маленький лысый толстячок неопределенного возраста. Его внешний вид соответствовал тембру голоса так же, как вид мыши – рыку льва.
- Шеф! – воскликнул растроганный монах и немного согнулся в поясе, потому что толстячок бросился к нему обниматься.
- Да! – рокотал коротышка. - Твой шеф! И мог бы им остаться, если бы ты не смылся отдыхать! Твоя бездарная идея отняла у меня семнадцать лет жизни и несколько волос! – Он погладил свою сияющую лысину. – Теоретики, правда, тоже облысели, безрезультатно пытаясь объяснить работу твоего “мешка”. Мы были впереди на корпус! – Шеф выпятил свой живот и ткнул пальцем куда-то за стекло: – А теперь весь этот хлам отказывается работать! “Мешок” не желает закрываться!
- Знаете, профессор, - монах смущенно теребил пояс рясы, – я, по недомыслию, ввел Вас в заблуждение… Это скорее не “мешок”, а “скейтборд”.
- Дело не в названии!… Кстати, я давно уже не профессор... Эта штука все равно упирается и не желает трудиться!
- Я могу помочь?
- Ага! – заревел коротышка. - Давай, Вовчик! Поучи старого барана травку щипать!
Приняв эти слова за разрешение, монах подошел к столу, заваленному чертежами и схемами, разгладил их и аккуратно, правда, без всякого порядка, сложил в стопку. Плотно прижав к чертежам ладони, он закрыл глаза. Затем, быстро повернувшись и не открывая глаз, безошибочно шагнул к стеклянной стене и прижался к ней лбом.
Сергей открыл было рот, но шеф дернул его за рукав, призывая к молчанию, и, с той же целью, показал маленький пухлый кулачок техникам.
Монах повернулся к ним через минуту, бледный, с заострившимися чертами лица. Глубоко вздохнув, он подошел к столу и выудил из стопки одну из схем:
- Вот эту плату надо бы заменить или поменять местами с соседней. – Его палец скользил по схеме. – Диод рабочий, но под нагрузкой он “течет”. И еще... Я бы закоротил и выбросил четвертый блок вместе с волноводом. От него только лишние энергозатраты.
Лысый коротышка внимательно посмотрел на монаха, пожевал губами и кивнул техникам. Те бросились выполнять указания.
Какое-то время все были при деле: кролик преспокойно жевал, техники метались вокруг него, Сергей с шефом о чем-то спорили до хрипоты, снова разбрасывая схемы, а монах, подобрав одну из аспидно-черных плит, разложенных вдоль стены, вглядывался в поверхность, гладил ее ладонью и, наконец, спросил:
- Что это?
- Это? – оторвался от чертежей коротышка. – Это плод твоего горячечного бреда! Атомы пластика и металла, уложенные “бутербродом”. На такой же плитке сидит несчастный кролик. Только у тебя в руках – брак!
- Какой же это брак? Это чудо природы! – монах откровенно любовался поверхностью пластины.
- Это - чудо технологии, а не природы, – поправил Сергей.
В проем двери протиснулся техник, потоптался на месте и, неодобрительно покосившись на монаха, сообщил:
- Шеф! Все сделали! – и пулей вылетел за дверь, услышав ответный рев:
- Так запускайте эту чертову штуку!!!
Завыла сирена, зал опустел, и монотонный металлический голос в динамиках начал обратный отсчет секунд. При счете “три” волноводы полыхнули красным, пол завибрировал. Кролик насторожился, поднял голову, как бы прислушиваясь к счёту, и при слове: “Пуск!” послушно провалился сам в себя с резким хлопком.
- Великий Будда! - восхищенно воскликнул монах. – Да неужто человек всесилен и подобен Богам?!
- Подобен, подобен! – нервно перебил его Сергей. – Сам же видишь! Ты погоди радоваться. Надо еще подтверждение получить. Да что ты вцепился в это барахло! - вдруг взвился он. – Если так нравится и не лень тащить – забери себе! Дома и будешь ее разглядывать…
- А можно? – радостно удивился монах.
Динамик захрипел, чем-то подавился и четко сообщил:
- Луна-Сити благодарит за посылку. Посылка жует. Американцы интересуются: где медведь?
- Тоже мне – юмористы доморощенные, - пророкотал шеф Сергея. – Вполне могли и свежий фарш получить... Все! Можно забраться на лавры и пообедать! – Он повернулся к монаху. – Послушай, Вовчик! А ты к нам какими судьбами?
Монах, прижимая к груди металлопластовую плиту, ответил просто:
- Я шел в Шамбалу.
- Н-да? – без особого удивления рыкнул толстячок. – Если мы можем чем-то помочь… Но, по-моему, у тебя теперь есть все, что нужно…
Монах вздрогнул и пристально вгляделся в своего бывшего шефа. На его лице промелькнуло выражение удивления, страха, безмерного восхищения... Монах склонил голову и выдохнул лишь одно слово:
- Бодхисаттва!…
Пятясь, он покинул комнату и вышел на освещенную площадку соседнего зала. Аккуратно положив на пол плиту, провел по ней ладонью, как бы убирая невидимые пылинки, и осторожно встал на нее обеими ногами. Из складок одежды он извлек маленький бронзовый колокольчик и костяную палочку. Низко поклонившись в сторону Сергея и его шефа, безмолвно наблюдавших за ним через стекло из аппаратной, монах выпрямился и тихонько ударил палочкой по колокольчику…
Нежный, тягучий звук дрилбы, казалось, проник в каждый уголок станции. Он был слышен еще несколько минут после того, как монах бесшумно исчез, вместе со своей плитой…
Потрясенный Сергей с опаской покосился на своего шефа и спросил:
- Как он назвал Вас, шеф? Что это за слово?
После продолжительного молчания Сергей добавил:
- Вовчик сказал, что это Вы рассказали ему про Тибет.
Лысый толстячок пожал плечами и тихо рокотнул:
- Я рассказывал про Тибет не только ему, но и тебе, Сергей…
_________________________________________________________
Дрилба – бронзовый храмовый колокольчик. Отличается долгим “послезвучанием”.
Дзонг – форт и административная единица.
Хуварак – монах-ученик (ламаизм).
Цзамба – поджаренная ячменная крупа.
Лунг-гом-па – “тело может умереть, но послание должно быть доставлено” (санскрит) - искусство горного скорохода
Дацан – ламаистский монастырь.
Бодхисаттва – “тот, чья сущность-просветление”(санскрит) - указывает человеку путь к нирване.
Нирвана – успокоение (санскрит).
Прета – омерзительные создания, обреченные за грехи на вечный голод.