Леший
авантюрный роман
ГЛАВА 33
20 августа 2003 года, среда
С тревогой в сердце Марат Арнольдович отправился этим утром в гости к профессору Лиховцеву. Вчерашний вечерний доклад Мензуркина о состоянии формального главы экспедиции не на шутку взволновал Фукса. По словам юноши, этнограф выглядел «сущей квашнёй». Марата охватило стойкое внутреннее ощущение необходимости срочного вмешательства. Общение с Лиховцевым подтвердило обоснованность этого чувства.
- Так вы говорите, заметку в «Питерском вестнике» настрочил Стрикоробов-Правдин? – переспросил он учёного.
- Да. У меня тут где-то записан его домашний адрес, - слабым голосом смертельно уставшего от жизни человека произнёс профессор, - сейчас поищу…
- Не трудитесь, милейший Илья Фомич. Адрес этого бумагомарателя мне отлично знаком.
- Да? – удивился этнограф. – Но каким же образом?
- Сейчас это не так уж важно. Главное, у меня появился повод нанести визит вежливости этому гениальному прохвосту…
- Вы намерены разыскать с его помощью Игната?
- В этом нет необходимости, профессор. Забудьте о нём. Лешего мы в состоянии обнаружить и без его помощи. Игнат был бы нам только помехой в экспедиции… У меня к журналисту есть дельце иного сорта, имеющее, между прочим, к вашей судьбе самое непосредственное касательство…
- Не понимаю, - инертно признался этнограф.
- Не стану обнадёживать вас раньше срока, - сказал Фукс. – Однако у меня появилась, как мне кажется, занятная идейка. Надеюсь, в самом ближайшем времени у вас появится весомый повод к тому, чтобы почувствовать себя счастливым человеком!
- Но позвольте…
- Всё. Больше ни слова. Профессор, пожелайте мне «ни пуха, ни пера». Я начинаю действовать!
Илья Фомич послушно выполнил указание технического директора, после чего был послан «к чёрту», и остался один.
- Здорово, Правдин! – с порога воскликнул Фукс и самым дружеским образом распахнул объятия.
Журналист, в чьём похмельном сознании мысли созревали мучительно медленно, сощурился, пытаясь вспомнить, где он мог раньше видеть этого могучего человека. Фигура и лицо незваного гостя показались ему знакомыми. Мало того, краешком глаза Стрикоробов уловил недвусмысленную цилиндрическую выпуклость под пиджаком посетителя. Это наблюдение убедило журналиста в благих намерениях визитёра, и он с удовольствием рухнул в раскрытые объятия.
«Ноль семь, никак не меньше», - мелькнуло в голове Правдина, физически соприкоснувшегося с заветным предметом.
- Что же мы стоим, друг?! – воскликнул он в экстазе. – Пройдём ко мне в кабинет. Неужели ты думаешь, у Правдина не найдётся пары чистых стаканов? Как тебя, кстати, звать-величать?..
- Марат, - представился гость.
- Да-да, конечно, Марат! Я же прекрасно помню, уж ты поверь…
Предмет, вызвавший в хозяине квартиры доброжелательное отношение к посетителю, оказался бутылкой хорошего креплёного вина.
- Ух ты! «Дербент»! – восхитился журналист. - Давненько не пивал я этого чуда кавказской цивилизации…
Отыскать пару стаканов хозяину не составило труда. Двумя пальцами журналист ловко откупорил бутылку и щедро наполнил вином посуду.
- Выпьем за встречу! – пафосно воскликнул он и одним духом осушил стакан.
Марат лишь слегка коснулся вина губами.
- Я вижу, мы здесь не одни… - деликатно заметил путешественник, бросив взгляд на храпящего в углу комнаты субъекта в несвежей одежде.
- Ну и что? – небрежно бросил Стрикоробов-Правдин.
- Разговор предстоит приватный. Может, перейдём в другое помещение, где нам никто не сможет помешать?
- Ха! Он нам не помешает! – заверил гостя журналист и в подтверждение своих слов сильно пнул отдыхающего ногой в бок. – Вот видишь, даже не хрюкнул. Пьян, паскуда, мертвецки. Так что, валяй свой «приват», не стесняйся. А я, пожалуй, ещё немного выпью…
- Пожалуйста…
Марат Арнольдович подождал, пока журналист утолит жажду, и только после этого приступил к осуществлению задуманного грандиозного плана. Начал он издалека.
- Скажите, Правдин, знаете ли вы, кто до вас жил в этой квартире?
- В какой - «в этой»? – переспросил журналист.
- Ну, да в этой самой.
- Родители мои жили, царствие им небесное…
- А до них кто здесь проживал?
- Ха! Откуда ж мне знать! Да и что мне до этого за дело?
Чисто инстинктивно Марат поискал взглядом стул, хотя в этом и не было никакого смысла. Спрятать в пустой комнате предмет крупнее пылинки было невозможно. Фукс припомнил, что в прошлый его визит кабинет хозяина был меблирован столом и пишущей машинкой «Ундервудъ». От былой роскоши осталась только пишущая машинка.
- Я вот что вам могу сказать, Правдин. До революции эту квартиру занимала семья Лиховцевых. Это, знаете ли, древний аристократический род. Представители этого славного семейства являли собой то, что теперь называют цветом русской нации!
- Вполне возможно, - равнодушно согласился Стрикоробов, быстро утомлённый столь же титаническими, сколь и бесполезными попытками понять, чего от него хочет неожиданный даритель портвейна. – Ну и что же с того?
- Вы не хуже меня знаете, Правдин, что цвет русской нации был безжалостно рассеян по свету беспощадной дланью революции…
- Дело-то прошлое, - осторожно заметил журналист.
- Прошлое, это - безусловно! – горячо подтвердил Фукс. – Но только вам одному я открою великую тайну. Я нашёл потомка этого старинного благородного рода…
- Поздравляю.
- Можете ещё выпить, если хотите.
- Благодарю.
Стрикоробов-Правдин быстро допил остатки вина. Марат передал ему свой стакан. Журналист с удовольствием справился и с ним.
- Имя наследника Илья Фомич Лиховцев. Вы должны быть знакомы с ним, хотя бы заочно. Он известный учёный, этнограф…
- Что-то такое слышал…
- Мало того, вы даже писали о нём.
- В самом деле? – без удивления переспросил журналист. – Вполне вероятно.
- Я скажу вам как на духу, Правдин, потомок древнего рода мечтает переехать в своё родовое гнездо. Вам нельзя упускать такой шанс!
Стрикоробов остолбенел. Марат продолжил натиск.
- В данный момент профессор проживает в уютной квартире на Транспортном переулке. Он полноправно владеет двумя чудесными комнатами. Третий этаж, все удобства, замечательные соседи – душевные люди, вы с ними подружитесь.
Журналист икнул. Храпящий в углу бомж громко испортил воздух и перевернулся на другой бок. Стайка потревоженных тараканов с шорохом перебежала в другой угол. Открывшееся лицо бродяги Фуксу было не знакомо. «Не Игнат», - отметил путешественник и продолжил обольщение журналиста:
- Для полноты счастья человеку время от времени просто необходимо менять обстановку, говорю это вам как медик. А с учётом того, что вы человек, безусловно, творческой профессии, то прилив новых мироощущений благотворно скажется на грядущем раскрытии вашего несомненного таланта! Переезд не будет обременительным. Мебели у вас не много, у Лиховцева тоже. Управимся за полдня…
Журналист наконец справился с навалившимся эмоциональным грузом, и нашёл в себе силы для выражения созревшей мысли.
- Ну, ты и жук! – сказал он увесисто. – А я-то, грешным делом, поверил, будто ангелы бывают бескорыстными. Я даже закрыл глаза на то, что у тебя нет крыльев!.. Ты разочаровал меня… Крепко разочаровал!
В расстроенных чувствах журналист смачно харкнул на пол, отошёл к окну и, глядя на перспективу Загородного проспекта, продолжил обличительную тираду:
- Я думал, ты человек! А ты оказался обыкновенным жуликом, да ещё каким дешёвым… Тьфу!
Попытка массированной мозговой атаки «с наскока» не прошла. Правдин оказался крепким орешком. Но Марат не стушевался. Пропустив мимо ушей обидное оскорбление, он продолжил увещевания:
- Дружище, скажу как на духу: обманывать писателя – дряннейшее из преступлений! Это даже хуже, чем обманывать детей. Мне смертельно больно сознавать, что вызвал у вас приступ необоснованного недоверия. Поверьте, Правдин, моя миссия носит сугубо гуманитарный характер. Я не преследую каких-либо меркантильных интересов. Более того, я даже собираюсь выступить в качестве ко-спонсора процесса.
- Пошёл вон! – негромко, но убеждённо произнёс Стрикоробов-Правдин.
Фукс вытащил из портфеля козырную карту. Ею оказалась плоская бутылочка недорогого, но на редкость пахучего дагестанского коньяка. Жилистые пальцы путешественника с треском скрутили с горлышка жестяную пробку, и журналист, раздув ноздри, немедленно обернулся.
Перспектива Загородного проспекта перестала представлять для него интерес.
- Что это? – хрипло промолвил он, глотая слюну.
- Выпьем за взаимопонимание, - примирительно сказал Марат Арнольдович и протянул бутылочку журналисту.
Акула пера не устояла перед очевидным соблазном.
Сделав несколько судорожных глотков, хозяин оспариваемой жилплощади пришёл в размякшее состояние. Глаза его заволокло туманом, ноги сделались тёплыми и мягкими. Журналист закачался, сел на заплёванный пол и уже с этой позиции громко заартачился.
- Я не позволю!.. Все вы одинаковые! – произнёс он обличительно. – Думаете, если журналист, то непременно – шкура продажная, да? А вот и нет! Ну, говори, где твои тридцать сребреников? Что, съел? А я не продаюсь, да!
Марат с сожалением подумал, что, возможно, переборщил с дозой. Стрикоробов, между тем, продолжал свой монолог:
- А я, быть может, непризнанный гений! Несостоявшийся Лев Толстой! Гёте и Мольер в одном флако… у-у-у… лице. Да! Что, съел? Ну, говори, где твои тридцать сребреников?
Сомневаясь в правильности своего поступка, Фукс всё же извлёк из кармана толстую пачку денег в банковской упаковке и провёл ею перед носом «непризнанного гения».
- Здесь сто тысяч. Копеечка в копеечку. Это мой спонсорский вклад в дело восстановления блестящего светского общества и укрепления светлых патриотических традиций. Я сторонник либеральных идей. Правдин, вы же патриот!
Сумбурные увещевания Фукса на фоне стотысячного «вклада» произвели на Стрикоробова выгодное впечатление.
- Ну, если речь идёт о либеральных идеях… - миролюбиво произнёс журналист, тщетно пытаясь дотянуться до пачки банкнот. – Надеюсь, это только аванс…
- По крайней мере, сумма не окончательная, - подал надежду путешественник. - Либеральное движение, которое я в данный момент представляю, ради торжества справедливости готово обсудить вопрос о спонсорской поддержке в более широком смысле.
- Это хорошо, - сказал журналист, плотоядно облизав губы. – Двести тысяч! Это моё окончательное условие.
- Принимается.
- И переезд за счёт фирмы.
- Либеральное движение возьмёт на себя все хлопоты по переселению, - твёрдо пообещал Фукс.
- Тогда – по рукам! – сказал Правдин и немедленно уснул.
На следующее утро Фукс нанёс Стрикоробову повторный визит. Акула пера помнила о вчерашней беседе, но ратифицировать состоявшуюся договорённость отказалась напрочь. Предстоял второй раунд изнурительных переговоров.
Марат Арнольдович сдержанно вздохнул и выставил на подоконник две бутылки лёгкого сухого вина.
- Вчера я не открыл вам главного, Правдин! – признался путешественник.
Сообщение гостя не взволновало журналиста. Без спросу он взял с подоконника бутылку и ловко откупорил её, протолкнув пробку пальцем. Марат решил, что у него мало времени, и без раскачки преступил к делу:
- Послушайте, дружище, вы ведь талантливый журналист. Зачем вы зарываете свой талант в землю? Это нехорошо. В конце концов, оттого, что вы размениваетесь по пустякам, страдает только золотой фонд мировой публицистики. Перестаньте держать прессу на голодном пайке дешёвых статеек бездарных борзописцев. Создайте наконец шедевр мирового масштаба! Мир жаждет грандиозной сенсации!.. Скажу вам по секрету, Правдин, она у вас в руках. Не упустите свой шанс…
Стрикоробов нахмурился. Горлышко бутылки стучало по его испорченным никотином зубам, выбивая подобие лезгинки. Душа ворочалась в пропитом мозгу журналиста, силясь проснуться и вырваться на творческий простор. Взгляды оппонентов встретились, и это решило исход борьбы. Правдин поставил непочатую бутылку на пол и, удивляясь себе, спросил:
- Что вам угодно, сударь?
Марат в красках описал предстоящую экспедицию.
- Я предлагаю вам исключительные права на эксклюзивный репортаж, - сказал он в завершение, - прямо с места событий! Правдин, вы сможете принять участие непосредственно в самой экспедиции - на равных правах со всеми. Подумайте хорошенько. Такой шанс даётся человеку один раз… И не забудьте, двести тысяч наличными. Неплохое подспорье, верно?
- Предложение заманчивое, - произнёс журналист, глотая слюну. – Одного не пойму только, какой ваш-то, собственно, интерес в этом деле? Я имею в виду обмен жилплощади.
- Клянусь, я делаю это исключительно из соображений гуманизма. Поймите, дружище, мне просто жалко смотреть, как чахнет старик – светило мировой этнографии – в несносных условиях коммунального быта. Я же говорю, он беззащитен как младенец. Над ним издеваются все соседи… Зная вас лично, убеждён, уж вы-то им спуску не дадите…
- Ха! – горделиво воскликнул Стрикоробов-Правдин. – Кишка тонка! Уж я-то им покажу етишкину жизнь!
Исторический переезд свершился ровно через неделю.
Из записок профессора Лиховцева:
«Удивительный человек – Фукс! Я всегда твердил, что на таких людях держится мир.
Да, мне довелось дожить до трудных времён, когда наука унижена и брошена государством, обречена на нищенское существование и медленное вымирание. Только энтузиазм и самоотверженный труд несгибаемых учёных держит корабль российской науки на плаву. И какое счастье, что не перевелись ещё на Руси филантропы, - эти бескорыстные радетели прогресса! С огромным удовольствием отмечаю, что Марат Арнольдович является продолжателем славных традиций русского меценатства. Честь и слава ему!
Последние два дня меня не покидает стойкое ощущение неизбывного счастья. Будто и не было вовсе тех страшных лет, проведённых в коммунальном аду! Нервная система моя окрепла настолько, что я спокойно выдерживаю мелкие неудобства, связанные с частыми визитами неопрятных знакомых прежнего хозяина моей новой квартиры.
По виду эти господа типичные бродяги, падшие, к тому же, так низко, что, похоже, совершенно презрели правила личной гигиены. И валят ко мне буквально табунами, хотя и не принято культурному человеку так выражаться о людях. Но как же от них несносно пахнет!
Приходят днём и ночью; не спросясь ломятся в дверь, стучат чрезвычайно назойливо.
Хорошо, что не работает электрический звонок. А прошлой ночью и вовсе сломали дверь!
Когда я проснулся, то обнаружил их спящими в ванной, прихожей и на кухне. Человек десять, и все поголовно пьяны. С огромным трудом удалось убедить их покинуть квартиру.
Да и то ушли они лишь тогда, когда прибыл наряд милиции, благоразумно вызванный дочерью.
Фукс обещал поставить железную дверь. Надеюсь, это поможет…
Так или иначе, житейские проблемы скоро утрясутся, жизнь войдёт в своё нормальное русло, и я наконец смогу полноценно отдаться научной работе. При поддержке такого выдающегося организатора как Марат Арнольдович Фукс экспедиция непременно завершится успехом. Я в этом убеждён».
З0 августа 2003 года, суббота
Угасающий август дарил Петербургу последние жаркие дни. Живая материя маялась в полуденном зное. Но сквозь горячую душную дымку изнуряющего пекла проступали признаки наступающей осени. Северная природа, наученная опытом многих столетий, готовилась к приходу холодов. С крон вековых деревьев начали опадать не жёлтые ещё листья.
Подхваченные редкими всполохами приморского бриза, они неслись над городом, кружились и порхали в атмосфере, пока не попадали в тёмные воды бесчисленных петербургских рек и каналов. Там они затихали и послушно неслись по течению.
Короткое балтийское лето давало горожанам свой прощальный бенефис.
Речной трамвайчик трудолюбивым осликом таранил невысокие волны Невы. Негромко басил его натруженный дизельный мотор. Встречный ветер играл причёсками экскурсантов. Счастливые пассажиры прогулочного судна ловили ноздрями его насыщенные влагой потоки. Чинно и беспечно заглядывали они за гранитные стены набережных, - туда, где суетно кипела жизнь душного асфальтового мегаполиса. Искажённый электрической начинкой мегафона хрипло мурлыкал голос девушки-экскурсовода. Её короткие механические реплики раздражали слух отдыхающих, но, убаюканные лёгкой качкой, экскурсанты покорно мирились с этим малым неудобством.
На открытой части палубы располагались самые счастливые из пассажиров судна. Здесь, на открытом воздухе, было совсем не душно, и раздражающее бульканье мегафона, относимое ветром, причиняло минимальный вред.
- Трудно даже представить себе, что такой город на протяжении многих лет умудрялся обходиться совсем без мостов! – поделился с друзьями Фукс, подставляя лицо встречному ветру.
- На первых порах крепость была важнее прочего, - объяснила Вероника, владевшая основами истории зарождения Санкт-Петербурга. – Между прочим, стены Петропавловки поначалу были насыпными. В каменные их перестроили много лет спустя, не помню точно, – когда…
- Это в характере русского человека, - заметил Фукс. – Торопливо возвести нечто грандиозное – пусть бутафорское, - но огромно и быстро!
- Царь Пётр лично рисовал схему укреплений крепости, - сказала Вероника в защиту «русского характера».
- Егор, а что вы думаете по этому поводу? – спросил Марат референта.
Егор плотоядно укусил мороженое. Затронутая тема волновала его минимальным образом. И вообще, он всё ещё сердился на шефа за его расточительный поступок. Не выдержав напора саднящих душу мыслей, он воскликнул, игнорируя поставленный вопрос:
- Двести тысяч коту под хвост! Не понимаю, зачем бросать такие деньжищи на ветер!
Марат Арнольдович поглядел на юношу снисходительно.
- С точки зрения голого прагматизма мой поступок оправданий не имеет, - согласился он. – Считайте, что это был порыв души.
Такое объяснение не удовлетворило референта.
- Порвать душу можно было и подешевле, - ворчливо произнёс он.
- Можно. Но это не принесло бы мне столь значительного морального удовлетворения. Шальные деньги нужно уметь тратить с размахом.
- Не понимаю! – пропищал Егор.
В спор вмешалась Вероника:
- А я вот шефа понимаю. Мне тоже, например, приятно, стоит только представить, как сейчас лопается от бессильной ярости эта крыса Ксения Филипповна со всей своей коммунальной сворой! То-то им теперь настанет житуха…
- Я, между прочим, тоже в той коммуналке прописан, - с обидой напомнил Егор. – А в «Панацее» и в «Чуде» работал как ишак, да! А квартира Лиховцеву досталась. За какие такие заслуги?
- Хочу напомнить, мой юный друг, что операция по обмену жилплощади нашего уважаемого профессора обошлась без участия вашего личного капитала. Я не потратил ни копейки ваших личных денег. А на квартиру вы вполне накопите себе сами. Кстати, послезавтра я улетаю в Москву. Мне предстоят занятные переговоры с нашим потенциальным компаньоном. Уверен, мы достигнем консенсуса. Так что ещё будет возможность заработать честную трудовую копеечку.
- Это, конечно, клёво. Но всё равно, незачем было тратиться на Лиховцева, - упрямо заявил Мензуркин.
Уверенный в своей безоговорочной правоте, Егор презрительно отвернулся. Взгляд его остановился на влюблённой парочке, безмятежно и не стесняясь посторонних глаз целующихся на корме. Мензуркин завистливо глотнул слюну.
- Егорка, как ты можешь быть таким бесчувственным! – пожурила соратника Вероника. – Ведь жилищные условия улучшил не только этнограф, но и его дочка, Люба. Кажется, она твоя возлюбленная. Должен же ты быть рад за неё…
- Ничего она мне не возлюбленная! – с негодованием отверг Егор предположение Вероники. – Вертихвостка беспринципная! Вот выучусь на банкира, открою собственный банк, так сама будет за мной бегать. А я и в сторону её даже не посмотрю, вот так!
Вероника снисходительно хмыкнула.
- А что! – вскипел Егор. – Так и будет, сама увидишь!
Мензуркин верил в своё обещание. Основания к оптимизму у него были самые незыблемые.
Дело в том, что Марат Арнольдович вчера объявил, что отныне Егор является студентом первого курса Государственного университета экономики и финансов с неизбежно вытекающей из этого факта отсрочкой от армии. Егор быстро просчитал, что высшее финансовое образование плюс небольшой стартовый капитал, которым он уже обладает, позволят ему организовать собственный банк и жить припеваючи до самой глубокой старости. Любовь к профессорской дочке на фоне этой бешеной перспективы выглядела просто дурацкой мальчишеской блажью.
Подумав, Марат решил, что не станет сейчас рассказывать Егору о миллионе, выделенном инженеру Колышкину на доработку «Дельфина». В Веронике путешественник был уверен: без позволения шефа она не скажет референту об этом ни слова. К нервной системе каждого концессионера, по глубочайшему убеждению Фукса, следовало относиться бережно.
Доев мороженое, Мензуркин выкинул обёртку за борт.
- А вот это нехорошо, - строго сказал Фукс. – Даже будущие крупные банкиры не должны безнаказанно засорять акваторию Невы.
- Я случайно, - виновато произнёс Егор. – Само как-то вышло.
- Вероника Дмитриевна, какое наказание назначить нарушителю норм экологической безопасности?
- Надо подумать…
- Да что это вы, в самом деле… - испуганно пробормотал Егор. – Я же не нарочно…
- Трудовая терапия – лучшее средство борьбы с дурными манерами, - убеждённо заявила Вероника.
- Согласен, - весомо изрёк Фукс. – Егор Мензуркин, назначаю вам наказание в виде добровольно-принудительных работ по благоустройству нашей новой квартиры…
- Какой квартиры? – обомлел будущий банкир.
- Очень большой и очень замусоренной, - радуясь произведённым эффектом, сообщила Вероника.