Разговоры с дядей Вовой

Разговоры с дядей Вовой.


1. Бомж дядя Вова

- Приехали, твою мать, - выругался Борька, и стукнул кулаком по рулю. – Все, конец, вылезаем.
Матерясь, он полез наружу, под снегопад. Я последовал за ним. Окружающий мир воспринимался как-то странно, словно через мутное стекло, но я протер лицо снегом, и все вроде бы прояснилось. Тупо посмотрев на торчащую из-под капота борькину задницу, я еще раз отметил нереальность происходящего и тут же забыл об этом, оглушенный очередной порцией матов.
- Мальчики, ну что там? – спросила Вика, кутаясь в шубу. – Скоро поедем?
Я пожал плечами и осмотрелся – вокруг было какое-то поле, но неистово падающий снег сокращал видимость метров до десяти, дальше начиналась непроглядная серая муть.
- Посветить? – спросил я Борьку, подойдя к открытому капоту и взглянув на черное пятно двигателя. Редкие снежинки, заброшенные сюда волей ветра, с жалобным шипением испарялись в этой зияющей пустоте.
- Да нет, и так все ясно. Видал? – он вылез и показал мне порванный ремень генератора, покрытый грязью, – Не знаю, как давно мы без него едем, но теперь это уже и не важно – аккумулятор сдох. Доездились, твою так. Позвони мужикам, на них вся надежда.
Он был совершенно прав – остаться зимней ночью неизвестно где, посреди непонятного поля, без транспорта – перспектива малоприятная. Я вытащил телефон и тупо уставился на экран – он показывал, что связи нет.
- Я уже минут десять позвонить пытаюсь и все без толку, – откуда-то из темноты выплыла Надя. – Не могу понять, мы же не настолько далеко забрались?
- Вот и отпраздновали Новый год! – Вика сделала плаксивое лицо и надула губки.
- Что делать будем? – спросила Надя. – Не оставаться же здесь!
- А какой у нас выбор? – я повернулся и посмотрел ей в лицо. Она явно была на грани срыва, но сдерживала себя. – До трассы километров тридцать. В такую пургу проще потеряться, чем дойти туда. Да и вообще, какая вероятность встретить машину в новогоднюю ночь? Остается ждать, когда Саня с мужиками нас потеряют и выедут навстречу.
- А вдруг мы заблудились, заехали не туда, и они нас не найдут! – сказала Вика. – Я ведь не в первый раз еду и никакого поля не помню!
- А я что, в первый? – заорал Борька, размахивая своими здоровенными лапами. – Я что, в первый? Пять лет езжу на эту гребанную дачу, и вроде ни разу не терялся!
- Тихо, тихо ты. Оба вы правы, – я потер виски ладонями, концентрируясь. – После восьмого километра повернули направо, так?
- Так, – согласился Борька. – Там только один поворот направо, других нет.
- Дальше дорога идет прямо и не сворачивает, так?
- Так.
- Ехать нужно по ней до конца, и она ведет в дачный поселок?
- Ну, – в очередной раз согласился Борька.
- Ну! Ведь так и ехали! А поля никакого тут не было и не должно быть, всегда лес был вокруг! – я еще раз потер виски. – Ничего не понимаю, бред какой-то.
- Будем праздновать Новый год в поле! Ха-ха! Вот уж никогда не думала! – Надя истерически засмеялась.
- Залезайте все в джип, нечего мерзнуть, будем ждать наших более удачливых товарищей, – скомандовал я и первым полез внутрь.
В темноте внутри машины все затихли и задумались о своем. Глаза привыкли к отсутствию света, и я различал мелкие детали интерьера. Неожиданно на глаза мне попался фонарик, но я не стал включать его, а на всякий случай сунул в карман. Чувство нереальности полностью исчезло. Снег за окном валил, не переставая, и иногда казалось, что он не падает сверху, а наоборот, взлетает вверх и стремится в небо.
- Ой, там что-то есть! – неожиданно вскрикнула Надя. – Вон там, справа!
Я вышел из машины и вгляделся во мглу, не было заметно ничего необычного, но, напрягшись, я увидел вдалеке огонек. Все затаили дыхание, наблюдая за ним. Огонек качался в пустоте, словно какой-то чудовищный глаз, ищущий, чем бы поживиться, он заметно приближался, сходство с глазом усиливалось, отчего у меня по спине иногда пробегал холодок. Вдруг огонек остановился, и от него донесся сначала кашель, а потом и хриплый голос.
- Что-то вы, молодые люди, не слишком удачное место для ночевки выбрали, – в голосе звучала явная насмешка. – Если, конечно, вы здесь не ради каких-то новомодных развлечений.
При звуке голоса я опомнился, вытащил фонарик, и направил его в сторону огонька – луч света выхватил из мглы бесформенную фигуру. Фигурой оказался заросший щетиной мужичок среднего роста, одетый в засаленный ватник, грязные штаны и потрясающе рваную ушанку, в руке он держал бывалого вида сумку, которая при движении издавала характерное стеклянное позвякивание, огоньком оказалась самокрутка. В общем, внешний вид мужичка был знаком любому цивилизованному человеку, который хотя бы раз выходил на улицу.
- Э, а ты кто такой? – Борька, похоже, к таким людям не относился.
- По-моему, моя внешность красноречиво говорит о том, кто я. Но на всякий случай, для людей с ограниченными возможностями, поясню – я являюсь лицом без определенного места жительства, - мужик явно издевался.
- Эй, друг, - поспешно сказал я, пнув Борьку, чтобы он ненароком не покалечил мужика, - не подскажешь, где мы находимся? Мы тут застряли из-за поломки, и не знаем как далеко до ближайшего населенного пункта?
- Ну, - мужичок почесал под шапкой, - до цивилизации отсюда точно далеко. А находитесь вы с поле, и это все что я могу сказать, я и сам тут мимоходом.
- Э, а далеко это сколько? Километров десять будет? – спросил Борька озабоченным голосом.
- Будет и больше, это точно, - бомж выплюнул окурок и с любопытством осмотрел нас всех по очереди.
- Придется оставаться здесь, - рассуждал я вслух, - от машины отходить не надо, можно заблудиться. Будем ждать рассвета, больше делать нечего.
- Ничего себе, Новый год! – истерически засмеялась Вика, но по ее лицу было видно, что она готова заплакать.
- А что, сейчас Новый год? – неподдельно удивился мужик, – надо же!
- Отстал ты от жизни, бомж, - презрительно произнесла Надя и повернулась к Вике, - пойдем, посидим в машине.
Она взяла впавшую в прострацию Вику, и они скрылись в джипе. Борька почесал затылок и пошел вслед за ними, оставив меня наедине с бомжем, который как раз усиленно раскуривал очередной страшного вида окурок.
- Может хватит светить, выруби лампочку, - промычал он, не отрываясь от своего занятия.
Тут я заметил, что все еще стою с фонариком в руках и свечу на него. Осознав, что выгляжу довольно глупо, я выключил фонарь и снова убрал в карман. Странно, но прежняя глухая тьма уступила место какому-то мягкому сумраку, так что я даже различал силуэт этого странного бомжеватого мужика, тогда как немногим ранее видел только огонек его сигареты. И опять меня захватила какая-то нереальность окружающего, даже все чувства вели себя странно: по коже забегали мурашки, снова появилось ощущение мутного стекла перед глазами, в уши словно набили ваты, ноздри забивал запах, более всего похожий на ацетоновый, а во рту стояла какая-то отвратительная горечь. Я ничего не понимал, и уже решил, что каким-то образом схожу с ума, но тут меня привел в себя судорожный кашель мужика, раскурившего, наконец, свою махорку. Внимательно прислушавшись к себе, и исследовав ощущения, я не заметил ничего необычного, все исчезло, оставшись непонятным.
- Эй, парень, а у вас пожрать есть чего? – спросил мужик из полумрака, - вижу, вы тут ночевать будете, а я тут несколько поленьев недалеко видел, могу принести, услуга за услугу.
- Давай, тащи, будет тебе еда, - сказал я ему, а сам пошел к джипу.
Пока бомж ходил за дровами, мы с Борькой, попеременно работая лопатой, которая всегда валялась в багажнике, расчистили от снега круг метров пяти в диаметре и тропинку к машине. Принесенные поленья сложили в кучу, полили бензином из бака и подожгли, этот костер осветил всю нашу импровизированную поляну, окрасив снег в оранжевый цвет. Надя с Викой сели возле огня около Борьки, тесно прижавшись и кутаясь в шубы. Я достал из заготовленных на праздник продуктов, лежавших в машине, несколько банок тушенки и бутылку водки, и отдал их бомжу, потом подумал и взял еще бутылку водки и еды каждому из нас, а потом сел у костра. Бомж устроился с противоположной стороны от нас, открыл бутылку, глотнул, и положил консервную банку в костер.
- Ну что, молодые люди, - сказал он, глядя сквозь пламя, - раз уж мы оказались в такое время в таком месте, то давайте знакомиться. Звать меня Вова, но в силу разницы возрастов, зовите меня дядя Вова, по профессии я вольный товарищ, хожу, где придется, и занимаюсь, чем придется. Ваших имен не спрашиваю, они не обязательны, лучше давайте выпьем за знакомство, встречу, ну или за что хотите.
- Да, выпить нам не помешает, - сказал Борька, разлил нам водки, и мы выпили, - раз уж мы тут Новый год встречаем.
- Не рано ли ты опомнился? - съязвила Вика, - Новый год уже полчаса как наступил!
- Тогда давайте еще выпьем, - раздраженно сказала ей Надя, - за то, чтобы такое больше не повторялось!
Мы еще раз выпили, а потом еще раз. Девушки завели между собой какой-то разговор, Борька шевелил поленья в костре, а я просто глядел на огонь. Сквозь языки пламени мелькали глаза бомжа, и я отметил, что они отнюдь не похожи на глаза алкоголика или просто опустившейся личности, при взгляде на них казалось, что их хозяин обладает каким-то особым, нечеловеческим знанием.
- Дядя Вова, - осторожно спросил я его, не отрывая взгляда от огня, - а кем ты раньше был, до того как бомжевать начал?
- Да кем я только не был, - усмехнулся он, - грузчиком был, дворником, водителем работал, а когда-то вообще был доцентом на одной кафедре в одном институте.
- А что, выгнали? – удивился я.
- Нет, сам ушел. Просто как-то раз понял, что устал от всего и ушел. Ну, потом то там работал, то там, все надоедает постепенно, все бросал периодически. Сейчас вот ничем не занимаюсь, - он хлебнул водки из горла.
- Фу, тоже мне доцент! Постесняйся врать-то! – презрительно сказала Надя.
- Да, я был доцентом! – гордо сказал дядя Вова, - а кандидатом наук остаюсь до сих пор!
- Ха-ха, бомж – кандидат наук! Ха-ха-ха! – Вика просто покатилась со смеху.
- Чего ты ржешь? – буркнул Борька, похоже, что водка подействовала на него угнетающе, - сидим в снегу, хрен знает где, и неизвестно еще, найдут нас или нет. Может так и придется тут мерзнуть, пока еда не кончится.
- Нет, я верю, что нас обязательно найдут, - уверенно сказала Вика, хотя глаза ее говорили обратное, - а случившееся здесь мы будет вспоминать только как мелкую неприятность.
- Хватит! – взревел я, - чем больше вы ноете, тем хуже нам всем! Да, мы застряли неизвестно где. Да, у нас нет никакой связи. Но мы ничего не можем с этим поделать, и выбора у нас нет, так что хватит мусолить одну и ту же тему, подумайте лучше, как скоротать время до утра.
Все притихли, и только дядя Вова ухмылялся сквозь костер. Вика всхлипнула и прижалась к Борьке, он обнял ее, и принялся утешать. Надя молча ворошила угли в костре какой-то палочкой, время от времени что-то яростно разбивая.
- Хорошо бы предвидеть будущее, - задумчиво пробормотала она, но было тихо, и все ее слышали, - тогда бы мы не вляпались так глупо.
- Ха! Держи карман шире! – хохотнул Борька и плюнул в снег, - это невозможно, и людей с такими способностями не бывает.
- Бывает, - неожиданно сказал дядя Вова, о котором все уже забыли, - я видел такого мужика. Он рассказывал мне свою историю, и я ему верю, без всяких сомнений.
- Интересно, - Надя отвлеклась от костра и посмотрела в его сторону, - что же это за история?
- Врет он все, что тут слушать? – сказал Борька, но голос его звучал неуверенно.
- Тише ты, пусть расскажет, - цыкнула на него Вика, - хоть как-то время убьем.
- Да ну вас всех! Чушь какая, - буркнул Борька, встал и ушел к машине.
- А почему бы нет? – спросил сам себя дядя Вова, - раз вы хотите услышать, я расскажу. Рассказ такой, как он сам все рассказывал, без моих добавлений.

2. Божий глаз.

Мягков проснулся в темноте, и не смог понять, где он, кто он, да чего там, вообще ничего не мог понять. Постепенно приходя в себя, он осознал, что лежит, скорчившись на холодном кафельном полу. Нудно болела голова. Конечностей он не ощущал, и даже сначала испугался, что вдруг разом лишился всех рук и ног, но потом понял, что это не так, выругался и попробовал пошевелиться. Результат был потрясающим – все тело пронзила резкая боль, а по коже активно забегали мурашки, пытаясь истоптать как можно больше поверхности организма. Сил выругаться не было, и Мягков застонал, но пользы это не принесло, только головная боль усилилась, отчего хотелась стонать еще больше. Кроме того, он понял, что лежит здесь давно, и поэтому жутко замерз, а из одежды, как он успел определить вернувшими чувствительность руками, кроме трусов на нем ничего не было.
Неожиданно нахлынул какой-то невыразимый ужас, и Мягков с нечленораздельным мычанием замолотил руками по стенам, в отчаянии ничего не соображая. Вдруг одна стена подалась, и с ее стороны хлынул свет. Поняв, что это дверь, ослепленный Мягков рванулся, пытаясь встать, но ударился обо что-то головой, упал на пол. Подождав, пока глаза, привыкнут к свету, он, не вставая, попытался рассмотреть, обо что ударился. Над ним, подобно океанскому лайнеру над волнами, гордо возвышался унитаз, таинственно поблескивая в полумраке.
Ползком выбравшись из туалета, Мягков попробовал встать, и, после нескольких попыток, это ему удалось. Оглядев окрестности, он пришел к выводу, что находится в собственной квартире, что снаружи светло, и что голова от удара, резкого света и полученной информации стала болеть еще сильнее, а, кроме того, появилась сильная тошнота. Ноги у него подкосились, и чтобы не упасть, он оперся спиной к стене. Целую вечность Мягков боролся со своим организмом, пока, наконец, не победил, и мысли немного прояснились. Он попытался выругаться, но произвел какие-то блеющие звуки и снова застонал. Продолжая опираться на стену, он, ведомый подсознанием, двинулся на кухню.
Кухня радушно встретила хозяина пачкой аспирина, лежавшей на холодильнике. Окрыленный, он кинулся к пачке и схватил ее обеими руками, но тут побежденный организм взял реванш, отчего Мягкова немедленно вырвало. Однако он давно был готов к такому повороту событий, и не особенно расстроился, а, вскрыв пачку, проглотил сразу несколько таблеток и запил их из чайника, после чего облегченно рухнул на стоявшую рядом табуретку.
Он сидел и не двигался до тех пор, пока не почувствовал, что головная боль отступила, а мысли выстроились в обычный порядок. Теперь Мягков уже достаточно ясно понял, что вчерашняя встреча старых друзей превратилась в банальную пьянку, хотя все же не представлял, как он попал домой, и почему на нем нет ничего кроме трусов.
Вдруг взгляд его натолкнулся на электронные настенные часы. Сухим языком автоматики они сообщали, что сегодня понедельник, а время уже перевалило за десять.
- Е-мое! – воскликнул Мягков и вскочил с табурета, но, поскользнувшись на заблеванном полу, упал обратно, - Понедельник! Значит, пили мы не вчера, а три дня назад! А времени-то уже одиннадцатый час! Теперь шеф меня точно съест!
Он быстро принял душ и заметался по квартире в поисках одежды. Кое-как собравшись, Мягков посмотрелся в зеркало, чтобы оценить свое состояние, и потерял дар речи. Его отражение имело одну странную особенность – дополнительный глаз посередине лба. Этот глаз, в отличие от обычных, смотрел прямо, не моргая и не двигаясь, но его взгляд, казалось, пронизывал насквозь. Мягков схватился за голову и лихорадочно начал ощупывать лоб, но ничего необычного не нашел.
- Надо же, как плющит, - пробормотал он, - Надо будет пива взять, может быть, пройдет.
Он пошел обуваться, и тут ему пришла мысль, что пива в ларьке на остановке не будет, и придется идти за ним в магазин. Мысль была странной, как бы чужой, и содержала больше утверждения, чем вероятности. Мягков решил не обращать на нее внимания, и, собравшись, вышел на улицу.
Снаружи было пасмурно. Серое небо лениво мочилось мелким дождичком, и при виде всей этой мерзости хотелось вернуться домой, упасть на диван и тут же уснуть.
Окинув взглядом скучающий народ на остановке, Мягков ощутил сухость во рту и направился к ларьку. Ларек своим видом напоминал дот, какие показывали в фильмах, и обычно предлагал приемлемое и не слишком просроченное пиво. Каждый раз у ларька Мягкова разбирал интерес, не приковывают ли хозяева своих продавцов к прилавку, подобно тому, как приковывали в войну пулеметчиков, и от любопытства он всегда пытался заглянуть в маленькое окошко.
- Нету пива, старое вчера вышло, а свежее не завезли, - ответила ему из амбразуры сонная деваха, глядя в журнал с голыми мужиками на обложке.
 Особого выбора не было, и Мягков, проклиная себя, поперся лишних сто метров до магазинчика, взял пару бутылок пива, и вернулся на остановку. Посмотрев на часы и подумав, он решил, что терять все равно уже нечего, и махом опрокинул в себя одну бутылку, а затем открыл вторую.
- Мда, не все так плохо, - думал Мягков, лениво изучая похмельного мужика, с явной завистью глядящего на бутылку в его руке и периодически пускающего слюну.
Он допил пиво, и решил ждать автобус, но вдруг понял, что автобус придет забитый доверху, влезть не получится, а следующий прибудет только через полчаса. Откуда взялось это знание, Мягков понять не мог. Пока он думал, к остановке подошел нужный ему автобус. Дверь с огромным трудом открылась, выставив на обозрение чью-то здоровую задницу. Наружу никто не вышел, а зайти желающих не оказалось, дверь с не меньшим трудом закрылась, и автобус, тяжко вздохнув, двинулся дальше.
 - Похоже, я начинаю предвидеть, - мрачно буркнул Мягков, пытаясь поймать машину, - доверимся подозрениям.
Минут через пять возле него тормознул жигуленок, обдав джинсы грязной водой.
- Шеф, до ДК не подкинешь? – спросил Мягков
- Полтинник, - ответил тот, не глядя.
- Идет, - сказал Мягков и сел внутрь.
Кое-как почистив брюки, он присмотрелся к водителю, тот выглядел довольно угрюмо. Неожиданно Мягков понял, что водителю давно не платили зарплату, дома его пилит жена, а у машины текут сальники. Наличие этого знания наводило жуть. Некоторое время ехали молча.
- Хреновая погода сегодня, верно? – спросил Мягков, желая отвлечься.
- Говно полное, - злобно буркнул водитель, - затрахало уже все.
- А чего это вы такой злой? – подозрительно спросил Мягков, - зарплату давно не платили?
- Да пошел ты не хер, умник, - ответил водитель, останавливая машину, - выходи, приехали.
Оказалось, мужик не довез его несколько кварталов, и остаток пути пришлось идти пешком.
- Все-таки, это не просто так, - думал Мягков вслух, - похоже, я и вправду предвижу события и узнаю о других то, что не говорят, хоть это и странно. И необъяснимо. И, тем более, не понятно. Да и вообще надо бы все-таки еще раз проверить эту способность, убедиться, что я не брежу с перепою.
Тут он заметил, что уже подошел к офису, где трудился программистом, взглянул на часы. Они показывали половину двенадцатого. Вздохнув, Мягков, дернул на себя дверь и вошел внутрь.
На вахте возле входа сидел охранник Иван, который при появлении его встал и злорадно похлопал дубинкой по огромной ладони. Иван всегда недолюбливал Мягкова. Иногда он делал вид, что пытается ударить дубинкой, а потом громко ржал, видя как Мягков пытается увернуться. Делал он это из чистого садизма или потому, что обладал каким-то комплексом неполноценности, было неясно.
- Опаздываем, значит, - со страшной рожей сказал Иван, надвигаясь, - а ведь шеф ясно предупреждал насчет опозданий.
- А правда, что тебя в армии деды заставляли в противогазе бегать, пока не вырвет, а маску снять не давали? – ляпнул Мягков первое, что пришло в голову.
- Ах ты, козел! – заревел Иван, - А ну колись, кто тебе сказал!
Видя, что охранник разошелся не на шутку, а дубинка уже свистит в воздухе, Мягков бросился по коридору. Вскочив в удачно подошедший лифт, он с облегчением увидел, как перед взбесившимся Иваном закрываются двери, и поехал на свой этаж.
- Надо же, - удивленно сказал Мягков, не обращая внимания на удивленные взгляды попутчиков, - похоже, что это была правда, раз он так завелся. И как, интересно, я догадался? Ведь даже и не думал никогда…
Поднимаясь в кабине, он вдруг понял, что лифт не довезет его до нужного этажа, а застрянет двумя пролетами ниже. Умудренный событиями сегодняшнего дня, Мягков быстро ткнул кнопку остановки и вышел. Осмотревшись, он вздохнул, и понуро побрел по лестнице, думая о том, что неплохо бы иногда заниматься физкультурой. Впрочем, все его усилия оправдались тем, что вскоре он услышал приглушенные визги и мат, исходящие из шахты лифта.
Приободрившись, он резво преодолел последние ступеньки и вошел в офис. Помещение офиса представляло собой порядочных размеров зал, разделенный на небольшие кабинки с компьютерами, а в конце зал упирался в дверь, за которой находилось помещение шефа. Как только Мягков вошел, к нему тут же синхронно повернулось множество однообразных безучастных лиц, принадлежащих людям за компьютерами. Он с веселой улыбкой оглядел зал, но вдруг уперся взглядом в дверь с надписью «Директор», отчего веселье немедленно испарилось. Однообразные безучастные лица синхронно с удовлетворением отвернулись и продолжили свои занятия.
За опоздание нужно было отчитаться, поэтому Мягков вздохнул, собрался силами, и зашел в приемную шефа. Там было пусто, за исключением секретутки Светы, которая все свое свободное время проводила за наведением макияжа.
- Я… это... вот… - проблеял Мягков, представив себя со стороны – мятый небритый мужик с похмелья, в грязных джинсах и с дикими глазами.
- Виктор Романыча сейчас нет, - надменно сказала Света, не отрываясь от процесса камуфляжа, - у него очень важная встреча, и поэтому он прибудет только после четырнадцати.
- А… это… эээ… - сказал Мягков, онемев от радости.
- Нет, записывать вас я не буду, потом зайдете и доложитесь сами, – ответила Света и отвернулась, дав понять, что говорить больше не о чем.
Мягков вывалился из приемной, не веря в свою удачу, и прошел к своему отсеку офиса. Свалившись на стул, он для маскировки включил компьютер, и стал думать.
В результате напряженной умственной деятельности Мягкову стало ясно, что вся эта информация появляется при маломальской концентрации на определенном моменте реальности. Так, например, он не думал о шефе, пока не зашел в приемную, и не знал, на месте тот или нет. В приемной его внимание автоматически было занято начальником, и уже до первой Светиной фразы Мягков понял, что директора нет, нет на месте. Мало того, с этим знанием Мягкову пришло другое, а именно – что шеф не прибудет к двум, так как попадет в мелкую, но нудную аварию. Тут же Мягков понял, что никакой встречи у шефа не было, а под этим предлогом тот коротал время у своей любовницы, которую скрывал даже от секретарши Светы. А Света, оказывается, тоже была его любовницей.
Если бы это все были просто предположения, то Мягков просто не обратил бы на них внимания. Но теперь у него не было основания не доверять подобным ощущениям, и от этого на душе становилось мерзко.
- Незнание – сила, - пробормотал он, и включил на компьютере пасьянс, чтобы отвлечься.
Не удалось. Пару минут потаскав карты, Мягков понял, что пасьянс не сойдется, он знал не только следующую карту из колоды, но и все карты, лежащие рубашкой вверх. Рассердившись, он резким движением выключил компьютер и огляделся.
Куда бы он ни посмотрел, для нигде него не было секретов. Опрятный клерк в углу зала? Тайком переписывает деньги с чужих счетов на свои подставные счета. Молодая хорошенькая машинистка невдалеке справа? Ненавидит своего мужа, хочет его убить, и ищет исполнителя. Строгого вида менеджер у окна? Этот вообще педераст и частый гость заведений для извращенцев.
Тут Мягкова охватил ужас, подобный тому, что он испытал сегодня в туалете, только утром его спасла открывшаяся дверь, а здесь не было не только двери, но и надежды на нее. А со всех сторон на него смотрели они. Этот, вроде неплохой человек, сегодня вечером в ресторане в пьяной драке нанесет другому тяжкие увечья. А вон та, мать двоих детей, сегодня на дне рождения подавится тортом, но ее откачают. А этот, любящий муж и отец, не совершал ничего в прошлом, не совершит ни чего и в будущем, так как через неделю тихо скончается от инфаркта.
- Нет! Хватит! – вскричал Мягков, хватаясь за голову, – я ничего этого не хочу знать!
Он вскочил из-за стола, далеко отбросив пластиковый стул, и, шатаясь, побрел по коридору между кабинками. Краем глаза он видел оживление в массе – кто-то крутил пальцем у виска, а кто-то уже набирал нужный номер. Вдруг Мягков почувствовал руку на своем плече.
- Саня, с тобой все в порядке? – это был Костя, единственный человек в офисе, которого Мягков считал своим другом, - может тебе помочь?
Мягков уже хотел поблагодарить его, когда вдруг понял, что Костя, старый товарищ и отличный человек, погибнет сегодня вечером, возвращаясь с работы. Он попадет под грузовик во время перехода улицы от автобусной остановки, недалеко от дома. В горле у Мягкова перехватило, он снял Костину руку с плеча и крепко пожал ее.
- Костя, - хрипло сказал он, - сегодня возвращайся домой на метро.
Выходя из зала, Мягков знал, что Костя не последует его совету.
Бегом сбежав по лестнице, он пролетел мимо охранника, и выскочил на улицу. Погода за прошедшее время изменилась, дождь усилился и стал злее. Тучи с ревом и грохотом делили между собой небесную площадь, полностью заслонив солнце. Становилось все темнее и темнее, отчего казалось, что уже наступает вечер. Мягков поежился от попавших за шиворот холодных капель, поднял воротник куртки и побрел вдоль по улице. Небесный грохот усилился, дождь полил сплошным потоком, отчего видимость ухудшилась, но Мягков был рад, так как прохожие с улиц быстро исчезли. Иногда вдалеке мелькала бегущая фигура, и тогда он сильно зажмуривался и слушал стук сердца, чтобы не уловить ничего постороннего.
Так он шел часа три, а ливень все не прекращался. Мягков жутко устал и совсем промок, но никакого внимания на эти неудобства не обращал. В очередной раз подняв взгляд от земли, он увидел впереди человека, который шел ему навстречу. Мягков попытался избежать встречи, но, оглядываясь, замешкался и не успел. Он напрягся, собираясь встретить новый поток информации, но всего лишь встретил взглядом улыбающееся какой-то отрешенной улыбкой лицо пожилого мужчины. Но все недоумение Мягкова мгновенно улетучилось, когда он увидел во лбу этого невесть откуда взявшегося мужика глаз, точно такой же, какой видел у себя. Машинально он тут же пощупал свой лоб, и снова ничего не ощутил. Мужик улыбнулся шире и похлопал его по плечу.
- Недавно, а? – приятным голосом спросил он, - освоился уже или как?
- Нет, трудно очень, - выдавил из себя Мягков.
- Звать-то тебя как?
- Александр, – ответил Мягков.
- А меня Никодим, – сказал мужик и протянул ему руку, – будем знакомы.
Мягков машинально пожал протянутую руку, и от этого ему стало гораздо спокойнее и уютней. Никодим, не переставая улыбаться, посмотрел на него и двинулся дальше в том направлении, в котором шел раньше. Мягков отметил про себя, что, не смотря на ливень, Никодим нисколько не промок.
- Пойдем со мной, – не глядя, сказал тот Мягкову, – прогуляемся, поговорим.
Мягков смотрел на его удаляющуюся фигуру, и, подумав, бегом догнал Никодима и пошел с ним рядом.
- Да, тяжело бывает поначалу, – сказал Никодим, – я вот вообще в первый день ухитрился в психушку попасть, вот. Правда там половина наших сидела, было с кем поговорить, хе-хе.
- То есть так много нам подобных? И где же они все? Весь город обошел сегодня, а никого не видел.
- Ушли.
- Куда?
- Узнаешь со временем, – загадочно ухмыльнулся Нимодим.
Некоторое время они шли молча. Мягков весь погрузился в тяжелые мысли, а Никодим весело смотрел на все вокруг и насвистывал оптимистичную мелодию. Дождь отмыл все объекты до зеркального блеска, но на достигнутом не останавливался.
- Для меня сегодня на работе скорую вызывали, – мрачно ответил Мягков, – а теперь еще и уволили, наверное.
- Да нахрена тебе эта работа? Теперь ты и без нее прекрасно обойдешься.
- Придется теперь, никуда не денешься, – промямлил Мягков, – хреново так стало, раньше лучше было.
- Ну уж извини, – развел руками Никодим, – чего хотел того и получил.
- Как это чего? Ничего я не хотел!
- Чего-чего… глаз! – Никодим постучал по лбу, – если б не просил, не получил бы ничего.
- Да что это такое вообще? – взорвался Мягков.
- Знание. Абсолютное знание. Всеведение. Ясновидение, – тихо сказал Никодим, – называй, как хочешь.
Неожиданно Мягков понял, что Никодим прав, более того, он всегда это знал, но боялся даже подумать о такой возможности.
- Нужно богов просить, чтобы такой дар получить, – добавил Никодим.
- Не помню я, чтобы просил о чем-то подобном.
- Подумай. Тут вся фишка в том, что получить эту, так сказать, способность можно только попросив ее для какого-нибудь пустяка. Это и к другим подобным способностям относится, их много всяких, – Никодим задумался, – поэтому толпы дураков, вымаливающие у господа какую-нибудь благодать ради нее самой или вообще ни ради чего, получают разве что болезни или бедствия.
Мягков живо представил себя со стороны, в пьяном угаре ползающего по полу и орущего «Господи, дай мне силы найти этот гребанный штопор». Картинка была настолько правдоподобной, что воспринималась как действительность. Мягков моргнул и протер лицо мокрой рукой.
- Не дар это никакой, это проклятье, – зло сказал Мягков.
- Это же одно и то же, – засмеялся Никодим, остановившись возле какой-то подворотни, – нам сюда.
Он повел Мягкова по какому-то замусоренному переулку, между облупившихся домов, кособоких гаражей и разломанных заборов. Шли они не разговаривая, слышалось лишь дыхание, заглушаемое шумом падающей воды, и хлюпанье ботинок по лужам. Через несколько минут и дворов, они вышли к небольшой пятиэтажке, у которой часть первого этажа занимал магазин. Он представлял собой обычную дверь с вывеской «Познай себя», и полным отсутствием наружной рекламы, первая буква второго слова была отломана, остался только контур, отчего смысл фразы множился. Мягков подумал, что это наверняка не происки хулиганов, а хитрый рекламный ход, предназначенный для привлечения клиентов.
- Нам сюда, – Никодим дернул дверь и они зашли.
Внутри магазина стоял прилавок, за которым, сидя в кресле, дремала молодая девушка, на ее лице отражалось общее утомление жизнью. Полки магазина были завалены различным эзотерическим хламом – книгами, благовониями и всякими священными предметами, играла заунывная музыка с горловым пением.
От движения двери зазвенели китайские колокольчики. Утомленная девушка недовольно проснулась, но при виде Никодима заулыбалась.
- Здравствуйте, Никодим Петрович, – певуче сказала она, – слышала, вы сегодня уходите?
- Это так, – улыбаясь, кивнул Никодим.
- Жаль, жаль, что вы не вернетесь, хоть говорить так – чистый эгоизм, не могу удержаться. Вы проходите, все собрались уже, ждут.
- Желаю удачи, – сказал ей Никодим.
Он открыл малозаметную дверь в стене с полками, и, махнув Мягкову, прошел в полутемное помещение. Мягков зашел за ним и мягко закрыл дверь.
Помещение представляло собой небольшой зал, часть которого занимала сцена, а часть – зрительские места, которые занимали пять или шесть человек. Над сценой был растянут плакат с неровной надписью «Поздравляем Никодима Петровича с Уходом!». Никодим показал Мягкову на свободное место, а сам взошел на трибуну. Садясь, Мягков заметил, что все зрители тоже имеют метку знания, и хотел уже спросить об этом ближайшего соседа, но тут Никодим начал говорить.
- Друзья! – сказал он и кивнул в сторону Мягкова, – для начала позвольте представить вам нашего нового друга Александра.
Раздались аплодисменты, а Мягков почувствовал себя неуютно.
- Друзья! – продолжал Никодим, – хочу напомнить вам, что знание, полученное нами по нашему желанию и вопреки ему – всего лишь инструмент. Инструмент для постижения истинной сущности вещей, от молекулы и до вселенной, от жизни и до смерти. Сегодня я могу сказать, что я постиг эту сущность. Я хотел бы все вам передать, но не могу, так как не существует ни слов, ни мыслей для передачи этого знания, есть лишь понимание. Кроме того, каждый должен пройти свой путь постижения, путь боли, страдания и несчастий, ибо только через них лежит постижение. Мой путь пройден, и сегодня я завершаю его и начинаю новый, за пределами нашего понимания. Я не первый и не последний, и я верю, что для каждого из вас настанет тот час, когда придет озарение. Практикуйте самосознание, ибо оно – ваш фонарь на этой темной и скользкой дороге, под названием жизнь. Вы уже давно не являетесь, подобно другим, слепцами на пути к канаве, и поэтому я не буду давать вам советов, ведь не только вы ищете путь, но и он ищет вас. Желаю удачи!
Снова раздались аплодисменты, на этот раз Мягков аплодировал вместе со всеми. Тут он заметил, что вокруг радостного Никодима заколебался воздух, как будто при жаре. Колебания эти все усиливались, и вдруг за спиной Никодима вырос бесформенный черный провал. Мягков заметил, что в этой бесконечной черноте мелькают звезды и созвездия, пока не понял, что их сияние просвечивает сквозь Никодима. А тот улыбнулся еще шире и помахал рукой, и махал ей, а сам становился все прозрачней и прозрачней, пока, наконец, не исчез. После этого провал свернулся, оставив после себя пустую сцену, и лишь слабо колыхающийся плакат напоминал о том, что произошло.
От увиденного у Мягкова в душе воцарились покой и умиротворение, и он понял, что остальные испытывают схожие чувства. Постепенно все присутствующие уходили, а он все стоял и смотрел на опустевшую сцену, на провисший плакат, и думал о Никодиме. А потом вышел на улицу, полной грудью вдохнул свежий воздух, очищенный дождем, и пошел своей дорогой.


* * *
Снег, раньше бывший мягким и пушистым, вдруг резко стал мелким, злым и колючим, словно у природы резко испортилось настроение. Дядя Вова замолчал, вытащил из костра согревшуюся консервную банку и вскрыл ее опытным движением ножа, и, не спеша, начал есть.
- А дальше? – спросила Вика.
- А все, – ответил дядя Вова, – я-то его встретил в вытрезвителе, там он мне это и рассказал. Понял видать, что я поверю. А сам он сказал, что таким образом отдыхает, в пьяном виде мозг отключается, и именно от этого, по его словам, становится легко и появляется ощущение счастья. Ну а вытрезвитель – побочный эффект счастья. После того я его больше не видел, и что было дальше, не знаю. Тоже ушел, наверное.
- Полная херня, – подвел итог Борька и зачавкал тушенкой.
Дядя Вова молча усмехнулся и закурил, глядя в ночь.
Я разлил остатки водки, выкинул бутылку в никуда и тоже принялся жевать.
- Интересно, почему же они решили, что эта способность – дар богов? – задумчиво спросила Надя, отраженное пламя танцевало в ее зрачках.
- Ну почему богов? – как-то раздраженно сказала Вика, – почему нескольких? Ведь Бог один единственный!
- С чего бы вдруг? – спросил дядя Вова, не переставая ухмыляться, – почему один? Есть тому какие-нибудь объективные доказательства? А может, никакого бога вообще нет?
 - Ну ты сказал, ха-ха! – вдруг заржал Борька, – ну уморил! Есть конечно, у него же церковь в центре есть, я там был даже один раз.
- Боря, ну при чем здесь это? – Вика недовольно ткнула его локтем и повернулась к дяде Вове, – ведь в Библии же сказано, что он один!
- А почему мы должны опираться не библию? – удивился тот, – я вот тоже могу написать всякого, а потом выдавать это за священное писание. Например, что нет бога. Или что их много. Или, например, что я и есть бог. Хе-хе.
Вика от такого просто онемела, и не знала что сказать. Я протянул ей стакан с водкой, и она, так и не выдав скопившегося в душе, залпом выпила.
- Я тоже думаю, что не все так просто, – сказала Надя, – откуда нам знать вообще. Что есть истина?
- Вот! – дядя Вова поднял палец, – вот! И я о том же. И вообще давайте выпьем еще, а потом я еще одну историю расскажу, про богов.
- Опять брехня, наверное, – сказал Борька, но уходить не стал.
- Да заткнись ты, наконец, – сказал я ему, разливая новую бутылку, – что нам еще делать? Давай послушаем.
Дядя Вова поднял стакан и на некоторое время застыл в этом положении, глядя на него и собираясь духом. Какие-то тени метались за пределами круга света от костра, я не знал, то ли они существуют, то ли это действие спиртного, и выпил, чтобы не испытывать сомнений. Посмотрев на товарищей, я понял, что они ничего не замечают, и успокоился.
Дядя Вова резким движением опрокинул в себя кружку, и начал рассказывать.

3. Святой Ильич.

Дело было в далекие семидесятые, вас всех тогда и в задумке не было, а я был специалистом по… Впрочем, не важно по чему именно. Ученым, специалистом – техником. И вот однажды вызывают меня в партийный отдел, а там сидит сам председатель месткома, и шишки какие-то приехали – два мужика толсторожих
- Ну, Владимир Николаич – говорит председатель, – нужно тебе в командировку ехать за границу.
- А куда? – говорю, – и зачем?
- А вот компетентные товарищи тебе сейчас объяснят.
Шишки тут засуетились, поворошили бумагами, и один из них говорит:
- Товарищ, наша страна решила помочь братской республике Казибуку, и вас, как грамотного специалиста, выбрали для работы на благо великого дела мира во всем мире и укрепления дружбы народов.
- Вы, – говорит второй, – должны будете обеспечить население этой братской республики дарами цивилизации – электричеством, канализацией, ну и прочими.
- А после завершения вашей работы наши дипломатические отношения упрочатся, и мы сможем заключить торговый договор.
Понял я, что дело дрянь, но ведь и отказаться нельзя, так что я только спросил:
- А где эта ваша Кази-республика находится?
- В Центральной Африке, – говорят, – но вы не беспокойтесь, не один летите, с сопровождением.
Я, в общем-то, так и думал, но все равно как услышал, аж не хорошо стало. Но делать нечего – пошел собираться.
Прибыл я, куда сказали, прошел медосмотр, получил кучу прививок, вещи, инструменты, и сел в специально приготовленную машину. Меня быстро доставили в аэропорт и высадили возле обычного гражданского самолета. Я занял свое место и весь полет проспал, а проснулся, когда самолет уже сел.
Выйдя из самолета, я обнаружил вполне цивилизованный аэропорт и немного удивился. Жара стояла невыносимая, и мужик, встречавший меня, непрерывно вытирал лоб платком. Видимо он знал меня по фотографии, так как сразу же помахал мне рукой и подошел.
- Здравствуйте, – сказал он, беря меня под руку и отводя в сторону, – нас ждет машина.
Мы сели в машину, и водитель молча повез нас по какой-то проселочной дороге.
- Скажите, каков здесь фронт работ? – обратился я к потному мужику, – аэропорт хороший, неужели тут еще нужны специалисты?
- Что вы! – удивился он, – не здесь. Тут у нас хватает консультантов. Вы здесь просто потому, что в Казибуку гражданские самолеты не летают, а вас на военном транспорте довезут. Мы как раз на нашу военную базу едем.
У меня от этих слов жуткие предчувствия зародились, и поэтому всю оставшуюся дорогу я молчал и рассматривал пролетающие мимо пальмы.
Перед въездом на базу машину остановили, и дежурный офицер сказал, что имеет приказ пропустить внутрь только меня одного. Встречавший меня мужик пожал мне руку и пожелал успехов, при этом в его глазах ясно выражалось сочувствие. Бросив на меня прощальный взгляд, он сел в машину и скрылся в пыльном облаке между пальм.
Офицер дал мне в сопровождение солдата, который довел меня к кабинету командира. Там сидел сам командир – пожилой полковник, а также присутствовали молодой лейтенант, и какой-то мужик в форме без знаков различия, со строгим лицом. Полковник вяло обмахивался какой-то папкой и с тоской глядел на пустой графин на столе, лейтенант стоял в постойке «смирно», а строгий мужик сидел на кресле в углу и смотрел в одну точку. При виде меня командир оживился, и отложил папку.
- А, Владимир Николаевич! Здравствуйте! Все готово уже, вас ждем, – сказал он и снова посмотрел на пустой графин, – Кузьков!
- Я! – рявкнул лейтенант.
- Что там с водой?
- Охлаждают, товарищ полковник!
- Ладно, черт с ней, тащите как есть. Сил нет уже терпеть.
- Есть! – снова проревел Кузьков, и, печатая шаг, вышел за дверь.
- Чертова жара, вода прямо кипит, пить невозможно, – хрипло сказал полковник и прокашлялся, – итак, Владимир Николаевич, меня уже предупредили о вашем задании. Кстати, познакомьтесь, это ваш помощник, специалист по Казибуку.
Мужик со строгим лицом встал и протянул руку. У него чуть ли не на лбу было написано «кгб».
- Петров, – сказал он и сел обратно.
- Так вот, – продолжил полковник, – все уже готово, вертолет сейчас заправят и полетите.
- Вертолет? – переспросил я.
- Ну да, вас что, не предупреждали? Там местность дикая, джунгли, транспорта другого нет.
Я промолчал, в очередной раз наполняемый нехорошими предчувствиями.
 Зазвонил телефон, и полковник поднял трубку, молча послушал и положил обратно.
- Все готово, – сказал он, – идите, желаю удачи!
Петров молча вышел, я двинулся за ним. Возле выхода нас поджидала машина со скучающим водителем за рулем, мы сели и, не разговаривая, довольно быстро доехали до аэродрома.
Петров вылез первым и огляделся.
- Нам туда, – он показал в сторону вертолета, раскручивающего винт, и я поплелся за ним.
В вертолете было достаточно места, я уселся и положил чемодан, который все это время держал в руках, на пол. Петров тоже пристроил свою сумку, и стал смотреть в окошко. В дверном проеме был закреплен пулемет, и это нисколько не обнадеживало.
- Эй! – закричал из кабины пилот, пытаясь пересилить винт, – закрепляйте задницы, взлетаем!
Вертолет дернулся и приподнялся над землей, одновременно с этим в дверь запрыгнул солдат и сел за пулемет. Винт заревел натужней, и мы вознеслись над окрестностями. Пилот повернул машину на нужный курс и полетел над аэродромом. Я посмотрел вниз, там промелькнуло ограждение базы, а потом, через небольшой промежуток времени, все поле зрения залило зеленое море джунглей.
Вид, конечно, был потрясающий, но никакой радости мне это не доставляло. Абсолютное незнание того, куда летим, зачем, и что там будет, сильно угнетало.
- Петров, – сказал я, он отвернулся от окна и вопросительно посмотрел, – может быть, объясните, наконец, куда мы летим, и зачем?
- Вы делаете свою работу, я делаю свою, – ответил он.
- Какого черта! – разозлился я, – нужны источники водоснабжения, нужны источники энергии. В этой дыре вообще ничего нет! Для маломальской пользы тут нужна работа целой кучи спецов, а меня посылают одного! И зачем? А?
- Ладно, – подумав, сказал он, – вы обеспечиваете местному руководству малейшие блага цивилизации, оно радуется и позволяет нам разместить здесь свои ракеты. Место для них, кстати, тоже вы будете готовить. Это дешево и эффективно, теоретики все рассчитали. Вот и все, что вам стоит знать.
Он показал своим видом, что разговор окончен, и отвернулся. Меня распирало от злости и невысказанных вопросов, но, сдержавшись, я промолчал. Все равно от него ничего не добиться. И в окно я больше не смотрел.
Бортстрелок проверил ленту в пулемете, плюнул в открытый проем, и с любопытством посмотрел на меня.
- И чего вас туда несет? – спросил он, – там же негры дикие все. Мимо летишь – то молиться начинают, то из луков стрелять. Пару недель назад низко летели, так они ухитрились ефрейтора одного стрелой зацепить, и окно копьем выбили. Лопочут чего-то по-ихнему и оружием трясут, даже смешно становиться. Наверное, до сих пор друг друга жрут, и огнем пользоваться не умеют.
- Много говоришь, солдат, – сказал ему Петров, не поворачиваясь.
Стрелок презрительно посмотрел на него, но ничего не ответил. Вытащив из кармана сигарету, он закурил и стал развлекаться, короткими очередями расстреливая живность, имевшую несчастье попасться на глаза. Мое настроение окончательно испортилось. Остаток пути летели молча.
Вертолет приземлился на какой-то поляне, высадил нас, и улетел. Вокруг не было ничего, кроме растительности, представленной главным образом высокими пальмами, стоявшими стеной. Никаких признаков человека, и тем более, строений.
- Что дальше? – спросил я Петрова, рассматривавшего карту.
- К югу от нас главная деревня племени, туда и направляемся, – сухо сказал он, надевая рюкзак.
- Главная ДЕРЕВНЯ? – ахнул я, – вашу мать! Даже ни одного города нет? В какую же задницу вы меня затащили?
- Успокойтесь, – все так же сухо сказал он, – я здесь за старшего, так что приказываю вам заткнуться, и идти за мной.
 Он засунул карту в карман в двинулся в глушь, мне ничего не оставалось, кроме как взвалить на спину чемодан и идти за ним. Я шел и думал, что выгляжу более чем глупо в своем туристическом наряде и с чемоданом среди этого дикого леса. Насекомые толпами наваливались со всех сторон, забивая рот и глаза. Впереди, подобно трактору, через заросли пробивался Петров, издавая жуткий шум, я шел по проторенной им дороге, но усилий затрачивал тоже немало.
Впрочем, далеко нам уйти не удалось. Я услышал, как Петров остановился, подошел к нему, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел аборигена. Это был здоровенный негр, одетый в какие-то листья, и с внушительного вида копьем в руке. Он внимательно осмотрел сначала меня, затем Петрова, и что-то пробормотал.
- Мы из Советского Союза, – сказал ему Петров, – к вождю нас отведи.
Негр в ответ пробормотал еще что-то и помахал копьем.
- К вождю, к вождю веди! – крикнул Петров, – обезьяна ты лысая.
Аборигену крик не понравился, он нацелил копье на Петрова, и, продолжая бормотать, стал пританцовывать.
- Ну покажу я тебе, – пробормотал на сей раз Петров, – сейчас прострелю твою черную задницу, по другому запоешь.
Он полез во внутренний карман и вытащил пистолет.
- Стойте, что вы делаете, – вскрикнул я, понимая, что сейчас произойдет.
Петров прицелился, но выстрелить не успел, так как получил каким-то орудием военного труда по голове, и быстро лег отдохнуть. Оказалось негров этих тут тьма тьмущая, все кусты кишат.
- Эй-эй, я безоружен, – сказал я, показывая открытые ладони подступившим аборигенам.
Как ни странно, это их успокоило, и они утратили ко мне интерес, ограничившись тем, что забрали мой чемодан. Петрова они быстро спеленали веревками, и взвалили на плечи. Первый негр оказался главным, он что-то скомандовал, все остальные выстроились рядком и двинулись в лес, Петрова несли, а я шел сам, подгоняемый мягкими тычками в спину.
Мы шли через густые джунгли, среди моря дикой листвы, из которой нас внимательно осматривали глаза невидимых в зелени существ. Почва сплошь была покрыта травами, живыми и мертвыми, они смягчали шаг, ласково обнимая ботинки. Иногда вверху мелькало небо, притягательно синее, манящее, без всякого облачка. Глядя на все это буйство красок жизни и смерти, я забыл и кто я, и где я, и что я здесь делаю. Просто в один момент, натолкнувшись на шедшего впереди аборигена и встретившись с его недовольным взглядом, я вдруг вспомнил все, и понял, что мы пришли.
Перед нами открылась довольно большая деревня, если ее можно было назвать деревней – сотни полторы покосившихся хижин из хвороста, лиан и пальмовых листьев. По замусоренным улочкам бродили аборигены, грязные, с усталыми лицами. Нас повели через всю деревню к центру, где оказалась приличных размеров площадь, стояли хижины более высокого качества, и, кроме того, было значительно чище.
Наш главный негр постучал в стену дома, разительно выделявшегося на фоне остальных, и оттуда вышел еще один негр.
Этот значительно отличался от остальных. Одет он был, впрочем, как и все, в растительность, однако одежда его представляла не какую-то дурацкую юбку, а самые что ни на есть пиджак и брюки, искусно созданные из тысяч листьев. Лицо его было замысловато раскрашено, не шее висело множество бус, а в руке он держал посох с верхушкой в виде пятиконечной звезды. В общем, натуральный шаман, только какого-то футуристического вида.
Впрочем, поразил меня не шаман, не его пиджак с брюками, и не посох. Поразило меня то, чего я не увидел сразу – посреди площади, на каменном постаменте примерно метра два высотой стоял гипсовый бюст Ленина. Самый обычный бюст, который можно встретить в любом учреждении, школе, на улице, словом везде. Здесь же, среди этих хижин, пальм, негров, на камне, с заботливо сооруженным навесом из листьев, он смотрелся просто дико.
В себя меня привел удар по плечу, от которого я повалился на колени. Как оказалось, все вокруг стоят на коленях, кроме нашего главного негра, шамана, с которым он шептался, и Петрова, который, извиваясь, валялся в пыли. Негр шептал, шаман внимательно смотрел на нас и кивал головой, а я про себя надеялся на какой-либо благоприятный исход, хоть уже в него и не верил.
- А ну развяжите меня, ублюдки! – вдруг закричал Петров, исхитрившись выплюнуть импровизированный кляп, – я гражданин Советского Союза!
Он тут же получил по голове древком копья и затих, но шаман жестом приказал прекратить. Помолчав, он подал знак, и нас потащили мимо гипсового бюста к противоположному концу площади, где хижины были из прочных бревен, а возле входов стояли вооруженные воины. Меня и обмякшего Петрова впихнули в одну из бревенчатых хижин, и захлопнули сзади дверь, подперев ее снаружи крепкими кольями. Оглядевшись, во внутренней полутьме я заметил лежащего в углу человека, и как ни странно, он был не негр, а белый.
- А, соотечественники, похоже? – спросил он, лениво повернув голову, – добро пожаловать.
- Вы кто? – спросил я подсаживаясь рядом.
- Дипломатический представитель СССР в Казибуку, посол то есть, – сказал он с каким-то презрением, – фамилия моя Печкин, зовите меня просто Василием.
- Владимир, – сказал я и пожал ему руку.
- Вы, полагаю, технический специалист-консультант?
- Да, – кивнул я.
- А это, – Печкин кивнул в сторону безвольно валявшегося Петрова, – надо думать, госбезопасность?
- Петров, – согласно ответил я.
Василий замолчал, задумавшись, а потом вытащил из-под себя охапку сухих листьев и бросил мне.
- Держите, теперь это ваша постель.
- Спасибо, – ответил я и оглянулся в поисках подходящего места.
- Устраивайтесь тут, рядом, – сказал Печкин, сделав неопределенный жест рукой, – кроме того, отсюда через щели между бревнами можно наблюдать за событиями на площади.
Я бросил листья, где он указал, и сам свалился на них, утомленный пережитыми событиями. Некоторое время мы молчали, и я убедился, что через щели в бревнах действительно хорошо видна площадь вокруг гипсового Ленина.
- Послушайте, Василий, – спросил я, – может, вы знаете, что за черт тут твориться? Откуда здесь бюст? И почему шаман у них так выглядит?
- Да уж, история та еще, – сказал он, – и к тому же, она имеет непосредственное отношение к тому, что мы здесь находимся.
- Рассказывайте, – попросил я, поудобнее устраиваясь на сухих листьях.
- Хорошо, – сказал Василий, – дело было так. Началась вся история где-то в конце двадцатых, начале тридцатых годов, когда в Союзе объявился один негр, родом отсюда. Попал он в нашу страну трудными путями. Молодого его изгнали из племени, долго скитаясь, он дошел до побережья, нахватался там знаний и завербовался матросом на английский корабль. Само собой, обращение с матросом-негром было, мягко говоря, неласковое, и он, улучшив момент, сбежал в ближайшем порту. Это оказался Стамбул, и наш негр быстро нашел себе в нем место, зарабатывая разными способами. Через год началась Первая мировая война, и он завербовался в армию, намереваясь поквитаться с издевавшимися над ним англичанами. Но не судьба – его отправили на русский фронт. Надо сказать, наш южный фронт был успешным, турки отступали и несли большие потери, а негр этот попал в плен. Чем он занимался в революцию и гражданскую войну, мне не известно. Так вот, в начале тридцатых он ухитрился вступить в партию, и каким-то образом пробился наверх. В Кремле он добился того, чтобы его принял товарищ Сталин. Негр рассказал Сталину о себе, и сказал, что впечатлен победой и успехами социализма, и что на его родине тоже можно построить социализм, причем быстро и за умеренную цену.
Печкин вдруг замолчал, прислушиваясь. Мимо хижины, переговариваясь, прошел отряд воинов и затих вдали.
- Идем дальше, – продолжил Василий, – Сталин заинтересовался этой идеей, так как иметь друга в тылу врага всегда полезно, и дал добро на эту затею. Лет пять товарища негра тренировали специалисты НКВД, а потом, снабдив всем необходимым, включая отряд добровольцев-головорезов и этот гипсовый бюст, тайными путями отправили в Африку. Через некоторое время, еще около года, экспедиционный отряд вышел на связь, и доложил, что задание выполнено, социализм построен, независимая республика Казибуку готова установить дипломатические отношения с СССР. Но отношений установить не успели – началась Великая Отечественная, и о Казибуку с ее героическими строителями забыли. На тридцать лет.
Он снова замолчал, собираясь с мыслями.
- Продолжайте, – попросил я.
- Хорошо. Около полугода назад, некоторые ретивые товарищи, – Печкин презрительно посмотрел на бессознательного Петрова, – находят в архивах пожелтевшие документы о Казибуку и составляют великолепный рапорт, в котором радужными красками обрисовывается возможность предоставления республикой Казибуку места для ракет в обмен на блага цивилизации. Само собой, высшее руководство, как всегда, не разбираясь в чем дело, одобрило проект…
- …и теперь мы сидим в этой грязной дыре, не зная, что с нами будет, – докончил я за него, прояснив для себя ситуацию.
- Вот именно, – подтвердил он.
Мы погрузились в свои мысли, поглядывая наружу.
- Давно вы здесь? – спросил я.
- Неделя будет, – ответил Василий, вздохнув, – я же тут должен был подготовить почву для вашего прибытия. Язык этот дикий еще ведь учить пришлось.
Сквозь щель я заметил, что на площади начал собираться народ, потом все повалились на колени – вышел шаман.
- По нашу душу, что ли собрались?
- Не, молиться сейчас начнут, шаман дождь призывать будет, – зевая, сказал Печкин.
- Они что, Ленину молятся? – удивился я.
- Ну да, что тут такого? – сказал он, поворачиваясь на бок, – гораздо удивительней, что дождь действительно пойдет. И вообще, ложитесь спать, темнеет уже.
Некоторое время я наблюдал за плясками шамана и заунывным пением аборигенов, но быстро утомился, лег и мгновенно заснул. Ночью действительно пошел дождь.
Проснулся я от негромкого, но усердного и разнообразного мата. Как оказалось, матерился Петров, пытавшийся расшатать бревна хижины.
- Успокойтесь, уважаемый товарищ кгбшник, – поучительным тоном говорил ему Печкин, – только хозяев разозлите.
- Нет, я выломаю эту проклятую дверь, – сквозь зубы говорил Петров и продолжал свое занятие.
- А потом что? Убежите? И куда же? – снова увещевал Печкин, – успокойтесь, а то есть не дадут.
Петров не слушал, но через некоторое время прекратил, видимо, устав.
Через некоторое время воины принесли горшок со снедью, которая представляла собой какие-то обгорелые куски мяса, растения и насекомых. Печкин тут же начал жевать, я переборол тошноту и последовал его примеру, а Петров брезгливо сморщился и тихо сел в углу.
Неожиданно раздался звук какой-то трубы, и на площади стала собираться толпа.
- Начинается ежедневное представление, – сказал Печкин, и мы прильнули к смотровым щелям.
Собравшиеся аборигены рухнули ниц, и на пятачок перед бюстом вышел шаман. Он поднял свой жезл, и начал говорить.
- Вы можете перевести? – спросил я Печкина.
- Могу, – сказал он, – уверены, что хотите услышать все, что говорит эта образина?
- Да.
- Свободные граждане великой Казибуку! – начал переводить он, – сегодня мы собрались здесь, чтобы вместе порадоваться успехам нашего трудного, но великого дела – освобождения всех порабощенных от давящего груза империализма! Хочу сообщить вам, что наши доблестные генералы одержали очередную блестящую победу на фронте, и освободили несколько деревень соседнего племени! Приветствуйте их!
Возле шамана появились двое пожилых негров солидного вида, украшенных множеством побрякушек, с раскрашенными лицами и копьями в руках, а все присутствующие аборигены радостно заголосили. Шаман хлопнул в ладоши, и шум стих, а затем воины открыли несколько бревенчатых зданий, вроде нашего, и вывели оттуда около сотни негров, изможденных, со следами побоев, некоторые были ранены. Всех их собрали в кучу, трясущуюся от страха.
- Вот эти бывшие рабы, ныне свободные, и уравненные в правах! К сожалению, – шаман придал голосу трагический оттенок, – от постоянного контакта звериная сущность капитализма затронула их своим зловонным дыханием, и поэтому они должны быть излечены. А излечение одно – труд, созидающий и облагораживающий!
Он махнул рукой, и жалкую толпу выстроили в ряд и увели в один из проулков. Шаман тем временем продолжал.
- Товарищи! Наша доблестная армия, разгромив империалистские орды, захватила в плен их руководителей, – он сделал знак рукой, и на пятачок выпихнули человек десять негров, одетых получше, чем предыдущая масса, – вот они! Эти поджигатели войны, убийцы женщин и детей, звери в человеческом обличье!
- Смерть им! – заревела толпа.
- Товарищи! Наши справедливые законы не позволяют нам просто так убивать кого-либо, – сказал шаман, переждав шум, – мы устроим суд! И пусть суд докажет их вину, и вынесет приговор, неотвратимый, как молния!
Снова раздались крики, гневные и одобрительные одновременно. Шаман ушел к себе, пленных увели, и аборигены постепенно разбрелись с площади.
Василий лег на листья и уставился на потолок, Петров все-таки пересилил отвращение и начал есть, а я сидел на полу.
- Василий, – спросил я, – а почему нас не судят или не излечивают трудом?
Он задумался.
- Не знаю. Наверное, из-за того, что мы по-русски говорим. Явно не из-за того, что мы белые, для них все иноземцы – капиталисты. Просто они не знают, что с нами делать, Союз для них что-то вроде загробного мира, поэтому насчет нас идут серьезные дискуссии.
- И каков прогноз? – спросил Петров с набитым ртом.
- Неутешительный. Скорее всего, мы пойдем по пути обычных врагов народа.
- И что же? Нет никакого выхода? – спросил я, холодея.
- Есть кое-что. Но я промолчу, – сказал он, перехватив мой взгляд, – Меньше знаешь – спокойней спишь.
Мы валялись на полу несколько часов, не зная, чем заняться, а тем временем из соседней хижины доносились звуки ударов, стоны и голоса, которые Печкин идентифицировал как ругательства. От этого шума хотелось убежать и спрятаться, но приходилось терпеть и мучиться.
Когда солнце было в зените, на площади снова собралась толпа. Опять приволокли пленных, уже изрядно избитых. Шаман выступил с речью.
- Граждане! Мы собрались здесь, чтобы судить справедливым народным судом этих преступников, злодеев, убийц, оскорбляющих своим существованием дух нашего Бога – великого Ленина, – он поклонился бюсту, – Начнем суд!
Вперед вытолкнули одного из подсудимых, а на встречу ему вышел негр, выполнявший обязанности обвинителя. Он начал говорить.
- Подсудимый, признаете ли вы себя виновным в военных преступлениях против Казибуку и ее граждан, таких как убийства женщин и детей?
- Да, признаю, – хрипло ответил обвиняемый.
- Признаете ли вы себя виновным в том, что после военных неудач, вы намеревались подорвать экономику нашей страны путем внутренних диверсий?
- Да.
- Признаете ли вы себя виновным в том, что являетесь платным агентом мирового империализма?
- Да.
Обвинитель повернулся к шаману.
- Подсудимый полностью признал свою вину по всем пунктам, обвинение больше вопросов не имеет.
Все обвиняемые, которыми кроме пленных оказались и несколько местных жителей, также полностью признали вину, и на этом суд завершился.
- Товарищи! – выступил шаман, – все враги безоговорочно признали свою вину. Расплата за эти тяжкие преступления может быть только одна – высшая мера наказания! Приговор будет приведен в исполнение сегодня вечером!
Толпа одобрительно зашумела и стала расходиться, предвкушая новый спектакль.
- Прям как у нас, – задумчиво сказал я.
- Это антисоветская агитация! – злобно зашипел Петров, – вы за это ответите!
- Что, узнали свое ведомство? – ехидно спросил его Печкин, и тот умолк.
- Часто такое бывает? – спросил я.
- Да постоянно, – сказал Василий, – они же с тридцатых ведут освободительные войны. Несколько племен уже ассимилировали, еще с несколькими воюют. Лет через десять, глядишь, и до более-менее цивилизованных стран доберутся.
Остаток дня почти не разговаривали, еще раз поели, и все время думали о сложившейся ситуации. Только Василий был спокоен, и лениво ковырял отросшим ногтем поверхность бревна в стене. Солнце постепенно скрывалось.
Наконец, стемнело, но луна в тот день решила не появляться. Аборигены разожгли на площади костер, и он осветил все свободное пространство прыгающими языками. Начало собираться общество, негры приходили группами, принося с собой какие-то емкости, по заверению Печкина, с алкоголем. Судя по всему, настроение было у всех праздничное, но мне это было не понятно.
В третий раз за сегодняшний день к собравшемуся народу вышел шаман и привели измученных пленных.
- Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать нашу победу, товарищи! – заревел шаман, – Ура! Начнем мероприятия с казни этих грязных подонков во имя великого Ленина!
Общий рев поднялся из толпы, а в это время воины хватали приговоренных и, раскачав, швыряли в гущу массы. Множество рук тянулось к ним, их хватали, рвали на части и тут же пожирали, запивая алкогольным напитком. Тошнота поднялась у меня в горле, и я отвернулся, не в силах смотреть на это массовое безумие, Петров побелел, как снег, и весь трясся, а Печкин, уже привыкнув, просто лежал с закрытыми глазами и заткнув уши. А над всем этим чудовищным спектаклем парил завораживающий голос шамана, молившегося перед бюстом.
- Да здравствует Ленин! Да здравствует партия! Да здравствует дело мира во всем мире! Славьте великого Ленина! Поклоняйтесь ему, и он дарует нам победу над врагами, и приведет нас к безгранично счастливой жизни! Слава!
Я почувствовал, что меня тоже охватывает безумие, и, зажав уши ладонями, повалился на землю, и долго лежал без движения, пытаясь не сойти с ума.
Мало-помалу народные гуляния сошли на нет, и все стихло. Костер догорел, и тьма окутала джунгли, а затем и деревню. Потрясенный, я не мог уснуть, и с завистью смотрел на дремавших Петрова и Печкина, а в голове у меня никак не пропадали картины пережитых сегодня ужасов.
Время шло, а сон нет. Было, наверное, уже далеко за полночь, когда я услышал снаружи тихий свист, сменившийся булькающими звуками. Дверь открылась, и в хижину кто-то вошел, я видел только смутный силуэт и парящие во тьме глаза.
- Живые есть? – шепотом спросил вошедший.
- Да, да! – чуть не крикнул я, обрадованный звуками русской речи.
- Тише вы, перебудите всех! – сказал он, подходя ближе, – вы, должно быть технический консультант?
- Да.
- Капитан Малинин, спецназ, – буркнул он, и легонько пнул Василия ботинком, – Печкин, просыпайтесь.
Василий поднялся, протирая глаза, но ночному гостю нисколько не удивился.
- А, это вы, капитан, – зевнул он, – я уже вас заждался, думал, что нас тут забыли.
- Прошло десять дней, а на связь никто не вышел, так что, согласно плану, послали меня, – Малинин оглядел спящего Петрова, – у меня приказ эвакуировать трех человек – посла, спеца и сотрудника госбезопасности. Однако, возможны непредвиденные обстоятельства.
- Что это вы имеете в виду? – подозрительно спросил я.
- Надо отдавать отчет, что из-за этого товарища, – он указал на Петрова, – мы все находимся в этой заднице, причем зря. А все из-за желания некоторых выслужиться перед начальством. Я о том, что можно его здесь забыть, списав все на суматоху бегства.
- Нет, Андрей, не стоит, – подумав, сказал Печкин, – я, кончено, рад бы этого гада проучить, но нужно подумать о последствиях. Из Москвы пришлют комиссию по расследованию происшествия, они полгода тут будут пьянствовать, а мы все это время в этой, как ты говоришь, заднице, будем дожидаться итогов проверки. И неизвестно еще, как дело повернется. Так что не бери грех на душу.
- Ладно, – вздохнул капитан, и принялся будить Петрова.
Объяснив тому, в чем дело, он приказал всем следовать за ним, и вышел наружу. Я вышел следом и споткнулся об негра с перерезанным горлом, но после всего увиденного, это не произвело ни малейшего впечатления. Мы пробрались через спящую деревню к джунглям, и Малинин обвязался вокруг пояса веревкой, и проделал то же с остальными, образовав цепочку. Он объяснил, что это поможет не отстать и не потеряться, и углубился в лес.
Не знаю, как долго мы бродили в темноте по джунглям, и как капитан находил дорогу, включая фонарь только иногда, на несколько секунд. Наконец, мы вышли на небольшую полянку, где-то далеко вверху стрекотал вертолет. Малинин достал фонарь, несколько раз мигнул им вверх, а потом отвел нас обратно за деревья.
Через несколько минут на поляну сел вертолет, мы забрались внутрь, и без всяких приключений долетели до знакомой военной базы, где немало позабавили командира своими рассказами. Там я написал собственный отчет о произошедшем, и с меня взяли подписку о неразглашении. А еще через день, попрощавшись с Печкиным и Малининым, я военно-транспортным самолетом отбыл в Союз.

* * *
Огонь уже съел имевшиеся поленья и теперь не хотел умирать, он жадно карабкался вверх по углям, прося добавки и источая злобный жар. Я смотрел в него, не видя ничего, кроме ослепляющих углей, которые в своем пламени казались живыми.
- А дальше? – спросила Вика, также неотрывно глядя в костер.
- А ничего, – хлебнув из стакана, ответил дядя Вова, – сказали побыстрее забыть все, что видел, и вернули на прежнюю должность. Ну и про подписку напомнили, конечно.
- Как события в той стране развивались дальше, не помните? – Надя смотрела в небо, и от этого ее вопрос казался свалившимся сверху.
- Не знаю, развалилась, наверное. Во всяком случае, если бы был прогресс, мировая общественность знала бы об этом, ну а тем более любая, даже самая непроходимая деревенщина.
Костер яростно затрещал в агонии и начал гаснуть. Свет, исходящий от него ослабел и уже не мог победить тьму, а только слегка разбавлял ее. Все замолчали, ошеломленные резкой переменой окружающего мира, и вокруг сгустилась тишина. Это была какая-то странная тишина, в ней сливались гудение ветра, шипение снежинки, упавшей на уголь, свист дыхания и стук сердца. Такая тишина поражала своей глубиной, она мягко затыкала уши, и плавным потоком устремлялась прямо в мозг, вызывая состояние, в котором все казалось возможным. Любая непостижимая мудрость оказывалась рядовой банальностью, любая проблема – не стоящим внимания пустяком. Кристальная чистота разума была подобна бесконечной водной глади, которую ничто не тревожит.
- Мы ж теперь замерзнем все нахрен, – вывел меня из медитативного состояния рокочущий борькин голос.
- Надо еще дровишек принести, – сказал дядя Вова, вставая.
- Я схожу, – сказал я, нащупав в кармане фонарь, – у меня есть, чем посветить.
- Ну, давай, – согласился дядя Вова, возвращаясь на место, – по старым следам иди, не заблудишься.
Встав, и немного размявшись, я включил фонарь и высветил место, где в толще снега, окружающего нашу полянку, виднелась полузасыпанная тропинка. Я подумал, что пока буду ходить, наверняка наберу полные ботинки снега, и пошел по следам, освещая путь впереди.
Снег был рыхлый и глубокий, он мягко хватал за ноги и с трудом отпускал их, словно не желая расставаться. След все дальше вел меня от полянки, ветер изредка доносил оттуда обрывки слов, а обернувшись, я видел там только красные точки догорающих углей. Тропинка извилистой линией вела меня во тьму уже минут пятнадцать, и я уже думал повернуть обратно, как вдруг след впереди исчез.
Я остановился и посветил вокруг, не понимая в чем дело. В этом месте тропинка заканчивалась небольшим вытоптанным участком, не имея ни продолжения, ни ответвлений. В мозгу возник странный вопрос – откуда же взялся наш бомжеватый друг? Я посветил вверх – луч света выхватил тучи падающих снежинок, похожих на парашютистов в день высадки.
- Что за черт, не мог же он с неба свалиться! Похоже, я пропустил какую-то боковую тропу, – сказал я себе, чтобы придать уверенности, хоть и был уверен в том, что никаких ответвлений и в помине не было.
Какое-то непередаваемое чувство страха появилось внутри, и я в панике стал светить вокруг, но везде был только снег, он лежал безграничным ровным покрывалом, и, казалось, смеялся своим холодным смехом. Я бросился бежать, но зацепился обо что-то ногой, и упал лицом в снег. Талая водя потекла за шиворот, и это привело меня в себя. Все страхи улетучились, я медленно встал и отряхнулся и протер лицо ладонями.
- Вот дурак, чего испугался? – уверенным голосом обругал я себя, и посмотрел, за что зацепился ногой.
Оказалось, что под снегом лежит полено, и, пошарив рядом, я нашел еще несколько штук. Накопав около десятка, я взял их в охапку и пошел обратно, освещая путь зажатым в зубах фонарем. По дороге я пытался рассмотреть, не пропустил ли я боковых тропинок, но это было слишком неудобно, и попытки пришлось оставить.
Когда я подошел к нашей полянке, костер уже полностью погас, оставив только мелкие угольки. Заметив, что в темноте все умолкли, я положил часть поленьев на угли, а остальное сложил рядом. Борька присел рядом и стал с силой дуть на угли, отчего во все стороны летели облака искр, но толку от этого было мало. Я взял лопатку и отбил несколько лучин с одного из поленьев, и, прервав Борьку, засунул их под дрова вместе со всяким бумажным мусором. Теперь борькины легкие показали себя в полной мере, отчего костер снова заполыхал в полную силу.
- Ах, теперь гораздо лучше, – веселым голосом сказала Надя, – все-таки не по себе в темноте и холоде.
- Ничего, сейчас согреемся, – пробубнил Борька, свинчивая пробку с очередной бутылки.
- Я вот, смешно сказать, с детства темноты боюсь, – сказала Вика, – почему-то кажется, что мертвецы и вампиры ходят там всякие, и страшно от этого.
- А они и так ходят, – ответил Борька и заржал.
- Да ну тебя, дурак, – отвернулась Вика, надув губки.
- Ходят-ходят, – сказал со своей стороны дядя Вова, – сам видел.
- Очередной бред, – хмыкнул Борька.
- Ага, – сказала Надя, – но все же интересно.

4. Зомби Миша.

В те смутные времена, когда маска коммунизма была заменена маской капитализма, меня выгнали с работы. Не за то, что я не выполнял мифический план научных открытий – на него все равно никто не смотрел. И не за то, что я употреблял алкоголя больше, чем допускалось – все так делали, начальника, например, последние лет десять никто ни разу трезвым не видел. Просто вдруг директор собрал всех и объявил, что наш НИИ перестал существовать. Впрочем, никто особенно не расстроился – зарплату уж больше года не платили, и все пьянствовали на альтернативный заработок. Так что я почесал затылок и ушел домой, пропивать остатки средств.
Через пару недель, обнаружив, что пропивать уже нечего, я попытался устроиться на работу, однако обнаружил, что ученый кандидат наук никому на хрен не нужен. Еще неделю я чесался, а потом устроился санитаром в морг – работа не пыльная и пить никто не мешает. Клиентуры тогда было – хоть отбавляй, так что и работать приходилось немало.
И вот однажды дежурили мы ночью с напарником, расслабились, как вдруг звонят из регистратуры, и сообщают, что машина пришла, надо разгружать. Пошли мы туда – так и есть, машина с тремя трупами. Время позднее, торопиться некуда, так что мы покурили и поболтали с водителем. Он сообщил нам, что недавно у вокзала была бандитская разборка, и эти свеженькие как раз оттуда, двое бандитов, и какой-то алкаш, оказавшийся не в то время не в том месте. Покурив еще немного, мы перетащили трупы в морг, описали вещи, выдали каждому по номеру, и загрузили их в холодильники. Перед тем, как покинуть холодильник и закрыть дверь, я оглянулся и проверил, все ли в порядке.
- Хе, это надо же! – вдруг вырвался у меня возглас.
- Чего там? – спросил напарник, – полка опять сломалась?
- Да нет, – сказал я, – этот алкаш, оказывается, мой знакомый Миша. Вот и встретились.
Я вышел, закрыл дверь, и достал из запаса бутылку.
- Давай помянем моего знакомого, – сказал я напарнику.
- Ну давай, чего уж там, – согласился он, доставая стаканы, – сегодня вряд ли еще кого-нибудь привезут.
Утром я проснулся от толчка в плечо, сопровождавшегося каким-то блеянием. Открыв глаза, я увидел бледного напарника, он трясся и показывал рукой за спину.
- Ну чего будишь в такую рань, – раздраженно буркнул я, – совсем одурел от пьянства уже.
- Николаич, – пробормотал он, – ты иди глянь только.
Он потащил меня к холодильнику.
- Проснулся я от стука какого-то, думаю, что за дрянь такая, надо посмотреть.
Напарник трясущимися руками попытался открыть дверь, но я отодвинул его и открыл сам. Моему взору предстал голый труп, только он не лежал на полке, как остальные, а медленно ходил по холодильнику. Это был Миша.
- Мать твою, – только и смог сказать я.
Все бы ничего, могли и перепутать пьяного с мертвым, да только вчера я сам видел в мишиной груди дырку от шальной пули, а сегодня на ее месте было только белесоватое пятно.
- Мишка, ты что, живой? – тупо спросил я.
Он ничего не ответил, только посмотрел на меня мутными глазами. Тогда я взял его за руку, холодную как лед, и потащил его в санитарскую каморку, попутно послав напарника за мишиными вещами. Я все время пытался поговорить с Мишей, но тот был заторможен и все время молчал, хотя раньше был, в общем-то, жизнерадостный мужик.
Прибежал напарник с вещами, и я сказал Мише одеваться, он попытался, сделал пару неловких движений, и ничего не смог. Тогда я помог ему одеться, а напарник в это время разлил по стаканам оставшуюся водку, причем, надо отдать ему должное, на троих.
- Смотри, вот доказательство, что мы не спим, и вчера не перепили, – сказал я ему и ткнул пальцем в грудь Мишке, где на рубашке красовалась небольшая дырка с засохшей кровью по краям.
- Угу, – только и сказал напарник и залпом хватил стакан водки.
- Ты, Миша, тоже пей давай, – сказал я, выпив.
Вопреки моим ожиданиям, он медленными движениями взял стакан, поднял его и выпил. В глазах его что-то прояснилось.
- Ну как тебе, получше? – спросил я, но ответа не получил.
Так мы просидели около часа, Миша сидел и не двигался, напарник молча напивался, а я все пытался объяснить это событие, и не мог.
- Николаич, – вдруг сказал напарник, – а как мы теперь объяснять будем, что труп исчез?
Я согласился, что за такое могут всыпать, и решил сходить к начальнику. Я постучался в дверь кабинета заведующего моргом и зашел. Он сидел и курил со скучным лицом.
- Александр Петрович, – промямлил я, – тут неувязка получилась. Вчера труп приняли, а сегодня смотрим, а он живой. Ну перепутал, виноват. Но проблем никаких. Это алкаш простой, родственники и милиция панику поднимать не будут. Выгоним его, и все дела.
- Эх, Николаич! – вздохнул он, давя окурок в пепельнице, – Сколько пить-то можно? Вон утро только, а ты уже пьяный. Или еще пьяный? Оттого и принимаешь вечером трупы, а с утра они оживают. Устроили тут, блин, ночлежку для алкашей… Ладно, пиши объяснительную, и вычеркивай запись из журнала. И смотри больше без подобных инцидентов, а то уволю нахрен.
В общем, сделал я все, как он говорил, и дело утряслось. Напарник мой от пережитых впечатлений тут же взял отпуск и немедленно ушел в длительный запой, а я остался из санитаров один. Таскать вновь прибывших одному не сподручно, а пока я думал, как выкрутится, привезли еще труп. И вдруг мне пришла идея, я пошел в каморку, где сидел Миша, и сел напротив него.
- Друг, – говорю, – выручай. Помоги труп перетащить, я не смогу без помощи.
Он посмотрел на меня, и с видимым трудом встал с места. Я пошел к машине, захватив носилки, и он пошел за мной, медленно, но все же быстрее чем раньше.
- Ну давай, переложим, – сказал я ему, взявшись за тело.
Он плавно взял труп за ноги, переложил на носилки и на меня смотрит.
- А теперь бери за ручки, и потащили.
Потащили мы с ним этот труп, только приходилось все время командовать, где остановиться, где повернуть и что сделать. Оформили все, как надо, доделали и пошли в каморку.
Подумал я и решил Мишу оставить в каморке жить – все равно он бездомный, а заодно я за ним присмотрю. Он освоился потихоньку, помогать стал, но все так же молча. И главное, только водку пил, а от еды отказывался, то есть, просто не ел. Я тоже там, в каморке жил, так мы и коротали время, попивая алкоголь. Я с ним говорил, он молчал, только моргал иногда, и, казалось, кивал.
Так и жили мы с неделю. Миша хоть и тормозил, но уже поменьше, я даже научил его мыть пол, чем он, в основном и стал заниматься. Со временем от его трудов полы просто зеркальные стали, и завморгом, проходя мимо, похвалил меня и зарплату пообещал повысить.
Однажды вечером к нам в каморку зашел студент Леха, он часто оставался попозже, чтобы практиковаться на трупах, и брал у меня ключи.
- Вот, Николаич, – сказал он, – 5624-го, которого брали сегодня, вернули во второй холодильник на старое место. А ключи я тебе сюда на гвоздь повешу.
- Слышь, Леха, ты ж врач почти, глянь на моего друга, а то он как не живой, – ляпнул я спьяну, и тут же пожалел.
Леха пожал плечами, и взял Мишу за руку.
- Нихрена себе! Да у него руки холодные, как у трупа! Он живой вообще? – воскликнул Леха.
Миша моргнул. У Лехи глаза стали больше очков.
- Так это… - пролопотал Леха, – пульса нет, сердце не бьется. И дыхания нет. Как же это может быть?
Я рассказал ему, как все было.
- Все же, не ясно, – сказал Леха, рассматривая окровавленную дыру в мишиной рубашке, – должно быть объяснение такому феномену.
- Да хрен его знает. Хотя да! – воскликнул я, – он раньше химиком был, в лаборатории работал. А когда спиваться стал, так начал всякую дрянь употреблять, реактивы там всякие. Под конец уже даже не разбирал, есть в жидкости спирт или нет, пил не глядя. Травился, конечно, неоднократно, но все по мелочам, без серьезных последствий.
- Ну и что? – тупо спросил Леха.
- Как что, – ответил я, – ясное дело, из-за всех этих химикатов он и стал таким. Что-то вроде того, как вы трупы бальзамируете, но немного по-другому.
- Это же, блин, открытие! – воскликнул Леха, – это же премии всякие нобелевские!
Он так разошелся, что пришлось его успокаивать стаканом водки. Возбужденный, он ушел, но напоследок я взял с него слово, что он будет держать все в секрете.
Впрочем, Леха слово не сдержал. Однако он оказался умнее многих, и не побежал с сенсацией в газеты и в телевизор, а пошел и рассказал все заведующему моргом. Следующим утром они оба заявились в нашу каморку, Леха с горящими глазами, а начальник с усталым скептическим взором.
- Вот он, Александр Петрович! – заявил Леха, указав пальцем на Мишу.
Завморгом осмотрел его и лично убедился в отсутствии признаков жизнедеятельности. Мужик он был тертый, долго жил и много видел, так что никаких признаков удивления не показал, только складка на лбу прорезалась сильнее.
- Так, – только и сказал он.
Он быстро сложил имевшиеся факты и повернулся ко мне.
- Перепутали, значит? – грозно сказал он, – проблем, значит, никаких?
- Ну Александр Петрович, – промямлил я, – а что бы вы мне сказали, если бы я вам все рассказал.
- Ладно. Значит так. Все ко мне в кабинет. И этого, – он кивнул в сторону Миши, – тоже с собой тащите.
Всем скопом мы быстро переместились в его кабинет, удивляя попавшихся навстречу сотрудников. Мы зашли, и завморгом запер дверь.
- Так, решаем, что делать дальше, – начал он.
- Это же сенсация, Александр Петрович! – сказал Леха, – Открытие века! Кучи премий и наград!
- Эх, Алексей! – вздохнул начальник, – молод ты еще, наивен. Ты хоть вокруг-то смотришь иногда? Наука уже давно никому нахрен не нужна. Ну доложим мы о нем, его увезут, сделают на нем денег и отправят за границу. Мы-то с этого вообще ничего не получим, а может еще и огребемся за неправильное оформление документации.
- Александр Петрович, а давайте его оставим, – вмешался я, – он полы моет хорошо и трупы таскать помогает. Напарника у меня нету, одному тяжелее гораздо. А жить у нас в каморке будет.
- Так-так, возможно, получится неплохая экономия средств, – заинтересовался завморгом, – работать он ведь круглые сутки может, ни перерывов, ни перекуров. А жрет он много? Кормить его кто будет?
- Вообще не жрет, водку пьет только. Ей, похоже, и питается.
- Вот что, на работу мы принять его не можем…
- Это потому что он мертвый? – спросил Леха.
- Нет, это херня. Потому что паспорта у него наверняка нет, – ответил завморгом и посмотрел на меня.
- Точно, нету, – вздохнул я, – он бомжует, то есть бомжевал, долго уже.
- Ладно, – сказал завморгом, стуча пальцами по крышке стола, – сделаем так. Как там его зовут полностью?
- Акимов Михаил Павлович.
- А под каким номером он у нас в журнале был записан?
- Вроде бы 5602, – сказал я, не понимая, куда клонит начальство.
- Значит делаем таким образом, – сказал завморгом, – принимаем в эксплуатацию прибор для мытья полов АМП-1, инвентарный номер 5602. Место хранения – каморка. Николаич, ты будешь за ним следить и заправлять, так что тебе повысим зарплату, как техперсоналу.
Я и раньше не сомневался в его способностях, но в тот раз был просто поражен гениальностью решения проблемы. Только Леха не скрывал своего недовольства.
- Алексей, – сказал ему завморгом, – обещай не разглашать ничего из услышанного здесь. Взамен, чтобы ты не слишком страдал, разрешаю тебе изучать нашего нового сотрудника. Но если проболтаешься, смотри! Ноги твоей больше здесь не будет!
- Ладно, – сказал Леха, взвесив перспективы, – обещаю.
На том и порешили. Я отвел Мишу в каморку, налил водки, и жизнь потекла по-старому. Полы блестели как никогда, а ведь раньше за швабру никто и браться не хотел. Внимания на Мишу никто не обращал, да и сам он уже почти нормальным стал. Движения только были чуть замедленные, да и молчал он по-прежнему.
Часто наведывался Леха, замерял Мишу, которого иначе как зомби, не называл, снимал его на фотоаппарат и камеру, еще какие-то исследования делал.
- Николаич, – говорил он иногда, – давай ему что-нибудь ампутируем, палец, например. Посмотрим на регенеративные способности. Я практически уверен, что он боли не чувствует.
- Иди ты, – отвечал я, – никакого членовредительства!
Впрочем, когда меня не было рядом, он наносил Мише порезы и наблюдал, как они заживают. Но со временем, это ему надоело, и он ограничился пассивным наблюдением.
Миша тем временем понимал гораздо больше, и я даже, обнаглев, посылал его в ларек за водкой. Все бы ничего, но однажды он вернулся с пакетом, полным разбитых бутылок. Я поругался в расстройстве, и пошел по магазинам сам. Вернувшись, я разлил водку, мы выпили, и Миша пошел мыть пол. Через пару часов, я, надеясь расслабиться, включил радио, и услышал нечто, что заставило меня прибавить звук.
- Интересное событие произошло сегодня недалеко от морга, – сообщал диктор, – около двух часов назад автомобиль на большой скорости сбил человека. Удар был так силен, что пострадавший отлетел на несколько метров, а машина получила серьезные повреждения. Все очевидцы решили, что несчастный погиб, но тот, полежав некоторое время, встал, подобрал пакет с разбившимися бутылками и скрылся с места происшествия до приезда скорой помощи. Вот что значит «пьяным море по колено».
Я вырубил радио, нашел Леху, и объяснил ему всю ситуацию. Вместе мы завели Мишу в каморку, и Леха начал осмотр.
- Да, тут полно свежих следов, – говорил он, – вот этих точно не было, а вот эти, на груди точно смертельны, так как здесь сердце расположено. Кое-где ощущаются переломы. Мелкие порезы на нем исчезают где-то за полчаса-час, а такие повреждения, думаю, только к ночи исчезнут.
Миша после этого происшествия стал опять заторможен, но через пару дней восстановился, и стал как прежде, только водки стал пить больше.
Вообще со временем мне казалось, что ему становится лучше. В глазах у него иногда мелькало понимание, а может даже и некоторые мысли. Он даже научился вполне сносно разливать водку по стакан, снова превратившись в доброго собутыльника.
Жизнь потекла размеренно и неторопливо, дни тянулись однообразно, но мы с Мишей были довольны, так как учреждение наше без работы не оставалось, и зарплату платили исправно. Вечерами я подолгу беседовал с ним, вспоминая старые времена, он молча моргал, и меня это вполне устраивало. Так прошла сначала осень, потом зима, и я уже стал думать, что и весна пройдет так же, как вдруг Миша заговорил.
 В тот день работы почти не было, я дремал за столом, а Миша сидел напротив и пил.
- Вовка… - вдруг сказал он глухим хриплым голосом, – бутылку… давай…
От неожиданности я чуть со стула не свалился, и тупо смотрел на него несколько минут. В том, что голос его, я был уверен, так что достал бутылку и разлил по стаканам.
- Как ты, друг? – спросил я его.
- Говорить… трудно… - прохрипел он.
Похоже, ему и впрямь говорить было трудно, так как между словами он делал большие интервалы, не меньше минуты.
- Слушай, а как там, когда умираешь? – спросил я.
- Не… спрашивай… - сказал он и замолчал.
В тот день он больше не говорил, сколько я не пытался что-нибудь из него выжать. Следующие несколько дней я пытался с ним общаться, но больше пары десятков слов в сутки он сказать не мог. Постепенно я оставил попытки, и общался с ним как раньше.
Где-то через неделю от этого события на нас вдруг свалилась ревизионная комиссия. Она шаровой молнией пронеслась по моргу, мгновенно выявив массу недочетов и нарушений, в том числе, и отсутствие полотера АМП-1, инв. №5602. Всех карательных ужасов удалось избежать только благодаря банкету и вручению бутылки редкостного и дорогущего коньяка начальнику комиссии.
На следующий день нас с Мишей вызвал завморгом.
- Вот сволочь! – сказал он, вспоминая начальника комиссии и жалея свой коньяк, который он держал для себя, – Ладно. Отсутствие полотера АМП-1 было единственным упущением. Все остальные придирки были с целью вымогательства банкета, но эта была серьезной. Так что полотер нам придется списать, чтобы избежать подобного в будущем.
- Так это, Александр Петрович, – сказал я, – а Мишу куда?
- Не знаю, Николаич, – вздохнул он, – работник-то Миша хороший, да только без паспорта как его принять?
- А получить паспорт нельзя? – спросил я.
- А как? – спросил он, – кучу денег на взятки надо.
- Так это, Александр Петрович, – ответил я, – я вам не успел сказать, Миша ведь говорить начал.
- Ну-ка? – изумился он, – покажи.
- Говорить… трудно… - сказал Миша с большими паузами.
- Ладно. – согласился завморгом, – по телевизору столько имбецилов показывают, что наш за умного сойдет. Что дальше?
- А вот, – сказал я, – фактически он прописан на квартире, только его родственники оттуда выгнали. Так что надо заявить об утрате паспорта, заплатить и получить новый. Фотография только нужна и немного денег.
- Так-так… - сказал завморгом и задумался, – хорошо, одобряю. Возьми в кассе единовременную помощь и занимайся этим делом. Но смотри, без отрыва от производства.
Получив одобрение начальства, я занялся Мишиным паспортом. Не буду пересказывать всю бюрократическую канитель, она и так всем известна. Главные трудности возникли, когда Мише расписываться пришлось, у него кое-как закорючка получалась. Потренировал я его пару дней, и он прямо-таки заправски расписываться стал. Короче, через месяц с небольшим, Миша имел новый паспорт и официально работал санитаром. Теперь он стал зарплату получать, так что мой оклад урезали. Но я не расстраивался, все равно обе наши зарплаты шли на одно и тоже доброе дело.
Жизнь снова потекла размеренно и неторопливо. Миша говорил все так же с натугой, и никаких улучшений больше не наблюдалось. Леха сказал, что это наверно мозг поврежден из-за всего пережитого и на большее не способен. Да не больно-то и хотелось, общий язык мы с Мишей всегда находили. Иногда я спрашивал его, что происходит после смерти, но тогда он замыкался, молчал и пил больше обычного, так что я его особо не беспокоил.
Время шло, лето сменилось осенью, и скоро уже должен был стукнуть год со дня коренного перелома в Мишиной жизни. Однако коренные перемены настигли нас раньше.
Наш добрый друг завморгом подошел вплотную к пенсионному возрасту и, не задерживаясь, перешагнул его. Этим не замедлили воспользоваться его недруги, и вскоре мы уже провожали Александра Петровича на пенсию, со страхом ожидая нового начальника. Страх мы, естественно, заглушали спиртным.
Однажды к нам в каморку заглянул неприметный мужичок невысокого роста со свитой из нескольких человек за спиной. Он внимательно оглядел сначала нас с Мишей, а затем все помещение. Ужас отразился на его лице, и это неудивительно, ведь мы пили водку, на столе стояла бутылка, на подоконнике еще две непочатых, а весь свободный пол был покрыт сплошным бутылочным лесом, сквозь который от двери к столу вела тропинка.
- Вы…вы… - залопотал он, тыча в нас пальцем, – пьете на рабочем месте!
- Да пошел ты на хер, – сказал я ему, разливая.
- …мудак, – добавил своим замогильным голосом Миша, выпив.
- Как вы смеете?! – взвизгнул он, – как вы со мной разговариваете? Да вы хоть знаете, кто я?
- Мудак! – сказал я и выпил.
- Иди… на… хер… - пророкотал Миша.
- Я ваш новый заведующий! – верещал мужичок, – И я этого так не оставлю!
И он вместе со своей свитой скрылся с глаз. Стоит ли говорить, что в тот же день нас обоих уволили.
Мы вышли из душного морга на улицу, и нас встретила осень. Она кинула нам в лицо листьев и со смехом понеслась дальше. Я проводил ее взглядом, и повернулся к Мише.
- Ну вот и все, – сказал я ему, – похоже теперь нам придется расстаться.
- Вовка… - сказал он голосом, больше похожим на прежний, чем на нынешний рокочущий бас, – я благодарен тебе… за все.
- Ты говоришь лучше, – удивился я.
- Да… и теперь все лучше и лучше, – ответил он, – если бы не ты… наука порезала бы меня на части.
- Да ну, пустяки, – сказал я, – просто помог старому другу. Что ты теперь делать-то будешь?
- Не знаю… теперь я буду жить по-другому. Если это можно назвать… жизнью.
Мы помолчали, разглядывая ветер.
- Вовка…
- А?
- Помнишь, ты… спрашивал, что будет после… смерти?
- Да.
- Я не могу сказать, потому… что нет слов, чтобы описать. Скажу только, что мне… жаль, что я теперь не могу… умереть.
- Печально.
- Прощай, Вовка… удачи тебе.
- Прощай, друг.
Мы повернулись в разные стороны и, не оглядываясь, разошлись.


* * *
Окурок прочертил огненную дугу и исчез вдали.
- Потом я слышал о нем только один раз, – сказал дядя Вова, – и тем удивительней это было. Однажды, через несколько лет, я увидел на улице огромный рекламный щит, укрепленный на стальной опоре, и на нем красовалась фотография улыбающегося Миши в дорогом пиджаке, и метровыми буквами было написано: «Голосуйте за Михаила Акимова, настоящего Человека». Дальнейшая его судьба для меня не известна, но не сомневаюсь, она была успешной.
- То есть, у нас что, какие-то мертвецы в политике? – спросила Надя.
- Я этого не говорил, – ответил дядя Вова, и добавил, – но ручаться все же не буду.
- Не верю в эту чушь! – категорично отрезала Надя. Дядя Вова пожал плечами.
- Тише там, Вика уснула, – зашипел Борька.
Действительно, Вика дремала, закутавшись в шубку и прижавшись к Борьке. На ее маленькое лицо падали снежинки, и, намного подождав, таяли. От этого Вика сквозь сон морщилась и что-то невнятно говорила. Борька аккуратно надел на нее капюшон шубы, и сам устроился рядом.
Надя сидела возле меня, опершись спиной на снег возле края поляны, и курила. Она выпускала дым в небо и смотрела сквозь него на звезды, зажмурив один глаз. Я тоже посмотрел на звезды, они показались мне странными, словно неродными, но я не обратил на это никакого внимания. Никогда ничего в звездах не понимал, и даже Большую Медведицу найти не мог.
В костер свалилась жестянка от консервов, глухо ударившись о полено. Дядя Вова, кряхтя, хрустнул суставами и потянулся. Он достал из глубин своего грязного ватника здоровенную самокрутку и прикурил от ближайшего угля.
- Как насчет еще выпить, друзья? – сказал он, смачно затягиваясь.
Я увидел, что наша последняя бутылка уже опустела, и встал, чтобы сходить за новой, но Надя меня опередила.
- Сиди, я сама схожу, разомнусь, – сказала она, бросив окурок в снег, и ушла к машине.
Я подбросил еще поленьев в огонь, и открыл банку консервов.
- А все-таки, – вдруг сказал Борька, – из этого Миши был бы неплохой бизнесмен или политик.
- Почему? – спросил я.
- Так ведь его бы никто убить не смог! – засмеялся Борька, – можно не боятся ни киллеров ни разборок. Весь бизнес просто цвел бы. Это же здорово. Конкуренты дохнут, а ты нет!
Он весело заржал, но от смеха Вика зашевелилась во сне, и Борька примолк.
- Не поможет, – сказал дядя Вова, – есть профессионалы столь высокого класса, что их ничего не остановит.
- Может и есть, – ответил ему Борька немного обиженным голосом, – да только что ты-то можешь о них знать? Про таких никому ничего не известно.
- Я мог бы кое-то рассказать, – невозмутимо сказал дядя Вова.
 Снежный хруст прервал разговор, и возле Борьки на свет появилась Надя, держа в каждой руке по бутылке.
- Вот, это последние, – сказала она, протягивая Борьке бутылки, – больше не осталось.
Надя отряхнулась от снега и села на старое место возле меня. Борька открыл одну бутылку и, поглядев на спящую Вику, разлил на троих. Надя стукнула своим стаканом о мой, и не дожидаясь остальных, выпила. Немного посидев с закрытыми глазами, она достала сигарету и закурила, снова пуская дым в небо и глядя в него одним глазом.
- Так что там про этих суперкиллеров? – спросил Борька, усаживаясь со стаканом на место, – было бы интересно послушать.
- Не думаю, что они называют себя киллерами, – сказал дядя Вова, отпивая и откашливаясь, – и уж суперами они себя точно не считают. Впрочем, судите сами. Я знаю историю одного из них.


5. Чувство пустоты.

Возле торгового ряда, занимавшего первые этажи зданий на одной из центральных улиц, остановилась дорогая машина в сопровождении еще двух не менее дорогих машин. Водитель, одетый в безукоризненный пиджак с галстуком, неторопливо обошел машину и открыл заднюю дверь. Оттуда вышел не менее безукоризненно одетый полный господин с кейсом в руках. Снаружи его уже ожидали двое массивных ребят, в которых безошибочно угадывались телохранители.
- Подождите здесь мальчики, – сказал им хозяин, они переглянулись и пожали плечами, но выполнили приказание, оставшись на месте.
Тем временем господин направился к торговому ряду, где между двумя большими магазинами примостилась незаметная дверь с такой же неприметной вывеской. Вывеска гласила: «Независимое агентство по работе с населением». Господин вытер платком лоб и зашел внутрь.
Ему открылось небольшое помещение в строгом стиле. Посередине комнаты стоял стол, перед которым было кресло, а за столом сидел мужчина средних лет и что-то печатал на ноутбуке. При появлении господина он повернулся к нему, прекратив свое занятие.
- Чем могу помочь? – спросил он.
- Я… ищу одного человека, – неуверенно сказал вошедший, – не уверен, здесь ли его можно найти.
- Должен вас предупредить, мы работаем только по рекомендациям наших постоянных клиентов.
- Ах, да… - господин нервно полез во внутренний карман и достал конверт, – вот, пожалуйста.
Хозяин помещения открыл конверт и внимательно изучил лист бумаги, лежавший внутри.
- Что ж, вы пришли по адресу, – сказал он и указал на кресло, – располагайтесь. Как меня зовут, не имеет значения, пусть будет, скажем, Сидоров. Так по какому вы вопросу?
- Видите ли, э-э-э… Нужно, так скажем, помочь с одним человеком… - господин вытер лоб платком и протянул Сидорову лист бумаги.
 - Хорошо, давайте посмотрим по нашей базе данных потенциальных целей, – Сидоров придвинул ноутбук и несколько минут что-то внимательно изучал, – что ж, цель крупная, задание довольно трудное, но вполне выполнимое.
- Значит, согласны? – обнадежено спросил посетитель.
- Согласен. Для начала обговорим несколько вопросов, чтобы не было недоразумений.
- Ну… давайте, – неуверенно согласился господин.
- Смерть объекта должна выглядеть как несчастный случай, самоубийство, или как пример для других?
- Ну… все равно.
- Смерть должна быть прилюдной, например, на улице, или незаметной, так что даже родственники и телохранители будут долго ни о чем не догадываться?
- Как вам удобней.
- Должны ли быть оставлены следы каких-либо дискредитирующих обстоятельств, например, связь с проститутками, гомосексуалистами, наркотиками?
- Не имеет значения.
- Она должна быть от холодного, огнестрельного оружия, взрыва, отравления, удушения, утопления?
- Лучше, наверное, без публичных взрывов, чтобы лишний раз не волновать прессу.
- Хорошо. Имеет значение, если пострадают окружающие?
- Нет-нет. Все-таки чем меньше пострадавших, тем меньше шумиха.
- Хотите ли вы передать какую-нибудь информацию, которую объект должен получить перед смертью?
- Нет.
- Должна ли смерть произойти в определенное время в определенном месте, например в парке в полночь?
- Совсем не обязательно, действуйте по своему усмотрению.
- Нужно ли что-либо оставить на месте смерти, или изъять что-либо оттуда?
- Нет, ничего.
- Какое доказательство выполненной работы вам нужно? Фотографии с места события, личные вещи объекта?
- Думаю, будет достаточно сообщений в новостях.
- Каков крайний срок выполнения задания?
- К понедельнику все должно быть готово.
- Так. Значит, мы имеем трое полных суток, – Сидоров посмотрел в ноутбук, – для фигур такого крупного масштаба базовая ставка – миллион двести тысяч, плюс еще триста тысяч за сложность задания без специальных условий. Итого полтора миллиона.
- Согласен, – сказал господин, вытерев лоб платком, – каков порядок расчета?
- Одну минуту, – ответил Сидоров, и положил на стол небольшой лист бумаги с напечатанными цифрами, – вот номер счета, на который нужно перевести деньги. Думаю, люди, давшие вам рекомендацию, убедили вас в нашей надежности. Восемьсот тысяч сейчас, остальное в случае успешного выполнения задания. Первоначальная сумма остается у нас вне зависимости от исхода задания. Задание начинается с момента перевода денег на указанный счет. Если вы принимаете условия, я жду перечисления оговоренной суммы.
- Считаем сделку заключенной, – сказал посетитель, встав, – деньги будут переведены в течение получаса.
- Я надеюсь, в вашей достойной голове не появится мысль отказаться от уплаты оставшейся суммы, – сказал Сидоров с улыбкой, от которой посетитель покрылся холодным потом, – до свидания.
Когда за посетителем закрылась дверь, Сидоров придвинул ноутбук и задумался.
«Можно ли считать человеком существо, несущее насилие любых форм подобным себе? – напечатал он, – Рассматривая себя лишь как инструмент, я прихожу к выводу, что для этого нет оснований. Это существо бесспорно является животным, так как для улучшения социально-бытовых условий из всего арсенала, данного человеку природой использует лишь самые примитивные методы. Да и являются ли эти методы человеческими? Человек не использует подобных средств, он способен спокойно ужиться как с подобными себе, так и с животными, от которых часто не ощущает угрозы. Похоже, единственным средством безопасного и безбоязненного существования человека является отграничение себя от животных. Эта ситуация несомненно приведет к массовому самоистреблению животных, и возможно, в самом благоприятном исходе, к их полному исчезновению. Однако…»
Он прервал свою работу, так как на экране появилось окошко с надписью «Получено сообщение». В письме от банковского оператора говорилось, что на счет номер такой-то поступила сумма в размере восьмисот тысяч.
- Ну, пора начинать, – сказал он сам себе, выключил ноутбук, положил его в портфель и вышел на улицу, заперев дверь конторы.
Первые сутки контракта традиционно отводились на рекогносцировку. Объект являлся председателем правления одного из крупных банков, везде появлялся не менее чем с тремя телохранителями и ездил в бронированном лимузине. Сидоров давно привык к подобному образу жизни рабочего материала, и не обращал на такие сложности внимания. Он проследил цель от банка до дома, и везде, где объект появлялся вне автомобиля, его закрывала телами охрана, кроме того, по несколько неловким движениям было видно, что на нем надежный бронежилет.
- Что ж, винтовка отпадает, – заметил Сидоров, но он и не надеялся всерьез на такую халяву.
Дом объекта представлял собой коттедж-крепость, расположенный в отдаленном лесном уголке по соседству с еще несколькими такими же домами. Везде кишмя кишела охрана. К этому минипоселку вела собственная дорога, и, чтобы не привлекать излишнего внимания, Сидоров развернул машину, отъехал несколько километров назад и углубился в лес. Проехав вглубь, насколько позволяли деревья, он остановил машину и вышел. Несколько минут Сидоров слушал пение птиц и любовался совершенством нетронутой природы, жадно вдыхал аромат деревьев.
- Да, хорошо здесь, – сказал он и погладил шершавую кору ближайшей сосны, – всю жизнь бы провел в таком месте.
Еще несколько минут понаслаждавшись, он открыл багажник, достал оттуда несколько приборов для прослушки, проверил их и отложил в сторону, затем вытащил военные ботинки и маскхалат, одел их, и, наконец, достал густую маскировочную сеть. Этой сетью он накрыл машину так, что издалека она напоминала заросший мхом валун или холм, а рядом на дереве установил небольшой радиомаяк, чтобы не заблудится на обратном пути. Закрепив приборы на теле, Сидоров немного попрыгал на месте, шумно выдохнул и двинулся по лесу.
Вообще он был рад, что цель оказалась настолько защищенной. Будь иначе, Сидоров бы выполнил заказ уже сегодня в городе, но тогда бы он не оказался в этом удаленном от цивилизации лесу. Улыбаясь, Сидоров мысленно поблагодарил банкира за то, что тот создал себе такую надежную охрану.
Когда он подошел к намеченному месту уже начало смеркаться. Сидоров нашел нужный коттедж, подошел ближе и оглядел окружавшие его деревья. Из них он выбрал старую ель и осторожно залез на нее. Поднявшись на несколько метров выше забора, Сидоров внимательно оглядел территорию усадьбы. По двору курсировали охранники, а сам объект находился дома и был хорошо виден в светящихся окнах. Сидоров подумал, что тот представляет собой отличную мишень, но сразу понял, что стекла наверняка пуленепробиваемые. Он установил на ветвях аппаратуру подслушивания и пощупал лазером окна коттеджа, впрочем, как и ожидалось, безуспешно, системы безопасности были включены. Впрочем, Сидоров не придал этому значения, его главной мишенью являлся домик охраны, стоявший во дворе. Как он и думал, там никаких систем безопасности не оказалось, а свободные от дежурства телохранители, расслабившись, много говорили.
Было уже за полночь, а Сидоров сидел в неудобной позе на дереве и вел запись, пока все свободные охранники не разошлись спать. Поняв, что большего достичь не удастся, он упаковал приборы, аккуратно слез с дерева и пошел к машине, ориентируясь на сигнал маяка. С трудом обнаружив машину в потемках, он переоделся, спрятал сетку, приборы и одежду, и по пустынным дорогам помчался в город.
Позже, сидя в конторе, Сидоров внимательно анализировал записи. Полученная информация была важной – на следующий день объект выезжал на рыбалку в собственный дом на берегу реки. Сверившись с базой данных по целям, он выяснил, что объект имел несколько таких речных домиков. Впрочем, один из телохранителей упомянул название речки, и Сидоров быстро нашел нужное место на карте. Постепенно в его голове сформировался план.
Отшлифовав детали предстоящей операции, Сидоров облегченно вздохнул, налил чаю и достал ноутбук.
«…однако, – продолжил он ранее напечатанное, – на данном этапе эволюции подобная ситуация невозможна, поскольку механизма дифференцировки людей от животных пока не существует. Таким образом, единственно возможной радикальной мерой является избирательная эрадикация особей, животность которых не вызывает никаких сомнений. Анализ проведенной работы показывает, что место в социуме, оставшееся после уничтоженного животного, будет занято другим животным с вероятностью, превышающей девяносто процентов. Перспективой данного метода является уничтожение животных до момента оставления потомства, что приведет к полному удалению животного генотипа из общего генофонда».
Сидоров зевнул, посмотрел на часы и выключил ноутбук.
- Пора спать, – сказал он, – завтра будет длинный день.
Утром следующего дня Сидоров мчался по проселочным дорогам, поглядывая на карту. В определенном месте он свернул с главной дороги, и некоторое время двигался по бездорожью, пока не выехал к реке. Сидоров сверился с картой, и определил, что оказался в нужном месте на пару километров ниже по течению, чем речной домик.
 Быстро разложив палатку и костер, он установил несколько удочек на рогатках, отчего со стороны казалось, что здесь остановился рыбак, отошедший куда-то на секунду. Вытащив из машины акваланг, Сидоров натянул резиновый костюм и баллоны с дыхательной смесью, после чего тщательно проверил оборудование. Убедившись в том, что все в порядке, он надел ласты, медленно вошел в воду и нырнул.
Плыть против течения было непросто, но Сидоров специально выбрал такой вариант – возвращаться нужно быстро, а по течению это сделать проще. Периодически он выглядывал из воды и, через некоторое время, заметил здоровенный кирпичный дом. От дома к берегу шла тропинка, везде сновали люди, а также неторопливо прогуливался объект. С берега в реку вдавался деревянный причал, Сидоров нырнул, проплыл под водой и тихо вынырнул под причалом. Здесь его могли заметить только сбоку от самой воды, а сверху он был невидим.
Отдыхая, Сидоров осмотрелся. К его удивлению, охрана готовила к плаванию не шикарную яхту, а небольшую моторную лодку стоявшую рядом, и Сидоров подумал, что зря притащил с собой подводную мину-липучку, имевшую наибольший вес из всего груза. Впрочем, выбрасывать ее было жалко, и он решил оставить все как есть.
Тем временем по причалу затопали шаги, послышалась речь, и в лодку сел объект с двумя телохранителями. Сидоров тихо погрузился, и аккуратно, чтобы не попасть под винт, закрепил на лодке трос. Завелся двигатель, и лодка плавно потащила его за собой.
Далеко заплывать рыбаки не стали, остановившись посередине реки. Сидоров отцепился и, заметив мелькнувшие наверху поплавки, тихо толкнул лодку в борт. Почувствовав, как наверху пытаются восстановить равновесие, он сильнее толкнул лодку в другой борт, а потом еще сильнее снова в первый, отчего она перевернулась.
Три человека, барахтаясь, рухнули в воду, и сперва Сидоров не мог ничего разглядеть. Однако он опомнился быстрее охранников, и, схватив объект за ноги, со всех сил кинулся в глубину. Тот вырывался, дергался и пускал пузыри, но Сидоров не обращал на это внимания, наблюдая за телохранителями. Они уже пришли в себя, и стали нырять, пытаясь разглядеть что-либо в мутной глубине, однако он уже касался ластами дна и был невидим для них.
Объект перестал дергаться, обмяк, и Сидоров рассмотрел его повнимательней, чтобы исключить ошибку. Ошибки не было, но Сидоров задержал взгляд, вспомнив, что когда-то раньше встречал его. Восемь лет назад, вспомнил Сидоров, этот тип нанимал его, чтобы устранить конкурента по бизнесу.
- Ирония судьбы, – пробубнил он в маску и, ухмыльнувшись, зацепил труп одеждой за лежавшую рядом корягу.
Вскоре, вернувшись к машине, Сидоров переоделся, и устало сел у костра. Он достал из машины ноутбук и термос, налил чаю и молча глядел в огонь, размышляя и печатая.
«Что ощущает личность в момент смерти, этого перехода из одного состояния в другое? Пустоту, нет сомнения. Но что представляет собой пустота? Это не та, привычная нам пустота емкости, а нечто глобальное, сравнимое с космосом, межзвездной пустотой. Если в силе остаются стандартные пять чувств, то она должна воздействовать на каждое из них. Но, возможно, чувства изменяются, как количественно, так и качественно. Вариант с отсутствием чувств рассматривать не стоит, так как множество переживших клиническую смерть говорят о разных ощущениях. Возможно, количество чувств увеличивается до бесконечности, и в таком случае раздражение их всех одновременно может вызвать состояние, когда чувства вроде бы есть, но в то же время вроде бы их нет. Видимо, это и есть та самая пустота».
Сидоров встал, упаковал все оборудование, сложил удочки, палатку, залил костер водой и неторопливо вернулся в город.
На следующий день главной новостью для него было поступление остатка суммы, а для всех остальных – трагическая гибель крупного бизнесмена, председателя правления одного из банков во время рыбалки, предположительно в нетрезвом виде. Выступал непосредственный подчиненный погибшего, он долго говорил о достоинствах шефа, о всеобщей скорби, и категорически отрицал употребление шефом алкоголя. Сидоров с усмешкой выключил телевизор – этот подчиненный был тем самым клиентом, оплатившим заказ.
Теперь он собирался отдохнуть и насладится покоем, но вдруг его внимание привлек звук пришедшего сообщения. «Уважаемый Профессионал! – говорилось в нем, – Мы хотели бы привлечь Вас к одному очень важному делу, требующему Вашей квалификации. Данные об объекте прилагаются к этому письму. Мы платим за работу десять миллионов, из них пять вперед. Кроме того, если задание будет выполнено завтра, Вы получите еще пять миллионов премии. Никаких дополнительных условий мы не ставим. Зная, что вы не работаете на неизвестных людей, мы прилагаем несколько рекомендаций. Если Вы принимаете эту работу, то пришлите сообщение с текстом «нет» на указанный адрес, и на Ваш счет сразу поступит аванс. Надеемся на плодотворное сотрудничество. До свидания».
Список рекомендаций был внушительным, да и сумма немалой, так что Сидоров задумался. Объект был крепким орешком – какой-то теневой магнат, нигде не светившийся, но, несомненно, богатый и влиятельный.
- Трудно до тебя добраться, – сказал Сидоров, глядя на фотографию объекта, – трудно, но можно.
Некоторое время он сомневался, стоит ли браться за работу, не отдохнув, но потом решил, что после выполнения возьмет передышку на год-другой. Выполнив процедуру согласия и проконтролировав пополнение счета, Сидоров взялся за планирование операции.
Объект безвылазно проживал в своем хорошо укрепленном доме, который представлял собой настоящий дворец. Около сотни человек охраны постоянно дежурили внутри и снаружи. Обдумав тактику проникновения, Сидоров загрузил все мало-мальски полезное оборудование и выехал на место.
На деле все оказалось гораздо серьезнее – по периметру дом был окружен высоким забором с караульными вышками, а со всех сторон от забора располагался ровный аккуратно подстриженный газон шириной не менее ста метров.
Дождавшись темноты, Сидоров аккуратно стал подбираться к забору с обратной от ворот стороны. Круги прожекторов интенсивно обшаривали площадь перед самым забором, редко уходя дальше, и это дало возможность подойти достаточно близко. Пропустив мимо себя патрульного, Сидоров плавно нажал на кнопку маленького дистанционного пульта. В тот же момент ворота разлетелись от мощного взрыва ракеты, выпущенной из спрятанной в двухстах метрах ракетной установки.
Все прожектора немедленно повернулись в сторону взрыва, зазвучал сигнал тревоги и послышался топот бегущих людей. Не теряя даром времени, Сидоров собрал легкую штурмовую лестницу и забросил ее на забор. Мгновенно он взлетел наверх, перебросил лестницу внутрь и спустился, столкнувшись с часовым. Но часовой готов к такому повороту не был, а Сидоров был, поэтому часовой остался лежать с дырой в груди.
Спрятав труп и лестницу, Сидоров огляделся – никого рядом больше не было. Почти все охранники собрались у ворот и теперь прочесывали местность в поисках стрелка. Чтобы развлечь их еще немного, Сидоров нажал другую кнопку на маленьком пульте. Возле спрятанной ракетной установки ожил и принялся за работу автоматический пулемет с инфракрасным наведением. Послушав немного вопли и маты, заглушаемые очередями, Сидоров перебежками от укрытия к укрытию двинулся к дому.
Вдруг в одном из зажженных окон он увидел, как двое телохранителей эскортируют куда-то человека, в котором без труда распознавался объект. Сидоров понял, что где-то в доме есть убежище, куда они и направляются.
Следовало торопиться. Сидоров рванулся к двери и еле успел увернуться от очереди. Несколько охранников поумнее удерживали дверь, а длительную задержку он позволить себе не мог.
- Ну ладно, напросились, – сказал он сквозь зубы и швырнул внутрь осколочную гранату.
Граната взорвалась и внутри все стихло. Но Сидоров не кинулся бежать, а надел противогаз и бросил туда же гранату с горчичным газом. Чуть выждав, он спокойно вошел и осмотрелся. Двое охранников смогли спрятаться от осколков и уцелели, но их настиг газ, и теперь они со стонами ползали по полу.
Осмотревшись, Сидоров побежал по лестнице в подвал, резонно рассудив, что лучше всего убежище расположить именно там. Он оказался прав – внизу двое охранников открывали дверь бункера, а объект с пистолетом в руках нервно оглядывался на дверь. При виде Сидорова он немедленно выстрелил. Сидоров резко упал, но почувствовал, что ранен. Он сразу оценил обстановку и первой очередью срезал охранников. Объект, воспользовавшись этой заминкой, запрыгнул внутрь бункера и попытался захлопнуть тяжелую дверь, но новая очередь Сидорова швырнула его внутрь.
Дверь продолжала медленно закрываться, Сидоров бросился к ней, с усилием остановил, чуть приоткрыл, и вошел в бункер. На полу лежал объект и пускал кровавые пузыри, глядя на него ничего не выражающими глазами.
Сзади послышались шаги, Сидоров резко повернулся к двери и дернул ее, но тут ему в грудь ударила пуля. Дверь захлопнулась. Снаружи послышались глухие удары.
Он привалился спиной к стене, и осмотрел рану. Из нее обильно шла кровь, похоже, было внутреннее кровотечение, рана оказалась смертельной.
- Ты умираешь, – прохрипел объект, глядя на него.
- Ты тоже, – ответил Сидоров, и хотел было выстрелить ему в голову, но передумал. Объект выглядел еще хуже и говорил на последнем издыхании.
- Да, я тоже… Хорошая работа… Я рад, что не ошибся в тебе.
- О чем это ты? – насторожился Сидоров.
- Это я нанял тебя, – сказал объект.
- Ты нанял меня, чтобы убить себя? Зачем?
- Видишь ли, я не человек в полном смысле слова, – сказал объект.
- Что за чушь? – прохрипел Сидоров, во рту у него пересохло, а в глазах двоилось.
- Когда-то давно я жил в другом мире и был там чем-то вроде… демона или бога, это самый близкий аналог. Однажды я проиграл битву с другими такими же существами и был проклят. Меня отправили в этот мир в изгнание и поселили в это тело. Оно контролировало меня, и очень берегло себя, ведь благодаря моему присутствию оно получило чуть ли не вечную жизнь, если, конечно, ничего не случится. Я же был пленником здесь и ничего не мог сделать. Ты и понятия не имеешь, как долго я тут нахожусь.
- Не верится мне во все это. Как же твое тело наняло меня?
- Дело вот в чем. В последнее время я стал сильнее и на короткие мгновенья стал получать контроль над телом. Оно этого сильно испугалось, спряталось в этом доме и завело кучу охраны, которая постоянно присматривала за ним. В эти короткие моменты я пытался уничтожить его, чтобы освободиться, но ничего не выходило, тело привязывали и кололи психотропные препараты. И тогда я придумал новый способ и стал искать убийцу. Несколько попыток провалились, и я понял, что для этого дела нужен профессионал самого высшего класса, настоящий поэт. Так я нашел и нанял тебя. Я не ошибся в тебе, и теперь тело умирает.
- Что же дальше, вернешься обратно в свой мир?
- Да, вернусь. Теперь я поквитаюсь с теми, кто отправил меня сюда. Но это еще не все. Я могу взять тебя с собой, там ты обретешь новую форму и возможности. Поверь, тот мир гораздо приятнее, чем этот, жалкий суррогат.
- Ладно, согласен, – теряя сознание, сказал Сидоров, – что мне еще остается делать?
- Отлично! Думаю, ты не пожалеешь. Но сначала, до того как мы отправимся, я дам ощутить тебе чувство пустоты, о котором ты столько думал.
Когда оставшиеся в живых охранники вскрыл бункер, они нашли только два тела, лежащих на залитом кровью полу.




* * *
Оглушительный храп в этой зимней тишине заставил меня вздрогнуть. Храпел, естественно, Борька. Я встал, и повернул его набок, отчего он глухо замычал, но перестал храпеть. Вернувшись на место, я обнаружил, что Надя тоже заснула, все еще с тлеющей сигаретой в руке. Я выкинул окурок, поправил на ней шубу, и сел на старое место.
Дядя Вова все так же сидел на своем месте, и я внимательнее посмотрел на него.
- Ну чего смотреть, не сплю я, – он, казалось, почувствовал взгляд, – на бутылку смотри лучше, она кончилась.
- Да все кончилось, – сказал я, – и еда, и бутылка эта. Такой у нас веселый праздник вышел.
- А нахрена тебе праздники? Захотел праздник – сделал праздник, выпей и закуси. Или для тебя праздник только когда тебе другие говорят, что праздник?
Я ничего ему не ответил, а только глядел в огонь. Чувство нереальности, появившееся у меня, когда мы застряли здесь, появилось снова, только было слабее, не выходило на поверхность.
- А что, правда, они в другой мир перешли? – спросил я.
- Кто? – удивился дядя Вова.
- Ну эти… объект и Сидоров.
- А… ну само собой, они же померли. Значит, в другой мир ушли.
- Да нет… в тот самый мир, о котором мужик говорил.
- Не, это я не знаю. Я же с ними туда не ходил, как тебе расскажу?
Я посмотрел на спящих друзей, и замолчал, ни о чем не думая.
Снег падал все меньше и меньше, и вдруг резко перестал, словно его отключили. Я посмотрел и не увидел ничего. Даже звезды, на которые смотрела Надя сквозь сигаретный дым, куда-то исчезли. Ветер тоже как-то стих, и перестал свистеть по снежной пустыне.
- Откуда же вы эту историю знаете, раз там все умерли или в другой мир перешли? – спросил я.
- А мне ее друзья рассказали. Уж они откуда знают, мне неведомо.
Дядя Вова глухо покашлял и стал ворошить угли в костре.
- Ты, я вижу, несколько отличаешься от остальных, – сказал он.
- Как это? – не понял я.
- Так. Воспринимаешь как-то все иначе, не как другие.
- Не понятно все же.
- Понимаешь, допустим, есть одна вещь. Ты воспринял ее так, а другой иначе. И большинство воспримет ее иначе, не так как ты.
- В принципе понятно. Я вообще-то замечал, что меня часто не понимают.
- Вот именно. Это и есть разное восприятие, – сказал дядя Вова, - Давай открывай последнюю бутылку, и я тебе еще одну историю расскажу. Про людей. Про массу.
Я открыл бутылку, и, звеня горлышком о край кружки, налил ему и себе. Он выпил, закурил и снова подставил кружку. Я снова налил. Он помолчал минут с пять и начал рассказывать.

6. Профессиональный скот.

Жуткий сон снился Петру Андреевичу Долбенко. В чем была та жуть, он не знал, а проснутся не мог, и поэтому мучился. Спасла его жена, разбудив мягким толчком в плечо.
- В чем дело, Петя? – спросила она, – ты так метался и стонал, будто это был самый кошмарный из кошмаров.
- Уфф! – только и смог сказать Долбенко в ответ.
Он протер лицо ладонью, встал и пошел в ванную. Умывшись, Петр Андреевич взял тюбик с зубной пастой и обнаружил, что он пуст. Буркнув несколько нецензурных слов по поводу нерадивой горничной, он нечеловеческими усилиями выдавил на щетку остатки пасты.
- Хреново как-то день начинается, – проворчал он.
Вскоре, когда Долбенко попытался взять мыло, оно выпрыгнуло из пальцев и, сделав несколько оборотов в воздухе, скрылось под ванной. Это окончательно убедило Петра Андреевича в том, что день не задался, он плюнул и пошел завтракать.
В столовой уже все было накрыто, и сидела, дожидаясь его, жена. Не успел Долбенко придвинуть к себе тарелку и взять вилку, как с резким отвратительным звуком зазвонил телефон. Трубку взяла жена.
- Тебя, Петь, – сказала она, – заместитель твой.
С вздохом приняв телефон, он отложил вилку.
- Петр Андреевич! – закричал из нее зам, – Очень серьезная ситуация! Налоговая наехала на наш филиал номер четыре, имущество описывают! Я уже на месте, но необходимо ваше присутствие!
- Ладно, держись там, приеду, – сказал Долбенко, помрачнев.
Четвертый филиал находился в соседнем городе, куда нужно было больше часа ехать на машине. Петр Андреевич отодвинул тарелку, швырнул на стол салфетку и встал.
- Куда ты, Петя? – спросила жена, – Поешь.
- Аппетит пропал, – ответил он, звоня в колокольчик для прислуги.
На звонок появилась горничная Наташа.
- Передай Михалычу, – сказал Долбенко, – пусть готовит машину, скоро выезжаем.
- Не будет сегодня Сергея Михайловича. Он звонил с утра, сказал, что руку сломал, и берет больничный, – ответила Наташа и ушла.
Долбенко повернулся к жене
- Дай мне твоего водителя на день, срочно ехать надо.
- Но Петя, он же детей в школу повез, вернется только через час.
Настроение у Петра Андреевича испортилось окончательно. Такси вызывать – меньше чем через полчаса машина не придет. Так что выхода не было, оставалось самому вести машину, но занятие это Долбенко терпеть не мог, а права купил.
Тяжко вздохнув, он переоделся и спустился в гараж. Дорогая машина, по статусу положенная главе крупной фирмы, мягко поблескивала во тьме. Долбенко открыл ворота, сел за руль и завел двигатель. С трудом вспомнив, как ехать, он попытался тронуться, но машина заглохла. Он снова завел двигатель, аккуратно двинулся с места и выехал на дорогу.
Здесь Долбенко резко затормозил, потому что неожиданно понял, что не знает, куда ехать, так как его всегда возил водитель. Петр Андреевич судорожно набрал номер заместителя и спросил, куда ехать.
- Выезжаете на восточное шоссе, проезжаете километров пятьдесят, а потом сворачиваете направо, на федеральную трассу номер десять. Там много поворотов, внимательней за знаками смотрите, – удивленным голосом сказал зам, но лишних вопросов задавать не стал.
Как доехать до восточного шоссе Долбенко знал, и без особых приключений добрался до нужного места. Здесь он снизил скорость и внимательно стал разглядывать каждый знак. Оказалось, что большая часть знаков – рекламные, и Петр Андреевич вскоре прилагал значительные усилия, чтобы преодолеть отвращение и продолжать свое занятие.
Минут через сорок его усилия были вознаграждены – впереди из земли торчал мятый и ржавый знак. Петр Андреевич остановился, вышел из машины и стал его разглядывать. На знаке с трудом читались слова: «Фе…ральна… тра…а №…0». Что за цифра стояла перед нулем, из-за ржавчины разобрать было невозможно, но Долбенко решил, что это как раз то, что ему нужно. Он сел в машину, и повернул, куда указывал знак.
Вскоре он, однако, стал сомневаться в правильности выбранного пути – не было встречных машин, да и сама трасса была явно неухоженной. Поворачивать назад он все же не стал. Проехав еще немного, Петр Андреевич увидел какого-то парня, голосующего на обочине. Тот был одет как хиппи, а Долбенко хипарей всегда терпеть не мог, и со злорадством прибавил газу. Парень скрылся вдалеке.
Вскоре Долбенко пришлось убедиться, что дорогу он выбрал неверно. За поворотом трасса заканчивалась тупиком. Асфальтовое покрытие просто обрывалось на поляне среди деревьев, перед маленьким неказистым домиком. Возле домика в шезлонге под зонтиком сидел пожилой человек и читал книгу.
- Вы ошиблись дорогой, – не поднимая глаз, сказал он, когда Петр Андреевич вылез из машины.
- Откуда ты знаешь? – подозрительно спросил Долбенко.
- Да уж знаю, – ответил тот, переворачивая страницу.
Долбенко помолчал, глядя на него, и спросил:
- А что это за дорога?
- Федеральная трасса номер ноль.
- Но ведь этого не бывает! Так не может быть! – заревел Петр Андреевич во весь голос.
- Значит, вы ехали по дороге, которой не бывает, и находитесь в месте, которого не может быть, – ответил старик и лениво зевнул.
Долбенко злобно выругался и запрыгнул в машину. Развернувшись, он резко вдавил газ и рванул с места, обдав старика клубами дыма. Но далеко уехать ему не удалось, так как машина заглохла. Петр Андреевич, тупо глядя на приборы, еще несколько раз попробовал завести двигатель, и вдруг заметил, что счетчик топлива показывает пустой бак. Только теперь он вспомнил, что ныне больной водитель каждое утро прилежно проверял уровень топлива и заправлялся по мере надобности.
Проклиная свою забывчивость и невнимательность, он достал телефон, попытался позвонить, но обнаружил, что нет связи. От всей свалившейся информации Долбенко впал в прострацию, и некоторое время сидел, ничего не соображая. В конце концов, он обдумал ситуацию и решил вернуться к старику и дому, как к наиболее близкому признаку цивилизации.
Петр Андреевич вылез из машины и побрел по дороге. Физкультуру он никогда не уважал, и когда, наконец, дошел до дома, был на последнем издыхании. Старик все так же читал книгу, и не обращал на него внимания. Долбенко немного отдышался и подошел ближе.
- Слушай, у тебя бензин есть? – спросил он старика.
- Нет.
- А телефон?
- Нет.
- Да хоть что-нибудь здесь есть? – вскричал Петр Андреевич.
- Ничего здесь нет – спокойно ответил старик, продолжая читать книгу, – я же говорил, вы ошиблись дорогой.
Долбенко вконец озверел и уже собирался вытрясти из наглого старика душу, как вдруг услышал сзади шаги.
По дороге неторопливо шел тот самый парень, похожий на хиппи, которого Долбенко оставил на дороге. Приблизившись, парень внимательно оглядел его, старика и дом.
- Здравствуйте, – сказал парень мягким голосом, – не уверен, туда ли пришел.
- Туда, туда, – ответил старик, – вас уже давно ждем, проходите внутрь.
Парень, не выказав, ни единого признака удивления, прошел в дом.
- Эй, ты, – обратился Долбенко к старику, – а что находится в этом доме?
- Ничего, – ответил тот.
- А этот куда пришел?
- Куда хотел, туда и пришел. А в доме ничего нет.
Резким движением Петр Андреевич схватил старика за грудки и рванул на себя.
- Как мне надоели эти твои загадки! – заорал он, – Сейчас посмотрим, что там такое!
- Не стоит, поверьте, – спокойно сказал старик.
Но Долбенко подошел к дому, открыл дверь и ввалился внутрь, таща его за собой.
Внутри действительно ничего не было, только стены с отваливающейся штукатуркой, покрытые грязной, неопределенного цвета краской и дверь, через которую они вошли.
- А где же этот хиппи? – спросил Долбенко. Старик только пожал плечами.
Взявшись за ручку, Петр Андреевич дернул на себя дверь, но за ней тоже была грязная стена.
- Как же это? – недоуменно спросил он, – Как же теперь выйти?
- Никак, – ответил старик, – я же говорил, не стоит.
Некоторое время Долбенко собирался с мыслями.
- Кто же ты такой, твою мать? И что здесь происходит?
Старик немного подумал и пожевал губу.
- Думаю, вреда не будет, если я расскажу вам о сути дел. Этот дом является высокотехнологичным прибором для перевода высших сущностей из одного состояния в другое. Что-то вроде перевода воды в пар или лед, только гораздо сложнее. Здесь примитивная оболочечная форма переводиться в более совершенную и устойчивую безоболочечную форму. Само собой все это действует только на высшие сущности, все остальное просто дезинтегрируется.
- Ты что, хочешь сказать, этот грязный вонючий хиппи был высшей сущностью? – громко засмеялся Долбенко.
- Да. Вот только боюсь, вы ею не являетесь, а значит, просто будете распылены на атомы.
- А ты, что не будешь? Тоже высшая сущность? – продолжал он со смехом.
- Нет, я просто посредник, меня это не касается, я исчезну за момент от начала работы прибора. Тем более, что моя работа здесь завершена – тот человек был единственной ожидаемой сущностью в этом периоде времени.
Долбенко уже забыл об отсутствии выхода и просто покатывался со смеху.
- Высшие сущности! – смеялся он, – Откуда же они берутся?
Старик слегка усмехнулся.
- Вы, люди, успешно плодитесь и размножаетесь только потому, что вам это позволяют. Просто у вас есть одна способность, которая вас бережет. В давние времена, когда ваш род хотели уничтожить за ненадобностью и вредностью, было сделано одно важное открытие. Было доказано, что время от времени среди общей массы появляются мутанты, выделяющиеся интеллектуальными и моральными качествами, не принимающие и пытающиеся изменить общий порядок вещей. Долгое время их обнаружить не удавалось, так как эти особи регулярно уничтожались соплеменниками. В конце концов, были найдены несколько экземпляров, исследование которых показало их близость к высшим сущностям. Уничтожение вашего рода было отложено, и началась программа искусственной селекции. С увеличением населения удельный вес мутантов рос, эти особи тщательно выделялись и скрещивались с себе подобными для закрепления признаков. Наконец, удалось получить несколько экземпляров, идентичных высшим сущностям и отличающихся только примитивной оболочечной формой.
Долбенко уже перестал смеяться, и по мере услышанного менялся в лице, до него, наконец, дошло, что здесь никто не шутит. А старик продолжал.
- Тогда был создан этот прибор и разработана программа перевода этих экземпляров в другое, то есть высшее, состояние. В скрытой форме до них доводиться информация о местоположении устройства, куда они со временем и добираются. Программа селекции тем временем расширялась, и количество получаемых сущностей увеличивалось. К сожалению, значительное их количество до сих пор погибает от рук оригинального вида, не успев перейти в другое состояние, так что количество успешных результатов довольно низко. К тому же, за последнее время отмечается значительное снижение количества мутаций нужного вида, то есть уменьшается количество новых высших сущностей в примитивном состоянии. Существуют расчеты, доказывающие, что вскоре эти процессы прекратятся совсем, и новые сущности появляться не будут.
- И что же тогда? – спросил Долбенко, уже догадываясь, о чем речь.
- А вот что. Тогда, когда последний индивидуум будет переведен из примитивного состояния, на планете останется только оригинальный вид. Люди. То есть, останетесь вы, со всеми вашими смешными радостями, проблемами и заботами. Заботясь только о себе, вы жрете и размножаетесь, ни на что не обращая внимания. Подобно свиньям, вы не видите неба, не потому, что не хотите видеть, а потому, что таково ваше устройство, и нет у вас таких возможностей. Соответственно, круг ваших интересов чрезвычайно узок – еда и особи противоположного пола. Ну и конечно, улучшение материального благосостояния, но это всего лишь путь к более качественной пище и лучшим особям противоположного пола.
Старик немного помолчал и пожевал губами.
- Вы ухитрились создать социальную иерархию, в которой высота положения определяется количеством так называемых материальных средств. Для вас такое устройство наиболее близко, но мутантные особи, не достигшие последней ступени развития, в этой ситуации должны подчиниться системе или погибнуть. А подчинение, в свою очередь, замедляет развитие этой особи. Впрочем, теперь, когда процесс появления мутантов подобного типа идет на спад, это уже не имеет значения. В скором времени последний мутант дойдет в своем развития до конца, и будет переведен из примитивного состояния в высшее. Это означает, что здесь кроме людей никого не останется, а поскольку давно доказана вредность вашего существования, снова будет инициирована программа уничтожения, только теперь она будет доведена до конца.
Старик замолчал. От всего узнанного Долбенко немного отупел, он стоял и молча разевал рот, словно рыба, вытащенная из воды. Вдруг комната мелко завибрировала.
- Что ж, – сказал старик с улыбкой, – теперь вы поняли, что представляют собой люди в целом и вы в частности? Всего лишь скот. Профессиональный скот. Я вижу, прибор уже начал свою работу, и мне нечего здесь делать. Всего доброго.
- Эй, подожди! – закричал Петр Андреевич Долбенко, видя, как старик растворяется в воздухе.
Момента дезинтеграции он не почувствовал.
* * *
Последняя бутылка кончилась и теперь лежала в снегу. Спали все кроме меня и дяди Вовы.
- Интересные вы истории рассказываете, – сказал я ему, – вы ведь не бомж?
- Хе-хе, – хрипло посмеялся он, – раскусил ты меня парень. Да, я не бомж. Но раньше был, так же как и кандидатом наук.
Он поднял бутылку и швырнул в темноту, где стояла машина.
Я вскочил с места, ожидая услышать глухой удар и звон стекла.
- Эй, смотри что делаешь, там же машина!
Достав фонарь, я включил его и направил в ту сторону, но машины не увидел. Я подошел ближе, стараясь понять, куда исчез здоровенный джип, и увидел, что там ничего нет. Вообще ничего, просто пустота вокруг. Белый снег был как бы срезан огромной круглой формой. Я посветил фонариком в темноту, но ничего не увидел. Приглядевшись к границе снега и тьмы, я заметил, что снег исчезает, поглощаемый этой непонятной темной пустотой. Почувствовав тошноту, я отпрыгнул назад.
Вдруг меня осенило, и я пробежал по периметру нашей полянки – и везде видел то же самое. Во всем мире не было ничего, кроме нашего маленького круга с костром в центре, и он неукротимо уменьшался.
- Что происходит? – повернулся я к дяде Вове.
- Этот мир сжимается и исчезает, – ответил он беззаботно.
- Но почему? Как? – полезли из меня вопросы.
- Видишь ли, – ответил он, – давным-давно умные люди говорили, что не стоит создавать миры возле узловых точек. Они говорили, что из-за этого возможны смешения и наложения реальностей. А я, дурак, не слушал… Почему вы заблудились не понял еще? Потому что не в тот мир заехали.
Он засмеялся и плюнул в костер.
- Не ваша вина, конечно, но что делать? Поэтому пришлось мир этот уничтожить.
- И вы его создали и теперь уничтожаете? – я был настолько изумлен, что и не думал сомневаться.
- Именно, – кивнул он, – помнишь, я говорил тебе об отличии твоего восприятия? Как раз поэтому у тебя и были странные ощущения нереальности – ты просто чувствовал, что один мир сменился на другой.
- А что же теперь? Как мы? – спросил я.
- Ну что-что… Боюсь, что вы тоже исчезнете, не возвращать же мне вас домой, – ухмыльнулся он.
- Ах ты… ты… - я мучительно подбирал слова.
Поняв, что выбора у меня нет, я бросился на него, схватил за горло и сдавил изо всех сил, но тьма уже окутала меня, и, проникнув сквозь глаза, выжгла мне мозг.

7. Бомж дядя Вова

Когда я очнулся, было уже светло. Борька неразборчиво бубнил, девушки что-то негромко обсуждали. Чувства нереальности уже не было, осталось только глубокое похмелье. Я открыл глаза – все было как вчера. Неторопливо шел снег, Надя с Викой курили, перешептываясь. Невдалеке стояла машина, возле которой ходил Борька и размахивал телефоном, а на горизонте маячил лес.
Я попытался встать, но руки и ноги так затекли, что я со стоном сел в сугроб.
- Ну что, хороший Новый год был, а? – ехидно спросила Надя. Вика засмеялась.
Не отвечая, я стал разминать конечности, пытаясь восстановить кровообращение. И, наконец, мне это удалось. Напрягшись, я встал и сделал несколько шагов вокруг погасшего костра и огляделся.
Тут вдруг я понял, что дяди Вовы нигде нет. Более того, на том месте, где он сидел, не было никаких следов, даже окурков, которые он усердно разбрасывал. Я повернулся к накрашивающимся девушкам.
- А где этот… - спросил я хриплым голосом, – мужик, с которым мы пили вчера?
- Который? Зеленый змий что ли? – спросила Надя, а Вика опять засмеялась.
Поняв, что от них ничего не добиться, я поковылял к машине, где суетился Борька.
- Все в порядке! – крикнул он мне, показывая телефон, – связь есть, скоро мужики приедут, нас заберут! Мы, оказывается, пропустили нужный поворот направо и свернули в следующий. Не в тот, который после восьмого километра, а в тот, который после десятого. Блин, никогда больше по темноте не поеду.
- Слушай, – спросил я его, – а ты не видел мужика, который с нами пил вчера?
Он как-то странно посмотрел на меня и сказал:
- Ты что, друг? Не было тут никого, кроме нас. Сам посмотри – тут же поле, вокруг ни души.
- Да, похоже, ты прав, померещилось, – ответил я и потер глаза.
- Иди-ка, отдохни в машине, поспи. Вчера тяжелый день был, все устали.
- Хорошо, иду, – я повернулся и пошел к джипу.
- Стой! Подожди! – вдруг крикнул сзади Борька.
Я встал и повернулся к нему.
- Чего?
- Слушай, у тебя курить есть? – спросил он, догнав меня, – Мы ведь вчера не только все сожрали и выпили, но и выкурили все что было.
- Похоже, есть, – ответил я, нащупав в кармане пачку.
Я достал ее и протянул Борьке. Вместе с пачкой я нечаянно вытащил какой-то листок, и он, кружась, опустился в снег. Я поднял его – оказалось, что это записка.
«Эх, простота! – говорилось в ней, – Шуток не понимаешь! Я все равно собирался перенести полянку с вами в ваш родной мир, но ты не понял. Но я тебя не виню. Ведь это только из-за тебя я всех вернул, иначе не стал бы. Ну да ладно. Мы еще встретимся, тогда и поговорим. Дядя Вова».
- До встречи, – негромко сказал я и скомкал бумажку.
- Что там, важное что-то? – спросил Борька, затягиваясь и возвращая пачку.
- Да нет, херня всякая, – ответил я, швырнул скомканный листок вдаль, и пошел к машине.

Январь – июль 2005 г.