Десять лет своей жизни Андрей Андреич потратил на посещение советской школы.
В те незапамятные времена о вкусе настоящей американской жевательной резинки дети могли судить лишь по фантикам. Такие фантики – яркие, с иностранными буковками, тщательно разглаженные утюгом и затёртые бережными мальчишескими пальчиками чуть не до дыр – являлись культовым предметом роскоши, объектом страстного коллекционирования. Обладание таким фантиком являлось элементом престижа, особо высоко ценимым среди сверстников.
Особым шиком считалось обладание вкладышем! Вкладыши изготавливались из гладкой вощёной бумажки и украшались тремя-четырьмя картинками-комиксами по сюжетам диснеевских мультяшек.
Трудно было переоценить значение вкладышей в жизни подростка! Чем больше у тебя вкладышей, тем выше авторитет! А уж о самом «Дональде», то есть, о том самом заветном предмете, который заворачивался далёким заокеанским производителем в эти самые фантики, советские школьники не смели мечтать даже в самых радужных снах.
Разумеется, советская промышленность в гонке передовых технологий старалась не отстать от Запада. Эстонская кондитерская фабрика «Калев» наладила выпуск собственных жвачек. Это были маленькие куцые упаковочки по пять пластинок в каждой, стоимостью 50 копеек. Резинки выпускались в двух вкусовых исполнениях: «мятная» и «апельсиновая». Чудесные «каменные» пластинки, об которые легко ломались не только молочные, но и самые крепкие взрослые зубы! Если же удавалось разжевать такое чудо пищевой промышленности, то вкуса хватало ровно на одну минуту, а через десять минут жвачка распадалась в труху. О том, чтобы выдуть из неё пузырь, не могло быть и речи! Вместо пузыря из натруженного детского ротика шрапнелью вылетали тугие белые комочки…
Настоящую американскую жвачку в оригинальном исполнении могли попробовать только детишки артистов, моряков или дипломатов. В классе Андрея Андреича учился Денис Самарцев, чей папа работал в Мюзик-Холле (дудел на какой-то медной дудке). Русские «дудки» часто гастролировали за пределами «железного занавеса», и у Дениса, время от времени, появлялись «элементы сладкой жизни». Из-за этого с ним старалась дружить вся школа.
После одного из гастрольных вояжей папа привёз Денису заветный «Дональд». Наслаждаться дома, в одиночку, таким чудом не имело смысла, ведь вся фишка заключалась в том, чтобы твой «триумф» видели все! И истекали слюной лютой зависти… Пожевав свой «Дональд» с недельку, Денис пришёл-таки с ним в школу. И тут началось нечто невообразимое! На переменах Денис собирал вокруг себя аншлаги, не снившиеся Пугачёвой, Кобзону и Хилю. Вся школа стремилась записаться в очередь за американским чудом.
Тут следует заметить, что если «Дональд» однажды появлялся в стенах советской школы, то он был обречён на долголетие, сравнимое с жизнью пионерского галстука! Жвачка передавалась из уст в уста и жевалась всеми по очереди - месяцами, а то и годами…
…Счастье пришло к Андрею Андреичу довольно быстро – где-то на второй месяц хождения «Дональда» по школе. Очередь жевать шедевр западной цивилизации выпала ему на урок географии.
Географию тогда вела Инесса Васильевна. Про таких педагогов принято говорить: «Гестапо в юбке». И это было самым деликатным определением достоинств Инессы Васильевны! Могучая тётка, ростом под метр девяносто, она обладала фигурой олимпийской чемпионки по толканию ядра, характером Лаврентия Павловича Берии и повадками герра Мюллера. В первый же день её появления в школе ученики горько пожалели о том, что довели предыдущую географичку до инфаркта, или беременности – точно уже не вспомнить…
В общем, шалить на её уроке было равносильно самоубийству. А жевать жвачку, да ещё и американскую, в советское время считалось таким же преступлением для школьника, как курить папиросы, красить губы или носить золотые украшения. Возможно, даже ещё и хуже. Короче говоря, жевать надо было с тем тонким расчётом, чтобы видели все одноклассники, но ни в коем случае не училка! Иначе путь один: визит к директору, вызов родителей, педсовет, исключение из пионеров и «последнее китайское предупреждение» перед отчислением из школы.
Помня о возможных катастрофических последствиях, Андрей Андреич соблюдал все возможные меры конспирации: закрывал жующее лицо открытым учебником, прятался за спиной впереди сидящего товарища, залезал головой в портфель. Но дуть пузыри в портфеле было неудобно, и, время от времени, приходилось идти на риск, тем более что срок для наслаждения был отпущен слишком короткий – на перемене надо было уже передать своё «счастье» следующему претенденту.
– Андрей Андреич! – прогремела большая медная труба, спрятанная где-то в недрах Инессы Васильевны. – Что ты там жуёшь?!
Самым разумным в этот момент было бы сразу проглотить жвачку. Но… Тогда бы вся школа узнала, кто повинен в преждевременной кончине «Дональда». Такая перспектива была страшнее педсовета, и Андрей Андреич молниеносным движением руки перенёс жвачку изо рта в карман школьных штанишек.
– Ничего, Инесса Васильевна, – пискнул он, придав личику самое смиренное выражение.
– А ну, открыть рот! Живо! – прогремела географичка, в долю секунды подскочившая к подозреваемому.
Андрей Андреич подчинился.
– Хм! – разочарованно произнесла Инесса Васильевна, произведя тщательный осмотр полости рта. – Показалось… – и на всякий случай влепила Андрею Андреичу «кол» по своему предмету.
После урока всем классом отлепляли «Дональда» от ткани кармана и от бумажного рубля, полученного Андреем Андреичем от родителей на завтраки. Рубль оказался совсем не «твёрдой» валютой и в процессе спасения достояния школы был расщеплён, как атом в ядерном реакторе. Но «Дональд» всё же удалось собрать воедино, и он продолжил свой победоносный вояж по ртам счастливых советских школьников. Правда, всю неделю Андрей Андреич вынужден был обходиться без завтраков…