На горизонте клубились

Егор Балашов
На горизонте клубились темные свинцовые тучи, но на юге висело палящее солнце. Поле перед боем. С одной стороны выжигающее глаза, отдающее кровью в нос, полное праведного гнева, не способное сдержать в себе освещающий помыслы почти утренний полк пронизывающих душу остро наточенных лучей, солнце. Напротив клубилось вместилище тени и влаги, скрывающее и смывающее пороки. Только воистину темная длань способна укрыть от света господнего, когда тот вышел собрать свой урожай. В грозовой туче скрывались тысячи и миллионы пороков, они уживались друг с другом, наверное, лишь потому, что разглядеть их в этом мареве не представлялось возможности. Здесь и была скрыта главная черта тьмы. Но тьма, это не только отсутствие света. Ночь – это не тьма, даже ночью над лесом висит соглядатай, даже луна способна разить. Но нет. Настоящая тьма несет в себе жизнь, влагу, сок наших тел. Это грузное тело еще успеет оросить траву. Прежде, чем золото солнечных лучей пронзит его рыхлое и аморфное тело. Но не стоит считать, что у добра нет зубов. Но разряды голубого электричества все равно не достигают великой зенитки, посылающей на землю золотые копья света.
Человек – это такое существо, которое не может жить себе во благо. Они покорны сильному, но стоит дать им волю, они превратятся в самых ужасных демонов. Они готовы услаждаться своими милыми невинными мечтами, лишь до тех пор, пока над ними висит распятье, пока жив страх обличения. Но стоит им укрыться от взора наказующего, стоит им скрыться в единении с собой, они начинают презирать весь мир. Ящик Пандоры открывается поодиночке, понемногу, в сыром предгрозовом сумраке. Каждым. Всеми.
Не стоит верить голубым детским глазам. Сахарные уста девы прошепчут тебе проклятие, лишь ты уйдешь за порог. Ты сам затаил страшную обиду на своего брата, соседа, нечаянного прохожего.
Тьма лишь поначалу роняет мягкие капли. Свобода радует только в первые дни. Без страха люди перестают любить, они забывают про достоинство, они поднимают острую сталь на себе подобных. Песок скрипнет под тяжелым сапогом.
Высоко в небе солнце проиграло свою битву, и густая дымка дарит нам теплую прохладу, сладкую россу. Но уже пролита первая кровь. Без Бога, каждый человек становится господом. Он вершит суд. Помыслы, желания, судьбы, пороки, мечты, подвиги взмывают к небесам. Тьма, свобода тем и хороша, что каждый свободен в своем выборе, каждое слово имеет право на свершение. Но в небе не так уж и много места. Когда мучная пыль вздымается в амбаре – рождается огонь, когда душам тесно в тучах – воздух трещит от напряжения. И следует жестокий удар в землю. Она принимает на себя разряд. Разряд голубого электричества, раскаляющего воздух плавящего траву сжигающего плоть. Мир осветиться лишь на миг, многие поймут, что жестоко ошибались. Но свобода слишком великая сила. Свобода съест сама себя. Гроза тоже не может длиться вечно. Солнце вечно. Придет время, и люди снова дрожат, опасаясь золотой иглы в сердце.
Снова воцариться мир, снова будет первое сентября.
Но не надо врать, что никто не хочет снова окунуться в прохладу сумрака, быть напоенным росой. Свет это то, от чего отрешаются без колебаний. Свет, это то, что ненавидят. Люди не любят, когда на их груди ложатся красные мушки лазерных прицелов. Зато в эти дни жизнь на земле похожа на рай. Жалко только, что это принудительный рай.
В раю всегда светит солнце. Наверное здесь просто разучились замечать прицелы на груди. Может быть у нас нет оргий, у нас нет той свободы, что жива на земле, но это в первую очередь от того, что никому в голову не придет сделать то, что вы называете жизнью. Я с ужасом думаю, что и сам когда-то был таким, я не могу поверить, что мог хотеть того, чего хотите вы. Но меня все больше пугает слово: "кастрация". Сложно отделаться от этой мысли, когда видишь вас, и сравниваешь чем живете вы, с тем, что происходит в раю. Я не испытываю зависть, мне не хочется узнать ваши ощущения. Но внутри меня засела горькая заноза. Что если душа и вправду чего-то лишается, попадая в рай?
Я все чаще думаю о аде. Там души свободны, они совершенно свободны. Там постоянно ведутся войны, и нет законов. Там ведутся сражения, где сразу сталкиваются миллионы душ, и каждый бьет лишь за себя. Там нет правителей, там нет городов, там нет домов, дом – это оковы, говорят они. Им нет надобности ни в еде, ни во сне. Но их рвет на части циклон желаний, антициклон возможностей. От взрывов пороха воздух раскаляется до красна, и кожа покрывается коркой. Стоит ли говорить, что боль сковывает желания, поэтому там нет боли.
Наверное они тоже счастливы, но меня пугает такая участь. Я так привык к чуткому ощущению потоков воздуха в перьях крыла. Боль в каждом перышке, когда поток ветра подхватывает меня вверх.