Жизнь, которую выбираем

 
Жизнь, которую выбираем
Виктор Тропин

Версия 2 исправленная по рекомендациям Дмитрия Смоленского -
- http://www.proza.ru/author.html?smolensky.

 Ещё по дедовым сказкам – стоял камень на распутье, при дороге. Надписи на нём: налево пойдёшь …, направо пойдёшь …. Ходили по тем надписям, добры молодцы. В жизни ж, всё не так, нет тех камней у дорог. Вот и водит, нас по жизненным дорогам без карт и планов. А где прямо, где свернуть?
 
 То время было тяжёлое, лихое – какой год неурожай. Деревенька небольшая у речушки приткнулась, десятка два дворов будет, не больше. И то от смертей голодных, болезней совсем опустела. Сначала старики, дети малые первыми умирали, а потом кто и покрепче – нечем было кормиться. Всё на корню жухло, что там поесть – напиться было невозможно: речка давно пересохла, вода только в самых глубоких колодцах осталась. Не поверите, лес без единого листочка стоял – ветки голые. В деревне днём тишина, все по домам от жара нестерпимого попрятались, ветер по улицы пыль гоняет, в столбы закручивает. Только под вечернюю прохладцу народ на улицу кажется: мужики судачат что дальше делать, да живых пересчитывают. Тут ещё напасть – грозы сухие в округе случаться стали. Гром гремит, молнии пляшут, а дождя ни капли. Попадёт такая молния в дом, и выгорает вся деревня дотла. Молятся все, просят Господа, чтоб беда стороной прошла, да чтоб дождя послал.
 
 Васька, по прозвищу Беззубый (в детстве зубы молочные повыпадали, а настоящие долго не росли), в тот день колодец углублял. Мамка послала – за ночь воды и ложки не набралось. Одному несподручно: пока земли наковыряешь внизу, а потом еще и сам наверх в ведре тащишь. Да помочь некому: отец в прошлом году на заработки подался в город и пропал, а матушка от голода совсем плоха стала, еле ноги передвигает.
 
 Васька в очередной раз из колодца по верёвки поднялся, отдыхает. От напряжения руки дрожат, в глазах круги, пот солёный глаза ест. Всё, последнее ведро земли вытащить осталось – ниже камень, лопатой не взять. Но водица показалась. Если и в этом колодце кончится, то больше в деревни воды не будет.
 
 Васька подолом рубахи пот с лица утёр, но тут двое в конце улицы показались. Пригляделся: друзья его, с детства вместе росли. Один – Егор по прозвищу Бабка, потому что жил с бабушкой, родители-то давно померли, а второй – Ванька Гончар, у него отец по гончарному делу первый в округе был, да прошлым летом помер. В такой же жаркий день за глиной пошёл, да солнце его ударило, только на следующий день и нашли – из носа и ушей еще кровь шла.
Бабка с Гончаром к колодцу подошли. Гончар корзину берестяную на сруб поставил, вниз заглядывает.
 –Ну чё, Беззубый, дошёл до воды? А то пить охота – спасу нет!
 –Сейчас ведро последнее вытащу, а вы вниз кто-нибудь полезайте, потом в ведро и начерпаете!
Бабка лопату, которую принёс, к колодцу прислонил, и взялся Беззубому помогать – ведро с землёй наверх тянуть. С ведра кусочки земли отпадывают, снизу забулькало – вода стала набираться.
 –Ты, Бабка, меньше всех устал, – говорит Гончар. – Ты только лопату тащил, а я и корзину нёс, и глину копал. Беззубый колодец чистил, так что тебе и лезти…
Бабка, всегда спокойный и безотказный, молча рубаху скинул, на сруб сел, ноги во внутрь опустил. За верёвку, к вороту привязанную, ухватился, вниз на руках опускается, ногами в брёвна сруба опирается. До дна опустился, ноги по углам расставил, чтоб воду не замутить, кричит наверх.
 –Ведро подавай!
Сверху ведро с черпаком опустили, Бабка черпает где поглубже, да в ведро сливает. Черпак по камню заскрёб, но на ведро воды хватило. Без ребят пить не стал – когда поднялся, все вместе и напились.
 –Вы где были? – Васька Беззубый спрашивает. – Я вас с утра обыскался, хотел, чтоб с колодцем помогли - наша очередь подошла!
 –Мы с Бабкой по утру на отцово место ходили за глиной, да немного и наломали – тверда как камень! – ответил Гончар.
 –Хочу кувшин слепить – цветочки по бокам пустить – а в кувшин у Егорки бабка обещала с козы молока дать. Может, на тракт выйдем да продадим, молоко-то с кувшином… Ты чё думаешь?
 –А чё тут думать? Пошли, делать будем! – согласился Васька.
К Гончару в отцову мастерскую пришли, каждый делом занялся. Гончар глину замочил, Беззубый с Бабкой пошли дрова для обжига готовить. Когда дров принесли, Гончар попробовал глину размять.
 –Нет, сегодня нечего не получится – ей дойти надо. Завтра вечером приходите, кувшин готов будет, а сейчас пошли по домам!
 
 На утро Егорка с Васькой, было дело, сунулись в гончарную мастерскую, да только Ванька их не пустил, они-де только мешать будут. Ну, пошли они день убивать, ходили по оврагам, травы сухой для бабкиной козы собирали, воды набирали в колодце – там она уже иссякала.
Под вечер Гончар их пустил в мастерскую. У него, очумелого от жара дневного да печи раскаленной, удар чуть не случился, как у отца родного. Кровь Гончар с носа по лицу размазывает, но, благо, они с собой воды колодезной принесли. Ничего, водой облили, ему и полегчало. Потом кувшин с печи достали. И, правда, красивый кувшин! Форма необычная, да ещё цветами лепными украшенный – нет, не делывали таких в наших краях! Да видано ли: цветы какие-то не здешние, каждый лепесток вылеплен, каждая жилка со старанием прочерчена!
 - Ванька, ты у кого подглядел или сам догадался? – Бабка спросил.
Ребята в руках кувшин крутят, разглядывают.
 –Да нет, я сам! – ответил Гончар. – Давно делать такое пытался, да только отец покойный, царство ему небесное, запрещал. Говорил, баловство всё это…
 –Ну ладно, пошли, Бабка у твоей бабки молока просить, да на ночь его, в колодец опустим, там попрохладней! А утром по холодку на тракт пойдём… - так и порешили.

 Утром рано ребятки в путь тронулись. Гончар кувшин, завернутый в мешковину, в заплечном мешке несет. Торопятся, хотят прохладным молоко до тракта донести – глядишь, дороже продадут. По прохладной пыли шагается легко, но, чем выше солнце – тем жарче. Уже от пота рубашки взмокли, а от усталости разговаривать неохота. Полдень. Вода, которую брали с собой, закончилась хотя Беззубый и предупреждал, чтоб всю не пили. Но тракт рядом – вон, рукой подать.
Впереди на дороге что-то лежало. Подошли ближе – человек. Думали, мёртвый, уже и креститься начали, да тот зашевелился.
 –Пи-и-ить… Дайте пить!
Ребята его обходить начали. Как же! Молоко-то у них на продажу приготовлено! А человек по новой.
 –Дайте пить… Я заплачу!
Гончар заинтересовался. Откуда у него деньги? У голи-то перекатной!
 - Кажи деньги!
Человек откуда-то с груди мешочек вытянул, на ладонь червонец золотой вытряхнул Таких денег не то что они, никто в деревне не видывал! Отдали ребята ему молоко, сами деньгу разглядывают, на зуб пробуют. А убогий вертанулся на спину, на вытянутых руках кувшин крутит.
 –Чья работа? – спрашивает.
 –Моя! – вышел вперед Ванька Гончар.
 –А звать-то вас как?
 –Я Ванька Гончар, а это друзья мои, Васька Беззубый да Егорка Бабка!
 –А вот за то, что вы меня напоили – хотите, я вас ремеслу научу? У вас этих денег будет не меряно!
 –Тебе Ваня, - продолжил человек, усаживаясь в пыли, - я карточный фокус покажу. У тебя пальцы ловкие, раз такую красоту слепил! С кем в карты ни сядешь играть – у того и выиграешь! Васе покажу, как из любого кармана кошель с деньгами достать. Да и про Егора не забудем!
Егор Бабка забеспокоился, ребят в сторону потянул.
 –Нет, не нужны нам такие деньги! Худые это деньги!
Бабушка его в Божьей вере воспитала. Васька с Ванькой, дурачьё глупое, рты пораскрывали, от червонца золотого оторваться не могут. А каторжанин видит это, дальше заливает.
 –Вижу я, вы ребята фартовые – и недели не пройдёт, как домой на тройках прискачете. Да еще и с карманами, полными денег!
Ребята в нерешительности на месте топчутся, друг с другом переглядываются. Вор встал, пошатываясь, с земли, огляделся по сторонам, обронил как бы между прочим.
 –Дождь будет, чувствую… Кости выворачивает…
Потом добавил.
 –Ну, решайтесь, кто со мной! Никого не неволю…
И пошёл, не оглядываясь, в сторону тракта слабой походкой. Гончар с Беззубым давай трясти Бабку.
 –Ну, решайся, а то поздно будет – в деревне скоро все сдохнут с голоду!
 –Нет, – стоял Егор на своём. – Сам не пойду и вас не пущу!
Те видят, что незнакомец скоро скроется за бугром, торопятся.
 –На червонец, возьми, а потом мы с деньгами объявимся!
Суют Бабке деньги, а тот от них отбивается.
 –От лукавого это деньги, не будет от них пользы!
Те видя, что Бабка стоит на своём, плюнули на него и кинулись за незнакомцем. Егор ещё пытался цепляться, но получил по уху, да и отступился. Не от боли – от обиды чуть не заревел, подобрал кувшин с земли и поплёлся обратно домой.

 С того дня пропали Беззубый с Гончаром. Матери их ходили по бабкам-ведуньям, но те только и смогли сказать, что живы ребята. А где они, что с ними?…
Каторжанин не обманул: в ту же ночь ливень случился, и лил он без передыху три дня. Всё в рост пошло, даже с полей по осени маломальский урожай сняли. Оклемались потихоньку люди. Егор Бабка по первости очень скучал по друзьям, а потом потихоньку и забывать их стал.

 Годков сорок прошло с тех времён. Егор Бабка в то лето рубил дом самому младшему – седьмому – сыну. Молодые по осени решили свадьбу играть, так чтоб свой дом у них был. Сыновья – помощники добрые, дом быстро скатали, сейчас под крышу заводят. Поверху Егор не лазит – не те года, всё снизу, прищурясь, командует сыновьями. Да те его не шибко слушаются, сами управляются.
 
 Время к полудню, дома супруга дражайшая со снохами обед готовят.
В конце улице шевеление, звон кандальный, видимо, опять каторжан вели. Они с тракта заворачивали и шли их деревней дальше. Ну и, как водится, у колодца на отдых останавливались. Супруга Егора старалась каждого куском хлеба уделить. Хоть Егор и ворчал, что добро ворам да убийцам скармливают, но как-то беззлобно. Понимал, что они сами не обеднеют, а тем кандальным от куска хлебного, глядишь, сил и прибавится. Егор сыновей торопит – обед стынет.
 
 Вдруг от колодца крики, дочка старшего сына к ним бежит, плачет навзрыд. Егор Бабка топор из колоды выдернул – и к колодцу. Дом-то его как раз напротив того стоял, так как бы беды какой не случилось со своими.
К внучке подбежал – та ревмя ревёт.
 –Деда! - сквозь всхлипы бормочет. – Там дяденька наш кувшин-памятку забрал и не отдаёт, а солдаты его бьют!
 –Эх!.. – дед Егор от досады выругался. – Да сколько раз я вам говорил, чтобы не трогали его! Вам что посуды мало, глупые курицы?
 
 Тут и сыновья подоспели: кто с батожьем, кто с топором. Вместе к дому и поспешили. А там солдаты кого-то на земле прикладами топчут. Бабы их оттаскивают – ведь насмерть забьют человека – да только те в раж вошли, на баб внимания ни какого.
 –Что ж вы делаете, изверги? Отступитесь! – закричал Егор, подбегая. – Бог уж с ним с кувшином этим!
Солдаты видят – мужики серьёзные. Отступили от каторжанина. А тот на земле лежит, скрючился, кувшин, к груди руками жмёт. Голова, лицо – всё в крови. От ударов, видимо, руками не укрывался, только кувшин оберегал. И, как в бреду:
 - Мой кувшин, мой кувшин…
Сыновья Егоровы каторжанина битого к колодцу подтащили, на сруб спиной навалили. Тут жёны ихние вокруг того засуетились, голову и лицо ему от крови водицей из таза моют, руки да ноги ощупывают. Егор Бабка со старшим офицером издали наблюдают.
Кандальный, старик костистый, на руках перед собой кувшин вытянул, пальцами ощупывает. На лице – как у ребёнка малого – радость, по щекам слёзы бегут.
 –Он что у вас, умалишённый? – Егор у офицера интересуется. – Кувшин разглядывает, будто сроду нечего лучшего не видал!
 –Да нет, всё был спокоен, пока из кувшина этого не дали напиться. Да и незряч он, ты присмотрись: глаза в бельмах, выкололи ему их! Известный картёжник по России был. Поговаривали, будто карты передёргивает, только поймать не могли. А чтоб избавиться от него, опоили и глаза вырезали!
 –Ну что, Гончар, успокоился? Отдашь кувшин? - крикнул каторжнику офицер.
От слов этих Егора будто за сердце кто-то схватил, горло ему сдавило.
 –Гончар! Ванька! - глухо вскрикнул он.
Слепой кувшин опустил, головой обеспокоено крутить начал. Егор к нему кинулся.
 –Это я! Бабка! – пал Егор перед каторжником на колени. – Свиделись, наконец, Гончар!
Слепой лицо его пальцами ощупывает.
 –Бабка, а ведь я узнал свой кувшин!
 –Узнал… Твой кувшин… – и у самого Егора слёзы потекли.
Снохи глаза платками вытирать стали. Внучата, от того что мамки плачут, рёв подняли. Сыновья с солдатами-конвоирами потупившись стояли.
 –Это деревня наша, а это колодец! Помнишь, его тогда ещё Васька Беззубый углублял? – рассказывает Егор. – Где он сейчас? Вы как тогда ушли, так я никого из вас не видел…
 –Встречал я его, в остроге вместе были… Только он не в себе… Он вором был, да как-то на ярмарке попался. Народ самосуд и учинил! Люди ему руки огнём до костей сожгли…
Тут конвоиры закричали, каторжан поднимать стали. Гончар тоже вставать начал. Бабка помог ему.
 –Бабка, отдай мне кувшин! Веришь, такие деньжищи выигрывал, а ни одного выигрыша не помню. А кувшин, работу свою, после стольких лет узнал!
 –Бери! Твой он! Тебе берёг!
 Сыновья, видимо, офицеру денег дали – тот разрешил Гончару на подводе ехать. Усадили его на телегу, этап тронулся. Бабка рядом идёт, прощается, припас съестной Гончару суёт, что снохи успели собрать.
 –Эх, Бабка, проиграл я свою жизнь, а кому проиграл – не знаю… Прощай, Бабка!
Егор ещё долго стоял, смотрел как удалялся этап. Потом, вспомнив, прокричал вдогонку:
 - А матерей ваших я к себе взял! Сам и схоронил!…