Ыйна и нога

Толстов
 Во всех отношениях Ыйна была настоящей эстонской европейкой, кроме одного маленького, казалось бы на первый взгляд, недостатка. Нет, не внешности. Внешность была безукоризненно эстонской: льняные волосы, голубые, как саамские озёра, глаза с лёгкой саамской же косинкой, приятные округлости черт лица и форм тела…
 Нет, не внешность омрачала жизнь молодой эстонки. Ыйна, как бы это по точнее сказать… Короче, Ыйна была Иванова…
 Как-как… Вот так! И в паспорте так было записано, в настоящем, эстонском. А в паспорт эти данные попали из свидетельства о рождении. Вот с этого свидетельства всё и началось…

 Отец Ыйны, Аксель Пирволяйнен, был необразованным крестьянином с глухого хутора на Яннисаари. Да и мать, Линна, особой грамотностью не славилась. Когда Аксель поехал в райцентр за свидетельством о рождении дочери, то даже не удосужился прочесть гербовую бумагу с серпом и молотом. По возвращении он отдал её Линне, а та убрала документ, не читая, в жестяную коробку из-под кофе, в которой хранился домашний архив.
 Страшное недоразумение обнаружилось только тогда, когда подросшую Ыйну нужно было записывать в школу. Директор недоумённо рассматривал метрику:
 « Отец: Аксель Пирволяйнен
 Мать: Линна Пирволяйнен
 ………………………………..
 Иванова Ыйна Акселевна »

 Когда старый Аксель поехал в райцентр исправлять недоразуменее, ему объяснили, что уже слишком поздно и надо ждать совершеннолетия Ыйны. Впрочем, Аксель, Линна и Ыйна не придали этому особого значения. В эстонской глубинке честные люди смотрят не на бумаги, а в лицо друг другу. Тем более, что рыболовецкий совхоз имени тов. Жданова, казалось, будет существовать вечно…

 Когда Ыйна после окончания школы переехала к тётке в Таллинн для продолжения учёбы, времени на исправление бумаг катастрофически не было. Пришлось получить теперь уже в уездной управе новенький эстонский паспорт с гордой русской фамилией.
 Мелкие неприятности начались сразу по приезде в столицу.
 Европейские чиновники разных рангов приветливо встречали юную хуторянку с Яннисаари с правильной эстонской внешностью и забавным деревенским акцентом. Как же сильно менялись выражения их лиц, когда они брали в руки паспорт Ыйны. Глаза цвета июльского неба над Финским заливом мгновенно принимали серо-стальной штормовой оттенок. Плавная речь переходила в торопливую, пять слов в минуту, скороговорку… Но Ыйна так легко и непринуждённо щебетала на родном языке, так обезоруживающе улыбалась…Да и бумаги, собственно, были в полном порядке. Подумаешь – Иванова…Бывают и негры Ивановы. Короче говоря, первые годы студенческой юности в Таллинне пронеслись, не доставляя Ыйне особых неприятностей. Неприятности пришли позже, вместе с ростом национального эстонского осознания себя, как составной части единой европейской семьи народов…


 С каждым днём Ыйна чувствовала на себе завуалированную неприязнь, которая проявлялась в разных формах.
 Всем подругам на день рождения дарили ликёр «ваанна Таллинн», и только ей – водку в аляповатых бутылках с уродскими названиями: «Жириновка», «Зюгановка», «Путинка»…В застольных разговорах в её присутствии советских маргиналов называли не «эти русские свиньи», а «наши незарегистрированные российские гости».
 Приторно-вежливые инспекторы дорожной полиции немедленно начинали проверять ей старенький «Вольво-240» на предмет наличия наркотиков и боеприпасов, после ознакомления с правами на имя Ивановой Ыйны… И что самое страшное, знакомясь с парнями на модных дискотеках, Ыйна, как принято в цивилизованных странах, представлялась по имени-фамилии – Ыйна Иванова, и тут же, прямо в течении часа, настойчивые ухажёры уходили к барной стойке за сигаретами «Таллинн» и не возвращались…

 «Иванова, Иванова, Иванова…» - Ыйна слышала этот шёпот каждой клеточкой своего тела, каждым фибром своей души…
 «Не наша, не наша, не наша…»
 «Русская, русская, русская…»
 « Мигрантка, мигрантка, мигрантка…»

 И что вы думаете? На что может решиться молодая европейская девушка, доведённая несправедливостью родного социума до крайнего предела ощущения несправедливости?
 Да, Ыйна в один ужасный день решила свести счёты с жизнью, выбросившись из окна своей маленькой съёмной квартирки на третьем этаже на одной из узких улочек близ Толстой Маргариты…
 «Скорая» приехала быстро.
 Ыйну по всем правилам погрузили в автомобиль, осмотрели, подвели физраствор… Очередь дошла до документов…
 - Хей, Эйно, смотри – русская!
 - Эй, что ты врёшь, Пекка! Я не видел голых русских? Это эстонка!
 - На, смотри! Вот её паспорт… Иванова!
 - Да? В самом деле… Пекка, отключи-ка ей всё, эстонские налогоплательщики не должны спасать жизнь оккупантов!
 И Пекка и Эйно сели играть в карты…

 А в это время…
 В это время душа Ыйны уже неслась по тоннелю на божественный свет…
 - Зачем ты сделала это, Ыйна? – Мягкий голос будто обволакивал её потустороннюю сущность.
 Ыйна, захлёбываясь светлыми слезами раскаяния, поведала Отцу Небесному о тех унижениях, кои пришлись на её долю из-за нерадивости райкомовских чиновников.
- Ступай с миром! Возвращайся, я всё улажу, будешь Ивановой «от и до»! И не вступай более на путь греха! – Таковы были последние слова Всевышнего перед тем, как Ыйна очнулась…

- Хей, Эйно, смотри – ожила!
- Дааа….Эти русские так просто не уходят. Ну, что вылупилась, потаскуха? Хочешь
 жить? - Ыйна, к своему изумлению, не поняла не единого слова.
- ****ь, как же ***во-то! – Прошептали её спекшиеся от сукровицы губы на чистом русском языке.
- Матерится как продавщица из ларька, русская ****ь… Ладно, зови доктора Калле, Эйно…

 Доктор Калле Хаари был внуком одного из «лесных братьев» и имел свои счёты с «этими русскими».
 Осмотрев Ыйну, ему пришла в голову одна дерзкая мысль, результатом воплощения которой могло стать слабое возмездие за бесценную жизнь Ингмара Хаари, шарфюрера эстонского легиона SS…
- Вы можете говорить? – Участливо поинтересовался он у Ыйны по-эстонски.
- Миленький, помоги! – Только и в состоянии была ответить она по-русски.
- Хорошо! Вам необходима срочная ампутация правой нижней конечности. Будте добры подписать согласие на хирургическое вмешательство! – Доктор Хаари протянул Ыйне пачку листов, скреплённых степлером, и ручку.
 Слабеющая рука вывела закорючку.
- В операционную, быстро! Наркоз не давать, русские боли не чувствуют…- Раскатом прогремел ликующий голос внука шарфюрера.
 От болевого шока Ыйна мгновенно впала в кому…

- Опять ты? – Мягкий голос Всевышнего чугунел на глазах. – Зарекался с бабьём дело иметь…Что опять случилось, а?
 Захлёбываясь светлыми слезами, Ыйна поведала всю страшную правду о докторе Хаари.
-Да ну? Серьёзно? Такой гад? А так молился за деда, так просил… Фашист, бл… Ладно, ступай пока обратно, я постараюсь разрулить. И зачем я себе всю эту обузу на шею повесил! А, Господи?
 Ыйна тактично игнорировала риторический вопрос Всевышнего. Она, всё-таки, была настоящая европейка, коим не свойственно совать нос в дела вышестоящего начальства.

 Ыйна очнулась в палате реанимации.
- Аааа…Прочухалась, сучка русская? – Голос Пекки зазвенел, упиваясь собственной безнаказанностью.
- Сучка, это кто? – Отозвалась Ыйна на чистом эстонском. – Где моя нога? Где мой адвокат, доктор Отиссмаа?

 Дальше? Дальше всё было по-европейски… Хирурга Калле Хаари лишили права давать консультации на три месяца. Департамент здравоохранения Эстонии выплатил Ыйне компенсацию за потерю ноги в два с половиной миллиона евро, а санитар Пекка Пеннилайнен, который всегда мечтал о брачном союзе с одноногой молодой обеспеченной эстонкой, смог дать счастье и себе и Ыйне… Он не искал материальных выгод. Так, воспоминания детства…Первой и единственной его женщиной была одноногая бомжиха Иванова, которая получила инвалидность на железнодорожной магистрали «Ленинград- Таллин»…Да-да, тогда ещё говорили «Таллин»
 И кто теперь сможет сказать, что проува Ыйна Пеннилайнен – потомок русских оккупантов, а?