Две пощечины…Именно столько получил сегодня студент третьего курса Сергей Лихачев. Одну пощечину ему дала судьба, когда он не вовремя вошел в мужской туалет, дабы спокойно искурить нечто, завернутое в потертую газетную бумагу. Зашел покурить, а увидел свою любимую женщину в крепких, отнюдь не скромных объятиях пятикурсника Скворцова, слывшего первым ловеласом факультета. Любимая женщина объятиям не противилась, и даже была немного раздражена тем, что Лихачеву так не вовремя вздумалось покурить. Вторую пощечину Лихачев получил именно от любимой женщины, когда в порыве праведного гнева излил на ее блондинистую голову густой поток проклятий и метко заклеймил ее точным словцом «шалава». Далее Лихачев получил точный удар в зубы, он даже ошалело почувствовал невкусный привкус Скворцовской руки, натруженной на самых гладких женских попах не только факультета, но и всего института.
От расстройства Лихачев не стал отвечать ударом на удар, а молча сделал вид, что вырубился на грязном полу туалета, где и пролежал всю большую перемену, задумчиво хлопая глазами и не отвечая на расспросы однокашников. Вследствие сего возлежания и горестных раздумий, Лихачев опоздал на контрольную по высшей математике, профессор Носкова не приняла его невнятных объяснений и с позором изгнала Лихачева из аудитории. В довершение всего, стоя на остановке, Лихачев понял, что деньги на проезд и нехитрую снедь выпали из кармана, пока он находился в состоянии мнимой отключки, либо какой-то ушлый первокурсник проворно воспользовался ситуацией и довольно талантливо грабанул Лихачева, уповая на состояние шока, в котором Лихачев благополучно прибывал. Деньги стали последней каплей, или соломинкой, той самой, которая, согласно английской поговорке, ломает верблюжью спину. Лихачев мало походил на верблюда, но некое сходство в профиле все же наблюдалось, так что поговорка пришлась как нельзя к стати. Сергей Лихачев шаркающими шагами направился к месту своего обитания, а именно к роскошной коморке, которую он не дорого снимал у знакомой какой-то знакомой, в чердачном помещении. С каждым нелегким шагом в Лихачеве крепла уверенность в том, что таким, как он жить противопоказано, и единственный оставшийся выход для него – отдать Богу душу. Но в Бога Лихачев верил мало, его больше прельщала идея существования Внеземной Цивилизации, потомком которой Лихачев себя тихо считал, особо это не афишируя. Так что Лихачев решил просто уйти из жизни, что именно станет с его душой, волновало его меньше всего.
В каморке было скучно и тепло, пахло свежей плесенью и сыростью, Лихачев лег на сиротливый топчан, покрытый цветастым китайским пледом, и стал думать о том, как привести свой план в исполнение. Крови Лихачев боялся. Так что идея с классическим самоубийством в ванной, посредством вскрытия себе вен отпадала сама собой. Тем более, у Лихачева не было ванны, а вскрывать себе вены, лежа на топчане, было, по мнению Лихачева, как-то не солидно, и даже глупо. Повешение…Лихачев относился к повешению положительно, за исключением того факта, что тело после экзекуции непроизвольно расслаблялось в мышцах и наружу выходили всякие неприятные вещи, типа какашек. Труп в какашках казался Лихачеву не достаточно трагичным, да и собственное, не блещущее красотой лицо, с глазами на выкате и вывалившимся языком, было не приятно представлять. Но дело было все таки в какашках, так что данный вариант Лихачев тоже забраковал. Оставалось одно – простой, но действенный метод – яд. Яда у Лихачева не было, даже крысиного, крыс у него не водилось, были правда мелки от тараканов, но травиться мелками было как-то странно и не весело, потому Сергей решил спуститься в комнату знакомой знакомой и пошарить в ее аптечке на предмет каких-нибудь таблеток. Или, на худой конец , порошков.
Порошков Лихачев не нашел, зато нашел пять упаковок активированного угля, три упаковки демидрола и пузырек каких-то желтеньких пилюль, этикетка с пузырька была содрана, так что название было навсегда утеряно. Но Лихачева это не смущало. По крайней мере, он делала все по правилам – травился таблетками, не мелками. Лихачев набрал в жестяную кружку пахучей воды из под крана, высыпал горстью на ладонь все таблетки, вздохнул, засунул их в рот и стал спешно запивать, не разжевывая. Лихачев вернулся к себе в каморку, нашел чистый тетрадный лист и вывел на нем заглавие:
«Последнее письмо». Затем, немного погрыз ручку, почесал ею же всклокоченную шевелюру, и принялся старательно выводить:
«Я, Лихачев Сергей Михайлович, будучи в адекватном сознании, решил добровольно покинуть этот мир, ибо не вижу дальнейшего смысла в своем существовании. В моей смерти прошу никого не винить.» Лихачев немного подумал, поставил под написанным сегодняшнюю дату и размашисто расписался. В голове было по прежнему ясно. Лихачеву захотелось курить, он вспомнил, что во внутреннем кармане куртки остался невостребованный газетный пакет с кое чем, достал его, выпотрошил табак из сигареты и умело наполнил пустую бумажную трубочку содержимым пакета. В комнате повис запах жженной травы и сырого сена.
Лихачев докурил, переодел майку, носки и, немного подумав, трусы, и лег на топчан. В голове стало шумно, Лихачев понял, что его час настал, открыл в последний раз глаза, глянул в бурый потолок и шепотом сказал: «Ну иди, Смерть…» - и отрубился…
…Лихачев с трудом разлепил слипшиеся веки. В голове было необычайно пусто, он не сразу вспомнил, что последние пару часов умело режиссировал свою смерть. Лихачев медленно обвел глазами помещение – чердак, его каморка, ничего не изменилось. «Значит, жив» - немного разочарованно подумал Лихачев. Подумал и вздрогнул – подле него, на кровати сидела хорошенькая девушка и нетерпеливо качала ногой черную, лаковую туфельку.
- Ну вставай что ли, пошли – девушка немного устало глянула на Лихачева и потерла лоб.
- Куда? - ошалело спросил Лихачев.
- Куда-куда…Опять двадцать пять…Как вы мне все надоели…На тот свет, куда! – раздраженно ответила девушка. Лихачев глупо улыбнулся и непонимающе уставился на нее.
- Смерть я, - пояснила девушка – Ты меня звал, вот я и пришла, так что не будем времени даром терять, у меня еще дел полно. Вставай и пошли.
Лихачев усиленно моргал, пытаясь понять, снится ли ему происходящее. Или он накурился до такой степени, что его видения приняли слишком уж реалистичную форму.
- Ой, ну не надо овцу из себя строить – снова раздраженно сказала девушка – Ты еще ущипни себя, для пущей верности. Не снюсь я тебе. Таблетки жрал? - жрал! Так что изволь…
Лихачеву вдруг сделалось дурно. Все сомнения куда-то улетучились и он впервые осознал, на что пошел.
- А как же коса?... – хрипло спросил он, понимая всю нелепость своего вопроса – Как же черный плащ с капюшоном и все такое?
- Могу вернуться к привычным образам, если хочешь. Я прихожу в том обличье, в каком меня хотят видеть – уже более любезно объяснила девушка. Лихачеву стало интересно. Он поправил подушку и лег поудобнее. «Умирать, так с музыкой» - подумал он.
- Так а если я Памеллу Андерсон хочу увидеть? – заинтересованно спросил Лихачев.
- Тьфу ты…Уже двадцать лет у человечества вкусы не меняются… - проворчала девушка. Медленно превращаясь в звезду «Спасателей Малибу».
Лихачев во все глаза таращился на Памеллу Андерсон, сидящую на его, Лихачевском топчане.
- Ничего себе… - только и смог вымолвить он.
- Ну давай, вставай, пошли – Памелла поднялась и стояла теперь прямо над ним, Лихачев с удивлением и удовольствием ощупывал глазами ее грудь под маленьким красным свитером.
- Помирает, а все туда же… - вздохнула Памелла и выжидающе глянула на Лихачева.
- А как же последнее желание? – глупо хохотнул Лихачев.
- Я тебе джин что ли? Или плавники золотые у меня нашел? – Памелла была явно не в духе – Вставай давай, думаешь, ты один на всем белом свете умираешь?
Лихачев внезапно осознал всю серьезность момента.
- А я в ад или в рай? – робко спросил он.
- А тебе не все ли равно? – ответила Памелла – Ты когда таблетки глотал мало на эту тему задумывался.
- А рай вообще есть? – спросил Лихачев со смутной надеждой.
- Ну начинааается… - Памелла закатила глаза и вздохнула – Там тебе все расскажут. Времени нет, вставай.
Лихачев обреченно вздохнул и стал медленно подниматься. Ему в глаза бросилась его предсмертная записка, стало невероятно жалко себя, и на смену жалости вдруг пришел панический ужас.
- Слушай, Смерть – робко начал Лихачев – А если я передумал?
- Здрассьте! – Памелла саркастически поклонилась Лихачеву – Я что, зря перлась что ли? Я тебе не пиццу на дом привезла и не девочка по вызову, которую можно обратно сбагрить. Раз уж пришла, так пришла. Вставай, кому говорят!
Лихачев обреченно поднялся, он даже пустил слезу. Но смутная надежда все таки теплилась в его душе.
- А не умирать никак нельзя? – с надеждой спросил он – Должны же там, в правилах, какие-то исключения быть…
- Мы в монополию с тобой, что ли, играем? – раздраженно спросила Памелла, чуть помолчала и неохотно добавила, заученным текстом – Остаться может тот, у кого есть невыполненное обещание, в выполнение которого верит тот, кому обещание было дано.
- Ну вот – обрадовался Лихачев – Я часто даю обещания, сейчас что-нибудь вспомню.
- На сколько мне известно, обещаний, в которые кто либо верил бы, в твоей копилке нет – как бы между прочим заметила Памелла.
- Ну как это нет…Вот! – радостно воскликнул Лихачев – Я обещал Пашке Филиппову двадцатого отдать пятьсот рублей!
- Я сказала : в выполнение которого верит тот, кому обещание было дано. Филиппов не верит. Да и не мудрено, ты половине Москвы деньги торчишь – скептически заметила Памелла, разглядывая ногти.
- Хммм… - задумался Лихачев – Я на Катьке Хвостиной в прошлом году жениться обещал!
- В которое верят – напомнила Памелла.
Лихачеву сделалось дурно. Он вдруг понял, что в его обещания в принципе никто не верит. Раньше верили, но с учетом того, что ни одно из данных обещаний выполнено не было, верить перестали.
- Хвосты в институте не в счет? – хмуро спросил он.
- В которое верят – пропела Памелла гнусным голоском.
Лихачев молча думал с пол часа, Смерть не торопила его и не мешала его раздумьям.
- Ну что-ж – прервала Памелла раздумья Лихачева – Пошли.
- Пошли – дрогнувшим голосом сказал Лихачев и заложил руки за спину, словно преступник.
Он окинул взглядом свою каморку. На полке весело громоздились книги, под стеклом. На старом платяном столе, отсвечивали фотографии Лихачева с девушкой, с друзьями…Слезы подкатили комом к горлу и Лихачев громко сглотнул.
- Я обещал посадить хризантемы – вдруг неожиданно для себя вымолвил Лихачев.
Памелла обернулась и молча уставилась на него.
- Я обещал посадить хризантемы – повторил Лихачев, уже увереннее – Я обещал матери, в больнице, когда она умирала. Обещал, что на ее могиле посажу хризантемы…Она их любила очень.
Памелла молчала и без всякого выражения глядела на Лихачева.
- Ее могила в Волгограде…Я хризантемы так и не посадил. – пояснил Лихачев, расценивая ее молчание как не понимание изложенной им информации.
Памелла медленно развернулась, чуть постояла и двинулась к двери. У двери она остановилась и обернулась:
- До встречи – сказала она – А обещания надо выполнять.
На следующий день в институте Лихачева не было. И через день он тоже не появился. В квартире знакомой знакомой раздался телефонный звонок, звонили из деканата и спрашивали, все ли в порядке с Сергеем.
- Я сама его третий день не вижу. Думала, может у друзей остановился – отвечала в трубку знакомая знакомой – Сейчас пойду загляну к нему. Может, хоть записку оставил.
Женщина с трудом поднялась на чердак и постучала в деревянную дверь с широкими щелями. За дверью было тихо. Немного поколебавшись, женщина отворила дверь и вошла. Сергея в комнате не было. Повсюду виднелись следы страшной спешки и скорых сборов. На столе лежал тетрадный лист. «Последнее письмо» - гласило жуткое заглавие, далее все было тщательно перечеркнуто и снизу, коряво и спешно приписано:
«Уехал в Волгоград. Буду через неделю» - и размашистая подпись Сергея Лихачева.