Добро Добром отдать

 



Добро Добром отдать.
 



       Бывает от дела мимолётного, как от камня, брошенного в воду, круги расходятся. Когда тут же, когда и в будущем, не тебе, так наследникам твоим вернётся утроенное, добро ли, зло – то, что творишь.
 
 Купец наш местный – Покровский, с ярмарки возвращался, отторговался хорошо. С ним обоз, люду работного сзади тянется. Едет в санях, в тулуп укутанный, в настроении благодушном. Только что отобедал плотно, останавливались на передых в Антоново, батюшка местный потчевал. День тогда ненастный выдался – метёт, снег мелкий обсыпает, глаза забивает. Купец подрёмывает, вожжи лениво в руках перебирает. Лошадки бег ровный, убаюкивает, полозья по снежку свежему поскрипывают, сани мягко переваливаются. На угор въехали, справа, внизу речушка подо льдом, в сугробах жилкой петляет, с левого плеча лес тёмный, башкой – верхушками елей высоких на ветру мотает. Сквозь дрёму чувствует купец, лошадка, бег замедлила, на шаг перешла, совсем остановилась. Глаза от снега разлепил, темнеет что-то впереди, за снегом сразу и не разберешь. Кряхтя, поднялся, бороду, усы от снега оббивает, корочку снежную на ресницах пальцами ломает. Лошадку обошёл смотреть, что на пути помехой стало. А там сани запряженные, на них короб большой, с досок сколоченный, мужичёк в рванье с краю саней сидит, согнулся, лицо руками закрыл, из стороны в сторону раскачивается, голоском тоненьким воет. Завоешь тут - понял купец, сани развалились, лошадь-то больше на собаку большую походит, до того тоща и низкоросла, сам сидит, голова не покрыта в снегу, под одежонку хлипкую ветер поддувает. По всему видать углежоги уголь – древесный везли на демидовские заводы. А приказчики у Демидова на заводах больно строги, ко времени не успеешь цену ниже за уголь дадут, а то совсем откажут, желающих-то много. Видимо, чтоб задержки в пути не было, обоз ждать не стал – бросили товарища. А ему что и остаётся, лошадь выпрягать, да домой вертаться, уголь этот, оставленный на дороге он потеряет, желающих до чужого добра, всегда хватало. Там жди, когда ещё следующий обоз, да и уголь этот у него может последний. Эх, без копейки семью оставил. Тут мужики стали подтягиваться, тоже всё поняли, головами сочувственно качают.В настроении благодушном, решил помочь купец. Велит мужикам своим короб с углём снять, кузнецу приниматься сани чинить. Мужики медлят, тянут, кто-то заныл.
- Батюшка, домой скорее бы, а так до темноты не поспеем.
Но тут уж кузнец инструмент принёс, всем скопом навалились, короб с саней сняли, благо уголь древесный лёгок. Кузнец с мужиками сани ворочает, все работой загорелись, спорят, как сподручней сделать. Купец и не вмешивается, мужики дело своё знают, думает только, ох, тяжелы на подъём, где уговором, где посулом, а где и прикрикнуть приходится, чтоб мужика работу, какую лишнюю делать заставить. Но уж если загорелся мужик, красивей работы не увидишь. Времени и немного прошло, а они уж короб обратно на сани ладят, кузнец инструмент свой собирает. Народ к своим саням потянулся, каждый мимо мужичка ошалелого проходит, по плечу ему легонько рукой похлопывает, что-то ободряющее говорит. Тот ещё счастью своему не верит, только головой в ответ кивает. Потом очухался, на колени перед купцом пал, залопотал.
- Батюшка, спаситель, ты мой прими не гневись.
 Где-то на груди пошарил, достал тряпицу, в ней копейка медная завёрнутая, купцу в руки суёт, подол шубы целует. У купца денег этих после ярмарки, ну тьма, что ему эта копейка. Он мужичка с колен поднял, тут же шапку его со снега подобрал, об колено обстучал, тому на голову надел, и говорит.
- Нет, деньгу твою не возьму, ты потом при случаи, кому-нибудь Добром отдай. А сейчас за нами вставай, своих нагонишь, они обычно на постой в Егоршино останавливаются.
- Знаешь где?
- Знаю благодетель, ты мой, не раз обозом ходил.
Тронулись сани купца, за ним люди его, каждым саням проезжающим мимо, мужичок низко кланяется – благодарит. Потом с последних саней сказывали, что благополучно за ними, доехал до с воротка на Егоршино - не отстал.
 
 Года два с того времени прошло, про случай тот уж все забыли, случай не особенно примечательный. Как раз перед рождеством купец домой вернулся. Отлучался ненадолго, по деревням окрестным, товар подкупал, к очередной ярмарки готовился. Ну дома ему домочадцы новость, дескать на днях друг его Порфирий, потерялся, у них искали. Но потом слух дошёл, что всё хорошо. Так вот чтоб подробности узнать, да и с Рождеством поздравить, решил наш купец в гости съездить. Выехал поутру, до Егоршино вёрст десять будет, сани полные гостинцев хозяевам везёт. К обеду был на месте, во двор въехал, хозяин беломестный казак на крыльце с хозяйкой стоит – встречают. Челядь коней распрягает, подарки в дом несут. Как положено обнялись, троекратно расцеловались. Спрашивать пока ничего не стал, при случаи сам расскажет. В дом провожают, про здоровье близких выспрашивают. Купец порог переступил, первым делом шапку снял, на образа перекрестился. Потом огляделся, комната большая, посреди стол накрытый стоит, за ним люди известные, достойные. Со всеми отдельно здоровается, с батюшкой местным, учителем, фельдшером. Тут и господа новые – знакомится, оказывается с Екатеринбурга, с заводов железоделательных, посланы про уголь местный, прознать, прицениться. На уголь-то этот при копке колодца местный житель наткнулся. Ну как водится все за стол, с праздником друг друга поздравляют, выпивают, закусывают. За столом шумно стало, весело, только хозяин какой-то смурной, в тёплоё кутается будто знобит его, да взгляд виноватый. Купец наш интересуется, так бы с намёком.
- Не приболел ли часом хозяин.
А жена его – добра душа, и говорит.
- Хворает, он ведь, что на днях сотворил. С господами этими из Екатеринбурга, третьего дня ужинать сел, меня-то дома не было, по гостям ходила. А они видать выпили хорошо, и у них спор за коней зашёл, чьи лучше. Ну и порешили, кто до тебя, до Покровска первым доедет, тот и прав. В ночь и поскакали. А мой решил схитрить, он не дорогой, как господа, а речкой удумал ехать, благо снега на льду мало. Ну, господа до тебя доскакали, а его нет, подождали ещё, а его всё нет.
- Да тебе, поди уже рассказали.
-Так вот, господа обратно домой, только под утро вернулись, а я уже места не нахожу, прислуга про спор, про меж них рассказала.
Хозяйка уголком платка слёзы вытирает, да на муже фуфаечку потуже запахивает.
 - А тогда помнишь, с вечера мело, а под утро вызвездило, и морозец прихватил. Следов, ну никаких - всё замело. Мы народ подняли и по деревням искать направили. К вечеру все вернулись, а про него нигде, ни слуху, ни духу. Я уж самое плохое думать, мороз на дворе – замерзнуть недолго. Уже ночь, одна сижу, народ по домам разошёлся отдыхать. Собаки по деревни воют, сердце рвут. А наша, как есть сильнее всех, ну будто к покойнику.
Хозяйка крестится, крестик нательный достала, целует.
- Под утро видимо сном забылась, слышу в ворота - бух, бух. Очнулась, лицо всё в слезах, собаки уж не воют, лай подняли. Я к воротам отпирать, а там человек, какой-то, в поводу коня держит, а на нём - мой, головушка не путёвая, еле живой. Тут прислуга с огнём прибежала, давай помогать мне, хозяина, с коня снимать, да в дом нести - греть. Я к человеку-то пригляделась, и ахнула, то каторжанин ноздри рваные, видимо с демидовских заводов убёг.
- Он лесами пробирался, и у Белого озера на моего наткнулся. Его - пьяного, леший повёл, с речушки он на тропу к озеру свернул, да по пути заснул и в снег свалился. А каторжанин, не грабить, не раздевать не стал, а лицо, руки растирать ему взялся. С ног сапоги стянул, ноги снегом трёт. Тот очнулся, руки, ноги стали отходить, от боли орать начал, а пошевелиться не может, вот как замёрз.
- Тогда его каторжанин бить начал, по сугробам катать. Кто квёлый замёрз бы, а в моём злости, он рычать начал. Сначала на карачках, за каторжанином, а потом и на ногах босиком бежать начал, Тот убегает, смеётся, а моего сильнее злость разбирает. От бега оба упарились, упали обессиленные, давай ртом снег хватать. Отдышались, пошли обуваться, да коня искать, тот оказывается, недалеко ушёл. Привёз его.
- Я каторжанина в дом греться, а он упирается, ни в какую.
- Я говорю подожди, сейчас, одежу, денег, еды вынесу. А он.
- Ты матушка при случаи, кому ни будь Добром отдай.
- Я сначала не поняла, сама в дом, а Сеньку оставила, что б каторжанина не отпускал. В доме всё в узел вяжу, мужнину одежду, еду, все деньги, свои украшения.
- Верите, ну ничего не жалко, что вижу своего соколика живым. Кричу, чтоб коня готовили каторжанину, а сама с узлом на крыльцо. А там Сенька за нос разбитый держится, а каторжанина след простыл. Я в рёв – обидно, ничего не взял, ушёл.
- Потом его слова про Добро вспомнились. Дома-то мой уж от жара в беспамятстве был, но ничего вот отходили.
Хозяйка свой рассказ закончила, мужа за шею обняла, к себе притянула, давай целовать его в голову, в лицо, тот конфузится, её отталкивает. Гости от счастливого завершения, зашевелились, давай снова пить за здоровья хозяина, хозяйки. Шутят, когда скачки снова на перегонки. А купец наш задумался, слова про Добро, где-то он их слышал. Да вот только где?

 Время уже к вечеру, застолье в разгаре, послали за балалайкой. Пёс во дворе на привязи залаял, потом стук в дверь. Дверь открывается, кузнец местный заходит. Кузнец-то вольный, вольную ещё его отец получил у Демидовых, придумал что-то, что немцы додуматься не могли. Говорят, большие барыши принёс Демидову. Шапку снял, на образа перекрестился, потом всем в пояс поклонился.
- Дело у меня, к тебе Порфирий, есть у тебя крепостная – Марфа, любим мы друг друга. Назови свою цену, хочу выкупить её у тебя.
 Марфу – рукодельницу в округе знали все. Ещё б не знать, за её кружева купцы на ярмарке в драку лезли, потом везли в Москву, Санкт-Петербург тамошним модницам. Да и красива она была, нраву доброго. Сколько раз ему за неё предлагали большие деньжищи – всем отказал. А тут кузнец, хоть и вольный, таких денег ему не найти. Народ за столом зашевелился, укоризненно головой закачал, мол надо знать своё место.
 Тут хозяин Порфирий из-за стола встал, фуфайку скинул, кулаками в стол упёрся. Всех оглядел, так что за столом тихо стало.
- Слушайте, вы свидетели, с сегодняшнего дня Марфа - рукодельница вольная! Завтра вольную напишем.
Что тут началось? Все загудели, не сразу и услышали, что в сенях за дверью, что-то упало. Кузнец дверь торопится отворить, а там Марфа без чувств лежит. Она, бедняжка под дверьми стояла, не шелохнувшись - слушала, а когда услышала решение, вот глупая - упала. Ну, Марфе лицо водой сбрызнули, в чувства привели. Они с кузнецом в ноги Порфирию упали, благодарят. Кузнец говорит.
- Всю жизнь на тебя будем работать, и детишки наши будут работать, долг отдавать, за доброту твою к нам.
- Нет, мне ничего не надо – говорит Порфирий – Ты при случаи кому ни будь Добром отдай.
 Тут гости всё поняли, а женушка его Марья давай ему руки целовать.
- Правильно, батюшка, правильно.
 Тут только наш купец вспомнил слова, ведь слова-то его! Вышел он во двор, присел на крыльцо, вверху небо звёздное, тут пёс под руку лезет, ластится, и на душе так покойно сделалось. Это ж он, какое дело завернул, походя, с пьяного куража, помог на копейку углежогу. И поди ж ты, на нём Добро, не остановилось, сам свидетелем сегодня стал своего начинания, да и Добро уже не копейкой меряется. Видимо для людей святым стало
 
  ДОБРО ДОБРОМ ОТДАТЬ.