(Эссе)
Прости меня, Господи, я принял твой светлый лик за гряду золотых облаков на закате, что так щедры на обман. Я принял твой голос за шум прибоя, я спутал твое легкое прикосновение с ласкою южного ветра и в зелени мягкой травы не узнал твоих бархатных покровов. И после жаркого дня я радовался дождю, не зная, что это светлейшие слезы, и в самом сиянии полдня не сумел прочитать глубину твоего ясного взора.
Прости меня, Господи, твое дыхание я спутал с ароматом цветов, когда пил с них росу на рассвете. Лишь однажды я узнал Бога, - когда увидел любимую во сне, прекрасном как капля воды, в которой купается солнце. Лишь в этот миг я ощутил прикосновение к божественному. Господи, я принял твой лик за гряду облаков на закате, но я ошибся дважды, - это было ее лицо. Теперь я чувствую и знаю, теперь я вижу в небе, - нет, не золотой нимб Всевышнего, - ее лицо, что прекраснее солнечного света. Я вижу ее день и ее ночь, я слышу стук ее сердца, я чувствую прикосновение ее руки, - но это только начало прозрения. Еще я увижу такое, что остановит мне даже течение времени и откроет бесконечность пространства.
Ее волосы пахнут травой первозданных лесов, и я чувствую, что настанет день, когда мне захочется срывать лепестки ее губ больше, чем просто дышать. И тогда ее глаза пообещают мне целую вечность любви и бессмертие духа, и я буду выпит до дна.
Мне кажется, что до этого дня я был болен, а может быть мертв, и я тороплю свое выздоровление. Я хочу обрести слух я зрение раньше, чем снова уйду, чтобы видеть и слышать ее в этом мире, на этой земле.
Прости меня, Господи, теперь я все чаще думаю о ее божественном начале, чем о твоей бесконечности. Отныне все священные книги покроются пылью на полках, где я перестану бывать, и вскоре я разучусь понимать твои ветхие письмена. Я хочу научиться читать ее книгу. Я пока что на первой странице, но смог понять главное: в этой повести жизнь.
Прости меня, Господи, теперь я не узнаю тебя даже в истинном свете. Я смотрю в ее глаза, и мне кажется, что этот мир не имеет границ, и еще там я вижу себя. И пускай это лишь отражение, я буду блуждать в лабиринте надежды до тех пор, пока не найду ее сердца на острие алмазной иглы, чтобы разорвать его в клочья своей нежностью.
Наверное, это и есть то самое чувство, о котором так страстно молчат наши слабые голоса в наступающем дне. Наша кровь еще холодна, но я знаю, как лед превращается в воду. И когда сойдет снег, песок моих часов ляжет на берег спокойного моря, где мы будем вдвоем.
Прости меня, Господи, что я предал тебя. За это, наверное, мне суждено быть предаваемым вечно, и я не узнаю своего «Иуду» в толпе, что поедает сама себя рядом со мной. Но я не смотрю вокруг, я смотрю в небо на закат, где гряда золотых облаков так похожа на чье-то лицо. Я лечу на закат, туда, где над самой землей в угасающем дне начертано имя, которое я до сих пор не назвал.
1990 г.