Паутинка

Екатерина Шварцбраун
Вот сплела Аня белую паутинку, как мама учила - весь крахмал извела, всеми булавками распяла: красивая получилась- вот отец порадуется! Только вернулся отец мрачнее тучи, и говорит: "Вызывает меня срочно к себе товарищ Сталевар. И велено явиться со всей семьей. Семьи всей у меня - одна ты: пойдешь со мной."

Идут. Сухарева башня закрыта сетками проволочными выше фонарей в одиннадцать рядов. Проверили у них документы на первом ряду, проверили на втором, на третьем, на четвертом, на пятом, на шестом, на седьмом, на восьмом, на девятом, на десятом, на одиннадцатом, на первом входе, на втором входе и на шлюзе. Входят в приемную. Отца Аниного провожают дальше, а Аню заводят в женскую комнату ожидания. В комнате прядут пряжу тысяча девочек в хиджабах, мал-мала меньше, и строгая старуха в платке.

Аня сидит тихо. Вдруг слышатся ей из соседней двери голоса, и , вроде, отцовский. Встает она потихоньку и пробирается в коридор. А там - дискотека! И красивые девушки, голые, и красивые мальчики, одетые во все самое новое, кивают ей головами.
Один парень в cтильных очках ей и говорит "Разрешите типа вас на танец пригласить?". Но Аня строго его спрашивает: "А вы кто такой будете?".

Он и отвечает: "Я - товарищ Учитель. Верховный Жрец Человечества (безначальный, несозданный, нерождённый, способный родить из себя, нетленный, бессмертный, вечный, бесконечный ибо что безначально, то бесконечно. Неописуемый, беспредельный, всемогущий, чуждый истечения ибо простой, несложный. Бестелесный, бесстрастный, неизменяемый и непременяемый, невидимый, живая премудрость и сила, источник благости и правды, свет умственный и неприступный, никакой мерою неопределимый, только собственной волею измеряемый. Восхотевая, выводящий все из не-сущего в бытие, не имеюший нужды ни в чьем содействии, творящий неодинаково, всеобъемлющий, сохраняющий, промышляющий обо всём, вседержительный, над всем начальствующий, царящий царствием нескончаемым и бессмертным, наполняющий всё, не имеющий соперника, ничем не объемлемый, всеобъемлющий, содержащий и всё превышающий, проникающий во все сущности при этом не загрязняясь ими, пребывающий вне пределов всего и изъятый из ряда всех существ как пресущественный и сущий превыше всего, пребожественный, преблагой, преисполненный, устанавливающий все начальства и чины и одновременно выше всякого начальства и чина, выше сущности, не имеющий ничего что есть, но сам есть источник бытия для всего существующего, источник жизни для всего живущего, источник разума для всего разумного, причина благ для всех существ, знающий всё прежде бытия всего!...А еще, я как бы исцеляю болезни, предсказываю будущее, занимаюсь по временам шантажом. И типа захожу во всем далеко." Смотрит она: а вокруг-то все зомби мокрые.

Отмахнулась от них Аня, дальше пошла. Приоткрывает еще одну дверь, а там...мельком увидела она самого товарища Сталевара. Тут же дверь захлопнула и только после "извините" прошептала. Только отвернулась она от двери, а за ней уже спешит строгая старуха. Берет ее за руку, тащит за собой обратно. "Идем, говорит, на осмотр, приказано!". "На какой осмотр?" - спрашивает Аня. "Ты ведь девица?" - вместо ответа спрашивает та. "Нет!, - говорит Аня - Не могу я идти на осмотр без согласия батюшки!". Уперлась, не идет.

Тут вдруг отворяется дверь от товарища Сталевара и выходит Анин отец. "Идем, говорит, - отпустили нас". Сам идет, хромает. Выходят они за шлюз, за первые ворота, за вторые ворота. Аня и говорит: "Или ноженьки тебе переломали или больным ты сказался батюшка?" "Сказался, дочка, - а теперь - полетели, потому что совсем они нас не отпустят". Взлетели они на первую проволуку, взлетели на вторую, а как к десятой подлетали, обернулася Аня и увидела в окне товарища Сталевара.

Послали, стало быть, за ними погоню. Зомби мокрые бегут, догоняют, а на улице, как на зло, ни одного милиционера - будто вымерли. Только вдалеке три комсомольца возвращаются поутру с комсомольского собрания. Смотрит Аня, а это Можаев, Шалаев и Николаев! "Салют, Остапчук!" - кричат они ей издалека. Да только увидели зомби мокрых, все поняли - говорят - бегите в ворота Кремлевские, мы вас прикроем!".

Ворота Кремлевские, конечно, настеж распахнуты, а в Кремле темным-темно. По палатам гуляют львы и скорпионы, несут охрану. Тут, слышно, и Можаева, Шалаева и даже Николаева зомби мокрые уже теснят в самом Кремле все ближе - силы не равны. Отец и говорит: "Не победим мы их, пока не пленю я товарища Сталевара. Знаю я ход подземный из Кремля к нему ведет - оставайся тут с комсомольцами, а я добуду товарища Сталевара".

Осталась Аня, ищет живого человека - нет никого. А должен быть вахтер. Находит она вахтерскую - там свет горит, только никого нет. Лежат только усы, фуражка и фартук. Одела Аня усы, одела фуражку, одела фартук - думает, испугаются вахтера-то уж зомби мокрые. Изранили они уже Можаева, изранили Шалаева, изранили и Николаева. На подступах к вахтерской битву они ведут, но как увидели Аню - со смеху покатилися. Смутилась Аня, паутинку в руках комкает...вдруг смотрит - а паутинку-то белою она с собой взяла! Как расправила она ее, как накинула разом на всех зомби мокрых: слиплись они в один комок. Родился из него полу-дикообраз, полу-собака, родился из них полу-петух, полу-курица, а уж из них и вылупилась прекрасная Ехидна.

"Гей, добры молодцы!" - кричит Ехидна прекрасная. "Вперед, за мной, воевать Гидру Мировую!" И помчался за ней Можаев, поскакал Шалаев, полетел и Николаев с шашкой наголо, а также и львы, и скорпионы влюбленные. Вдруг зажегся во всем Кремле яркий свет: и видит Аня, что в воздушном корабле летит за ней отец: пленил он товарища Сталевара! А в корабле с отцом тысяча девочек в хиджабах и одна строгая старуха в платке.

Только паутинка белоя вся намокла от зомби мокрых, и сжалася в жалкую тряпочку. Поднимает Аня ее, а крахмала-то больше нету, и булавки все потеряны. Спрашивает Аня у самой маленькой девочки: "Нет ли у тебя крахмала и булавок, чтобы распять паутинку?" "Нет, - отвечает девочка - у меня крахмала, вот только одна булавка". Спрашивает вторую - та тоже ей дает одну булавку. Спрашивает третью, и так всю тысячу - собрала тысячу булавок. Осмелилась, подошла к старухе строгой. Та и говорит: "Вот, бери - и достает из кармана пачку крахмала ГОСТ7697-82, мензурку и бутылку воды "Нарзан". Кланяется Аня, сыплет в мензурку всю пачку крахмала, льет весь Нарзан. "Что же ты сделала - говорит ей старуха - ведь раствор получился совсем слабенький. Не надо было весь Нарзан лить туда, больше его у меня ведь нет." Пригорюнилась Аня. "Ну, не печалься, - говорит старуха. - Половину твоего раствора жиденкого я себе отолью - и тут же выпивает полмензурки - а в остаток, так и быть, добавлю тебе из-загашника". Достает из-под юбок еще одну пачечку того же самого ГОСТа, и сыплет ей щедро, так что получается крепчайшая смесь.

Вот прилетели домой, Аня паутинку в ней искупала, тысячью булавок распяла, высушила и положила отцу в кабинет, на рабочий стол под чернильницу. Возвращается отец, спрашивает:"Что это такое?"
..."Большая ты у меня уже выросла, а как дурочкой была, так и осталась! Я же твою паутинку залью немедленно чернилами своими едкими, и ничего на этот раз от нее не останется!".
Смеется, и сворачивает себе папироску.