Уральский тур

Дмитрий Смоленский
       Опубликован в журнале "Веси", Екатеринбург (2009, номер 7-8)


         На семейном совете приняли решение единогласно: в ближайшие выходные никаких театров, галерей, объедаловки в ресторане – только путешествие. Долго выбирали маршрут. Димка топал ногами: «Казань! Казань! Кремль хочу посмотреть!» Маша настаивала на ставропольских степях, Людмила бы снова хотела увидеть пирамиды. Петр Семенович колебался. Дед его корнями был из маленького южно-уральского городка, какого именно, уже и забылось – давно Перепелкины москвичами стали, но накатило вдруг желание своими глазами увидеть: а как там Урал? Стоит еще? Не срыли совсем экскаваторами, не переплавили весь на сталь и чугун?
– Челябинск! – сказал он, прервав обсуждение. – Делайте что хотите, но я поеду только в Челябинск!
       Замолчали все. Димка насупился. Маша хихикнула недоверчиво, перебросила косу со спины на грудь, затеребила конец.
– А детям интересно будет? – подала голос Людмила. – Я не возражаю, конечно, я с тобой поеду. Но, может быть, детей тогда на другой маршрут отправим? Хоть в Казань, например? Все ближе!
– Урал! – отрезал Петр Семенович.
– Хорошо… - вздохнула жена.
       Уж кому-кому, а ей прекрасно было известно: если Перепелкин втемяшил что в себе в голову – лучше сразу смириться.
       
       С заказом тура оказалась целая проблема. Просмотрев весь список на экране, Петр Семенович затребовал прямой связи с менеджером.
– Агентство «Весь мир», - представилась худенькая брюнетка, едва реализовавшись. – Чем могу быть полезна?
– Не нашел в каталоге Челябинска! – буркнул Перепелкин. – Будьте добры, организуйте поездку на четверых.
       Девушка взглянула в сторону. Куда – видно не было, но удовольствия лицо брюнетки не отразило.
– В Челябинск нет маршрута, - призналась она. – Может быть, Чикаго подойдет?
– Челябинск! – повторил Петр Алексеевич с нажимом.
       Менеджер поводила рукой в воздухе, по всей видимости, перебирала экраны справочника.
– А где это?
– На Урале, - пояснил Перепелкин.
– А Урал где?
– Так, девушка! – Петр Алексеевич стиснул зубы, чтоб не сорваться раньше времени. – Будьте добры, организуйте мне контакт с вашим руководством!
       Руководство было представлено полным блондином лет тридцати.
– Добрый день! Подвешенцев Юрий Борисович, - представился он. – У вас проблема?
– Это у вас проблема! – отрезал Перепелкин. – Мне нужен семейный тур на ближайшую субботу. Направление – Челябинск. Время вылета – восемь утра.
– Сколько человек? – с улыбкой спросил Юрий Борисович.
– Четверо. Из них двое детей, - уточнил Перепелкин.
– Маршрут нестандартный. Организация спецтура обойдется на двадцать процентов дороже. Вы согласны?
– Согласен! – с облегчением сказал Петр Алексеевич.
– Заказ принят. Автобус подадут к семи утра. Приятного путешествия!
       Когда руководство «Всего мира», улыбнувшись на прощанье, исчезло, Перепелкин крикнул жене.
– Люда! Завтра в семь выезжаем, я все заказал! Погоду посмотри!
       Жена заглянула в кабинет через минуту.
– На восемнадцатом канале передают, что сейчас минус четыре, снег. А на завтра – ясно.
– Что ты с этим восемнадцатым ко мне привязалась! – недовольно буркнул Перепелкин. – Они, знаешь, как погоду предсказывают?
       Петр Алексеевич демонстративно сунул палец в рот, потом повертел им в разные стороны, намекая на ненаучные методы развлекательного канала.
– Проверь по сорок шестому!…

       Микроавтобус пришел минута в минуту. Петр Алексеевич еще плащ застегивал, когда с подземной стоянки позвонили и доложили о прибытии.
       Спустились на лифте. Вроде и недолго ехали, но Димка весь извертелся за восемьдесят восемь этажей, Машку толкать начал, конфету какую-то дурацкую ей в карман совать. Людмила промолчала, а Петр Алексеевич не выдержал, пригрозил остановить лифт и пешком отправить сорванца вниз. Притих, слава Богу.
       Погрузились в машину. Вещей с собой не брали, благо, что тур однодневный. Так, по мелочи: платки носовые, пару футболок детям, кофе в термосе на четыре чашки. Через пятьдесят минут вышли уже в аэровокзале, поднялись в аэробус.
       Взлета не почувствовали. Просто уползли в иллюминаторах назад стены вокзала, пробежал бетон рулежных дорожек, мелькнули чуть припорошенные снегом мерзнущие самолеты. Потом – мягкая вата облаков, солнце на голубом небе, разрешение расстегнуть ремни, горячий завтрак. Пока поели, полистали журналы (Димка с Машкой мультики почти не смотрели, все спорили из-за каналов), уже и час прошел. Снова облака, земля, расчерченная дорогами, взлетно-посадочная полоса, аэровокзал, микроавтобус.
       Во время поездки до смотровой площадки, где программой тура предусматривался «обед в национальных традициях», отдых, игры и развлечения на свежем воздухе, Перепелкин не чувствовал подвоха. Дома как дома, люди как люди. Негров много. Больше даже, чем в Москве. Шорты на большинстве, рубашки с коротким рукавом, сандалии. Он бы и сам так оделся. Кто ж знал, что в Челябинске так тепло в середине ноября? А им сейчас приходится париться в одежде не по сезону. Хорошо хоть, кондиционер в машине работал на полную мощность – все полегче!
       Только когда выгрузились и пошли по стеклянному коридору на арендованную для них площадку, Петр Алексеевич почуял неладное. Нет, он все понимал – Урал далеко от Москвы, но не настолько же далеко, чтоб здесь пальмы росли! И горы. Где здесь, спрашивается, горы? Одно голубое небо, сливающееся с… Стоп! Это еще что?
       Он остановился, не поверив своим глазам. Нет, так и есть, небо сливалось на горизонте с морем. Ласковым, теплым зеленовато-голубым морем, окаймленным со стороны площадки песчаным пляжем и выгнутыми ресницами пальм.
       Настроение было испорчено безнадежно. Дети веселились, раздевшись до трусиков, бегали по песку, брызгались друг на друга соленой водой, а Перепелкин мрачно сидел в кресле. Только плащ снял. Ничего его больше не радовало. Ни охапки бананов, ни жареная на настоящем огне рыба, нежная, тающая во рту и пахнущая дымком. Сок апельсиновый в запотевших глиняных кувшинах был противен, сувенирные раковины внушали отвращение.
– Да что с тобой? – забеспокоилась, наконец, жена. – Будто уксуса хлебнул!
– А… - махнул рукой Петр Алексеевич.
       Признаваться Людмиле, что его смогли так надуть с туром не хотелось.
– Нет, ну в самом деле! Иди хоть искупнись!
– Да ну!
       Он отвернулся было от жены, но отвязаться от нее оказалось не так-то просто.
– Перепелкин! – построжел ее голос. – Мне хоть скажи! Ты же так рвался в свой Челябинск!
– Да какой там к черту Челябинск! – буркнул он. – Вокруг-то посмотри! Откуда на Урале море с пальмами? Там же горы. Понимаешь, го-ры!
       Недоумевающая Людмила обвела местность глазами. Никаких гор она, естественно, не обнаружила.
– Так! И куда нас, собственно, отправили?
– Почем я знаю!
– Нет, этого так оставлять нельзя! Немедленно свяжись с агентством, пусть исправляют свою ошибку! Судом пригрози, в случае чего!
– Да, ладно! – махнул Петр Алексеевич рукой. – Пусть дети отдыхают спокойно. Домой приедем, я им устрою разгон! Мало не покажется!…

       Вечером, едва Людмила уложила Димку с Машкой спать, Перепелкин ушел в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Набрал номер туристического агентства.
– Подвешенцева мне! – рявкнул, едва в комнате реализовалась менеджер «Всего мира».
       Фамилию руководителя он хорошо запомнил. И, будь это в его власти, нисколько бы не задумался – заставил бы Юрия свет Борисовича свою фамилию оправдать.
– Ну что ж вы, любезный! – начал первым, не дав собеседнику закончить произнесение дежурного набора фраз. – На посмешище меня решили перед всей семьей выставить? А? Я вас спрашиваю?
– Э-э… Господин Перепелкин, если не ошибаюсь? – нашелся Юрий Борисович.
– На этот раз угадали. Впрочем, после вашего ляпа с туром даже это мне начинает казаться странным!
– Какого ляпа? – изменился в лице Подвешенцев. – Вы же заказывали… э-э… Чебоксары?
– Челябинск! – крикнул Перепелкин. Сдерживаться ему было невмоготу. Я заказывал Че-ля-бинск! Город на Южном Урале. А вы меня в какую-то Тьмутаракань отправили на пальмы глазеть! Мне пальм по телевизору хватает!
       Когда собеседник, выбитый напором Перепелкина из состояния привычной уверенности в себе, захлопал глазами, Петр Алексеевич решил его окончательно добить.
– Вы карту-то откройте! Не московскую, а географическую! Впрочем, я не уверен, что вы и московскую карту дальше двадцать седьмого транспортного кольца знаете. Наверное, на Рязанском микрорайоне и кончаются ваши познания? А? Я прав?
       Петр Алексеевич глубоко вздохнул, беря нервы в кулак. Заговорил он после этого медленно и тихо, каждое слово отдельно, тщательно их выговаривая.
– В общем так, молодой человек! Если завтра утром я – лично я, уже без уставшей от вашего разгильдяйства семьи – не улечу в Челябинск, послезавтра вы начнете передавать дела более перспективному сотруднику. Это я вам гарантирую! И шуток – запомните – я не понимаю!…

       Взлета он не почувствовал. Просто уползли в иллюминаторах назад стены вокзала, пробежал бетон рулежных дорожек, мелькнули чуть припорошенные снегом мерзнущие самолеты. Потом – мягкая вата облаков, солнце на голубом небе, разрешение расстегнуть ремни, горячий завтрак. Пока поел, полистал журналы, уже и час прошел. Снова облака, земля, расчерченная дорогами, взлетно-посадочная полоса, аэровокзал, микроавтобус.
       Наученный вчерашним печальным опытом, Перепелкин внимательно осматривал улицы и прохожих. Нет, слава Богу, никаких шортов, сандалий, дурацких панамок. Все, как и должно быть: плащи, куртки, осенние сапоги на женщинах, вывески над магазинами на русском языке. Окончательно успокоился, когда за окном микроавтобуса потянулся предгорный, а потом и горный пейзаж.
       Машина петляла по узкой, но ровной дороге. То слева, то справа за окном открывались долины, ущелья. Один раз видел Петр Алексеевич и целый табун лошадей. Не помнил уже, когда и видел-то их живьем, а тут – пожалуйста! Голов двести, наверное, гнедые преимущественно, с черными гривами.
       Предоставлена была ему не смотровая площадка, а целый номер в небольшом отеле, с обширным балконом, шезлонгом, в котором лежал свернутый вчетверо шерстяной плед. Вид открывался замечательный: горы обступали гостиницу со всех сторон, мрачные, тяжелые, хранящие вековую прохладу. Кедры по их склонам взобрались невысоко, метрах в четырехстах (так он на глаз прикинул) сменяясь кустарником, а еще выше и вовсе никакой растительности не было – снег. Белые вершины гор растворялись в облачной дымке.
       Обед был великолепный, не чета вчерашнему. Уха из настоящего уральского хариуса, жирная, круто перченная, с лавровым листом. Можно было, конечно, и пирог из уральской семги заказать, но первые блюда - они для здоровья полезней. Под уху Перепелкин не удержался, заказал водки «соточку», настоянную на кедровых орешках. Ах, хорошо! Да с хлебом белым пшеничным, да втягивая ноздрями рыбный дух и стеклянистый горный воздух!
       После обеда решил вкусить покоя в шезлонге. Сам не заметил, как задремал. А чего не подремать? Птички почирикивают, солнышко пригревает. Не сильно, конечно, самый чуток пригревает, по осеннему уже, устало…
       Проспал почти до ужина. Откушал маралью отбивную под брусничным соусом, картофель отварной, рассыпчатый. К мясу взял кедровой настоечки сто пятьдесят, одобрив собственное решение не брать с собой на Урал Людмилу. Та нипочем бы не разрешила водочку повторить, квохтать бы начала. А так – сам себе хозяин! Не каждый же день на родину предков выбираешься, воздухом дышишь, которым и им привелось дышать, хлеб кушать, выросший на земле, которую и они своим потом поливали. Здесь до конца идти нужно, до полного растворения.
       На обратном пути, когда уползли в иллюминаторах назад стены вокзала, пробежал бетон рулежных дорожек, мелькнули чуть припорошенные снегом мерзнущие самолеты, подумал было Перепелкин: а не вернуться ли сюда? Назад, в Челябинск? Чего деду его здесь не пожилось, что потащило его в эту Москву? Здесь воздух, горы, родное все, близкое… Но отогнал от себя эту мысль. Не выбросил из головы, а поглубже запрятал, на будущее. Вот дотянет до пенсии, детей поднимет, а там можно будет и задуматься. Потом. А пока одних воспоминаний хватит. О родной земле. О земле предков.