Космическая одиссея Капитана Гулливера

Андрей Севбо
КОСМИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ
КАПИТАНА ГУЛЛИВЕРА
тритмент
Андрей Севбо


Часть первая



Черно-белые кадры «кинохроники»:
тесная полутёмная кабина ракеты.
Тлеют несколько лампочек на приборной доске.
Край лунного диска в квадратном иллюминаторе. Звездная россыпь.
Объектив обращается к приборной доске. Циферблат механических часов
с окошком календаря, высотомер.
Показания приборов таковы: «18 часов, 22 минуты, 07 ноября 1938 года,
высота 40 000 метров»
Рука в плотной перчатке подносит к объективу спичечный коробок.
На этикетке красуется силуэт самолётика.
Надпись: «Все в ОСОАВИАХИМ», «главспичка».
Рука в перчатке отпускает коробок. Коробок не падает, а продолжает висеть в воздухе. Рука щелчком заставляет коробок кружиться.
Космонавт останавливает коробок, достает спичку, чиркает.
Вместо пламени, на конце спички огненный шарик.
Камера поворачивается.
Едва различимая улыбка космолетчика за стеклом гермошлема.

***

 Скрытое берёзовым перелеском, поросшее травой поле секретного аэродрома НКВД. Взлетная полоса, едва обозначенная среди стожков.
 Из дощатого ангара на рулёжную дорожку выталкивают дерзкую для 38-года летательную машину. Двенадцать человек техников в замасленных спецовках
и двое инженеров – широкие брюки, белые рубашки – сосредоточенно куря, катят за массивные крылья летательный аппарат.
Покачиваясь на высоких ногах, машина плывет среди не скошенной травы.
 
 Двое идут поодаль. Один огромный, нескладный - летчик капитан Варламов, держит длинные руки в карманах кожаной куртки - глядит в небо, перемахивает через кочки. Второй – конструктор Сапрун - щуплый, с костлявым кадыком, забегает перед долговязым, приседает завязать распустившийся шнурок на щегольской туфле. «Стой же Ваня! Что ты не слушаешь! Остановись! Послушай: когда от земли-то оторвешься – не гони сразу на верхотуру, слышишь меня?»
 Ваня молча продолжает шествие, всё так же устремив взор в небо.
«Машина больно тяжела вышла. Но это пока! Потом-то легче сделаем. Слышь меня, Иван?», - догоняет летчика конструктор машины.
 Иван и Сапрун останавливаются в начале грунтовой взлётной полосы. Техники подкатывают к ним громоздкий летательный аппарат и поворачивают тупым носом в сторону прямой убегающей дорожки. Один из техников подставляет Ивану спину. Двое других подсаживают его, ещё двое поддерживают летчика под зад, техник выпрямляется – летчик переступает ему на плечи и по этой живой лестнице поднимается на крыло высоко стоящего над землёй летательного аппарата. Так же поднимают они и конструктора Сапруна.
 Сапрун, стоя на огромном крыле, суетится возле двери кабины, дергает замок. Свесившись с крыла, он кричит стоящим внизу: «Никодим, слетай за маслёнкой!»
 Кто-то побежал по зеленому полю к деревянному ангару.
Иван, отодвинув Сапруна, подтягивается на руках и перелезает через борт аэроплана в открытую кабину.
Выглядывает из кабины и машет рукой: «Заводи винт!»
Сапрун: «Ну, Вань, ты циркач! (техникам) Давай, давай, крути винты!»
Четырёхлопастный деревянный воздушный винт от рук техников приходит в движение.
Мотор стал стрелять и, с оглушительным треском, запустился.
Пропеллер превратился в круг
Из многочисленный отводных трубочек мотора вырвался дым, пополам с искрами. Комбинезоны техников вздулись пузырями. Сапрун поспешно спрыгивает с крыла, подламывается на ногу и кулём валится на землю.
Все кричат, но за треском мотора ничего не слышно. Техники тащат конструктора подальше от машины.
 Корпус аэроплана содрогается от мощи мотора. В кабине Иван.
Он высовывается из кабины, оглядывает с высоты поле с разбегающимися человечками, надевает большие филенчатые очки, перчатки и поворачивает вентиль газа. Машина, изрыгая рев, дым, искры из сопел, устремляется по дорожке.

 Голубое безоблачное небо Чили.
В поле работают голые по пояс мачетеро – рубят тростник. За ними следуют женщины в длинных черных юбках и белых кофтах и вяжут тростник в снопы.
Одна из женщин останавливается, распрямляя спину и застывает, глядя в небо. Слышен нарастающий свист. В перегретом небе возникает охваченная пламенем точка. Хлопок, точка раздваивается.
 Как по команде, все поднимают головы в небо.
Одна из частей быстро приближаясь, с воем проносится над их головами, оставляет в небе дымный след.
 Крестьяне провожают её взглядами.
«Метеорит» исчезает за границей поля сахарного тростника в зарослях пальм. От места падения беззвучно поднимается столб черного дыма.
Женщины, сбившись в кучку, взволнованно переговариваются.
Мужчины решительно шагают в сторону горящих джунглей.
 Прямо перед ними в небольшое болотце с шипением врезается вторая отколовшаяся часть небесного тела.

 На месте падения ядовитое облако пара. Разбросаны куски обгоревшей обшивки, механизмов.
 Один из мачетеро подбирает с земли выброшенный падением металлический ящичек с круглым стеклянным глазком посередине и ручкой, торчащей сбоку.
 Возбужденно галдя, мужчины показывают свою находку женщинам. Крутят ручку, заглядывают в глазок.
 Двумя группками – мужчины впереди, женщины чуть отстав – крестьяне идут с поля.

 Черно-белые кадры, испещрённые точками и полосками: быстро удаляющийся лес, сверху вниз проносятся облака, земля с высоты птичьего полета; еще слой облачности. Черное небо с крупными звёздами. Край Земли в атмосферной дымке. Из-за неё показалась луна, с четко различимыми на ней пятнами.
 Сверкающий глянец поверхности океана.
Над ними - огромный прожектор солнца, его белый свет заливает экран.
Заглядывающие в экран любопытные глаза чилийской женщины. Вновь Земля, на этот раз размером с глобус. Вымя коровы, которую доят темные руки. Моргает глаз – это заглядывает в глазок мачетеро. Грудь женщины с чёрным соском. Младенец не может найти грудь, мотает головой, его ротик открыт. Пальцы женщины сдавливают сосок – струйка молока брызжет смуглому младенцу в ротик, течёт по подбородку.
Два круглых шара – две планеты, почти сравнявшиеся в размерах – Земля и Луна. Черное небо в крупных алмазах звёзд. Среди звезд - дымка Млечного Пути. Обрыв плёнки.

 1938 г. Москва. Здание НКВД. Перед парадным подъездом останавливается большой черный автомобиль. Толкая перед собой огромный фанерный чемодан, из автомобиля выбирается долговязый лётчик Иван.
Шофер в военной форме, плотного телосложения, подхватывает чемодан. Вдвоём с Иваном они тащат чемодан к подъезду.
«Тяжелый чемодан? Что в нём?» – офицер охраны, придерживая дубовую дверь, одновременно загораживает им проход в здание.
«Не что, а кто. Дай пройти-то!» - пыхтя, водитель оттирает офицера своей массой, умноженной на тяжесть чемодана, в холл.
«Стой! Пропуск предъяви!» - охранник решительно садится на чемодан, придавив его своим телом.
«На, гляди, - показывает свой пропуск водитель, - А этот – со мной».
Охранник – Ивану: «Где ваши документы?»
Иван достает из кожаной куртки летное удостоверение.
«Летчик-капитан Варламов, Иван Сергеевич. Пожалуйста. А на чемоданчик документы имеются?» - «А как же!» - Шофер протягивает охраннику бумагу
с размашистыми подписями.
Охранник встает с чемодана, изучает бумагу, переводит взгляд на чемодан. «Артист Рощин, Валентин Аристархович». Замечает в крышке чемодана небольшие круглые отверстия. Тычет в дырку палец.
В ответ на это из другой дырки появляется другой палец, только маленький.
Шофер щелкает замками чемодана: « Артист Рощин. Выходи, Валентин Аристархович. С прибытием!»
Из чемодана с достоинством выбирается маленький человечек.
«Рощин, - рекомендуется он, - а это со мной, - достает из чемодана крошечную собачку, - артистка Адельма».
Офицер охраны берет под козырёк и возвращает бумагу.
Лилипут раскланивается, опускает собачку на пол, перехватывает листок, складывает по сгибам и прячет в карман.
Троица в полном молчании поднимается по главной лестнице, застеленной пурпурным ковром с золотыми колосьями. Карлик волочет фанерный чемодан. Иван хочет забрать у него чемодан, но Рощин отстраняет его.
«Позвольте, сударь. Я сам, благодарю». Наверху их встречает Сапрун шикарном, только что из ГУМа, костюме.

 Зал приемной наркома обороны в красно-бежевых тонах.
Капитан Варламов, лилипут Рощин и конструктор Сапрун, сидят на зачехлённых стульях, расставленных у стен.
Входит нарком.
Варламов и Сапрун встают. Иван отдаёт честь.
Рощин спрыгивает со стула, протягивает руку но, спохватившись, отдергивает.
Нарком сдержанно приветствует их кивком бритой головы.
«Товарищи, вам выпала великая честь служить Родине в рядах первого советского отряда космолетчиков. Предстоит серьёзная подготовка.
Вам необходимо пройти испытания на выносливость, тренировки вестибулярного аппарата. Вам будут созданы условия для привыкания к невесомости. А так же центрифуга и занятия по стрельбе. Имеются вопросы, товарищи? Задавайте, – нарком обходит вытянувшихся перед ним космолетчиков и заглядывает каждому в глаза. - Нет вопросов?».
Рощин делает шажок вперед. «У меня вопрос, товарищ нарком. Вот товарищ Варламов – летчик-испытатель. Он летает в небе и испытывает новые летательные машины. Ему и космическое пространство близко.
А я – артист цирка, выступаю с дрессированными животными. Какой из меня космолётчик?» – от волнения крупный пот заливает лоб лилипута.
«Не волнуйтесь, товарищ Рощин. Космос и вам знаком – вы даже летали на луну», - нарком серьёзно смотрит сверху на артиста. Лилипут вытирает лоб платком.
«На луну из пушки, - продолжает нарком, - в вашем цирке!» – нарком добродушно смеётся. В ответ хохочут все, Рощин хохочет истерически и не может остановиться.
«Если серьёзно, товарищи, то на этот вопрос исчерпывающий ответ может дать товарищ Сапрун. Пожалуйста, Федор Федорыч, поясните, чем обусловлен такой выбор».
Сапрун, дернув кадыком, чтобы загасить смех: «Может кому и смешно покажется, что в отряде космолетчиков лилипут – простите, товарищ Рощин
 - но воздуха в ракете для нормального человека может не хватить».
Смех совершенно стихает, улыбки сползают с лица Ивана и Валентина.
Молчание.
Нарком: «Конструкция ракеты совершенствуется, верно ведь, товарищ Сапрун?» – «Да, она совершенствуется и скоро будет готова. Месяцев через шесть или семь. Может быть, через восемь».
«Она будет готова, товарищ Сапрун, через два с половиной месяца.
седьмого (?) октября 1938 года будет объявлен старт. И кто-то из вас, товарищи, совершит первый в мире полет в космическое пространство.
Советское космическое пространство. До свидания товарищи. Успешной подготовки!» – кивнув, нарком бесшумно выходит из приёмной.

 Включается свет в помещении без окон. Посередине бассейн. Он скорее напоминает большой садок для рыбы. Входит солдат, катя тележку, груженную полотняными мешками. Останавливается у края резервуара. Вынимает из кармана нож-прыгунок, вспарывает мешок и всыпает содержимое в бассейн.
На мешке грубый трафарет «соль чилийская». Солдат сыплет соль из остальных мешков. Берёт лодочное весло и, стоя на коленях, перемешивает тёмную воду.
 Не удержавшись, солдат падает в бассейн.
Входят Иван и Рощин в черных прорезиненных костюмах. Лилипут показывает на солдата, плавающего в воде без движения и почему-то сапогами вверх.
Иван веслом подтаскивает солдата к борту бассейна и вытаскивает его из бассейна.
«Принеси-ка воды из крана» - двумя руками Иван давит солдату на грудь.
После двух ведер солдат открывает глаза, садится, хватая ртом воздух. «Братцы … тело горит, аж нутро… жжёт! Братцы как же вы там… ведь - ад, чистый ад эта ваша невесомость!»
«А ты центрифуги не пробовал?», - грустно замечает Иван, а лилипут льёт на солдата новое ведро воды. Тот встаёт, пошатываясь, делает несколько шагов, и с криком падает на пол. Срывает сапоги, по очереди выливая из них черную жижу. «Воды, - воет он, - воды братцы, печет!»

 Иван и Валентин в кислородных масках, с прикреплёнными к ним гофрированными шлангами, прыгают в бассейн.
Под водой они похожи на двух рептилий. Зависнув над металлическим дном ногами вверх, более крупная рептилия со стеклянными, вытаращенными глазами пытается отвернуть гайку разводным ключом. Маленькая рептилия, так же ногами вверх, беспомощно барахтается рядом. Крупная рептилия нечленораздельно мычит и показывает на ключ. Лилипут ничего не понимает.
 На «берегу» мокрый солдат, морщась, рвет на полосы полотенце и перематывает ноги. Прислушивается к нечленораздельным звукам, вылетающим из раструбов, закрепленных на стенке резервуара. От раструбов шланги тянуться к соленой воде. «Товарищ Варламов, не понял-ка, повторите!», - кричит солдат в одну из труб. «Бери ключ!» - долетает сильно искаженный голос Ивана. – «Скажи, чтобы взялся за ключ». – «Эй, Рощин, берись за ключ, понял? Ключ хватай, мать твою растак!» – кричит солдат в другой раструб, не прекращая своего занятия с портянками. – «Я не могу, я лёгкий, всплываю» - «Слышь, товарищ Варламов! Он всплывает, как это самое в проруби». – «Пусть за меня держится и на ключ нажмет» – «Эй, Рощин, за товарища Варламова держись, понял? За Ивана Сергеевича! И жми на ключ, жми сынок»
 В солевом растворе две амфибии, сплошь покрытые серебристыми пузырьками, исполняют что-то вроде брачного танца. Маленькая пучеглазая амфибия неосторожным движением пережимает большой амфибии гофрированный хобот, от чего та, размахивая руками, толкает от себя мелкую. Щедро сея вокруг себя серебристое облако пузырьков, Иван срывает маску, всплывает на секунду, чтобы глотнуть воздуха. Солдат, чуя неладное, тянет шланг, но вытаскивает только пустую маску Ивана. Соскочив с места, хватает весло и опускает в воду.
 Иван, держась за весло, выбирается на «берег». Не раскрывая глаз: «Водой полей!». Солдат бежит за ведром с водой и ополаскивает Ивана.
Тот не раскрывает глаз – «Соль разъедает?» – спрашивает: «А Рощин где? Где Валентин?» – «Не всплыл пока» – «Так тащи же его, чучело!» – «А я и тащу, - солдат хватается за шланг, - тащу. Да не идёт. Застрял чуток» – «Как застрял? Не так, сильней тащи! Дай я!»
 На поверхности показался Рощин. Его вынимают из воды. Сняв стеклянные глаза, лилипут светится от счастья. «Смотри Иван» – в черной прорезиненной перчатке Рощина большая ржавая гайка. - «Отвернул таки её!»
Глаза Ивана заплыли и слезятся, но он улыбается. И лилипут в этот момент и ростом и лица счастливым выраженьем - просто ребенок, гордый своей победой.
«Молодец Валентин! Гайку ты снял, а вот товарища Варламова чуть на тот свет не спровадил!» – вставляет солдат. Иван идет к крану мыть лицо.
«Главное, что задачу выполнил. Сейчас гайку открутил, а потом на ракете полетит, будет задание Родины выполнять».
 В душевой голый лилипут почти зеркально повторяет все движения Ивана.
«А почему Сапрун с нами в невесомость не ныряет? Или он не космолетчик?» - «Товарищ Сапрун Федор Федорыч, конструктор ракеты. Если он ракету не докончит к празднику, то 7 октября нас из твоей пушки в космос запустят».
 Солдат за стенкой гогочет: « Порохом набьют, пыж загонют и – хлобысь - на луну!»
«Если обшивка будет воздух пропускать, то по космосу будут летать не космолетчик Рощин или космолетчик Варламов, - серьёзно продолжает Иван, - а два мешка с говном»
На плиточном полу душевой сидит голый, мокрый карлик. По его лицу текут то ли слезы, то ли струи воды.

 Комната для учебных занятий.
У доски женщина - астроном. Грузинка. За столами Варламов, Рощин и Сапрун с тетрадками и карандашами.
 На черной грифельной доске траектория полета ракеты. На столе раскрашенный акварелью глобус.
Профессорша: - Предположительно, полет будет длиться часов десять или даже двадцать.
- Так десять или двадцать?!! – Сапрун очевидно раздражен и не скрывает этого.
У него черные круги под глазами. Он не спит уже несколько недель.
- Полеты на аэростатах показывают, что стратосфера заканчивается на высоте 40 километров от поверхности океана, но это данные немецких ученых. Советская наука полагает, что граница космоса начинается от тридцати пяти километров над уровнем мирового океана.
- И что это значит?
- Это значит, что ракета подымится на высоту 35 километров. И если там ещё есть воздух – вы упадете раньше. А если вас встретит безвоздушное пространство, ракета сможет продержаться и десять часов, и двадцать … а может вообще не вернуться на Землю. Во всяком случае, так мыслит один
… профессор из Калуги.
- То есть, ракета улетит на Луну? - Рощин склеил жалкую улыбку.
- На Луну, на Марс, даже на Венеру. Но, скорее она упадет на Солнце.
- … на Солнце?!!
- Только это маловероятно. Баллистическая кривая будет сориентирована в сторону… (профессорша чертит дугу мелком) в сторону противоположную вращению Земли. Таким образом, совершив облет вокруг Земли, ракета опустится в районе (ставит крестик на глобусе) Туркестана, но может и пролететь дальше (профессорша ставит крестики на глобусе) и даже упасть в океан.
- Товарищ Сапрун, - дрожащий голос карлика возвращает всех из космической бездны, - товарищ конструктор, как идет работа над тормозами для ракеты?
 Сапрун смотрит на него так, будто увидел говорящего таракана и, сломленный бессонницей, нечеловеческим напряжением последних дней, принимается беззвучно хохотать. Как поршень двигается его худой кадык.
Иван улыбается.
- Товарищ Сапрун, товарищи, - лилипут обводит всех непонимающим взглядом, - даже в трамвае есть тормоз. У кондуктора. И лошади можно сказать тпру. Я вас никак не понимаю… (на глаза его наворачиваются слёзы)… да как так можно … товарищи … не затормозить? - слезы и растерянная улыбка лилипута. Все рушатся от беззвучного смеха.
- Тормозить не будем, - подаёт голос, тихо вошедший нарком. – Тормозить Советскую науку не годиться, - голос наркома мягок, но тверд.
Все встают.
- Садитесь, товарищи космолетчики. Праздник годовщины Великого Октября по решению совета народных комиссаров переносится. Мы будем отмечать годовщину революции 7 ноября. Так что, время на подготовку к полёту, товарищи, у вас есть. Это вам подарок от совнаркома и от всего советского народа. Продолжайте занятие.
Нарком важно удаляется.

Чили. 195.. (?) год. Поле сахарного тростника.
На поле собралась группа представителей Лиги Наций, а также профессор физики Британского королевского научного общества, майор американских ВВС, а так же журналист и оператор кинохроники. Все носят затемненные очки от солнца и кажутся таинственными пришельцами. Это место падения «метеорита» в 38-м году.
Вдалеке работают чилийские крестьяне.
Между официальных лиц - мачетеро, который был свидетелем падения.
Он состарился, но ещё вполне крепок.
Крестьянин показывает на небо, на дальние пальмы, на едва приметную воронку в земле. Щурится от яркого солнца.
Оператор кинохроники снимает воронку, крестьянина, небо…
Представители Лиги Наций ковыряют зонтиками землю.
Профессор поднимает ржавую гайку.
Крестьянин ведет представителей к находящейся поодаль пальмовой роще.
Переплетенные лианами и частично поросшие мхом, в земле чернеют остатки конструкции.
 - Думается, что во время катастрофы объект распался на две части, - провозглашает профессор, - и это, кстати, подтверждает хроника. Второй частью может оказаться жилой отсек.
- То есть, вы, профессор, определённо считаете, что этот объект не метеорит «Сантьяго», как мы были уверены все 13 лет, а … - артистично держит паузу журналист. В тишине слышно, как работает камера кинорепортера.
- … а космический аппарат, - не менее артистично подыграл профессор в объектив. - Обратите внимание – это остатки механизма. Он явно земного происхождения.
- Но может быть, - вмешивается представитель Лиги Наций, - может это остатки сенокосилки кого-то из местных крестьян.
- А я и это не исключаю. Не исключаю, - профессор наклонился, чтобы подобрать кусок оплавленного железа, - при условии, конечно, что сенокосилки делались из высокопрочных сплавов никеля и падали с неба.
- Срезав при этом с десяток пальмовых деревьев, - вмешался журналист, эффектно подражая профессору, стараясь при этом держаться в кадре. – Вот они, эти пальмы.
- При одном только условии, что пальма – не дерево.
- А что же она такое.
- Трава, - молвил задумчиво профессор, срывая травинку. – Пальма это, как ни странно, трава.
- Есть и другие доказательства, – ничуть не смутившись, продолжает журналист. - Это показания свидетелей падения метеорита «Сантьяго», или как его там – космического аппарата. Кстати, кто его сделал? Американцы? Немцы?
- Русские, - вмешался представитель Лиги Наций. – Русские, повторил он, подбирая обломок. - Здесь я вижу русское клеймо: Ленинградский Ордена Ленина металлический завод. Я изучал русский язык в Сорбонне.
Чилийский крестьянин заговорил, энергично показывая руками в сторону поля, неба и куда-то на Восток. Второй рукой он так же энергично крутит ручку воображаемого киноаппарата.
- Что он там говорит? – первым пришел в себя оператор кинохроники.
- Он говорит, что в его доме хранится находка, которую он подобрал у места падения. Железная банка с такой же ручкой, как у киноаппарата. Говорит, открыть крышку ему не удалось.

 В доме у чилийского крестьянина.
Он важно демонстрирует уважаемым гостям свою находку. Показывает на выпуклый стеклянный глаз, вращает ручку.
 На боку железной коробки выбито заводское клеймо: «Московский Ордена Ленина и Октябрьской Революции завод точных оптических приборов имени Калинина».

Москва. 1938 г. Закопченная кирпичная стена заводского цеха. Над дверью облупившаяся доска с надписью «Московский ордена Ленина и Октябрьской Революции завод точных оптических приборов имени Калинина».
Холодный ветер гонит кучи бурых листьев.
Лилипут, летчик Иван и конструктор Сапрун гуськом идут через проходную завода. Проходят по цеху. Гул работающих станков.
Трудятся рабочие. На удивление, изнутри цех чист и рабочие опрятны. Станки свежевыкрашенны, смазаны. Среди рабочих много женщин. Они в синих косынках. Улыбаются из-под летящей металлической стружки, завидев гостей.
Лица мужчин сосредоточены.
 Все трое проходят в застеклённый кабинет главного инженера. Здесь тихо.
Здороваются за руку с инженером. Инженер демонстрирует серебристый куб со стеклянным глазом. Крутит ручку киноаппарата. Каждый из троих берет в руки металлический ящик, смотрит в визир и крутит ручку.
Таким образом происходит знакомство будущих космолетчиков с операторским делом.
 Выйдя на улицу, космолетчики выстраиваются у заводской стены. Главный инженер запечатлевает их на пленку. Гудок. Из дверей цеха выходят рабочие. Увидев будущих героев, они обмениваются с ними рукопожатиями, становятся рядом, чтобы присоединиться к групповому портрету.
Подъезжает черная машина. Космолетчики прощаются за руку с главным инженером, садятся в машину. Рабочие, со счастливыми лицами, глядят им
вслед.

 Москва. Осенний, прозрачный солнечный день. Блестя черным лаком, машина летит по чистым улицам. В нарядных платьях и в одинаково светло серых, распахнутых плащах, с завитыми, по моде тридцатых годов каштановыми волосами, по улицам стучат каблучками светлые от счастья девушки. Белые носочки. Красные туфельки. Все они похожи на одну и ту же киноактрису. Территория ВДНХ.
 Машина останавливается у здания московского планетария.
Из уютного кожаного нутра автомобиля первой выходит профессорша - астроном. Она нарядна: в черных с проседью волосах кокетливый гребень.
За ней, как пятилетний сын за мамой, семенит Рощин, будущий первый советский космолетчик. Он торжественно серьёзен. В его руках волшебный серебристый ящичек с ручкой. За ним, с серым плащом из ГУМа на локте, выбирается конструктор первой советской космической ракеты Сапрун.
Чуть замешкавшись, из машины выбирается советский космолетчик
Иван Варламов. Он в широком светло-сером костюме. На руках несет Адельму – крохотную собачку. Замыкает шествие сотрудник компетентных органов в серой пиджачной паре. Вся группа направляется к парадному входу в планетарий. Сотрудник поднимается первым и открывает перед ними двери.

Сеанс. Медленно гаснет свет в пустом зале, и над головами космолетчиков вспыхивают звезды. Планеты начинают своё полное тайного смысла обращение вокруг Солнца. Как завороженные, космолетчики глядят наверх, в «безвоздушное пространство». Поршнем ходит костистый кадык на горле Сапруна.

 Ресторан в Москве. Интерьер его светел и напоминает декорацию трофейного фильма про красивую жизнь. За сервированные столы рассаживается знакомая нам компания. Три стула остаются свободными. Звучит негромкая музыка классического репертуара – оркестр скрыт за увитой зеленью эстрадой.
Поёт певица, прижав руки к груди. Волшебно, как у Джоанн Сазерленд, вибрирует её голосок.
Вышколенный официант.
Меню, которые он раскрывает перед участниками трапезы, становится для них серьёзным испытанием. Сапрун, хищно водит пальцем по страницам, сглатывает слюну. Остальные боятся притронуться к меню.
 По сигналу сотрудника компетентных органов, из-за эстрады выпархивают три стройные девушки в пышных плиссированных юбках. По кивку офицера, они занимают свободные места за столом. Знакомство.
Официант раскладывает перед ними книжечки меню. Девушки, оживленно переговариваясь, листают странички. Звучат французские слова – названия блюд и напитков.
Обращаясь к своим визави, девушки раскрывают шифровки названий кушаний.
Велят официанту принести вина.
 Девушка, сидящая напротив Ивана чудо как хороша.
«Надя», - представляется она ему. Разрозовевшаяся от вина, Надя слушает рассказ Ивана о будущем космическом путешествии. Скосив глазки на лилипута, она прыскает от смеха, но тут же становится серьезной.
 Трапеза в разгаре. Визави Рощина подсаживается к нему. Он держит её за руку, важно курит длинную душистую папироску.
 Сапрун хмуро не глядит на свою девушку. Он наливает из стеклянного графинчика водки – себе и ей - и они глушат водку рюмка за рюмкой.
 Сотрудник органов ухаживает за грузинкой-профессоршей.
 Но смотрит на наручные командирские часы.
Сотрудник встает с бокалом в руке. Он произносит тост в честь первого советского космолетчика, который вскоре отправится выполнять задание Родины.
Все оглядывают троих кандидатов. Маленький Рощин гасит папироску в хрустальной пепельнице и скромно кланяется. Но Сотрудник тихо и явственно произносит фамилию Варламова. («Постановлением государственной комиссии…и т.д.»)
Все чокаются с Иваном. Девушки бросаются его целовать. Мужчины жмут ему руку. Особенно нежна Надя.
Лилипут достаёт киноаппарат и запечатлевает первого советского космонавта и его девушку. В кадре она смотрится невестой. С лица Ивана не сходит счастливо-растерянная улыбка. Надя держит Ивана за руку.

 Москва. 7 ноября. 11 утра.
Троицкое Поле (?) позади Красной площади. Нарядные демонстранты с красными лозунгами, переходят отмеченную белой краской черту на брусчатой мостовой, опускают флаги и транспаранты. Парадный строй исчезает, превращаясь в толпу граждан. Сложив праздничные атрибуты в открытый грузовик, граждане устремляются в боковые московские улочки.
Их лица светлеют.
Небольшие завихрения возле гастрономов на Арбате, Тверском бульваре, Кузнецком мосту. Комната в коммунальной квартире в дальней улочке Москвы. Накрытый стол. Входят три подруги. Среди них Надя. Сбрасывая одинаковые плащи на вешалку, девушки поправляют прически (одинаковые) и садятся за стол.
Разлив по бокалам Советское шампанское, Надя встаёт: «За Ивана!» - провозглашает она тост. Девушки пьют шампанское. Одна из них включает патефон, они танцуют друг с другом, меняясь партнершами после каждого круга.


***



Космодром в ста сорока километрах южнее Москвы.
 Посреди густого ельника черный провал пусковой шахты. Медленно вырастает круглоголовый корпус космической ракеты, окруженной стальными конструкциями ферм, шлангами, проводами.
 С хмурого неба слетает несколько снежинок.
Вокруг кипит работа. Техники отсоединяют от бортов ракеты гофрированные шланги. Из соседней шахты поднимается Иван в космическом скафандре образца 38-го года. В нем он так велик, что кажется невероятным, чтобы такое раздутое существо разместилось в весьма скромном корпусе ракеты. Выдвинувшись из шахты, ракета принимает чуть наклонное положение на стальных опорах. Её круглый краснозвездный нос глядит на Восток.
 Навстречу Ивану идут нарком обороны, и с ним Сапрун и члены Государственной комиссии. Иван подносит руку к виску. Все здороваются с ним за руку.
«Как себя чувствуете, товарищ Варламов? - спрашивает Ивана врач в военной форме, доставая из клапана скафандра градусник, - температура в норме».
«Спасибо, как обычно», - отвечает Иван. Врач делает знак рукой. Помощники подносят гермошлем и надевают его на плечи Варламова.
 От шлема тянется шланг. На конце – раструб, который поддерживает у земли лилипут Рощин. Они бредут к ракете. Рощин тихо говорит в раструб Ивану: «Ты не боишься улетать, Иван Сергеич? Знаешь, я так боялся, что комиссия выберет не тебя, а меня. Я так боялся лететь. А ты не боишься. Я горжусь тобой». Из раструба слышно тяжелое дыхание космонавта.
- Я тоже боюсь, - явственно доносится голос из раструба. Лилипут забегает вперёд, стараясь заглянуть Ивану в лицо, через выпуклые стёкла шлема.
- Как, ты тоже боишься, … такой большой и сильный?»

Космонавт останавливается у ракеты.

- Я боюсь, - слышен его голос, - не выполнить задание Родины.
- Прощай, Ваня, то есть – до свидания, Иван Сергеич!
- До встречи, - Иван подбирает раструб, тяжело поднимается по стальной лестнице и скрывается в кабине ракеты.
На площадке возле кабины хлопочет Сапрун. Он проверяет замки люка.
На сей раз они хорошо смазаны.
Иван в кабине космолета. Он подсоединят раструб к дыхательной установке. Надевает толстые прорезиненные перчатки. Сапрун, наклонившись над ним, щелкает переключателем. «Как радиосвязь? - спрашивает он, вглядываясь в стекло шлема. Иван поднимает большой палец. - «Да скажи ты что-нибудь!»
Из встроенного репродуктора донеслось шипение, затем спокойный голос Ивана произносит: «Дай киноаппарат».
Сапрун кричит стоящим внизу: «Киноаппарат! Где киноаппарат! Принесите!»
К площадке со всех ног мчится маленький Рощин, в его руке заветный серебристый ящичек с ручкой. Кто-то перехватывает камеру у лилипута, её передают из рук в руки, как мелочь в трамвае, пока она не достигает кабины космолёта. Сапрун кладет камеру на колени космонавту. Иван снимает перчатку и подаёт руку Сапруну.
- Прощай Федор, - прошипел динамик.
- Не прощай, а до скорого свидания Иван. - Сапрун коротко тряхнул протянутую ему руку, - аппарат надёжный. Сам ведь лететь собирался.
Ну, теперь, сразу дуй на верхотуру. На самую, самую верхотуру гони. Вот тебе, если залетаешься, скучно станет, - Сапрунов вкладывает в руку Ивана большую плитку шоколада. Это тебе от Нади.
Сапрун закрывает тяжелую дверь кабины. Трижды стучит в неё. Изнутри кабины щелкает замок и сама собой поворачивается ручка.

 Командный пункт. На стартовой установке готовая к взлёту ракета. Небо над ней расчистилось.
 По-прежнему кружат редкие снежинки.
На командном пункте Члены государственной комиссии, нарком обороны. Сапрун за пультом.
На стене главный рубильник. Мигают лампочки, дрожат индикаторные стрелки.
В уголке пристроился Рощин.
- Все приборы в норме, - докладывает Сапрун. - Разрешите взлёт.
- Взлет разрешаю. Командуйте, товарищ Сапрун.
Сапрун (в радиотрубу): « Всем отойти от ракеты. Даю старт. (В другую радиотрубу) Луна, приготовиться. Даю обратный отсчет: семь, шесть, пять, четыре, три два, один, старт!» - Сапрунов рушит рубильник вниз.
За стенами КП раздаётся сдержанный рёв, который внезапно переходит страшный грохот.
Рощин, сжав голову руками, забрался с ногами на стул.
Нарком обороны снял очки.
Сапрун не отпускает ручку рубильника, как будто собирается, если что, вернуть её назад, как пресловутый тормоз.
Ракета медленно пошла наверх. Грохот становится невыносимым.
Дрожат стены КП.
Ракета, неуклонно набирая скорость, ползёт по стартовым фермам.
Задев за выступ, ракета срывает с себя куски металлической обшивки.
Крики на КП.
Ракета проходит последнюю часть пусковой установки.
Видно, как сотрясается её разорванный корпус.
Покидая установку, ракета кренится, цепляет за выступ навигационными приборам - они сыплются вниз.
Будто освободившись от всего лишнего, ракета выпрямляется, соскакивает со стартовой установки и с воем уносится в небо.
Все смотрят на Сапруна. По впалым щекам его ползут красные пятна. Дрожащей рукой он ставит рубильник на место. Это бессмысленное движение как будто довершает общее разрушение: из КП видно, как тихо обваливаются фермы пусковой установки.
Из громкоговорителя доносится треск и шипение. Сапрун, словно очнувшись, бросается к переговорной трубе: «Луна, луна отвечайте! Ваня, ты жив? Луна, говори!»
«Земля, слышу вас. Продолжаю набор высоты. Приборы в но …» - шипение и треск заглушают последние слова космонавта. Через секунду наступает полная тишина.
«Ваня! Ваня, ты слышишь меня, Луна! Луна, ответьте земле. Луна… держись. Ваня, если ты слышишь меня, держись!!!…

Аэроплан, который мы видели в начале нашей истории, набирая скорость, тяжело отрывается от взлетной полосы. В воздухе он кажется изящнее и легче.
Заложив вираж в небе, пилот набирает высоту.
«Не так быстро, не гони, Иван», - шепчет инженер Сапрун, поднимая голову из травы.
Внезапно от аэроплана отделяется предмет - часть крыла - и, крутясь, как ненужная бумажка, устремляется к земле. Аэроплан сильно качнулся.
Разбрасывая части конструкции, он, вдруг свечой взмывает в небо.
Инженер приподнимается на локте.
Потерявший управление аэроплан несколько мгновений замирает в небесной голубизне, словно найдя в ней твердую опору, затем нерешительно, нехотя, словно размышляя, стоит ли терять то, что далось с таким трудом, начинает падать.
 Все уже бегут по полю к предполагаемому месту крушения, но вот аэроплан, будто желая поиграть с людьми в догонялки, принимается черным шмелём метаться над полем. Люди бегут то в одну сторону, то в другую.
Покалеченная машина внезапно теряет интерес к игре и, завалившись набок, вонзается в берёзовый перелесок.
 Сапрун хромая подбегает к месту падения. Подоспевшие раньше техники, уже извлекли из смятой кабины летчика и поспешно несут его прочь от чадящих останков аэроплана.
«Что, жив? Жив?» - задыхаясь от бега, орёт инженер. Техники осторожно сажают Ивана. Сапрун падает в траву.
 Они сидят рядом. Черное от копоти лицо Ивана. Он указывает на ботинок Сапруна: «Шнурок-то завяжи». Сапрун трясущимися руками, вяжет узел.
«Не горюй Федор. Ты не виноват. Турбулентность. Сделаешь новую машину».
Встают. Иван, опершись о Федора, и Федор, волочащий ушибленную ногу, бредут по аэродромному полю.

Приёмная наркома обороны. Заседание.
Члены государственной комиссии в полном составе. Среди них Сапрун, дико озираясь по сторонам, в мятом, когда-то дорогом костюме.
С председательского места встает нарком.
«Что же, товарищи, пора подвести итоги.
За стартом ракеты наблюдали здесь присутствующие члены Государственной комиссии… (пауза: налил в стакан из графина, выпил)… Ракета взлетела.
Но, по тому как она взлетела, мы все решили считать этот старт неудачным.
А космолётчика Варламова– погибшим».
Сапрун, глухо: «Тело не найдено. Я протестую … »
Нарком невозмутимо: « В связи с чем, мы решили засекретить имя капитана Варламова а также ваше имя, товарищ Сапрун и всю разработку по первому космическому полету в целом (отпивает из стакана, оборачивается к Сапруну). Все материалы, фотоснимки, чертежи ракеты и стартовой установки решено сдать в секретный архив НКВД СССР. И сжечь.
Все свободны, товарищи».
Члены Госкомиссии молча покидают приёмную.
Сапрун один остаётся на месте.
Нарком наполняет до краёв стакан и протягивает конструктору.
Тот молча принимает стакан и опрокидывает в рот. По его реакции – это водка. Нарком вновь наполняет стакан, выпивает сам.


Кадры «кинохроники» космического путешествия Варламова.
Сквозь пятна и царапины проступает шар Земли.
Он стремительно увеличивается и скоро заполняет собой весь кадр.
Видны океаны, материки. Облаков почти нет.
Кадр дрожит. Картинку искажает рвущееся сбоку пламя. Вскоре весь экран объят огнем.
Экран проясняется. Мы видим стропы парашюта и край его купола. Затем стропы внезапно обрываются. Комок парашюта исчезает вдали. Совсем близко земля, поле с чилийскими крестьянами. Картинка резко прыгает. Обрыв.
 Во время хроники как бы двадцать пятым кадром мы видим плечи и голову английского профессора, который просматривает эти материалы.



КОСМИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ
КАПИТАНА ГУЛЛИВЕРА

Часть вторая

Возвращение.

 Ночь. Отброшенный взрывной волной на многие метры от своей ракеты, капитан Иван Сергеевич Варламов приходит в себя. Сквозь разбитое стекло гермошлема на него глядит черное чилийское небо.
Пошевелив рукой, он проводит рукой по остаткам разорванного в клочья комбинезона.
Рука натыкается на клапан кармана и вынимает уцелевшую плитку шоколада. Отломив полплитки, Варламов подносит к разбитому окошку шлема и роняет шоколад в рот. Он ест шоколад и глядит в небо.

 По полю бредёт Иван, волоча за собой лохмотья космического костюма.
Чудом ему удалось избавиться от шлема, и теперь мы видим глубокие раны на голове и лице космонавта.
 В глазах его нельзя прочитать никаких чувств. Только почему-то зрачки его глаз кажутся разными. Один больше, другой меньше и темней.

 Катит телега чилийского крестьянина. Иван лежит на подстилке из тростника. Крестьянин идет рядом с телегой, что-то быстро говорит по-испански Ивану.
Тот смотрит в небо разными глазами и, кажется, ничего не слышит.

 Белая комната в крестьянском доме. Приглашенный крестьянином знахарь осматривает раны Ивана и молча качает головой.

 Жена крестьянина Монна, ритмично раскачиваясь, бубнит молитвы перед соломенным ложем Ивана.

 Дети Монны, пользуясь отсутствием взрослых, своими детскими пальчиками приоткрывают смеженные веки Ивана. На них глядят разные зрачки: один черный, другой голубой.

 Первая прогулка Ивана по крестьянскому двору. Опираясь на обломок весла, как на посох, падший ангел делает несколько шагов по усыпанной соломенной крошкой растрескавшейся земле. Падает. Небо глядит в его глаза. Но его глаза не видят неба. Или видят его, но по-разному: черное и голубое.
 
Черно-белые кадры. В стильном костюме, с гвоздикой в петлице, Иван наклоняется к Наде. Девушка поднимается на цыпочки и шепчет на ухо Ивану. Тот смеётся и, глядя в её лицо, с накрашенными сердечком губками, лохматит уложенную буклями прическу.
 Маленький человечек подбегает к ним с двумя стаканчиками мороженого.
В стаканчики предусмотрительно воткнуты деревянные палочки.

 Иван встает. Подбирает весло. Уходит со двора чилийского крестьянина через покосившиеся ворота. Впереди сухое скошенное поле. Над Иваном кружат птицы.
 
Берег океана.
Иван подходит к воде. Набегающая волна омывает его исхудавшие щиколотки.
Следы босых ног на песке теряются вдали. Их смывают волны.

Полинезия. Пристань.
Иван тянет корзину с копром. Местные грузчики полинезийцы оживлённо обсуждают его пересеченную глубокими свежими шрамами обнаженную спину. Мулатка, с подобной же корзиной на голове, о чем-то расспрашивает его, идя рядом.
Иван ставит корзину в телегу, смотрит на мулатку. Её обнаженная грудь едва перехвачена повязкой.
Он снимает корзину с её головы, ставит рядом со своей. И бредет к пристани за новой поклажей. Мулатка бежит за ним. Иван останавливается. Мулатка становится перед ним на колени и завязывает шнурок на его развалившемся ботинке.

Хижина на острове Полинезия. Доска, с надписью «POST. NYKY CHIVA». Почтовый служащий в кителе, однако без брюк, в одной повязке, курит сигару в плетеной качалке. Иван подает ему смятую десятифранковую бумажку. - Мистер? –вопрошает его почтовый служащий.
- Телеграмма, депеша. В Москву. В воинскую часть шестнадцать – четыреста пятьдесят. В СССР, - проговаривает Иван так, будто языком волочит тяжелую корзину с копром.
Они поднимаются в хижину, крытую листьями пальм. С трудом попадая стальным пером в чернильницу, Иван царапает на телеграфном бланке заветные слова:
 «МОСКВА. В/Ч 16 – 450 Капитан Варламов. Космолетчик из СССР».
И ниже:
«Наркому обороны СССР».
Еще ниже.
«Задание Советской Родины выполнил. Космический полет завершил успешно.
Капитан Варламов».

Почтовый служащий стучит по конторке, за которой стоит Иван. Тыкает в бланк и кричит «Нот андерстенд. Па компром». Иван сует ему бланк.
«Моск-ва», - произносит он по слогам. «Я, - показывает он пальцем на крышу хижины, - Мо-с-к-ва». Вынимает из ботинка еще одну десятифранковую бумажку и вкладывает её в руку почтового служащего. Уходит.
Служащий провожает полным сострадания взглядом его изуродованную шрамами спину, вздыхает, разглаживает обе купюры, тщательно складывает пополам и прячет обе в нагрудный карман форменного кителя.
«Мак-сава!», - восклицает он и машет рукой возле уха. «Абьенту!»

Полинезийка на берегу океана плюёт на открывшуюся рану на бедре Ивана, накладывает пальмовый лист и перевязывает снятой с себя нагрудной повязкой.
Иван гладит её по волосам. Полинезийка целует его руку. Заглядывает в его разные глаза.
 
………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………

Большой пароход у пристани. Иван тащит по трапу корзину с копром.
Ступив на палубу парохода, он оглядывается и прячется под затянутую брезентом спасательную шлюпку.

Пароход в море. Иван выглядывает из-под шлюпки. Над ним проносятся летучие рыбы. Одна из них падает на палубу. Иван подбирает рыбку. Раздирает тушку пополам и съедает.

(Встреча с профессором Ивановым. Иванов возвращается из Африки в МОСКВУ. Он везет с собой самку гориллы, которую ему удалось оплодотворить при помощи некоего аборигена. Это была экспедиция, по сбору «материала», для создания «идеального солдата» для Родины. Профессор, выгуливая по палубе парохода гориллу, обнаруживает Ивана.
Подкармливает Ивана, принимая его за одного из бродяг. Относится к Ивану примерно так же, как горилле.
Но Иван вдруг заговорил.
Профессор зовет его с собой и предлагает ему принять участие в опытах по созданию «идеального солдата».
Когда Иван понимает, что от него требуется, он бежит от профессора Иванова.
Кстати, профессор – тоже реальный персонаж. Только экспедиция была в 1928 году.
И оплодотворённая горилла, не вынеся тягот морского путешествия, издохла.)
 
Порт Гон-Конг.
Шатаясь, из-под брезента выходит Иван.
Матросы и пассажиры шарахаются в сторону при виде изрезанного шрамами голого человека. Иван настолько худ и изможден, что, не удержавшись, падает с трапа в воду.
Его подбирает полиция порта.
В полицейском участке Иван твердит два слова. «Москва. СССР»
«Масакава», «Сэр», - повторяет офицер полиции.
Ивана все же отправляют в английский благотворительный госпиталь для неимущих.

…………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………..


Иван бредет по узким улочкам. Мимо снуют люди с плоскими желтыми лицами.
Дорога вьется среди рисовых полей.
Волоча за собой тележку с поклажей, Иван глядит прямо перед собой. Навстречу едет автомобиль. Не доезжая с десяток метров, автомобиль глохнет. Шофер с плоским желтым лицом раскрывает капот и тыкает пальцем в мотор. Мотор парит.
Из открытого автомобиля выходит пассажир – господинчик в белом мятом костюме. Он мочится на обочину. Подойдя к китайцу шоферу, он смотрит на его возню с мотором.
«Что, хлебный мякиш, магнето полетело? Дай сюда!» - Оттолкнув китайца, он засучивает рукава и лезет под капот.
Иван подходит ближе. «Ну-ка, дуй сюда» - не глядя, протягивает он длинную трубку. Иван берет у него трубку и дует в неё. Потом, заглянув в мотор, произносит: «Это не магнето. Радиатор прохудился, надо пластырь наложить».
«Да что там радиатор, тут вся диспозиция на хрен накрылась… - и с изумлением глядя на Ивана, - ты кто такой? По-русски разумеешь?»
«Я русский, - твердо отвечает Иван. - Из Москвы».

…………………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………………..

Пекин.
Европейский ресторанчик. За столиком Иван в пиджаке и брюках, которые ему сильно малы. Напротив господинчик.
 «Тебе повезло, Иван, что я из третьего спецотдела НКВД. Если бы я был из первого, я бы тебя – к стенке, и без разговоров»
Иван смотрит на него разными глазами и из-за глубокого шрама на щеке кажется, что по лицу его бродит улыбка.
«О тебе я так доложу – объект номер 497, не способен указать даже место своего рождения. Состояние его здоровья не даёт оснований полагаться на данные им показания. «Объект» нуждается в длительном стационарном лечении. Понял? Вот так я доложу. Лучше, Ваня, ты слышишь меня, Иван (оглядывается, шепчет) скройся, убеги от меня, слышь, Иван, для своей же пользы. Может ты и космолетчик, да стране, брат, сейчас не до тебя. Нет родине до тебя дела. Ты же не хочешь, чтоб тебя за твоё же геройство к стенке –– и пах. Давай, Ваня. Забудь меня, и весь этот нерушимый союз батраков и прачек».

Иван исхудалой рукой тянется к горлу господинчика. «Но, но В-ваня! Ваня», - бьет его в живот.
 Обтирает губы салфеткой, господин-товарищ поспешно уходит, но возвращается на секунду, чтобы бросить на стол смятую купюру в две тысячи юаней.
Обмякший кулём Иван. Официант-китаец подбирает бумажку, трясет Ивана за плечо. Отсчитывает сдачу, засовывает бесчувственному Ивану в карман пиджака, ведет его к выходу из ресторана, сажает в коляску рикши. Что-то быстро говорит рикше. Рикша трогает и увозит Ивана по крутым Пекинским улочкам.

Веселый квартал Пекина. Рикша останавливает коляску возле дома с горящим красным фонарём. Вынимает из коляски едва передвигающего ноги Ивана, сажает его перед дверью, дергает за колокольчик.
Выходит украшенная нарядным бантом китаянка с набеленным лицом.
Рикша что-то быстро говорит ей. Вдвоем они затаскивают Ивана в дом.
Рикша вынимает из кармана Ивана деньги, отсчитывает три бумажки, остальное снова сует ему в пиджак, кланяется проститутке и спешно выбегает.

…………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………...

Август. 1939 год. Река Халхин Гол. Мутное течение, перерезанное порогами.
Обрывистый берег правой стороны и отлогий песчаный слева. Слышатся далёкие разрывы снарядов. Траншея советских укреплений над обрывом.
С ветками на голове командир и рядом с ним пулеметчик. Командир подносит к глазам полевой бинокль, всматривается в противоположный берег.
Там наметилось некоторое движение. Раскрашенный маскировочными пятнами армейский грузовик подвез пушку. Из кузова высыпал японский орудийный расчет. Отцепили пушку. Сгрузили ящики со снарядами. Грузовик уехал. Вокруг орудия хлопочут солдаты. Разворачивают пушку стволом к противоположному берегу, где располагаются части советской армии.
«Перебить бы их сейчас, - равнодушно говорит пулеметчик, разглядывая приготовления монгольских солдат, - да жаль, пулей не достать».
«Перебьём, успеем. Отдыхай пока, - отвечает командир, ведя биноклем вдоль противоположного берега. Взгляд его останавливает голова, торчащая из воды примерно посередине реки.
«Глянь, утопленник»
«А ну что? – равнодушно замечает боец, – да их тут теперь как грязи».
«Живой, кажется. За доску держится. Ближе подплывет, узнаем, наш или монгол».
Человек, борющийся с течением, очевидно, греб к правому, советскому берегу.
«Белобрысый, - вглядывается командир. - К нам подгребает».
Пулеметчик заинтересованно приподнимает голову.
«Не успеет. Японцы раньше заметят, огонь откроют»

На том берегу и впрямь замечают пловца.
Кричат. Потом принимаются стрелять.
Пловец энергичней гребет к правому берегу.
«Ну-ка, отвлеки!» – велит командир.
«Все одно, не достать».
«Да ты из винтовки. Сам же хотел их пострелять».
Пулеметчик отставляет в сторону пулемет, берет у бойца, дымящего казбеком в окопе, винтовку. Прицеливается в одного из японских солдат, стреляет. Солдат катится по земле.
«Смотри, попал», - изумился боец.
Японцы сгрудились вокруг раненого. Их командир что-то кричит, показывая рукой на противоположный берег. Заряжают орудие.
«Заметили», - отмечает командир.
«Просто знают, что мы здесь окопались. Их самолет над нами летал. Разведчик.
Пушку-то чего приволокли!».
«Ну-ка, стрельни ещё разок».
Боец стреляет. На противоположном берегу падает ещё один японский солдат.
«Ты прям Ворошиловский стрелок!»
«Рад стараться, товарищ командир!»
Метрах в 40 разрывается снаряд, сорвав изрядный кусок обрывистого берега. Командир и боец скатываются в окоп, прикрывая голову руками. Боец стаскивает в окоп пулемет.

Вцепившись в доску, Иван гребет, что есть силы к обрывистому берегу,
но быстрое течение его сносит. Вот он поравнялся с боевым монгольским расчетом.
Японские солдаты, занятые войной, видимо, забыли про пловца.
Ивана прибивает к берегу. Он силится выйти из воды, но не позволяет течение и обрывистые берега. Над его головой идет бой.
Иван цепляется за подмытый корень арчи.
Чьи-то сильные руки вынимают его из реки и втаскивают в заросли.

Советский блиндаж. Иван, ссутулившись, стоит перед красным командиром. Одежда, облепившая истощенное тело, ему явно мала.
На корточках, с планшетом на коленях примостился очкастый красноармеец, держа наготове зачиненный карандаш.
«Повторите, все, что вы сейчас рассказали. Я должен записать ваши показания», - командир хмуро изучает взглядом «утопленника».
Спина Ивана распрямляется, вдруг обнаруживая знакомство с военной выправкой.
Он силится четко выговорить: «Есть!
Я, гвардии капитан Варламов, воинская часть шестнадцать четыреста пятьдесят. Выполняя задание Родины, совершил полёт в открытое космическое пространство. Мной велась киносъемка на протяжении всего полета.
На расстоянии прямой видимости от поверхности планеты Луна, я вынужден был повернуть назад, так как на старте ракета была повреждена и произошла утечка дыхательной смеси. Воздуха оставалось часов на шесть.
При входе в атмосферу Земли, ракета вышла из повиновения. Вместо предполагаемого места посадки в районе Советского Туркестана, ракета упала в район … Чили. При падении на землю ракета разбилась.
Но я остался жить, благодаря особо прочной конструкции жилого отсека, созданной конструктором, товарищем Сапруном.
Я прошу доложить наркому обороны, что полет завершен».
 «Где же кинопленка?» – дрогнувшим голосом спрашивает комдив.
Взгляд Ивана на мгновение становится осмысленным. Но тут же гаснет.
«Полет … прошел успешно. Пленка в ракете. Ракета сгорела»
Не закончив фразу, Варламов обмяк, взгляд его поплыл.
Комдив наливает из походной фляжки в кружку:
«На вот, выпей, капитан»
Иван, пьет, отшатывается и падает на земляной пол блиндажа.

……………………………………………………………………

Москва, палата военного госпиталя НКВД.
Лежащий в койке Иван Варламов. Худые, костистые руки, все в язвах и шрамах, поверх серого одеяла.
Взгляд разных глаз устремлен в пустоту потолка. В палате ещё двое раненых.

Входит медсестра: «четыреста девяносто седьмой, на электропроцедуры!»
Иван медленно встаёт, надевает висящий на вешалке чужой серый халат. Выходит из палаты, идет по высокому больничному коридору.
В конце коридора из окна бьёт солнечный свет.
 
Процедурный кабинет.
Аппараты, провода и кушетка, застеленная рыжей клеёнкой.
Спиной к двери, с врачом тихо переговаривается нарком обороны.
Входит Иван. Медсестра укладывает его на кушетку. Ремнями схватывает ему локти, колени, лодыжки. Вдобавок укрывает смоченной в физрастворе простыней. Подкатывает аппарат электротерапии, закрепляет на голове, запястьях и щиколотках пациента электроды.
Иван неподвижно глядит в потолок.
Не прерывая беседы, нарком оборачивается.
Иван похож огромного спеленутого младенца. Нарком подходит ближе, наклоняется, чтобы перехватить его устремленный в пустоту взгляд.
Не повышая голоса, врач обращается к наркому: «вот видите, он вас не узнает, товарищ нарком. Полная амнезия после черепно-мозговой травмы.
Возможны галлюцинации».
Зрачок в зрачок смотрят друг на друга нарком и Иван.
Губы Ивана дрогнули. Нарком пригибается, чтобы лучше расслышать.
Иван с трудом пытается что-то сказать. Он шепчет (или ему кажется?):
«… задание Родины выполнено. Космический полет заверше…» Медицинский работник включает прибор. Тело Ивана изгибается дугой, взгляд стекленеет.
«Постойте, - приказывает нарком. Сестра отключает прибор. Нарком - Ивану, распростертому перед ним: «Где вы приземлились? Вы помните? Вы слышите меня? Помните, где и как произошла посадка?»

Обрывки черно-белой киноленты: стремительно приближающаяся земля, пламя в иллюминаторе… Рощин, Иван и Сапрун, по очереди снимающие друг друга на плёнку на заводе.… Групповой портрет перед заводской стеной.

« Где Федор? Рощин где?» - едва шевелит губами Иван.
Нарком распрямляется, дает отмашку, сестра вновь включает прибор.
…………………………………………………………………………….
…………………………………………………………………………….

Ташкент. 1940-й год.
Цирк лилипутов.
Рощин в синей униформе с золотыми полосками, сбрызгивает опилки арены из непомерной для его роста садовой лейки. Готовит цирк следующему выступлению.
 Под куполом цирка тренируется на трапеции женщина - лилипутка в обтягивающем костюме с блёстками. Рощин глядит на неё. Из лейки натекает лужа.
Выход на арену украшает бархатный расшитый занавес.
Лилипут подходит к нему и открывает, дергая за верёвку. За занавесом стоит Иван. Он смотрит прямо перед собой. Рощин обходит его вокруг, как Эйфелеву башню, потом становится сзади и резким голосом кричит: «Гражданин!»
Иван медленно оборачивается. Опускает взгляд вниз.
«Иван Сергеич! Товарищ Варламов,- бормочет лилипут. – Как же так? - Иван садится перед лилипутом на корточки. «Задание Родины я выполнил, - шепчет он, - здравствуй Валентин». - «Иван Сергеич! А я женился» - «Валентин, я – объект номер 497, ушел из больницы. Меня лечат электропроцедурами, чтобы я всё забыл. Но я помню. У них не получилось», - Иван смотрит на Рощина двумя разными глазами.
Рощин берет его за руку, жмет её,
- Иван Сергеич ты был там? В безвоздушном пространстве?
- да, был
- что, что же ты там видел?
- я видел Землю
- землю, - разочарованно повторяет карлик
- да, Землю.
- Ну а ещё? Что там над землей?
- ничего.
- ничего совсем?
- совсем
- правда?
- я вел киносъемку все время, сколько летел.
- а луна, ты близко её видел?
- близко. Казалось, как тебя сейчас.
(голоса узбеков, заполняющих зал)
- а что луна?
- Луна круглая, на ней есть пятна.
- пятна
- пятна, как будто лужи. Потом я упал на землю, в Чили. Чуть не разбился. ракета вдребезги. А где Федор?
- Сапрун?
- Конструктор, Федор Федорович.
Рощин: (шепотом)
- я ничего о нем не знаю. Правда ничего.
Иван встаёт.
- прощай Валентин.
- постой Иван! (хочет удержать, хватает Ивана за руку) Я тебя с женой познакомлю! А где ты сейчас?
- нигде.
- послушай. Не уходи. Посиди тут. После выступления мы поговорим
- о чем?
- посидим, выпьем… Жена оладьи пожарит.

 Представление бродячего цирка лилипутов.
Иван сидит на ящике и смотрит сквозь щель занавеса на цирковое представление. Его трогает за плечо директор цирка:
«Нам нужен Гулливер. Это совсем не сложная роль. Мы готовы взять вас на работу».
Иван поворачивает голову. Директор продолжает, ведя его за локоть по цирковому коридору: «От нас ушел артист миманса. Вы, товарищ, можете его заменить. Роль несложная, но требует внимания. И реакции. Алле!» – директор подбрасывает спичечный коробок. Иван ловит его на лету.
«Превосходно! Считайте, что зачислены в труппу. Вы отныне Гулливер.
Это будет ваш псевдоним», - директор протягивает ему руку: «Толстой Федор Федорович, директор». – Кстати, как ваше имя-отчество?».
Ивана протягивает руку, в которой зажат спичечный коробок, разжимает ладонь. На ладони спичечный коробок. На этикетке изображен самолетик и призыв: «все в ОСОАВИАХИМ. Главспички»
 «Гулливер», - отвечает Иван. Чиркает спичкой. Глядит на пламя. Под его взглядом пламя превращается в светящийся шарик.
Иван улыбается.

Черно-белые кадры космической хроники.
Улыбающееся лицо Ивана сквозь стекло гермошлема.
В руке Ивана в черной перчатке горит спичка. Пламя на кончике спички необычное – в виде шарика.
Квадратный иллюминатор, в котором сияют, не мигая звёзды.
Иван подносит спичку к иллюминатору.
Спичка ярко горит среди звезд.
Экран гаснет.
Голова профессор физики Британского королевского научного общества, которая занимала в кадрах кинохроники край экрана, поворачивается лицом к зрителю.
«То, что вы сейчас видели, уважаемые господа, члены научного совета, это та плёнка, которую мы извлекли из герметично закрытого киноаппарата, найденного на месте падения небесного тела. Как мы убедились, космический аппарат был обитаемым. Судьба космонавта не известна. Вероятнее всего он погиб при ударе о землю или попросту сгорел, при прохождении сквозь плотные слои атмосферы. Я предлагаю почтить память неизвестного героя, первого космонавта Земли…».
В зале вспыхивает свет. Несколько человек, присутствующих на просмотре, поднимаются со своих мест.

……………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………….

Представление цирка лилипутов. На арене Гулливер – Иван.
Он в парике и зеленом бархатном камзоле с потертыми локтями.
Позолоченные пуговицы на обшлагах.
Лилипут в треуголке обходит арену.
«А теперь, - кричит лилипут Гулливеру, - посмотрим, какой ты сильный!»
«Подними для начала мою лошадь и мой экипаж!» - щелкает бичом.
На арену выезжает крошечная позолоченная карета, в которую запряжена
в качестве лошадки, собачка Адельма.
Гулливер, широко расставляет ноги, повозка проезжает у него между ног. Гулливер идет и «лошадка» объезжает его ноги.
Гулливер подхватывает карету вместе с собачкой и поднимает её высоко над собой.
«Да, ты сильный Гулливер! А можешь ли ты…!» - кричит лилипут, но Иван не даёт ему договорить и поднимает над собой лилипута.

В луче света посредине цирковой арены стоит Иван, держа над головой маленького Рощина и Адельму. Рощин снимает треуголку и машет ею над головой.
Над ними высокий купол, усеянный разноцветными огнями цирковых софитов.

Цвет уходит, возвращается черно-белый кадр.
Медленно гаснут прожектора, уменьшаясь до
размеров маленьких звездочек.







***

ЗЕМЛЯ ВСЕГДА ПОД НОГАМИ,
А НЕБО ВСЕГДА НАД ГОЛОВОЙ.

КРУЖИТСЯ ГОЛОВА – КРУЖИТСЯ ЗЕМЛЯ
И КРУЖИТСЯ НЕБО.
КОГДА НЕБО ПАДАЕТ НА ЗЕМЛЮ ЗАМЕРТВО
И – РАЗБИВАЕТСЯ НА МНОЖЕСТВО КУСКОВ –
НИ ОДНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ГОЛОВЕ НЕ ПОД СИЛУ
СЛОЖИТЬ ОСКОЛКИ ТАК,
ЧТОБЫ ВНОВЬ ОБРАЗОВАЛАСЬ СФЕРА НЕБА.
НО МОЖНО СПРЯТАТЬСЯ ПОД ОБЛОМКАМИ –
КАК ПРЯЧЕТСЯ ПОТЕРПЕВШИЙ КРУШЕНИЕ И –
 
ПОПРОСИТЬ У НЕБА ПРОЩЕНИЯ

***






24 августа 2004 г.
Санкт-Петербург
г.Пушкин
Тел (812) 470 4305
 +7 901 306 16 03
andre_sev@mail.ru