698
Я н в а р ь 2 0 0 3 г.
8 января 2003 г., Мурманск
Новый, 2003-й год – год наших с Сашулей шестидесятилетий (!), если будем живы, - мы встречали с её мамой в компании соседей - Анны Ильиничны и Ивана Ефимовича, помоложе Антонины Дмитриевны, но ненамного.
Сидели за праздничным столом недолго, тем более, что погас свет и с ним телевизор, хорошо, что пара свечей была наготове, а одна уже была зажжена. Накануне, после сильных морозов резко потеплело, а в новогоднюю ночь опять похолодало до минус тридцати градусов. Возможно, от этого плюс переживания по поводу предстоящей транспортировки тёщи на Север у меня небывало высоко скакнуло давление (за двести на сто двадцать), так что меня качало даже, пришлось срочно бежать в аптеку, ибо с собой был только медленно действующий эналаприл.
Давление я сбил нифедипином, но чувствовал себя хреново, а тут Лида, соседка – мать Лёвы пришла, по душам поговорить, на Лёву пожаловаться, на высокомерие его, грех гордыни обуял, мать не слушает, школу бросил, к компьютеру прилип... Лида, наверное, надеялась, что я ещё с Лёвой поговорю, как-то на него повлияю. Но у меня не было для этого ни сил, ни времени, а ей я отсоветовал на Лёву давить, и тем более лишать его компьютера, как Лида уже намеревалась.
- Парень он неглупый, должен сам всё понять. А к родительскому давлению в таком возрасте ребята очень болезненно относятся, только хуже сделаете…
К пяти часам вечера вещи были уложены, и я начал попытки вызвать такси по телефону. Соединиться, однако, никак не удавалось, что очень разволновало маму. Пришлось мне идти самому в таксопарк, благо он тут неподалёку, откуда я и вернулся уже с машиной. Иван Ефимович проводил нас до вокзала, где мы сели на как раз отходивший автобус на Москву и к десяти вечера были уже в столице, у Курского вокзала. С помощью метро (при том, что мама на улицу-то вообще первый раз выбралась за полтора месяца после инсульта) перебрались на Ленинградский вокзал, где просидели часа полтора в окружении как нормальных пассажиров, так и явных бомжей впечатляющего вида, поужинали там, а в полночь погрузились в поезд.
Ехали прекрасно. Мама почти всю дорогу спала. Я учил французский и читал Ходасевича о Державине, Сашуля дочитывала Б.Акунина. На четвёртую (верхнюю) полку в нашем купе утром поселился и целый день там проспал молодой человек из большой компании туристов, высадившейся в Медвежьегорске, где температура воздуха некстати для них опустилась ниже сорока градусов, а потом произошли какие-то аварии с теплосетями (по ТВ об этом сообщали), и как там эти туристы отдыхали – нетрудно вообразить. В вагоне же было тепло на удивление.
В Мурманске мы на такси доехали до дома, где в наше отсутствие установили домофон, так что пришлось соседа Федю беспокоить, чтобы открыл нам входную дверь подъезда. Я загрузил вещи, Сашулю и маму в лифт и на том же такси отправился на кафедру принимать зачёт у программистов. Перевоз тёщи в Мурманск состоялся.
Мы поселили маму в свою спальную комнату, а сами перебрались в гостиную. Дома было тепло, а на улице температура воздуха понизилась от минус 15 в момент нашего прибытия до минус 30 к Рождеству, которое мы встретили в компании с Татьяной Хвиюзовой, отметившей заодно c нами ещё раз и своё недавно прошедшее 65-летие. Мама, тьфу-тьфу, чувствует себя хорошо.
9 января 2003 г.
Вчера дозвонился, наконец, до Елены Владимировны Хомутовой, редактора отдела прозы «Знамени», у которой в сентябре оставил первую часть (1939-1969 г.г.) своих «Записок». О судьбе последних я не без трепета и спросил.
Ответ, увы, был неутешительным.
- Простите, пожалуйста, за задержку – конец года, сами понимаете. К сожалению, не могу Вас порадовать: скорее всего это не подойдёт нам. По фактуре это очень интересно, но исполнение… Впрочем, позвоните, пожалуйста, в конце месяца, я смогу дать окончательный ответ.
Я, в свою очередь, посетовал, что не оставил никаких комментариев к «Запискам» и выяснил, что в Интернет посмотреть продолжение Елена Владимировна не заглядывала. Боюсь, что и оставленный распечатанный текст она весь не прочитала. Это значит, что не увлеклась чтением моего шедевра.
Ну, что поделаешь? Исполнение надо улучшать. Этим в любом случае стоит заниматься.
Моё письмо Елене Владимировне Хомутовой от 17 января 2002 г.
Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Владимировна!
Не сочтите, ради Бога, за назойливость, но я обращаюсь Вам по поводу моих «Записок рыболова-любителя»», невзирая даже на то, что Вы по телефону меня уже подготовили морально к Вашему в целом отрицательному отзыву о них («Интересно по фактуре, но исполнение…», не помню сейчас точно, как Вы его охарактеризовали, но ясно, что оно неудовлетворительно, на Ваш взгляд).
В то же время Вы просили меня связаться с Вами по поводу «Записок» в конце месяца. Это позволяет надеяться, что окончательное решение Вами пока не принято, возможно, потому, что Вы ещё не дочитали до конца ту первую часть «Записок», которую я оставил у Вас. Поэтому я хотел бы дать некоторые пояснения, которые в спешке нашей короткой встречи в сентябре не успел или не сумел сделать.
Главная моя ошибка, как мне кажется, состояла в том, что я не выбрал сам, что следует прочитать для начала, для затравки, так сказать, чтобы заинтересовать Вас, а вывалил объёмистую рукопись, заведомо неприемлемую в качестве журнального варианта, вынуждая Вас, таким образом, читать всё подряд непонятно чего ради.
Попробую, хоть и запоздало, если не исправить эту ошибку, то хоть как-то скорректировать её последствия.
Наверное, следовало бы предложить Вам начать чтение с глав 73-75, относящихся к лету 1968-го года – времени вторжения в Чехословакию, и продолжить далее с главы 78-й (это уже начало 1969 года) по 81-ю – описание моих визитов к Лужбину, первой истории с выборами (их у меня много потом ещё будет) и бегства из Ладушкина. И, пожалуй, на этом следовало бы остановиться.
Если этот отрывок не годится для «Знамени» - либо по содержанию, либо по исполнению, то, наверное, и остальное не намного лучше с точки зрения журнала.
Кстати, об исполнении.
Не в качестве оправдания, а просто ремарка: «Записки» ведь не беллетристика, а мемуары, описывающие подлинные события, происходившие с людьми, фигурирующими под их подлинными именами и фамилиями.
Они пишутся уже более двадцати лет, в течение которых менялись и сам автор, и его стиль. К тому же я не писатель, а физик, учёный и педагог. Писать отчёты о проделанной работе – одна из моих профессиональных обязанностей. В некотором смысле «Записки» это тоже отчёт - о моём участии в событиях, происходивших в переломный для нашей страны период перехода от почти построенного коммунизма к дикому капитализму в смеси с возрождённым чекизмом, от повального атеизма к не менее повальному православию; отчёт, написанный из внутренней потребности, превратившейся постепенно в чувство долга, обязанности – запомнить, сохранить, рассказать.
Вот это чувство долга и заставляет меня беспокоить Вас.
Возвращаясь к содержанию «Записок», признаю вторую мою ошибку: я не указал точно полный их объём. К настоящему времени он составляет около 700 (семьсот) глав, охватывающих период от 1939 года вплоть до текущего момента, тогда как у Вас я оставил только первые 90 глав. Я просто побоялся Вам в этом признаться, прекрасно понимая, что такими объёмами только напугать можно («Неужели он полагает, что кто-то в состоянии всё это прочитать?»). Но я, разумеется, и не думаю (пока), о публикации всех «Записок» за пределами Интернета (а в Интернете 595 глав с фотоиллюстрациями уже размещены).
На мой взгляд, самое ценное в «Записках» - это моя переписка с Димой Ивлиевым - одним из действующих лиц первой части, впоследствии ставшим отцом Ианнуарием. Да и описание «похода за демократию» в конце 80-х годов заслуживает внимания хотя бы тем, что в числе участников описываемых событий появляются такие небезызвестные личности как Александр Оболенский (нардеп СССР, выдвинувший себя в качестве альтернативного Горбачёву кандидата на выборах Президента СССР), Вячеслав Игрунов, Валерия Новодворская.
А история создания моего главного творения – математической модели околоземной среды для прогноза «космической погоды»? Неужели такие вещи так уж никого и не интересуют? Или о них может рассказать кто-то другой?
Но – и это третья моя ошибка – вместо того, чтобы оставить Вам, к примеру, кусочек упомянутой переписки с отцом Ианнуарием, я сослался на свой сайт в Интернете, где можно найти её всю. Каюсь, что это было, как минимум невежливо, и прошу у Вас прощения. Хочешь заинтересовать – распечатай отрывок и положи на стол, а не отсылай к не очень пока ещё удобным и совершенным техническим средствам. Я и сам не люблю читать с экрана, а предпочитаю печатный (на бумаге или, как ныне говорят, на бумажном носителе информации) текст.
Не смея более утомлять Вас, резюмирую своё послание.
1) Не читайте, пожалуйста, всё подряд, а прочтите сначала главы 73-75, 78-81.
2) Если интерес к «Запискам» после этого всё равно не появится, то и не читайте дальше.
3) А если появится, сообщите – если это не очень Вас затруднит - мне любым удобным для Вас способом (по e-mail или по телефону), чтобы я выслал Вам распечатанные отрывки из последующих глав «Записок», краткое содержание которых имеется у Вас в «Путеводителе по «Запискам рыболова-любителя».
4) Если же Ваше мнение будет не вполне определённым (с одной стороны – интересно, с другой стороны – качество письма неважное или что другое), то, может быть, стоит показать кусочки «Записок» ещё кому-нибудь, например, Наталье Борисовне Ивановой?
Остаюсь с глубоким убеждением, что в «Записках» есть немало увлекательного для читателей «Знамени» (целый сериал, осмелюсь уверить, ибо некоторые герои «проживают» в «Записках» по сорок и более лет – те же Дима Ивлиев и Слава Ляцкий), осталось только извлечь из «Записок» именно увлекательное. Я бы с удовольствием этим занялся, если бы мне сказали: интересно то-то и то-то, но объём не должен превышать такого-то количества знаков или страниц. Или исполнение нужно улучшить – убрать длинноты, повторы, излишний пафос и т.п.
Искренне Ваш
Александр Андреевич Намгаладзе
Телефоны: рабочий (8152)45 71 25, домашний (8152)26 25 66
e-mail: namgaladze@mstu.edu.ru
Моё письмо детям от 17 января 2003 г.
Здравствуйте, все!
Простите, что давно не писал – отчёт для РФФИ, сессия, дэдлайн для тезисов докладов к Апатитскому семинару, то да сё, времени совсем не было.
Начну с поездки во Владимир после успешной защиты Олега Мартыненко (который, между прочим, до сих пор в Мурманске не появился, хотя у него командировка по 15-е число, и моё командировочное удостоверение у него осталось, отчитаться не могу).
Состояние бабули Тони я нашёл вполне приемлемым для её перевозки в Мурманск, как того мама Сашуля и хотела, а уж если везти, то лучше сейчас, чтобы ехать втроём, тем более что холодюга во Владимире и на улице, и дома была посильнее, чем в Мурманске. Все прочие варианты утопичны, по крайней мере, на ближайшие месяцы.
Доехали мы прекрасно. Во Владимире на такси до вокзала, оттуда до Москвы на автобусе, там с Курского на Ленинградский на метро сумели перебраться с бабулей и вещами, а в поезде ехали в купе большую часть пути втроём, причём бабуля почти всё время спала, мама читала Б.Акунина «Внеклассное чтение», мною купленное, а я занимался французским языком – последнее хобби: когда-то ведь начинал, решил теперь довести до конца хотя бы в первом приближении.
Дома у нас, слава Богу, тепло, не сравнить со Владимиром, горячая вода идёт с хорошим напором, не то что там, а морозы под тридцать градусов держались всего дня три, затем температура постепенно повышалась и дошла сегодня до минус семи градусов. Наверное, сегодня и солнце уже выглядывало, но я этот момент прозевал у себя в кабинете.
Бабуля чувствует себя неплохо, может почистить картошку, убрать постель, помыть посуду, просит работы для себя, но очень расстраивается (до слёз), что не может читать и цифры на часах забыла, как называются. Нас она понимает, мы её не всегда. Спонтанно в её речи проскакивают отдельные правильные слова и даже словосочетания, но когда она хочет что-то сказать, объяснить, у неё не получается. Сегодня мама ей оставила работу – распускать свитер.
В ПГИ мама перешла на полставки, появляется там с 11-ти до 15-ти часов.
В прошлое воскресенье мы с ней неплохо покатались на лыжах (мороз был 13 градусов). Временами идёт снег, и я его разгребаю у гаража, но чаще погода ясная.
С Гришей контакт не утерян, но и прогресса никакого нет. Он вроде бы согласен пойти к нотариусу, но никак не может выбрать для этого времени по причине якобы занятости на работе.
Прилепляю к этому письму кое-какие римские фото.
Всех целуем,
Папа-дед, мама-бабуля
Письма Мити от 16 и 27 января 2003 г.
[…]
Моё письмо детям от 28 января 2003 г.
Здравствуйте, все!
Спасибо за письма от Мити и, особенно, от Алёши, ему же труднее всех написать было – опыта-то никакого. Рады его успехам, но всё же хочется, чтобы пятёрок было побольше. Удивил Миша – как отличной сдачей экзаменов, так и хвостом по английскому.
У нас стоит хорошая зима: температура воздуха днём около минус 10-12 градусов, ветра и снегопадов особых нет, день заметно прибавляется, часто видим солнышко, хотя и низкое ещё. В воскресенье очень хорошо покатались на лыжах с мамой более двух часов.
Бабулю Тоню мама водила к врачам на консультации, сегодня они идут к логопеду на занятия. Мне кажется, что некоторая положительная динамика в речи у бабули Тони есть, но мама считает, что если какие-то новые речевые обороты и появляются (вроде «пошла в магазин», «спасибо, наелась»), то другие, наоборот, забываются. В целом, бабуля Тоня выглядит и чувствует себя неплохо.
С Гришей я встречался дважды, но до нотариуса с ним дойти так и не удалось: на вторую встречу он явился в сопровождении сына Саши, который сказал, что они (?) обсудят моё предложение (Грише отказаться в мою пользу от наследства, а потом его поделить пополам, с чем Гриша-то сам давно уже вроде бы как согласился) и позвонят мне вечером. Никто, конечно, не позвонил.
Почти уверен, что Гришу «пасут» не бандиты, а Люся – его бывшая жена – с Татьяной Николаевной, и думаю, что Грише от наследства мало что достанется, если достанется вообще что-нибудь. Он живёт в бывшей своей, теперь Люсиной квартире на птичьих правах, без ключей и без прописки, работает грузчиком в ближайшем магазине по 6 дней в неделю за 50 рублей в день, деньги отдаёт Люсе – за жильё как бы. Она его не кормит, подкармливают его в магазине. Пьяным я его не видел. Говорит, что не пьёт, потому что не на что, и потом Люся домой не пустит. А на улице мороз, и одет он не по-мурмански: в чём уехал из Калининграда, в том и ходит.
В Калининград он ехать боится – там баба-адвокат и её бандиты, а от Люси уйти не может – некуда. Связываться с ним мне уже расхотелось, а мама так с самого начала категорически против того, чтобы я в эту бодягу ввязывался. Мне же, конечно, и квартиру жаль, да и в Калининград пришлось бы смотаться, а ехать просто так – дела не пускают: аспирантов нужно непрерывно озадачивать и контролировать по совместной работе с Ларисой Гончаренко из Миллстоун Хилла.
В прошлом письме забыл написать о своём походе к ректору с кучей своих претензий, от которых ректор откупился обещанием существенно увеличить зарплату мне и Олегу Мартыненко и приобрести новый компьютер для редакции. Как это будет и будет ли реализовано – увидим в феврале.
От Милочки узнал, что Жорка вроде бы в Грецию перебирается, а Люба просит ей квартиру в Севастополе снять. Сама же Люба не звонила после Нового года, а я ей и не пытаюсь позвонить – уж больно тягостно её слушать, а советам она всё равно не внимает.
На это заканчиваю. Всех целуем.
Папа-дед, мама-бабуля
699
Ф е в р а л ь 2 0 0 3 г.
Письмо Мити от 9 февраля 2003 г.
[…]
Моё письмо детям от 10 февраля 2003 г.
Здравствуйте, все!
Наконец-то получили письмо от Мити, от Ирины давно уже ничего не было, не считая телефонных звонков. Митю поздравляем с чтением лекций и хотелось бы знать подробности: как получилось, как слушали и т.п. Особенно - как с дикцией? Читать лекции нужно громко, отчётливо и неторопливо, жертвуя, может быть, количеством излагаемого материала в пользу качества.
Вот только что лекцию отчитал, горло надсадил, слабые связки уже.
В субботу мы отмечали дома День науки в компании с Мариной Козловой – Учёным секретарём ПГИ, её мужем Славой и Юлей Шаповаловой, моей аспиранткой из ПГИ, которой мама помогает в освоении модели и вообще в программировании. Пили шампанское, Каберне-Совиньон французское и чилийское под мясо с шампиньонами, а мы со Славой – водку и потом коньяк с кофе, салаты же и бутерброды с сёмгой и икрой ещё сегодня доедали. Марина со Славой, увы, покидают Мурманск и уезжают в Подмосковье из-за проблем с родителями, и это, конечно, большая потеря для ПГИ.
На лыжах в эти выходные не катались из-за сильного ветра, хотя температура поднялась почти к нулю. В качестве физкультуры разгребал заносы у гаража и выкатывал машину «на разминку».
Бабуля Тоня чувствует себя нормально, учит буквы и цифры, но прогресс в речи пока мало заметен.
Французским продолжаю заниматься, купил кассеты.
Вот вроде бы и все новости.
Как у Миши с английским дела?
Всех целуем. Папа-дед, мама-бабуля.
20 февраля 2003 г., Мурманск
Из Владимира соседка Антонины Дмитриевны переслала пришедшие туда поздравительные (новогодние) письма и открытки на имя Сашули и её мамы от детей, внуков, Бирюковых, Кореньковых, Грады Петровой и … от Александра Яковлевича (дяди Саши) Макушина из Бийска!
Письмо Александра Яковлевича Макушина от 5 января 2003 г.
Уважаемые Александра Николаевна (Шура), Антонина Дмитриевна и Александр,
С Новым годом всех Вас, доброго здоровья и благополучия всем, от Владимира-Мурманска и до самой Германии. Не скроем, письмо Ваше (Сашулино) было большой неожиданностью, но очень приятной в смысле обстоятельной информации о всех вас и печальной относительно болезни Антонины Дмитриевны. Страшно подумать, сколь много лет миновало, и как быстро прошли эти годы. Подумать только, мальчику четырёх-пяти лет сегодня уже около тридцати, а дяде Саше, к которому он был так привязан, теперь уже деду Саше (мне) почти 75. Кошмар какой-то.
Если мне память не изменяет, Дмитрий Александрович называл меня не иначе как Александр Яковлевич. Помню я и наши с ним бани, которые мы оба обожали, и куда он ни с кем не хотел идти, кроме как со мной. Такая приятная детская непосредственность. При случае напомните ему об этом.
Мы очень сочувствуем Вам по случаю болезни Антонины Дмитриевны. Если ей будет, а, может быть, уже стало получше, передайте ей, что я очень хорошо помню мой «любимый» предмет – математику. Я так и не смог с ней справиться и пошёл по гуманитарной стезе, и проработал 25 лет только на партийной работе. Теперь это не модно. И грешно об этом вслух говорить. «О темпоре, о морис!» Для меня же это вся жизнь, о чём я не жалею…
Уже 15 лет на пенсии, Елена Степановна (то бишь моя супруга, Богом данная жена) и я живём в городе зиму, а лето в Енисейске. Дети (две девочки её и два парня мои) – целый колхоз был, теперь уже давно имеют своих мальчиков и девочек. Трое живут в Бийске, а старший сын в Киеве. Одна внучка и правнучка проживают в Америке. Вот такие теперь времена! Россия – Германия – США и т.д. по всему свету. Скажи нам в те годы о таком, не поверили бы, да и не поняли бы. Теперь это норма.
Передайте Антонине Дмитриевне (я надеюсь на лучшее), что Енисейск стоит там же, новая большая школа, из учителей, которых она может помнить, осталась одна Марина Прокопьевна Пчелинцева, она вела биологию. Об остальных, с кем она работала, не пишу, увы, но все они ушли в мир иной. Лет пять назад умерла и Домна Кузьмовна, 20 лет как умерла моя мама (Дарья Ивановна). Деревня наша помаленьку вымирает. Пьют, если не поголовно, то через одного. Бийск наш, наоборот, вырос за эти годы. В нём проживает сейчас 145 тысяч человек. Но за годы «перестройки» начал чахнуть, про его болячки не говорю – они одинаковы для всей России. Вы это видите и знаете.
Пока, наверное, всё. Если доведётся написать нам, расскажите, когда и как ушли из жизни тётя Феня и Николай Степанович, где они похоронены.
Я до сих пор жалею и не могу себе простить, что не побывал во Владимире. Я был в Москве на каком-то совещании, позвонил Николаю, он так уговаривал меня подъехать к ним. Рассказал, как надо добираться, и время у меня было для этого. Но, увы! Вот уж поистине, все мы крепки задним умом.
Спасибо за письмо, попробуйте, чтобы всё это было понято Антониной Дмитриевной. Мы помним её. Желаем всем Вам всего самого доброго.
С уважением, мы.
У нас зима до минус 35 градусов, много снега в эту зиму, одним словом - Сибирь.
700
М а р т 2 0 0 3 г.
Письмо Мити от 5-9 марта 2003 г.
05.03.2003
[…]
Моё письмо детям от 10 марта 2003 г.
Здравствуйте, все!
Давненько не писал ничего - так и не получали ни от кого писем вот уже месяц. Наконец, Митя сподобился – спасибо.
Событий у нас немного. Последняя неделя февраля – ежегодный Апатитский семинар, на котором я представлял обзор наших пяти докладов в виде PowerPoint-презентации из 44-х слайдов. Работаем в последнее время довольно продуктивно (у многих хорошие компьютеры дома), в тесном контакте с Ларисой Гончаренко из Миллстоун Хилла, которая, в свою очередь, презентует наши результаты на научных митингах в Штатах и размещает их в Интернете.
Я выступил удачно, публика слушала почтительно. Аудитория, увы, стареет, молодёжи мало. Мы с Юрой Мальцевым уже почти что мастодонтами выглядим, старше нас только Евлашин, Шефов, Клеймёнова, Подгорный, Трахтенгерц и Лазутин были, но остальные-то или ровесники, или ненамного моложе. Правда, у меня в соавторах молодёжи было аж девять единиц – шесть аспирантов, два студента и один лицеист, и плюс к ним Олег Мартыненко с мамой, но в Апатиты только я ездил, у остальных либо занятия, либо отсутствие желания (у Олега с мамой).
Один вечер провёл в гостях у Юры Мальцева с компанией австрийцев из Граца, среди которых был выходец из Пиллау (Балтийска), большой любитель Италии и особенно полуострова Гаргано, в чём мы с ним сошлись вкусами.
Погода у нас хреновая: температура около нуля, всё обледенело, свежего снега очень мало, и на лыжах особенно не покатаешься. Правда, 8-го марта мы ездили на машине с лыжами ко второму КП, а там марафонская трасса вполне в рабочем состоянии, и мы покатались с удовольствием. Но повторить мероприятие на следующий день не удалось из-за сильного ветра, а сегодня с утра вообще штормовое предупреждение дали, и сейчас метёт на улице.
Бабуля Тоня старается что-нибудь делать по дому: моет посуду, постирывает, картошку может почистить или кашу сварить. Учит буквы, но прогресс в речи малозаметен.
7-го числа разговаривал по телефону с тётей Тамарой, Милочкой и Любой, поздравлял их с 8-м марта. Первые двое были в хорошем настроении, а вот Люба производит удручающее впечатление. Жора в Греции, обеспечивает её деньгами и рыдает в телефонную трубку. Люба, находясь в полной растерянности от этого своего нового состояния брошенной женщины, несёт всякий вздор, и говорить с ней очень тяжело. Собирается ехать в Карловы Вары поправлять свою нервную систему.
А наша мама как-то (забыл об этом написать) меня развеселила своим непременным желанием найти оправдание любому промаху (в чём она обычно меня упрекает, но что в общем-то всем людям свойственно). Заходим в лифт на своей площадке, и она нажимает кнопку 9-го этажа, но, осознав ошибку, исправляет её и объясняет:
- Это оттого, что мне чаще приходится на кнопку 9-го этажа нажимать!
Можно подумать, что она на лифте чаще вверх ездит, а вниз пешком ходит.
Обещанную ректором прибавку к зарплате я получаю, Олег тоже, а новый компьютер где-то в дороге.
Прилагаю письмо дяди Саши Макушина из Бийска, которое он прислал во Владимир в ответ на мамино новогоднее поздравление.
Всех целуем. Папа-дед, мама-бабуля.
10 февраля 2003 г., Мурманск
В моих «Записках» совсем нет эротики. Разве она меня не волнует? Отнюдь. От чего же я не пишу об этой стороне своей жизни? А не тянет писать об этом. Почему? Возможно, потому что именно об этом пишут сейчас в первую очередь почти все остальные, кому не лень. Значит, это не моя тематика.
Но всё же одну сцену мне хочется воспроизвести.
[…]
Письмо Мити от 23 марта 2003 г.
[…]
Моё письмо Мите от 24 марта 2003 г.
Здравствуй, сынуленька!
Спасибо за письмо и фотографии, рады тому, что в работе у тебя возникают всякие новые возможности, и твоя занятость на работе вполне извиняет нечастое писание писем.
У нас главная новость заключается в том, что я завтра уезжаю в Калининград и смогу попасть к Михаилу на день (точнее, вечер) рождения – 18 лет товарищу шмякнуло! Правда, вряд ли Миша будет справлять свой праздник дома, но тем не менее…
В Калининград я еду с доверенностями от Гриши Костюченко на ведение его наследственного дела с правом продажи и на ведение судебных дел. Попробую спасти если не всю квартиру, то хоть что-нибудь, что потом мы с Гришей поделим пополам. Если будет что делить.
Получить от Гриши эти доверенности было непросто по причине его неукротимого алкоголизма. Забавно, что, оформив эти доверенности, мы договорились встретиться с ним через три часа у меня в МГТУ по вопросу его трудоустройства. На эти три часа я ему дал пятьсотрублёвую бумажку, чтобы он её разменял и заплатил за копии своего пенсионного дела, других денег у меня не было.
Гриша появился лишь на следующий день, с тяжёлого похмелья, без копейки денег, их у него якобы Люся отняла, и с просьбой дать денег на еду, он с голоду якобы помирает. Дал ему ещё пятьдесят и взял с него расписку за все выданные уже ему деньги (880 рублей – все пропиты, я уверен). Люся с ним развелась, но домой ночевать пускает – а куда его девать? Прописка у него калининградская, на работу без прописки его не берут и пенсию тут не выплачивают. Люся надеется его куда-нибудь отселить, если мне удастся что-то получить за квартиру.
В Калининграде у меня предстоит весёленькое дело: кроме Гришиной доверенности у меня нет никаких документов по квартире (все украдены), а у кого-то (кого Гриша считает бандитами) что-то есть, в том числе какая-то Гришина доверенность на продажу, при этом в его квартире кто-то живёт, а у Гриши даже ключа от квартиры нет.
Мама категорически против моего ввязывания в это дело, считает его безнадёжным, вредным для здоровья и даже опасным для жизни. Кстати, прокурор Богданов тут не мог бы пригодиться? Или эфэсбэшник Ковалёв – приятель Сергея Борисовича Лебле? Кто знает…
Но я не могу просто так отказаться от всяких попыток хотя бы выяснить, в чём там дело. Поэтому и еду. Уж больше года ведь как в Калининграде не был.
Здесь, в Мурманске зима возвращалась со снегопадами, но ненадолго. Успели с мамой только раз ещё пройтись по «марафонке» от КП2 до перевала (где линия электропередачи проходит), ездили с лыжами на машине к КП2, а потом опять всё потекло…
На этом заканчиваю. Целуем тебя и Леночку.
Папа, мама.
Можно было бы добавить к этому письму, что в «Знамя» мои «Записки» так и не взяли: слишком громоздкое сочинение для журнала, издавайте, мол, книгой.
Хорошо. Издам на досуге. Если он появится когда-нибудь.
701
А п р е л ь 2 0 0 3 г.
Моё письмо Мите от 9 апреля 2003 г.
Здравствуй, дорогой сынуля!
Вот тебе отчёт о моей поездке в Калининград.
Отправился туда я Питерским поездом во вторник 25-го марта. Ехал в плацкартном вагоне, на верхней полке, а нижние занимали мама и бабушка очаровательного Юрочки (год и восемь месяцев), с которым мы строили друг другу глазки, а другой дядя с боковой полки делал ему «козу», что приводило Юрочку в состояние неистового восторга. До Петрозаводска в нашем вагоне ехала большая группа школьниц, а далее освободилось много боковых мест, и я смог спокойно заниматься французским, в основном письменными упражнениями.
В Питер поезд прибыл в 12.35. Я перебрался с Московского вокзала на Витебский, сдал там сумку в камеру хранения, и пошёл пешком по Гороховой в сторону Адмиралтейства. В районе Большой Морской мне приспичило в туалет, и я попытался найти его в бывшем здании «Аэрофлота», но попытка оказалась неудачной, как и ряд следующих, в ходе которых я кружил между Мойкой, Конюшенной площадью, Невским проспектом и каналом Грибоедова, пока, наконец, не нашёл искомое в ж/д кассах у Казанского собора. Все остальные известные мне общественные туалеты (адреса которых, кстати, до сих пор можно прочесть на дверях одной подворотни на Мойке, я и бегал по этим адресам) переоборудованы в бары и т.п. заведения. По ходу этого пробега я не уставал ужасаться виду этой части города, как бы ремонтируемой к юбилею (как и оба упомянутых вокзала). Трудно поверить, что за оставшееся время всё это можно привести в порядок: дома в лесах, дороги разворочены – предъюбилейная разруха.
В 18.14 отправился в Калининград, опять же в плацкартном вагоне, и с утра был один в своём «купе». На границах с Литвой поезд стоял по сорок минут с обеих сторон, досмотры и проверки документов проходили без эксцессов. В Калининград поезд прибыл в 20.04 местного времени. На вокзале меня встречали Ирина, Ваня и Алёша, а Михаил, которому в это день (27 марта) исполнилось 18 лет, ждал дома с натёртыми якобы ногами. Он заметно раздался в теле: грудные мышцы наросли, шея потолстела, стал на «братка» похож, со своей короткой стрижкой тем более.
Гостей по случаю Мишиного дня рождения – кроме меня – не было. На Пугачёва все болели, а с приятелями Миша собирался пойти куда-то в субботу. Ирина, чувствовалось, с некоторым напряжением ожидала мою реакцию на произведённый ею ремонт прихожей, туалета и кухни. Я высказался в том смысле, что выглядит всё красиво, и маме бы понравилось. От меня она уже сколько лет поддержки не получает в её желании отремонтировать нашу квартиру в Мурманске. На это Ирина заметила, что зато некоторые предпочитают по Италиям разъезжать, тогда как другие вот ремонты делают. Я не стал развивать эту тему, согласившись, что каждому своё, разумеется.
Я привёз в Калининград два пакета сушёных грибов – прошлогоднего и позапрошлогоднего (! – не успеваем съедать) урожаев, кусок своей сёмги, двух небольших и одного крупного палтуса. Несмотря на жару в поездах, рыба не испортилась, но большой палтус испустил много жиру и размяк, вкус, однако, сохранился нормальный. Мы отметили Мишин день рождения в семейном кругу, причём Михаил только чуть пригубил марочного крымского хересу и даже не допил рюмку.
Когда он и Ирина ушли спать, Иван мне жаловался на кухне (и просил Ирине не говорить), что он случайно узнал в университете (от Таранова, кажется), что Михаил прогуливает занятия и накопил уже какие-то долги по лабораторным работам и решениям задач. История с английским, лишившая Михаила стипендии, его ничему, похоже, не научила. Да плюс ещё Ванина репутация в университете страдает, его же там знают все. И, главное, прогуливает-то без особых причин, так, по разгильдяйству. Я обещал Ване разобраться со старшим внуком, провести с ним воспитательную беседу.
И на следующий день с утра выполнил своё обещание, выдав виновнику предварительно подарочные деньги от себя, дополнительные к тем, которые ему бабуля Саша посылала.
- Миша, - говорю, - ну что ты себя как дитя малое ведёшь, такой лоб здоровый! Вместо того, чтобы денежки домой приносить в помощь родителям – мать вон как у тебя крутится, ты по разгильдяйству стипендии себя лишил, на полное иждивение перешёл, добро бы подрабатывал где. Отца позоришь в университете своими прогулами. И, главное, кто потом у тебя твои долги по лабораторным будет принимать? И когда? У преподавателей время выделено на каждую группу, и за пределами этого времени они ни с кем не обязаны нянькаться, у них и так нагрузка сумасшедшая. Не сделал или не защитил работы вовремя – не получил допуска к экзамену и - свободен! Ступай в армию служить, стране солдат не хватает. Я у себя на кафедре преподавателям настоятельно рекомендую не жалеть балбесов, когда они перед сессией начинают ныть: а когда можно работы сдать? А никогда. Поезд ушёл. Вам было время отведено. И вас предупреждали. Не вняли? Ну, так пусть вас теперь армия уму-разуму учит.
И вообще: выбрал профессию, не теряй времени, изучай предмет, углубляйся. Иначе потом удовольствия от работы получать не будешь, а на работе большую часть жизни проводить приходится. Интересно всегда делать то, что получается, а чтобы получалось – надо с детства привыкать напрягаться, тренироваться. Это ведь везде так – хоть в музыке, хоть в футболе, хоть в науке, да и в любом вообще деле.
Миша не оправдывался. Пробормотал только, что он уже почти рассчитался с долгами по лабораторным. Слушал внимательно. Вообще-то он на меня произвёл приятное впечатление. Разговаривает спокойно, доброжелательно, даже с Алексеем они без особых скандалов компьютер делят, и не пререкается с Ириной, когда она орёт на него, потеряв терпение (а теряет его она – увы! – частенько). Но вот увлечения у него детские: в компьютере на самолётах летать да книжки про Люфтваффе читать. Девочки вроде бы пока его особо не интересуют, во всяком случае заметных проявлений этого не видать.
Побеседовав с Мишей, я отправился в поход по Гришиным делам.
Начинать следовало с нотариуса по наследственным делам умерших, чьи фамилии начинаются на букву «Н», Каташевич, с которой я уже связывался по телефону из Мурманска. Адрес её мне был известен: переулок Киевский, 1, но где этот переулок находится, из наших никто не знал, и на карте города его тоже не оказалось. Предположив, что это где-нибудь в районе Киевской улицы и двинув туда на автобусе, я угадал: оказалось - неподалёку от кинотеатра «Родина». Отсидев часа полтора в очереди, я, наконец, попал к Каташевич и начал процесс введения Гриши в наследство.
Прежде всего выяснилось самое главное: меня никто не опередил, Гришино заявление о принятии наследства и об отмене всех его предыдущих нотариальных документов, составленных до ноября прошлого года (каких именно – сам не помнит), находится в наследственном деле Тамары Сергеевны, и квартира вроде бы никому не продана, а остаётся зарегистрированной на имя Тамары Сергеевны. Изучив Гришину доверенность на моё имя, Каташевич повторила то, что уже говорила мне по телефону, когда я звонил из Мурманска: почему в одной доверенности всё смешано, надо было делать разные – отдельно на регистрацию квартиры, отдельно на продажу. Я ответил, что мурманский нотариус считает иначе, не могу же я быть судьёй в их споре, и, во всяком случае, до продажи ещё далеко.
Со слов Каташевич я записал перечень документов, которые мне нужно собрать (у Гриши-то всё абсолютно спёрли, кроме его паспорта, с которым его в Мурманск отправили самолётом), необходимые адреса и телефоны, и отправился в расположенное неподалёку Бюро приватизации. Там не было никакой очереди, но время было обеденное. Тем не менее, меня там приняли (две общительные женщины предпенсионного возраста) и весьма доброжелательно растолковали, что я должен дальше делать. Одну справку (копию Договора приватизации) они мне подготовят сами к четвергу, а, чтобы получить техпаспорт на квартиру, я должен допустить туда инспекторов из Бюро технической инвентаризации (БТИ). Они меня, точнее, квартиру на Портовой вставят в список для осмотра на среду, а я должен обеспечить туда доступ, то есть сидеть там целый день и ждать инспекторов.
- Да вот я сам туда пока попасть не могу. Там живёт неизвестно кто, и ключей от квартиры у меня нет. Я вчера только приехал и не успел ещё разобраться со всеми этими делами.
- Тогда на улице ждите инспекторов. Мы им скажем, что у Вас такая ситуация.
Следующей инстанцией стал ЖЭК, к которому квартира приписана. Я нашёл его на улице Багратиона неподалёку от городских ворот, за которыми улица Суворова начинается. Я опять попал в обеденный перерыв, и ЖЭК был закрыт. В ожидании его открытия я решил подкрепиться чем-нибудь сам, купил копчёной салаки и бутылку пива и занялся поисками места, где бы можно было употребить купленное. Скамеек никаких поблизости не было, зато моё внимание привлекло огромное поваленное дерево на пригорке между «воротами» и Кассами Аэрофлота, к которому я и устремился с пивом и салакой. За деревом, однако, обнаружилась помойка, но мне было уже некогда искать более приятное место, и я употребил салаку с пивом, используя дерево в качестве стола для бутылки и пакетика с салакой. Видела бы меня Сашуля тут, в этом пейзаже: профессор пиво пьёт на помойке!
В открывшемся ЖЭКе я выяснил, что нужные мне справки выдаёт паспортистка, которая будет завтра с утра. Там же я узнал, где находится военкомат Балтрайона – в самом конце Киевской, и отправился туда, чтобы попробовать раздобыть там какие-нибудь копии Гришиных документов. Оказалось, что искать их нужно в 3-м отделении, в котором принимают по понедельникам.
Вернулся домой и позвонил в первый раз на Портовую. Ответил молодой женский голос (по словам Гриши, но не очень уверенным, там сейчас дочка этой бабы-«адвоката» - главаря банды живёт). Я представился как Гришин сводный брат и поинтересовался, кто и почему живёт в его квартире. Трубка была передана пожилому, судя по голосу, мужчине, который ответил мне, что по интересующим меня вопросам я должен обратиться к Тамаре Александровне по такому-то телефону после девяти вечера.
Звоню туда после девяти. Отвечает сама, «адвокат» то есть, та самая, про которую Гриша рассказывал. И с ходу на меня бочку покатила:
- Где этот Григорий? Что это за фокусы такие? Где этот аферист? Что это за отказ от доверенностей? Я на квартиру арест наложу! Он у полгорода денег назанимал! У меня его нотариальные расписки есть! Я ему лично в карман куртки триста тысяч клала и застегнула, когда в Мурманск отправляла! Остальные деньги – пять тысяч долларов - он должен был потом получить. Мне машину из-за него разбили!
С трудом мне удалось вклиниться в это словоизвержение.
- Тамара Александровна! Возможно, нам с Вами судиться придётся. Но, может, стоит попытаться сначала дело миром уладить?
- Хорошо. Давайте встретимся.
- Давайте. Когда? Мне, чем раньше, тем лучше, поскольку я не могу тут долго задерживаться.
- Ну, давайте завтра. В тринадцать часов.
- Хорошо. Где?
- Где-нибудь в центре. Давайте, у гостиницы «Калининград», на ступеньках крыльца.
- Устраивает. Там, кстати, можно и поговорить в вестибюле.
- Ой, нет. Там сейчас такая охрана крутая, не пустят. Лучше в кафе где-нибудь.
- Ладно. Там решим на месте.
- А как я Вас узнаю?
- Среднего роста с усами. Я буду в светлой куртке с коричневым воротником и с чёрной сумкой на боку.
На этом распрощались. Про приметы Тамары Александровны я спрашивать не стал. Триста тысяч за квартиру, якобы положенные ею в Гришин карман перед отлётом, произвели на меня впечатление. Что, она меня за идиота считает, который такой туфте поверит? Или сама идиотка, если считает, что Грише можно вообще какие-либо деньги в руки давать? Почему не на книжку ему положила? Почему не предупредила Люсю, что он везёт деньги? Можно ещё кучу вопросов задать, если поверить, что она, действительно, отправляла Гришу в Мурманск с деньгами.
А вот расписки у неё, может быть, и есть. Их можно кучу наделать, если образец подписи имеется. Так или иначе, основная задача теперь – увидеть эти расписки или что там у неё есть, любые Гришины обязательства, чтобы знать, на что она претендует, и оценить правомерность этих претензий. Кто его знает, может, Гриша и в самом деле всё давно уже пропил к чёртовой матери.
На следующий день, в субботу 29 марта, я с утра отправился в ЖЭК, где получил справки о проживании Гриши и Тамары Сергеевны на день её смерти, а Гриши и по сей день в квартире 9 по улице Портовой, 21. Никаких претензий по неуплате за квартиру мне предъявлено не было, значит, проживающие там платят, или, может, паспортистка не в курсе.
Вернувшись домой, я предложил Михаилу пойти со мной на встречу с «адвокатом», просто понаблюдать со стороны, мало ли что. И Ваня обещал к часу подъехать из кирхи (он там срочно экземпляр диссертации распечатывал, чтобы отвезти в измирановский совет) с той же целью – проконтролировать ситуацию. Миша, поколебавшись, согласился. – А что я там буду делать? – Да ничего, милицию звать, если меня куда потащат. А я потом в мемуарах главку напишу: «Как дедушка и внучек «на стрелку» ходили». На встречу с бандитами, значит.
Мы вышли из дому пол-первого и пошли в сторону гостиницы «Калининград» по левой стороне улицы Фрунзе мимо скопища машин у автостоянки перед Домом Советов. Я Мише говорю: - Нам там у гостиницы от машин надо держаться подальше, а то под ручки возьмут, в машину сунут и увезут как Гришу куда-нибудь за город беседовать, а нам это надо?
Без десяти час мы с Мишей остановились под деревьями у магазинчиков «Старой башни» прямо напротив гостиницы «Калининград», чтобы изучить обстановку. На ступеньках крыльца гостиницы никого не было, а справа у входа в ресторан рядом с машиной стояли пятеро мужчин и одна женщина, невысокая полненькая брюнетка в красном пальто.
- А вот это она, наверное, и есть, - сказал я Мише. – Ишь, какое сопровождение с собой взяла. Это что, всё Гришины кредиторы, что ли? Давай-ка понаблюдаем за ними. Подойдём поближе. А ты Ваню высматривай.
Я отдал свою чёрную сумку Мише (он был в чёрной куртке), и мы пошли по пешеходному переходу на угол Ленинского проспекта и Центральной площади, но на углу повернули не направо к крыльцу гостиницы, а налево, прошли мимо «Ромашки» и остановились у газетного киоска перед аптекой. Там я купил «Новую газету» и посмотрел в сторону крыльца – на нём никого не было. Тогда мы с Мишей перешли на противоположную сторону Ленинского проспекта и двинулись в обратном направлении. Дошли до подземного перехода перед эстакадным мостом, перешли по нему к площади и опять остановились у магазинчиков «Старой башни» напротив гостиницы «Калининград», поменявшись ещё и куртками.
У машины напротив ресторана оставались трое, потом они куда-то исчезли. Брюнетка в красном пальто с двумя мужчинами поднялась на крыльцо, один прошёл в вестибюль, второй остался на крыльце, но не рядом с брюнеткой, а в сторонке. Брюнетка расхаживала по крыльцу, явно кого-то ожидая. Никаких сомнений в том, что это и есть Тамара Александровна, у меня не оставалось. Кроме неё и её сопровождающих поблизости вообще никого больше не было. Прошло уже 15 минут после назначенного срока, вон и Ваня появился.
- Миша, - сказал я внуку, - нехорошо не являться на свидание с дамой. Но мне что-то расхотелось с ней встречаться. Ну её на фиг. Пошли домой.
Вчерашний телефонный разговор и сегодняшнее появление дамы с таким сопровождением прояснили ситуацию лишь в том смысле, что Тамара Александровна тот ещё фрукт, и не зря, наверное, Гриша её главарём бандитов считает. А с бандитами пусть лучше милиция разбирается. Или другие бандиты. Она грозила арест на квартиру наложить? Вот и хорошо. Пусть накладывает. Тогда и выяснятся её претензии. Всё же лучше, наверное, судебные разбирательства чем бандитские разборки. Хотя в нашей-то стране по всякому, конечно, бывает.
Вечером смотрели футболы: позорный матч Албания – Россия (3:1) и весёлую игру Украина – Испания (2:2).
А воскресным утром Серёжа Лебле появился, и мы гуляли по чудесной весенней погоде в компании с ним, Ириной, Ваней и Алёшей в районе между Верхним озером и улицей Александра Невского, застраиваемым новорусскими особняками и кондоминимумами, на которые Ирина поглядывала, завистливо вздыхая:
- Вот бы нам в таком пожить, и чтобы Вы, Сергей Борисович, с Аней нашими соседями были!
Из-за продолжающегося строительства территория вокруг особняков ужасно захламлена, сплошная помойка, а по ней в облаке пыли «Мерседес» серебристый плывёт, качаясь, братки едут бритоголовые – блеск картина!
Вечером с Серёжей, Ваней и Ириной ходили в гости к Кореньковым, совсем чего-то забуревшим, и Нинка толстая тоже стала. У них основная проблема – Юрина мама, совсем из ума выжившая, от которой приходится кухню на ключ запирать, чтобы не ела беспрерывно всё подряд, и дорожки клеёнчатые в её комнату стелить. Узнали, что Саенко и со второй женой развёлся, а у Дениса две дочки, и младшая на него очень похожа.
На этом, сынуля, прерываюсь. Пишу письмо уже третий день с перерывами. Сейчас поеду маму вывозить с лыжами ко второму КП на остатки снега, сегодня плюс девять обещают. В понедельник продолжу отчёт.
Моё письмо Мите от 14-15 апреля 2003 г.
Продолжаю свой отчёт.
Как ты уже знаешь из нашего телефонного разговора, закончив предыдущее письмо, я отправился на машине с работы домой и тюкнулся левой фарой в столб, подпирающий бетонный козырёк нашего подъезда. Путаю педали. Позорный, но факт. До сих пор машина от гаража страдала, теперь и от подъезда ей досталось. А так ведь можно и на человека наехать, не дай Бог, или на встречную машину. Пришлось вместо того, чтобы маму везти ко второму КП, ехать к ремонтникам, ближайшим к моему гаражу (на углу Свердлова и Верхнеростинского шоссе). Берутся чинить за сто баксов, а если заодно левое переднее крыло, гаражным верстаком помятое, выправлять, то ещё 80. И только во вторник скажут, когда машину пригонять.
«Обрадовав» маму новостью, я уговорил её всё-таки пойти пешком с лыжами на нашу стандартную стартовую площадку у кольца 29-го автобуса, и оттуда мы на лыжах прошлись сначала, как обычно, к левому краю Большого Питьевого озера, потом по нему до КП2, затем в Долину пенсионеров и оттуда напрямки через Б.Питьевое к дому. В основном шли коньковым ходом (и мама очень устала, а я почему-то нет) при температуре до +9 градусов (!). Такая тёплая погода три дня уже стоит. Днём всё тает, ночью подмораживает, пару раз приходилось гаражные ворота изо льда вырубать (вода стекает в лужу перед воротами, и к утру замерзает).
А вчера, то есть в воскресенье, мы с мамой опять ходили ко второму КП2 с заходом оттуда на «марафонку», и в этот раз мама уже меньше устала, хотя прошли мы больше, чем в субботу. Солнце пекло вовсю, и мы заметно загорели. Скольжение, как ни странно, очень даже хорошее, особенно при коньковом ходе, при том, что снег пропитан уже водой, и ботинки промокают.
Вечером мы с мамой ходили на концерт «Терем-квартета», о чём мама тебе сама написала уже.
Вчера же я договорился по телефону с другим специалистом по ремонту кузовов (по газетному объявлению), обещал сделать быстрее и дешевле. Мама меня спросила: - Это частник?
Я рассмеялся: - А что не частники бывают?
Мама ответила, что имела в виду: он у себя в гараже ремонтирует или в мастерской? А то погонишься за дешевизной, а тебе тяп-ляп и сделают. Оказалось – в гараже, у Долины уюта, куда я машину уже отогнал сегодня утром. Я попросил Максима (ремонтника, работавшего раньше в автосервисе, а теперь действующего самостоятельно) самому купить мне бампер и краску, и тогда определится полная цена, тысячи четыре рублей, наверное, за всё, включая крыло.
Но вернёмся в Калининград.
В понедельник, 31 марта с утра я ездил в военкомат, где в принципе можно было бы получить справку о прохождении Гришей воинской службы, что он военный пенсионер – капитан МВД запаса, но и то только через военкома, которого не было на месте. Затем сберкасса, в которой у Гриши был счёт, на который ему пенсию перечисляли. Люся просила узнать, сняты ли оттуда деньги, начисляется ли пенсия. Без Гришиной сберкнижки мне ничего не хотели сообщать, невзирая на Гришины доверенности, но всё же дали понять, что пенсия начисляется, и с сентября с книжки ничего не снималось.
Где-то к часу дня я приехал в кирху на заранее назначенный семинар по обмену научными достижениями. Пообщался сначала с Шагимуратовым, который пожаловался на пришедшее из ИЗМИРАНа распоряжение сократить трёх человек (из 31 – это 10 процентов!) в преддверии обещанного бюджетникам повышения зарплаты. Затем семинарить начали с Кореньковым, Клименко, Иваном и Федей Бессарабом, а чуть позже Суроткин подъехал.
Я подробно рассказал обо всём наделанном с Сашулей, Олегом и моими аспирантами и студентами за год, прошедший с последнего моего аналогичного выступления в кирхе, о сотрудничестве с Ларисой Гончаренко из Миллстоун Хилла, презентующей в Штатах и в Интернете наши результаты в сопоставлении с данными установок некогерентного рассеяния, которые она курирует по одному из проектов (совместное теоретическое и экспериментальное исследование магнитных бурь апреля 2002-го года, предсказанных заранее и наблюдавшихся координированно множеством средств по всему земному шару и в космосе).
Результатов за год, действительно, получено много разных и интересных, и большинство из них было воспринято моими бывшими учениками и коллегами спокойно-одобрительно, без придирок, по крайней мере. А к одному из них – тому, чем Маша Князева занимается: появлению и исчезновению плазменных трубок повышенной плотности в плазмосфере Земли – ребята отнеслись агрессивно-подозрительно: не может, мол, такого быть, не верим. Особенно Федя Бессараб изгалялся:
- У нас такое раньше в расчётах тоже было, а потом Володя Клименко нашёл ошибку в программе, и всё исчезло!
- Но я, Федя, сейчас даже не про расчёт говорю, а физическую идею излагаю, которую подтверждают как экспериментальные данные, так и наши расчёты. А про все ошибки в программе вы раньше как будто бы нам сообщали, и мы всё исправляли вслед за вами, хотя я сейчас и не помню, о какой ошибке идёт речь.
Но Федя даже и не слушал ничего, а твердил только: - Это у вас ошибка в программе и всё!
Я даже опешил от такой Фединой невежливости, до неприличия прямо: что, я препираться по поводу программ сюда приехал? Несерьёзный разговор какой-то, как дети малые себя ведут.
В общем, погалдели про трубки повышенно плотности и остались при своих мнениях.
И как обычно уже стало в последние годы: я выступал часа три (с вопросами и обсуждениями), а они свои результаты за пять минут представили. Не работают практически, все в бегах за приработками, преподают кто где и кто что.
На моё предложение подключиться к моделированию апрельских бурь 2002-го года Кореньков ответил, что они его обсуждали и решили, что не стоит: возни, мол, много, а толку мало. Что, мол, мы будем по чужим следам ходить?
Я удивлялся: это же уникальная возможность оттестировать модель по экспериментальным данным и сравнить с моделями конкурентов. Не хотят. Не надо им никаких сравнений.
По окончанию семинара я заскочил в туалет на первом этаже и обнаружил рядом на двери бывшего аппаратного зала, где ЕС-1010 стояла, вывеску: Агентство недвижимости «Победа» и заглянул туда. Видимо, из-за отсутствия других посетителей меня приветливо пригласили зайти, а я решил поинтересоваться возможной ценой квартиры на Портовой. По газетным объявлениям о продажах квартир мы с Ириной оценили в тысяч 20-24 у.е. В «Победе» мне сказали, что многое зависит от состояния квартиры, надо смотреть, но стоит она не меньше 18 тысяч у.е. (а «адвокат», то есть Тамара Александровна с Гришей якобы о 15-ти тысячах у.е. договорились).
В «Победе» я разговаривал с приятной женщиной лет сорока слегка восточной внешности, как позже выяснилось – Гулей, Гульзирой Манаповной Бекбатыровой, директором агентства. Я рассказал ей о ситуации с Гришиной квартирой, и Гуля вычислила мне Тамару Александровну:
- Судя по всему, это Кузина, агентство недвижимости «Исток», Ленинский проспект, 8, Дама одиозная, известная личность. По судам она бегать не будет. Возможно, Вам придётся других бандитов нанимать, чтобы квартиру освободить, даже если по суду она обязана будет это сделать. Только это между нами, Вам я про неё ничего не говорила.
Я обещал не распространяться.
У агентства «Исток» на Ленинском, 8 (рядом с универмагом «Маяк») яркое крыльцо с вывеской. Меня подмывало туда зайти и, может, сфотографировать Тамару Александровну, если я её там опознаю, но я удержался от соблазна.
Во вторник, 1 апреля с утра я побывал в БТИ (это рядом, в Калининградгражданпроекте) и выяснил, что по всем вопросам надо завтра с утра к секретарю обращаться. Оттуда в УБОП (Управление по борьбе с организованной преступностью) на Александра Невского, 40 (за университет одну остановку надо пройти). Там меня приняли через полтора часа ожидания и сказали, что Гришино заявление, отправленное из Мурманска, передано, скорее всего, в ОВД Балтрайона, туда мне и надо обращаться. Или в прокуратуру Балтрайона. Лучше даже сразу в прокуратуру.
Поехал туда. Это рядом с военкоматом, в конце Киевской. В прокуратуре мне сказали, что это не к ним, а в ОВД надо обращаться. ОВД рядом, я туда. Там в секретариате я оставил своё заявление с просьбой помочь мне освободить квартиру моего сводного брата, прописанного в этой квартире, по доверенности которого я действую. Квартира занята неизвестно кем, кто ссылается на некую Тамару Александровну (предположительно Кузину из агентства недвижимости «Исток», домашний телефон такой-то), предъявившую мне по телефону денежные претензии к моему доверителю и назначившую мне встречу, на которую она явилась в сопровождении, которое мне не понравилось.
К своему заявлению я приложил ксерокопии Гришиной доверенности на моё имя, его отказа от предыдущих доверенностей и намерений, и его письма в УБОП, отправленного в ноябре прошлого года. В секретариате мне сказали, что про дело Костюченко они слышали, оно находится в угрозыске, а моё заявление направят куда надо в течение десяти дней.
Вечером мне домой позвонила Лида Нацвалян – вдова Коли Нацваляна, умершего в прошлом году, стала благодарить за какую-то мою помощь (я с Женей Тимофеевым ей помог связаться, когда Коля умер, их старинным другом, работавшим раньше в ПГИ, а сейчас у Пудовкина в Питере), приглашала в гости заходить. Я пообещал постараться её навестить, когда время из этой беготни выкрою.
В среду, 2 апреля с утра в БТИ толпа народу, в секретариате направили в кабинет такой-то номер за справкой о принадлежности квартиры. Там велели денежки заплатить в кассу и за справкой завтра приходить. Из БТИ я поехал в кирху за газетой «Калининградская правда» от 8 августа 2002 года, у Вани в столе лежала, забыл в прошлый раз забрать, где описывалось освобождение Гриши от бандитов, удерживавших его сразу после смерти Тамары Сергеевны, с фотографией Гиши, лежащего на диване и не пришедшего, видать, в себя от действий освободителей, да и пьяного просто, как обычно.
В кирхе я застал Коренькова с Клименко, о чём-то споривших и обрадовавшихся моему появлению. Оказалось, они продолжают обсуждать наши трубки повышенной плотности, нашли якобы изъян в моих рассуждениях и готовы ещё раз всё это пообсуждать со мной, но Клименке надо сейчас бежать, так что договорились о новой встрече в пятницу.
В тот же день звонил Серёжа Лебле после состоявшегося у него разговора накануне с Королёвым, работавшим когда-то в университете у Кочемировского, а теперь полковником ФСБ. Серёжа очень переживал по поводу моих дел с бандитами («Тебе, что, - говорит, - денег не хватает?») и консультировался по этому вопросу у Королёва, который посоветовал ему передать мне, чтобы я ни в какие прямые контакты с бандитами не вступал, а нанял бы юриста, которому бы и поручил вести дело. Что я и собирался, конечно, сделать, когда ситуация прояснится.
Конечно, в Калининграде я интересовался ледовой обстановкой на заливах, но якобы лёд уже везде сошёл или опасен. Зато в продаже появилась корюшка, я , как увидел, сразу купил, пожарил и поел с наслаждением с пивом. Причём Миша сначала заявил, что он рыбу есть не будет, а потом как навалился… А вечером Ирина ещё поднесла, так что корюшки поел вдоволь (относительно, конечно).
Уже после девяти вечера я ходил в гости к Лиде Нацвалян, снимающей квартиру на углу Пролетарской и Соммера и занимающейся на дому репетиторством английского языка с детьми и взрослыми. Попили с ней «Киндзмараули» и «Кагор», Колю помянули. Я от Тимофеева знал, что у Лиды проблемы с паспортом и пропиской. Паспорт утерян, а его без прописки не восстанавливают, прописывать же никто не соглашается даже только на время восстановления паспорта. Я просил помочь Коренькова – всё же Коля после Саенко у него работал, а тот заявил, что Лида просто денег жалеет, чтобы прописку купить. Мне же Лида сказала, что она уже один раз так прописку покупала, и её «кинули» - ни денег, ни прописки. С Лидой всю жизнь такие истории случаются.
Я Лиде рассказал про свои приключения и сказал, что, если удастся Гришину квартиру от бандитов отбить, то можно будет её там прописать на время получения паспорта. А Лида морочила мне голову сведениями о всемогуществе глистов и прочих паразитов, от которых все болезни только и есть, так что их надо гнать регулярными очищениями организма, кучу книжек мне вывалила на эту тему, от чего я утомился совершенно и едва не заснул там у неё на диване.
3-го апреля, в четверг, с утра в БТИ получил заказанную справку о принадлежности квартиры, а как дальше продвигаться к получению техпаспорта должен был узнать в секретариате, но там никого не было, и я отправился на Багратиона к нотариусу Комаровой за выпиской из наследственного дела моего отца о переходе квартиры после его смерти в собственность Тамары Сергеевны и за копией её завещания Грише. Комарова велела явиться мне к двум часам, и я поехал в Бюро приватизации, где мне подготовили заказанные копии договора о приватизации, а вот с инспекторами БТИ договориться не удалось, они отказались идти в квартиру без гарантии доступа туда.
Для получения заказанного договора о приватизации надо было оплатить в Сбербанке 445 рублей, что я и сделал, а оттуда поехал в милицию, в отдел участковых, куда было передано моё заявление. Начальник отдела заявил, что участковых у него не хватает, и заявление моё он ещё не рассматривал, но поручит его, скорее всего, Юле Модиной, с которой я и должен буду через пару дней связаться. Из милиции я поехал домой, но на всякий случай решил ещё раз попробовать заглянуть в БТИ, может, секретарь там появилась.
Секретаря на месте по-прежнему не было, но была открыта дверь к главному инженеру, к которой я и обратился со своей проблемой – получить техпаспорт, не имея возможности обеспечить доступ в квартиру инспекторам БТИ.
- Это только через директора БТИ можно сделать, - сказала мне главный инженер. А кабинет директора напротив её кабинета. Я туда. Директор спрашивает у меня, какие документы я уже получил. Вот, говорю, доверенность, вот справка о принадлежности квартиры, а вот договор о приватизации, только что получил в Бюро приватизации. Начинаю рыться в своих бумагах и не могу найти этого договора, все бумаги туда сюда переложил – нету! Квитанция из Сбербанка за этот договор есть, а самого договора нет. Может, я его там в Бюро приватизации оставил? А, может, я и не заходил туда вовсе после Сбербанка? Квитанцию получил и сразу в милицию поехал вместо того, чтобы в Бюро вернуться? Не помню.
А пока я рылся в своих бумагах, директор выписала мне какую-то квитанцию и велела с ней идти в кассу оплатить полторы тысячи рублей за оформление техпаспорта по срочному тарифу без досмотра. Из кассы меня послали с квитанцией в 25-й кабинет, оттуда в 44-й, где сказали, что в пятницу, то есть завтра можно будет техпаспорт получить. Из БТИ я заскочил домой перекусить, оттуда снова к нотариусу Комаровой, у которой заказал требуемые мне документы и дал обещание предоставить им копию свидетельства о смерти Тамары Сергеевны, без которой мне ничего искать не будут.
От Комаровой опять в Бюро приватизации поехал. Там удивились: - Вы куда пропали, мужчина?
Оказывается, я и в самом деле из Сбербанка к ним за договором не вернулся. У них же там узнал, где копию свидетельства о смерти Тамары Сергеевны можно получить: в спецфилиале Отдела ЗАГС в конце проспекта Мира, за вторым кладбищем, совсем рядом с могилой моих родителей. Поехал туда. Через весь город – с Киевской в конец проспекта Мира. Там долго изучали Гришину доверенность, не находя в ней оснований выдать мне повторное свидетельство о смерти (– Это же главный документ! – разъясняли мне там, а не паспорт, как я думал), но в конце концов смилостивились и велели идти в Сбербанк деньги платить.
Ближайшее отделение Сбербанка оказалось у ДК рыбаков, туда я успел до закрытия, обнаружив по дороге, что кепку оставил в спецфилиале, а вернуться туда – нет. Пришлось возвращаться следующим утром. Мне выдали повторное свидетельство о смерти Тамары Сергеевны и вернули кепку. Свидетельство я повёз к Комаровой, оставил у неё копию, она назначила мне срок явки за необходимыми мне документами – 11 апреля, то есть через неделю. А без этих документов мне в БТИ отказались техпаспорт выдать, несмотря на уплаченные полторы тысячи и на доброжелательность Эльвиры Геннадьевны, просившей меня помочь её дочери, студентке-заочнице, живущей с мужем-военнослужащим и с маленьким ребёнком в Заозерске, найти жильё в Мурманске на время сессии. Я пообещал и даже нашёл кое-что, но помощь моя не понадобилась.
Оставаться в Калининграде без конкретных дел до 11-го апреля я, конечно, не мог. И так Маше Князевой пришлось на четырёх лекциях меня заменять. Могла бы, правда, и ещё, но злоупотреблять этим никак не следует, тем более, что я Машу сам укоряю в недостаточном усердии в её научной работе. Надо возвращаться в Мурманск.
Я зашёл ещё разок в кирху на последнюю дискуссию с Кореньковым и Клименко (больше никого не было). Возразил им по поводу обнаруженного ими якобы изъяна в моих рассуждениях и вроде бы убедил их в его отсутствии. А когда они стали восклицать: - Это должно быть в эксперименте видно, почему этого в СМИ (Справочной Модели Ионосферы) нет? – то полезли в наши старые работы, где картинки из СМИ представлены, и обнаружили те же эффекты, что и у нас в расчётах получаются. Я пообещал, что к следующему разу Маша Князева, которая этим занимается, побольше в экспериментальных данных покопается, тогда и продолжим обсуждение.
Из кирхи я отправился на вокзал и взял билеты до Мурманска через Питер, а вечером ходил в гости к Шагимуратову. У Лены, его жены, было траурное настроение: недавно одна за другой умерли две её сестры. Зато внучка Арина шумно веселилась, и соседка Нина, вдова Алика, бортинженера аэрофлотовского, светилась новым счастьем – заходила со здоровенным дальнобойщиком международным, с которым теперь жила. Шагимуратов показывал мне на своём домашнем компьютере экспериментальны данные по вариациям полного электронного содержания, полученные совместно с поляками, и мне показалось, что наукой он сейчас больше занимается, чем тот же Кореньков. Он по-прежнему остаётся пока и.о. директора Западного Отделения ИЗМИРАН и якобы не хочет становиться директором, а предлагает это место Феде Бессарабу. Поживём, увидим.
В последнюю ночь перед отъездом в Мурманск я спал на диване вместе с Ваней, а Ирина – с Аней Лебле, которая ехала из Гданьска в Москву. Серёжа-то в Калининграде останавливается обычно у Жанны, своей дочери старшей от Люды, а Вовчик – сын Ани Лебле от первого брака гуляет с Аней, дочкой Жанны, то есть с внучкой Серёжи, и тоже у Жанны останавливается вместе с Серёжей, когда приезжает в Калининград.
В целом, я считаю, что съездил в Калининград успешно в части восстановления документов на квартиру, утерянных Гришей. Сегодня, например, я узнал по телефону от Комаровой, что у неё для меня документы готовы, но с середины мая она может уйти в отпуск, так что мне нужно до этого времени их у неё получить, тогда можно будет получить и техпаспорт, после чего, кажется, у меня будёт всё по списку, который мне дала нотариус Каташевич.
А вот в части Гришиных долгов я толком так ничего и не выяснил. Участковая Юля Модина сообщила мне по телефону, что моё заявление передано в угрозыск, а начальник угрозыска сообщил, что в возбуждении уголовного дела по моему заявлению отказано и назвал, с кем надо связываться по этому вопросу 16-го апреля, то есть завтра (пишу эти строчки 15-го).
Добавлю ещё, что удручающее впечатление произвело на меня состояние родительской могилы. Похоже, что там очень давно уже никто не бывал: калитка аж в землю вросла, ящик-скамейка сгнил, краска на ограде облупилась.
Ирина в общении со мной держалась суховато.
В Мурманске по-прежнему держится тёплая солнечная погода, всё тает, и вчера (в понедельник) днём я катался на лыжах, по-видимому, в последний раз: скольжение резко ухудшилось, на озёрах сплошные лужи, в городе весь накопившийся за зиму мусор вылезает из-под грязного снега. В пять часов утра уже светло, а в десять вечера ещё светло, полярный день стремительно удлиняется.
На этом кончаю своё длинное послание. Мы с мамой целуем тебя и Леночку.
Папа
Письмо Мити от 14 апреля 2003 г.
[…]
Письмо Мити от 22 апреля 2002 г.
[…]
702
М а й 2 0 0 3 г.
Письмо Мити от 7 мая 2003 г.
[…]
Моё письмо Мите от 10 мая 2003 г.
Здравствуйте, дорогие Митя и Леночка!
Спасибо за подробное описание поездки в Италию, давно от вас детальных писем не было. Рады, что поездка ваша удалась, и, конечно, завидуем белой завистью.
У нас был всего один по-настоящему тёплый (до 18 градусов) день в апреле, а весь конец апреля и начало мая погода, мягко говоря, не радует. Часто валил мокрый снег, превращаясь в грязь и кашу, но в целом общее таяние зимних снежных запасов шло достаточно неуклонно, и сейчас в городе снега практически не осталось. Но солнце показывается редко, поэтому на настоящую весну мало похоже.
Мы с мамой, правда, покатались на лыжах 1-го и 2-го мая от КП2, куда приезжали на машине (которую мне хорошо и недорого отремонтировал некий Максим), и ходили по-над Рог-озером, где ещё сохранился снег, временами передвигаясь на лыжах по прогалинам. Катание то ещё, но всё же остались довольны.
Собственно, это и были наши основные маленькие радости последнего времени, к которым можно добавить два наших выхода на концерты в филармонию, удачную обтяжку чехлами дивана и кресел, кропотливо сделанную мамой, и (для меня) четыре подряд победы «Балтики», включая две выездные, а также победу сборной Грузии над Россией, ну, и, конечно, фантастическую игру «МЮ» - «Реал».
Бабуля Тоня ждёт, не дождётся, когда её во Владимир отвезут. Мама взяла билеты на Москву на 5-е июня. С Вовой она договорилась, что он сменит её в августе. Я поеду в Калининград где-то в конце мая – начале июня, в зависимости от расписания экзаменов. Там нужный мне нотариус в отпуске до 26-го мая. Из Калининграда я собираюсь вернуться на лов сёмги, а в июле поеду к маме во Владимир.
Гришу Люся сплавила в Москву, как бы к его отцу, и больше я о нём ничего не знаю.
Сегодня, наверное, подпишу и отправлю факсом бумаги по договору о продаже тайм-шера.
Научная моя деятельность с аспирантами слегка притихла из-за подготовки последних к сдаче кандидатских экзаменов по языку и философии, но две статьи для нашего «Вестника» всё же удалось написать.
Французским продолжаю заниматься. А также разбором старых фотографий, которые Ирина забрала из дедовой квартиры.
Вот, собственно, и все новости.
Крепко целуем.
Папа, мама.
Письмо Мити от 14 мая 2003 г.
[…]
Моё письмо Мите от 19 мая 2002 г.
Здравствуйте, дорогие Митя и Леночка!
Спасибо за фотографии, приятно напомнившие нам Италию. А вот обнажённый Митя на пляже выглядит заметно потолстевшим, явно нарушен баланс питания и физической нагрузки.
Мы с мамой тоже открыли пляжный сезон: загорали на полу у открытого окна при температуре воздуха на улице 9 градусов. Бабулю Тоню вывозили на машине на прогулку по городу и по Ленинградке. Она рвётся во Владимир и временами плачет оттого, что не понимает буквы и не может читать. Много спит сидя, а ложиться днём не хочет. В речи прогресс если и есть, то небольшой. Скучно ей, конечно, и тоскливо осознавать своё состояние, а помочь мы ничем не можем.
Мама взяла билеты до Владимира себе и бабуле на 5-е июня через Питер, мне до Калининграда на 23-е мая: у меня тут дырка образовалась до экзаменов, первый – 5-го июня. Съезжу по Гришиным делам. Мама уверяет, что видела его тут в совершенно бомжовом виде. Значит, из Москвы его обратно отправили (или сам сбежал).
Сегодня Люба позвонила из Протвино. Она ездила в санаторий в Карловы Вары, и даже просто по её голосу чувствуется, что её там подлечили: исчезли истерические интонации и вернулось чувство юмора. С Жорой у неё трагикомедия. Он приехал из Греции и узнал, что у Любы якобы обнаружили перенесённый инфаркт. Жора решает остаться с ней и настаивает на операции в кардиоцентре у Чазова. Но там выясняется, что инфаркта не было, а просто у Любы аномальное расположение сердца.
Ну, а раз так, то Жора решил, что ему тут оставаться необязательно. В Греции предлагают хорошо оплачиваемую работу, но нужен вид на жительство, а для этого ему нужно развестись с Любой, которой он обещает выплачивать от 500 долларов в месяц. Разводом он теперь и занимается через суд, страдая при этом от язвы желудка. Люба, к счастью, сейчас на всё реагирует спокойно, и дай ей Бог это спокойствие сохранить.
Мой заместитель по кафедре, Олег Александрович Никонов, тут меня повеселил. Пожаловался мне, что у заочников сессия очень насыщенная, а я его утешил: ничего, мол, скоро это кончится. А он мне в ответ:
- Да я не хочу, чтобы кончалось! Я никогда так не жил хорошо, как сейчас! Всё наладилось, все разводы-женитьбы, продажи-покупки квартир позади, дети выросли, пристроены, здоровье, тьфу-тьфу, ещё есть пока, голова ещё что-то соображает, зарплата нормальная, на всё хватает, а возраст-то уже за среднюю продолжительность жизни в России переваливает! Вот и не хочется, чтобы кончалось.
Он у нас кандидат философских наук. Хороший мужик, поболтать вот только со мной любит излишне, отвлекает от компьютера. При том, что я-то с возрастом всё менее разговорчивым становлюсь. Лекции, наверное, силы отбирают.
Ну, ладно. Заканчиваю. Целуем вас обоих.
Папа, мама.
20 мая 2003 г., Мурманск
А вечером позвонил Митя и напомнил, что 14 мая у них с Леной была первая годовщина свадьбы, а мы их не поздравили. Забыли. Сашуля ужасно расстроилась. Мало нам несправедливых обвинений в нечуткости, теперь и в самом деле маху дали. Я-то спокойно к таким вещам отношусь, а Сашуля очень чувствительна, заснуть потом не могла. И написала нижеследующее письмо.
Дорогие наши дети!
Простите, простите, ради Бога, нас, таких беспамятных! Но беспамятных только на числа, уверяю вас! Мы вас очень любим, помним, ждём ваших весточек, радуемся вашим удачам и огорчаемся, если у вас что-то не ладится. Я понимаю, что вы, особенно Леночка, можете воспринять это как слова, слова, слова, а вот на деле, дескать, забыли о Дне вашей свадьбы. Но, поверьте, я расстроена чрезвычайно, полночи не могла уснуть, думала, как же так могло получиться, что я забыла, что 14 мая особый день. Наверное, дни крепко запечатлеваются в нашей памяти не столько рассудочно, сколько благодаря эмоциональным впечатлениям, когда являешься свидетелем событий, или когда эти события кардинально меняют что-то в жизни твоих близких. И, по крайней мере для меня, это кардинальное изменение произошло намного раньше, чем 14 мая.
Мне памятен октябрь 1998 г., ваша экскурсия в Страсбург и первое упоминание о Леночке в письме и её первые фотографии. И когда вы стали жить вместе, вы стали для меня единым целым. Уже тогда я приняла Леночку как жену нашего сына, его избранницу. А потом и полюбила её (а, что очарованности не стало, оно и к лучшему). Наверное, поэтому регистрация вашего брака не была воспринята мною как нечто кардинальное. Возможно для вас всё выглядит иначе. Я помню, как Леночка в Констанце вскользь обронила, что то, что вы живёте вместе, ещё ничего не значит, и это меня тогда огорчило. Жизнь показывает, что и регистрация, и даже венчание тоже не определяют судьбу союза двух окончательно. Определяет нечто большее, связывающее двух людей вместе.
Всё это - мои попытки объяснить нашу бестактную забывчивость, но вовсе не оправдать. Понимаю, что вы огорчены и, возможно, обижены. Прошу простить нас великодушно. Мы от всей души желаем вам, чтобы ваше "нечто", связывающее вас вместе крепло, чтобы вам удавалось сразу же разрешать все возникающие между вами проблемы и недоразумения, чтобы никакие внешние обстоятельства (в том числе и наша забывчивость или ещё какие-то наши огрехи) не были важными в ваших между собой отношениях.
Мы желаем вам счастья, понимания друг друга и чтобы ваша семья расширилась, как только вы этого сами захотите, а мы будем рады и счастливы.
Обнимаем вас крепко и целуем.
Ваши мама и папа.
Моё поздравление Пудовкину от 20 мая 2003 г.
Дорогой Михаил Иванович!
От всей души поздравляем Вас с 70-летним юбилеем и желаем крепкого здоровья и творческого неувядания. Мы Вас любим.
Ваши Саша и Сашенька Намгаладзе
А вскоре после юбилея Михаила Ивановича умерла от рака его верная подруга Светлана Александровна Зайцева (Свет Санна).
Ветеран кафедры физики Земли, в последние годы она была ещё и Учёным секретарём спецсовета, на котором защищал диссертацию Олег Мартыненко.
703
И ю н ь 2 0 0 3 г.
Письмо Мити от 5 июня 2003 г.
[…]
Моё письмо Мите от 6 июня 2003 г.
Здравствуйте, дорогие Митя и Леночка!
Надеюсь, рана в Митиной челюсти уже зажила или, по крайней мере, заживает. У меня, кстати, последний молочный зуб во рту оставался в возрасте где-то далеко за тридцать. Теперь же из своих только два зуба мудрости присутствуют.
Позавчера я прилетел из Калининграда, чёрный как негр. Неудобно даже на кафедре – где это он так в командировке загорел?
Туда я ехал поездом через Питер, заскочил буквально только на часик к тёте Тамаре в Сестрорецк, оставил ей финансовую поддержку. Она, конечно, целыми днями на своей даче пропадает, никак наверху ремонт не может закончить.
В Калининград я прибыл вечером в воскресенье 25 мая, а со следующего утра начал бегать, главным образом, по Гришиным делам с забегами, разумеется, в кирху.
Семинар в этот раз не собирали, хотя я и предлагал. Пообщался в кирхе с Кореньковым и был весьма удивлён и огорчён его реакцией на материалы, которые я специально для его (бывшей моей) лаборатории привёз в Калининград.
В прошлый мой приезд, когда я выступал у них на семинаре, разгорелся спор между мной, Федей Бессарабом и Володей Клименко по поводу некоего эффекта (существования ночного среднеширотного максимума электронной концентрации в ионосфере и плазмосфере Земли), обнаруженного нами в наших модельных расчётах и в некоторых опубликованных экспериментальных данных. Маша Князева у меня этим занимается. Я предложил физическую интерпретацию эффекта – он есть результат воздействия термосферного ветра.
Почему-то местный народ как-то нервно отреагировал на это моё сообщение. Особенно Федя горячился: - Это у вас ошибка в программе! У нас раньше тоже такое получалось, а потом Володя Клименко нашёл ошибку и этот эффект исчез!
Сам Володя про ошибку ничего не говорил (почему он нам о ней не сообщил в своё время?), но на пару с Кореньковым подвергал сомнению наличие пресловутого максимума в наблюдениях: это, мол, какие-то случайные флуктуации, а не устойчивое явление. А у меня в тот раз, действительно, убедительных экспериментальных свидетельств с собой не было.
Теперь же я привёз этих свидетельств кучу целую, а он морду кривит: - А, фигня всё это, мол, не верю!
Смотреть даже не хочет, учёный тоже! И народ ему собрать на семинар очень трудно – все на занятиях, подрабатывают, кто где может… Я разозлился аж: - Юра! Я, что, напрашиваюсь к вам на семинар? Трудно, так ради Бога, не напрягайтесь! Мне ведь тоже неинтересно в терминах «верю – не верю» дискуссии вести. Если захотите серьёзно что-либо пообсуждать, я всегда готов – приглашайте, но навязываться не собираюсь.
А потом Шагимуратов показал мне целую стопку бумаг с графиками широтных зависимостей полного электронного содержания в ионосфере и плазмосфере, построенными по данным геопозиционных спутников, и на всех них пресловутый ночной среднеширотный максимум прекрасно виден! Хороши наши модельеры калининградские – лень на второй этаж спуститься, у коллег экспериментальные данные посмотреть! Шагимуратова они, видите ли, терпеть не могут!
Я эти данные Феде показал и Суроткину, которого случайно на Голубых озёрах встретил (он туда на огород свой ездит), а с Кореньковым так и не встречался больше. Но он мне сам позвонил перед моим отлётом и говорит: - Мы вот тут только в пятницу смогли собраться и решили тебе наше письменное возражение составить: это не эффект ветра!
Я рассмеялся: - Ну, слава Богу, хоть не отрицаете теперь, что «это» существует! А что касается физической интерпретации, то она не словесными баталиями, а модельными расчётами доказывается. Вот мы проведём численные эксперименты по отключению ветров и посмотрим – исчезнет максимум или нет, тогда и продолжим дискуссию.
А теперь про Гришины дела.
Наконец-то я увидел своими собственными глазами, что же там Гриша такого наподписывал. О-ля-ля!
Но по порядку.
С утра в понедельник, 26-го мая я появился у вернувшейся из отпуска нотариуса Комаровой (забыв, кстати, дома свой паспорт), которая назначила мне время на после обеда. Приехав во второй раз, уже с паспортом, я, расписываясь в получении нужных мне документов, обнаружил, что мне дают не то, что я заказывал: свидетельство о праве наследования Тамары Сергеевны после смерти моего отца, но не на квартиру, а на земельный участок в Отважном! Оно мне в общем-то тоже было нужно, но в первую очередь я собирал-то квартирные документы!
Пришлось мне к Комаровой в третий раз приезжать, к концу этого же дня, и ещё денежки заплатить. Теперь у меня было всё, что нужно для получения техпаспорта на квартиру в БТИ, куда я и отправился уже на следующее утро. А там меня ждал сюрприз: - Квартира-то Ваша арестована по иску к должнику Костюченко Г.В.! Езжайте к судебному приставу-исполнителю на Аллею Смелых к мясокомбинату.
Я туда. Нужный мне пристав оказалась в отпуске, а заменявшая её велела придти завтра с утра. Я в Зеленоградск, на море, один, без Алексея, который всю неделю развлекался с классом по экскурсиям. Полежал на песочке, а в воду не совался – никто не купается, вода холодная. Вечером же побывал на футболе: «Балтика» - «Лисма-Мордовия» (Саранск) 4:0 (Павел Погребняк – 2, Андрей Дементьев – 2). «Балтика» поначалу играла неважно и чуть не пропустила гол - от штанги мяч попал в другую штангу, от неё к саранцу, который с трёх метров пробил выше ворот. А потом разыгралась и голы забила красивые, Дементьев – один со штрафного.
Утром в среду я поехал сначала опять на Аллею Смелых, где мне сообщили, в каком суде - Балтийского района - находится дело по иску к Костюченко и номер этого дела. Поехал в суд и там в канцелярии узнал у какого судьи – Кузнецовой Нелли Ивановны – находится Гришино дело. И судья на месте оказалась – толстенная тётка лет за шестьдесят еврейской наружности. Вот она-то мне и показала то, что Гриша подписал.
Гриша называл это «договором о намерениях» и всячески отрицал, что брал под расписки какие-либо деньги. То же, что показала мне судья, являлось договором об обязательстве Костюченко Г.В. по вступлении его в право наследования продать Тамаре Александровне Дерябиной (а никакой не Кузиной) квартиру, задаток за которую в размере триста тысяч рублей, что составляет полную продажную стоимость квартиры, он получил, а в случае отказа от исполнения данного договора о продаже обязуется вернуть задаток в двойном размере. Вот так. И никаких встречных обязательств со стороны Дерябиной. Гриша квартиру уже продал менее чем за десять тысяч долларов и деньги сполна получил, о чём свидетельствует нотариально заверенная Гришина подпись.
Гриша подписал ещё и доверенности Дерябиной на введение его в право наследования и на продажу квартиры, так что ей Гриша более ни для чего нужен не был бы, если бы он не отправил из Мурманска (по настоянию его жены Люси) нотариально заверенный отказ от этих доверенностей. Дерябина правильно расценила отказ от этих доверенностей как отказ от исполнения договора и подала на Гришу в суд с иском на сумму в шестьсот тысяч рублей. Но в суде дело было приостановлено из-за отсутствия Гриши. Квартира повисла в воздухе.
Она числится собственностью умершей Тамары Сергеевны, а Гриша её законный наследник, но не вступивший юридически в право наследования, а, следовательно, и не имеющий права квартиру продать. Я имею доверенность от Гриши на введение его в право наследования и на продажу квартиры, но не могу это сделать, потому что квартира арестована.
Судье я представился как Гришино доверенное лицо, показал его доверенности и рассказал все известные мне (в основном, со слов Гриши) перипетии этого дела. Показал ксерокопию заметки в «Калининградской правде» с фотографией Гриши на диване, его письма в УБОП и нотариальную палату, его отказ от всех документов, подписанных ранее под угрозой якобы физической расправы. Оставил судье (по её просьбе) копии всех этих бумаг, которые она приобщила к делу. Рассказал о том, что квартира Тамары Сергеевны занята неизвестными людьми, хотя прописан в ней только Гриша, о несостоявшейся моей встрече с Дерябиной, о моём безрезультатном обращении в милицию Балтийского района, о том, что Гриша сейчас неизвестно где, якобы бомжует в Мурманске, если живой ещё.
Судья, конечно, высказалась в том смысле, что пить нужно меньше и думать о том, что подписываешь. А если под угрозой, то почему в милицию сразу не обратился? Как он докажет, что ему угрожали, что он денег не получал?
Я, в свою очередь, высказал своё сомнение в получении Гришей трёхсот тысяч, поскольку пропить такую сумму он физически не мог, а каких-либо следов этих денег нигде не видать. Да и трудно поверить, что нормальный человек алкоголику такими деньгами карманы набьёт и без сопровождения в Мурманск отправит без гарантии, что его там встретят. С похмелья же Гриша мог что угодно подписать за бутылку или за какие-нибудь реальные деньги.
- Но я, конечно, понимаю, что все эти рассуждения сами по себе доказательной силы не имеют. Тут юрист толковый нужен, чтобы оценить ситуацию…
- Вам нужен адвокат. И не просто толковый, а зубастый, чтобы их не боялся, - произнесла вдруг судья интересную фразу. – У нас завтра не приёмный день, а приходите утром послезавтра, в пятницу. Я Вам кого-нибудь порекомендую.
Значит, не безнадёжным дело считает? Склонна поверить, что тут дело, действительно, нечисто?
Так или иначе, мне ничего не оставалось кроме как ждать до пятницы.
Я поехал в кирху, пообщался там с Шагимуратовым, Надеждой Тепенициной и Галиной Якимовой по поводу их данных о полном электронном содержании, Феде Бессарабу их картинки показал, где хорошо виден наш среднеширотный максимум, и к Гуле зашёл – директору агентства недвижимости «Победа», что на первом этаже кирхи, которая мне в прошлый раз Тамару Александровну как Кузину вычислила. Рассказал ей о своём визите к судье и договоре, который подписал Гриша. И поинтересовался, не порекомендовала бы мне она, в свою очередь, хорошего адвоката с тем, чтобы потом продать квартиру через своё агентство.
Про Дерябину Гуля заметила, что эта дама ещё похлеще Кузиной будет. А что касается адвоката, то тут нужен человек, который будет работать вместе с судьёй. Квартиру отсудить адвокаты берутся обычно за хороший куш, до половины её стоимости. Лучше иметь дело с адвокатом, которого посоветует судья. Есть вероятность, что они между собой договорятся. Так что она советует сначала встретиться с тем, кого порекомендует судья, а там уже по ситуации действовать.
До пятницы у меня оставался целый свободный четверг, с утра которого я поехал в Гурьевск, разбираться с участком в Отважном, где мы с тобой, сынуля, помогали деду Андрею сооружать сарай. Побывал в местном БТИ и земельном отделе администрации района, где выяснил, какие запросы и куда я должен подать. Но нужный мне человек был в отпуске и возвращался на следующей неделе, так что с участком дело пришлось отложить.
В пятницу с утра я отправился к судье Кузнецовой и оказался у входа в суд одновременно с ней, обогнал её и стал ждать у входа в кабинет. Она меня опознала, мы поздоровались, но в кабинет она меня не пригласила. Я остался ждать на скамейке в коридоре, а в кабинет Кузнецовой прошла какая-то дама и пробыла там минут пятнадцать, уже открыла дверь, чтобы выйти, но вернулась обратно, и они там ещё о чём-то оживлённо говорили, явно, как хорошо знакомые люди. Наконец, дама вышла из кабинета и обратилась ко мне:
- Вы Намгаладзе?
- Да.
- Я – адвокат Анянова Нелли Серафимовна. К сожалению, я не могу сегодня Вами заниматься, меня ждёт машина, и весь день у меня занят. Если Вы можете задержаться здесь до понедельника, до позвоните мне сегодня вечером вот по этому телефону, и мы договоримся о встрече.
Я вообще-то собирался уезжать поездом в субботу или воскресенье, так как пятого июня у меня экзамен, а четвёртого консультация. Но самолётом я успевал, даже если улечу во вторник или среду. И я пообещал позвонить вечером, чтобы договориться на понедельник.
Из суда я рванул прямиком в Светлогорск, где провалялся остаток дня на пляже и обгорел.
А на следующий день, в субботу, я опять поехал в Светлогорск, в этот раз с Алексеем, по предложению Ирины, у которой в этот день был платный приём с утра в Светлогорске. Мы поехали позже и навестили Ирину в поликлинике, где в очереди к ней толпилось много народу. Договорились с ней о месте встречи на пляже и отправились в тир, пострелять в котором было главной Алёшиной задачей поездки (а второй задачей – поесть в кафе чего-нибудь вкусненького).
В тире Алексей продемонстрировал высокий класс владения всеми видами оружия, несмотря на свои мелкие габариты (лук был с него ростом; длины Алёшиной руки едва хватало, чтобы дотянуться до курка ружья, если приклад, как положено, упирается в плечо; а пистолет – по виду и весу настоящий «макаров»). Алёша дважды стрелял из лука (по три стрелы) и очень метко (в молоко ушла только одна стрела, а одна попала на границу «яблочка») и по пять выстрелов из ружья и пистолета по бутылкам и мишени, и тоже неплохо.
После тира мы спустились на пляж, где Алёша уснул (не выспался, наверное, потому что утром рано встал смотреть солнечное затмение), а я загорал в футболке, поскольку был обгоревши, да и нежарко было, несмотря на ясную погоду: с моря задувал свежий северный ветерок. Часа в два дня нас нашла Ирина, посидела с нами, не раздеваясь, подождали, когда Алёша проснётся, и отправились наверх, в центр города, где Алёша реализовал вторую свою задачу – поесть вкусненького, то есть гамбургеров, ну и мы с ним подкрепились заодно на свежем воздухе за столиком под тентом. Я пивка попил с удовольствием. В части перекусить сейчас в Светлогорске всё почти по-европейски.
Не спеша, мы дошли до вокзала и обнаружили, что сейчас отправляется электричка до Калининграда, а взять билеты в кассе мы не успеваем. Ирина решительно потащила нас в последний вагон, уверяя, что билеты в поезде взять можно будет. Ни фига подобного. Нас оштрафовали. Но мы не очень расстроились.
Вернувшись домой, я позвонил Толе (Анатолию Францевичу) Лаговскому, бывшему нашему соседу ладушкинскому, соратнику по борьбе с Гостремом, работавшему в те времена в обсерватории, а ныне завкафедрой автоматизации в Калининградском университете. Мы не виделись с тех пор, как я уехал в Мурманск, то есть лет пятнадцать уже, а Толя, встречая Иринку, каждый раз просил её передать мне, чтобы я позвонил ему, когда появлюсь в Калининграде.
Я позвонил, а мне его жена Нина говорит, что Толя спит поле рыбалки. Когда это он рыбаком заделался? Что-то не припоминаю за ним столь близкого мне увлечения. Я спросил Нину:
- Ну, и как улов?
- Да сегодня хуже, чем обычно. Но на уху наловил.
Через некоторое время Толя проснулся и позвонил мне сам, пригласил на уху в воскресенье.
А с утра в воскресенье я предложил Алёше поехать на Голубые озёра, и он мне ответил:
- Я бы с удовольствием, но мы в гости сегодня идём на день рождения племянницы тёти Нади Тепенициной.
- Я тоже сегодня в гости иду, и к обеду мы вернёмся.
- Тогда поехали.
И мы провели первую половину воскресенья на Голубых, где я открыл купальный сезон. Вода градусов восемнадцать, чистая и приятная. Возвращаясь, на остановке автобуса у Голубых встретили Суроткина, ездившего на свой огород. Мы с ним посеминарили в автобусе, у меня картинки с собой шагимуратовские оказались.
А вторую половину воскресенья я провёл в гостях у Лаговского. Первым делом, конечно, я поинтересовался, где и чем он рыбачит. Оказалось, на Прегеле, в районе Ушаково (это выше Марьино, но на том же берегу, в сторону Гвардейска). Ловит спиннинговыми донками плотву и подлещиков на опарыша. И снасти мне показал на балконе: целый мешок телескопических спиннингов с безинерционными катушками, и ухой из самоловленной рыбы угостил, после чего я окончательно убедился, что Лаговский, действительно, стал рыбаком. Вчера же рыбалка была менее обычного удачной, по мнению Толи, из-за солнечного затмения, сбившего рыбу с толку.
В понедельник с утра я отправился на встречу с адвокатом Аняновой, предварительно созвонившись с ней. Встречу она назначила в юридической консультации Ленинградского района, что на Литовском валу напротив «Тысячи мелочей», а сама оказалась заведующей этой консультацией.
(продолжение следует)
Моё письмо Мите от 9 июня 2003 г.
[…]
9 июня 2003 г., Мурманск
[…]
В письме Мите я не стал писать о том, что рассказывал мне Лаговский. У них младшая дочь, Наденька, умерла от опухоли мозга, не дожив до девятнадцати лет. Пять лет они боролись с болезнью, от которой умерла моя мама. Вот такое им пришлось пережить.
А у старшей дочери, Юли, которую я хорошо помню ещё с ладушкинских времён, двое детей: семилетняя дочка, которую я застал у Лаговских, и семимесячный сын, по поводу которого Юля консультируется у Ирины.
И ещё Лаговский рассказал про Костю Латышева, женившегося во второй раз и решающего те же проблемы, что и с первой женой – на что выпить. Пьёт он по-прежнему много (бутылка водки и трёхлитровая банка пива ему на раз якобы требуются), но выглядит полной развалиной. Сам же Лаговский только потолстел весьма, как и Кореньков, которого Нина теперь называет его старой альпинистской кличкой «Кабан», и которая вполне соответствует его нынешнему внешнему виду.
Письмо Мити от 10 июня 2003 г.
[…]
(продолжение следует)