В автомобильной пробке

Светлана Малышева
        «…кроме того, Зубков считает…»
        – Да пошёл ты.
         «…в Москве сейчас сложилась ситуация, когда сложился дефицит топлива…»
        – Задолбали.
         «…завтра днём от 10 до 15 градусов тепла, тип погоды второй, всего вам доброго!»
        – Пока, пока. Ну и?..
        Нет, Лена не торопилась, а куда ей было? Двигалась вслед за зелёной «Нивой» по сантиметру в минуту, крутила колёсико магнитолы и думала о своём. Что такое «своё» для женщины тридцати пяти лет, незамужней, воспитывающей сына-дошколёнка, «за которым», собственно, и стояла в пробке? Садик до семи, время пять, ничего страшного. Вот это и было «своё» – что ничего страшного. Илюша, конечно, маленький, но терпеливый. Он уже привык, что мама приезжает за ним поздно.
        – Поздно, но вовремя, – уточнила вслух и продвинулась ещё на метр в неторопливом потоке машин. – Пешком быстрей бы вышло, на хрена мне тачка? Только бензин жрать.
        Посмотрела в зеркало. Глаза красные, губы бледные, – смерть на колёсах, а не женщина. Потянулась за помадой: подкраситься, что ли, пока никто не видит? Нет, не судьба: впереди радостно заурчала «Нива» и… поехала-поехала-поехала! Неужели пробки на дорогах когда-нибудь рассасываются? Присутствовать при этом, должно быть, первое счастье автомобилиста. Или второе. Или вообще никакое, потому что опять встали, и её «Копейка» чуть не ткнулась носом в грязный зад внедорожника.
        Снова включить музыку? Чтоб не слышать голодного урчания двигателя. Так ведь новости плюс реклама, а кассеты все доисторические, слушать нечего. Зато думать есть о чём.
        – Значит, будем думать. Вслух. Вместо музыки. Итак… – Лена подняла стекло, проводила взглядом с трудом передвигавшую ноги тётку, гружёную под завяз: две хозяйственные сумки, пакет, готовый оборваться, дамский «ридикюль», постепенно сползающий с плеча. – Итак.
        А что «итак»? Думалось почему-то о низменном – пожрать, поспать, пое.. кхе-кхе.. баться. Мужика у неё давно не было. Последний, Витечка, как полгода назад унитаз в общаге починил, так и не появлялся больше. Илюшка случайно его сотовый утопил, весь обрыдался, что не брал, пока со второго этажа соседи с тряпками не пришли: «Вам помочь или вы сами воду с пола соберёте?!» Воду-то Лена собрала, но Витечка, после того, как в чёрной дыре руками нашарился, мобильник из дерьма вылавливая, сразу домой ушёл, к жене нормальной. Так что теперь у него нет сотового, а у неё нет мужика. Зато есть Илюшка, пяти лет отроду.
        – Ты тля, дура, уснула, на хрен?! Езжай, из-за таких вот и ползём по миллиметру!
        – Сам козёл, отвали, знаю.
        Ну да, не заметила, что сдвинуться надо. Посмотрела на часы – семнадцать тридцать. Полчаса – и только остановку проехала. По старой привычке Лена измеряла расстояние в остановках. Машина досталась от отца, два года гнила в гараже, пока мать не надумала её продать. Тут и взыграло ретивое: как так? я и сама могу поездить! Благо, что на права она незадолго до смерти отца сдала по его настоянию.
        Темнеет как быстро…
        – …октябрь! Что ты хочешь? с ума сойти!
        Увидела, как по дороге еле-еле бредёт обвешанная сумками тётка. Та самая, что сто метров назад уже привлекла внимание.
        – Ну надо же, догнала! Я её догнала!
        Лена так удивилась, что даже подосадовать забыла. Всмотрелась в женщину – не знакомая ли? Нет. Просто толстая баба, прущая домой неподъёмную тяжесть жрачки.
        – И я бы такая была, если б вышла за Димку. Хорошо, что не вышла. И слава Богу, что о сыне он не знает. Да! – зло сказала зеркалу. – И не фига ему!
        Димка не знал о ребёнке, потому что был на десять лет младше Лены, и на момент мимолётного знакомства только-только пришёл из армии. Его мать вряд ли бы приняла сноху-старлетку, Лена это понимала. Впрочем, она и сама замуж не собиралась, но ребёнка до свербения в пальцах хотела. А если женщина хочет, она своего добьётся. К тому же, всегда можно наврать что-нибудь, чтоб отвалил. Так и сделала. Сын получился красивым. Ещё бы! Димка – синеглазый, и у Илюшки глазюки – утонешь. А то – зелёные глаза редкие! А синие хоть кто-нибудь видел вообще? Не голубые, а именно, как ночь, которая не фига не чёрная?!
        – О как! И когда же это я «Ниву»-то обогнала? Или это она перестроилась? Так, Лена, внимание. Расслабилась, мамочка.
        Перед глазами теперь маячил коммерческий автобус. Что делается впереди, стало почти не видно. Стёкла начал царапать дождь, дорога быстро намокла, но «пробка» размокать не собиралась. Время вплотную приблизилось к шести.
        – …а я, как дура, смотрю в жопу сраного автобуса! Вот «Нива» молодец, взяла, слиняла. Илюшка уже на слезах должен быть: в это время забираю. Ну и?..
        Нет, пытаться обойти автобус всё равно, что бежать во сне – результат нулевой. Лучше проследить за тем, чтобы вон та шустрая «бэха» не вклинилась между... Или уж пропустить? «Копейке» ли тягаться с иномаркой?
        – Ч-чёрт!
        Серебристая «BMW» всё-таки втёрлась в доверие к её «монетке», и они чуть было не поцеловалась. Пришлось уступить, чтоб остаться целой. Перед глазами вместо дороги вдруг замелькало зарёванное лицо сына. Седьмой час. И ещё минут сорок ползти. А если без машины, то по прямой, через парк, за пять сек добежать можно.
        – Ага, размечталась.
         «Дворники» размазывали дождик по стеклу, Илюшка слизывал слёзы с губ, смаргивал с ресниц на щёки, капли уворачивались от щёток, разбегались в стороны, вытирал глаза злыми кулаками…
        Уйдя в себя, Лена не сразу поняла, что транспорт встал – совсем и окончательно. Что-то случилось впереди, раз движение парализовало вовсе. Она достала из бардачка сотовый, внутренне собралась и приготовилась к долгому, пустому разговору.
        – Мам, привет, эт я. Я в большом заторе, Илюшку забери, а?
        – А?
        – Илюшку из сада забери, я не смогу.
        – Ты где есть-то?
        – На дороге, в пробке.
        – У меня нога болит, я капустный лист привязала и лежу.
        – Блин, мама! Он там один остался, я ещё час добираться буду!
        – А?
        – Бэ! Ладно, проехали.
        – Куда поехали?
        И так всегда. Плохо слышащая мама совсем теряла слух, когда дело касалось вставания с дивана. Нет, внука она любила, но, как сказал бы Пушкин, «странною любовью». Или это сказал не Пушкин?..
        – О Господи, да какая разница?! Что делать-то?
        Лена включила «габариты» и приоткрыла дверцу. Мокрый бисер осыпал лицо, влажный воздух заметался в салоне. Те же метания, но только в груди, случились и у неё, разнесчастной мамы. Жаль, нельзя увидеть себя со стороны: порой смешно и нелепо выглядеть полезно. Вот как сейчас – стоит она с открытым ртом, лёгкие, как парус, раздувает – чтоб дышалось легче, да чтоб не заплакать от бессилья. А чего стоит, спрашивается? Чёрт с ней, с машиной, всё равно развалюха. Бросить бы на дороге, да через парк бегом за сыном. Что народ подумает? «Свихнулась», – подумает. «Пьяная», – подумает. «Машину угнала», – кто-нибудь решит. И ведь никому и в голову не придёт, что мальчик у неё один во всём саду остался. И воспиталка нервная зло на нём срывает. Потому что ей тоже домой надо, у неё тоже дети, и муж у телевизора – к плите не подойдёт!
        – Ой, да пошло всё!
        Лена выбралась из машины, одёрнула куртку, отряхнула джинсы и захлопнула дверцу. С минуту постояла, набираясь решимости, и осторожно, бочком-бочком, чтобы сразу никто не понял, двинулась в сторону городского парка. Едва сойдя с проезжей части, она припустила так, будто сдавала кросс на первенство страны. Очень кстати оказалась её любовь к обуви без каблуков – на сплошной подошве бегать удобней. Дождь, конечно, мешает, листва опавшая к ботинкам липнет, ноги с каждым шагом тяжелеют, но фонарь садовский впереди светит, и рёв ненаглядного ребёнка она уже слышит. А заодно и мужицкое какое-то бормотанье, вроде успокаивающее, а вроде и ругающее.
        – Иля! Иля, сладкий мой, я здесь. Ну всё, всё, мама с тобой. Всё, мой хороший, я больше не буду, правда!
        – Вы уж на Юленьку-то не жалуйтесь, а? Я пришёл, а ей домой надо, она на меня пацанёнка и оставила. Если б чего, мы бы с ним туточки заночевали.
        Тут только до Лены дошло, что перед ней оправдывается сторож, которого она и звать-то не знала как. А Юлия Сергеевна, молодая, вечно раздражённая воспитательница, сбагрила её ребёнка чужому небритому деду. Но Илюша стоял рядом, шмыгал носом живой и здоровый, и Лена махнула рукой: «Ладно!»
        – Пойдём погуляем? – спросила у сына, думая о брошенной машине.
        – Домой, ма.
        – Домой, так домой, – не стала спорить.
        И они пошли домой.
        …Поздно вечером, убедившись, что Илюша заснул, Лена отправилась на поиски авто. Она уже представила, во что ей обойдётся недавнее спонтанное решение, и начала придумывать оправдания поестественней для гаишников, когда увидела свою брошенку. Красная «Копейка»» стояла посреди дороги, размахивая измученными «дворниками», и лихорадочно моргала всеми огнями. Редкие машины объезжали её, не выказывая интереса к возникшим проблемам. Второй раз за день Лена так удивилась, что на другие эмоции просто сил не хватило.
        – Касавица мая! – скартавила, как Илюшка. – Поехали домой?
        Подбежала к машине, открыла, села и уехала.