Улыбка - это кривая, которая выпрямляет все. Диллер Филлис
К ПОДРУГЕ НА СВАДЬБУ
Когда-то и мне было двадцать лет. Вечерами я училась в институте, а днём работала в скромной должности делопроизводителя в бухгалтерии областной детской больницы. Рабочая неделя тогда была шестидневной. И в субботу приходилось мне, законченной «сове», в очередной раз преодолевать себя, чтобы утром вовремя встать и отправиться на надоевшую за бесконечно длинную неделю работу.
Главным бухгалтером у нас была пожилая дама. Имени её не помню. Но хорошо запомнилась она мне своей постоянной придирчивостью, тихим нудным голосом и бесконечными разговорами о новом возлюбленном - Ванечке.
С самого утра она потчевала нас, а мы - это молодой женский коллектив бухгалтерии, рассказами о своём ненаглядном. Ванечка сказал это. Ванечка сделал то. И так - с утра и до вечера. И каждый день!
Когда начальницы не было рядом, мы тихонечко хихикали. В её присутствии сдержанно молчали. Радовало лишь то, что работала она в отдельном кабинете. Но ей там не сиделось: так и тянуло к молодёжи…
Я выросла в семье, которая состояла из одних женщин. Да и женщины эти были пуритански сдержаны. И потому особую неловкость, граничащую с брезгливостью, вызывали во мне её постоянные демонстрации Ванечкиного нижнего белья.
Остальные работницы нашей бухгалтерии были старше меня, и их веселила и радовала каждодневная разминка перед долгим и нудным рабочим днём, который всегда начинался с одного и того же: все и всё подвергалось едкой критике. А потом эта полная, обрюзгшая, сильно напудренная дама поочерёдно подносила трусы мужа каждой из нас и спрашивала одно и то же:" Как думаете, подойдут ли эти чёрные трусики моему Ванечке? И смогла ли я наконец-то угадать его размер?"
Я никогда не видела Ванечку. И размеры его интимных мест, естественно, мне не были известны. Но когда она подходила ко мне и почти касалась лица этими трусиками, я отчаянно кивала, согласная на всё, лишь бы недалёкая женщина поскорее отстала от меня и дала спокойно поработать.
Если мне становилось плохо, как только я видела приближающуюся начальницу, то моим сотрудницам эти каждодневные сценки доставляли истинное удовольствие. Женщины не были злыми. Просто - все замужние дамы. И рутина семейной жизни слегка разбавлялась одним и тем же утренним аттракционом - верчением мужского белья у моего носа. Это напоминало цирк: дрессировщик колет острым предметом тигра в бок и при этом надеется остаться в живых!
Но я не была её единственной «жертвой». Она, вездесущая, ни о ком не забывала. Могла исподтишка ужалить, да так, что попавшиеся в недобрый час на её глаза сотрудницы краснели, бледнели и даже плакали. При этом всегда была она отменно вежлива. И ко всем обращалась на «Вы».
Например, мне она говорила почти каждый день следующее:
- Да, Вера, Вы много гуляете! И добром это для Вас не кончится…-
При этих словах она тяжело вздыхала, смотрела куда-то вверх и прижимала руку к пышной груди, надеясь, возможно, отыскать где-то там, в недрах своего туловища, трепетную Душу…
Трудно понять, что двигало ею, когда она мне такое говорила. И как или чем можно объяснять скрытые оскорбления. Душевной чёрствостью, отсутствием интеллекта или подлым завистливым характером?!
Я никогда не отпрашивалась с работы. Уходила лишь на экзаменационные сессии.
Вся моя тогдашняя жизнь проходила по маршруту: Дом - Работа – Институт - Дом.
В тот момент я даже не имела друга сердешного. Слишком уставала. Некогда было заняться устройством личной жизни.
И надо же было такому случиться, чтобы моя старшая сестра Мария и её самая близкая подружка Татьяна в один и тот же месяц март решили выйти замуж. И каждая, расписывалась в одну из суббот марта. Подружка в начале месяца. А сестра – в конце.
Дама-начальница, горестно качая головой, на все мои обещания, что отработаю эти дни, говорила одно и то же:
- Вера, я же Вам всегда твержу: Вы много гуляете! И добром это не кончится… -
Никакие уговоры не помогли. Я должна была выбрать куда пойду – к сестре или к подруге. Я выбрала, конечно, дату свадьбу сестры.
Наступил торжественный день для нашей общей с сестрой подруги. Маня была свидетельницей. И упорхнула она к невесте ещё спозаранку, забыв свой «серпастый» и молоткастый» дома. Маме пришлось бежать по гололёду, чтобы забывчивой дочери доставить паспорт.
Я собиралась на работу. Настроение было хуже некуда. Злясь на весь белый свет, первое, что я сделала, это почистила зубы детским кремом. И с час их потом оттирала. А затем, неловко повернувшись, наскочила ногой на край огромного кованного сундука. Так прожили мы долгие годы: сундуки вместо шкафчиков, тумбочек и прочей кухонной мебели.
Сердитую начальницу я в тот день не видела. Работать - не работала. Рентген показал трещину в стопе. Но на свадьбу подружки всё же доплелась к концу торжества. Ничего не пила, не ела, а невесту с женихом и поздравить не успела.
Предупреждала же меня наставница, что добром мои гулянки не кончатся!
Как в воду глядела!
03.11.07