МАРТ. ГОСПОДИН ТРАХТАРАХОВ. КАБЕРНЕ.
В средние века каждым уездом Бивня правил свой удельный князь. После объединения империи Фозэ I все удельные князья получили право на Совет при императоре. По смерти Фозэ Совет князей выдвинул на его место князя уезда Бузуево Палкоедкого. Однако после бузуйских волнений под руководством Стяпана Пузочесова власть Совета князей была низложена. Взошедшим на трон Федэ IV Совет был упразднен, а его члены получили титулы бояр и наместников императора в своих уездах…
«Богато иллюстрированная история Бивня в весёлых картинках»
На улице лился дождь на мостовую, а в комнате – глинтвейн в чашку. Горячее красное с медом и специями было, разумением Свистоплюшкина, единственно возможным способом употребления вина. Погода стояла промозглая, резкий ветер то и дело стучал в окна дома на Адлявасовской горстями дождя, переходящего в мокрый снег, да и мадам Свистоплюшкиной вдруг вздумалось съездить за покупками. Все располагало к размышлениям. Посему купец решил посвятить сей день подготовке к весеннему севу на плантациях Нюсиса-Угаущины, с каковой целью и засел в кабинете, обложившись справочниками и отчетами. Но для начального рывка как-то само собой решилось немного согреть жилы глинтвейном.
Варить этот целебный напиток еще в юности его научила незабвенная мадам Перепилкина, небывалая искусница в тонком процессе. Секрет его состоял во множестве компонентов, большинство из которых являлись ее открытием. Среди них были мед, корица, ароматические травы, лимон, ну и еще кое-что.
К слову сказать, будущая супруга купца была в совершенном удивлении, когда жених показал ей, как из «компотной кислятины» путем несложных манипуляций можно приготовить божественный нектар. В круг понятий ее, да и всех жителей села Фанзолавкино никак не укладывалось, что обычное каберне, которое они гонят бочками и пьют ведрами, можно сделать куда как вкуснее, прокипятив с какими-то там травами. Но, пожив в Кукуеве, приучилась к глинтвейну и она.
Сегодня напиток пришелся как никогда кстати. Циклон не радовал, новая власть тоже, убытки от разрыва с господином Кабысдохом все же были заметны (как ни старался купец их покрыть прочими проектами), а сквозняки из так и не законопаченных щелей предательски резали то ступни, то горло. Сопротивляясь им, хозяин скрыл ноги в шерстяных носках с надписью «Poisson d’Avril ». Носки эти в лучшие времена привез ему из-за моря г-н Кабысдох в знак признательности (мамон бы его сейчас там побрал). Горло же было защитить решительно нечем, окромя горячего горячительного, за помощью к которому и пришлось прибегнуть.
Наконец, после долгого колдовства на кухне, чашка глинтвейна была торжественно внесена Свистоплюшкиным в кабинет и красовалась на рабочем столе. Купец, торопясь в ожидании сугреву, поднес ее ко рту. Глаза были прикрыты, рот же, в противоположность, отверст и жаждал тепла.
И оно полилось. Глоток, еще глоток… Тепло мягким Оявриком поползло по членам купца. Плохая погода за окном, сквозняки в доме и даже пришедшие к власти сабантуйные бригады стушевались перед неодолимым натиском пряного горячего вина. Это было вселенское блаженство!
На улице раздался грохот. Свистоплюшкин вздрогнул и выглянул в окно. Небритый бузуй со злобной с похмелья рожей катил по мостовой бочку, поя, а, точнее, оря пропитым голосом песню:
Мы на радость всем бузуям
Сабантуй в стране раздуем.
Улепетывай в Квихоже,
Иноземец плоскорожий!
Купец искренне удивился, почему это вдруг неизвестный автор сабантуйно-бузуйского шедевра предлагал осоцинам переселяться в столицу Гордевропии. Представители узкоглазой и широкоскулой расы были характерны для населения стран, некогда входивших в Шутовскую Империю (Южной и Северной Шутий, Диктатории Умелых Шутов, Треньк-Бренькской Республики), Чукочаки, Кантамалии. Встречались они в некоторых районах Нюсиса-Угау и на северо-востоке Корридонии. Но в Гордевропии такой расы отродясь не водилось. Впрочем, теплый глинтвейн не особенно способствовал этнографическим изысканиям и купец, отхлебнув еще чутка, снова прикрыл глаза.
И тут у дверей зазвонил колокольчик. Недоумевая, кто бы это мог быть, хозяин с трудом оторвался от дымящегося напитка и мысленно ругнулся в адрес нерадивого дворецкого, но вовремя вспомнил, что тот, содержась и на полставки кучера, уехал сегодня с мадам Свистоплюшкиной по офеням и лабазам. Нет, положительно не ко времени появился этот посетитель, кем бы он ни был!
В дверь еще раз позвонили. Настойчиво.
Испив глинтвейну из сосуда, купец, еще раз мысленно ругнувшись («Нет, ну что за мамон его принес! Ни минуты покоя, понимаете ли!»), понял, что открыть неизвестному гостю все же придется. Пошарив ногами под столом в поисках любимых туфель «сиуки-кие» и, наконец, всунув в них нижние конечности, под третью трель колокольца он недовольно двинул купеческое тело из кабинета в прихожую и отворил дверь.
На пороге стоял бесцветный человечек с портфелем свиной кожи под мышкой.
– Вы господин Свистоплюшкин?
– Да. С кем имею честь?
– Я ПУПС УЖОРа.
– Pardon !! – Свистоплюшкину показалось, что он ослышался.
– Я ПУПС УЖОРа, – еще раз повторил бесцветный посетитель и сделал попытку проникнуть в дом. Хозяин воспрепятствовал этому.
– Позвольте, милейший! – возопил он. – Вы что, шутки тут сюда со мной пришли шутить, понимаете ли! Какой ПУПС УЖОРа? Что еще за УЖОР такой?!
– УЖОР – подразделение СТОСа, – так же бесстрастно объяснил человечек.
Купца передернуло.
– Да мамон его за ногу, какого такого стоса? Театра, что ли? Вы из театра?
– Нет, я не из театра. Я из УЖОРа, – тупо-терпеливо повторил незваный гость и вновь попытался прорваться в апартаменты купца.
Хозяин понял – этого лучше впустить. И если вначале ему подумалось, что этот человечишко был подослан кем-то из знакомых с целью позабавить или же, напротив, позлить его, то теперь стало ясно – этот пришел всерьез и надолго. Поэтому ничего не оставалось, как провести посетителя в свой кабинет, усадить в кресло, расслабиться самому, выпив глоточек уже начавшего остывать вина и завести беседу.
ПУПС недолго тушевался в роли гостя. Он с непосредственной заинтересованностью потрогал статуэтку Святой Кукуни, подивился портретам предков из рода Свистоплюшкиных и Фанзолавкиных и откинулся в кресло, раскрыв свинокожий портфеленок.
Купцу этот определенно кого-то напоминал, хотя такой бесцветной шушеры в последние месяцы в Кукуеве, да и по всей стране выползло несчетное количество. Теперь достаточно было любому бузую-алкашине, воришке-трагику или подонку-шуту прийти в местное отделение сабантуйных бригад с заявлением, что прошлая власть его унижала, не давала житья или попросту глумилась над его трудовым достоинством, как – нате! – он немедля становился важной птицей в новых структурах. Ни знатность, ни богатство, ни древность рода не играли более никакой роли. Все теперь решали спившиеся трагики, бездельники-бузуи, проворовавшиеся фициянты…
Фициянты! И тут перед внутренним взором купца встала апрельская площадь прошлого года, митинг сабантуйных бригад и официант в развернутой там кафешке, сладострастно привечавший его вместе с господином Попрыгуничем. Так мамон же триста раз подери, так это же он и был, нынешний ПУПС УЖОРа из стоса! Теперь господин Свистоплюшкин определенно узнал бесцветного молодчика, но решил приберечь это знание, как козырную карту, для подходящего момента, ничем пока его не выдавая.
– Итак, уважаемый ПУПС УЖОРа, – начал хозяин, – не соблаговолите ли вы мне все же представиться и пояснить цель вашего ко мне, понимаете ли, визита.
Человечек молча достал из портфеленка краснокожее удостоверение и, раскрыв, сунул его вопрошавшему.
«Сим удостоверяется, что предъявитель сего, г-н Трахтарахов, есть представитель (уполномоченный проверяющий сотрудник) Управления жилищами Особого района Столичного округа страны (ПУПС УЖОРа СтОСа). Выдано такого-то числа, месяца, года. Срок действия бессрочный. Документ строгой отчетности. При утере не восстанавливается. Подпись выдавшего – г-н Хрючатников».
Сказать, что Свистоплюшкин все стало ясно, было бы явным преувеличением. Единственное, что он понял – коли здесь приложил руку Хрючатников, добра ждать не приходится.
Г-н Трахтарахов меж тем достал какой-то бланк и уже начал водить по нему карандашом, намереваясь начать опрос хозяина, как тот решил все же перехватить инициативу.
– Что ж, уважаемый господин Трахтарахов! Быть может вы все же разъясните мне, чем занимается тот УЖОР, который вы представляете, и что находится лично в вашем ведении, как его ПУПСа? – с изысканно вежливой ехидностью обратился он к посетителю.
Тот оторвался от бумаги.
– Управление жилищами Особого района Столичного округа страны, – монотонно заговорил он, – занимается управлением жилищами Особого района Столичного округа страны, к которому решением партии и правительства за подписями господ Самогонича, Колпачинского и Хрючатникова отнесена столица Империи город Кукуево и прилегающий к нему Кукуевский уезд. Управление занимается сбором сведений о проживающих в жилищах Особого района гражданах с целью учета и контроля за осоцинами, компактно и разрозненно селящихся на территории Особого района. Заполните вот это, – и Трахтарахов протянул купцу анкету.
Свистоплюшкин непроизвольно отхлебнул глоток достаточно к этому времени охладившегося, но не потерявшего еще своей ароматности глинтвейна. По интересу, с которым ПУПС проследил за этой несложной операцией, можно было явно подтвердить вывод купца о его происхождении. Mais il ne faut jurer de rien ?
Все же, сколь не недолюбливал господин купец вина вообще и красные вина в частности, сегодня глинтвейн помогал сохранить ему душевное равновесие. В самом деле, будь сейчас перед ним бутыль с джином и выпей он его в таком количестве, как глинтвейн, почти наверняка хозяин, подчиняясь взрывному темпераменту, вышвырнул бы наглого фициянтишку вон, не слишком заботясь о возможных последствиях. Теперь же купец взял предложенный ПУПСом листок почти что с интересом и начал читать:
– “Домовладелец”.
– Вы же домовладелец, господин Свистоплюшкин?
– Разумеется я, – недовольно ответил тот
– Так и пишите.
Купец записал и двинулся дальше:
– “Происхождение”. То есть как это? – не понял он.
– Ну, байканин, свиньянец, шутеец, хачинец или осоцин, – подсказал чиновник.
– Да какой, к мамону, осоцин, когда чистый байканин в седьмом колене?!
– Так и пишите.
– “Члены семьи”. Ну, это понятно – жена, госпожа Свистоплюшкина, и сын, господин Свистоплюшкин-младший. “Происхождение”. Тоже байкане коренные. А кем же еще прикажете сыну моему быть, ежели я байканин? Гордевропцем, что ли?
– Так и пишите, – однообразно повторил ПУПС УЖОРа.
– “Иные, проживающие в жилище”. Да никто иной тут и не проживает, – удивился вопрошаемый.
-Так уж и никто? – хитро прищурился Трахтарахов. – А что же, у вас, господин Свистоплюшкин, и слуг никаких не имеется?
– Ну, из слуг, понимаете ли, дворецкий, он, конечно, имеется, – путано выразился несколько сбитый с толку хозяин.
– Так и пишите.
– Да ведь он отродсь не проживал тут, лишь днюет.
– Все равно пишите, – стоял на своем пришелец.
– “Происхождение”. Ну, это уж слишком, – возмутился купец. – Нешто я должен отвечать за каждого лакея, какого он рода-племени?!
– Должны, уважаемый, теперь должны, – поучающе сказал ему ПУПС. Он уже совсем освоился в кабинете, откинулся на мягкие подушки, закинул ногу за ногу и смотрел на купца хозяйским взглядом. “Того и гляди, еще глинтвейна потребует,” – подумал купец, а вслух сказал:
– Да откуда же я знаю его происхождение? Ну, приехал он откуда-то, с севера, что ли, Баечник его знает…
– А, так значит, осоцин? – в момент оживился проверяющий.
– Да осоцин, не осоцин – об этом уж сами его спросите. А мне какое дело? Лишь бы служил исправно, – отмахнулся купец.
Но было видно, что эта тема крайне заинтересовала уполномоченного. Он выхватил из портфелишка блокнотец и начал в нем что-то черкать.
– А припомните-ка, не произносил ли он какие речи против господина Самогонича, Старшого Баечника Байковой Империи, Великой Очень?
– Да ничего он этакого не произносил.
– А против сабантуйных бригад, либо генерал-шута Колпачинского тоже ничего не говорил? – настаивал ПУПС УЖОРа.
– Может и говорил когда, да только я не слышал.
– А, так все-таки говорил? – не отставал чиновник.
– Да откуда же мне знать, – еле сдерживая вскипавшую злобу, процедил Свистоплюшкин, – говорил, не говорил. Мне до этого дела нет. Лишь бы в доме порядок был, и ладно.
– Вот так вот, уважаемый купец, – палец Трахтарахова удовлетворенно уставился в туловище хозяина, – вот благодаря такой вот беспечности в наши ряды и проникает осоцинская сволочь и зараза.
Палец замер в воздухе.
Свистоплюшкин вскипел. Мало, что эта вша бузуйная приперлась без приглашения, поработать не дала, глинтвейн, понимаете ли, попить, так она еще и поучать его вздумала, пальцем в него, купца, тыкать. Это какой-то фициянтишка, который еще несколько месяцев назад угодливо лебезил перед ним: «Купцов мы завсегда привечаем!».
Такие мысли рвались на язык хозяина. Но он их попридержал, сжав челюсти и процедив сквозь зубы:
– Позвольте-ка, уважаемый, не вы ли тот самый официант, что мне в прошлом году в кабачке на площади Святого Баечника сангрии мне разбавленной подавали?
В глазах бесцветного ПУПСа промелькнул какой-то цвет, но что это было, купец не понял, ибо явление длилось краткое мгновение. Трахтарахов поменял положение ног и надменно сказал:
– Я горжусь своим бузуйскими корнями и мне приятно, что я, так же, как и наш старшой Баечник, господин Самогонич, тоже прошел школу жизни в официантах.
– И чему же, понимаете ли, эта школа вас научила? Вино разбавлять да осоцинов в чужих домах искать? – поинтересовался хозяин.
Пальцы господина Трахтарахова забарабанили по коже портфельчика.
– Господин Свистоплюшкин, если вы думаете, что ваши деньги, нажитые угнетением и эксплуатацией бузуев, дают вам право относиться к трудовому народу с презрением, то глубоко ошибаетесь. Теперь, при народном правительстве во главе с господином Самогоничем, все равны, и ни якобы благородное происхождение, ни грязные деньги не дают вам больше никаких привилегий. Единственный привилегированный класс теперь – мы, люди труда. – Последние слова ПУПС УЖОРа произнес с особым нажимом. – Но эти привилегии заработаны нами кровью и потом, в тяжкой многовековой борьбе с угнетателями. Поэтому, господин Свистоплюшкин, давайте оставим этот беспредметный разговор и вернемся к делу.
Свистоплюшкин бросил взгляд на часы. Четверть пополудни. Уже Мамон знает сколько времени он потерял на этого, отвечая на никчемные вопросы и выслушивая глупые поучения, вместо того, чтобы заниматься подготовкой документации для сеятелей нюсисаугаусских плантаций. А время, которое у нас есть, как любил говаривать г-н Кабысдох, это деньги, которые у нас должны быть. В этом купец был полностью согласен с бывшим компаньоном.
– Итак, что вы еще хотите от меня, понимаете ли, поиметь? – нервно и немного двусмысленно выразился он.
Трахтарахов по-хозяйски ухмыльнулся, откинулся назад и снова закинул ногу за ногу. Видно было, что ему доставляло явное удовольствие сидеть в этом мягком кресле, никуда не торопясь, и допрашивать хозяина дома.
– А вы не горячитесь, господин Свистоплюшкин, не горячитесь. Вы вот лучше берите пример с вашего соседа, господина Жирополного. Как раз я его перед вами посетил.
– И что же я с него должен брать?
– Пример, господин Свистоплюшкин, пример надлежащего отношения к своему гражданскому долгу. Господин Жирополный дал подробное описание количества проживающих в подотчетном ему домовладении, конкретно обосновав происхождение каждого из них, и указал, какие крамольные речи вело каждое из этих лиц, включая его самого. Более того, он внес в опросный лист всех домашних животных с их родословной, что дало нам немаловажные сведения.
– Какие же? – на губах купца заиграла саркастическая улыбка.
– А такие, что его цепной боров по кличке… – Трахтарахов полез в бумаги, – так вот, боров по кличке Борилан Адольф Иосиф Бокасса Людовик XVI Несравненный, также именуемый Борька, является элитным кабаном-производителем своясской линии. Своясской! Вы понимаете?!
ПУПС взодрал палец совершенно таким же манером, как любил это делать господин Мухобойкин. «Перенял уже, гад» – с ненавистью подумал хозяин.
– Так что ж тут понимать? – Свистоплюшкин пожал плечами. – Своясские щетинистые великаны –они ж от веку считались лучшими производителями.
Эти сведения неоднократно повторял ему сосед. УЖОРный представитель скривился.
– Ничего вы, господин Свистоплюшкин, не понимаете. Ведь он же из Своясии!
Ничего господин Свистоплюшкин не понимал.
– А откуда же еще быть своясской свинье?
– Из Своясии, значит осоцин. Осоцин! Теперь вы понимаете – о-со-цин?!
– Кто? Боров – осоцин?
– Да, да! Вот таким образом с помощью борова осоцины стремятся разрушить нашу Империю и свергнуть народное правительство господина Самогонича! Теперь понятно?
Купец был совершенно сбит с толку хитросплетениями рассуждений ПУПСа. Интуитивно он чувствовал, что это все бред, блеф и белиберда, что пора бы и власть домовладельца употребить, вышвырнув перешедшего все границы уполномоченного в мартовское ненастье, но… Мадам Свистоплюшкина что-то задерживалась с покупками, дворецкий, сопровождая ее, тоже назад не спешил, Фрол должен был вернуться из школы лишь после двух, и решительно не было никакой возможности указать зарвавшемуся фициянту на подобающее тому место.
А Трахтарахов меж тем достал из кармана сигару, из другого зажигалку и вознамерился прикурить.
– Милостивый государь! – вскричал на это безобразие Свистоплюшкин, – попрошу вас здесь не дымить. У меня, понимаете ли, астма, и табачного перегара я не выношу.
ПУПС с недовольной физиономией затушил огонек зажигалки с портретом Ады Байканиды, готовый переметнуться уж на табачный сверточек.
– Табачка не выносите, а алкоголем-таки не брезгуете?
Любой гордевропец, услышав это, выразился бы в том смысле, что honne soit qui mal y pence . Однако господин Свистоплюшкин был из того рода, что вел свою родословную за 14 колен до пришествия Великого Баечника, поэтому тонкая издевка клерка из УЖОРа пролетела мимо него, не зацепив. Поскольку же все бузуи, и этот, в частности, плохо реагировали на шуточки, купец решил на том и сыграть.
– Дражайший господин Трахтарахов! – обратился он к непрошеному гостю. – Если вы считаете, что элитный своясский боров элитной же своясской породы является осоцином, то почему же допускаете, что на юге нашего острова растет целая роща кактусов, вывезенных Фролом Третьим не откуда-нибудь, понимаете ли, из Чукочаки, а непосредственно из сердца Шутовской Империи? Их-то вы почему в осоцины не записываете, а?
Трахтарахов наморщил лоб.
– Кактусы, говорите? Из Шутовской Империи? А я и не знал. Сегодня же доложу господину Хрючатникову. Необходимо искоренить эту осоцинскую заразу. Да и господин Колпачинский как раз издал распоряжение о вырубке всех древесных пород, не соответствующих байканскому менталитету. Интересно, а кактус соответствует байканскому менталитету? Раз из Шутовской Империи, то, скорее всего, нет. А с чего это вообще тут кактусы рассадить решили? Что нам, своих дубов да бамбуков не хватает?!
Увы, чувство юмора у бывшего фициянта отсутствовало патологически. ПУПС УЖОРа не на шутку увлекся идеей кактусоистребления. Видно было, что она ему очень понравилась.
– Сегодня же надо об этом непорядке доложить господину Хрючатникову. Нет, ну кто же это решил осоцинской колючкой наши родные земли забурьянить? Диверсия какая-то! И еще проверить надобно, кем тот третий Фрол был. Не иначе, тоже из этих, засланец осоцинский. Спасибо, господин Свистоплюшкин, что такую дельную идею нам подали. Вот и вы, наконец, начинаете осознавать свой гражданский долг. Похвально, похвально. Будьте уверены, теперь мы эту провокацию возьмем под свой контроль. Вам же, господин купец, от нас поощрение будет, или там награда.
– Фрол Третий, – сухо напомнил купец, – был Кактусид и, кстати, являлся предком господина Мухобойкина. К тому же в кактусовой роще расположен один из секретных полигонов сабантуйных бригад. Посему не думаю, что ваша идея найдет поддержку в правительстве. А насчет непочтительных речей я могу вам сведения прямо сейчас подать.
– Припомнили, стало быть? – довольно осклабился ПУПС. – И какие же?
– Например, что некий ПУПС УЖОРа господин Трахтарахов, находясь во вверенном мне жилом помещении при исполнении, непочтительно высказывался о великом Фроле III Кактусиде, ставя под сомнения его полезные для байканского народа деяния и само происхождение. Прикажете изложить в письменном виде?
Глазенки уполномоченного забегали. Спесь с него как рукой сняло.
– Ну что же вы, зачем же? Я же просто пошутил. Что же вы мне сразу не сказали, что господин Фрол был из рода Мухобойкиных? Да и кактус – преполезнейшее растение. Преполезнейшее! Обязательно дома заведу парочку. Ну, а сейчас мне пора бежать. У меня впереди еще вся ваша улица. Заполните это и распишитесь.
Чиновник достал из портфелишки лист и сунул его хозяину.
«Я, нижеподписавшийся хозяин домовладения по улице (тут следовал прочерк), господин (тоже прочерк), сим удостоверяю, что дал представителю (уполномоченному проверяющему сотруднику) Управления жилищами Особого района Столичного округа страны (ПУПСу УЖОРа СтОСа) правдивые и непротиворечивые сведения о составе проживающих в домовладении, хозяином которого я являюсь. Обо всех замеченных мною отклонениях в поведении каждого из проживающих в домовладении обязуюсь немедленно докладать в Управление жилищами Особого района Столичного округа страны (УЖОР СтОСа). Дата (прочерк), подпись (прочерк).
Подписывающий был шокирован.
– Позвольте, господин Трахтарахов! Я как-то, знаете ли, не очень понимаю, что ваш УЖОР имеет в виду под «отклонениями в поведении». Если, к примеру, сын мой двойку из школы принес, это отклонение?
– Нет, это не отклонение, – таким же бесцветным, как и раньше, голосом, ответил ПУПС. – А вот если он какую-либо сплетню или анекдотец принес про господина Самогонича, господина Колпачинского или вообще про кого-нибудь из Сабантуйных Бригад, равно как и на Бригады в целом, равно как и высшее руководство Байковой Империи, Великой Очень – вот это отклонение.
– Так что же, по-вашему, я на сына своего, понимаете ли, доносить должен? – опять взъярился Свистоплюшкин.
– А вы его получше воспитывайте, тогда и доносить не придется. Да вы заполняйте, заполняйте…
И, когда требуемые сведения в листок были внесены, подытожил:
– С вас тридцать полушек.
– Сколько-сколько? – второй раз за день купцу показалась, что он ослышался.
– Тридцать, – бесцветно повторил ПУПС.
– Да за что же это мне такое, понимаете ли, разорение?! – глаза купца чуть было не вылезли на лоб.
– За обслуживание, господин Свистоплюшкин, за обслуживание. Вы думаете, мне это легко – вот так в каждый дом заходить, общаться с вами со всеми?
– Да и не ходили бы на здоровье. Я что, звал вас к себе, что ли?
– А нас не зовут, уважаемый. Мы сами приходим, – веско сказал Трахтарахов. Давая понять, что визит окончен, он взглянул на часы и ещё раз напомнил:
– Так с вас тридцать полушек.
Ворча «Какая наглость, хамство какое!», Свистоплюшкин залез в ящик стола и нехотя отсчитал требуемое, после чего проводил бывшего официанта на выход.
– Было приятно пообщаться. Надеюсь, еще не раз с вами встретимся, – на прощание сказал тот.
– Глаза б мои больше вас, понимаете ли, не видели. Va-t’en au diable ! – вежливо ответил ему купец, удерживаясь, чтобы не дать пинка под зад.
ПУПС ушел. Погано подул по ногам пронизывающий продувень. На улице вновь раздался грохот. Небритый бузуй, уже хорошенько похмелившись, с еще большим громыханием катил свою бочку обратно, снова оря ту же песню:
Осоцинам – выдрать перья:
Для байкан теперь Имперья!
Самогонич нами правит,
Приведет он Бивень к славе.
Что-то знакомое послышалось в словах частушки купцу. Уж не достопамятный ли господин Угодников их написал? Оченно уж на его штиль похоже.
Глинтвейн теперь был совершено холодный и к употреблению непригодный. Купец отнес его на кухню и слил обратно в фигурную турочку, специально предназначенную для приготовления этого напитка, намереваясь чутка вино подогреть и допить наконец-таки. Зажег газ и, поставив сосуд на огонь, задумался обо всем, сегодня произошедшем.
Нет, не зря в народе бытует примета: "Как неделя начнется, так она и пройдет". Выходя в понедельник утром, господин Свистоплюшкин, уклоняясь от невесть куда мчавшегося вдоль по Адлявасовской экипажа, под пристальным взглядом из кареты господина с окладистой бородой поспешил перейти на другую сторону улицы, к воротам господина Жирополного, где был спонтанно обхрюкан Борькой, подло просунувшим пятачок из-под ворот и едва не ухватившем лодыжку купца в стильном носочке "Хренопляс" производства господина Хреноплясова, изготавливавшего их из хреновой ботвы, что в этом сезоне считалось высшим шиком. Резво отскочив от исходивших пеной Борькиных клыков, купца угораздило попасть в одну из тех луж, что от веку не просыхали на Адлявасовской – и это в марте-то месяце, который всегда славился на островах обилием снежного покрова и высотой сугробов. Но, к удивлению синоптиков Империи, в этом году месяц выдался самым теплым за все время наблюдений с того дня, как Фозэ II учредил своим эдиктом Погодонаблюдательную палатку.
Поскользнувшись вдобавок на каком-то подводном камне, бедняга едва вообще не упал в пучины водоема. Спасло его лишь чудо в виде другого экипажа, несшегося в противоположном направлении. Кучер черного фаэтона, увидев прямо по курсу лужу, а в ее середине – балансировавшего на склизком камешке господина интеллигентного вида, выпучил глаза, дико заорал, используя преимущественно непечатные выражения, подал карету влево и со всех своих бузуйских сил хлестнул утопающего кнутом по спине, в результате чего тот с прыткостью казуара выскочил из болота, припоминая вслух все, что он знал о Мамоне, его связях с бузуями вообще и родней поганого кучера в особенности. Из удалявшегося фаэтона эту сцену бесстрастно разглядывал господин с бородкой клинышком.
С течением событий инцидент вроде бы забылся, но сегодняшние происшествия вновь взболтнули его из глубин памяти на поверхность.
«Нет, ну куда катится наша Империя? Куда, мамон его, мы катимся?! – размышлял купец под грохот удалявшейся бочки и песнопения бузуя. – И вот теперь всякий ПУПС, понимаете ли, УЖОРа, волен так запросто оскорблять родовитого купца, осквернять, понимаете ли, его жилище, осоцинов тут искать среди кабанов да кактусов, и что? А я, понимаете ли, я, купец Свистоплюшкин, перед бузуями теперь лебезить обязан, заискивать, понимаете ли, как неизвестно какой? А назавтра вообще трагик припрется и потребует за него комедию ломать. Тогда мне, понимаете ли, придется и ему угождать?! Ну уж нет, мамон им всем за воротник, не бывать тому! Я уж их всех тогда...»
Что бы он предпринял тогда, навеки осталось тайной, покрытой мраком, ибо в это мгновение вскипевший глинтвейн выскользнул из турочки, залив газ и запекшись на плите смрадной коричневой коркой.
Знал же купец, что никогда не стоит кипятить вино по второму разу, ибо как этиловый спирт, так и полезные свойства напитка улетучиваются в результате этого напрочь. Да поганая ПУПСова аура настолько выбила из него остатки здравого смысла, что в результате хозяин получил то, что получил. Мадам Свистоплюшкина, прибытие которой ожидалось с минуты на минуту, пришла бы в состояние, диаметрально отличное от состояния восхищения, взглянув на содеянное мужем. Посему, воззвав к Мамону еще пару раз, купец, мотнув головой, снова ушел в кабинет, поставив крест на идее глинтвейна.
И так на после всего этого на душе у Свистоплюшкина сделалось гадко… Как вы думаете, что ему оставалось предпринять после всех этих бузуйских песнопений, общения с ПУПСом УЖОРа, растраты тридцати полушек и, наконец, такого вот неудачного финала с глинтвейном ?
Конечно же, выпить немного джина. Что он и сделал.
Продолжение:http://proza.ru/2007/11/09/492