Процент сумасшедших в нашей квартире
Увеличится, если ты не придешь.
С. Сурганова
ПРОЛОГ
- Да вы что делаете?! Кто вам такую ересь внушил?! - мужчина в очках и с перегаром швырнул общую тетрадь на стол.
Другой мужчина, поплотнее и с лысиной, загоготал, откинувшись на спинку стула. Девушка с проблемной кожей задумчиво выковыривала что-то из-под ногтя. Женщина в лиловом пальто обнимала потертый саквояж и смотрела осуждающе.
Оля больше всего на свете хотела исчезнуть. Раствориться. Даже умереть. Только бы не видеть их - литературно уклоненных заседателей местного союза писателей. А тот, в очках, гневно продолжал:
- Хоть читали, чего понаписали? Двадцать лет самой, ничего еще не видела, а общество у нее уже плохое! Власть у нее плохая! Правды никто слушать не хочет! Как?! - писатель задохнулся от возмущения. - Нет, ка-а-а-ак?! Как вы додумались до такого - сорок страниц сплошного бреда, чернухи, грязи! Да за такую ложь - к стенке!!..
- Александр, Александр, - вмешался другой, седой с открытым морщинистым лицом. - Ты совсем барышню запугал. Вас Оля зовут?
- М-м-ы, - кивнула девушка, проклиная тот день, когда ей в голову пришла идея обнародовать рукопись своей повести.
- Оля, - мягко сказал седой. - Слог у вас неплох, но откуда такой пессимизм в ваши юные годы? Вы показываете абсолютно надуманную безвыходную ситуацию, описанную к тому же чересчур эмоционально. В нашей стране такого быть не может. Понимаете? Невозможны такие герои и такие обстоятельства. Так что, цитируя классика, если можете - не пишете. И без вас достаточно людей, которые ложью подрывают авторитет нашей державы. Вы же не хотите присоединиться к ним?..
***
День самый обычный.
Дождь. Седьмой день - дождь. Безвольные серо-зеленые капли. Холодные. Катятся, катятся вниз по стеклу, не задерживаясь, разбиваясь звонким охом о карниз. Жизнь дождевой капли… Коротка. Бессмысленна. И оттого неимоверно печальна.
Ольга поежилась и плотнее запахнула серую шерстяную кофту. Зачем она делает эти записи в блокнот с потрепанной обложкой? Надеется, что после смерти найдут его в квартирке с недоклеенными обоями? Смешно.
Дождь не снаружи, он внутри. Льется на меня из личной тучи. Окно в мокрых разводах, словно нарисованное акварелью. А что, если и я - часть картины? Нечаянный штрих в чьем-то воображении?
Ей за тридцать. Детей нет. Друзей нет. Мать умерла. Отца никогда не знала. Квартира на окраине: пятиэтажная коробка средь гниющих останков брошенных строек прошлого. Работает рядом с домом, в филиале библиотеки.
Холодное, пустое, серое лето. Если снимать фильм про него, то нужно брать старую выцветшую пленку.
Летом в библиотеку почти не ходили. Ольга изо дня в день сидела, укутавшись в теплую мамину кофту, напротив заплаканного окна, в обед пила кофе из пакетиков, писала в блокнот лиричные мысли. Красивый крупный почерк, который нравился школьным учителям, был единственным ее достижением. Она писала в блокнот, а рядом лежала книга, всегда раскрытая на тринадцатой главе.
Данте велик. Он очаровывает магией Слова. Он знает все и обо всех, знает наперед. Данте велик.
Ольга писала «Данте велик», но никак не могла прочесть «Ад». Она писала это, потому что так сказали в институте. Обращать внимание на главы, кратные трем… Тринадцать не кратно трем, - это Ольга знала, но снова и снова впивалась глазами в уже заученные строки.
В шесть вечера уходила с работы. В шесть пятнадцать снимала в тесной прихожей туфли без набоек. Через пять минут кипятила на плите чайник, чтобы съесть быстрорастворимый суп. Читала книгу (любую с полки) до десяти вечера. Ложилась спать. Вставала в восемь утра.
День 1.
Ночь - тупая, тяжелая - внушает первобытный ужас, будто наковальня в кузне дьявола. Ночь. Снова ночь - помоями на голову. Снова ночь, и настороженность колючим сверчком - под левой лопаткой.
Раек с пошлыми и циничными замечаниями. Кто-то показывает картинки из моей жалкой жизни и хохочет до слез. Я - герой этого времени. Лишний человек. В футляре.
Или в хрустальном гробу?..
Дни ускользают сквозь пальцы, оставляя на ладони лишь щекоток обрывочных воспоминаний. А впрочем, не хочу большего: не дорожу временем и гоню прочь тухлые и тусклые минуты.
День -365.
Рыдал дождь. Ольга сидела и размазывала по дневнику лиричную депрессию. Слова увлекали за собой. Сердце почти неслышно протестовало, оно хотело сюжетов, взятых из романтических произведений, но глаза закрывались, и теплый кокон дремы окутывал Ольгу.
- Не спать! - проскрипел кто-то над ухом. Ольга встрепенулась. Нет, никого. Но в следующее мгновение дверь хлопнула, и в библиотеку вбежала испуганная девушка.
- За мной… Гонятся… - голубые глаза. Взгляд в душу. Капли с волос - на пол.
- К… Кто? – Ольга смотрела на девушку, будто на существо из параллельного мира. Гонятся? Голливудский боевик в нашем районе?..
- Догонят - по печени настучат, - девушка обернулась на закрытую дверь. - Но сюда точно не зайдут: им библиотека, что чертям - церковь. Вы не против?
- Да нет, наверное…
- Данте, - взгляд гостьи упал на книгу. - Хороший парень, но реализма не хватило. Ад… Что он мог знать про ад, если не жил в моем подъезде?
Ольга смотрела в голубые глаза. Смелые голубые глаза.
Это был тот день, когда она познакомилась с Александрой.
День 15.
- Все меняется, когда приходят они! - горланила Сашка, скидывая с себя кроссовки. Мгновение - и она уже вытаскивала из пакета рябиновую настойку.
- Привет, - Ольга куталась в кофту. Вскоре они сидели на кухне и потягивали дешевый алкоголь. Сашка курила и жарко вопила о нелепости жизни.
- Зашла в комнату к родителям. Они сосредоточенно наблюдали в телике придурков, которые пели, танцевали и рассуждали о позитивности. Попсовые глянцевые морды, не могущие говорить - это стандартно. Но - бац! - Шевчук и Кинчев. Не менее прилизанные, чем всякие эти. Кому они толкают идеи с голубого экрана? Той же публике, которая тащится от «Фабрики Звезд». Простите за ересь, но блестящая от пота тушка старого Кинчева и его подрезанные штанишки вызывают у меня возмущение в районе мозга!.. Что скажешь?
Ольга шмыгнула носом.
- Не в таких словах, конечно, и не со всем, но я… наверное, согласна, - она смотрела на девушку и наслаждалась ее громким звонким голосом. Любовалась острыми, яркими голубыми глазами, в которых сверкали молнии возмущения и несогласия. Саша словно воплощала саму жизнь, нервный клубок ежедневной драки за свободу, за свое мнение, за глоток вольного ветра.
- Пили мы во время ранней юности на чердаках родного города портвешок «Три семерки», горланили песни Цоя и БГ, Кинчева и Шевчука, - продолжала раскрасневшаяся Сашка. - Жители этажей выкидывали нас с помощью милиции. А мы - верили. В идеи, которые сейчас, поданные через телик, вызывают лишь тошноту…
Горло Ольги свело спазмом. Слова застревают в гортани и там распухают, будто хлеб в молоке. Нужно сказать. Но так страшно быть неправильно понятой… Говорить откровенно, то, что у тебя на уме, - как Саша этого не боится? Не боится совершенно, и все вопит, вопит…
- А я… - Ольга кашлянула. - А я ни во что не верю. Только надежда откуда-то остается…
- В себя-то ты - веришь?
Ольга помотала головой.
- И в себя не верю. И вообще не знаю, есть ли я на самом деле.
- Зато я в тебя верю. Я тебя даже вижу, - засмеялась Саша.
Ночь после дня 15.
Эти записи - освещенная солнцем сторона меня. Я тут красиво страдаю. Смотрите-любуйтесь... Глупость! Надо учиться говорить откровенно хотя бы с самой собой. Я восхищена Сашей. Смотрю на нее и понимаю, что я - ничтожество. Вязну в собственной желеобразности… Так зубы вязнут в старых ирисках.
Никто не возражает, если я пойду и немного умру? Или я давно мертва, потеряла где-то все чувства и ощущения? Состояние непроходимой меланхолии с постоянными обострениями и без цели в жизни. Мне всегда все равно. Четыре стены быстро приближаются друг к другу. Кошмарный сон… Ничего. Я просто всего боюсь. Даже дышать.
День 23.
Сегодня у Ольги был не просто серый день, а день, омраченный нагоняем от начальства. Директор библиотеки, женщина-вихрь, деятельная, сильная и уверенная, требовала от Ольги ответов, а она так робела, что не понимала сути вопросов, а лишь нервно теребила распускающийся подол старой кофты. А вечером раздался тревожный звонок в дверь. На пороге стояла Сашка в разорванной куртке и мелко дрожала в ознобе. Ольга провела девушку на кухню и налила ей горячего чая.
- Оль, ну как я домой пойду? - Саша сжимала чашку руками с разбитыми в горячее мясо костяшками. - У меня все болит. Хорошо, лицо не очень задели…
Ольга с ужасом смотрела на разбитую губу и опухающую скулу девушки. Саша не любила доказывать право на существование силой, но жила в своеобразном районе. После окончания бандитской школы, где учителя боятся учеников, у нее было два выбора: быть как все, влиться в дикую озлобленную стаю или сказать «нет». Саша выбрала второе - поступила в университет, работала внештатником в городской газете. Поэтому старые знакомые из своего и параллельного класса иногда устраивали на нее охоту.
- Когда-нибудь меня убьют, - грустно сказала Саша.
- Тебе переезжать надо.
- Куда? И на какие деньги? Без вариантов. Это… Можно я у тебя переночую? Позвоню маме, скажу, что у подруги.
- Да, конечно, я тебе на диване постелю.
- Спасибо. Завтра что-нибудь придумаю.
Ночь после дня 23.
Дни… Глухие. Короткие и длинные одновременно. Темные. Холодные. Серые. Сырые… Одинокие дни. Тусклые и ненадежные - покрытая копотью лампочка, что качается на голом проводе. Хотя сегодня все по-другому. Я не сплю ночью - наверное, впервые с институтских сессий. Саша осталась у меня. Сижу на кровати и смотрю на нее. Она живет так, как никогда не жила я. Живет по-настоящему, каждую секунду живет. Смотрю на нее, и так хочется прикоснутся к ее руке, так хочется прижаться щекой к ее щеке и не отпускать никогда…
Я первый раз за много лет не вру себе. И сердце бьется так быстро… Мне страшно. С этой девушкой я - чувствую.
День 24.
- Ну как? - Саша припудривала ссадину, стоя у зеркала в джинсах и бюстгальтере. Ольга закуталась в кофту и испугалась того, что, быть может, ее взгляд слишком долго задержался на стройном молодом теле. Женщина уткнулась глазами в пол и попыталась унять сердцебиение.
- Не очень заметно?
Ольга подняла голову. Красивое, улыбающееся лицо смелого, милого человечка - так близко. Так близко…
- Саша… Я…
- Ммм?
- Совсем не заметно...
День Очень Странный.
Кто вы, люди, живущие наверху? Кто вы, живущие снизу? Я вас не знаю даже в лицо. Оторванность: ото всех и от мира.
Сосед справа, не надо так громко сверлить. Я прекрасно знаю, что вы тоже один.
Cнова сплю вместо того, чтобы жить. Страшно смотреть в глаза Саши. Страшно думать о ней. Страшно, когда в голове снова и снова всплывает ее улыбка.
Давай и дальше врать друг другу?.. На улице черный пес лизнул мне руку и побрел следом. А я позорно убегала от его карих глаз. А потом шла по лужам, по подворотням, по окуркам. Я гуляла первый раз за долгое время. Купила пачку «Marlboro» и зеленую зажигалку. Пробую курить. Я хочу быть похожей на нее. На мою Сашу.
День 7 после Дня Очень Странного.
Ольга куталась в кофту, но все равно зябла. Дождь не переставал. Пустая библиотека и запах старых книг. Твердая желтая бумага страниц. Сотни потрепанных переплетов на пыльных полках - что они могут рассказать о жизни?
Ольга аккуратно переписала в блокнот поразившие ее строки двадцать четвертой главы «Божественной комедии». Она почти дочитала «Ад» и даже позволила себе маленькое хулиганство: написала на полях одной из страниц «Данте велик». Простым карандашом и почти без нажима.
День 8.
Сегодня не мой день. Ничего, что он длится уже лет двадцать? В зеркале, кроме меня, еще кто-то. Вот бы оказаться в чьей угодно, только не в своей квартире.
Учу новые слова, чтобы не казаться Саше чучелом из прошлого века.
Кагдила?
Ничотаг.
Наверное, я схожу с ума. Или начинаю жить.
День 9.
- Униве-е-е-е-ер, - протянула Саша и отхлебнула чая. - Бесит. Препода - козлы.
Ольга поддакнула и запахнула кофту. Нужно решаться. Сейчас!
- Оставайся на ночь, - выпалила она и с такой силой сжала зубы, будто боялась, что сердце от страха выпрыгнет через рот на выцветшую клеенку скатерти.
Пять секунд. Десять. В висках пульсировало, и женщина уже ругала себя последними словами…
- Хорошо, - сказала Саша. - Мне с тобой интересно.
Ночь после дня 9.
- Иногда так страшно, - прошептала Саша, тесно прижавшись под одеялом к Ольге. Женщина провела рукой по щеке девушки, будто пытаясь удостовериться, что происходящее - не сон, не запись в блокноте.
- Почему?
- Не знаю. Кажется, что я - это не я вовсе. И все во мне противоречиво, напутано… Смотрю иногда вниз с балкона, и кажется: еще мгновение, еще одно прикосновение ветра - и прыгну. Но не прыгаю. Никогда не прыгаю.
Голос Саши был тихим, словно боялся нарушить волшебство этой ночи. Ольга улыбалась и курила, глядя в темный потолок, ощущала рядом юную взрывоопасную силу, и радостный вопль «Я живая!! Я дышу!!» неслышно рвался из груди.
День 10.
Было последнее солнечное воскресенье осени. Ольга включила радио и решила, что сегодня прекрасный день для генеральной уборки. Разбирая завалы макулатуры с антресолей, женщина предавалась воспоминаниям: среди старых книг и ненужных грамот попадались институтские тетради, потрепанные, пыльные, совсем как музейные экспонаты. Вот тетрадь по истории зарубежной литературы Средневековья и эпохи Возрождения (Ольга с удовольствием перечитала лекцию по Данте), вот - по истории русской литературы двадцатого века, вот - по философии, а вот… Не подписана.
Ольга открыла тетрадь и нахмурилась. «Последняя из лишних» - большими буквами выведено на первом листе. Женщина перевернула страницу…
Это была история про девушку по имени Александра, непримиримую, яростную, вспыльчивую. Героиня повести жила в опасном районе и часто получала удары за гордое «Нет!», брошенное в сторону мертвой, неосознанной жизни. Девушка писала стихи и любила вольный ветер. И так часто бывала не согласна с сегодняшним днем… После окончания института устроилась журналистом в местную газету, где в собственной рубрике защищала «униженных и оскорбленных» властями или обществом… Но однажды вечером напоролось на нож в переулке и умерла на грязном асфальте.
Ольга сидела на полу, и слезы текли по ее щекам. А за окном снова рыдал дождь - служил панихиду по всем одиноким.
День 12 или 13.
- Ольга, что с тобой? Ты… плакала?
- Саша, сядь, пожалуйста. Вот… Это - тебе. Прочти.
- Что это? - девушка опустилась на табуретку, раскрыла тетрадь и углубилась в чтение. Ольга не знала, сколько времени прошло до того момента, когда Саша прочла повесть и переспросила:
- Что это?
- Это история, - каждое слово давалось с трудом. Ольга чувствовала, как сознание ускользает. В происходящем не было ни логики, ни смысла, но в его истинности женщина не сомневалась.
Саша закурила.
- Это история, которую я написала очень давно, еще в институте.
Саша курила. Ольга проглотила вязкий комок, мешавший говорить.
- Это история про тебя.
Саша ухмыльнулась.
- Я не совсем понимаю.
Ольга почувствовала, как слезы снова наворачиваются на глаза.
- Саша, ты - мое воображение. Образ, который я когда-то придумала.
Девушка затянулась сигаретой и выпустила дым через нос. Синее солнце ее глаз в мгновение угасло. Ольга утирала слезы и смотрела в лицо Саше, но та молчала, щелкала желваками и, похоже, искала слова…
- Но я тебя люблю, Ольга, - хриплый шепот. - Я люблю тебя и хочу быть с тобой.
Морозная судорога перехватила горло женщины.
- Я тоже тебя люблю, Саша. Но… Но тебя не существует…
Девушка глупо улыбнулась, совершенно по-детски, и сморгнула большие слезинки.
- Я знала, что со мной что-то не так… Плохо ты меня прописала: несуразная получилась героиня, - девушка грустно и коротко хохотнула. - А что делать-то? Тебе. И мне.
- Выхода нет, Саша. Посмотри вокруг: в этом городе нет выхода. Только обломки силы. Только пародии на жизнь. Тела, увязшие в дегте корысти и выгоды. Выхода нет. Окно или шаткая люстра. А ты… Ты будешь жить рядом с теми, кто не согласен.
- Но я не хочу без тебя!
- Ты будешь жить, потому что твоя история - написана. А моя история - одна из миллионов незамеченных.
Ольга дотронулась дрожащей рукой до щеки девушки.
- Прощай.
Деньночь 42.
- Саша! Са-шааа!! СА-А-ШАААА!!! - голос срывался, да и не слышно было его на оживленной дороге…
Ольга шла между рядами автомобилей и чувствовала, что порывы ветра крошат мелким снегом ей в лицо, пытаясь заткнуть рот. Но Саша никогда не молчала, и она не будет. Ольга шла вперед, уверенно ступая босыми ногами в снежную слякоть. И ей было совсем не холодно в ночнушке в зимней ночи: она знала, что скоро Саша откликнется, и тогда им будет тепло вместе.
- СА-А-ШАААА!!! - Ольга отбросила прядь со лба. На запястье - следы от неудачной попытки вскрыть вены. - САШЕНЬКА!!!
Но не откликается смелая девушка. Только сигналят машины. И ветер воет. А она идет, идет, идет…
ЭПИЛОГ
Дождь. Седьмой день - дождь. Безвольные серо-зеленые капли. Холодные. Катятся, катятся вниз по стеклу, не задерживаясь, разбиваясь звонким охом о карниз. Жизнь дождевой капли… Коротка. Бессмысленна. И оттого неимоверно печальна.
Я держала в руках этот блокнот-дневник, который нашла в одной из пятиэтажных коробок, что затеряны средь гниющих останков былого в забытых правительством и небесами микрорайонах. Бродила по заброшенным квартирам, а под ногами хрустели грязные пластмассовые куклы с оторванными головами, осколки семейного фарфора… На стенах еще нелепо висели картины - уже в копоти и пыли. Часы с погнутыми стрелками, застывшие в далеком мгновении. Кресло и плед посреди вывороченных и прогнивших досок пола. Детская шкатулка с оторванной крышкой - кто знает, какие нежные сокровища в ней хранились?..
Люди бежали из своих домов, оставляли в спешке вещи, что несли еще человеческое тепло. Люди пытались бежать от страшной скорлуповой жизни.
Ольга несколько лет назад скончалась в психбольнице. А Саша… Ее можно увидеть рядом, когда ты смотришь вниз с балкона и кажется: еще одно прикосновение ветра - и прыгнешь. Но ты не прыгаешь. Никогда не прыгаешь.