Выручайте, профессор!

Я вышел из машины, чтобы открыть ворота и въехать во двор ставшего уже давно родным дома. Я направлялся в гости к Геннадию Петровичу. Я часто навещал профессора, хотя мы уже больше трех лет работали вместе и виделись почти каждый день, но то было на работе, там не поговоришь нормально, по душам, дома – другое дело. Вот я и шел к нему, собственно, поговорить и именно по душам, в общем, за помощью шел.

 Надо же, а ведь точно прошло так много времени с тех пор, как мы с ним именно здесь, на этой самой даче, если можно так выразиться, ведь для профессора она была настоящим домом, он ни за что не хотел переезжать в город, я ему много раз предлагал, сам-то я уже давно купил себе квартиру в центре, что я говорю – себе, нам, нам с Кариной, она уже полгода, как моя жена… О чем же это я? Ах, да, именно тут мы и познакомились с Геннадием Петровичем, и если бы не эта история, никакой жены бы у меня в данный момент, пожалуй, и не было.

 Я подошел к его дому и открыл дверь (у меня был свой ключ, профессор очень доверял мне), зашел внутрь и тут же крикнул:

 - Геннадий Петрович, - привычка у меня такая сложилась, еще с самого начала нашего знакомства, - это я, Леша, поднимаюсь к вам, - уж я-то точно знал, где его искать – на чердаке, там у него был своеобразный кабинет, и так как профессор не хотел от него отказываться, я сам проследил, чтобы в этом самом кабинете были все удобства для работы: огромный новый стол, кожаное кресло на колесиках, много света, рядом книжный шкаф и телефон, словом, я постарался.

 Я был прав, Геннадий Петрович сидел именно за этим столом, уже повернувшись ко входу, ожидая моего появления.

 - Рад тебя видеть, Алексей (честно говоря, я с большим трудом уговорил его обращаться ко мне на «ты»), не забываешь старика.

 - Профессор, не обижайте, во-первых, я о вас никогда и не забывал (и я в шутку сделал вид, что оскорбился его словом), а, во-вторых, нечего постоянно называть себя стариком, вы еще стольким молодым фору дадите, за ту неделю, что вас не было в офисе, у нас почти вся работа встала, нет, понимаете ли, основного движущего звена.

 - А ты, Леша, ведь ты недаром – мой зам, ты должен отвечать за то, что происходит там в мое отсутствие. Неужели ты по этому поводу? Уж и поболеть нельзя человеку.

 - Вижу я, как вы болеете, опять сидите целыми днями за столом, что-то задумали, признавайтесь? Вижу – не скажете, ладно, подождем, уверен, ждать будем не зря. А я, Геннадий Петрович, к вам как раз не по работе, там, думаю, еще недельку я без вас справлюсь, а потом начну «караул» кричать, за вами приеду, так и знайте.

 - Неужели просто так, проведать решил? А почему жену с собой не привез? (Естественно, резонный вопрос, Карина же его дочь, хоть и до сих пор не знает об этом).

 - Ладно, профессор, раскусили, не просто так приехал, давайте, бросайте свои дела, спускайтесь вниз, посидим, поговорим, тема деликатная.

 - Ох, и интриган же ты, Леша, все у тебя тайны какие-то на уме. Ладно, спускайся, я сейчас, через пару минут к тебе присоединюсь, - и он повернулся в кресле и что-то стал писать в своей тетради.

 Я спустился вниз, быстренько собрал на стол, все, что нужно я привез с собой, знал, что у профессора вечно забота о холодильнике на последнем месте, потому частенько ответственность за эту сторону его жизни я добровольно возлагал на себя. Вскоре спустился Геннадий Петрович.

 - Ну, что там у тебя, Алексей, выкладывай, - без вступлений попросил он и присел за стол.

 - Сейчас расскажу, - пообещал я, а сам не знал, с чего мне начать, потом решил, что моя история требует тщательного изложения. – Итак, лет пятнадцать тому назад, - я запнулся.

 - Многообещающе, - улыбнулся профессор.

 - Не смейтесь, пожалуйста, Геннадий Петрович, между прочим, это касается в большей степени вашей дочери, а я пытаюсь рассказать все очень подробно и доступно.

 - Все, я весь внимание, - серьезно ответил ученый и приготовился меня слушать, даже картинно подпер рукой подбородок.

 - В общем, когда Карине было лет семь-восемь, и она ходила в школу, а училась она, как вы понимаете в Париже, один раз, возвращаясь именно из нее, любопытная девочка зашла в костел, который располагался где-то на полдороги между домом и школой. Она-то была православной и с мамой иногда ходила в церковь, но всегда хотела посмотреть, кто это поет песни, которые доносились из костела. В общем, она зашла внутрь, посмотрела по сторонам, увидела хор мальчиков, послушала его немного и уже собиралась уходить, как в дверях столкнулась с женщиной в черном, которая остановила Карину и поздоровалась с ней. Девочка, естественно, испугалась и попыталась все-таки уйти, но женщина крепко держала ее за руку. Она не причиняла малышке боли, но и не отпускала, просто попросила не вырываться и выслушать ее. Карина, в общем-то, не из робких, тем более очень любопытна, поэтому она согласилась не уходить, пока женщина не закончит говорить. Незнакомка что-то объясняла, что девочка очень похожа на ее дочь, которую она не видела много лет, что ей хочется оставить Карине на память о себе какой-нибудь подарок, она сняла с пальца кольцо и отдала его малышке, велела беречь и никому не показывать, оно, дескать, будет оберегать ее и помогать во всех делах. Потом она отпустила девочку домой, и Карина больше никогда не видела эту женщину, а вот кольцо сберегла. Мало того, никому о нем не рассказала, даже матери, спрятала дома и верила в его чудодейственную силу. Оно стало своеобразным талисманом для нее, все, что хорошего ни удавалось в жизни моей жены и вашей дочери, она ставила в заслугу этому кольцу. Ничего не скажешь, вера – великая вещь. Все бы ничего, лежало оно себе, лежало дома в Париже, пока Карина в один прекрасный день не захотела привезти его сюда, вы же знаете, что мы с ней твердо решили жить здесь. Так вот, она смело одела его на палец и приехала в аэропорт. Там, проходя через воротца с датчиками на металл, она показала, что именно у нее звенит, и что вы думаете! Это самое кольцо очень заинтересовало таможенников, они попросили Карину пройти в кабинет досмотра, вызвали специалиста, и – вот сюрприз, кольцо оказалось чуть ли не фамильной вещью всех французских королей, в общем, его конфисковали, как национальное достояние. Пришлось вызывать знакомого адвоката, чтобы отделаться от них неплохим штрафом, иначе попала бы моя жена за попытку провезти контрабанду, короче, еле отбились. Только это еще не все. Вернулись мы домой, к нам в квартиру, и у Карины началась жуткая депрессия. Она почему-то решила, что лишилась защитной силы в жизни, теперь у нее обязательно должна начаться полоса неудач, и точно, через два дня у нее где-то украли кошелек, еще через неделю она разбила машину, потом потеряла сережку с бриллиантом, в общем, хоть пиши «пропало», у нее теперь все из рук валится. Последние недели две она вообще отказывается из дома выходить – боится, что с ней что-нибудь случится, - я сделал паузу для того, чтобы подытожить сказанное и высказать свою просьбу, профессор воспользовался этим.

 - Бедная девочка, - заключил он, - надо же что-то делать, может, стоит показать ее врачу, какому-нибудь психотерапевту.

 - Какому врачу, Геннадий Петрович, я уже все ей предлагал: и врача, и другое кольцо, и попробовать поискать эту женщину, она от всего отказывается, уперлась на своем – не сберегла свой талисман, целыми днями убивается по этому поводу.

 - Что же ты предлагаешь? – наконец, поинтересовался профессор.

 - В общем, есть одна мысль, - я замялся, - я знаю, что обещал вам никогда больше этого не делать, я помню, но ситуация вынуждает. Геннадий Петрович, разрешите еще раз воспользоваться вашим хроноходом…- я не успел договорить, он перебил меня.

 - Нет, нет и не уговаривай!

 - Подумайте сами, я только вернусь в то время, когда кольцо мирно лежало у нее дома, возьму его и - обратно. Все, все довольны, всем хорошо.

 - Придумайте другой выход.

 - Поверьте, профессор, за тот месяц, что происходили последние события, я уже много всего передумал, но ничего не годится. Вот предложите что-нибудь сами, у вас голова гениальная.

 Геннадий Петрович задумался.

 - А ты знаешь, куда поместили это кольцо после того, как забрали? – спросил он.

 - Понятия не имею, - ответил я, - наверное, в какой-нибудь музей.

 - А узнать никак нельзя? – опять поинтересовался он.

 - И что дальше, будем грабить этот музей? – усмехнулся я.

 - Почему же, - возразил профессор, - может, попытаться его выкупить.

 - Вот так вот просто Франция будет разбрасываться своим национальным достоянием?

 - Да, - согласился он, - вряд ли, конечно. Хорошо, может, попытаться изготовить точную копию у какого-нибудь ювелира?

 - С чего изготавливать? Я это кольцо видел один раз в жизни, когда Карина мне о нем рассказывала, думаете, я смогу в точности его описать?

 - Ну, может, существуют какие-то каталоги, надо узнать.

 - Да, узнавал я. Скачал из Интернета какую-то фотографию и описание, но, думаете, она не догадается о подмене? Карина свое кольцо от и до знает, представляете, если всплывет обман, я, например, не хочу, чтобы она потом мне всю оставшуюся жизнь не верила. А вы?

 - Но что-то же можно сделать? – спросил профессор.

 - Вот видите, и вы в тупик зашли, я же говорил. А вот предоставите ваш аппарат - и решена проблема. Между прочим, это ваша дочь сейчас мучается и страдает. Думаете, я не пробовал разобраться с этим вопросом другими средствами, я ведь уже две недели места себе не нахожу, да, и идя к вам, все думал – просить, не просить. Не знаю я других способов, заклинило ее на этом кольце, прямо переменился человек. Что делать?

 - Не знаю, Леша, мы ведь с тобой решили – больше никогда не использовать аппарат, он небезопасен, - как-то уже не очень уверенно проговорил Геннадий Петрович.

 - Но ведь в прошлый раз все прошло успешно, - возразил я, - между прочим, ваш хроноход спас вам жизнь.

 - Да, я помню. Хорошо, - сказал, еще немного подумав, профессор, - я согласен. Только я тоже отправлюсь с тобой, раз я предоставлю аппарат, я должен сам проследить за ходом событий.

 - Спасибо, Геннадий Петрович, вы – настоящий друг, - обрадовался я.

 - И заправлю я его по полной, так, на всякий случай, учитывая, какие затруднения это вызывало в прошлый раз.

 - Да, конечно, а то, если что, придется находить еще деньги, а во Франции это будет не так просто, - попытался пошутить я, но был полностью согласен.

 - Договорились, мне нужен завтрашний день, чтобы собрать ингредиенты и сделать аквахронику, потом я сам позвоню, что все готово.

 - Вы – золотой человек, профессор, спасибо большое. Ну, я побежал, не хочу оставлять Карину надолго, надо хоть чем-то отвлекать ее от плохих мыслей.

 - Беги, Леша. Передавай ей от меня привет и пожелания всего хорошего, я думаю, все будет в порядке.

 - Теперь я тоже так думаю, - согласился я.

 Я помчался домой, радуясь, что скоро все разрешится и встанет на свои места. Последний месяц я был в постоянном напряжении по поводу настроения Карины, я не знал, чем мог ей помочь, теперь знал, и у меня с плеч словно груз свалился. Оставалось только решить, как объяснить появление кольца у меня жене, но это вопрос второстепенный, что-нибудь придумаю. А может быть, радость от обретения потерянной ценности закроет ей глаза на все другие вопросы. Хотя, зная свою жену, надеяться на это стоило мало.

 Я приехал домой, Карина, как обычно в последнее время, сидела на диване, поджав ноги и направив взгляд в телевизор, но по ее виду было понятно, что то, что происходит там ее мало интересовало. Взгляд у нее был похож на взгляд обиженного ребенка, но я-то знал, что это вовсе не так, в душе моей жены клокотали эмоции, вызывать новый взрыв которых совершенно не хотелось. Поэтому я тихо зашел в комнату и сел рядом с Кариной.

 - Ты задержался на работе, - не спросила, а именно утвердила она каким-то равнодушным тоном, не глядя на меня.

- Не совсем так, солнышко, - попытался произнести я, как можно мягче, - я решал кое-какие дела.

- Решил? – чисто машинально поинтересовалась она.

- Надеюсь, что скоро, очень скоро я все решу. И поверь мне, от решения этого вопроса зависит наше с тобой спокойствие.

- Вот не надо, - начала закипать Карина, - только не надо меня успокаивать, со мной все в порядке, я не маленькая девочка, все понимаю. И вообще, не стоит смотреть на меня, как на полную дуру, верящую во всякие сказки… А, может, я такая и есть, - почему-то сказала она, быстро встала и ушла в другую комнату. Я понял, что говорить с ней сейчас бесполезно, можно нарваться еще на одно море слез, а я этого не переношу.

Пришлось мне смириться с состоянием жены, но, надеюсь, теперь это уже не надолго, завтра профессор заправит аппарат, и я восстановлю мир в нашей семье. С такой мыслью я и уснул, на диване в зале, потому как в спальне лежала на кровати Карина и молчала, ожидая, вероятно, что я приду ее утешать, а она опять разрыдается. Я не хотел причинять лишние страдания ни ей, ни себе, и не пошел в спальню.

Утром я все-таки не выдержал и заглянул туда перед выходом на работу, моя жена мирно спала, во сне ее лицо выглядело таким красивым и спокойным, я уже давно его таким не видел, мне хотелось стоять и любоваться, но я побоялся, что от этого она может проснуться, и все начнется сначала. Ничего, успокоил я себя, завтра я опять увижу мою любимую Карину веселой и энергичной, какой она была всегда до последнего времени, как же я соскучился по тем временам.

Однако, пора было идти на работу, я там теперь оставался за старшего, поэтому, как минимум, должен был появиться, чтобы воодушевить всех на дело. Дело я пока еще знал, получил соответствующие инструкции от профессора, кое до чего и сам додумался, не болван все-таки, в общем, контролировал ситуацию. Хоть и очень медленно тянулся этот день, но он начал подходить к концу, когда зазвонил Геннадий Петрович (на мобильный телефон я тоже с большим трудом его уговорил, объясняя все производственной необходимостью, как он не отнекивался, но ничего – втянулся), все было в порядке, аппарат заправлен и готов к использованию. Я буквально сорвался с места, сел в свой джип (никак не мог, да, и не хотел с ним расстаться) и рванул за город. Добрался я в рекордно короткие сроки, хорошо, что дороги были хорошие и пробок мало, я смог разогнаться как следует (или не следует). Я быстренько поставил машину возле дома и влетел внутрь, а затем и на третий этаж.

- Профессор, все в порядке, ой, извините, здравствуйте, - и я протянул ему руку, - так что там?

- Все в порядке, - подтвердил он, - я все заправил и подготовил.

- Моя благодарность неописуема, - выразил я свой восторг, - так можем начинать?

- Ну, надеюсь, это не займет много времени, можем и начать.

- Координаты у меня есть, я их нашел, - сказал я и вытащил листок из кармана, - вы не против, если мы прибудем в тоже место, что и в прошлый раз?

- Нет, не против, давай листок, будем забираться внутрь, - и профессор развернул мешок и расстегнул молнию.

Я так обрадовался, что все так быстро разрешается, что зачем-то начал говорить:

- Как это здорово, Геннадий Петрович, - и полез внутрь мешка, а он за мной, - вы представляете, - не унимался я, - мы ведь буквально спасаем ее, спасибо вам большое, - а профессор уже приготовился набирать координаты, - и от меня спасибо, и она вам скажет то же самое тысячу раз, в общем, тысячу раз от меня и тысячу раз от Карины, да, да тысячу, - заклинило меня что ли.

- Внимание, - сказал профессор, - я нажимаю кнопку.

Я даже не зажмурился, как это бывало раньше, все случилось в один миг, и сквозь материю стал просачиваться свет.

- Ура, - почему-то шепотом проговорил я, - мы на месте, я выхожу.

Я вышел из мешка и оглянулся, то, что я увидел, немного не соответствовало моему представлению о том, что я ожидал увидеть, и немного еще мягко сказано. Вышел из мешка и Геннадий Петрович, и тоже с некоторым недоумением посмотрел вокруг. Потом мы переглянулись, и я пожал плечами. Мы находились на какой-то большой поляне, вокруг был то ли лес, то ли пролесок, недалеко шла дорога, но совсем не асфальтовая, а протоптанная и поросшая травой большая тропа с колеей посередине, причем колеей не от автомобиля, а, скорее, от телеги.

- В какую глушь нас занесло? – поинтересовался я и посмотрел на профессора.

- Понятия не имею, - ответил он, - я набирал твои координаты.

- Что я, по-вашему, псих – такое написать?

- Вот уж не знаю, но от себя я ничего не прибавил, вот, можешь убедиться, сейчас покажу, - и Геннадий Петрович достал пульт и нажал кнопку повтора последней записи, - пожалуйста, - и он сунул прибор мне под нос.

То, что я увидел, повергло меня в состояние прострации, и, наверное, мое лицо это очень красноречиво подтверждало, потому что профессор, глянув на меня, тут же посмотрел на пульт сам. Посмотреть было на что, с координатами-то было все в порядке, но вместо положенной даты на экране значилось: 30 сентября 1008 года.

- Координаты, - наконец, смог высказаться я, - вас смущали мои координаты, а дата вас не смущала? Вы что тут набрали?

Профессор долго соображал, как такое могло произойти, а потом набросился уже на меня:

- Я виноват? А кто сто раз мне под руку повторил это проклятое слово – тысяча? Кто, я тебя спрашиваю? Помолчать не мог?

- Так мы что, в XI веке? – не мог я поверить.

- Получается, что так, - ответил Геннадий Петрович.

- Вот это да, - протянул я, - даже уезжать не хочется, глянуть бы, да, времени нет, давайте, набирайте то, что нужно, и поехали отсюда.

- Не так все просто, - нахмурился профессор, разглядывая жидкость в емкости, - боюсь тебя огорчить, но вернуться назад мы не сможем, во всяком случае, прямо сейчас.

- Не томите, сколько нам подождать?

- Этого я тебе сразу сказать не могу. Только не нервничай, хоть я и заправил аппарат на всю емкость, но на такой маршрут я, естественно, не рассчитывал, в общем, хроноход израсходовал слишком много аквахроники, нам не хватит оставшейся части, чтобы вернуться домой.

- Как это понимать? – с ужасом тихо спросил я.

Профессор еще внимательнее посмотрел на оставшуюся жидкость, немного потряс емкость и ответил:

- Максимум, мы можем вернуться в XVIII век, и то с большой натяжкой.

- И вы это так просто говорите? – закричал я. – Что нам делать в XVIII веке? Что нам делать здесь? Как нам вернуться обратно?

- Алексей, ты думаешь, меня это совершенно не интересует? Но я же не паникую. Надо думать, - спокойно сказал Геннадий Петрович.

- И что мы можем придумать? – уже тише в отчаянии проговорил я.

- В таком состоянии ничего. Надо успокоиться.

- Хорошо, - согласился я, - я уже почти спокоен, что я могу сделать для нашего возвращения?

- Ты – не знаю, - ответил профессор, - мне нужны препараты, которые я вряд ли найду в XI веке, если мы, действительно здесь.

- Может, проверим? – предложил я. – Пройдемся по окрестностям.

В этот момент из леса по дороге выехала какая-то повозка, похожая на цыганскую, с матерчатым тентом, везла ее лошадь непонятной масти с длинной спутанной гривой и таким же хвостом, и управлял повозкой совсем ей под стать мужчина непонятных лет, весь заросший, лохматый и, скажем так, не совсем чистый, а главное его одежда выглядела совсем ни на что не похоже: какая-то длинная рубашка из грубой ткани, из-под которой виднелись то ли штаны, то ли намотанные на ноги тряпки, на ногах были деревянные башмаки. Мужчина поравнялся с нами, остановился, с интересом посмотрел на нас и заговорил. Его язык был отдаленно похож на французский, я несколько лет ездил к Карине в Париж и уже понимал на нем, но при этом был какой-то специфический. В общем, мужик спрашивал, кто мы такие и куда идем (вроде бы). Я попытался ему сказать, что мы – не местные, идем в Париж. Он понял, закивал головой и махнул рукой куда-то в сторону, вероятно, показывая, куда нам идти. Я, в свою очередь, спросил, куда едет он, он ответил, по-моему, что на рынок или на ярмарку. Тут из повозки высунулась голова женщины, она тоже внимательно на нас посмотрела, что-то спросила у мужчины, он ответил, и она исчезла обратно. На этом мы разошлись, он поехал дальше, а мы пошли в том направлении, куда он указал.

- Если это не XI век, то что? – спросил я у профессора, кивая в направлении удалившейся повозки.

- Может, забытая богом деревня.

- Ага, деревня деревней, а про Париж-то он знает, даже показал, куда идти.

- Скоро сами узнаем, что это за Париж, - возразил Геннадий Петрович.

Вскоре мы вышли из леса и пошли по дороге. Вдалеке, действительно, показался какой-то населенный пункт. Уже на подходе к нему нам стали встречаться люди, работавшие то тут, то там на земле, одеты они были примерно так же, как и мужик, ехавший на рынок. Они оборачивались на нас и с интересом смотрели, некоторые даже что-то говорили, но я не прислушивался. Мы с профессором понимали, что не ошиблись, мы и впрямь там, куда занес нас по ошибке хроноход, в Париже XI века. Наверное, через час мы подошли к городским воротам, и прошли внутрь, за каменную стену. Любой историк на нашем месте прыгал бы от радости, но мне лично было не до нее, я готов был провалиться на месте от мысли, как там без меня Карина, я ведь поехал выручать ее, а получилось совсем наоборот, меня бы кто выручил. Короче, мы оказались в городе. Дома были каменные, невысокие и какие-то уродливо неправильные, да и стояли в хаотическом беспорядке, то есть улиц не наблюдалось. Туда и сюда ходили по своим делам люди, одетые грубо и очень похоже друг на друга, все в каких-то просторных рубашках серого и темно-грязного цвета, штанах и башмаках, а кто и вовсе босиком. Редко попадались одетые более «изысканно»: в длинных рубашках, поверх которых – просторные жилеты, причем ярких расцветок, чем сразу бросались в глаза, и на ногах у них были кожаные башмаки с длинными острыми носами, сразу понятно – высший класс. Многие люди, если не сказать – все, поглядывали на нас, вернее, я так понимаю, на нашу одежду и прически, некоторые даже показывали пальцем друг другу, другие просто смеялись, но заговаривали немногие, в основном, интересовались, откуда мы. Я отвечал, что из Руси, все пожимали плечами и шли дальше. На этих кривых и узких улицах (такое название мне понятнее) было очень грязно и воняло, я так понимаю, мусор выкидывали сюда же, причем попасть на землю он мог с любой стороны, даже сверху, из окон домов. Дома были разные, побогаче, победнее, со стеклами в окнах (редко) и без них (с какими-то резными решетками, а то и вовсе голые), в два-три этажа (очень редко больше, наверное, у самых богатых), иногда верхние этажи разрастались над нижними в разные стороны, нависая над улицей (не иначе, как у них тоже были проблемы с ценами на землю, и они таким образом выкручивались, прямо как у нас, короче, во все времена люди сумеют обмануть государство). В целом, этот город производил на меня угнетающее впечатление, а еще Париж, можно сказать, в будущем центр культурной и модной жизни в мире. Ладно, чего ждать от темного средневековья, не удивлюсь, если это еще один из лучших городов в то время.

- Все, профессор, - сказал я, - я больше не могу, домой хочу.

- Я тоже хочу, Леша, не забудь, что мы сюда не как туристы приехали, и, чтобы выбраться отсюда, надо что-то придумать.

- Что думать – бежать в XVIII век, там хоть какая-то цивилизация, а здесь грязь и вонь, и люди немытые.

- Сначала я должен подумать, куда именно нам нужно попасть в XVIII веке, чтобы там я смог найти и препараты, и приборы, нужные мне, - ответил Геннадий Петрович.

- Ладно, думайте, только побыстрее, а то у меня аллергия начнется на этот запах, да, и Карина там без меня один на один со своим несчастьем.

- Не волнуйся, мы постараемся вернуться в тот же день и час, откуда уехали, она ничего не заметит.

- Да, только когда это будет? А сейчас она там пока одна, и совершенно не знает, где я, да, собственно, и никто не знает, ужас! – только сейчас, подумав об этом, испугался я. – Так что давайте думать, а то у меня будет инфаркт от всех этих мыслей. - (Это я, конечно, приукрасил, нервы у меня еще ничего, продержатся).

- Понимаешь, Леша, с физикой-то у меня всегда хорошо было, а вот с историей… Кто у нас в XVIII веке из известных физиков, помнишь?

- Ну, и вопрос, - задумался я, - да, я и из современных, кроме вас и отца, мало кого знаю, не то, что тогда.

- Вот видишь, а еще от меня скорости требуешь, главное – не ошибиться и попасть туда, куда надо, денег-то у нас нет, поэтому необходимо найти все максимально готовое.

- Хорошо, подождем, - согласился я, оценив всю ответственность ситуации.

Мы прошлись еще немного, разглядывая достопримечательности, раз уж вынуждала ситуация, да, и любопытно все-таки было, если честно. Тут мы заметили оживление возле дверей одного дома, я заглянул в окно, оказалось, что это какой-то магазин (или лавка, что у них там было?), мы зашли внутрь. Точно, магазин посуды, она тут стояла везде: на полу, на деревянных лавках и на полках, глиняная и металлическая, конечно, страшноватая, но прогресс налицо. Покупать, естественно, нам было незачем, да, и не за что, хотя вид чашек и тарелок навел меня на мысль о еде, я уже и так ощущал легкое чувство голода, а тут оно только усилилось. В общем, что-то надо было думать и об этом вопросе. А что думать – денег-то нет, да, и взять неоткуда, если, конечно, не продать что-нибудь. Я стал шарить по карманам: ключи от машины (им совершенно не пригодятся), начатая пачка жевательной резинки (здесь ее, наверняка, не оценят), кошелек с нашими деньгами и пластиковыми карточками (может, загнать на сувениры? – думаю, вряд ли), вот, нашел – шариковая ручка, можно попробовать.

- Профессор, - обратился я к нему, - ну-ка смотрите, что у вас есть на продажу, очень кушать хочется, авось, обменяем на что-нибудь.

Геннадий Петрович тоже достал все из карманов, грустно, у него тот же набор, только без ключей от авто, зато с зажигалкой, но она и самим может пригодиться. Ладно, его ручку прибережем на будущее, попытаемся воспользоваться в этих целях моей. Теперь вопрос встал по-другому, где произвести обмен, где у них тут продают еду или кормят? Мы пошли искать это необходимое место и нашли его. Да, это было что-то вроде столовой, в большом помещении на первом этаже какого-то дома стояли столы, за ними сидели люди и ели, но то, как и что они ели, производило на меня еще более гнетущее впечатление, чем все, что я видел до этого. Ели, в основном, жареное мясо и овощи, целые, уверен, что немытые овощи, при всем этом ели руками, которые вытирали об одежду, всем было весело, они кричали, громко смеялись и запивали этот ужас, наверное, вином. В общем, зрелище – не для слабонервных, мне даже есть расхотелось, думаю, что профессору тоже. Короче, вышли мы снова на улицу, отчего нам сразу стало легче, и решили подойти к решению этого вопроса с другой стороны, еда нам была нужна в сыром виде и готовить ее нужно самим. Ох, и нелегкое это дело, оказывается, культурно поесть человеку из XXI века в XI-ом. На этот раз пошли мы искать что-то вроде рынка, я надеюсь, у них тут продается сырое мясо. После долгих скитаний по лабиринтам местных улиц нашли мы с профессором лавку, где продавалось то, что нам надо. Оставалось дело за немногим – уговорить хозяина совершить столь необходимый нам обмен. Я подошел к этому человеку и попытался с ним заговорить, для начала я поздоровался.

- Здравствуйте, - сказал я ему на более-менее понятном ему языке, - мы люди неместные, пришли издалека, очень хотим есть, но денег у нас нет, поэтому не совершите ли вы, уважаемый, обмен нашей вещи на вашу. – я вытащил ручку, свой блокнотик с телефонами и продемонстрировал все возможности моего товара.

Он смотрел внимательно, с большим интересом, но в ответ только покачал головой и отказался. Елки-палки, подумал я про себя, как я хочу есть, что же делать. Думаю, у нас был такой жалкий вид, что хозяин подозвал к себе профессора и показал пальцем на его галстук.

- Что, эта вещь вам нужна? – не понял тот.

Я перевел, как мог, и мужчина закивал утвердительно.

- Снимайте, быстрее, Геннадий Петрович, пока он не передумал, - поторопил я его.

Профессор снял свой галстук, хозяин взял его и начал вертеть в руках, потом он показал нам на маленького поросенка, который лежал на так называемом прилавке и разрешил его забрать. Нашей радости не было предела, но только мы собрались уходить, как в лавку зашел какой-то человек, по виду явно более высокого круга, у него даже на шее висело что-то похожее на украшение. Увидев его, хозяин лавки засуетился, спрятал галстук под рубашку и полез куда-то под прилавок. Когда он появился вновь, на его лице светилась заискивающая улыбка, и он протянул посетителю пару монет. Тот взял деньги и заговорил. Из всех слов я понял только, что если еще раз мужчина будет медлить с выплатой налога (вот это да, я даже подумал, что неправильно понял, но из дальнейших слов убедился, что не ошибся), то ему не поздоровится. Потом он повернулся к нам и спросил, кто мы такие.

- Чужестранцы, - ответил я, не зная, как вести себя с этим сборщиком податей. Наверное, надо льстить, подумал я и продолжил, - мы долго странствовали по свету, много хорошего слышали об этом городе и решили сами посмотреть на него. Мы удивлены и ошеломлены его красотой и архитектурой. – в общем, наврал с три короба.

Налоговый инспектор (как я прозвал его про себя) слушал внимательно, ему, видно, было приятно, но вот его реакция оказалась неожиданной, он ответил:

- Раз наш город настолько хорош, не думаете ли вы, что за пребывание в нем стоит заплатить? – конечно, чего еще стоило ждать от налогового инспектора, я даже испугался, не заберет ли он нашего поросенка.

- Но мы шли издалека и потратили все деньги, - ответил я, - не соблаговолит ли господин отпустить нас и мы покинем этот город?

- Нет, - строго сказал тот, - вы уже в городе, этого достаточно. Если у вас нет денег, придется отработать, - и он показал нам рукой на дверь, давая понять, что мы должны выйти.

Мы повиновались, за дверью нас поджидал сюрприз в виде двух охранников инспектора, вооруженных копьями.

- Отдайте свои вещи (то есть сумку с драгоценным аппаратом) страже и следуйте за мной, - приказал нам сборщик налогов.

Я машинально прижал сумку к груди, если они ее отберут, плакало наше возвращение, но инспектор дал знак охранникам, и те повернули свои копья к нам острием, вероятно, это было предупреждение, пришлось с ужасом подчиниться, еще не хватало погибнуть во цвете лет в какой-то грязной глуши XI века, в совершенной неизвестности. Профессор только рот раскрыл от полного бессилия, и остался так стоять, прижимая к себе с таким трудом заработанного поросенка. Неужели это провал? Однако инспектор уже направился уходить, и охранники кольнули нас копьями, вынуждая идти следом за ним. Это было совсем плохо, но пришлось выполнять приказ. Мы направились следом за ненавистным сборщиком (недаром их никто и у нас не любит), а сзади шли, не давая нам расслабиться стражи (вероятно, будущая полиция). Шли мы долго, по дороге инспектор заходил еще в пару заведений, а охранники караулили нас у дверей. Наконец, когда червячок (если не червячище) голода уже не давал мне сил идти, мы прибыли в какой-то или замок, или дворец, судя по его размаху, он стоял обособленно, окруженный небольшим двором, имел три этажа, но высоких, цветные стекла в окнах, большие лестницы и круглые башенки, над центральной дверью висел герб: на синем поле щита – золотые цветы (не разбираюсь, какие, но логически вычислил, что похожи на лилии) в шахматном порядке. Мы зашли внутрь, там оказалось ненамного чище, чем на улице, и запах не лучше, тут инспектор оставил нас, поручив охранникам, и вышел в другую комнату (или зал, судя по размерам). Через некоторое время он вернулся и с ним еще один человек, тоже неплохо одетый по здешним меркам. Сборщик налогов показал на нас рукой и что-то сказал, его собеседник кивнул и сделал нам знак следовать за ним, но перед этим он забрал нашу сумку из рук охранника (я вздохнул с надеждой, может, еще не все потеряно). Мы направились за новым провожатым (назовем его местным управляющим), я уже подумывал о побеге, но заметил, что стражники следуют невдалеке от нас (не доверяют, видимо, не один я такой умный), и скоро пришли в какую-то комнатку, маленькую темную, холодную и плохо пахнущую, там человек заговорил. Он сказал, что мы будем работать во дворце короля (ого, самого короля, это нам повезло, наверное), через два дня будет большой пир и бал, к этому времени нужно навести шик и блеск (это я перевел), зато потом мы будем награждены и свободны, и получим назад наши вещи (ура, ура!). Значит, надо потерпеть еще два дня. Легко сказать, мне здесь совсем не нравилось, да, к тому же есть хотелось со страшной силой, хотя поросенок был еще при нас, но не лопать же его сырым. В общем, так как было уже поздно, он сказал, что придет за нами завтра, и ушел, я не удивлюсь, если за дверью остался стоять один копьеносец. Я даже попытался это проверить, подошел к ней, чтобы приоткрыть, но она банально оказалась заперта.

Итак, мы с профессором, можно сказать, попали в рабство к королю (кто там у них сейчас?).

- Геннадий Петрович, - поинтересовался я, - вы не в курсе, кто сейчас правит во Франции, уж не отец ли ихней инквизиции, а то, может, все, что было до сих пор – это еще цветочки? Уж лучше тогда просто умереть с голоду, - и я с глубоким сожалением посмотрел на поросенка, если так пойдет и дальше, то завтра я его съем и в этом виде.

- Не помню, Леша, только кажется мне, что инквизиция все-таки появилась чуть попозже, но, по-моему, на костре уже сжигали.

- Елки-палки, - не выдержал я, как вы считаете, профессор, мы уже с вами заработали костер или еще нет? Вроде бы ничего плохого не сделали, а?

- Кто знает, что у них на уме, - неопределенно отозвался он, - мы же иностранцы, да, еще выглядим очень странно, все может быть.

- Ну, и оптимист же вы, нет, чтобы приободрить друга, так вы еще масла в огонь подливаете, - я не успел договорить, как вдруг услышал, что дверь начала медленно приоткрываться, и вот уже в образовавшуюся щель просунулась чья-то голова, было темно, чтобы рассмотреть, кто это.

Мы с профессором замерли, не зная, что делать, но голова немного изучила нас, и вот уже в комнате появился новый посетитель, он прошмыгнул очень тихо и быстро закрыл за собой дверь. Это оказался тоненький паренек лет восемнадцати, с длинными вьющимися волосами и во вполне приличных, по их меркам, рубашке и штанах.

- Это правда, что вы чужеземцы? – спросил он, понял я это, естественно, с трудом, что по словам, а что и по его жестам, которых он не жалел.

- Правда, - ответил я.

- Здорово, - восхитился он, в переводе на наш язык, и просто закидал нас вопросами: и как там у нас?, как мы живем?, все ли так одеваются и имеют такие смешные прически?, как вообще в мире?, велик ли он, как говорят, или не очень?, короче, его интересовала уйма всяких вещей, которые я попытался ему объяснить, как мог, разумеется.

Посетитель слушал очень внимательно и бурно принимал наши новые ответы. Неужели, действительно, мир так велик, что его не перейдешь за день? А за два? За три? Он не хотел принимать мои отрицательные ответы, просто не верил в них. Не знаю, долго бы он нас еще мучил своими вопросами, если бы я, наконец, не выдержал и не спросил у него, как нам можно поесть.

- Ешьте, пожалуйста, - ответил он, - у вас же есть еда, - и показал пальцем на поросенка.

- Как есть? – спросил я. – Он же сырой?

- А вы поджарьте и ешьте.

- Как поджарить? Где?

- Да, вот тут, - и он показал рукой на пол, - разведите огонь и жарьте.

Я обалдел, прямо в комнате, вот так просто? Он полез в угол, за так называемую кровать, и вытащил на середину комнатки какие-то дрова, потом предложил сбегать за огнем, но я сказал, что у нас свой.

- Профессор, доставайте зажигалку, будем готовить ужин, - скомандовал я.

Геннадий Петрович, видно, уже тоже ничему не удивлялся, он вытащил зажигалку и протянул мне. Я поднес ее к стопке дров, конечно, не мешало бы бумаги какой, но, на удивление, дрова легко занялись и вскоре запылали. Я даже не обратил внимания, что наш посетитель во все глаза следил за моими движениями, а когда я спрятал зажигалку в карман, спросил, не колдун ли я, если это так, то мне будет очень плохо, потому что все помещения во дворце обходит священник. Я достал волшебный, на его взгляд, предмет и протянул ему, предложив самому попробовать (пусть немного приобщится к прогрессу). Он с большой опаской, но все-таки взял зажигалку в руки, однако, не зная, что с ней делать, просто смотрел на нее. Я показал, как ею пользоваться, и со второго раза у него все получилось, он был просто в восторге. Я спросил, как его зовут, он ответил – Гийом. Я попросил у него принести какой-нибудь железный прут (очень долго объяснял), чтобы поджарить мясо, он понял, сбегал куда-то, предварительно все-таки заперев дверь, и принес что-то, наподобие кочерги, грязной и ржавой, но выбирать было не из чего, голод уже почти убил чувство осторожности, я нанизал поросенка на этот вертел и принялся жарить. От запаха во время приготовления я чуть не сошел с ума, профессор вообще отошел к окну и пытался не смотреть в мою сторону. Однако я понимал, что готовить нужно тщательно, потому что в этом городе заболеть какой-нибудь хреновиной раз плюнуть (кстати, а когда это у них свирепствовала чума?, вслух я этого не сказал, но настроение себе попортил основательно), в общем, жарил я долго, зато потом мы с профессором оторвались по полной программе, даже без соли, чего раньше я себе представить не мог. Ели, правда, грязными руками, только протерев их золой, так посоветовал Геннадий Петрович, пришлось с этим смириться, вода здесь, как сказал Гийом, была в большом дефиците и стоила денег. Зато, когда мы наелись, я почувствовал, что ужасно хочу пить, все-таки целый день без жидкости.

- Гийом, - обратился я к парню, - а что вы здесь пьете, если нет воды?

- Она есть, но мало, нам (слугам, я так понял) ставят кувшин с водой, и мы из него пьем по очереди. Еще пьем вино, его могу принести.

Я представил, что это за время: воды нет, зато вина залейся, и еще представил, сколько человек уже пило то вино, которое он собирался нам принести.

- Вино вам тоже в кувшине оставляют? – все же поинтересовался я.

- У меня свой кувшин, - объяснил он.

Мне, конечно, стало немного легче, но профессор меня опередил и согласился первый. Гийом сбегал опять, повторив процедуру закрытия двери, он же не мог знать, что мы все равно никуда не сбежим без своих вещей (то есть хронохода), и принес кувшин с вином. Мы выпили эту кислятину, ничуть не походившую на нормальное вино, но что с них взять – темные люди, кстати, у них даже свечей нет (во всяком случае, у слуг). Зато после этого, естественно, я не мог не спросить, где находится туалет, хотя, если честно, то мог и не спрашивать, ответ напрашивался сам собой – вот он, перед нами, в углу комнаты. Как это было ни противно, пришлось нам с профессором смириться в очередной раз, ужас, что творится в этом XI веке, я бы здесь не выжил. Самое страшное, что нам надо было провести в этом дворце еще, как минимум, два дня, да, при всем при том, еще и убирать тут. А в моем XXI веке меня ждала любимая жена, чистая комната, ванна и кофе, иногда в постель, я чуть не умер, вспоминая, как там было хорошо. Да, что значат переживания Карины по сравнению с тем, что мне пришлось и еще придется пережить здесь? Детские капризы. И зачем а поперся в это прошлое? Почему не разобрался сам на месте? Зарекался же уже… Однако, «поздно пить «Боржоми», хотя почки еще и не отвалились, но, если мы будем запивать еду этим гадким вином, то скоро точно отвалятся. Кстати, как нам сохранить нашего недоеденного поросенка в таких жутких условиях? Не удивлюсь, если через полчаса сюда набегут крысы. Может всю ночь жечь костер и спать по очереди?

За всеми своими мыслями я и не заметил, что Гийом уже сидит рядом с профессором и играется его зажигалкой.

- Геннадий Петрович, - спохватился я, - вы что, хотите нас без огня оставить? Все, хватит, - сказал я, как можно более миролюбиво, и забрал зажигалку, - очень ценная вещь, - объяснил парню.

Тот немного обиделся, но я нашелся и пообещал ему, что дам еще поиграться с зажигалкой, если он завтра принесет нам воды. Он, конечно, задумался, но согласился.

- Уже поздно, спать пора, тебя искать не будут? – спросил я Гийома.

Он отрицательно помотал головой, но я уже и сам бы поспал хоть немного, поэтому решил спровадить гостя. Он не очень-то хотел уходить, видно, увидел в нашем лице некоторое развлечение для себя, тогда я пригласил его приходить к нам утром, только не слишком рано, попросил я, а то в таких ужасных условиях мы будем плохо спать. Он запротестовал и сказал, что это хорошие условия, у нас и кровати есть, и даже постель (это так он обозвал груду каких-то тряпок на деревянных досках), так что нам не стоит злиться. Да, ладно, собственно, я уже начал привыкать, что нам здесь ничего приятного получить не светит. В общем, попрощались мы с ним до утра и остались с профессором одни.

- Предлагаю вам, Геннадий Петрович, спать первому, а я разведу огонь и посижу, покараулю, все-таки и теплее будет.

- Думаешь, Леша, у них здесь запасы дров? – спросил он.

Я полез за кровать, туда, откуда брал их парень, и убедился, что профессор в очередной раз оказался прав.

- Что же нам делать? – растерялся я. – Сейчас сюда на запах сбегутся все окрестные крысы и заодно и нас съедят, стоит нам только расслабиться.

- Ладно, Леша, спи, если прибегут крысы, я услышу и разбужу тебя, - успокоил меня Геннадий Петрович, - а отдых нам просто необходим, еще неизвестно, что завтра будет.

- Вы еще не придумали, в какое время нам бежать, если что? – просто для самоуспокоения спросил я.

- Дело в том, Леша, что в XVIIII веке физики занимались несколько другими проблемами, а мне нужны компоненты, которые я смогу получить, думаю, у химиков, с этим, как ты сам понимаешь, сложнее, их я просто не помню, придется действовать больше наугад и по интуиции.

- Уж вы постарайтесь, профессор, чтобы ваша интуиция вас не подвела, я в вас очень верю, - уже сквозь сон попросил я, откинулся на кровать и уснул.

Проснулся я от того, что в комнату кто-то вошел, естественно, это был Гийом. Первым делом я все-таки глянул на поросенка, которого мы оставили на углях, он был погрызен основательно, я так и знал, но очень расстроился.

- Что же вы, Геннадий Петрович, - обратился я к нему, - обещали разбудить.

- Прости, Леша, но это были какие-то осторожные крысы, наверное, наловчились красть из королевских закромов.

- Что же мы будем теперь есть? – спросил я, чисто риторически.

Гийом внимательно слушал наш разговор, а потом попросил рассказать, что нас так расстроило. Я объяснил, что нашу еду съели другие, и теперь нам самим есть ничего не осталось.

- Ничего, - ответил парень, - скоро поднимется король, потом он будет завтракать, и я вам что-нибудь принесу, что останется после него.

Мне стало не по себе от таких слов – доедать королевские объедки, но разве нам было из чего выбирать, я переглянулся с профессором, перевел ему, и мы согласились. Так как парень не собирался уходить, ему было просто интересно с нами, я попросил рассказать его о жизни во дворце, о короле, королеве и их семье. Он очень оживился, бедный, наверное, ему особенно не с кем было поговорить, и начал объяснять, да, именно объяснять, потому что понимать его мне и так было трудно, приходилось переспрашивать и изучать язык жестов.

Вкратце он рассказал следующее. Нынешний король, его звали Роберт, но люди прозвали его то ли Благородный, то ли Честный, потому что он был «очень добрый и хороший», не притеснял народ. Он рано женился на Сюзане, дочери соседнего короля, а она была старуха, старше его на много лет (вот вам и «все могут короли», прямо, как в песне), и он, естественно, ее не любил, и, как положено, развелся и женился на любимой, но тоже дочери короля, Берте. Она была и моложе и краше прежней, но приходилась Роберту какой-то родственницей, за что папа Григорий разозлился на него и отлучил от церкви, в общем, вынудил опять развестись (вот изверг). Король женился в третий раз, теперь на дочери какого-то знатного вельможи, Констанции, но она была «плохая», никогда от нее слова доброго не услышишь, а тем более подарка. Короче, и ее наш Роберт не любил, а вот по Берте скучал и хотел к ней вернуться, за что Констанция была очень зла на него, и они часто ругались. Были у короля дети, но любил он больше всего Гуго и только недавно родившегося Генриха, по поводу чего и было назначено праздество. Все, все просто и понятно, молодец Гийом. И еще парень добавил, что король очень любил общаться с чужеземцами, любил смотреть на то, как они выглядят, и слушать их истории, наверное, и нас привели в его дворец не только для выполнения каких-то там работ.

Не успел парень закончить свой рассказ, как за нами пришли, приказали вставать и идти вкалывать. Караул, даже кусок хлеба не предложили, я был шокирован до глубины души, и надо же, Гийом, видно, догадался по нашим лицам обо всем, дернул меня за руку и тихо пообещал принести что-нибудь поесть, повезло нам с парнем, ничего не скажешь. Привели нас, судя по всему, в тронный зал, он был огромный, но, как и все вокруг, грязный и плохо пахнущий. Нам с профессором и еще нескольким таким же везунчикам, как и мы, предстояло убрать из него мусор (всякие объедки, осколки и не только), украсить зал коврами и поставить столы и лавки для королевского пира. Да, работка, мало сказать, что неприятная, она была отвратительной, если еще учесть, что делать все нужно было голыми руками. Нет, пожалуй, это чересчур, я не вынесу этого.

- Профессор, - прошептал я, - что мы можем придумать, чтобы избежать такой участи?

- Вон, видишь, Леша, - зашептал в ответ Геннадий Петрович, - ходит, наверное, их главный, подойди к нему и попытайся объяснить, что в нашей стране пользуются вениками, а потом выйди на улицу и нарви прутиков для наглядности. Думаю, мы не очень сильно навредим истории, если откроем им этот секрет.

- Спасибо, профессор, я буду не я, если не уговорю их на это.

Пока я подходил к главному, то есть надсмотрщику над нами, он выражал некоторую обеспокоенность, даже хотел подозвать к себе одного из охранников, стоявших у дверей, но, заметив, что я не собираюсь применять к нему силу, он махнул рукой, разрешая тому вернуться на место. Однако заговорил со мной очень строго, пытаясь втолковать, чтобы я работал, а не расхаживал без дела. Я, в свою очередь, начал объяснять, что, если применять при уборке помещения некий предмет (тут я долго показывал на пальцах), который в нашей стране всякий знает, то производительность нашего труда возрастет во много раз. Я выразил готовность показать, что это такое, если мне дадут возможность выйти во двор. Надсмотрщик был явно заинтригован, он все-таки подозвал одного из охранников, чтобы тот сопроводил меня во двор, сам не пошел, побоялся, видно, оставлять без контроля остальных работающих (кстати, профессору приходилось делать вид, что и он не отстает от других).

Какое счастье я испытал, когда вышел из вонючего дворца на свежий воздух, но, судя по настроению моего конвоира, подышать воздухом мне не светило, он больно кольнул меня копьем, давая понять, что я не для этого сюда пришел. Я очень медленно, растягивая удовольствие постоять на улице, обдирал ветки с двух кустов, потом прутиком осторожно переплетал и связывал их в один пучок (свинство, конечно, по отношению к Геннадию Петровичу, но ничего не мог с собой поделать), изображая при этом, каким тяжелым трудом я занят. Однако, рано или поздно, все хорошее заканчивается, и веник был готов. Я вернулся в зал и показал, как можно использовать столь полезную вещь. Если учесть, что за несколько взмахов моего роскошного (для себя же делал) веника, я подмел почти столько же, сколько за все прошедшее время убрали другие люди, мой труд не остался без одобрения. Надсмотрщик тут же отобрал у меня с такой любовью сработанную вещь и отдал профессору (хорошо хоть ему), а мне велел идти обратно и сделать еще десяток таких же. Я и мечтать не мог об этом, но когда я уходил, глаза моего ученого выражали такое немое отчаяние, а я представил, как ему хотелось вдохнуть кислорода после здешних ароматов, так что, глядя на него, у меня просто ноги не пошли к выходу. Я подошел к главному и предложил ему, чтобы веники сработал мой напарник, у него это даже лучше получится, тот молча кивнул и дал знак охраннику сопровождать другого. Профессор просиял от радости, а я, взяв из его рук уже в мыслях потерянный веник, вяло принялся за уборку.

Однако, не успел еще Геннадий Петрович вернуться, как пришел какой-то человек и сказал, что чужеземцев требует к себе король (наверное, уже проснулся и вкусно позавтракал, теперь желает развлечений). Надсмотрщик послал еще одного охранника за профессором, а когда все вернулись, отобрал у меня мое орудие труда, у ученого еще штук пять свежеприготовленных, роздал их остальным работникам, а нас велел отвести к королю. Я не знал, радоваться нам такому повороту событий или, наоборот, опасаться, как говорится – время покажет.

Нас привели в большую комнату с камином (красиво звучит, выглядело по-другому), у которого стояло деревянное кресло, а в нем сидел (неужели король?) мужчина лет сорока, насколько это можно было себе позволить в XI веке – гладко выбритый, в голубой длинной рубашке и красной накидке, перехваченной на груди, видимо, золотой широкой пряжкой. Он с большим интересом стал нас разглядывать, а охранники сзади вынудили нас с профессором припасть перед королем на одно колено. Когда я это сделал, то мои глаза оказались как раз на уровне руки Роберта (я уже не сомневался, что это был он), и то, что я заметил, просто пригвоздило мой взгляд к этой его части тела. На среднем пальце правой руки короля красовалось оно, то самое кольцо Карины, за которым я отправился в Париж начала XXI века. Я молча ткнул профессора локтем в бок и показал глазами на этот предмет, потом легонько утвердительно кивнул головой, он, конечно, сразу все понял. Тут Роберт разрешил нам подняться с колен жестом руки и показал, что мы можем сесть на стулья рядом с ним. Он заговорил, спросил, кто мы и откуда, долго ли мы путешествовали и зачем пришли в его страну и, в частности, в этот город, все ли в нашей стране так странно одеваются и причесываются, и еще много других вопросов. Я понял, что сейчас дам своей фантазии развернуться и навру королю с три короба. Я начал: мы родом из далекой страны – Киевской Руси (кажется, тогда она уже была), в нашей стране очень много говорят о красоте и величии Франции, о прекрасном городе Париже, о силе и могуществе здешнего правителя (и еще много всего в том же духе), вот мы и решились на тяжелое путешествие, только, чтобы убедиться в правдивости всех слухов и насладиться этими видами. Я врал по полной программе, но врал целенаправленно, чтобы наша участь была более-менее сносной. Роберт слушал внимательно, что не понимал с первого раза, пытался понять, задавая наводящие вопросы, и, судя по всему, оставался полностью доволен ответами (да, после таких передряг я могу смело подаваться в дипломаты). В общем, наблюдая за увлеченным состоянием короля, я вошел во вкус и плел уже все, что приходило на ум, дескать, мир не видел еще такого великолепного города, а слава о благородстве и доброте Роберта доходит до самых отдаленных уголков земли. Он был очень тронут и, по-видимому, доволен собой.

Однако, глядя на это, я решил – не воспользоваться ли ситуацией? Очень хотелось есть и пить, а Гийом не торопился выполнять свое обещание, да, пожалуй, в этом дворце вообще не заботились о состоянии приглашенных работников. Короче, я намекнул королю, что в нашей стране принято гостеприимно встречать гостей, а не бросать на произвол судьбы. Он понял, наверное, паренек не обманул, и король, действительно, не дурно относился к народу, он приказал охране передать его распоряжение относительно еды для чужестранцев, он успокоил нас, сказав, что мы пообедаем, как только поговорим с ним. Еще с полчаса король мучил меня расспросами о нашей стране и ее населении, а я самозабвенно врал, как нам далеко до тех высот, которых достигла Франция. Тогда Роберт, чувствуя такое восхищение, стал делиться с нами своими планами относительно возвеличивания и процветания его государства. Он говорил, что хочет объединить и усилить могущество французских земель, но у него много противников. Вельможи не хотят расставаться со своей властью в ущерб власти короля и не дают ему проводить прогрессивную политику дальше, вглубь страны. Пару лет назад он попытался присоединить к своим землям Бургундию, но народ воспротивился, однако Роберт не теряет надежду сделать Францию великой единой державой. Это было круто, первый раз в жизни вот так запросто общаюсь с королем, а он делится своими секретами. Профессор же просто молча наблюдал за нами, но на его лице была легкая тревога, уверен, он боялся, как бы я чего не напортил своим языком. Я то и дело поглядывал в его сторону и мимикой уверял, что все в порядке.

Через какое-то время король все же отпустил нас, сказав на прощание, что приглашает на завтрашний праздник, мы будем сидеть за столом в тронном зале, как почетные гости, только одежду нам дадут другую, чтобы окружающие не докучали нам вопросами, не все же такие прогрессивные люди, как Роберт. В общем, когда мы уходили, правитель находился в очень хорошем расположении духа, думаю, моя лесть возымела свое действие.

На выходе из комнаты короля нас уже ждал слуга, чтобы проводить в комнату, вероятно, столовую для персонала. Перед нами поставили блюда с теми самыми остатками с барского стола и, о, ужас, немытые тарелки. Пришлось есть руками, предварительно сполоснув их вином, пока никто не видел, все равно в этой грязи никто ничего не заметит. Мы отрывали маленькие кусочки от казавшихся меньше всего покусанных другими блюд и отправляли прямо в рот. Чему здесь только не научишься, вернее сказать, разучишься, повинуясь злому повороту судьбы.

После обеда нас отпустили в нашу комнату, вероятно, я все-таки не зря старался, работать больше не заставили. Как только мы присели на кровать, в комнату осторожно вошел Гийом и тут же стал извиняться и рассказывать, что он несколько раз пытался отнести нам еду, но его ловили за этим занятием и не пускали. Он был таким огорченным, что я тут же пожалел парня и простил его. Зато я вспомнил, что он нам обещал достать воду (правда, в обмен на игру с зажигалкой, но об этом я просто промолчал), он закивал головой и сказал, что к вечеру будет.

- А чем ты вообще здесь занимаешься? – спросил я.

- Я помогаю отцу, - ответил Гийом, - он служит во дворце, давно служит, начал еще при предыдущем короле, Гуго, отце Роберта. Я вырос здесь, выполняю разные поручения, хожу в город, покупаю продукты и воду, сегодня тоже пойду и попытаюсь отлить вам немного, я даже посуду приготовил, - и он приподнял рубашку и показал, что у него к поясу привязана какая-то глиняная емкость, похожая на фляжку.

- Молодец, - похвалил я его за сообразительность, - ты очень умный парень, - и я похлопал его по плечу, а он просиял от удовольствия, нечасто, видно, его хвалили в этом дворце. Вообще он мне нравился, я бы с удовольствием взял его с собой в будущее, но не могу, история мне этого не простит.

Мы еще немного посидели и поговорили, я уже неплохо понимал не средневековом французском, профессору, правда, приходилось почти все переводить, но он тоже старался вникать в разговор (может, мне потом диссертацию на эту тему написать, прославлюсь? Хотя, сначала нам все же надо отсюда выбраться.). Тут опять дверь стала отворяться, и на пороге появилась молодая девушка (кстати, девушка в этом дворце нам на глаза первый раз попалась), она посмотрела назад, убедилась, что ее не заметили, прошла в комнату и сказала, что меня (именно меня) хочет видеть королева, только об этом никто не должен знать, при этом вопросительно посмотрев на Гийома и Геннадия Петровича. Те отрицательно замахали головами, дескать, мы молчок, ничего не знаем, тогда девушка обратилась ко мне, предупредив, чтобы я шел тихо и только за ней.

Она приоткрыла дверь в коридор, посмотрела в щель, чтобы никто не проходил мимо, и вышла, я за ней. Таким образом мы и шли на другую половину дворца, женскую, как я понял. Интересно, зачем нам была нужна такая конспирация? Еще интересно, какая королева меня к себе пригласила? Я что-то подзабыл, кто там в рассказе Гийома сейчас любимая жена Роберта? Констанция или Берта? Одну он любит, другую нет, вопрос: кто из них кто? А вдруг обе живут во дворце? Откуда я знаю, что за нравы в этом средневековье? Вот ведь король три раза был женат, вдруг все жены здесь? Кто их знает. И зачем я ей сдался? Короче, пока мы добирались до покоев королевы, у меня накопилась куча вопросов.

Наконец, мы подошли к нужной комнате, девушка открыла дверь, показала мне, что я должен подождать, вошла внутрь и через некоторое время вышла, позвав меня. Я зашел, ну что ж, комната, как комната, как и многие другие, ненамного чище, без прикрас, только висят какие-то шторки. На кресле у стены сидела женщина, довольно молодая и, можно сказать, миловидная, с длинными (но не чистыми) волосами, белой кожей, в длинной же белой рубашке из тонкой материи и наброшенной накидке синего цвета. Она жестом велела девушке уйти, и мы остались в комнате одни. Я не знал, что делать, то ли преклонить колено, как перед королем, то ли просто поклониться, решил ограничиться поклоном, очень не хотелось без принуждения вытирать грязный пол своими джинсами. Королева склонила голову, вероятно, в знак приветствия, а я все гадал, кто из перечисленных Гийомом женщин сейчас передо мной. Хотя выбирать уже приходилось из двух, Сюзанна отпадала сразу, судя по рассказу, она должна быть несколько постарше. Итак, которая из них: Констанция или Берта? Одна плохая, вторая хорошая, кому понадобился я? Тут королева заговорила:

- Правда ли, что вы пришли к нам из далекой страны? - (не оригинальный вопрос).

- Правда, - подтвердил я.

- Правда ли, что наша страна так прекрасна, как вы о ней говорили? – интересно, с какой быстротой разносятся сплетни в этом дворце.

- Правда, - опять согласился я.

- Правда ли, что король, побеседовав с нами, пригласил нас на праздник?

- Истинная правда, - прямо, как в суде, подумал я. Елки-палки, она даже мне сесть не предложила, а допытывает, хуже инквизиции.

- Садись, чужеземец, - наконец, соизволила, - теперь я хочу поговорить с тобой. Сколько стран вы прошли по дороге? Что в них говорят о Франции и о ее короле?

- Много хорошего, - опять принялся нахваливать я (с Робертом прошло), - все в восхищении вашей страной и ее правителем.

- Все хвалят короля? – переспросила она.

- Ну, да, - уже не так уверенно подтвердил я, не зная, чем вызвано ее уточнение.

- А что сам Роберт рассказал вам?

- Ну, не знаю, - замялся я, - это был частный разговор.

- Я – королева, мне положено знать! – властно произнесла она.

- Хорошо, - не хватало еще попасть в немилость к правительнице, тут не угадаешь, откуда ждать беды, - он поделился планами по поводу объединения Франции.

- Значит, хочет быть королем всех земель и княжеств?

- Похоже, да, - все еще не понимал я, к чему она клонит.

- Это он-то, жалкий, слабый человек, какой из него король? – прорвало королеву. – Да, он уже несколько лет не может Бургундию к нам присоединить, жалеет народ, не хочет давить, хочет все решить мирным путем, несчастный. Нет, это ему никогда не удастся, да, все смеются над ним! Вот ты, скажи мне ты, неужели наш король так хорош?

Я стоял ошарашенный, просто машинально пожав плечами, молчал и боялся раскрыть рот (эх, не испортить бы наше положение, только начавшее казаться не таким уж плохим).

- Вот видишь, вы здесь только один день, а уже не уверены, он всем сумел запудрить мозги! – перевернула она все на свой лад. – Нет, нельзя ему быть королем, нельзя, - подытожила она.

Вот это поворот, подумал я, а ведь все было так хорошо, чего же она от меня хочет?

- Ладно, - продолжала она, - вы просто чужеземцы, вы ничего не знали, он ловко всех провел, притворившись добрым королем. Значит так, вы ему понравились, он вам поверил и желает приблизить, даже на праздник позвал. Но вы должны помочь мне, именно мне, а не ему! Я должна стать королевой, я, только я. Он коварный, он этого не допустит, он меня вообще уже знать не хочет, хочет вернуть свою Берту, но этого не позволю я! – (так вот оно что, женщину бросили, и она в бешенстве, теперь все стало проясняться). – Не видать ему ни Берту, ни страну! Вы поможете мне? – как-то очень просто спросила она, как будто просила помочь ей выйти из трамвая.

- Я просто не знаю, чем мы можем помочь? – постарался я уйти от этой темы, не хватало нам еще с профессором влипнуть в разборки за корону.

- Мы избавимся от него, - равнодушно проговорила Констанция (теперь-то я знал), - и трон перейдет к Гуго, но он еще мал, и страна будет моя, - подытожила она.

Предельно простая и ясная комбинация, чего уж тут говорить. Осталось только мне дать в руки кинжал или яд, или сковородку, в конце концов, и вперед, на мины, ты чужеземец, с тебя и взятки гладки, тебя никто не знает, а потому никому и не жалко (кроме себя самого, естественно). Вот влип, так влип. Интересно, я могу отказаться? Что за невезуха такая? И надо же было отправиться именно в этот век и в этот город. Что же мне придумать?

Видя мою нерешительность, Констанция решила предпринять еще один шаг. Она стала снимать с себя накидку, а потом развязывать шнурок на своей рубашке. Ох, ты, елки-палки, не иначе, как она решила меня соблазнить. Она встала с кресла и стала медленно подходить ко мне, а я стоял и не знал, как мне провалиться сейчас же сквозь землю. Господи, какой ужас, убежать, что ли, так за дверью же обязательно кто-нибудь из охраны или слуг. Наверное, она заметила мое замешательство (только слепой бы не заметил), остановилась прямо передо мной и заговорила:

- Неужели ты меня боишься? - спросила наивно. - Неужели я не красива? Помоги мне, и я помогу тебе, ты будешь жить во дворце и иметь все, что захочешь, ты ведь сам говорил, что наш город – лучший в мире, у тебя будет все! – да, подумал я, только навряд ли будет кому все это получить.

Она стояла так близко, я чувствовал, как нехорошо от нее пахнет, от чего мне становилось совсем не по себе, а она уже протягивала ко мне свои руки . Караул!

- Что вы, что вы, - попытался я ее успокоить, - как я могу, я всего лишь бедный путешественник, - а она уже нацелилась погладить меня по щеке, кошмар, я этого не вынес и шарахнулся назад, - нет, ваше величество, я не могу к вам прикоснуться, вы так прекрасны!

- Не бойся, - схватила она меня за руку, - я всего лишь женщина.

- Вы королева! – заорал я и вырвал руку.

- Может, ты боишься короля? Он ничего не узнает, мои слуги умеют держать язык за зубами, - шептала она мне уже в самое ухо.

- А вдруг кто-нибудь из его слуг видел, что я к вам шел, и уже доложил ему? – предпринял я еще одну отчаянную попытку.

- Поверь мне, Розалия очень осторожна, она сказала, что вас никто не видел, - «успокоила» она.

- И все же, я боюсь, - совсем скис я.

- Я не понимаю, - уже в полный голос и очень серьезно произнесла она, - ты не хочешь мне помогать? Ты хочешь служить ему? – а она оказалась не так глупа. – Да, знаешь ли ты, что стоит мне крикнуть, и сюда сбегутся все слуги, а я скажу, что это ты пришел ко мне ночью один украдкой, чтобы обесчестить, да, тебя после этого казнят за пять минут! Так ты решил? – еще раз спросила она.

- Можно мне подумать? – спросил я, как можно мягче.

- У тебя одна минута, - предупредила она.

Кажется, это конец, я в ловушке, я сам сюда пришел, естественно, эта Розалия станет все отрицать. Вот дурак, как я мог, но кто же знал, что эта женщина окажется настолько коварной. Что же делать? У меня меньше минуты. Если бы я смог отсюда сбежать, она бы уже ничего не смогла сделать, я уязвим, пока я на ее территории. Мне нужно всего пару секунд, чтобы она отвлеклась. И тут я вспомнил, что когда-то давно, в десятом классе мне товарищ показал один прием: у человека за ухом есть точка, если на нее нажать, человек отрубится именно на несколько секунд, я даже тогда проделал этот прием с Петькой – одноклассником, но с тех пор не повторял его никогда. А вдруг не получится? Времени на раздумья не оставалось, вот как только приблизится к ней на такое расстояние? Что ж, прости меня, Карина.

- Я согласен, - прошептал я.

- Ты не прогадаешь, - ответила Констанция и опять подошла ко мне.

Мне это только и было нужно, я погладил ее по руке и сделал вид, что собираюсь ее обнять, не знаю, конечно, как это делали в XI веке, но я ведь чужеземец. Она притянула меня к себе, о, как же мне было противно, но я вытерпел и это, обнял ее за голову, нащупал пальцем ту самую точку и надавил на нее. Королева обмякла в моих руках, теперь следовало действовать быстро, я подхватил ее, донес до кресла, усадил в него и быстро вышел из комнаты, как ни в чем не бывало. Розалия, кажется, только того и ждала, она сразу юркнула в комнату Констанции. А теперь следовало бежать со всех ног, пока королева не очухалась и не подняла шум, а я еще находился на ее половине. В какую же мне сторону? Вроде бы я помнил, что мы пришли справа, я помчался туда. Уже было темно, ориентировался я здесь плохо, все настолько одинаковое – серые каменные коридоры, кое-где освещенные прикрепленными к стенам факелами, и иногда попадающиеся массивные деревянные двери, не хватало еще заблудиться. Как же мне сегодня не везет, думал я, шарахаясь из стороны в сторону. Ну вот, я так и знал, где-то вдали уже был слышен шум, наверняка его подняла эта вздорная женщина. Так, судя по всему, наша с профессором комната находилась в одной из башенок, их здесь, по-моему, три, значит, шансы маловаты, я должен добраться в комнату раньше, чем увидят, что меня там нет. Я рванул в первую же попавшуюся башенку, бегом добежал до третьего этажа, ворвался в комнату, нет, есть справедливость на свете - профессор с парнем мирно разговаривали, сидя на кровати.

- Гийом, - попросил я, не успев отдышаться, - если сейчас спросят – я все время был тут, ты понял? – он кивнул. – Только пока ничего не спрашивай, просто подтверди, потом все объясню.

На меня посмотрели, как на сумасшедшего, но тут в нашу комнату ворвались охранники, а за ними тот самый надсмотрщик. Они очень удивились, увидев меня здесь, тем более, что я выглядел таким умиротворенным и занятым беседой.

- Ты все время был здесь? – спросил у меня главный по охране.

- Конечно, - сделал вид, что удивился вопросу я.

- Это правда? – спросил тот у Гийома.

- Правда, - подтвердил парень, я все-таки в нем не ошибся.

Надсмотрщик еще постоял немного, изучая ситуацию, а потом вышел и увел за собой стражников. Уж не знаю, что там наплела королева, но, думаю, она не могла наговорить многого, ведь меня не застукали на месте преступления, хотя, возможно, хватило бы просто ее слова, но, видно, в связи с остывшими к ней чувствами Роберта, она не могла рассчитывать на полное доверие и сочувствие к ней. В общем, все как-то обошлось.

- Алексей, что с тобой приключилось? – спросил Геннадий Петрович, когда все окончательно утихло, парень тоже очень заинтересованно смотрел на меня.

- Профессор, еще немного и меня могли уже сжигать на костре, - «успокоил» я его.

- Да, объясни же толком, - попросил он.

- Понимаете, - я бы, конечно, и сейчас все рассказал, но, учитывая скорость распространения новостей в этом доме, решил выложить правду профессору наедине, я-то доверял парню, но жизнь дороже, - служанка отвела меня на женскую половину и бросила, видно, хотела пошутить, а я заблудился и наделал там много шуму, - объяснение было за уши притянуто, но для отмазки сойдет.

После этих слов я посмотрел на Геннадия Петровича, сделав ему знак не задавать больше вопросов, я ему потом все расскажу. Он понял и перевел разговор на другую тему.

- Гийом принес нам воду, - сказал он, - я без тебя, Леша, ее не трогал.

- Ты очень хороший парень, - похвалил я того, - мы тебе так благодарны, - надо ведь было наградить его похвалой, он мне гораздо больше помог, - профессор, вы давали ему зажигалку? – получив утвердительный ответ, я попросил, - дайте еще раз, пусть поиграет, он заслужил.

Парень просто просиял от удовольствия, он был полностью доволен. А я был доволен, что у нас, наконец, появилась вода, ее, конечно, было немного, но все-таки. Я даже не мог решить, что нам с ней лучше сделать: умыться, почистить каким-нибудь образом зубы или банально выпить? Я решил посоветоваться с профессором. Вместе мы пришли к выводу, что надо сделать всего понемногу, то есть экономно и максимально выжать пользу из доставшегося нам богатства (вот уж никогда бы не поверил, что когда-нибудь буду так наслаждаться видом обыкновенной воды).

Однако, мне хотелось поговорить с Геннадием Петровичем, но Гийом все не уходил, вероятно, он вообще не собирался покидать нас, а, может быть, промелькнула у меня мысль, его подослали следить за нами? Нет, тут же возразил я сам себе, он так мило с нами беседовал, откровенно все рассказывал, помогал нам. А вдруг это все хитрая уловка? Фу, я тут вообще параноиком стану, обычный любопытный парень, иностранцев никогда не видел.

- Гийом, - попросил я, - может быть, ты выручишь нас еще раз, очень хочется есть, не посмотришь, осталось ли что-нибудь после королевского обеда?

- Сейчас принесу, - с готовностью, как будто только этого и ждал, согласился парень.

Он ушел, а я принялся рассказывать новости профессору:

- Геннадий Петрович, вы и не представляете, что со мной произошло, я чуть не стал участников заговора против короля, - и я выложил ему все свои приключения в покоях королевы.

- Да, Леша, суровое испытание выпало на твою долю, не затаила бы эта Констанция на тебя злобу, ведь ты, как я понимаю, попал в число ее личных врагов. Теперь тебе следует ее очень опасаться, а заодно и мне.

- Вы считаете, она может отомстить? – как я сам об этом не подумал?

- Может, если успеет, конечно, завтра во дворце праздник, а потом нам обещали отдать вещи, и мы, я надеюсь, сразу исчезнем из этого дома.

- А вдруг успеет, вдруг кто-нибудь придет к нам ночью? – испугался я, нет, похоже, я окончательно подорву здесь нервную систему.

- Что ж, - ответил профессор, - придется подумать, чем припереть дверь, она здесь крепкая, а шум, предполагаю, им ни к чему, ведь может услышать половина короля.

- В который раз убеждаюсь, Геннадий Петрович, у вас самая умная в мире голова.

- Твоя лесть, Леша, один раз начавшись, уже не может остановиться, - это, я так понял, профессор пошутил, вспомнив мой разговор с королем.

- Я от чистого сердца, - сказал я и прижал ладонь к сердцу, всем своим видом выражая полную признательность и благодарность ученому за преодоление всего того, что нам приходится вместе пережить.

- Да, верю я, верю, - успокоил он меня, - я ведь тоже один без тебя со всем не справился бы.

- Ой, профессор, - вспомнил вдруг я, - вот вы-то не один и я не один, а Карина, бедная, там одна, меня нет, вас нет, родители в Париже, наверное, она уже всех знакомых, все больницы и морги обзвонила, но нас-то все равно не нашла, что же с ней будет?

- Так, сейчас ты совсем потеряешь последнюю силу духа, а она нам еще ой, как нужна, а ну – не киснуть, лучше займемся-ка мы личной гигиеной, тем более, что нам тут обещали «королевский обед», - сострил Геннадий Петрович.

- Ага, - подтвердил я, - только лучше его обозвать «послекоролевский обед» или еще лучше, «кто успел, тот поспел».

Тут как раз легок на помине оказался и Гийом, он принес нам кусок жареного (и что ценно – никем не начатого, бывает и такое на королевском столе) мяса и кувшин с вином, нет, определенно, мы приобрели очень много в лице этого парня.

- Не мог бы ты нам сказать, - обратился я к нему, - пережевывая достаточно жесткий кусок мяса, - почему в этом дворце не кормят гостей? Нас тут вообще бросили на произвол судьбы.

- Вас никто не бросал, - удивился Гийом, - вас просто никто не держит в этой комнате, идите на кухню и ешьте, что хотите.

- Как? – удивился я. – Нас уже не закрывают здесь?

- Нет, - невозмутимо ответил парень.

- Что же ты нам сразу не сказал? - набросился я на него (и чего я не догадался дверь проверить, а, с другой стороны: куда бы мы пошли?).

Он просто пожал плечами, но на лице его появилось огорчение: я, мол, сам вам все ношу, а вы еще кричите.

- Значит, мы больше не пленники? – спросил я.

- Король сказал, что вы почетные гости, - ответил парень, тут же успокоившись.

Интересно, куда бы нам сходить? Хотя, если подумать, всюду рыскают слуги королевы, и прогулка по дворцу, а тем более, по улице, может быть небезопасной для нас, ведь не пожалуемся же мы королю, чтобы он выделил нам персональную охрану (а неплохо было бы).

- Профессор, вы слышали, - заговорил я по-русски, все-таки следовало быть осторожными в этом темном времени, - нас больше тут не держат, мы можем выйти прогуляться, воздухом подышать.

- Я бы не стал этого делать, - ответил Геннадий Петрович, - как это ни неприятно, но до завтра осталось совсем мало, а там, глядишь, все и закончится, зачем рисковать.

Гийом очень внимательно вслушивался в наши слова, но его взгляд при этом выражал полную беспомощность, то-то парень, учи языки смолоду.

- Значит, будем ждать завтрашнего праздника? – уточнил я.

- Да, а еду нам, в крайнем случае, наш благодетель принесет, - и профессор кивнул на сидящего рядом гостя.

- Спасибо тебе, Гийом, - сказал я, - а теперь не мог бы ты нас оставить, ужасно хочется спать, приходи завтра утром, хорошо?

- Хорошо, - с явной неохотой ответил он, встал с кровати и собрался уже выйти за дверь, как вдруг профессор остановил его:

- Ты нам не принесешь, э-э-э, большую палку? – попытался изобразить Геннадий Петрович по-французски, не только используя свежеуслышанные слова, но, вероятно, еще и подняв из глубины памяти кое-какие знания этого языка в прошлом (он все-таки стажировался в Париже), интересно, чего он молчал до этого, я так тут надрывался.

Парень удивленно посмотрел на ученого, может, до сих пор думал, что тот глухонемой, однако, понял, о чем речь, и переспросил:

- Вам опять нужно огонь разжечь?

- Нет, нам для других целей, - ответил я первый, чтобы не утруждался профессор.

Гийом на руках показал, какого размера должна была быть палка, я уточнил ему, тоже руками, и длину, и толщину, он кивнул головой и ушел, через какое-то время, вернувшись и принеся нетолстое бревно, примерно с метр. Если бы у меня в будущем был такой помощник, размечтался я, без лишних вопросов и пререканий всегда выполнял все, что нужно. В общем, поблагодарили мы его за помощь и отпустили, а сами приперли дверь изнутри, опасаясь неожиданных гостей.

- Геннадий Петрович, - спросил я из чисто эгоистических целей, - вы верите, что завтра все будет так, как мы думаем?

- Верю, - ответил он, вероятно, для того, чтобы я не пытался выжать из него больше на эту тему.

- Я тоже верю, - вздохнул я с облегчением, настраивая себя на лучшее, но в душе все же шевелился червячок сомнения, я попытался его окончательно придушить, - всего лишь еще одна ночь, потом праздник, и мы свободны, ну, что еще может случиться?

- История идет своим ходом, Леша, - теперь уже решил высказаться профессор, - а мы вмешались в этот ход, вам вот даже королева уже предлагала вступить в заговор, а мы не можем даже словом ничего изменить, не то, что делом. Вот потому я и сказал, чтобы мы тихо переждали время, закрывшись в этой комнате, так спокойнее для всех, и для нас, и для них. Вот и будем надеяться на лучшее, - закончил он.

- Так вы вот для чего, - задумался я, - а я об этом не подумал.

- Ты же видишь, я стараюсь ни во что не вмешиваться и даже не говорить без надобности.

- А я-то решил, что вы просто языка не знаете.

- И знать не хочу, - подытожил ученый, - а теперь давай-ка спать, так и время быстрее пройдет, и силы сэкономим.

- Давайте, я бы вот так уснул, проснулся и забыл бы все, как страшный сон.

Мы легли на кровати, стараясь не замечать ничего, ни противного запаха, ни жестких досок, на которых лежали, ни все усиливающегося желания выпить воды, все это должно когда-нибудь закончится, а, если повезет, то завтра.

Я провалился в сон сразу, и уже, кажется, через пять минут раздался стук в дверь. Я открыл глаза, было уже светло, в нашу дверь стучали, значит, подпорка действовала, я подошел к двери и спросил, кто там. Это был Гийом, я отворил. Парень вошел, неся в руках что-то из одежды.

- Вот, вам прислали переодеться, - протянул он мне целый ворох вещей.

- Прямо сейчас? – спросил я.

- Да, а потом я провожу вас в тронный зал, там скоро будут собираться гости.

- Может быть, ты все-таки погуляешь где-нибудь, пока мы будем одеваться? – предложил я. Я не знаю, может быть, у них тут было принято одеваться большими группами, но он опять ушел с обиженным выражением лица.

- Геннадий Петрович, - обратился я к молчавшему профессору, - мне бы не хотелось оставлять без присмотра свои вещи, а вам?

- Оставь на себе как можно больше, тут рубашки просторные, а вот куртки, боюсь, туда не поместятся.

- Что же будем с ними делать?

- Давай спрячем в так называемую постель.

Я развернул тот костюм, который мне предстояло надеть на себя: темная длинная рубашка, наверное, из грубого льна, пойдет поверх моего свитера, непонятно как надеваемые штаны, состоящие из обычных кусков материи, сшитых вверху, их я сразу забраковал, у меня свои джинсы есть, вот напялю на них какие-то страшные толстые чулки (только однажды видел похожие – в детстве у своей прабабушки) и буду похож на толстое уродливое пугало, хорошо, что меня сейчас никто из знакомых не видит, это зрелище не всякий выдержит (да, и свежесть была не первая). На ноги полагалось надевать кожаные остроносые башмаки (все-таки не деревянные – уважают), но они были жутко неудобные, и носы к тому же цеплялись за все подряд.

- Профессор, а если я оставлю свои туфли, как вы думаете, меня выставят вон из зала? Все же это будет лучше, чем я растянусь где-нибудь посреди пирушки.

- Что ж, после последних событий они уже не такие новые и красивые, присыпь их еще пылью и иди смело, носы у них тоже немаленькие.

- Тогда я, собственно, одет. Как я выгляжу? Как вы думаете, они отдадут нам этот костюмчик навсегда, это же настоящая находка для этнологов.

- Смейтесь, смейтесь, нам еще предстоит попасть в XVIII век, так что сможете еще там народ повеселить, - обрадовал меня Геннадий Петрович.

- Не бойтесь, вы выглядите совершенно не лучше меня, а еще хуже, потому что ваш костюм под рубашкой создает впечатление первобытного бронежилета, не удивлюсь, если король возьмет такой прикид на вооружение.

Вернулся Гийом, он позвал на следовать за ним и привел на место банкета. В тронном зале было прибрано, стены украшены коврами, через все пространство тянулся длинный стол, по обе стороны которого стояли лавки на три-четыре человека. На стол уже приносили блюда с яствами, в основном, жареное мясо, поросят и дичь, также овощи, вино и фрукты – яблоки и груши, были и еще какие-то блюда, но не буду говорить, какие, потому что не ел того, чего не знал. Постепенно стали собираться гости, одеты они были, по здешним меркам, богато, с украшениями, наверняка, какая-нибудь знать. Когда гостей собралось достаточно много, вошли король и королева, все поклонились им, те прошествовали во главу стола, где стояли два больших украшенных кресла, и сели, приглашая жестом последовать их примеру. Эти богатеи посрывались с места и, толкая друг друга локтями, стали усаживаться за стол, причем каждый норовил сесть поближе к королевской чете. Да, этикет тут еще тот, подумалось мне, пока рассаживались, чуть не передрались. Мы с профессором мирно подождали, пока все сядут, а потом заняли свободные места, естественно, на другом конце стола, зато почти напротив короля и видно нам было все, что происходило в зале. Из-за стола встал король, что словно подбросило и всех повскакивать с мест, он произнес, по какому поводу сбор, вошла какая-то женщина и внесла на руках грудного ребенка, зал загромыхал в овациях и поздравлениях, причем все старались перекричать друг друга, напугав виновника торжества, отчего он просто посинел от плача. Ребенка унесли, Роберт опустился на место и, как только притронулся к еде, все набросились на блюда, отламывая и расхватывая их руками. Гул стоял неописуемый, смотреть было неприятно, слушать невозможно, но приходилось участвовать в мероприятии, мы же все-таки были приглашены особой милостью. Воды на столе не было, салфеток тоже – чистота во дворце не приветствовалась, поэтому гости выглядели соответствующе.

Я сидел и наблюдал за костями и хозяевами. Роберт и Констанция выглядели гордой и единой королевской семьей. Несмотря на раздоры, они и виду не показывали, что что-то не так, хотя иногда их взгляды друг на друга выдавали внутреннюю вражду каждого. Однако, гости этого не замечали и веселились вовсю. Часа через два, когда все было съедено, выпито и прилично побито, король поднялся. Знак был подан, обед был закончен, все встали и стали расходиться по разным углам. Король с королевой поднялись на небольшое возвышение, где стояли их троны и сели, показав, что начинается вторая часть праздника – получение подарков. Некоторые гости за это время уже сходили за ними, некоторые еще только пошли, но вручение уже началось: к королевской чете подходили по очереди и, склоняясь, ставили у их ног дары – сундучки и мешочки, тюки и рулоны, мы стояли не очень близко, и я толком не рассмотрел, что именно надарили королю, вернее сказать, королевскому сыну, праздник-то в честь него. Нам дарить было нечего, поэтому к трону мы не подходили, а просто наблюдали, хотя на нас и поглядывали косо. Но вот последний подарок был вручен, Роберт и Констанция встали и был объявлен всеобщий выход во двор.

Мы вышли в толпе остальных гостей, все же следовало опасаться ходить в одиночестве, все обогнули дом, там оказалась лужайка, на которой стояли мишени на ножках, нам предстояло наблюдать состязание лучников. Немного в стороне стоял навес, а под ним лавки для гостей. Все рассаживались с криком и спорами, кто будет поближе к королю с королевой, сидящими на отдельных креслах в первом ряду. Нам опять достались самые дальние места, но жаловаться было грешно, я и не мечтал когда-нибудь увидеть настоящий средневековый турнир. На лужайке уже прогуливались участники состязания, одеты они тоже были небедно, из чего я заключил, что обычный народ на праздник не допустили. Король объявил, что победитель получит в награду по поводу праздника княжеский титул и замок в каком-то трудновыговариваемом месте (оказывается, не так-то и сложно было стать высшей знатью в средневековье).

Прозвучал звук охотничьего рога (я в кино слышал), что означало начало турнира.

Лучники подошли к ограничительной полосе для начала стрельбы, у каждого, я так понимаю, была своя мишень, а всего их было шесть. Был дан еще какой-то сигнал, и участники выпустили первые стрелы. Навес был поставлен чуть сзади и сбоку от места состязания, так что видно было хорошо, да, и техника безопасности, хоть и слабенько, но соблюдалась. Естественно, если бы кто-нибудь из участников захотел попасть в наблюдающих, ему это не составило бы никакого труда, но, видно, такой заговор никому в голову не пришел. Лучники стреляли, на редкость, хорошо, все выстрелы попадали в цель, я даже не знаю, кто из них был лучше. Однако, решать не мне, пусть сами разбираются, если у них тут все не распределено заранее (чему я бы не удивился, уже немного ознакомившись со здешней жизнью). Я, конечно, отметил для себя одного стрелка, который попадал в «яблочко» с завидной регулярностью, вот посмотрим потом, насколько объективно судейство.

 В общем, полюбовавшись стрельбой, я стал глазеть по сторонам, все равно заняться больше было нечем, а турнир все продолжался. Вокруг вовсю цвела (вернее, отцветала, но очень красиво) осень, трава была еще зеленой, деревья зелено-желто-красными, вдалеке паслись какие-то животные, стоял чудесный запах свежескошенной травы, в общем, я залюбовался.

 - Профессор, посмотрите, какая природа, можно сказать, первозданная, вы ведь такой уже никогда не увидите: леса, поля, дороги, даже оружие у них экологически чистое, - уже вовсю вело меня в эту сторону, вероятно, я здесь уже совсем засиделся без дела, и чистый воздух (после вонючего дворца) ударил мне в голову.

 - Да, это, действительно, красиво, но не увлекайся, - предостерег меня друг, - все может оказаться не настолько безобидным.

 - Что у вас за настроение, - попытался я приободрить Геннадия Петровича, - нам осталось всего - ничего, любуйтесь, пока возможно.

 Тут прозвучал очередной сигнал, все стрелки положили луки на землю и подошли к своим мишеням. Право огласить результат выпало на долю кому-то из окружения короля, он поднялся и вместо того, чтобы объявить победителя, предложил наблюдателям сразиться с самым сильным участником.

 - Кто желает? – прозвучал вопрос, обращенный к королевским гостям.

 - Интересно, хоть кто-нибудь вызовется? – в свою очередь, спросил я у профессора.

 Вопрос был повторен, но, естественно, никто не высказал ни малейшего желания обойти и без того определившегося лидера. Глашатай наклонился к королю, тот ему что-то прошептал на ухо, и зазвучал следующий вопрос, по первоначалу я даже не обратил на него внимания, но когда увидел, что взгляды всех присутствующих обращены в нашу сторону, я прислушался и был ошарашен:

 - Возможно, гости нашей страны хотят помериться силами с хорошим стрелком?

 Какое там, подумал я, не имеем ни малейшего желания, не хватало еще опозориться перед своими далекими предками.

 - А мы попросим их, - уже утвердительно произнес тот же мужчина, и со всех сторон раздались крики: «просим! покажите этому Ролану! дайте им лук!» и тому подобное.

 Я был подавлен, нет, я, конечно, держал лук в руках, давно, правда, и даже стрелял и попадал в цель, но, чтобы вот так – на людях, да еще состязаться…

 - Профессор, - зашептал я, - можете что-нибудь придумать?

А ко мне уже подходил какой-то человек, чтобы вывести на поле. Ну, почему,

почему все хорошее так быстро заканчивается, я сидел себе, никого не трогал, природой любовался, и тут – бац, хоть убегай прочь, но нельзя, еще неизвестно, что будет хуже. Я вышел к ограничительной черте, мне тут же дали в руки лук и показали, в какую мишень стрелять, они уже там все очистили. Рядом стал уже почти победитель соревнования, не знаю, чего они добивались моим участием, уж точно конкуренцию я бы ему не составил и в самом волшебном сне. Ой, мне дали одну тренировочную попытку, ну, спасибо им большое, я тронут. Однако, как-никак – сейчас я представлял честь своей страны, и стрелять придется, они точно не отстанут. Я вспомнил детство, вскинул лук, приладил стрелу, натянул тетиву, только бы попасть хотя бы в нужную сторону. Я долго целился, так долго, что глаза заволокла пелена, тогда я решился и выстрелил, причем тут же закрыл глаза, чтобы не видеть своего промаха. Но что это? Я услышал гул одобрения, приоткрыл один глаз, потом второй, фу, ну, в мишень я попал, слава богу.

 Все, тренировка была окончена, соперник взял в руки свое оружие и мне дали знак, что теперь мы будем соревноваться. Они, наверное, издеваются, да, не нужен мне никакой княжеский титул, мне вообще от них ничего не нужно, вот выстрелю, заберу свои вещи, и меня больше в этом городе, в этой стране и в этом времени никто никогда не увидит. Такие мысли меня успокоили, руки уже не дрожали, я спокойно прицелился, уже имея представление, куда стрелять, и отпустил тетиву. Теперь я сам наблюдал, как летела моя стрела, и каково же было мое изумление, когда она попала прямо в самый центр мишени! Мой соперник тоже видел этот выдающийся выстрел (если честно, то меня просто переполняло чувство гордости), у него в глазах промелькнула злоба, но он собрался и тоже выстрелил. Что ж, его стрела попала точно в цель, впрочем, этого и следовало ожидать, он же не такой халявщик, как я, наверное, с детства этим занимается. Увидев две совершенно одинаково пораженные мишени, толпа зрителей просто взбесилась, все кричали непонятно что и не могли остановиться, пока король не встал со своего места и не потребовал изо всех сил дунуть в рог. Сигнал был дан очень громко, и, наконец-то, люди успокоились. Тогда Роберт вышел из-под навеса и предложил им выбрать, кто из нас достоин победы. Мнения разделились, по-моему, поровну (случилось же такое), выбор был по-прежнему не сделан. Король посмотрел на нас, что-то обдумывая, я посмотрел на профессора – он изо всех сил делал мне какие-то знаки, я попытался понять, недаром же мы тут в последнее время так изъяснялись.

 - Ваше величество, - обратился я к Роберту и всем присутствующим, - разрешите мне высказать свое мнение. - получив согласие, продолжил, - Я просто поражен стрельбой этого человека, - я сделал жест в сторону моего соперника, - он исключительно управляется с луком, а я поразил цель случайно. Я не заслуживаю награду так, как ее заслуживает он. – я преклонил колено перед королем, - Я прошу Вас не отдавать награду мне, одарите своей милостью того, кто ее достоин гораздо больше.

 Все были поражены моими словами, а Роберт (недаром все-таки его прозвали Благородным) велел мне подняться с колена и провозгласил:

 - Так тому и быть! Победа, титул и замок достаются Ролану (какому-то там, не расслышал), но чужеземец, - и он указал на меня, - должен быть тоже награжден за свой неординарный поступок, - и он снял со своего пальца то самое кольцо и протянул его мне, - я дарую тебе этот перстень с руки моего отца в знак твоих особых заслуг во время проходившего здесь турнира.

 Я дрожащими руками принял подарок короля. Надо же, то самое кольцо, из-за которого все и началось, само приплыло ко мне. Я зажал его в ладони, уже представляя себе глаза моей любимой жены в момент вручения этого перстня ей, но тут опять увидел профессора, он просто, как сумасшедший, махал рукой, привлекая мое внимание, а когда увидел, что я на него смотрю, стал подзывать меня к себе. Я жал плечами, мол, как же я подойду, если тут такое творится, но он слушать ничего не хотел, все звал и звал. Тогда я набрался наглости и попросил у короля разрешения подойти к моему спутнику на минутку, тот позволил, я мигом оказался возле Геннадия Петровича.

 - Что ты делаешь, Леша, - зашептал он мне, как мог тише, потому что все взгляды были направлены на нас, - ты не можешь взять это кольцо.

 - Как это не могу? – попытался возразить я.

 - Не перебивай, не можешь и все! Если ты его возьмешь, то может измениться вся последующая история, все, что связано с кольцом, произойдет иначе, даже твоя встреча с Кариной, возможно, не случится никогда! Отдай кольцо, верни все на свои места! – и профессор толкнул меня обратно, дескать, иди и исправляй ситуацию.

 Я опять вышел на место турнира, где король уже поздравлял победителя и дарил ему какую-то грамоту. Роберт увидел, что я вышел, и повернулся ко мне. Я опять попросил слова:

 - Благородный король, прошу прощения, но я не могу принять этот Ваш подарок. Это очень дорогая вещь, символ королевской власти, я тронут до глубины души, но мне хватит уже самого этого чувства, чтобы ощутить себя награжденным (никогда я еще не высказывался так витиевато, пришлось извлечь из глубин памяти все, что я когда-нибудь слышал по этому поводу), - и я склонил голову и протянул кольцо обратно.

 Ручаюсь, король не ожидал такого поступка, он был очень удивлен, но тут же нашел выход из положения:

 - Второй раз за сегодня этот юноша показывает нам образец благородного поведения, и за это я не откажусь от своего намерения преподнести ему подарок. Я обещаю, что, раз он не может принять настоящее кольцо, я прикажу сегодня же изготовить точную его копию и вручу ее сразу же, как только она будет готова! – и король гордо посмотрел по сторонам, изучая реакцию на такой поступок. Все повскакивали с мест и закричали: «Ура Роберту! Наш король – самый справедливый король в мире! Мы любим нашего короля!». В общем, Роберт своим поступком убил нескольких зайцев.

 Я же при этом опять посмотрел на профессора, не будет ли такой исход событий перечить его представлениям о ходе истории, Геннадий Петрович был задумчив, но запрещать ничего не стал. Тогда и я успокоился и решил, что искусно сделанная копия XI века вполне сойдет для моего дела. Одно только было не кстати – нам предстояло теперь ждать, когда же будет готова эта самая копия, что отодвигало наш отъезд.

Зато с турнира мы ушли настоящими героями, и моя гордость где-то внутри ликовала, хотя, глядя на Геннадия Петровича, я не выказывал своего чувства, уж очень ему все это не нравилось. Мы, по-прежнему, старались держаться в гуще людей, а они направлялись в тронный зал, наверное, для продолжения праздника. Там король сказал всем свое ответное благодарственное слово, выдал некоторым гостям какие-то документы (не знаю, что именно, это не разглашалось), подарил кое-какие мелкие подарки, потом опять сидели за столом (по-нашему – посошок), короче, вскоре стали все расходиться, и мы тоже быстренько перебрались к себе в комнату.

Буквально через пару минут нас посетил, естественно, Гийом. Он, уже не осторожничая, зашел, сел на кровать и поинтересовался, понравился ли нам праздник.

- Все было очень интересно, - не кривя душой, ответил я.

- Король остался доволен вами, - выложил он, думая, что это большая тайна (и кто же в этом дворце успевает так моментально разносить новости? Не иначе, как этим грешат все, включая малолетних детей), - его придворный ювелир уже оповещен и приступил к работе, - (я просто восхищен такой скоростью, куда уж тут нашему интернету).

- А ты не знаешь, насколько быстро работает ваш ювелир? – попытался я выяснить столь существенную деталь, от которой зависело многое.

- Наверное, завтра будет готово, - не раздумывая, ответил парень, - приказы короля выполняются очень быстро, он будет работать всю ночь.

Профессор и я переглянулись и у каждого из нас отлегло от сердца. Ладно, сегодня был хороший день, задержка, надеюсь, небольшая, можно и потерпеть.

- Где ты научился так стрелять? – спросил Гийом.

- Если честно, - признался я, - я толком этого и делать не умею, но, как у нас говорят: «новичкам везет».

- Ты обманываешь меня, так управляться с луком умеют немногие.

- Ну, ладно, ладно, - решил слукавить я, все равно он не отвяжется, - я учился стрелять, но давно, думал, что уже все забыл, оказалось – помню.

- У тебя, наверное, был очень хороший учитель?

- Еще какой! – похвалился я, вспоминая детские забавы и выпендреж друг перед другом в пальбе по деревьям.

- Еще никто и никогда не осмеливался отказываться от королевских подарков, ты – первый, - вдруг произнес Гийом, - все только про это и говорят, а нашему Роберту твой поступок понравился. Ты, правда, не хотел принять княжеский титул? Я бы ни за что не отказался.

- В нашей стране нет князей, - сделал я вид, что сожалею.

- Так оставался бы у нас.

- Мы не можем, мы обещали своему правителю, что вернемся и расскажем, что творится в мире и в вашей стране, у нас все мечтают узнать об этом, - окончательно запудрил я парню мозги.

- Я бы тоже хотел посмотреть на мир, - размечтался наш гость.

- Еще успеешь, - успокоил я его, - ты еще так молод, вдруг станешь великим путешественником (вообще-то, вряд ли, не то время, подумал я, но зачем расстраивать парня).

- Вы скоро уедете и больше не вернетесь? – опять спросил Гийом (мне даже стало его жаль, так по-детски блестели его глаза).

- Нам предстоит еще долгий путь домой, неизвестно, что может случиться в дороге, - по-своему успокоил его профессор.

- Можно я подарю вам на память одну вещь? – спросил мальчишка.

- Можно, - ответил я, а Геннадий Петрович опять строго посмотрел в мою сторону, что, мол, там за подарок?

Паренек достал из-за пазухи маленький кожаный мешочек и показал, что в нем лежит какой-то грязноватый черненькй камушек:

- Он приносит удачу, так говорила женщина на улице, я у нее сменял на старые деревянные башмаки.

- А тебе не жалко? – спросил я. Профессор не запротестовал, наверное, вид этого булыжничка его не насторожил.

- Нет, пусть он принесет вам удачу, и вы вернетесь домой, - сказал Гийом, опустив голову.

Надо же, что бы ему такое подарить на память, и тут я вспомнил о своей авторучке, которую мне, в свое время, не удалось сменять на кусок мяса, я достал ее.

- А это тебе, - я протянул ее парню, - вот смотри, - достал свой блокнот и написал : Гийом, - это твое имя, а вообще, можешь написать, что угодно.

- Я не умею, - признался он (этого, собственно, следовало ожидать).

- Тогда учись, это тебе поможет, - и я отдал ручку ему. Он взял, глаза его загорелись, вероятно, что-то уже задумал, - а теперь можно нам остаться одним, сегодня мы так устали, - приврал я, и, хоть он еще не успел нам надоесть, пусть пойдет к себе, похвастается новой игрушкой.

- Алексей, опять ты за свое, - отчитал меня профессор, как только за парнем закрылась дверь, - я же предупредил – ничего не брать, ничего не дарить, а ты еще и учить вздумал. Пусть все идет своим чередом.

- А вдруг теперь из него великий ученый вырастет или путешественник? – размечтался я.

- Я именно об этом, - вернул меня Геннадий Петрович на землю, - ведь, если такое случится, в современном мире что-то изменится, что-то будет не так, как есть, и все это случится из-за тебя.

- Ладно, - смирился я, - больше не буду.

- Уж постарайся, ты и так сегодня отличился, про тебя теперь долго будут говорить, им ведь тут больше заняться нечем.

- Я не хотел, честное слово, так получилось.

- Верю, но это не уменьшает твоей вины, больше никакой самодеятельности. Давай лучше ляжем спать, так, во всяком случае, мы ни во что не сможем вмешаться.

- Давайте, - согласился я и лег на неудобную кровать, когда я уже смогу помыться и поспать по-человечески? Однако, меня все же доводила одна мысль, - профессор, - шепотом позвал я, вдруг он уже умудрился так моментально заснуть.

- У, - буркнул он в ответ, похоже, не спал, но и говорить особого желания не имеет, что ж, а придется.

- Профессор, конечно, боюсь спрашивать, но вы случайно уже не придумали, куда нам следует отправиться потом, ну, если мы отсюда выберемся, - это я так сказал на всякий случай, чтобы не сглазить.

- Думать-то я думал, - ответил Геннадий Петрович, уже не делая вид, что хочет спать, - да, проблема оказалась еще глубже, чем мы предполагали. Эх, не хотел я тебя расстраивать, Леша, только рано или поздно, а решать ее как-то надо. Ладно, XVIII век, ладно страна и ученый, занимающийся похожими проблемами, но скажи мне, ты знаешь вот так, без помощи карт и Интернета координаты хоть одного города в мире? Ну, навскидку?

Я оторопел, конечно, не знаю, что за вопрос, и я уныло покачал головой. Неужели вот из-за такой мелочи все и рухнет? У нас будет аппарат, будут условия убраться отсюда, а мы не сможем? Как же так?

- То-то и оно, - подтвердил профессор мои опасения, - я уже два дня размышляю на эту тему и еще не пришел к определенному выводу.

- Так вот почему вы были так грустны все это время, разговаривать не хотели, держали все в себе?

- Я пытался вспомнить хоть что-то, отдаленно напоминающее необходимые нам цифры, но, увы, ничего, кроме координат своего собственного дома, а туда нам дорога закрыта, я не вспомнил.

- Может, махнем наугад, не оставаться же тут вечно? – предложил я.

- А если мы нырнем в океан или попадем в какую-нибудь пустыню, нет, тут нужна точность, а ее нет. Мы даже картами тут воспользоваться не сможем, у них ведь и земля-то еще плоская, не говоря ни о чем другом.

Я напряг мозги, неужели я ничего не вспомню, хоть намека, хоть ниточку, за которую можно ухватиться? Ну, вот же, что-то есть:

- Профессор, тогда нам надо в Лондон, я точно помню, что там нулевая долгота и примерно 50 градусов и 3 минуты северной широты, совсем недавно в передаче какой-то слышал. Что делать, кто там у нас в Лондоне жил в XVIII веке? Хоть к нему махнем, и то не придется здесь куковать.

- Господи, - стукнул себя ладонью по лбу Геннадий Петрович, - как же я сразу не догадался, вот что значит, привык всегда мыслить глубоко, в Лондон – это же совсем неплохо, там и Ньютон жил, и Роберт Бойль, дай-ка только вспомнить, в какое время они пересекались? Так, Ньютон переехал в столицу, по-моему, в середине 90-ых XVII века, а вот Бойль умер в 1691, нет, не застанем мы в Лондоне обоих, но зато, Леша, мы можем пообщаться с самим Ньютоном!

- Представляю, профессор, это нам точно подходит?

- Думаю, несомненно! – все еще не мог прийти в себя ученый, - надо же – такой человек, я и представить себе никогда не мог… - он запнулся.

- Да, - подхватил я, - осталось дело за немногим – познакомиться с ним и заручиться его помощью, совсем немного, если считать, что это гений своего времени, - опустил я профессора с небес на землю.

- Ты прав, - осекся Геннадий Петрович, - а если он не захочет даже разговаривать с нами?

- Давайте подумаем об этом на месте, - предложил я, - наверное, там все станет гораздо яснее. А теперь, когда все, наконец, прояснилось, не поря ли нам поспать, профессор? У нас завтра выдастся тяжелый денек.

- Спать, спать, - протянул он, - утро вечера мудренее.

- Это точно, - согласился я.

Мы долго ворочались на наших лежаках, каждый предвкушая события наступающего дня, а я еще и от чувства гордости за самого себя, шутка ли, я за день успел два раза отличиться, значит, еще не все так плохо, за такими мыслями и уснул.

Проснулся я от стука в дверь, открыл глаза, было темно, неужели наш вечный посетитель уже и по ночам к нам в гости начнет ходить? Стук не прекращался, даже профессор проснулся, я подошел к двери и спросил шепотом: кто там? Это точно был Гийом, он очень просил открыть дверь, говорил, что у него срочное дело.

- Какие могут быть срочные дела по ночам? – спросил Геннадий Петрович, - пусть идет спать, утром решим его проблему.

- Да, ладно вам, профессор, он все равно не отвяжется, давайте послушаем, что там у него, - ответил я и убрал припертую к двери палку.

Зря я, конечно, это сделал, но было уже поздно, в комнату вошли стражники, а за ними с опущенной головой – Гийом.

- Собирайтесь, - тихо сказал один из них, - идите за нами, только молча, если крикните – вам же хуже, - и он показал на тонкий меч, висящий у него на поясе.

Я с ненавистью посмотрел на парня, надо же было так в нем ошибаться, он, в свою очередь, с мольбой поглядел на меня в ответ и слегка покачал головой, и пожал плечами, дескать, я не виноват. Что уж теперь говорить – дело сделано, мы в руках у охраны, только чьей? Короля или королевы? Вроде королю поступать так с нами незачем, или он совершенно двуличный тип? А чего еще ожидать от монарха – одной рукой награждает, а другой – отнимает свое кровное. Однако, придется идти за стражниками: двое впереди, один из которых с факелом, и такая же картина сзади нас. Может, крикнуть что-нибудь среди ночи, например: «Да здравствует король!», только, если их главный управляется мечом, как вчерашний стрелок – луком, то, пожалуй, я и фразы окончить не успею, и будет моя могилка где-то на задворках дворца совершенно не известна истории.

Мы вышли на улицу, было темно, но охрана хорошо знала дорогу, я было подумал, а не убежать ли, но пока профессор сообразит, в чем дело, думаю, и соображать уже будет некому. Да, и куда бежать – кругом неизвестность, не в кустах же близлежащих прятаться? В общем, шли мы, куда вела нас судьба, а вела она нас недолго, минут через десять мы подошли к какому-то зданию, стражник открыл дверь и прошел первым, потом меня подтолкнули в спину, и мне пришлось идти за ним. Я чуть не упал, впереди оказалась лестница, ведущая вниз, вероятно, в подвал, потому что оттуда повеяло сыростью и холодом. Я стал считать ступеньки – всего двадцать, значит, метра три-четыре, потом я ступил на ровный пол, значит, лестница закончилась, начался коридор. Факел освещал дорогу, но за спиной охранника я не мог ничего рассмотреть, а заглядывать ему через плечо я не решался, еще шарахнет чем-нибудь – и поминай, как звали. Наконец, мы пришли к конечной цели – массивной двери, за которой располагалось место нашего заточения. Нас провели внутрь, и главный конвоир заговорил:

- Вам просили передать, что вы будете тут находиться до завтра, когда один из вас должен будет выйти и исполнить задание известного вам лица. Второй же останется здесь и выйдет только после выполнения этого задания. Все, больше ничего говорить не велено, вы остаетесь здесь, кричать бесполезно, в этом месте вас никто не услышит, - и стражники по одному вышли из темницы, дверь со скрипом закрылась за ними, что-то звякнуло, и повисла гнетущая тишина, да, к тому же темно было, хоть глаз выколи.

- Я же тебя предупреждал, - сказал профессор, - с королевскими особами шутки плохи.

- Издеваетесь, кто же с ними шутил? – возмутился я. - Это с нами очень нехорошо пошутили, как думаете, королева?

- Она самая, недаром нам приказали не шуметь во дворце, боялись привлечь внимание охраны короля.

- Как считаете, профессор, это конец? Если мы не выполним задание, то дней через пару просто умрем с голоду.

- Если выполним – умрем еще раньше, - прибавил оптимизма Геннадий Петрович.

- Что же будет с Кариной? – с ужасом выпалил я.

- Послушай, Леша, ты еще не умер, а уже орешь, как на смертном одре, - вскипел профессор, - не нагоняй тоску и без тебя плохо.

- Это я во всем виноват! – не успокаивался я.

- Если ты сейчас не прекратишь, то умрешь гораздо раньше, чем ожидаешь, - пригрозил мне ученый, - можно посидеть в тишине?

- Конечно, - ответил я вполне спокойно, - наслаждайтесь ею, теперь у вас будет этого добра навалом.

- Ты опять? – закричал профессор, и я замолчал, потому что не привык видеть его таким, что и говорить – ему тоже тяжело.

Опять стало тихо, я не знал, куда деваться, тут не было никакой мебели, даже сена не было или опилок каких, в общем, камера смертников – удобства не предусмотрены. Стены были каменными и холодными, я решил было прислониться, но замерз и отошел, стоя что ли спать? Прошло минут десять-пятнадцать, когда я услышал за дверью чей-то голос. Определенно, меня кто-то звал, я подошел ближе и прислушался, так и есть, с той стороны называли мое имя, и голос был мне знаком, это наш предатель пришел навестить нас, Гийом.

- Что тебе еще надо? – грубо отозвался я, - ты и так уже сделал все, что мог.

- Послушайте меня, я не хотел, - взмолился он, - меня заставили, она сказала, что моей сестре будет плохо.

- Кто она, королева? – спросил я.

- Да, моя сестра служит у нее, я не мог допустить, чтобы она страдала, ее грозились закрыть в подвале с крысами, пока я не соглашусь.

- Понятно, - отозвался я, - и ты, зная, что плохо будет нам, согласился.

- Я не знал, - чуть не плакал на той стороне парень.

- Ладно, зачем ты пришел, узнать, что нам все-таки плохо? Кстати, как ты сюда вошел, разве не было заперто?

- Наружная дверь закрывается на обычный засов.

- А эта, - поинтересовался я.

- А эта на ключ.

- Знаешь, где можно взять этот ключ, - сразу «взял я быка за рога», чего «нюни разводить».

- Ключ у главного охранника.

- Главного у короля или королевы? – спросил я.

- У них одна охрана, - ответил Гийом.

Ага, вот оно что, значит, королева подкупила часть стражников, и они выкрали ключ у начальника.

- Где они теперь? – опять задал я вопрос.

- Наверное, они пошли спать, я видел, как они уходили.

- Знаешь, где они спят?

- Знаю, во второй башне.

- Сможешь пойти разузнать, как там дела?

- Что узнать?

- Что, что, - а еще казался понятливым, - ключ нам нужен, если главный спит, попытайся этот ключ стащить и открыть нам дверь.

- Но он всегда запирается на ночь, - объяснил Гийом.

Это плохо, подумал я, что же тогда делать?

- Подожди за дверью, - приказал я парню (пусть теперь выручает нас, раз виноват), - мы посоветуемся. Профессор, - это уже адресовалось моему другу, - а, может, направить его к королю, пусть расскажет, что на него родная жена уже, собственно, заговор организовала.

- Нельзя, Леша, это может изменить ход истории, ведь все из-за нас, а мы тут случайно, тем более из будущего.

- История, все вам историю жаль, а голову свою не жаль? Тут о ней думать надо, а не о ходе истории. Ладно, так что, мы вообще не можем себя спасать?

- Можем, но сами, без участия короля, тем более он не должен знать о заговоре, от нас во всяком случае.

- А Гийома-то можно привлечь?

- Думаю, да, его уже и так втянули. Нам нужно скорее отсюда выбраться и исчезать из этого города и века, пока не поздно.

- Так слышали же – охрана спит под замком, как нам теперь ключ добыть?

- В общем, можно попытаться избавиться от них на время. Знаешь, со мной тут лекарство одно было, сердце в последнее время что-то расшалилось, так вот оно помогает сразу, но имеет побочный эффект – снотворный. А если выпить две таблетки – уснешь очень быстро. Лекарство лежало в моем пальто, а его я снял, чтобы напялить эту одежду, вчера уже решил не переодеваться – спать собирался, потом пальто надеть не успел – за нами пришли, думаю, оно так и лежит на кровати, если, конечно, не успели забрать. Нужно эти таблетки забрать, а утром подсыпать охране в воду или вино за завтраком, а там и ключик вытащить.

- Все понятно, пойду объясню товарищу, - сказал я и подошел к двери:

- Эй, ты еще тут?

- Тут, - с готовностью отозвался парень.

- Значит так, ты же не хочешь, чтобы нам стало совсем плохо?

- Нет, не хочу, - опять заныл он.

- Не хнычь, у нас есть план, но он требует смелости и хитрости, - это я так, на всякий случай, чтобы он не расслаблялся, - ты готов?

- Я очень постараюсь, а что нужно сделать?

Я ему в подробностях расписал все, что он должен был провернуть: взять таблетки (где взять, как они выглядят), растолочь их, утром подсыпать охранникам за завтраком в кувшин с питьем, а, когда они уснут – выкрасть ключ и открыть нам дверь. Только все следовало делать осторожно, чтобы никто не увидел, и быстро, чтобы успеть, пока за нами не пришли. Вроде, он все понял, даже повторил и побежал выполнять. Теперь оставалось ждать, а это самое неприятное, тем более в таком месте, я уже замерзал, но согреться было нечем, приходилось ходить взад-вперед по этому жуткому помещению и иногда еще прыгать на месте.

- Профессор, - позвал я его, - вы еще не замерзли? Неужели вам не холодно, вы ведь, я слышу, на месте стоите.

- Холодно, Леша, холодно, но я стараюсь об этом не думать, я просто размышляю о разных приятных вещах, это отвлекает.

- Интересно, о чем приятном можно думать, когда впереди – неизвестность, я вот весь на нервах.

- Я слышу, ты уже истоптал здесь весь пол, но это, я так понимаю, тебе мало помогает.

- Да, совсем не помогает, - честно ответил я, - нам здесь еще куковать и куковать, если уж вы так любите подумать, не расскажите ли и мне что-нибудь приятное.

- Что же тебе рассказать?

- Ну, например, что нас ждет впереди?

- Впереди нас ждет встреча с двумя гениями своего времени, собственно, не только своего, а и многих лет после.

- Вы уже об этом мечтаете?

- А почему нет? Что мне, по-твоему, и помечтать нельзя, я должен сидеть и думать, как завтра нас повесят или сожгут, или что там у них еще на этот счет? Не забывай, что у меня больное сердце, такие мысли мне совершенно ни к чему.

- Может быть, у вас и больное сердце, но нервы, наверное, железные. Ладно, расскажите и мне про этих гениев, не вам же одному мечтать.

- Что ты хочешь узнать о них?

- Ну, как – все, чем жили, чем увлекались, семья, дети, в общем, полный набор.

- Боюсь тебя разочаровать, сэр Ньютон был настолько увлечен своей наукой, что на все остальное у него, наверное, уже просто времени не оставалось. Вот тебе сколько лет, двадцать четыре?

- Почти двадцать пять, - поправил я.

- А вот Ньютон в двадцать пять изобрел и построил зеркальный телескоп, учти, какой это был год – 1668, получил степень магистра, а в двадцать шесть – возглавил физико-математическую кафедру в университете, в двадцать девять – стал членом Лондонского королевского общества (у них так академия наук называлась), а в шестьдесят – естественно, его президентом, в тридцать два года за свои достижения был награжден дворянским титулом, хотя сам родом из семьи фермера и в школу пошел в двенадцать лет. В общем, работал он всю свою жизнь, не было у него ни семьи, ни детей. Тебе рассказать, чем конкретно он занимался?

- Нет, - запротестовал я, - не надо, у меня и так на душе кошки скребут, если туда еще полезть с физикой и математикой, она не выдержит. Вот скажите профессор, как ученый, неужели работа может настолько заменить человеку все вокруг?

- Это ты, не иначе, как на мою жизнь намекаешь, очень вежливо с твоей стороны.

- Ой, простите – не подумал, чисто с обывательской точки зрения спросил. А вам, вообще-то, грех жаловаться – у вас дочь есть, между прочим, которая сейчас с ума сходит от волнения за нас.

- Вероятно, ты просто не можешь сидеть без переживаний, сам себя ими грузишь. В тюрьме надо думать о хорошем, плохого и так достаточно.

- Вот именно, в тюрьме, так где же в ней взять хорошие мысли?

- В ней – негде, а вот в своей голове – можно. Неужели тебе не о чем хорошем думать? А вот Александр Грин, например, именно в тюрьме написал свой первый рассказ, а позже там же стал увлекаться квантовой физикой.

- Что ж мне сейчас стоит попрактиковаться в физике? – я подумал немного и продолжил, - сколько же вы всего знаете, профессор, неужели и вы всю свою жизнь решили посвятить работе?

- Ты опять, Алексей, начинаешь переходить на лица. Учти, сейчас ты потеряешь единственного собеседника в этом месте, и тогда умрешь от нервного стресса.

- Согласен, согласен, выбираю нейтральную тему, а не поиграть ли нам в какую-нибудь игру? – я, конечно, пошутил.

- Кстати, неплохая мысль, - почему-то заинтересовался профессор, - хотя бы в «города», все же отвлечемся.

- Ага, - подтвердил я, - и будет, как в «Джентльменах удачи», «Париж, я там сидел» - красиво звучит, да? Только не стоит добавлять, что в XI веке, а то будем сидеть уже в другом месте, причем до конца жизни.

- С тобой невозможно разговаривать, - обиделся Геннадий Петрович, - ты все переводишь либо в шутку, либо на субъекты, я понимаю, что тебе плохо, но не стоит делать так, чтобы стало еще хуже.

- И что самое интересное, профессор, я все понимаю, а остановиться не могу, у меня внутри такие мурашки бегают, что, кажется, замолчи я на секунду или перестань ходить, и они меня затопчут. Я не знаю, что делать, мысли бегают, конкретно ни на чем сосредоточиться не могут, а тело должно двигаться.

- Займись йогой, говорят, помогает.

- Правильно, профессор, вот выйду отсюда, вернусь домой и обязательно займусь, осталось дело за немногим.

- Ну, что за привычка – «сыпать соль на раны», ты бы хоть меня пожалел, если на себя наплевать, я – человек немолодой, мне покой нужен.

- Все, молчу, - сказал я и честно, наматывая круги по комнате, промолчал минут десять, потом не выдержал, - а как вы считаете, профессор…

- Леша, - перебил меня он, - ты прогнал у меня такую интересную мысль. Ну, что тебе еще сказать, есть ли жизнь на Марсе?

- Неплохо бы, но я хотел узнать, сколько времени мы тут уже сидим и который вообще час?

- Да, кто его знает, - высказался Геннадий Петрович, - а не все ли тебе равно?

- Как же, интересно все-таки, сколько нам еще здесь находиться.

- Вот придут за тобой, тогда и узнаешь.

- Не пугайте, я считаю, что у Гийома хоть что-то должно получиться.

- Ну, вот он нас откроет, тогда и узнаешь. А вообще, Леша, я бы поспал, ночь все-таки, что там будет завтра я не знаю, а сила никогда не помешает.

- Вы что, спать собрались, каким же образом, стоя что ли?

- Ничего, прислонюсь боком к стене и попробую уснуть и тебе советую.

- Хорошо вам говорить, да, я не усну никогда, мне холодно, нервы – ни к черту, сна – ни в одном глазу.

- Короче, нытик ты, Алексей, дай мне отдохнуть от тебя хоть чуть-чуть.

Вот так, друг называется, он от меня отдохнуть хочет, подумал я. Эх, что за невезуха, в такой переплет попасть – это еще уметь надо. Я уже боюсь думать, что будет завтра. А, может, все-таки попробовать поспать, вон, профессор, уже притих, у него, наверное, получится. Если честно, за сегодняшний день я устал, как загнанная лошадь, сил не было совсем, но нервы мешали расслабиться, они были в такой напряженке, мне бы сейчас того лекарства, которое должно нас спасти. В общем, я прислонился к стене боком, который тотчас стал остывать, но я старался не обращать на это внимания, как советовал Геннадий Петрович, а пытался припомнить что-нибудь хорошее. Я закрыл глаза и вспомнил Карину, как мы с ней познакомились, как приезжали друг к другу в гости, как писали письма, чего уже сейчас почти никто не делает; вот передо мной отчетливо появилось ее лицо, она улыбалась, как ни в чем не бывало, потом начала что-то говорить, но я уже не понимал, что, вероятно, в этот момент я просто стал засыпать. Проснулся я от боли, ныло левое плечо, на которое я облокотился для сна, оно не только затекло, но еще и очень замерзло, до такой степени, что у меня уже стучали зубы. Я решил попрыгать, чтобы согреться, потом принялся ходить по нашей темнице и в темноте врезался в профессора, который умудрялся мирно спать возле стены. Я быстро сориентировался и даже подхватил его, иначе бы он упал, не понимая спросонья, что происходит.

- Это опять ты? – выговорил ученый, - нигде от тебя спасенья нет, даже во сне.

- Я не хотел, профессор, тут настолько темно, что просто невозможно ничего рассмотреть.

- Ладно – прощаю, хорошо хоть немного удалось поспать, правда, все тело болит, зато голове стало легче.

- Как вы думаете, мы долго спали?

- Трудно сказать, но в такой позе долго не поспишь, вероятно, часа два от силы.

- Значит, Гийом еще не скоро придет?

- Да, не знаю я, лучше бы я не просыпался, если ты опять начнешь доставать своими вопросами. Терпи казак, а то никого из тебя не получится.

- Вы уж простите, но в такой ситуации я в жизни еще ни разу не был.

- Понимаю тебя, думаешь, я был? Однако, раскисать не стоит, надежда-то есть.

- Есть-то она есть, да…

- Все, ничего не говори, главное ты уже сказал, - перебил меня Геннадий Петрович, - она есть, и будем на нее уповать.

- А мне Карина приснилась, - почему-то сказал я, - она была такая красивая.

- Она и есть красивая, - отозвался профессор, - и будет такой, она вообще замечательная девушка.

- Это потому что ваша дочь?

- И поэтому, конечно, тоже, но и сама по себе, как человек, она прекрасна.

- Наверное, гены, - сделал я комплимент другу.

- Какие там гены? Она вся в мать, а меня двадцать лет не знала.

Господи, что это я там услышал? Неужели скрежет замка.

- Тихо, послушайте, - попросил я Геннадия Петровича и тут явственно услышал голос Гийома:

- Вы живы? – спрашивал он.

- Мы живы, - закричал я и увидел его, еле вырисовывающийся на фоне более светлого прямоугольника открытой двери, силуэт, - хотя вполне уже могли умереть, - и я подошел к нему и так сильно обнял от переполнявшей меня радости, что чуть не раздавил.

- А я так спешил, - проговорил он, вырвавшись из моих объятий, - еле дождался, когда они уснут.

- Значит, все получилось? – спросил профессор.

- Да, я сделал все, как вы сказали, они выпили и уснули.

- Наверное, нам повезло, что они в эту ночь вообще мало спали, и их усталость сыграла нам на руку, - предположил ученый.

- Ладно, не стоит задерживаться тут, мы должны пробраться к себе и дождаться, когда король позовет нас. Веди нас, наш спаситель, только осторожно, чтобы ни на кого не нарваться.

- Хорошо, я проведу вас через парк, мы спрячемся за кустами, не бойтесь, здесь я хорошо знаю все дороги.

- А ключ надо быстро вернуть тому, у кого ты его взял, пока он не проснулся, - предупредил профессор.

- Я все сделаю, идемте, - сказал парень и повел нас во дворец.

Мы шли парком, пригибаясь, чтобы не попасться никому на глаза. До дворца мы дошли без приключений, а вот, когда выглянули из-за кустов, что делается у входа, то обнаружили там кучу народа, все бегали туда-сюда и что-то обсуждали между собой.

- Гийом, сходи туда, проверь, в чем дело, - попросил я.

Он пошел один, а мы так и остались прятаться в кустах. Парень о чем-то поговорил то с одним человеком, то с другим, потом немного походил, отвлекая внимание, перед дворцом и вернулся к нам.

- Вас ищут, оказывается, ранним утром ювелир принес кольцо, наверное, решил выполнить приказ как можно раньше, доложили королю, он сегодня рано проснулся, послал за вами, а вас нет.

- Что же делать? – испугался я.

- Там, правда, люди короля? – перестраховался профессор.

- Да, его личные слуги, - подтвердил Гийом.

- Тогда пошли, - потянул меня за руку Геннадий Петрович, - скажем – вышли утром прогуляться и не слышали переполоха. Народу перед дворцом хватает, нас, я думаю, здесь не тронут.

- Вы уверены? – спросил я.

- Идем, идем, не сидеть же здесь до вечера, - и он смело вышел на дорожку к главной лестнице, а я за ним.

Мы шагали ко входу во дворец, нас увидели, стали кричать: где мы были? нас ищет сам король, быстро к нему, а то он разгневается. Короче, мы сразу были проведены к Роберту.

- Вы заставляете меня ждать вас, - немного рассердился король, когда мы подошли и поклонились ему.

- Извините, Ваше величество, мы гуляли в вашем прекрасном парке и обо всем забыли, - ответил я, опустив голову.

- Ладно, я сегодня в хорошем настроении, я вас прощаю. Вот, полюбуйтесь, каково мастерство моего ювелира, - и он протянул нам перстень, а потом свою руку, давая сравнить с тем кольцом, что было у него на пальце, - сам отличить не могу.

- Оно великолепно, - ответили мы с профессором в один голос.

- И оно ваше, как я и обещал, мало того, я приказал, чтобы вам вернули ваши вещи, вот они, - и Роберт указал на нашу сумку, лежащую у его кресла, - а вот это, и он протянул большой, вероятно, золотой, да еще с какими-то камнями, кубок, - передайте вашему королю в знак моего уважения. – Геннадий Петрович открыл было рот, не иначе, вздумал отказаться, но я больно наступил ему на ногу и метнул такой взгляд, что он все понял и так ничего и не сказал, еще бы, ну, не передадим мы подарок королю, ему от этого ни холодно, ни жарко, а вот нам очень даже может пригодиться.

- Очень вам благодарны, - сказал я и опять склонил голову (кто его знает, как там в XI веке было положено общаться с правителями?).

- Вы свободны, но праздник продолжается, вы можете остаться, а можете уйти, как захотите, - распорядился Роберт и сделал нам рукой знак, разрешающий выйти из комнаты.

- Мы уходим, Ваше величество, ваш город прекрасен, но у нас еще очень долгий путь впереди.

- Воля ваша, - ответил король, - прощайте.

- Прощайте, - по очереди проговорили мы с профессором и вышли из комнаты. В коридоре нас уже ждал Гийом, так что мы даже парой фраз с ученым наедине обменяться не смогли.

- Ну как, - поинтересовался он, - король не сильно гневался?

- Нет, отпустил нас домой, мы уходим сегодня, только бы перекусить чего-нибудь. Ты не принесешь нам? – спросил я у парня.

- Сейчас, - ответил он и тут же убежал.

- Нам не стоит светиться тут, лучше пойти в свою комнату, - заосторожничал профессор, - там хоть закрыться можно.

- Идемте, - согласился я, - оттуда и отправимся, когда поедим.

Мы пришли в нашу комнату, палка еще валялась на полу, ею и подперли дверь. Через некоторое время раздался стук и Гийом крикнул с той стороны:

- Откройте, это я.

- А ты один? – спросили мы оба в ответ.

- Один, правда, здесь больше никого нет.

Я тихонько стал убирать поленце, потом быстро открыл дверь и втянул парня за рукав в комнату, после чего снова запер ее.

- Вы что, мне больше не верите? – опять по-детски обиделся гость.

- Верить-то верим, но ведь и тебя могут обмануть, - объяснил я.

Гийом молча кивнул головой, а потом положил мне на колени завернутую в тряпку жареную птицу (уж не знаю какую) и протянул уже знакомую флягу:

- Это вода, - сказал он.

Надо же, раздобыл где-то. Все-таки привязался я к этому парню, нравился он мне, даже не хотелось расставаться с ним, но придется, ничего не поделаешь. Видно, заметив мой взгляд, он спросил:

- Вы уже сегодня уходите?

- Да, - ответил профессор, пока я не начал пускаться в разглагольствования.

- Скоро? - опять последовал вопрос.

- Вот позавтракаем и сразу, - подтвердил я.

- Может, останетесь еще немного?

- Не можем, нас дома тоже ждут, - сказал я и представил, насколько эти слова были правдивы: Карина уже, вероятно, подумывает о моих похоронах.

- Я провожу вас до ворот города? – предложил он, но это не входило в наши планы.

- Знаешь, - начал выдумывать я, - мы, наверное, все-таки поспим перед дорогой, а отправимся поздно вечером, ты нас не жди, давай сейчас попрощаемся.

- Но я могу проводить вас вечером, - заупрямился Гийом.

- Ладно, признаюсь, - начал опять привирать я, - очень не люблю прощаний и слез, а Геннадий Петрович, - и я сделал жест в его сторону, - вообще этого не переносит, так что прости, ты нам сильно помог, мы это ценим, но больше мы не увидимся, - и я пожал ему руку и по-отечески (если можно так выразиться) приобнял.

Ужас, в его глазах показались слезы, профессор даже отвернулся, чтобы не видеть и не переживать, не могли же мы и впрямь взять его с собой. В общем, как это ни было жестоко, нам все-таки пришлось выставить парня за дверь.

- Давайте уберемся отсюда поскорее, - попросил я, - а то у меня предчувствие нехорошее.

- Вот только, Алексей, больше не лезь под руку и не говори ничего, у нас всего одна попытка, - предупредил Геннадий Петрович, а сам уже доставал аппарат из сумки. – Сколько ты там говорил, 50 и 3? Главное не оказаться в какой-нибудь лондонской тюрьме, с остальным, я думаю, мы справимся. Все, готово, залезай.

- Что это, вы слышите? Вроде бы сюда бегут люди, хорошо, что я дверь припер.

И точно, через несколько секунд в нее застучали, я схватил в охапку с кроватей наши вещи и забрался в мешок, в дверь уже вовсю барабанили, но было поздно, профессор нажал на старт…

Стало тихо, я бы сказал, даже чересчур, только кричали какие-то птицы. Мы выбрались на свободу и осмотрелись. Да, мы оказались не в тюрьме, и даже не на улице города, мы очутились, вероятно, на городском кладбище, между двух склепов.

- Ну что ж, не самый худший вариант, - оптимистично выдал ученый, - во всяком случае, здесь мы пока в безопасности.

- Если не считать одного-двух призраков, которые с минуты на минуту объявятся, вот только солнце сядет, - мрачно пошутил я.

- Ну, призраки все-таки не отведут нас в полицию, или что тут у них? А вот люди вполне могут. Это в темном средневековье на наш костюм только пялились, а здесь, я думаю, этим не ограничатся – поведут разбираться: кто и откуда?

- Вы так считаете? – неуверенно спросил я, с историей у меня всегда было тяжеловато, так, имел представление о некоторых событиях и людях в разные времена, помнил, например, как выглядел Ньютон на картинах, с длинными седыми волосами и шелковым шарфом на шее.

- Думаю, долго мы в таком виде не нагуляемся, - подтвердил Геннадий Петрович.

- Что же нам делать? Может, переодеться в средневековые рубашки?

- Чтобы нас приняли за здешних бомжей? Еще не известно, что хуже.

- Что же нам, вообще раздеться? Может, как в сказке про кота в сапогах, притвориться, что у нас все украли?

- Ты что предлагаешь, - удивился профессор, - самим отправиться в полицию?

- Да, вы правы, не стоит в трусах бродить по городу, а то упекут в местный дурдом, вообще беды не оберешься. Что-то же мы должны придумать? – спросил я, а у самого голова уже просто отказывалась проделывать хоть какую-то работу, мне бы элементарно выспаться, а потом полежать в ванне. Ничего так не хотелось в данную минуту, как вымыться, ну, и еще нормально поесть. Мои мечтания прервал голос профессора.

- Во всяком случае, нам нужно отсюда выбираться, скоро стемнеет и мы рискуем свалиться в какую-нибудь могилу.

- А может, заночуем здесь, вот, например, в этом склепе? – предложил я, просто не в состоянии сейчас идти куда бы то ни было. - А утром решим, что делать дальше, а?

Наверное, я выглядел таким измученным и бедным, что Геннадий Петрович задумался.

- Однако, рискуем заболеть – не месяц май, осень на дворе, да и сыро.

- Постелим наши вещи, - взмолился я.

- Ладно, давай только посмотрим, не заперто ли, - и профессор подергал дверь склепа за ручку, она заскрипела и подалась.

- Вот видите, - обрадовался я, - это судьба, - вообще раньше я и предположить не мог, что когда-нибудь буду согласен по доброй воле переночевать в таком ужасном месте, но сейчас это был просто предел моих желаний.

- Странный ты, Леша, - говорил Геннадий Петрович, укладываясь на чьем-то саркофаге и пристраивая под голову платье, подаренное королем Робертом, - то ноешь по пустякам, то уговариваешь спать на кладбище, вот пойми тебя, попробуй.

- Я сам себя в последнее время отказываюсь понимать, так что не будем напрягаться. Слава Богу, никто нас пока не преследует и не стережет, так что давайте просто хорошенько выспимся, - предложил я, напялил для тепла поверх своей одежды средневековую, лег на соседний саркофаг и очень быстро уснул.

Когда я открыл глаза, было еще темно, только начинало светать, и наше прибежище выглядело зловеще: парочка каменных погребений, узкие зарешеченные оконные проемы, кругом паутина, но мне не было страшно. Я лежал и думал, как меня занесло в это прошлое, чего я уже натерпелся, и что мне еще предстоит? А профессор, ему это все за что? Неужели за то, что сконструировал свой хроноход? И зачем я связался с этим изобретением, неужели больше ничего не мог придумать? Да, и хорошо ли я вообще думал? А, может, мне просто очень хотелось еще раз совершить путешествие с Геннадием Петровичем? Нет, нет, я ведь хотел помочь Карине! Бедная, как она там, без меня, что она может подумать о пропавшем муже? Она, а мама с отцом, они, небось, себе места от неизвестности не находят. Неужели я такой безответственный – поставил под угрозу спокойствие всей семьи? Но я ведь хотел, как лучше! Вот ведь оно – кольцо, у меня, родимое, я нашел его для Карины, теперь все должно быть хорошо. Остается надеяться только на гений профессора, он не подкачает, я в это очень верил. Я посмотрел в его сторону и постарался вспомнить, каким я его первый раз увидел больше трех лет назад. Да, выглядел тогда ученый не лучшим образом, он был весь поглощен своим открытием, потому совершенно о себе забыл, был худым и лохматым с нездоровым блеском в глазах. Зато теперь он очень изменился, поправился, приосанился и занят настоящим земным делом, основанным на его любимой науке. И все благодаря мне, хоть это и может показаться нескромным.

Как будто, почувствовав, что о нем думают, профессор заворочался и приоткрыл глаз. Заметив, что я уже проснулся, он потянулся и сел на своем ложе.

- Ты давно не спишь? – спросил он.

- Не особенно, вот лежу, думаю, какой я эгоист, поставил под удар и жену, и вас, все для того, чтобы не утруждаться самому.

- Ты бы лучше подумал, как выбираться отсюда будем, - укоризненно заметил Геннадий Петрович, - есть предложения?

Я молча покачал головой, совсем у меня совести нет, и тут на других понадеялся.

- Надо где-то раздобыть здешнюю одежду, - тихо пробормотал я.

- Это свежая идея, - съязвил профессор, - осталось только решить где, да, неплохо было бы еще подумать за что?

- В смысле денег? – не совсем понял я.

- В этом самом, - подтвердил он, - или ты, как обычно, хочешь предложить не совсем честный способ отъема костюма у какого-нибудь зазевавшегося прохожего?

- Обижаете, Геннадий Петрович, я, как Остап Бендер, «чту уголовный кодекс», во всяком случае, пытаюсь. Кстати, у нас есть некоторая заначка в виде золотого изделия, пожалованного нам, ну, или почти нам, королем, - и я достал кубок из-за пазухи, куда предусмотрительно спрятал его перед отправкой на аппарате.

- И что же ты предлагаешь с ним сделать, пойти продавать на рынке?

- Опять вы издеваетесь надо мной, профессор. Думаю, Англия конца XVII века – более цивилизованная страна, чем Франция XI, тут должны быть ломбарды или антикварные лавки, как вы считаете?

- Вполне вероятно, - согласился он, - но, чтобы добраться до них, надо выйти в город, и опять дело упирается в наш внешний вид.

- Да, если появиться в наряде XXI века – заберут в полицию, а если в наряде XI века, в любой лавке кубок отберут, да еще и в тюрьму упекут, скажут, что украл. Что же делать, какой выход предпочтительнее?

- Никакой, будем думать, - подытожил Геннадий Петрович, - неужели два человека с высшим образованием не могут грамотно продать одну вещь и не попасться?

Мы погрузились в раздумья, хотя мне это давалось с большим трудом, в тишине кладбищенской уже стало явственно слышно, как урчит у меня в животе. Я старался скрыть этот звук, топая от стены к стене склепа, но профессор прервал меня:

- Леша, не маячь перед глазами, ты мешаешь мне сосредоточиться, если тебе не сидится тут – выйди на свежий воздух и прогуляйся там, глядишь, мысли появятся новые.

Как я сам не догадался, я вышел на улицу, вернее сказать, на кладбище. Да, вид этих могил поможет мне думать, ничего не скажешь. Я стал бродить между склепов и оградок и даже от нечего делать читал имена и даты (английский я изучал и в школе, и в институте, кое-что понимал и даже говорил). Я ходил в своем костюме, похожий на местное пугало (холщовую рубашку и штаны я так и не снял), когда на встречу мне вышел какой-то человек. Я остановился, не зная, что делать – убегать или провалиться сквозь землю (хотелось, конечно, второе), а он заметил меня и уже приближался.

- Что ты здесь делаешь, бродяга? – спросил он меня по-английски, естественно, хоть понять было трудновато, все-таки триста лет назад, выговор совсем другой. - Небось есть нечего, деньги нужны?

Я понял и закивал головой, тем более, что деньги нам, действительно, были очень нужны.

- Ты один? - опять поинтересовался человек.

Я замахал головой в разные стороны и показал два пальца, боясь открыть рот и не ляпнуть что-нибудь не то.

- Ты что немой?- последовал очередной вопрос.

Я задумался, не зная, прикинуться ли мне и вправду немым или не стоит.

- Ты хоть понимаешь, о чем с тобой говорят?

Я усиленно закивал головой и все-таки, решив стать на время немым попытался сделать соответствующий жест, открыв рот и пальцами показав, что не могу говорить.

- Есть хочешь? – спросил благодетель.

Я опять закивал головой.

- Заработаешь – поешь, согласен? – я, естественно, был согласен.

- Где второй, зови и давайте за работу. Я жду здесь.

Я бросился в склеп к профессору:

- Геннадий Петрович, вставайте, надевайте средневековый костюм и вперед, будем зарабатывать на жизнь, - выложил я ему, - только сумку надо спрятать, чтобы не было лишних вопросов.

Пока ученый переодевался, я вкратце обрисовывал ему ситуацию, в это время пытаясь запихнуть наши вещи за подобие алтаря у стены склепа.

- Все, оделись? Пошли, только учтите, я – немой, поэтому говорить будете вы, надеюсь, вы английский знаете?

- Лучше, чем ты французский, - успокоил меня профессор, - я его в оригинале читал, когда хроноход создавал.

Мы пришли обратно, человек ждал нас, увидев, показал знаком, что мы должны следовать за ним. Мне было немного страшновато, куда он нас ведет, вдруг это маньяк какой-то, но чувство голода и вера в будущее брали свое. Наконец, мы подошли к могиле, у которой благодетель велел нам ждать, а сам ушел, через некоторое время вернувшись с двумя лопатами. Елки-палки, подумал я, вот еще могильщиком мне быть не хватало, но делать нечего, придется и это попробовать в своей жизни.

- Вам повезло, - приговаривал наш работодатель, когда мы принялись копать, - вчера Сэм и Джек сильно напились, так что сегодня от них ничего не добиться, в общем, парни, получите вы свой кусок хлеба.

Мне, признаюсь, не так часто доводилось копать, поэтому минут через десять мои ладони стали побаливать, а через полчаса я почувствовал, что натер кровавые мозоли. Я переглянулся с Геннадием Петровичем, у него была та же ситуация, однако, не бросать же дело на полпути, еще чего доброго, нам вообще ничего не дадут, тогда пропадут зазря наши старания, поэтому я натянул рукава рубашки на ладони и продолжил работать. Короче, когда мы закончили копать, я был сам в предсмертном состоянии.

- Ну что ж, неплохо, - сказал нам человек, - у вас аккуратно получилось, - еще бы, знал бы он, кто роет тут могилу – профессор физики, директор научного предприятия, и его зам, - вот, заработали, - и он протянул нам по монете, - если не устали, приходите часа через четыре, заработаете столько же. Согласны?

Я, собственно, упал бы уже прямо тут, но Геннадий Петрович спросил:

- Где вас искать?

- Идемте покажу, - он забрал лопаты и повел нас к следующему месту, где следовало рыть могилу.

- Скажите, - поинтересовался профессор, - за сколько я могу купить какой-нибудь костюм?

- Что, хотите приодеться, парни? Это правильно, в таком виде вы никогда приличной работы не получите. Ну, что ж, если придете позже и поработаете так же, я, пожалуй, подарю вам свой старый пиджак и брюки, еще довольно сносные, во всяком случае, один из вас может выглядеть получше. Ну что?

- Мы придем, - пообещал Геннадий Петрович, я даже чуть не забыл, что немой, и не заорал на него от злости, но вовремя сдержался.

- Правильное решение, парни, меня зовут Роберт (везет нам на них в последнее время), жду вас на этом месте в час дня.

Мы отошли на некоторое расстояние, когда я не сдержался и выпалил:

- Смерти моей хотите? Да, я загнусь на очередной могиле, так что сам в ней и умру. У меня руки не разгибаются, я есть хочу, пощадите!

- Думаешь, мне хорошо? – просто спросил меня профессор. – Может быть, останемся здесь жить? А, не хочешь? Тогда будем копать. Сейчас вот сходим в город, купим где-нибудь хлеба и воды, и за дело. А когда получим костюм, сможем заложить в ломбард золотой кубок, тогда оденемся поприличней и попробуем познакомиться с сэром Исааком Ньютоном. Ну что, не в этом же виде к нему идти, как думаешь?

- Простите, Геннадий Петрович, я опять думаю только о себе, вам ведь тоже хреново, ладно, попробую замотать чем-нибудь руки и постараться выжить. Идемте в город, профессор, правда, думаю, соваться туда в таком виде нам не стоит, так, побродим где-нибудь по окраине.

Просто было сказать, город-то мы совсем не знали, но пришлось пробираться закоулками. Город был серым и безрадостным, дома – каменные, невысокие, но построенные, казалось, на века, плотно прижимались друг к другу, образуя узкие улицы, по которым даже иногда проезжали небольшие экипажи. В общем, цивилизация была налицо, особой грязи и вони не наблюдалось, наверное, пара эпидемий чумы их все-таки чему-то научила. Одежда тоже стала отличаться какой-то изысканностью: длинные приталенные пиджаки, похожие на современные фраки и короткие, в основном, штанишки узкие или широкие, словно юбки, чулки и вычурные туфли с пряжками и квадратными носами, короче, мужики здесь разряжались не хуже женщин, а вот те как раз выглядели попроще: темные платья, вероятно, с корсетами и с длинными и широкими юбками. А вот прически у тех и других были похожими: волосы длинные, только у женщин прически попышнее. Глядя на все это, мне просто хотелось провалиться на месте от ощущения собственной бомжеватости, правда, и на глаза мы с профессором особо никому попадаться не стремились, все больше прижимались к стенам домов и прятались за углами. Один только раз мы увидели, что под мостом тусуются какие-то люди, видом похожие на нас, да, и то выглядели они, можно сказать, посовременней.

После упорных поисков нашли мы с Геннадием Петровичем лавку с хлебным товаром, и продавец даже отпустил нам булку грамм на 400-500 с большим отвращением, причем стоила она целой монеты (я разглядел на ней цифры: 5, по-моему, пенсов или пенни), доставшейся нам таким огромным трудом. Зато булочка съелась в два приема, едва мы успели выйти из магазина, эх, так хотелось еще водички попить, и это был уже предел моих мечтаний на сегодня. Хоть хлебни из речки, что течет по городу, Темза, по всей видимости. Останавливал себя только огромной силой воли и представлением о неминуемой гибели в антисанитарных условиях.

- Ну, что, профессор, - обратился я к другу, - сколько там на ваших часах, мы еще не опаздываем на работу? Я бы выпил чего-нибудь, да, боюсь, нам денег не хватит.

- Время у нас еще есть, - отозвался ученый, - а вот денег, действительно, маловато, но попробуем сэкономить, идем, Леша, не умирать же от жажды. Согласись, это была бы совершенно нелепая смерть при сложившихся обстоятельствах.

- Еще бы, пережить заговор на короля Франции и быть награжденным им и после этого просто помереть на улице старинного Лондона в костюме Кащея Бессмертного – это хуже всяких представлений о каре небесной.

Поскитались мы еще в поисках магазинчика с напитками, и ничего не найдя, зашли в какой-то трактир, с вывеской «Старый Джо», где публика была страшноватой и грязноватой на вид, но даже там наши костюмы вызвали некоторое замешательство и тихий гул неодобрения. Я, признаться, уже ожидал, что нас выгонят или, чего доброго, накостыляют, но обошлось – за нашу монету мы получили два стакана воды, и очень быстро исчезли оттуда.

- Господи, - простонал я, когда мы возвращались на кладбище, - как тяжело человеку из будущего получить кусок хлеба в прошлом, хорошо еще, что живы остались. Если мы не раздобудем приличный костюм, профессор, думаю, меня надолго на такие подвиги не хватит, мало того, что я полдня копал, как экскаватор, так еще чуть от страха не умер, пока слонялся в поисках еды. А теперь уже почти без сил я должен опять копать? Куда это все годится?

- Ты предлагаешь отказаться от сделки? – без лишних сантиментов спросил Геннадий Петрович.

- Издеваетесь, нет уж, буду рыть могилу, пока смогу стоять на ногах! Я тут еще всем покажу, чего стоит Леха Терентьев, они меня все узнают! – пригрозил я кому-то неизвестному и ускорил шаг. – Быстрее, профессор, давайте разрешим эту ситуацию.

Нет, они не дождутся, продолжал я про себя вести беседу с мнимыми противниками, я должен вернуться домой, к жене и родителям, я что – олух какой-нибудь? Я – человек будущего и сдамся каким-то темным обитателям прошлого? Ни за что! Я так разволновался и при этом набирал скорость, что уже почти бежал, а Геннадию Петровичу приходилось догонять меня и пытаться отдышаться.

- Леша, может быть, ты вспомнишь, что рядом с тобой присутствует некий пожилой и не совсем здоровый попутчик, - наконец, не выдержал ученый, - и перестанешь доказывать кому бы то ни было свое превосходство. Спасибо, - поблагодарил он, когда я пошел гораздо медленнее, - а то я мог умереть гораздо раньше, чем ты тут обрисовал. Ничего, Алексей, не будем впадать в истерики, а просто будем заниматься делом. Вспомни поговорку: «все, что ни делается – к лучшему». Возможно, ты должен был раз и навсегда научиться жить самостоятельно и не надеяться на помощь ни из будущего, ни из прошлого, а только на свою собственную, ну, максимум, на своих друзей.

- Хотите сказать, что это такая жестокая учеба? Если принять во внимание, что я не могу это все закончить в любую минуту, как только захочу, а должен пройти весь путь от начала и до конца, не слишком ли это ценный опыт? Ведь он может оказаться и бесценным, если мы не вернемся в свое время. При этом затея моя, а отвечать мы должны вместе, или у вас тоже «все к лучшему»?

- Я поддержал твою идею, значит, разделяю с тобой ответственность.

- И нисколько не жалеете? – вдруг спросил я.

- Жалею ли? Не могу сказать точно, - задумался профессор, - но, если мы с тобой вернемся домой – впечатлений мне хватит надолго!

- А если не вернемся?

- Значит, такова моя судьба!

- И все, - запротестовал я, - вот так вы смиритесь с ней?

- А что я еще могу сделать? Тут либо ты ее принимаешь, либо нет, но она все равно останется твоей судьбой.

- Это философское замечание, вы еще скажите, что она объективная реальность.

- Не совсем, ты мог и не отправляться в прошлое, а раз отправился – ты ее сам выбрал.

- Но ведь это такая случайность, что вы ошиблись и набрали не ту дату.

- Кто знает, - ответил Геннадий Петрович и повторил, - кто знает.

- Так вы считаете?.. – попытался я вставить, но он перебил меня.

- Все, Леша, от действительности мы все равно никуда не денемся, а гадать на кофейной гуще, как все могло бы быть – занятие для школьниц. Поэтому готовь свои ладони для работы, мы подходим к сторожке смотрителя кладбища.

- А это вы, парни, - увидел нас тот, - хорошо, что пришли, идемте, покажу, где копать. – он повел нас меж крестов и памятников к нужному месту, вот тоже работа у человека – не позавидуешь, хотя все же ему лучше, чем нам, он уверен в завтрашнем дне и дома его ждут семья и уют.

Мы с профессором опять принялись за рытье могилы. Я почувствовал боль сразу, как только взял в руки лопату, но пытался честно не обращать на это внимания. Вскоре заболело все тело, все-таки непривычен я был к физическому труду, все больше в офисах и кабинетах, да, и со спортом не очень дружил, если не считать нескольких секций, посещаемых мною в далеком детстве, больше от нечего делать, чем от желания. Я посмотрел на Геннадия Петровича, не думаю, что он уделял спорту времени больше, чем я, но он уверенно копал, причем по нему вообще нельзя было догадаться, каким трудом ему достается результат. Может, он втихаря качался у себя на чердаке, подумал я, смешно, конечно, но выглядит он гораздо лучше меня, а ведь я намного моложе. Да нет, просто человек не показывает своей слабости, он умело себя держит, хотя никто не знает, чего ему это стоит. Это мне урок, ишь, разнылся, все плохо, все плохо, сам виноват, нюни развесил, поработаем еще.

- Геннадий Петрович, вы не напрягайтесь сильно, я сам приналягу, вы нашему предприятию еще нужны, - попытался я быть заботливым.

- Ничего, Леша, мне не тяжело, я просто не думаю об этом, я думаю совсем о другом, глядишь, так и время летит быстрее.

- А о чем вы думаете, если не секрет?

- О своей работе, о тебе, о Карине, обо всем, что мне интересно и дорого.

- Я смотрю, от этого и силы прибавляются?

- А ты как думал? Главное, не думать, что у тебя всего этого нет, а мечтать, что у тебя все это и было, и будет. Думай о хорошем, слыхал ведь? Так вот, только о хорошем, плохое придет само, и вот тогда ты уже никуда от него не денешься, так зачем приближать это время своими мыслями?

- Хорошо вам говорить, - буркнул я.

- Что, хочешь сказать, что у меня нет ни семьи, ни детей, и терять мне нечего?

- Да, что вы, профессор, я вовсе не это имел в виду.

- Знаю, но ведь и ты еще ничего не потерял, верно? В жизни не потерял, а в мыслях, наверное, уже всякое себе представил, и, наверное, плохое?

- Не без того.

- Мы ведь пока тут, мы вместе, мы еще даже можем за себя постоять, значит, все хорошо! И не думай, что родители и жена переживают, наверное, этот опыт и им тоже нужен. Представь, Карина, вероятно, и думать забыла о своих несчастьях из-за кольца, она волнуется за тебя, а это более реально, чем призрачная вера в талисман.

- Вот, вот, она же волнуется, как я могу об этом не думать?

- А ты можешь ей сейчас чем-то помочь?

- Нет, конечно.

- Тогда зачем себя изводить? Чтобы нервы надрывались не только у нее, но и у тебя? Из чувства солидарности?

- Вас послушать, так сочувствие – лишняя вещь.

- Нет, если ты своим сочувствием можешь помочь, а если нет? Кому от него легче? Может быть, ей?

- Да, она ведь не знает.

- То-то и оно, а, тогда, может, тебе?

- Мне только хуже, - вздохнул я.

- Вот видишь, выходит, напрасные страдания, а сил у тебя от этого не прибавится, глядишь, наоборот, совсем скиснешь.

- В чем-то вы, конечно, правы, но все равно не думать об этом я не могу.

- А ты думай немного не в том направлении.

- Это как?

- Говори про себя: «Ничего, Карина, потерпи немного и скоро все кончится, мы будем вместе, все будет еще лучше, чем раньше!»

- Оптимист, вы, я посмотрю.

- И тебе советую того же.

- Спасибо, учту, - я замолчал и стал усиленно копать.

Наверное, профессор говорил правильные вещи, но я так привык переживать за будущее: получится - не получится, пройдет - не пройдет, закончится все хорошо или плохо, мои нервы были, можно сказать, в постоянном напряжении, а тут все бросить и жить спокойно, мечтая о хорошем. Нет, я так не смогу, в голову уже лезут мысли, как мы будем продавать кубок, вдруг нас надуют или ограбят? Что ж, я должен положиться на судьбу? И никуда от нее не деться? Надо пробовать, вдруг получиться ее обмануть, все же следует предусмотреть заранее, выбрать пути к отступлению, проработать несколько вариантов действия. Возможно, это и называется «думать о хорошем»? Я точно не знал. Зато копал дальше, уже не задумываясь, потому что мысли переключились на переваривание разговора с Геннадием Петровичем. Поэтому закончили мы яму молча и, как мне показалось, быстро. На этот раз Роберт нас не контролировал, а попросил принести ему лопаты в сторожку, что мы и сделали.

- Ну что, парни, справились? Ладно, верю вам на слово. Помню, что обещал свою старую одежду, вот держите, мне дочка принесла, - и он протянул нам аккуратно сложенные вещи, - надеюсь, это вам пригодится.

Мы поблагодарили смотрителя и ушли, направившись в единственное место в этом городе, где мы могли передохнуть и переодеться – это кладбищенский склеп (кому рассказать – ни за что не поверят). По дороге я развернул пиджак и брюки, подаренные нам, очень уж не терпелось посмотреть. Да, и было на что: пиджак (это я его так называл, по привычке) был из жесткой, похожей на драп, материи коричневого цвета, длинный, старый, застегивающийся до подбородка, но без половины пуговиц (и на том спасибо), а брюки: настоящие шаровары, широкие, бесформенные, из такого же материала, без пояса, но с разрезами по бокам, совмещающимися при помощи тех самых пуговиц.

- И вот этот гардероб мы зарабатывали целый день? – ужаснулся я.

- А ты думал, тебе отдадут королевское платье? Человек хотел, как лучше, по сравнению с нашей одеждой, он нас облагодетельствовал. А здесь, я думаю, многие в таком ходят. Учти, Леша, картины раньше писали только с богатых людей, а бедные жили гораздо проще.

- Да, чего уж тут говорить, сейчас я выгляжу гораздо хуже, - я посмотрел на профессора, - и вы, кстати, тоже.

- Мало того, - ответил Геннадий Петрович, - на мне еще пальто, в котором, сам понимаешь, я под этой робой комфорта не ощущаю, наоборот, пока копал, потом обливался в три ручья.

- Кошмар, да? Мы похожи на монстров из какого-нибудь фильма ужасов: грязные, заросшие, одеты невесть во что, в общем, хорошо, что я себя не вижу… впрочем, мне и вашего вида достаточно. Ладно, однако, надо подумать, кто из нас переоденется в это и пойдет добывать деньги. Вы уж не обижайтесь, Геннадий Петрович, но, мне кажется, коммерческой жилки среди всех прочих, присущих вам, не наблюдается, отсюда вывод: идти надо мне, если мы хотим выжать максимум из нашего раритета.

- Я не согласен, Леша, ты молодой и нахрапистый, а здесь нужен дипломатический талант и хорошее знание языка, не забывай, в каком веке мы находимся.

- И вы думаете, с вашими языковыми способностями и неумением за себя постоять, вас не надуют? Или вы считаете, жульничество появилось только в XX веке? Да, оно присутствовало еще в доисторические времена, уверяю, вам и пятой доли цены не дадут!

- Зато я смогу объяснить значимость вещи, - не сдавался профессор.

- А я что, по-вашему, не смогу? Да, я врать гораздо лучше вас умею, если честно сказать, то с вами и сравнивать нечего, вы и ребенка не обманете, а в бизнесе не обманешь – не продашь. Тем более, если вдруг будет нужно, к примеру, убегать, ну, это я так, на всякий пожарный, то тут вам со мной вообще не тягаться! В общем, иду я, решено.

- Это кто решил? Ты? Я не согласен!

- Хорошо, - вдруг созрел у меня в голове план, ну, не мог же я, в самом деле отпустить на такое ответственное задание Геннадия Петровича, он, конечно, гений, нет слов, но в денежных делах – он полный профан, - будем тянуть жребий, согласны?

- Согласен, но разыгрываю я, - почувствовал подвох мой друг.

- Что вы собираетесь разыгрывать? – на этот раз не был готов к такому повороту я.

- Да, вот хотя бы камешки, темный твой, светлый мой, сейчас будем выбирать, - профессор зажал их в ладонях, отвел руки за спину, перемешал там камни и протянул кулаки мне, - в каком?

Я задумался, как же так, 50 на 50 – это слишком низкий процент, я должен что-то срочно придумать, но что?

- Я вам не верю, - начал импровизировать, - вдруг вы их там оба на светлые втихаря подменили?

- За кого ты меня принимаешь, Алексей? Тем более минуту назад ты обвинял меня в полном неумении врать.

- Ну, это другим, а со мной, может, уже и научились. Значит, так: вот веточка, я отламываю от нее две палочки, одну побольше – вашу, одну поменьше – мою, глядите, все честно, остальное на ваших глазах выбрасываю. Теперь я их перемешаю, - я, не отводя руки за спину, перетасовал палочки, чтобы профессор мог наблюдать процесс, но в это самое время в руке отломал кусочек от длинной, чтобы она сравнялась со второй, причем так ловко, что даже сам удивился. В общем, у меня оказалось два одинаковых обломка, лишний кусочек я зажал между пальцев, - все, тяните!

Геннадий Петрович вытянул, а я, как будто изучая его палочку, выбросил все, что было у меня в руке.

- Вот видите, идти надо мне!

- Я тебе не верю, ты обязательно меня надул!

- Фу, профессор, как вы можете – надул, я честным образом выиграл спор, просто я очень хотел этого, вот мне и повезло!

- Ладно, сдаюсь, но будь поосторожнее, прошу тебя, не забывай, что здесь не XXI век, и некоторые свои желания, например, поспорить или доказать что-то, оставь при себе. Будь потише и повежливей, больше лести, но не переборщи, в общем, не маленький, ориентируйся на месте.

- Хорошо, все учту. Ну, я переодеваюсь.

Я разложил новый костюм на саркофаге и снял с себя средневековую робу, свою личную одежду я решил оставить, она, наверное, уже ко мне приросла за те дни, что я провел в прошлом, потому и расставаться с ней не хотелось, тем более мое предстоящее облачение было велико по всем меркам. Хотя свитер все-таки пришлось снять и оставить под пиджаком одну рубашку. Зато брюки без пояса и ремня никак не хотели держаться, так что пришлось пристегивать их при помощи пуговиц к ремню в моих джинсах, но конструкция выходила не очень надежная. Обувь опять оставалась моя собственная, но, по-моему, кожаные туфли во все века были актуальны. Наконец, я оделся (конечно, все сидело мешковато и страшновато), кое-как прилизал волосы, даже самому было противно, какие они казались грязные, правда, щетина на лице мне совсем не нравилась, я-то себя не видел, но, судя по профессору, выглядела она совсем не привлекательно, как-то, я бы сказал, по-хулигански. Ладно, бриться все равно нечем, так что придется мириться, я нарядился, как мог.

- Ну, как я вам в роли лондонца XVII века? – спросил я у профессора, закончив марафет.

- Уж не знаю, может, тебе все-таки косить под иностранца? – предложил ученый.

- Ладно, там будет видно. Значит, я пошел?

- Кубок не забудь, - протянул мне его Геннадий Петрович, - разогнался. Ох, чувствует мое сердце – нельзя тебя отпускать одного.

- Ну, не пойдете же вы рядом в этом обличье? Так что отпустить придется. В общем, пожелайте мне «ни пуха, ни пера»!

- Желаю, - ответил профессор.

- Ждите меня тут, не забудьте, что у вас под охраной наш ценный аппарат.

- Иди уж, с Богом!

- Пошел!

Я вышел из склепа (самому жутко от таких слов) и направился в город, причем куда идти, я не знал совершенно, мне надо было найти какой-нибудь ломбард, и чем скорее – тем лучше. Будем рассуждать логически: Лондон, по-моему, город портовый, значит, жизнь должна кипеть у реки, да, и по картинкам я помнил, что там дворцы какие-то все по берегам стоят, во всяком случае, Биг Бен точно, хотя был он в то время или не был, я представления не имел. В общем, я пошел туда, где мы с Геннадием Петровичем видели реку. Вскоре я вышел на то самое место, там еще бомжи под мостом собирались, в этот раз все куда-то делись, может, на промысел пошли. Значит, река нашлась, осталось решить, куда дальше идти: вправо или влево от нее. Методом «научного тыка» я выбрал левую сторону реки и пошел вдоль набережной. Дома были самые разные: высокие и не очень, большие и маленькие, серые, коричневые и красные, но все – из камня или кирпича. Попадались и магазинчики, но, в основном, продуктовые и посудные, в общем, ничего интересного. Каково же было мое изумление, когда примерно через полчаса я увидел огромный дворец, квадратный, со шпилями и высокой угловой башней, а обойдя его с другой стороны, заметил смутно знакомую деталь: узкую башенку, напоминавшую мне тот самый Биг Бен, только без часов на ней. Судя по монументальности сооружения, это было что-то очень значимое, стоило пройтись вокруг этого места. Я свернул на ближайшую улицу опять влево. Надо же: сразу заметил еще один дворец, поменьше, но понял, что выбрал правильное направление. Короче, это была хорошая улица, видимо, богатая, и люди здесь ходили красиво и, главное, красочно одетые, с прическами и украшениями, так что я в своем допотопном костюме опять смотрелся нелепо. Что ж, придется держаться гордо и делать вид, что я - разорившийся, предположим, граф (или виконт, или кто там у них, не знаю точно), иду распродавать свои фамильные ценности. Кстати, на меня уже пару раз поглядели косо, но я старался не замечать таких взглядов, нужно было вживаться в роль.

Наконец, я решился зайти в одно из заведений, по виду напоминавших ювелирный магазин, во всяком случае, в витрине были выставлены украшения. За прилавком стоял мужчина в возрасте, довольно аккуратно, добротно (и что ценно – по фигуре) одетый, с волосами до плеч, причесанными назад, гладко выбритый, в общем, полная моя противоположность. Я смело направился прямо к нему, «приглаживая» в уме свою легенду, и уже собирался заговорить, жестикулируя для большего понимания, как вдруг мой взгляд упал на руки, и я враз передумал начинать сейчас разговор, хотя продавец уже приготовился меня слушать, подняв голову. Да, с такими руками: грязными, в мозолях и царапинах, я вряд ли сойду за графа или кого бы то ни было в том же ключе. Надо срочно придумать что-то другое, а то мужчина с полным недоумением поглядывал на меня, как на придурка. Я опять положился на импровизацию:

- Извините, - начал я разговор, хотя в XVII веке вполне могли и не извиняться, - я – человек нездешний, приехал в гости к своему дяде, поэтому многого не знаю в вашем городе, - продавец, по-моему, посмотрел на меня уже более снисходительно, конечно, что возьмешь с провинциала, а, может быть, он просто не все понимал в моей речи и поэтому прислушивался, - не подскажете ли Вы мне, где я могу найти ломбард, чтобы заложить кое-какие вещи, оставшиеся мне в наследство.

Да, он не совсем меня понял, потому переспросил пару раз, что именно мне нужно. Я тоже не очень понимал его, так мы и обменивались репликами, пока до каждого не дошел смысл.

- Так вы хотите что-то продать? – наконец, понял он.

- Именно, - подтвердил я, - не знаете, где бы я мог это сделать?

- А что именно у вас есть?

- Ну, осталось несколько золотых предметов от моей бабушки, которая когда-то привезла их из Франции, говорят, старинные вещи, принадлежавшие самим королям, - я не хотел признаваться, что кубок у меня с собой, во всяком случае, пока.

- Кольца, брошки? – начал уточнять мужчина.

- Нет, я бы сказал, предметы кухонной утвари, посуда.

- У вас есть золотая посуда? – удивился он.

- Да, можно так сказать.

- Так это большие вещи?

- В общем, не маленькие.

- Не можете сказать поточнее?

Я показал рукой, что кубок был сантиметров двадцать в высоту.

- И все из чистого золота? – не мог он успокоиться.

- Бабушка всегда говорила, что из чистого, - соврал я, хотя, думаю, король Франции не мог пить из подделки.

- И сколько же вы хотите за такую вещь?

Я не мог позволить себе сильно задуматься, даже учитывая то обстоятельство, что цен не знал совсем, поэтому, держась уверенно, я стал задавать вопросы сам:

- Ну, похожие предметы мне как-то на глаза в магазинах не попадались, вот, к примеру, сколько стоит этот перстень? – спросил я, увидев золотое колечко с камнем, напоминающим один из украшающих кубок.

Я заметил, что глаза продавца забегали, он не знал, как мне лучше приврать, да, все они такие эти ювелиры – антиквары.

- 5 шиллингов, - ответил он, наконец, и, я думаю, приуменьшил.

- А моя вещь раз (я прикинул в уме, сколько колечек надо для переплавки на мое сокровище) в 100 больше, значит, 500 шиллингов, - сделал я вывод.

- Двадцать пять гиней? – подсчитал в уме мужчина. - Что вы, молодой человек, уверяю вас, за такие деньги вы это нигде не продадите.

- Но ведь моя вещь имеет еще и историческую ценность, ей, как всегда говорила моя бабушка, целых семь веков (в этом-то уже был уверен я).

- Историческое значение для ломбарда роли не играет, только цена золота и драгоценных камней.

- Так все-таки, вы посоветуете мне что-нибудь? – спросил я, хотя понимал, что продавец уже сам заинтересовался кубком.

- Если бы я мог сам увидеть вашу вещь, - начал он издалека.

- Вы хотите ее купить? – «взял я быка за рога».

- Ну, если вы не станете настаивать на своей цене, может быть, я бы подумал. Но сначала хотелось бы взглянуть, так ли все, как вы говорите. Вы не могли бы принести ее?

Я замялся, в магазин в это время вошел еще один посетитель. Продавец очень вежливо с ним разговаривал, предлагая товар, не забывая мельком поглядывать в мою сторону. Посетитель так ничего и не купил и ушел, а я приблизился к хозяину магазина (судя по поведению, это был именно он).

- Так вы покажете мне предмет? – видно, он и впрямь захотел его приобрести.

- Покажу, - ответил я, думая все время, как бы не стать жертвой обмана.

- Вы скоро придете? – опять спросил он.

- Я сейчас покажу, у меня с собой, - ответил я, встретив еще один удивленный взгляд мужчины, он не понимал, вероятно, как я мог разгуливать по городу с такой ношей.

Хозяин показал мне жестом не спешить, подошел к двери и закрыл ее, опасаясь, наверное, случайных посетителей, я не хотел думать, что решил от меня избавиться, хотя и такая мысль промелькнула. Он отвел меня в угол и приготовился взглянуть на ценность. Я отвернулся и достал из-под ремня джинсов кубок, затянутый для верности за ножку.

- Вот смотрите, - показал я его, не выпуская из рук.

- Надо же, - произнес он через некоторое время, - а я думал, что это неправда. Можно мне взглянуть поближе?

Я дал ему кубок, все-таки придерживая его пальцами за основание. Он вертел его, направляя к свету под разными углами, прищуривал то один глаз, то другой, даже взял какой-то железный инструментик и провел им по камням.

- Это, действительно, непростая вещь, - согласился он. – Но ваша цена велика, 18 гиней, и я заплачу вам сам.

Как бы не так, подумал я, значит, кубок стоит все тридцать, а то и больше, буду торговаться до последнего.

- Двадцать пять, - ответил я.

- Да вы что? Восемнадцать – это хорошая цена.

- Двадцать пять, - настаивал я.

- Ну, ладно, двадцать, и то только потому, что вы мне чем-то понравились.

- Вы поймите, это семейная реликвия, память о бабушке, она хранила эту вещь годами, нет, я никак не могу ниже двадцать пяти (нельзя давать ему понять, что я дрогнул и готов уступить).

- Молодой человек, ваша бабушка должна вами гордиться, я дам вам двадцать две, но больше ни пенни.

- Ладно, и я, только из чувства благодарности к вам, уступлю до двадцать трех.

- Вы что? – запротестовал он.

- Иначе я пойду все-таки искать ломбард, - сделал я решительный вид.

- Да там вам и этого не дадут, - не упускал свой шанс мужчина.

- Хорошо, я проверю, - сказал я, делая вид, что собираюсь спрятать кубок обратно.

- Двадцать три! Двадцать три! Так и быть, я дам вам эти деньги, - смирился он.

- Вы правильно сделали, что согласились, - поддержал я его, - я бы ни за что его не продал, если бы все наше поместье не сгорело, и нам пришлось приехать к дяде. А тут жизнь дорогая, за все приходится платить, так что бабушка должна меня простить, я был вынужден, - заговаривал я зубы хозяину, пока он, отойдя и отвернувшись, отсчитывал деньги.

- Вот ваши сорок пять фунтов, - наконец, протянул он мне кошелек в виде мешочка с монетами внутри, - в обмен на кубок, - потребовал он мою вещь.

Я взял мешочек:

- Можно, я сначала пересчитаю, - высыпал я деньги на прилавок, а ценность зажал под мышкой, - всегда любил это делать, - и тут я ничуть не соврал.

Тут были и золотые монеты по 1 гинее, и серебряные по 5 и 10 шиллингов, и совсем простенькие, какие-то неровные, вроде тех, что давал нам смотритель кладбища. Я терпеливо считал и складывал в уме, пока у меня не получилось двадцать три гинеи, только тогда я отдал мужчине кубок.

- Все правильно, до свидания, пойду, обрадую дядю, - я подошел к двери, которая оставалась закрытой, - дверь откройте, пожалуйста, - попросил я, думая, что если вдруг что – мой кошелек может послужить и оружием, уж очень он был тяжеленький.

Хозяин открыл ее ключом, потом и распахнул передо мной.

- До свидания, - попрощался я с ним.

- Всего хорошего, - ответил он, как- то не по-дружески.

Я вышел из магазина с нехорошим чувством, еще чего доброго направит кого-нибудь вслед за мной, чтобы деньги забрали, надо быть осторожнее. Я обернулся, в последний раз взглянул на витрину и дверь и прибавил шагу. Так, надо идти не по прямой, подумал я, а желательно дворами, в памяти всплыли отрывки каких-то шпионских фильмов, где отрывались от «хвоста», и я свернул с улицы в подворотню. Сразу стало тише и страшнее, да, к тому же стало темнеть, и кругом мерещились чужие тени. Все осложнялось полным незнанием мною города, в общем, я не выдержал и попытался вернуться на улицу, но дома были настолько одинаковые, что я уже не мог вспомнить, где свернул. Вот, черт, еще не хватало заблудиться, на ночь глядя. Я метался от одного дома к другому, все время за крышами пытаясь разглядеть хоть кусочек того самого дворца, но это у меня не получалось. По дороге мне попадались люди, но я боялся с ними заговаривать, наоборот, пытался уйти от них побыстрее. Наконец, я все-таки вышел на набережную реки, посмотрев по сторонам, увидел за собой, довольно далеко, нужный дворец, понял, что иду в правильном направлении, и побежал вперед. Было уже совсем темно, фонари горели не везде, причем очень тускло, я бежал, пытаясь разглядеть то место, где я свернул к реке. Ага, вот и мост, я промчался по нему, но тут путь мне преградил какой-то бродяга.

- Опа, куда так спешишь, парень, наверное, не домой, может, остановишься и поболтаешь со мной.

- Простите, но я очень спешу, - попытался я быть как можно вежливее, чтобы не вызвать лишней злобы незнакомца.

- Я вижу, - ничуть не смутился он, - только тут никто не ходит в такое время, кроме нас, хочешь пройти – придется заплатить.

- У меня ничего нет, - соврал я, а сам прижал рукой свой кошелек, запрятанный в карман джинсов.

- Нет ничего, так мы и поверили. Эй, Джо, - позвал он кого-то в темноте, - мы пропустим парня, у которого ничего нет?

Этого еще не хватало, подумал я, сейчас еще Джо явится, тогда мне несдобровать, надо срочно что-то предпринять. Вообще-то я драться не умел, но телевизор смотрел и кое-что видел, я со всей силы вмазал незнакомцу ногой в пах, он согнулся, я оттолкнул его и бросился бежать со всех ног. Мне навстречу уже выходил Джо, которого я чуть не сбил, пролетая мимо, он опешил, но быстро сориентировался и погнался за мной вслед. Дорогу я помнил смутно, но хуже всего было то, что она шла на кладбище, а там, я думаю, места как раз принадлежали моим преследователям. Короче, я начал бегать то левее, то правее, все время норовя запутать Джо. Наконец, он стал отставать, наверное, нездоровый образ жизни сказался, вовремя, еще немного, и я сам бы не выдержал такого темпа. Я добрался до места, теперь мне надо было почти в кромешной темноте найти нужный склеп. Да, денек сегодня выдался удачный: сначала полдня работы, потом полдня переживаний и беготни, теперь еще среди могил скитаться неизвестно сколько, хорошо, что я не робкого десятка, а то бы уже от страха помер. Однако, и мне здесь было неуютно, погода и так стояла прохладная, еще и холодок неизвестности пробегал по спине, в общем, я не выдержал и стал потихоньку звать профессора. Я побаивался, что Джо может находиться еще где-то недалеко, потому кричать в полный голос не осмеливался, сначала говорил шепотом, потом подобрал палку и стал ею постукивать о могильные плиты. Я ходил кругами, стараясь их расширять с каждым разом, мне ужасно хотелось и есть, и пить, и спать, но, в первую очередь, найти Геннадия Петровича. Когда я понял, что мои усилия не приносят плодов, я отчаялся и заорал:

- Профессор! – прислушался, но ничего в ответ не прозвучало. – Профессор! – повторил я через несколько шагов, и так несколько раз.

Но вот мне показалось, что кто-то зовет меня:

- Леша!

Я пошел на голос и вскоре уже обнимал моего друга с такой силой, что чуть не раздавил его.

- Геннадий Петрович, вы не представляете, чего я только не натерпелся за сегодняшний день. Я так рад вас видеть, я просто счастлив, что с вами все в порядке, - не мог я остановиться.

- Леша, все хорошо, ты тут, со мной, - успокаивал меня профессор и даже гладил по голове.

- Давайте, на всякий случай, дверь припрем на ночь, - предложил я, чтобы не допустить больше никаких неожиданностей, - так будет спокойнее.

- Так и сделаем, - согласился он, - я только палку найду, - и собрался выйти.

- Я с вами, - заорал я и вскочил с места, я больше не мог отпустить его от себя.

В общем, мы все позакрывали на ночь и легли спать на наших саркофагах. У меня в животе уже все кишки слиплись, но есть все равно было нечего, потому я постарался думать о хорошем, как учил меня профессор. Хорошего, правда, было мало, я начал искусственно его создавать в своих мечтах, с трудом это стало получаться, и я уснул. Я спал плохо, часто просыпался и проверял, на месте ли деньги и не идет ли кто, сон пришел только под утро, так что окончательно открыл глаза я к полудню.

- Доброе утро, Геннадий Петрович, - потянулся я, подумав, что не так все и плохо, деньги есть и, наверное, неплохие, цель поставлена и нужно к ней идти.

- Ну, ты и спишь, Леша, во сне кричал что-то, метался, я уж боялся – не заболел ли.

- Это после вчерашнего, - догадался я, - ох, и натерпелся же я, но не зря, теперь мы можем нормально одеться. – Я немного подумал, - вот только, как мы пойдем в магазин, я-то еще ничего выгляжу, а вы совсем неважно, нас в приличное место могут, наверное, и не пустить.

- Может, опять один сходишь? – предложил профессор, лукаво на меня посмотрев (видно, вспомнив наш спор насчет того, кто пойдет в город).

- Ну, уж нет, - ответил я, - только вместе с вами и, надеюсь, сюда уже больше возвращаться мы не будем, возьмем все с собой, а потом избавимся от лишних вещей.

- А не жалко, это ведь настоящая одежда XI века?

- А что вы предлагаете, с собой ее носить? Нам и так нужно взять хроноход, во что еще его сложить? Не ходить же по Лондону с сумкой из XXI века.

- Ну, мы можем купить какой-нибудь вместительный саквояж, куда поместится и аппарат, и одежда. Кстати, так мы будем даже выглядеть более достоверно, как путешественники с багажом.

- Вы, как всегда, правы Геннадий Петрович, - огорчился я, что сам до этого не додумался. – У нас дома эти костюмы любой музей с руками оторвет… Ну что, собираемся и идем?

- Да, и собирать-то нечего, разве что сумку взять – вот мы и готовы.

- Тогда вперед, я уже знаю, где находятся неплохие магазины.

Мы завернули сумку в мою бывшую средневековую рубашку, покинули наше прибежище, вышли с кладбища, оглянулись на него в последний раз и направились к новым приключениям (если можно так выразиться, но лучше бы, конечно, их вовсе не было). Проходя мимо печально знакомого по вчерашним событиям моста, я очень боялся, что сейчас встречу тех самых бродяг, да они еще, чего доброго, узнают меня, но дорога была свободна, хотя парочка бомжей все-таки под ним наблюдалась, но эти не обратили на нас никакого внимания, может быть, днем они мирные. Зато по мере приближения нами к центру города, на профессора стали поглядывать все более пренебрежительно и недовольно, мы поняли, что если не хотим неприятностей, надо прятаться в тихих, нелюдных местах.

- Что ж, Геннадий Петрович, - предложил я, - наверное, надо найти вам дворик, в котором вы меня подождете, а я схожу один и куплю вам костюм, мне не привыкать (это я вспомнил события трехлетней давности). Только давайте сначала перекусим чего-нибудь, а, а то у меня скоро живот со спиной срастется.

- Тогда уж иди сам и за продуктами, чтобы на меня не косились, а я тебя вот тут подожду, - сказал профессор, пристраиваясь под лестницей какого-то домика, во дворе которого мы находились.

- Вы не боитесь тут один оставаться? - на всякий случай спросил я.

- Все в порядке, иди, - успокоил он меня.

- Я быстро, - пообещал я и побежал на улицу, где могли быть магазины.

Я быстренько «прошерстил» квартала два – три, нашел булочную, купил в этот раз большой батон, потом нашел магазин, торгующий напитками, и приобрел воды. Очень довольный собой, я возвратился на то самое место, где оставил своего друга, но… его там не было. Это была совершенно непредвиденная ситуация, я стоял, нагруженный едой, и не мог решить, что же мне делать. Походив по дворику туда - сюда, заглядывая под все мыслимые предметы и никого не обнаружив, я совсем растерялся. Но вот я вдруг услышал знакомый голос:

- Леша!

Я поднял голову: на лестнице того самого домика, возле которого я его оставил, стоял Геннадий Петрович собственной персоной и улыбался.

- Что, испугался? – еще и издевался он, еще бы – человек пропал, а ему смешно.

- Вы что там делаете? – спокойно спросил я, хотя мне хотелось заорать на друга.

- Поднимайся сюда, сейчас расскажу.

Я поднялся по лестнице, и он жестом показал мне заходить внутрь дома.

- Проходи, не бойся, меня самого сюда пригласили, - подталкивал меня Геннадий Петрович.

Оказалось, пока он сидел под лестницей, вернулась хозяйка квартиры на втором этаже, увидела профессора, пожалела его, думая, что он нищий и ему нечего есть, пригласила его к себе, дала кусок хлеба, а он ей наплел про пожар в имении и все такое, короче, воспользовался моей легендой, только без дяди, к которому мы приехали жить, а, наоборот, жилья у нас не осталось. Я зашел в комнату, там сидела хозяйка, женщина лет семидесяти, полноватая, одетая во что-то бесформенное, вероятно, времен еще своей бабушки, с длинными черно-седыми волосами и пронизывающим взглядом, перед ней на столе лежал хлеб и налито в глиняные кружки молоко, наверное, последнее отдавала - судя по виду в квартире, денег тут не водилось, мне даже стало ее жаль.

- Здравствуйте, - обратился я к ней, - меня зовут …, - как же меня могут звать-то тут? А, скажу, как придется, - Алекс, я племянник…, - я вопросительно посмотрел на профессора, он-то кем представился?

- Мой, мой племянник, - перебил меня он, перехватив мой взгляд, - познакомься, это леди Генриетта.

- Леди, в жизни ею никогда не была и уже никогда не буду, просто Генриетта, - тяжелым грудным голосом прокомментировала женщина, я даже не ожидал, что при таком командирском тоне можно иметь такой жалостливый характер.

Я стоял и размышлял, что я должен сейчас делать: поцеловать ей руку? Но она сама сказала, что не леди; может, пожать? Так, у них это, вполне вероятно, не принято.

- Ну, чего стоишь, садись, коли пришел, - опять властно прозвучал ее голос, - я-то думала, что твой дядя с голода помирает, а ты вот с целым батоном разгуливаешь.

- Угощайтесь, - вдруг опомнился я, доставая из-под мышки хлеб и поставив на стол воду, - у нас денег не много, но на обед кое-что есть.

- Ты сам хоть поешь, садись же, наконец, - приказала Генриетта.

Мы с Геннадием Петровичем сели за стол, и я просто набросился на еду, шутка ли – целые сутки во рту ничего не было. В общем, я один слопал полбатона, запил молоком, и мне показалось, что вкуснее я ничего в жизни не ел, вот как оголодал.

- Вот теперь можно и поговорить, - сказала женщина (бабушкой ее назвать язык не поворачивался, она выглядела и говорила еще вполне бодро), - так что у вас за история с пожаром? Неужто так все и сгорело?

- Все, - тут же выпалил я, чтобы профессор не успел сказать, что у нас еще что-то осталось, а то заподозрит еще наличие хоть каких-то денег, добрая-то она, добрая, да верить в этих жутких условиях нельзя никому.

- Как же вы жить дальше собираетесь? – опять последовал вопрос.

- Поедем к нашему дальнему родственнику, - в очередной раз, соврал я, - правда, он очень богатый, не захочет, наверное, с нами, нищими разговаривать, но делать нечего.

- Это точно, к богатым лучше не соваться, - подтвердила Генриетта, - вы бы где-нибудь попроще место нашли, поселились и работали потихоньку, - предложила она.

- Да, все-таки попробуем, все же родственник, может, за дверь не выгонит, хоть каморку какую предложит. Вот только приодеться бы нам, в таком виде он с нами вряд ли будет общаться.

- Как же вы оденетесь, когда у вас денег нет? – с интересом посмотрела на нас женщина, все же не так она проста, как кажется на первый взгляд, подумалось мне.

- Придется одолжить у кого-нибудь, - высказал я неопределенную мысль.

- У кого, кто ж вам даст, коли вы на чертей похожи? – опять поинтересовалась она.

Профессор все это время молчал, боясь вставить хоть слово, так гладко шла у нас беседа, мне это было на руку, я мог дальше разворачивать границы своей фантазии.

- Ну, есть в этом городе один человек, который, может быть, сжалится над нами – Исаак Ньютон, знаете такого?

Генриетта напряглась, силясь, наверное, припомнить, живет ли в Лондоне такой олух, чтобы одалживать деньги незнакомым людям, но ее попытки оказались безуспешными.

- Нет, не знаю, - сдалась она, - а вам-то откуда он известен, коли вы приезжие?

- Батюшка мой рассказывал, - соврал я, хотя мне уже было не привыкать.

- Батюшка твой его знал? Чего же он с вами не приехал? – вот дотошная какая.

- Не смог он – хворает, ждет нас у соседей, пока мы денег раздобудем у родственника, вернемся и отстроим заново наше хозяйство, - я уже скоро и сам запутаюсь в нагромождении событий нашей легенды.

- Долго же ему ждать, - подытожила женщина.

- Вот мы и хотим побыстрее. Так вы не знаете, где живет Ньютон?

- Нет, такого не встречала.

- Тогда спасибо вам, - я поднялся было со стула, но подумал, что она еще может пригодиться, - кстати, у вас ножа нет никакого?

- Ножа? – удивилась она. – Зачем вам?

- Так, побриться бы, - потрогал я свою щетину, хорошо все-таки, что я себя в зеркало не вижу, я бы умер со страху.

- Вы что там у себя ножом бреетесь? – спросила Генриетта, встала со своего места и вышла из комнаты, вскоре вернулась и протянула мне опасную бритву, я чуть не упал со стула, да и профессор был удивлен не меньше. – От мужа осталась, царство ему небесное. Бери, не бойся.

 Я взял, потом стал оглядываться, где бы мне привести себя в порядок.

- Да, брейтесь тут, - разрешила Генриетта.

- Только вы выйдите, пожалуйста, а то я боюсь порезаться, не люблю, когда на меня кто-то смотрит.

- Экий ты нежный, да говоришь как-то странно, – но она встала, подошла ко входной двери, закрыла ее на ключ и ушла в другую комнату, надо же – перестраховалась.

Я посмотрел на Геннадия Петровича, потом на бритву: она была старая, вся в прилипших волосках, но ничего другого все равно не было. Я ее обтер об свой костюм и попробовал поскрести себе щеку. Ощущение было ужасным, как будто я пытался снять себе кожу наждачкой.

- Значит так, профессор, - обратился я к нему, - я побрею вас, а вы меня, иначе мы с этим делом не справимся, да, еще и порезаться можно, а мне бы очень не хотелось помереть во цвете лет от той же болезни, что и ее покойный супруг, - и я кивнул на соседнюю комнату, намекая на владельца бритвы.

- Ладно, Леша, - согласился Геннадий Петрович, - но я тоже не обещаю, что после моей работы ты останешься целым.

- Вы это бросьте, у нас еще впереди куча дел нерешенных, нам еще жить и жить, так что поаккуратнее со мной, старайтесь. Между прочим, это я такую вещь первый раз в руках держу, только в кино и видел, так что мне тяжелее и ответственность больше, поэтому вы первый, начинайте, - и я протянул ему бритву.

Я сел на стул, профессор стал передо мной и приготовился начать, взяв меня за нос. Я закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса. Он начал очень легонько шкрябать мне лицо, потом, видно, убедившись, что это не помогает, нажал посильнее. Короче, у меня чуть слезы из глаз не лились, когда он закончил, щеки горели ярким пламенем, я даже дотронуться до них не мог.

- Зато целый остался, - успокоил меня ученый.

- Ладно, садитесь теперь вы, а я начну экзекуцию, - пригрозил я ему.

Да, нелегким делом это оказалось – бритье в XVII веке, ни воды тебе никто не предложил, ни полотенца. В общем, после долгих стараний я все-таки осилил эту работу, но смотреть на такое было не очень приятно: чтобы не порезать друга, я просто пропускал особо непослушные волоски, отчего, если присмотреться, он выглядел несколько нелепо, поэтому лучше было не вглядываться, а так – ничего.

- Все, - закончил я, - можно трогаться в путь, вернее, в магазин, одеваться.

- У тебя есть мелкие монеты? – зачем-то спросил профессор.

- Ну, есть что-то, а зачем вам?

- Оставь этой женщине, она все же помогла нам.

- Добрый вы, там мы разоримся, - но я покопался в кошельке, пока она не вернулась, достал какую-то обкусанную монетку в пару пенни и протянул Геннадию Петровичу.

- Сами облагодетельствуйте.

Он встал, подошел ко входу в другую комнату и позвал:

- Генриетта!

Через секунду раздались ее шаги, и она возникла на пороге, как будто стояла, притаившись, где-то за дверью, что было вполне вероятно.

- Готовы? Ну, что ж – неплохо, - оценила она наши труды.

- Все, пойдем мы, - начал профессор, - спасибо вам большое, вы нам дверь откройте, - попросил он, не спеша расплачиваться.

- Что, уходите уже, а то остались бы, отдохнули, - она тоже, видно, не торопилась выпускать нас, отчего сразу показалась мне похожа на ведьму из сказки о пряничном домике.

- У нас времени очень мало, - стал объяснять Геннадий Петрович, - а дел много.

- Хоть бы ночь поспали, а то дорога, небось, длинная, - настаивала на своем хозяйка, а у меня уже стали чесаться руки сломать к чертям эту дверь.

- Мы пойдем, - твердо сказал я, взял наши вещи в охапку и направился к выходу.

Женщина быстро, насколько могла, подбежала к двери и загородила ее, но я вежливо чуть-чуть отодвинул ее в сторону и подергал ручку, потом нажал сильнее, проявляя решительность. Генриетта не дала мне закончить процесс выламывания двери, она достала ключ и отперла ее, явно с неохотой. Уж не знаю, какие планы на наше присутствие родились у нее в голове, но отсюда, так или иначе, надо было уходить. Я вышел первый, профессор шел за мной и, поравнявшись с хозяйкой, выразил ей благодарность и отдал монетку.

- Вас нельзя и на пять минут одного оставить, - выпалил я, едва мы отошли, - тут же какие-то приключения сваливаются на вашу голову.

- Зато, в кои-то веки, мы побывали в нормальном доме, поели да еще и побрились, - мечтательно произнес мой друг.

- Ага, нас самих чуть не съели, во всяком случае, у меня возникло такое чувство. Ладно, теперь нам надо приодеться. Вам в магазин в таком виде нельзя, а оставлять вас одного на улице я уже не решаюсь.

- Леша, ты уже совсем за ребенка меня принимаешь. Да, если бы я не захотел, никуда бы не пошел. Ну, хорошо, давай мне костюм, я сам пойду и выберу себе в магазине новую одежду.

- Значит так, - пришла мне в голову мысль, - я иду – покупаю себе наряд, переодеваюсь, потом даю вот этот костюм вам, и мы вместе идем в магазин. Только умоляю, профессор, никуда не отлучайтесь, согласны?

- Ладно, - просто согласился он.

Мы побродили в поисках магазина, спрашивать дорогу у кого-то не хотелось, на нас и так многие косились, пришлось искать самим. Однако, сколько мы ни ходили, нигде никакой вывески, никакой витрины, говорящей о том, что здесь можно купить одежду, мы не встретили. Наконец, нам попалась на глаза табличка, на которой были нарисованы ножницы и иголка с ниткой, я бросился внутрь помещения в надежде хоть на что-то, попросив профессора подождать меня снаружи. Это оказалось, я так понял, ателье, где костюм можно было сшить на заказ: кругом лежала на полках ткань, какая-то тесьма, шляпы, у стен висела готовая и не очень одежда, даже в углу висело зеркало, к которому я просто побоялся приближаться. Зато я попытался поговорить с портным:

- Добрый день, вы извините, я – приезжий, не подскажете, в вашем городе можно купить где-нибудь готовую одежду?

Мужчина посмотрел на меня с недоумением.

- Понимаете, мы с дядей приехали издалека, за время путешествия нас ограбили, украли все костюмы, мы остались в каких-то обносках, теперь даже не можем показаться в приличном обществе, не представляю, что нам делать.

- Вы хотите заказать новую одежду? – наконец, дошло до него.

- Хотелось бы не ждать долго, купить прямо сейчас, - уточнил я.

- Но ведь костюм необходимо сшить именно на вас и на вашего дядю, другой может не подойти, - не переставал удивляться он.

- Но мы не можем ждать так долго, у нас срочное дело, а без хорошей одежды его не решить. Помогите нам, пожалуйста, мы вам будем очень благодарны.

- Смотря что вы хотите, деньги-то у вас есть?

- Есть, - успокоил я его, - они были припрятаны в надежном месте и остались целы.

- Сколько же вы можете заплатить за такое срочное дело? – уже с интересом посмотрел он на меня.

Это был хороший вопрос, я задумался. Как я мог знать, сколько у них тут одежда стоит. Ладно, буду рисковать. Я отвернулся, достал свой кошелек и нашел самую приличную монету, но, так как нас было двое, то вытащил две одинаковые золотые гинеи, думаю, сойдут для начала, надо же с чего-то начинать торг.

- Вот, - протянул я ему, - только побыстрее.

Глазки портного от удивления чуть из орбит не повылазили, надо же, каким я богачом оказался. Он загорелся, наверное, руки зачесались схватить монетки прямо сейчас, но я зажал кулак и понял, как надо действовать.

- Нам нужно два приличных костюма в полном наборе, - задиктовал я свои условия, - сейчас я приведу своего дядю, он одет гораздо хуже, у него украли все, но в новой одежде должен выглядеть лучше меня. Вы понимаете?

Он понимал все, очень вообще шустрым оказался. Я привел профессора, портной оглядел нас с ног до головы и забегал по своему залу в поисках подходящих вещей. Все, что ему казалось стоящим, он приносил и складывал на деревянную кушетку возле нас. Когда костюмы, на его взгляд, были подобраны, он потер руки и предложил:

- Будем примерять или так возьмете? – наверное, не терпелось получить свои деньги.

- Естественно, примерять! – скомандовал я. – Только нам бы место, где переодеться, чтобы никто не видел, - не хватало еще, чтобы он наблюдал, как я буду снимать с себя одежду всех эпох.

- Конечно, конечно, - засуетился мужчина, - вот туда пройдите, - и он показал нам рукой, вероятно, специальное место для примерок в углу зала, отгороженное ширмой.

Я взял свой костюм и прошел в примерочную. Там я разделся, первый раз за все эти дни. Надо же, как мне стало легко после этого, даже не захотелось ничего одевать на себя, стоял бы так и стоял, если бы не холод и не желание тут же помыться. Пришлось облачаться заново: тут были чулки, уже потоньше и покрасивше, чем у моей бабушки, короткие штанишки бордово-коричневого цвета с пуговкой на манжете, и два почти одинаковых длинных пиджака, по виду камзола (это познания из фильмов), такого же цвета, только один чуть подлиннее и с вышивкой. Это все, ни рубашки, ни башмаков нам не предложили, свою я оставить не мог – был очень заметен клетчатый воротник, так что оставалось довольствоваться только своей футболкой, а вот что было делать с обувью? В общем, оделся я, кстати, у портного оказался глаз наметан, даже через ужасно неподходящий мне по размеру костюм, он умудрился разглядеть мою фигуру, камзол сидел почти идеально, если не считать того, что в плечах и в талии был сшит узковато. Зато имелись карманы, куда я переложил деньги и мешочек с подаренным амулетом (я, конечно, на него не надеялся, просто внутрь спрятал кольцо моей Карины). Когда я вышел из-за ширмы, мужчина остался очень доволен, он весь просиял и забегал вокруг меня, поправляя и приглаживая все складки.

- А что, башмаков у вас нет? – поинтересовался я.

- Нет, мы только одеваем, - ответил он, - но, если желаете, я могу вам дать адрес моего знакомого обувного мастера, он сделает вам превосходные туфли. Да, все хотел вас спросить, что за обувь на вас? Я такой в жизни никогда не видел.

- Это подарок, - опять пришлось мне импровизировать, - я не знаю, откуда они у того человека, кстати, на дяде тоже его подарок, - быстро соврал я, стараясь предусмотреть следующий вопрос.

Мужчина закивал головой, понимая и не говоря лишних слов, жестом пригласил за ширму профессора. Он и сам хотел пройти туда, но я схватил его за рукав и попытался отвлечь разговором, не хватало еще, чтобы он увидел мои джинсы и куртку, тогда, думаю, вопросов резко прибавится.

- Так вы дадите нам адрес башмачника? - заговорил я, глядя ему прямо в глаза.

- Конечно, конечно, - опять засуетился портной, - значит так: он подвел меня к двери в магазин, - пройдете по этой улице прямо до перекрестка, потом повернете направо, пройдете до трактира «Веселая вдова» и как раз почти напротив будет ателье моего знакомого Вильгельма Смита, скажете, что от меня, кстати, Джордж Черчилль (я чуть не поперхнулся), к вашим услугам, он обслужит вас самым наилучшим образом. Только не показывайте ему ваши деньги, - шепотом добавил мужчина, приблизившись ко мне, - две пары его башмаков будут стоить, в лучшем случае, десять шиллингов. И вообще, лучше вам не ходить с большими деньгами по незнакомому городу – всякое может случиться, понимаете меня? – и он многозначительно замолчал.

Тут из-за ширмы вышел Геннадий Петрович, и у меня чуть челюсть не отвалилась, настолько он изменился в одежде XVII века. Его костюм выглядел получше моего, камзол имел даже какое-то подобие кружевного воротничка, а худощавая фигура ученого была выгодно подчеркнута со всех сторон. Я так и не посмотрел на себя самого в зеркало, но, глядя на профессора, просто восхитился его видом, даже прическа, с которой я вечно боролся из-за седины и длины, была здесь к месту.

- Великолепно, - похвалил Джордж профессора, а, может, просто набивал себе цену, - в таком виде и на прием в Вестминстерский дворец можно идти, правда? – и он повернулся ко мне, задавая этот вопрос.

Наверное, подумал я, смутно догадываясь, что это за дворец такой и какие там проводят приемы, но сам активно замахал головой, подтверждая его слова.

- Спасибо вам, - заговорил я, доставая монеты и вручая их портному, - мы очень довольны вашей работой, но нам пора идти, у нас еще много дел, - сообщил я, заглядывая за ширму, чтобы посмотреть, что там с нашими вещами, но Геннадий Петрович уже успел предусмотрительно свернуть их и завязать в свою средневековую рубашку узлом. – Нам еще к башмачнику надо, - сказал я, возвращаясь с этим узлом под мышкой в зал, - так что мы пойдем. Еще раз спасибо и до свидания, - старался я быть вежливым насколько возможно, а сам уже тянул за руку профессора к выходу.

- До свидания, - попрощался и он, хотя, кто знает, как люди прощались друг с другом в то время.

- Всего хорошего, - отозвался Джордж, - заходите, всегда рад обслужить, - пытался он тоже быть любезным.

Наконец, мы все-таки вышли на улицу, направляясь в обувное ателье.

- Ну, Геннадий Петрович, вы меня поразили, - сделал я комплимент товарищу. – Выглядите на все сто, видел бы вас сейчас кто-нибудь из наших – обалдел бы. Сейчас вот еще туфли вам подберем и хоть под венец.

- Шутить изволите, - отозвался профессор, - я-то надеюсь просто при помощи этой одежды домой вернуться, а тебе, я погляжу, стало нравиться?

- Да что вы? Просто костюмчик понравился, правда, после своей многослойной одежды в этой как-то зябковато, не находите?

- Нахожу, я ведь вообще был одет, как капуста, зато теперь легкость в движениях появилась.

- Это точно, - подтвердил я.

Почти с таким же успехом мы приобрели себе обувь: две пары туфлей на широких каблуках с квадратными носами и металлическими пряжками, нам предлагались ботфорты, но Геннадий Петрович наотрез отказался, а я не взял из солидарности, хотя руки чесались. Зато теперь мы были осведомлены о ценах и рассчитались со знанием дела (интересно, сколько же все-таки нагрел на нас портной?). Да, еще за совсем незначительную плату мы приобрели подержанный, но довольно сносный саквояж, куда, наконец, сложили все наши пожитки, а главное – спрятали наш аппарат.

В общем, вскоре мы стали похожи на настоящих, как там у Пушкина: «денди лондонских»? Теперь я понимал, что это означает.

- Ну что, профессор, теперь нам предстоит самая интересная часть нашего путешествия – узнать, где живет Ньютон и приложить все усилия, чтобы он с нами заговорил, а не сразу выставил вон, - сказал я, когда мы, справившись с поиском гардероба, вновь оказались на улице.

- Да, эта задача не из легких, - согласился Геннадий Петрович, - но ведь и мы «не лыком шиты», так ведь? В последнее время мы уже справились со столькими проблемами, что и с этой, я уверен, разберемся. Можно представиться, например, путешественниками из Российской империи (по-моему, она уже была), приехавшими с целью познакомиться со столь великим ученым, думаю, это польстит ему, и Ньютон захочет хотя бы выслушать нас, как считаешь?

- Стоит попробовать, - согласился я, - сделаем вид, что тоже в некоторой степени интересуемся наукой, и что слава о его открытиях гремит в нашей стране постоянно, вот мы и не выдержали – приехали лично засвидетельствовать свое почтение.

На том мы и сошлись, вот только оставалась неразрешенной одна проблема: где искать нашего героя в этом городе? Не ходить же по домам в поисках его и не спрашивать у всех прохожих его адрес? Мы думали и так, и эдак, но ничего путного не приходило в голову.

- Стой-ка, какой сейчас год – 1698-ой? Так, а чем в это время занимался Ньютон – работал главным смотрителем Королевского монетного двора. Что это нам дает, как думаешь? А вот что, уж не знаю, как с адресами великих ученых, но с местоположением своего монетного двора, я думаю, знакомо большее количество людей. Нам стоит узнать у кого-нибудь этот адрес и подождать гения там, думаю, на свою работу он приходит, как считаешь, не живет же он там?

- Геннадий Петрович, цены вам нет, - выразил я свои чувства, - что бы мы без вас делали?

- Без меня мы бы просто не попали в эту историю, - внес ясность профессор.

- Ничего, мы из нее все-таки выпутаемся, я уверен. Значит, на монетный двор? Сейчас узнаем адресок и сразу туда. Эх, зря мы ушли от башмачника, надо было у него уточнить, где этот двор находится. Может, вернемся? Не приставать же с таким вопросом к первому встречному.

Мы вернулись в обувное ателье, чем сразу же привлекли внимание хозяина, он явно решил, что мы еще что-нибудь забыли купить.

- Вам что-то не понравилось? – все же уточнил он.

- Нет, что вы, все отлично, - ответил я, - но у нас есть к вам один вопрос: не могли бы вы объяснить нам, где находится монетный двор, понимаете, нам очень надо там побывать (нелепо, конечно, зачем, спрашивается, обычным людям надо там побывать, но не рассказывать же ему, что мы ищем одного человека, адрес которого для нас – полная тайна). Кстати, вы не знаете, где живет сэр Исаак Ньютон?

- Нет, не знаю, хотя, кажется, слышал это имя, а вот, как пройти к Королевскому монетному двору объясню. Это в Тауэре…, что не знаете? – и он с удивлением посмотрел на нас, что мы за невежды, раз не знаем это место. – Хорошо, выходите к Вестминстерскому дворцу (как будто мы знаем, где этот дворец, но я промолчал, чтобы не выглядеть совершеннейшим олухом), потом идите на восток по набережной, не пропустите, там, внутри крепости и находится то, что вам нужно, но, сомневаюсь, чтобы вас туда пропустили.

- Спасибо, мы разберемся, - обрадовался я, что у нас в руках заветный адрес. – Всего хорошего, - и мы опять вышли.

- Ну что ж, единственный приличный дворец, который я видел в этом городе находится там, - и я указал рукой направление, припомнив ту самую башню, напоминающую Биг Бен, - идемте, профессор, не уточнять же нам теперь у прохожих, где находится Вестминстерский дворец, вот придем на место, там вежливо поинтересуемся.

- Да, не так-то просто, оказывается, разобраться в этих адресах. Боюсь, пока мы туда придем, будет глубокая ночь.

- Ничего, Геннадий Петрович, - приободрил я его, - зато мы с каждым шагом ближе к нашей цели, а ночевать где попало нам не привыкать.

- Я смотрю, ты, Леша, оптимистом становишься.

- С вас пример беру.

Да, время все-таки катастрофически убегало, было совсем темно, когда мы подошли ко дворцу. Фонари, конечно, в городе были, но только возле главных дорог, если чуть уходил от них в сторону, то можно было потеряться в один момент. Я вспомнил, что в темноте тут любят собираться разные нехорошие люди, хотя надеялся, что у них есть свои тусовочные места где-нибудь на окраинах.

- Однако, как-то сыро, - поежился профессор, - я давно остерегаюсь, как бы не проснулся мой радикулит, раньше я хоть одет был теплее.

- Ну, потерпите, Геннадий Петрович, - попросил я, - нам только этого не хватает, подумайте, как я вас поведу, скрюченного, у нас же никаких лекарств нет.

- Я сам не хочу этого, уж поверь мне, держусь изо всех сил.

- Значит так, - сделал я вывод, - сегодня, чувствую, мы уже никуда не доберемся, а если и доберемся, то все равно ничего не решим, так что надо искать какую-нибудь гостиницу и спокойно, в тепле переночевать, а завтра, с новыми силами опять за дело.

- Как же мы теперь гостиницу искать будем, уже ведь ничего не видно?

- Ну, с этим, я думаю, будет меньше проблем: неужели кто-нибудь откажется сообщить двум путешественникам, где они могут переночевать? Это будет совершенным свинством с их стороны. Вон, гляньте, едет какой-то кэб (это я помню из «Шерлока Холмса), сейчас я попробую его остановить и все узнать.

Я вышел на дорогу и стал яростно махать руками, давая понять кучеру, чтобы он остановился. Он пытался меня объехать, не понимая, видно, чего это я выскочил на его пути, но я орал ему, заставляя замедлить ход. Наконец, он понял, но сам стал кричать на меня, что я такой-то и такой-то, не даю людям спокойно ехать по делам. Из окна кэба даже кто-то выглянул, крикнул пару слов кучеру, и, убедившись, что ничего страшного, спрятался обратно.

- Вы извините нас, - уже спокойно попросил я, - но мы не знаем, к кому еще обратиться за помощью. Если вы ответите мне на вопрос, я заплачу вам пенни, - он посмотрел на меня уже не так сурово, - не подскажете, где мы можем переночевать, мы первый раз в вашем городе, просто не успели его изучить.

- Ладно, - смягчился кэбмен, - вон гляди, видишь вывеску (в темноте, действительно, что-то маячило на доме), это таверна «Темза», там спроси, у них всегда что-нибудь найдется.

- Спасибо – я протянул ему обещанную монету, - вы нас очень выручили.

Он поехал дальше, а мы с профессором отправились на ночлег в «Темзу», вернее, пытаться его получить. Когда мы вошли внутрь, и я почувствовал, как неописуемо вкусно пахнет жареным мясом, мой желудок тут же дал о себе знать ужасным завыванием, требуя еды. Я переглянулся с Геннадием Петровичем, у него, я думаю, была та же история. В общем, следовало действовать решительно. Я решил подойти к молоденькой пухленькой девушке, которая явно здесь работала, стояла возле столика с посетителями и мило им улыбалась в ответ на какие-то слова. Пока шел, думал, как мне обратиться к ней, чтобы было вежливо и не нагло.

- Красавица, - наконец, выдал я первое, что пришло на ум, - не подскажешь нам, есть ли у вас свободная комната на ночь для двух мужчин?

Она кокетливо глянула на меня, оценивая мой вид, наверное, он ей понравился.

- Есть, подойдите к хозяину, он стоит вон там, - и она показала пальчиком на высокого и крепкого мужчину в углу зала, одетого, кстати, почти в такую рубашку, как ту, что я не так давно носил – подарок короля Роберта, только подпоясанную каким-то куском веревки.

Я рьяно направился к нему, а профессор с саквояжем примостился на свободной лавке, наверное, тяжело ему было попадать в такие переделки, но что делать, надо как-то выпутываться. Хозяин таверны подтвердил, что на втором этаже есть свободная комната, и мы можем ее снять.

- Конечно, таким господам нужно место получше, чем наша старая «Темза», - посоветовал он, - но уж не обессудьте, чем можем.

- Да, нам всего на одну ночь, понимаете, трудно в незнакомом городе, устали очень, отдохнуть хочется.

- Отдыхайте, конечно.

- А ужин можно нам наверх заказать? – спросил я, не в силах уже находиться тут, хотелось просто упасть на что-нибудь и развалиться.

- Что будете есть?

- Что-нибудь мясное.

- Кролик, поросенок, может быть, утка подойдет?

- Да, утка, пожалуй, - согласился я, - и воды.

- Воды? – удивился хозяин.

- Именно, пить очень хочется, - подтвердил я.

- Хорошо, дело ваше. Полетт, - позвал он девушку из зала, но она по-прежнему щебетала с посетителями, - Полетт! – завопил он громогласно. Девушка обернулась и мигом примчалась к нам, - покажешь господам их комнату, вторую по коридору, потом принесешь им ужин, да не медли, а то я тебя окончательно выгоню, только и умеешь кокетничать с мужиками, не для того я тебя держу.

Полетт опустила голову и покраснела, но все равно в уголках ее глаз остались кокетливые искорки, вероятно, не долго ей осталось здесь работать, испытывая терпение хозяина. Она повернулаь и пошла к лестнице на второй этаж, потом остановилась и вопросительно посмотрела на меня, дескать, почему мы не идем за ней. Я подозвал Геннадия Петровича, и мы оба направились вслед за девушкой. На втором этаже она показала нам нужную комнату, открыла дверь, вошла внутрь и зажгла свечу.

- Располагайтесь, пожалуйста, - прощебетала она, - скоро будет ужин, вам нужно еще что-нибудь? – и Полетт опять глянула на меня своими лучистыми глазами.

- Можно еще немного воды – умыться с дороги?

- Да, я сейчас принесу, - и она моментально упорхнула.

Мы остались вдвоем в этой маленькой комнатке, которую почти целиком занимали две кровати у противоположных стен, маленький столик и какая-то тумбочка. Я с большим облегчением плюхнулся на одну из кроватей и вытянул на ней ноги.

- Профессор, это ли не счастье? – поделился я с ним своим чувствами. – Кажется, я мечтал об этом всю свою сознательную жизнь: вот так лежать, чтобы никто тебя не доставал, чтобы можно было отдохнуть и выспаться, ничего не боясь.

- Да, иногда комфорт многого стоит, даже такой, как здесь, - подтвердил Геннадий Петрович.

- Ничего, я надеюсь, недолго осталось, скоро все закончится, и мы будем вспоминать это путешествие, как страшный сон.

- Я бы не спешил с выводами, - почему-то произнес профессор, - этот сон можно вспоминать и как большой урок.

- Урок чего? – не понял я.

- Урок многого: скажем, мужества, находчивости, да, в конце концов, истории. Сам подумай, какой ценной информацией мы обладаем, а главное – достоверной. Жаль, что я совсем не склонен к гуманитарным наукам, я бы, может быть, написал диссертацию.

- Профессор, и не лень вам сейчас думать о своей науке? Отдыхайте, у нас появилась возможность выспаться и поесть по-человечески, а вы сразу в какие-то научные изыскания кинулись.

Тут дверь отворилась, и на пороге возникла Полетт, держа в руках тазик, в котором стоял кувшин с водой.

- Вот то, что вы просили, - прокомментировала она, - вам полить?

- Нет, спасибо, - отказался я, - мы сами справимся.

- Ну, как хотите, - немного обидевшись проговорила она и опять вышла.

- Вот, смотрите, Геннадий Петрович, очередное достижение цивилизации – вода для умывания, я не видел ее, наверное, лет сто, наверное, это предел моих мечтаний, если не считать, конечно, ужина.

- Надо же, а раньше ты еще иногда вспоминал про Карину, - тихо, но с ехидцей выдал профессор.

- Не ожидал от вас, - огорчился я, - я изо всех сил стараюсь сохранять оптимизм, а вы вот так грубо смеетесь.

- Ладно, - ответил Геннадий Петрович, - я вижу, что ты в последнее время почти перестал ныть, это я так, наверное, соскучился, по твоим переживаниям.

- Ага, а потом сами будете не рады, что начали.

- Все, больше об этом ни слова, обещаю. Давай лучше умываться.

- И то верно, - согласился я.

Мы с большим удовольствием разделись до пояса и растерлись водой, правда, прохладной, но зато бодрящей. Это настолько освежило нас, что сил прибавилось вдвое.

- Теперь я готов съесть целого быка, - сказал я, - когда уже нам принесут этот ужин?

- Ничего, займись чем-нибудь полезным, - посоветовал Геннадий Петрович.

- Это чем, медитацией, что ли? – рассмеялся я.

- Ну, можно и ей, если хочешь.

- Вот уж от чего увольте, сидеть на полу, обняв колени и думать о высоком?

- Конечно, тяжело, когда, кроме как об утке никакие мысли в голову не лезут.

- Не лезут, - подтвердил я, - и я не собираюсь их туда втискивать.

- Дело твое, тогда слушай, как урчит у тебя в животе, - посоветовал мне профессор.

Мы замолчали, думая каждый о своем. Интересно, о чем сейчас думал Геннадий Петрович, может, он уже в уме написал научный труд, достойный Нобелевской премии? Вот было бы здорово, я бы тоже погрелся где-нибудь в уголке в лучах его славы. Я представил себя в зале, где вручают эти самые награды, в костюме и белоснежной рубашке на красной ковровой дорожке, я иду следом за профессором, как его лучший ученик. Вот ученый остановился, чтобы ему на грудь повесили ту самую заветную медаль… Но тут дверь опять отворилась, пришла наша жареная утка. Что ж, в некоторые жизненные моменты ужин будет гораздо ценнее медали.

Полетт поставила блюдо на стол, а рядом с ним – кувшин с водой (и как она умудрилась все это за раз принести, неужели сноровка?).

- Что-нибудь еще? – опять спросила она.

- Скажи нам, а чистую постель у вас можно попросить?

- Ну, к нам не часто приезжают такие важные господа, - замялась девушка.

- Я все понял, - если честно, я и не надеялся. - Ладно, это все, скажи только, сколько мы должны за ночлег и ужин?

- С вас один шиллинг, - с улыбкой проговорила она.

- Сейчас, - я постарался вытащить монеты из кошелька так, чтобы особо не светить ими, - вот держи, шиллинг хозяину и пенни тебе лично.

- Спасибо, - зажала она в кулачок деньги, - если что-нибудь будет нужно – зовите меня.

- Непременно позовем, - пообещал я.

Она ушла, мы, наконец, могли поесть, но сначала я запер дверь на засов, так, на всякий случай, помня о событиях последних дней.

- А теперь, Геннадий Петрович, - я намереваюсь наесться, как поросенок, и упасть спать, вы не против? – это я спросил чисто риторически.

- Нет, совсем не против, - одобрил он мой план.

- Приятно, что между нами может наступить единодушие.

И я приступил к еде, профессор, естественно, тоже. Утка была жестковата, но я этого не замечал, а налегал, как никогда. Нет, не дело так питаться: то ничего, то столько еды, у меня желудок не казенный. Когда же мы уже домой-то вернемся?

- Как думаете, Геннадий Петрович, тут крысы водятся, если мы что-нибудь на тарелке оставим?

- Вполне могут, - подтвердил он мои худшие опасения.

- Что же будем делать, отнесем блюдо вниз? Так не хочется никуда ходить, я бы свалился уже сейчас.

- Так и не ходи, во всяком случае, они будут доедать утку, а не нас.

- Тогда я ложусь, и пусть у них хоть землетрясение начнется, я не проснусь и не выйду из комнаты.

Как только я это произнес, завалился на кровать, естественно в одежде, и заснул в пять секунд, даже сам не ожидал. И как-то совсем внезапно сразу наступило утро, я даже толком не понял, спал ли я вообще, но в окно светило солнце, да, и Геннадий Петрович был уже на ногах, вернее сидел на кровати и о чем-то сосредоточенно думал.

- Доброе утро, - поприветствовал я его.

- А, ты уже проснулся, - ответил он, очнувшись, - утро доброе, как спалось? – спросил он, думаю, машинально.

- Хорошо, но мало. Так, - сразу взял я инициативу, - что будем делать? Пойдем вниз завтракать, а потом по намеченному плану?

- Да, да, - сразу согласился профессор.

- Эй, вы меня вообще слышите, или у вас уже свои мысли возникли?

- Слышу, Леша, - вполне осмысленно посмотрел на меня ученый, - просто задумался.

- Можно узнать, о чем?

- О том, есть ли в XVII веке все то, что нам нужно для заправки хронохода.

- Ну, вы даете, профессор, я еще не успел проснуться, а вы меня уже убить хотите наповал. Вы уж как-нибудь подкорректируйте все ингредиенты, на то вы и гений.

- Ну, это ты громко сказал, я так – посредственный ученый.

- Нет, вы – гений и точка. И во всем сумеете разобраться. В конце концов, мы что зря страдали?

- Да нет, конечно, я очень надеюсь, что все удастся найти, - оправдывался Геннадий Петрович.

- А уж я как надеюсь, вы не представляете! И вообще, не вы ли меня убеждали смотреть на жизнь проще, а? Что же вы раньше времени в панику впадаете?

- Я еще никуда не впадал.

- Это прекрасно, - одобрил я, - считайте, что мы обсудили этот вопрос. Итак, умываться, у нас еще осталось полстакана воды, и вперед – к нашей цели.

Когда мы спустились в зал, нам на встречу сразу же вышла Полетт.

- Господа уже уходят? – грустно спросила она, кинув взгляд на наш саквояж.

- Да, красавица, - подтвердил я, - вот сейчас позавтракаем и пойдем.

- Жаль…, - протянула она, но потом, наверное, вспомнила свои обязанности, - что вы будете есть?

- Что-нибудь на твой вкус и кувшинчик воды, - попросил я, вспоминая, что пить воду здесь не очень принято.

 Она побежала выполнять заказ, а мы с профессором присели за свободный стол.

При свете дня заведение выглядело не столь загадочно, как вечером при свечах. Кое-где на столах лежали неубранные тарелки, в углах зала виднелся мусор, а мебель была старая и обшарпанная. Что ж, мы видали условия и похуже, это, еще можно сказать, цивилизованное место. Да, и хозяин, наверное, заботился о своей репутации, я не слышал ни споров, ни криков, и ночью мы спали спокойно, не потревоженные никем. Короче, не все так плохо, как кажется. А вот и Полетт с тарелками в руках, надо же, в Англии уже тогда завтракали яичницей с беконом, это совсем неплохо.

 - Ваш завтрак, господа, - произнесла она и поставила тарелки и воду.

 - Спасибо, милочка, сколько мы должны?

 - Пять пенсов.

- Я дам тебе шиллинг, - протянул я монету Полетт, - остальное оставь себе, ты – хорошая девушка, только слушайся хозяина таверны, он, в общем-то прав, - на всякий случай, сделал я ей наставление, сам не люблю этого, но вдруг подействует.

- Спасибо, - взяла она монету и сразу ушла, наверное, я переборщил, хотя, кто знает, как надо было.

- Что ж, Геннадий Петрович, приступим к еде, у нас впереди еще много дел, неизвестно, когда еще придется в следующий раз нормально покушать.

- Совершенно согласен, ты вот даже от сытости лекции стал читать о повышении нравственности среди британского населения XVII века.

- Смеетесь, да? Просто хорошенькая девчушка, небось, строит глазки всем встречным мужчинам, может плохо кончить.

- Надо же, какой ты, оказывается, высокой морали человек.

- Я так и знал, что не стоило этого делать, - посетовал я.

- Почему же, просто тут совсем другое время. И еще, не забывай, что мы ни во что не можем вмешиваться, все должно идти своим чередом.

- Да, помню я, помню… Только неправильно это.

- Почему же? Мы ведь не должны здесь находиться, и история от этого не станет другой, а вот именно с нашим приходом, она начинает изменяться, понимаешь?

- Как мне все это надоело, кто бы знал! – в отчаянии выпалил я и опустил голову на руки. – Я домой хочу, я не хочу менять эту чертову историю.

- Я тоже хочу домой, поэтому доедай и пойдем.

Я уже в подпорченном настроении доел свой завтрак и встал с лавки.

- Все, я готов к новым подвигам, идемте, - позвал за собой профессора.

Мы вышли на улицу. Погода была отличная, светило солнышко, дул теплый ветерок, и я решил, что не стоит раскисать, все нормализуется. Мы вышли на набережную, но не успели пройти и сотню метров, как увидели у дороги стоящий кэб, вероятно, он ожидал клиентов.

- Какие же мы дураки, - в сердцах сказал я и хлопнул себя по лбу, - вот же оно – средство, под носом. Зачем нам знать дорогу, когда мы можем сесть вот в этот кэб, и он привезет нас, куда надо. Быстрее, за мной, - и я помчался разговаривать с кучером.

- Вы едете? - заорал я, едва приблизившись.

- Чего кричать, еду, - спокойно ответил он, - вам куда?

- В Тауэр, - ответил я.

- Три пенни, садитесь.

- Вот и все – цивилизация, - похвалил я, плюхнувшись на сиденье, - а мы бы полдня потратили. Трогай, - приказал я кэбмену.

Повозка тронулась, я развалился, как мог, наслаждаясь достижениями человеческой мысли, вот ведь здорово. Я глазел в окошко, любуясь местными видами, жизнь определенно мне нравилась все больше. Мы ехали примерно минут двадцать, разговаривать с профессором мне почему-то не хотелось, да, и он не горел желанием ничего со мной обсуждать, наверное, утренняя перепалка давала о себе знать. Ничего, нам обоим полезно немного помолчать и подумать, хотя, кажется, за последние дни я уже столько всего передумал, что это занятие мне уже поперек горла.

- Приехали, - оповестил нас кэбмен, - Тауэр, господа.

- Спасибо, - поблагодарил я, протягивая ему уже приготовленные монеты, - кстати, вы не знаете, где находится дом Исаака Ньютона?, - и почему я сразу не догадался спросить?

- Нет, таких не знаю, - ответил мужчина и укатил прочь.

Что ж, прежний план остается в силе: надо караулить его у входа в монетный двор. Хотя кто его разберет, где он этот двор, нас высадили у ворот крепости, но она была настолько огромной, а главное – огорожена нескончаемым забором, он тянулся и вправо и влево, а за ним были видны и здания, и башенки, и вообще масса всего. Вероятно, монетный двор располагался на территории крепости, но ворота были закрыты, а как еще попасть внутрь, не через забор же лезть?

- Ну что, Леша, - первым заговорил профессор, - идем пытать счастья.

- Куда? – удивился я.

- Для начала постучим в ворота.

На огромных деревянных дверях было специальное кольцо для стука, я несколько раз громко ударил им о доски. Почти сразу же отворилось маленькое окошко в дверце ворот и раздался голос:

- Вам чего?

- Нам бы внутрь пройти, - вежливо попросил я.

- Куда? – опять задал вопрос, вероятно, охранник или сторож этого заведения.

- Ну, туда, на монетный двор, - наивно продолжал я.

- Разрешение есть? – упрямо гнул свое тот.

- Какое разрешение, нам на пять минут, только с одним человеком повидаться.

- Значит, разрешения нет. Тогда не пущу, - просто сказал сторож и попытался закрыть окошко.

- Подождите, - закричал я, понимая, что удача уходит из наших рук, - ну, может быть, вы передадите ему, что к нему приехали двое ученых из России? – выпалил я первое, что пришло на ум.

- Я вам не мальчик на побегушках, - опять собрался закрыть дверцу мужчина.

- Погодите, - я порылся в кармане и вытащил один шиллинг, - я вас очень прошу, помогите нам, - и протянул монету ему.

Во всяком случае, дверца больше не спешила закрываться, но и голос не раздавался. Тогда я рискнул и прибавил еще одну такую же монету.

- Поймите, вы – наша последняя надежда.

- Кого же вам позвать? – наконец, прозвучал ответ.

- Сэра Исаака Ньютона, - вот так, ни больше, ни меньше.

- Главного смотрителя Королевского монетного двора? – переспросил мужчина.

- Его самого.

- Сразу видно, что вы не здешние, такое придумать.

- А может быть, вы знаете, где он живет? – промелькнула у меня мысль.

- Нет, не знаю.

- Тогда будьте добры, позовите его, это вопрос жизни и смерти, - взмолился я.

- Ладно, - в окошко высунулась рука и забрала деньги, - я пошлю мальчишку рассыльного, когда он сюда придет, но не ручаюсь за результат, кто знает, согласится ли тот, кто вам нужен, - и дверца закрылась.

- Большое спасибо, только обязательно передайте, что мы из России, - вдруг Ньютон заинтересуется.

Теперь оставалось только ждать.

- Как думаете, профессор, он позовет его? – решил я получить у друга дополнительную надежду.

- Честно говоря, сомневаюсь. Хотя, кто знает, что у них тут за нравы. Во всяком случае, будем ждать, «чем черт не шутит».

Мы поставили саквояж на траву, а сами стали прохаживаться взад и вперед у забора крепости, надо же было как-то время коротать. Изредка появлялись люди и, проходя мимо, посматривали на нас. Прошло примерно часа два, и я что-то засомневался в благоприятном исходе дела, но продолжал ждать. От нечего делать я глазел по сторонам, и мне как-то примелькался один и тот же человек, который появился не так давно, но постоянно ошивался поблизости. Одет он был невзрачно, внешность имел самую заурядную, но взгляд его мне не нравился. Прошел второй час, у меня уже ноги устали, хотелось присесть, но скамеек тут было не предусмотрено. У меня медленно портилось настроение, у моего друга тоже вид стал встревоженным, но мы не уходили, как говорится, «надежда умирает последней». Да, и неприятный человек куда-то подевался. Прошло еще с полчаса, когда он вернулся, но не один, с ним был второй, примерно такой же внешности. Что-то мне это совсем не нравилось. Не напрасно, эти двое направились прямиком к нам.

- Можно узнать у вас, господа, что вы здесь делаете столько времени? – очень вкрадчиво спросил первый.

- Мы ждем одного человека, - ответил я, а на душе уже начинали скрести кошки.

- Можно узнать кого?

Я замялся, не говорить же им в самом деле, еще за ненормальных сочтут, но вмешался профессор:

- Сэра Исаака Ньютона.

- Кого? – переспросил второй.

- Главного смотрителя Королевского монетного двора, - гордо ответил Геннадий Петрович, хотя я уже понимал, что он только все портит.

- И что же, он вас знает? – опять поинтересовался первый.

- Нет, - честно ответил профессор, подписывая нам приговор, - но мы его знаем хорошо.

- А можно узнать, кто вы такие, господа? Вероятно, иностранцы, говорите-то плохо. – Уже с большим интересом спросил неприятный тип.

- Мы подданные России, - раскрывал все карты ученый.

- Все понятно, - сказал второй. – Попрошу следовать за нами.

- Куда? – на это раз был наш черед спрашивать.

- Узнаете, - ответил тот же мужчина.

- Пожалуйста, дайте нам дождаться сэра Ньютона, у нас к нему важное дело.

- Подождете в другом месте, - уже более жестко сказал первый.

- Но вы не имеете права, - запротестовал профессор.

- Ага, - тихо прокомментировал я, - вы еще потребуйте российского посла или адвоката, вам тут же приведут.

- Берите свои вещи и идемте, там во всем разберемся, - сквозь зубы проговорил неприятный тип и схватил Геннадия Петровича за локоть.

Второй подошел ко мне и своей клешней крепко сжал мне запястье. Неужели это полный крах? Куда нас собираются вести? Не иначе, как в тюрьму? В сырую, грязную вонючую тюрьму, на долгие – долгие годы. Кошмар! Я бы, конечно, вырвался и побежал, но профессор, он-то наверняка не сможет так просто освободиться из цепких рук, а тем более убежать так быстро, как я. А двое мужчин тем временем уже начинали двигаться и тянуть нас за собой.

- Эй, - раздалось у нас за спиной, - куда же вы? Уже уходите, сэр Ньютон ждет вас.

 Мы все обернулись, около ворот стоял, вероятно, сторож и кричал нам:

- Вы же сами просили, велено проводить.

- Слыхали? – гордо проговорил я. – Сэр Ньютон желает нас видеть, а вы не верили.

Неприятные типы, совершенно не обращая на это ни малейшего внимания, продолжали свое и следовательно наше движение.

- Вы что не слышите? – заорал я, понимая, что наша цель начинает медленно от нас отдаляться. – Нас к себе требует главный смотритель!

- Это еще неизвестно, кого он требует, - невозмутимо ответил мне мой провожатый.

- Куда же вы уходите? – не унимался сторож. – Что мне передать сэру Ньютону?

- Передайте, что нас уводят в тюрьму, - кричал я, пытаясь уцепиться за последнюю соломинку, - обязательно передайте, пожалуйста!

Дверь в Тауэр затворилась, и я понял, что теперь нам надеяться не на что. Провал нашего предприятия вышел просто оглушительный. Надо же, когда до конца тоннеля осталось не так далеко и уже забрезжил свет, путь нам преградил непреодолимый завал на дороге. И проведем мы наши последние денечки на нарах старинного Лондона, мало того, об этом не узнает ни одна собака. Дать под дых моему конвоиру, а потом еще и профессорскому и попытаться скрыться, но куда? Где мы можем найти безопасное пристанище, после того, что я вытворю, и где гарантия, что из-за угла не выбежит еще десять человек? Нет, это крах, причем полный.

Однако, у этих филеров железная хватка, у меня рука разболелась, наверное, хуже, чем в наручниках. Но вели нас не так долго, по-моему, мы просто обогнули забор Тауэра и вошли в крепость где-то с другой стороны. Нас провели в здание, всем своим внешним видом говорившее о том, что здесь была загублена не одна жизнь. Оно напоминало неприступную крепость в крепости, причем даже в XVII веке создавалось впечатление, что оно уже древнее и страшное. Вот где нам предстоит состариться и умереть, кто бы знал, как ужасно это осознавать.

Внутри было не менее зловеще, темно, сыро, холодно, лучше бы все закончилось прямо здесь, а то еще сколько времени я буду медленно гаснуть, болеть и чахнуть в этом месте. Однако, прежде чем пройти в свою камеру, нам еще предстояло пообщаться с надзирателем или, может быть, начальником тюрьмы, который, вероятно, подозревал нас во всех смертных грехах после того, как ему на ухо что-то нашептали наши конвоиры.

- Ну, - начал он, - расскажите-ка мне, господа, что вы делали столько времени возле ворот Королевского монетного двора? – и он нагло глянул на нас.

- Ничего особенного, - невозмутимо попытался ответить я, - просто ждали одного человека.

- Интересно, - еще медленнее заговорил тот, нагнетая обстановку, - какого человека вы ждали так долго, да еще в таком месте?

- Представьте себе, главного смотрителя Королевского монетного двора, и где же его еще, скажите, ждать, как не около работы?

- Почему же вы не вошли к нему внутрь?

- Потому что еще не были с ним знакомы.

- А теперь познакомились? – в упор посмотрел на меня начальник.

- Нет, - пришлось мне признаться, - но ведь вот эти господа слышали, что он желал нас видеть, - попытался я спасти нас.

- Вас или кого-то еще, это ничего не меняет. Все равно вы находились в этом месте подозрительно долго, к тому же вы явно иностранцы, и нам просто необходимо выяснить, зачем вам это было нужно. А пока, - он повернул голову в сторону коридора и позвал, - Курт, проводи этих господ в их новую квартиру, - и сам улыбнулся своей шутке.

- Но послушайте, - попробовал я протестовать, но меня жестоко перебили.

- И слушать нечего! Курт, поторопись!

Появился здоровенный детина и жестом приказал нам следовать впереди себя. Вот так, без суда и следствия, нас определят в это жуткое место.

- Да спросите же его, сэра Ньютона, сами, - кричал я, удаляясь, подталкиваемый сзади железными руками, но меня уже никто не слушал, здесь царил полный беспредел.

- Это конец, - тихо сказал я, обращаясь к профессору.

- Возможно, - расплывчато проговорил он.

Мы поднялись по лестнице, прошли по узкому коридору и остановились перед тяжелой, наверное, дубовой дверью. Детина с трудом и страшным скрипом отворил ее и опять же молча (может, он вообще немой?) затолкал нас внутрь. Дверь за нами затворилась, и мы остались с Геннадием Петровичем вдвоем в маленькой каморке с двумя деревянными топчанами по бокам стен и крошечным зарешеченным окошком под потолком. За последнюю неделю это было уже второе наше заточение, хорошо хоть теперь нам оставили наши вещи, хотя вряд ли, конечно, они нам здесь пригодятся.

- Добро пожаловать, профессор, в нашу тихую обитель, - попытался пошутить я, вероятно, не к месту.

- Что тихая, то точно, а вот обитаема ли, еще вопрос.

- Ну, теперь-то уже обитаема, - поправил его я.

- Да, далеко нас завела твоя идея, - как-то непонятно выразился мой друг.

- Вы что, упрекаете меня?

- Да нет, чего уж теперь, сам тоже виноват, позволил себя втянуть в такое.

- Заметьте при этом – сами вызвались мне помогать.

- Не спорю, - проговорил профессор и оглядел наше новое пристанище.

- Как вы думаете, это надолго? – сам не понимая почему, наверное, от безысходности спросил я.

- Надолго ли мы здесь? – уточнил он. – Посмотрим.

- А вдруг все изменится, может быть, еще суд будет? – наивно продолжал я задавать вопросы.

- Это вряд ли.

- Но он же сказал: будем разбираться.

- Ну, вот они там между собой и разберутся, а нам, считай, уже приговор сказали – виновны.

- В чем? – не понял я.

- В шпионаже или в чем другом, какая разница.

- Как это какая? – запротестовал я. – Нет уж, пусть разберутся, мы ни в чем не виноваты! Мы всего лишь ждали Ньютона.

- Леша, ну чего ты кричишь, ты думаешь, я этого не знаю?

- А чего это вы так просто решили смириться?

- А что ты предлагаешь, протестовать, кричать что есть мочи, чтобы нас еще и побили?

- Так что, мы теперь здесь сгнием и никто не узнает?

- Я же сказал – посмотрим, - опять ответил профессор.

- На что посмотрим, на здешние условия?

- Хотя бы.

- Нет, я не хочу на это смотреть, я не хочу здесь находиться, не хочу, не хочу, не хочу! – не унимался я.

- Ну ладно, ты пока поговори, поповторяй, посмотрим, может быть, что-нибудь от этого изменится.

- Вы что, еще издеваетесь надо мной в такой ситуации?

- Нет, пытаюсь просто ее проанализировать.

- Ах, проанализировать! Ну что ж, на то вы и ученый, думайте, анализируйте, наверняка именно это нам и поможет.

- Ты снова решил проверить мои нервы? – мягко уточнил Геннадий Петрович.

- Я свои решил проверить, - буркнул я, сел на топчан и замолчал.

А что говорить, все равно никакие слова нам тут помочь не смогут. А если и дела, то какие? Может быть, побег? Ага, как граф Монте-Кристо начнем скрести стену, вот к примеру наш хроноход разберем на запчасти и ими будем дырявить. А еще можно подкоп сообразить, правда, мы на втором этаже, ну да ничего, куда-нибудь да попадем. А еще можно попытаться из окна сигануть, только предварительно решетку перепилить, вероятно, зубами. Что ж, выходов хоть отбавляй, надо только выбрать. Однако, вот так, на пустом месте попасть в такой переплет, обидно. Я вскочил с места и подбежал к двери.

- Откройте немедленно! – забарабанил я в нее что есть мочи.

- Леша, ты что? – обратился ко мне профессор, который, вероятно, уже начал свою медитацию, а я его прервал.

- А что молчать? Не буду, я тут всем устрою!

- Ну, и что же ты устроишь лежачую забастовку или угрожающую голодовку?

- Опять смеетесь?

- Вовсе нет, только поверь мне, тут до этого никому никакого дела, тут тебе ни прессы, ни телевидения, никому это не интересно.

- Это ужасно, - еле выговорил я, еще поколотил некоторое время в дверь, потом успокоился, если можно так сказать, и опять вернулся на свое место.

Неужели и правда смириться? Невозможно поверить в такое. А главное – ведь помощи ждать неоткуда, нас здесь совершенно никто не знает, мы никому не нужны. Ведь все наши друзья и знакомые далеко, так далеко, что даже они не знают, где мы находимся. Я загрустил не на шутку, опять вспомнил Карину, неужели у меня уже не будет надежды с ней увидеться? А родители, а друзья – товарищи, как я без них? Я лег и попытался припомнить все хорошее и не очень, что происходило со мной за последнее время. Я хотел отвлечься, но получилось только хуже, у меня сердце защемило от мысли, что все это уже навсегда в прошлом. У меня на глаза стали наворачиваться слезы, хоть я этого ужасно не люблю и никогда не кисну.

Время шло, но ничего не менялось, никто не стремился нас спасать. Неужели не на что надеяться? Однако, помощь пришла неожиданно быстро и откуда не ждали. Часа через два дверь опять стала медленно отворяться и на пороге возник сам начальник.

- Что ж, господа, - начал он, - прошение тут пришло на ваш счет, от самого сэра главного смотрителя Королевского монетного двора, - повисла напряженная пауза, - пишет, что вы его гости, ждали его, оказывается. Просит отпустить.

Я не верил собственным ушам от счастья и боялся произнести хоть слово, чтобы не спугнуть шанс освобождения.

- Почему же вы молчали, что он вас знает? – последовал вопрос, на который, пожалуй, и не требовалось давать ответ. – Ладно, выходите, вас там мальчишка ждет, проводит, куда надо, - и он отошел от двери, выпуская нас на волю.

Мы не заставили себя долго ждать, выскочили из камеры и помчались вниз, даже не спрашивая дорогу. Там стоял, переминаясь с ноги на ногу, видно, от угнетающего действия этого места, пацан лет тринадцати – четырнадцати, который, увидев нас, так обрадовался, как будто встретил лучших друзей. Однако, он дождался начальника и только потом подошел к нам и предложил следовать за ним. Я еще до последнего не верил, что нас выпустят отсюда, думал остановят в последнюю секунду, но обошлось, мы оказались на свободе.

- Идемте, я отведу вас к главному смотрителю, - бодро зашагал мальчишка, как только мы вышли на улицу, за пределы этого страшного участка Тауэра, - ух, и пришлось мне сегодня побегать из-за вас, - начал он тараторить, видно, поболтать любил, этим надо воспользоваться.

- Расскажи нам обо всем, - попросил я, - кстати, как тебя зовут?

- Стив, Стивен, - уточнил он, - так что вам рассказать?

- Все, как ты первый раз сообщил о нас сэру Ньютону, как потом он захотел нас спасти, нам все интересно.

За аркой ворот, в которой находилась комнатка сторожа, мы повернули налево, потом пошли прямо. Тут был целый городок внутри крепости со своими улицами и переулками. Пройдя метров двести, мы вошли в какое-то здание, Стивен провел нас в небольшое помещение с крошечными зарешеченными окошками.

- Хорошо, - согласился он, вероятно, и сам не против выложить нам эту информацию, - Максимилиан (я так понимаю, это сторож) не мог сам пойти узнавать о вас, а я прихожу к нему два раза в день, спросить, нет ли проблем и не нужно ли чего. Знаете, ведь если бы он не захотел вам помочь, я бы ничего и не узнал. А он вообще хороший человек, всем помогает, вот мне пять пенни дал (ну, это ясно, из своего гонорара вычел, хоть не зажмотил). Ну, побежал я узнавать у главного смотрителя, не примет ли он двоих иностранцев, оказалось, с радостью. Я прибежал обратно, а тут вас уже уводят, я как услышал, что вы про тюрьму кричите, сразу помчался к нему опять и все рассказал. А самая близкая тюрьма тут, у нас под боком, куда же вас еще, если не сюда. Он, представляете, такой добрый человек, попросил меня сбегать и узнать, не поступали ли только что два иностранных господина в это место. У меня тут знакомых много, я враз узнал, что так оно и есть, о чем опять ему и сказал. Тогда сэр Ньютон письмо написал, в котором попросил вас отпустить к нему, положил туда монету и мне дал одну. Вот и все, я письмо отнес, а начальник прочитал, взял деньги и вас выпустил.

Да, великую все-таки силу имеют эти металлические кругляшки во все времена. Тем временем мы вошли в Тауэр с парадной стороны. За аркой ворот, в которой находилась комнатка сторожа, мы повернули налево, потом пошли прямо. Тут был целый городок внутри крепости со своими улицами и переулками. Пройдя метров двести, мы зашли в какое-то здание, Стивен провел нас в небольшое помещение с крошечными зарешеченными окошками.

- Что ж, Стив, ты здорово поработал, спасибо тебе, - я вынут шиллинг и протянул ему, - а это тебе от нас.

- Благодарю, - не отказался он и спрятал монету, - ну, вот мы и пришли. Сэр главный смотритель велел подождать его здесь.

- А скоро он придет?

- Не знаю, у него всегда дел много.

- А ты кем здесь работаешь?

- Я так, бегаю, помогаю, кому надо, разношу всякую мелочь, серьезных дел мне не поручают, говорят, мал еще.

- Понятно, ну, это тоже важное занятие – людям помогать.

- Ага, набегаюсь за день туда – сюда, вечером с ног валюсь, - подтвердил Стивен. Он не уходил, сидел вместе с нами, наверное, ему было велено не оставлять нас

одних, хотя, что такой мальчуган сможет сделать с двумя взрослыми мужчинами? Однако, выглядел он уже совсем по-взрослому: очень серьезный, одет чистенько и не совсем, я так понимаю, дешево, длинные волосы были гладко зачесаны назад, и вообще – впечатление он производил самое приятное. Так прошло минут двадцать. За все это время профессор не произнес ни слова, вероятно, значимость предстоящего события очень его поглощала, шутка ли, сейчас он встретится с гениальным ученым своей эпохи, а, может быть, и всех последующих тоже.

Вдруг дверь отворилась, и на пороге возник мужчина: невысокого роста, полноватый, на вид лет пятидесяти, с седыми волосами, собранными сзади в хвост, одетого совсем, как я – в простой камзол, чулки и туфли, в общем, самой обыкновенной наружности.

- Господа, - запросто обратился он, - это вы меня ждете?

Мы с профессором дружно закивали головами, не в силах произнести ни слова. Надо же, этот человек только что нас из тюрьмы вызволил, я должен был ему в ноги упасть, а у меня они будто отнялись.

- Простите, что заставил вас ждать, - он еще и извиняется, - у вас ко мне какое-то дело, не так ли?

- Да, - только и сказал я, так как Геннадий Петрович все еще молчал.

- Стив, ты можешь идти, - обратился он к мальчишке, дождался, когда тот вышел, и продолжил, - я вас слушаю. Ой, извините, как-то нехорошо получается, вы меня знаете, хотя я не понимаю, откуда, а я вас совсем нет, даже имен ваших.

- Конечно, конечно, - засуетился я, - вот это Геннадий Петрович, а я – Алексей, нам очень приятно познакомиться с вами, так сказать лично, ведь вы – сэр Исаак Ньютон?

- Ну, вообще-то, да, - подтвердил он, - но можете обращаться ко мне без этого титула. Так что же у вас за дело ко мне?

- Ну, во-первых, мы вам так благодарны за наше освобождение, вы не представляете.

- Не будем об этом, - отмахнулся он, как от чего-то несущественного, - вы ведь меня ждали, а вас приняли за каких-то мошенников, это неправильно, я всего лишь исправил ошибку.

- И все-таки, если бы не вы…

- То вас бы и не посадили туда, ведь верно? – перебил он меня.

Я растерялся, а он жестом попросил меня приступить к интересующей его теме.

- М…м…м, сэр Исаак, можно, я все-таки буду так к вам обращаться, - попросил я, а то что же, говорить великому ученому просто «Исаак»? – Можно у вас спросить, почему вы согласились встретиться с нами? Мы едва ли надеялись на это.

- Что ж, господа, наверное, я так понимаю, нам с вами предстоит долгий разговор? Не могли бы вы поехать ко мне домой и подождать меня там? Всегда приятнее разговаривать дома.

- Мы бы поехали, да, не знаем, где вы живете, - произнес я.

- Сейчас исправим, - успокоил Ньютон, подошел к столу, что стоял у стены, и вытащил чернильницу, листок бумаги и перо, набросал пару строк и вернулся ко мне, - вот адрес, покажите его кэбмену, он вас доставит, куда надо, скажете мисс Прикман, что я велел вас впустить, располагайтесь и ждите меня.

- Хорошо, сэр Ньютон, спасибо вам большое.

- Не стоит благодарностей, я еще ничего для вас не сделал, просто езжайте туда. А ваш друг, что немой? – поинтересовался он.

- Нет, - сказал я, - просто он очень уважает вас и не может от смущения ничего сказать.

- Не стоит, - возразил Ньютон, - смущение ни к чему хорошему не приводит.

- Ну, мы пошли, - взял я профессора под руку и немного подтолкнул к двери, потому что он был совсем не в себе, - мы вас будем ждать.

- Обязательно дождитесь, - подтвердил великий ученый, - дорогу назад найдете?

- Найдем.

- В таком случае, не прощаюсь с вами, но я пошел, - и Ньютон вышел.

- Идемте, Геннадий Петрович, - все еще тянул я его, - не стойте на месте, мы скоро будем у него дома.

- Я до сих пор не могу поверить, - наконец, выговорил мой друг.

- Понимаю, но нам надо идти.

- Да, да, идем.

И мы направились обратно к воротам крепости.

- Ну что, решили свой вопрос? – поинтересовался Максимилиан, увидев нас.

- Да, думаю, что да, - ответил я, - еще раз спасибо вам.

- Рад был помочь, - ответил он, отворяя нам двери. Да, не перевелись еще на свете добрые люди, думал я, глядя на него.

Профессор до сих пор пребывал в состоянии своей прострации, поэтому я, как обычно, стал действовать сам, а именно, остановил кэб и показал кучеру бумажку с адресом, но, увы, тот оказался неграмотным. Тогда я дал листок Геннадию Петровичу.

- Читайте ему сами, а то я еще что-нибудь не то прочитаю, вы ведь все-таки знакомы с их литературой.

Пришлось профессору выходить из оцепенения и возвращаться к нормальной жизни. Он очень медленно и внятно прочел надпись на листе кэбмену, тот кивнул в ответ, и мы сели внутрь повозки.

- Можно я себе оставлю эту бумагу? – спросил меня друг.

- Да, ради Бога, нужна мне ваша ценность, забирайте. Мы и так скоро будем у него дома.

- Да, но ведь это написал сам Ньютон, понимаешь?

- Еще бы, чтобы заработать этот адрес, мы тут за пару дней перевернули весь Лондон, у меня до сих пор руки болят.

- Представляешь, он не отказался разговаривать с нами.

- Знаете, если бы он отказался, я бы, наверное, повесился прямо у него перед глазами, - в сердцах произнес я.

- Он пригласил нас к себе домой, - мечтательно говорил, не слушая меня, Геннадий Петрович.

- Да, будет вам. Лучше подумайте, как теперь выпросить у него все составляющие для нашего аппарата.

- Я не знаю, - опустил голову профессор, - я не могу вот так сразу что-то просить.

- Да уж, опять, чувствую, придется мне набираться наглости.

- Только, пожалуйста, Леша, не наседай очень быстро, надо как-то поделикатнее.

- Ага, еще полгода подождать, потом начать разговор, - возмутился я.

- И все-таки, попытайся, - попросил он.

- А вы, я вижу, даже пытаться не будете? Будете научные беседы с ним вести?

- Нет, конечно, не думай, я тоже попытаюсь.

- Я на это очень надеюсь, - сказал я, видя нерешительность своего друга.

За разговорами мы и не заметили, что приехали на место. Мы вышли из кэба прямо перед нужным домом, и я, недолго думая, подошел к двери и постучал. Через пару секунд дверь открыла женщина лет сорока, вероятно, та самая мисс Прикман и вопросительно посмотрела на нас.

- Вы к кому? – прозвучал ее вопрос.

- Мы к сэру Ньютону, - ответил я.

- Его нет дома, - сказала она и собралась закрыть дверь прямо у нас перед носом.

- Мы знаем, мисс Прикман, - она остановилась и заинтересовалась, - мы виделись с ним, это он попросил нас подождать его дома. Он сказал, что вы нас впустите.

- Он так сказал, что ж, это на него похоже, - запричитала она. – Впускать в дом всяких незнакомцев, да еще и иностранцев, так ведь?

- Да, мисс, мы – русские.

- Вот, кого у него только не было, только русских и не хватало. Проходите, уж, - и она отошла, придерживая дверь и пропуская нас внутрь дома.

Убранство внутри было таким же скромным, как и снаружи, как, впрочем, и сам хозяин, насколько я мог уже это понять. Несколько мягких, обитых темным бархатом, стульев, такой же диванчик, маленький сервант, в стене камин - вот и вся гостиная.

- Садитесь тут и ждите, уж я не знаю, когда он вернется, - сказала мисс Прикман не очень-то любезно, но потом все-таки добавила, - может, хотите чаю?

- Если можно, - скромно попросил я, чувствуя, что профессор сейчас из вежливости откажется.

- Сейчас принесу, - и она удалилась, оставив нас одних.

- Ну, как вам квартира гения? – спросил я Геннадия Петровича, подумав, что у него самого не так давно был совсем похожий дом.

- Вполне приличная, - оправдал мои ожидания ученый, - что еще нужно человеку для науки – только место, где он бы мог ею заниматься.

- Да, - согласился я, - ничего лишнего.

- Наверное, человек просто не привык шиковать, - защищал его образ жизни профессор.

- Понимаю, не иначе, как это камешек в мой огород.

- Нет, ничего личного, - сделал вид, что он тут ни при чем, Геннадий Петрович.

- Так что, человек науки уже и жить по-человечески не может? – возмутился я.

- Наверное, по-человечески, может, - произнес мой друг.

- Ага, а я, значит, уже не по-человечески? – медленно повышал я голос, чувствуя, что мы опять начинаем ссориться.

В этот момент в комнату с подносом в руках вошла мисс Прикман и посмотрела на нас с укором, мол, мало того, что в чужом доме, так еще и кричат, однако, вслух сказала:

- Ваш чай, господа.

- Спасибо, - успокоился я тут же и сам взял чашку с подноса, отдавая ее профессору в виде примирения, он посмотрел на меня снисходительно и взял.

- Ну, с вашего позволения я пойду, - произнесла женщина, - а вы ждите, если что будет нужно – вот колокольчик, - и она показала, где он лежит, а потом вышла.

- Не очень-то любезная эта мисс Прикман, - прокомментировал я ее поведение.

- А чего ты ждал, что она сядет тут и будет развлекать тебя до прихода хозяина?

- Да, как они тут вообще жили, - не понимал я, озираясь по сторонам, - ни тебе радио, ни телевизора, ни телефона, в конце концов. Чем тут можно было развлекаться?

- Люди общались больше, ходили в театры, в салоны, - ответил Геннадий Петрович, - не бойся, не пропадали без техники.

- Все равно, скучно им было, - не понимал я, - слонялись, небось, из угла в угол по вечерам, если некуда было пойти.

- Книги читали, - не соглашался профессор.

- Больно много их тогда было, да, и не все могли их себе позволить. Нет, я бы тут не выжил, - подытожил я.

- Просто ты не привык оставаться один, не умеешь сам себе находить занятие.

- Да, я люблю общество, что в этом плохого?

- Ничего, - грустно вздохнул мой друг, - только, поверь мне, если бы ты захотел находиться некоторое время один на один с собой, то стал бы гораздо умнее.

- Это еще почему? – возмутился я. – И вообще, вы мне намекаете, что я глупый?

- Ну, вот, ты все понял очень буквально, я так и думал. Все, не обижайся и не будем больше об этом, ты далеко не глуп, но не хочешь достичь чего-то большего.

- Ну и что? Не всем же быть гениями? Да, я не хочу ночи напролет торчать за книгами, я хочу получать от жизни максимум, а уж если удалось заработать деньги, то потом надо потратить их на полную катушку.

- Вот – вот, примерно это я и ожидал от тебя услышать, - и он замолчал.

- Вот только не надо, не надо делать из меня глупого потребителя.

- Я и не делаю, только наука ради науки в наше время уже почти не существует, все подчинено получению прибыли.

- Но ведь наука все-таки идет вперед!

- Она идет только лишь в том направлении, где можно больше заработать. А вот в этом доме живет человек, который занимался чистой наукой, потому и смог достичь таких высот.

- Геннадий Петрович, что-то я не замечал у вас раньше такого настроения, - попытался я закончить эту тему, я, честно говоря, совсем не хотел больше ее обсуждать.

- Я и сам не замечал, Леша, просто грустно стало от того, что такие времена безвозвратно ушли.

- Но ведь пришли новые, - постарался я вселить оптимизм, - ведь все в мире меняется, в том числе «времена и нравы», как говаривал товарищ Шекспир.

- Ты, наверное, прав.

- Вот вы меня ругаете, а если бы сами общались с людьми почаще, то проще бы смотрели на такие вещи.

Тут мы услышали, как к дому подъехал какой-то экипаж, из него вышел человек и вошел внутрь. Через несколько мгновений в комнату вошел сэр Исаак Ньютон, чем положил конец нашей с профессором беседе.

- Рад вас видеть господа, - поприветствовал он нас, - хорошо, что вы успешно добрались. – Он взял со стола колокольчик и позвонил в него, - сейчас я распоряжусь насчет ужина, и мы с вами обо всем поговорим.

Пришла мисс Прикман, получила все инструкции и удалилась.

- Ну что ж, - начал ученый, присев на диван, - теперь давайте познакомимся по-настоящему. Если не ошибаюсь, Алексей? – обратился он ко мне. – А это Ген… , - он запнулся.

- Геннадий Петрович, - напомнил я.

- Точно, простите, имя уж больно тяжелое. Значит, вы из России?

- Именно, - опять подтвердил я.

- С чем же вы пожаловали, господа? – поинтересовался он.

Я посмотрел на профессора, он молчал, я даже попытался жестом намекнуть ему, что пора бы уж и сказать что-нибудь, но ничего не добившись, продолжил сам.

- Знаете, сэр Ньютон, у нас в стране очень хорошо известны ваши работы, и мы, как люди, занимающиеся наукой, приехали повидаться с вами, чтобы выразить вам свое глубокое уважение и почтение.

- Неужели? – удивился он. – Только из-за этого и приехали?

- Почти, - не спешил я открывать наши карты, - но это было главной причиной. Мы просто льстили себя надеждой, что сможем повидаться и поговорить с вами, каково же было наше изумление, когда вы согласились на встречу. Сэр Ньютон, не расскажете ли вы нам, почему вы, совсем не зная нас, пошли нам навстречу?

- О, я очень удивился, когда мне сказали, что меня хотят видеть два господина из России. Еще две недели назад я бы не знал, что и ответить вам, но сейчас все изменилось.

- Господа, прошу ужинать, - провозгласила вошедшая в этот момент мисс Прикман.

- Идемте, - поднялся сэр Исаак, - пройдем в столовую и там продолжим нашу беседу.

Мы прошли в соседнюю комнату, посреди которой стоял большой стол, накрытый на трех человек. На ужин была какая-то жареная рыба, холодное мясо, картофель, огурцы, салат, в общем, такой еды я уже сто лет не видел, съесть хотелось все и сразу. Мы расселись, и трапеза началась. Хозяин первым положил себе в тарелку кусочек рыбы, после чего я никидал в свою сразу весь набор.

- Так вот, господа, - продолжил сэр Ньютон, как будто только что остановился, - не могу похвастаться, что я знаю вашу страну, никогда там не был, но неделю назад я лично встречался с вашим царем, который выразил желание пообщаться со мной.

Мы с Геннадием Петровичем так и уставились на ученого, вот так раз, он, оказывается, еще и с Петром Первым виделся.

- Да, сначала приехал к нам в Тауэр, всем так живо интересовался, везде ходил, а потом и домой ко мне решил заглянуть, сидел вот на этом самом стуле, - он показал на место Геннадия Петровича, - слушал мои рассказы, расспрашивал о многом, интересный человек оказался.

- Правда, - выразил я свое удивление, - мы ведь сами его никогда не видели.

- Понимаю, у вас очень умный царь. Все в нем хорошо, только почему-то мало говорит о своей стране. Изучает наш опыт, рассказывает, что бывал в других странах, но не говорит, что его люди чего-то достигли. По-моему, он просто не верит в свой народ. Вот я и решил посмотреть, господа, что за люди такие там живут, неужели совсем ничего не могут. Извините, вот такое праздное любопытство.

Надо же, а мы голову ломали над разгадкой, все так банально.

- Да, - наконец, подал голос профессор, - Петр Первый любил импортировать в Россию все иностранное.

- Что, что? – не понял Ньютон.

- Это я так, к слову, - опомнился Геннадий Петрович, - и в России немало умных людей, только они никому не нужны.

- Почему же? – удивился ученый.

- Понимаете, столица далеко, царь-то, Петр, человек умный, но слуги его не так далеки. Он им говорит: надо сделать так-то, вот, как у тех, а они и рады стараться – едут именно в ту страну и тащат оттуда все подряд, нет, чтобы своим поручить сделать что-то похожее. Опять же народ туда учиться посылают.

- Но ведь вы сами говорите, что вы наукой занимаетесь, как же так?

- Это мы для себя, сэр Ньютон, - попытался объяснить профессор, - наши знания там никому не нужны.

- Для себя? Но напишите что-нибудь, пусть другие узнают.

- Да, в России почти все население неграмотное, прочтут единицы, - оправдывался Геннадий Петрович, запутываясь все больше.

- Неужели все так плохо? – с грустью произнес ученый.

- Не волнуйтесь, находятся люди, занимаются, чем могут. Когда-нибудь еще все узнают, что за страна такая – Россия! – патриотично заявил он.

- Очень рад слышать, господа. Я буду рад поделиться с вами своими соображениями. Кстати, вы надолго к нам?

- Пару дней, может, чуть больше, - растерялся профессор, не зная, как еще и подступиться к интересующей нас теме, и сколько потребуется времени для ее решения.

- В таком случае, буду ждать вас у себя.

- Спасибо большое, непременно воспользуемся приглашением, - сказал я, радуясь такой возможности.

Я продолжал баловать свой желудок, когда внезапно раздался стук в дверь, мимо нас пробежал какой-то пацан, видно, открывать, через пару секунд он пробежал в обратном направлении, ненадолго остановившись, чтобы объявить:

- Пришла мадам Элизабет, - и удрал.

- Сын мисс Прикман, - прокомментировал его появление сэр Ньютон, - а сейчас вы увидите…, - но он не успел договорить.

- А сейчас вы увидите или уже увидели его родную племянницу, - выпалила вошедшая девушка, подошла к дяде и наклонилась, чтобы чмокнуть его в щечку.

Она была великолепна: огромные глаза, шикарные рыжие волосы, уложенные в замысловатую прическу, платье из какой-то золотистой ткани идеально сидело на ее хорошенькой фигуре, и вся она была преисполнена энергии, но при этом двигалась, как кошка. Поначалу мне показалось, что она очень молода, но позже я понял, что это впечатление обманчиво, ей было, наверное, за тридцать, хотя выглядела она сногсшибательно.

- Знакомься, Элизабет, это господа из России: Геннадий Петрович и Алексей, - представил нас сэр Исаак, указывая на каждого, - а это – моя любимица, навещает иногда своего престарелого родственника, - и он глянул на племянницу, как на маленькую шаловливую девчонку.

- Ну, дядюшка, не смей называть себя старым, я этого не люблю, ты же знаешь, - капризно проговорила Элизабет и села на свободный стул.

- Хорошо, больше не буду, - быстро согласился ученый, - поужинаешь с нами?

- Нет, я только что отужинала. Так что ты там говорил насчет своих гостей? – и она бросила на нас с профессором такой взгляд, что по мне аж мурашки побежали, такой она была в этот момент прекрасной.

- Представь, Лиз, ко мне сегодня приехали из России, узнав о моих работах.

- Я всегда говорила, что у меня гениальный дядюшка, несмотря на то, что когда-то ему на голову упало огромное яблоко, а, может быть, и благодаря этому, - серьезно сказала она, но потом хитро посмотрела на нас и громко рассмеялась. Мы же, как завороженные просто смотрели ей в рот, - что же они молчат, позволь узнать, или они не говорят вовсе? – и Элизабет теперь уже вопросительно глянула на нас.

Я чувствовал, что от этого прямого взгляда начинаю краснеть, и, чтобы как-то выйти из такого дурацкого положения, попытался заговорить:

- Почему же, я…, мы…, то есть…, - и тут понял, что что бы я сейчас ни сказал, все будет выглядеть довольно глупо.

- Ну, ну, перестаньте, а то я подумаю, что это я всему виной, вы ведь тут, наверное, мирно беседовали до моего появления? – проговорила она и попыталась сделать вид, что сейчас сядет за стол и будет внимательно слушать и никого не отвлекать.

Она аккуратно поправила свое платье, села ровно и положила руки на стол. И тут я заметил одну деталь: если бы ей постричь волосы, одеть в платье XXI века и напялить на нос очки, то она бы очень сильно походила на секретаршу Геннадия Петровича – Ольгу, которая вот точно так же любила ровно сидеть за столом и слушать указания своего шефа. Только наша Ольга была очень стеснительной и почти никогда не осмеливалась заглянуть кому-то в глаза, а уж тем более кокетничать. Элизабет же, по-моему, прекрасно знала о силе своего очарования и умело пользовалась этим.

- Да, - заговорил сэр Ньютон, - мы успели кое о чем поговорить до твоего прихода, но теперь, я думаю, научная тема для нас закрыта?

- Естественно, дядюшка, я терпеть не могу, когда ты начинаешь обсуждать какое-нибудь там давление или силу, это так скучно. Лучше расскажи мне, как у тебя дела на работе, скоро ли ты решишь проблемы с нашими деньгами? Об этом везде только и говорят.

- Лиз, если бы все было так просто, как ты того хочешь, я думаю, они бы прекрасно обошлись и без меня. Не будем спешить, дорогая, лучше расскажи какие-нибудь городские сплетни, ты ведь в курсе всех событий, - предложил ученый, видно, зная интересы своей племянницы.

- Тебе это действительно интересно, дядюшка, ведь ты никогда не обсуждаешь такие дела?

- Мне интересно все, о чем говорит моя Лиз, - сделал ей комплимент сэр Исаак.

- Но, возможно, твои гости не захотят это слушать? – опять кокетливо глянула в нашу сторону эта чудесная женщина.

- Нет, нет, мы захотим, - только и смог из себя выдавить я, готовый слушать всякую чушь, которую будет молоть ее ротик. Нет, определенно, в Элизабет было что-то колдовское.

- Представляешь, дядюшка, - начала она рассказ, обращаясь к нему, хотя прекрасно понимала, что мы не сводим с нее глаз, - эта ужасная мадам Тюссо опять выходит замуж, уже в третий раз, хотя все в этом городе только и говорят, что о ее уродстве. Вот ведь лгуны, не правда ли?

- Ну, почему же, - попытался возразить ей ученый, - может быть, она прекрасна в чем-то другом?

- В чем? – с полным недоумением посмотрела на него племянница. – Ты считаешь, она умна? Может быть, талантлива? Чушь! Она полная дура и ни капли не смыслит ни в чем, кроме нарядов. Просто она умеет заполучать себе новых мужей, и этого у нее не отнять. Причем все они, заметь, имеют приличное состояние, - грустно сообщила красавица.

- Ну вот, а ты говоришь, что она ни на что не годится, оказывается, у нее все-таки есть какой-то талант.

- Да, хотела бы я знать, как ей это удается. Вот ты, дядюшка, ты у нас гений, не объяснишь ли, как такая ведьма, как мадам Тюссо, может так быстро снова выходить замуж?

- Не знаю, Лиз. Мало того, боюсь, что этого не знает никто, кроме нее самой!

Вероятно, Элизабет очень занимал этот вопрос, она не могла понять, как некрасивая женщина может быть замужем больше раз, чем она сама, такая красивая и очаровательная.

- Не понимаю также, почему тебя так это волнует, - продолжал сэр Ньютон, - ведь у тебя прекрасный муж, причем не бедный, неужели ты завидуешь какой-то мадам Тюссо?

- Меня раздражает сам факт. Ведь получается все лицемерят, говоря, что она так ужасна.

- Но, Лиз, у нее может быть масса других достоинств, кроме красоты, неужели ты не можешь в это поверить?

- В таком случае, я не могу понять мужчин, - капризно поджала она губки, - неужели они могут закрыть глаза на ее внешность?

- Дорогая, не всем же быть такими красавицами, как ты, - попытался ее утешить родной дядя.

- Не надо, не успокаивай меня, я теперь не знаю, кому верить.

- Я тебя не успокаиваю, я совершенно честно констатирую факт. Ты же знаешь, я человек науки и не люблю искажать очевидное.

- Я тебе не верю, - вот оно настоящее кокетство, теперь Элизабет напрашивалась на комплименты, и она, естественно, их тут же получила.

- Не веришь мне – спроси у моих гостей.

- Совершенная правда, - сразу подтвердил я, не дожидаясь, пока она обратится ко мне с этим вопросом.

Но Геннадий Петрович не спешил что-либо говорить, хоть на него и были устремлены три пары глаз. Я даже попытался дотянуться до его ног под столом, чтобы намекнуть высказаться, только после этого он все-таки взглянул на девушку и произнес:

- Пожалуй, вы довольно симпатичны, - и пожал плечами.

- Ну хорошо, будем считать, что мадам Тюссо – это из ряда вон выходящее исключение, - ожила Элизабет и как ни в чем ни бывало тут же переменила тему. – Теперь, дядюшка, я хочу послушать, что нам расскажут наши друзья о своей стране, – и она подперла кулачком голову и вопросительно посмотрела на Геннадия Петровича.

Профессор и так чувствовал себя не в своей тарелке, а тут еще красивая женщина требовала к себе внимания, он растерялся совсем. Я попытался прийти ему на выручку:

- Что же вам рассказать? – спросил у нее.

- Ну, все: какая у вас погода, какая природа, какие женщины, что они носят, какие прически делают, мне все интересно. А что, ваш друг не сможет описать нам это?

- Он просто онемел от вашего совершенства, - попытался я защитить профессора.

- Нет, он не хочет со мной разговаривать, - опять надулась Элизабет, какая она, однако, капризная.

- Геннадий Петрович вообще-то не интересуется такими вопросами, он ученый.

- Ученый! Дядюшка, он совсем, как ты, он не смотрит на женщин. Фи, и зачем вам нужна эта наука, если вся жизнь проходит мимо?

- Представьте, я тысячу раз говорил ему то же самое, - поддержал я девушку.

- Правда? – на этот раз она обратилась именно ко мне. – Вот и я убеждала дядюшку, чтобы он женился, завел семью, а он ни в какую, все время читает какие-то книги, проводит какие-то опыты, на женщин даже не смотрит.

- Лиз, - серьезно посмотрел на нее сэр Ньютон, - я же просил тебя не говорить об этом больше.

- А кто же еще тебе об этом скажет, как не я? Твои друзья? Да, им наплевать, что ты один! А вот если бы у тебя было жена, то ты бы не заболел так страшно. Подумаешь – книги сгорели. Просто они и были для тебя семьей, вот ты и думал, что потерял самое ценное в жизни, - не унималась девушка.

- Элизабет, я прошу тебя! – повысил голос ученый и посмотрел на племянницу еще строже.

- Ладно, я замолчу, а ты подумай. Неужели тебе приятно жить рядом с этой мисс Прикман, она же злючка и веселиться совсем не умеет. А ее сын - это вообще одно сплошное недоразумение.

- Лиз, пожалуйста, - смягчился дядя, поняв, что просто так племянницу не успокоить, - я не хочу, чтобы кто-либо, даже ты, навязывал мне непривычный образ жизни. У меня все хорошо, меня все устраивает, я люблю науку, как бы тебе было это и непонятно, и перестанем это обсуждать, ладно?

- Что ж, наверное, все ученые такие, - пожала плечиками Элизабет, - вы тоже? – и она посмотрела на меня.

- Нет, что вы, у меня есть семья, жена сейчас дома, очень меня ждет, - и я опять вспомнил Карину, и у меня испортилось настроение.

Вероятно, девушка заметила мое состояние, потому что спросила:

- Вы скучаете по ней, да? – и тут же добавила. – А она красивая?

- Да, она красивая, - согласился я, - и я очень скучаю.

- Ну, ничего, - оптимистически продолжила она, - скоро вы ее увидите.

Если бы ты только знала, подумал я, что я могу ее вообще больше никогда не увидеть, ты бы так не говорила. На меня опять накатила жуткая тоска. Вот ведь, мы сидим в гостях у самого Ньютона, но это еще совсем не гарантирует нам возврат домой, мы даже не знаем, как заговорить на интересующую нас тему. Нет, определенно при этой Элизабет говорить ничего нельзя, надо искать другое время, а какое? Вот мы, небось, скоро должны будем уйти, а когда вернемся сюда опять – кто знает? В общем, плохо мне стало, я даже напрочь потерял интерес к прекрасной племяннице.

- Ну, это никуда не годится, - не желала она мириться с создавшейся ситуацией, - дядюшка, у тебя ужасно скучные гости: один вообще не желает разговаривать, а другой на глазах превращается в иппохондрика. И что, мне даже никто так и не расскажет о чужой стране? Я там никогда не была и никогда не узнаю, что там творится? – Лиз была похожа на обиженного ребенка.

- Дорогая, - попытался успокоить ее сэр Ньютон, - оставь в покое наших гостей, они еще даже не успели отдохнуть с дороги, а ты набросилась на них с расспросами.

- Знаешь, милый дядюшка, ты сам скучный зануда, и гости у тебя такие же. Я пришла навестить тебя, чтобы ты не чувствовал себя одиноким, знал, что у тебя есть какая-то семья, а ты не желаешь сделать для меня маленькое исключение, и на полчаса забыть о своих научных изысканиях. Вот сейчас уйду и больше не приду к тебе, - и она встала со стула, делая вид, что точно уйдет. – Всего хорошего, господа ученые, - и вышла из-за стола.

Сэр Ньютон вскочил со своего места, я, глядя на него – тоже, а профессор, не ожидая от нас такой прыти, очень быстро поднялся со стула и тут же скорчился от боли, схватившись за спину.

- Ой, - только и вырвалось у него.

- Что с вами, Геннадий Петрович, - подбежал я к нему, - радикулит?

- Он самый, слишком резко встал – и на тебе, - говорил он, не в силах полностью разогнуться.

- Вы больны? – спросила, подойдя, Элизабет, забыв о своей угрозе удалиться.

- Нет, нет, сейчас все пройдет, - успокаивал ее профессор, а сам пытался встать ровно, но стонал и не мог этого сделать.

- Дядюшка, твоему гостю плохо, а ты стоишь на месте. Зови мисс Прикман, пусть что-нибудь придумает, - приказывала девушка, снова почувствовав свою значимость

- Конечно, конечно, вам непременно нужно лечь в постель. Сейчас я прикажу подготовить вам спальню, вы остаетесь у меня дома, - Геннадий Петрович попытался отказаться, - только не спорьте, я все равно не сплю в этой комнате, она фактически пустует, а вам нужен покой, - он взял в руку колокольчик и позвонил.

Вошла мисс Прикман.

- Пожалуйста, приготовьте постель нашим гостям в маленькой комнате, они останутся у нас на пару дней.

Экономка очень недовольно оглядела всех нас, но не стала спорить, а молча удалилась. Я подумал, что она еще найдет способ высказать нам свое отношение к происходящему, но нам такой поворот событий был очень на руку: мы имели возможность найти время поговорить с сэром Ньютоном наедине и в подходящей обстановке.

- Вы можете идти? – спросил ученый у моего друга.

- Да, - подтвердил тот, - пожалуй, могу.

- Тогда давайте пройдем в спальню, а я прикажу послать за врачом этого сорванца Мика. Не волнуйтесь, у меня есть хороший доктор, он вам быстро поможет.

- Да, что вы, не надо, я уверен, завтра все будет в порядке, - запротестовал профессор.

- Даже не думайте спорить, - вставила свое слово Элизабет, - я сама прослежу, чтобы с вами все было хорошо, а завтра обязательно приду вас навестить, - великодушно пообещала она.

Мы дружно проводили Геннадия Петровича в спальню и положили его в постель. Сэр Исаак посла за доктором, а его племянница сидела возле больного и уговаривала его не двигаться, потом сама сбегала на кухню за чаем и пыталась напоить профессора из ложечки, на что он категорически не соглашался. Я наблюдал за всем с улыбкой: мой друг совершенно не умел общаться с женщинами, ему такой урок пойдет на пользу, тем более не уродина какая-нибудь за ним ухаживает, а настоящая красавица, да еще и племянница величайшего ученого всех времен. Я даже немного позавидовал Геннадию Петровичу, я бы тоже не отказался немного поболеть под присмотром такой сиделки.

Вскоре и доктор пришел. Он долго осматривал профессора, но, видно, радикулит в ту пору был еще не совсем изучен, кто его знает, в общем, он просто посоветовал полежать пару дней, попить какую-то дрянь и не напрягаться. Он ушел, потом ушла и Элизабет, обещая навещать больного «очень часто». Наконец, мы с Геннадием Петровичем остались наедине с сэром Ньютоном. Однако, было уже поздно, мы все замучились и устали, так что разговора сегодня получиться уже не могло, ученый пожелал нам спокойной ночи и ушел спать сам.

- Ну что, профессор, - обратился я к другу, как только мы оказались одни, - ваша болезнь пришлась, извините, как нельзя кстати. А, может, вы нарочно все придумали?

- Леша, я, знаешь, не такой хороший артист, чтобы так сыграть, нет, спину у меня, действительно, здорово прихватило, надеюсь, что не надолго, а то туго придется.

- Ничего, у вас вон какой доктор хороший нашелся.

- Это ты про врача что ли?

- Нет, это я про Элизабет, она взялась за ваше лечение не хуже заправского лекаря.

- Ой, не говори лучше, я уже и не знаю, как ей сказать, чтобы оставила меня в покое и не волновалась на мой счет, я и без нее прекрасно справлюсь.

- Здравствуйте, пожалуйста, - не поверил я своим ушам, - я о таком счастье и мечтать не мог, а он, видите ли, хочет избавиться от такой красавицы. И не вздумайте даже. Ведь насколько будет приятнее, если к нам каждый день будет приходить такая прекрасная посетительница, - размечтался я.

- Вот пусть к тебе и приходит, а ко мне не надо, - гнул свое профессор.

- Ага, чем это я ее прельщу, интересно? И вообще, она вас собирается навещать, а я так – рядом постою.

- Напрягает она меня, если честно, - откровенно признался мой друг.

- С чего бы это? Вроде ничего ей от вас не надо, просто из гуманистических побуждений человек действует. Хотя кто его знает, - задумался я, - вы видели, как она на вас смотрела? Не иначе, решила проверить на вас свои чары.

- Ну вот, этого мне еще и не хватало.

- А что, значит, вы еще достаточно привлекательны для женщин, - подытожил я.

- Ну, и что мне это дает?

- Как что! Можете приударить за ней, - от чистого сердца посоветовал я Геннадию Петровичу, - у вас все карты на руках.

- Леша! – как-то нехорошо посмотрел на меня профессор. – Не ожидал от тебя такого, - и замолчал вовсе.

- Что, Леша! Вы что, не человек? Не мужчина? Вас женщины вообще не интересуют? После вашей Риты, которая, заметьте, сама вас бросила, а вы терзаетесь до сих пор, вам больше никто не нужен? Вот и глупо! Ведь у вас еще вполне может быть счастливая семья и даже дети. Почему вы отказываетесь в это поверить? Леша, Леша, я вам добра желаю.

- Приударить за хорошенькой и, кстати, женатой женщиной, не опасаясь последствий, так как это далекий XVII век, ты называешь хорошей идеей? Значит, ты, боюсь подумать, был бы способен на такое?

- Ну, я загнул, конечно, - задумался я по поводу всего вышесказанного, - насчет Элизабет загнул, - поправился тут же, - а насчет женщин вообще – нет. Кстати, вы заметили, как она похожа на вашу Ольгу?

- На какую «мою Ольгу»? – не понял профессор.

- На секретаршу вашу, - уточнил я, - ну, просто вылитая, если присмотреться.

- Может быть, не присматривался.

- А вы ни разу не замечали, что Ольга вот точно так же смотрит на вас, как сегодня Элизабет?

- Не замечал, к чему ты все это? – попытался отмахнуться от меня собеседник.

- А к тому, что, похоже, ваша секретарша тоже где-то в глубине души неравнодушна к вам, - попытался сопоставить я два факта.

- Леша, не говори глупостей, Ольга очень серьезная женщина, она всегда лишь выполняет мои поручения, заметь, прекрасно выполняет.

- Вот-вот, всегда именно прекрасно, она очень старается вам угодить, чтобы вы ее заметили и похвалили, - я уже фантазировал вовсю, хотя, кто знает, возможно, это были вовсе не фантазии.

- Отстань, Леша, я вообще болен, мне покой нужен, так что давай спать, - и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.

- Хорошо будем спать, - согласился я, - во всяком случае, сейчас, - тихо добавил.

А что, если действительно, это правда, подумал я. Если Ольга тайно влюблена в своего шефа? Нет, я это так не оставлю! Вот вернемся, и я разовью по этому поводу бурную деятельность. Она ведь и не так дурна, как казалось. Если ей отрастить такие же волосы, как у Лиз, да еще и снять эти дурацкие очки, да приодеть, она вообще красавицей будет. Вот, «не было бы счастья, так несчастье помогло». Ага, размечтался, ты сначала домой попади, а потом уже прожекты строй, умник. Ничего, я верю, что все будет хорошо, все должно быть хорошо, теперь уже точно должно быть, ведь я берусь устроить личную жизнь профессора, а это так важно и для него, и для его Риты, и для Карины, и для меня самого, наконец. С такими мечтами я и уснул

Утро началось просто потрясающе, по сравнению с тем, что нам пришлось пережить в последнее время: едва я вышел из комнаты, как мисс Прикман тут же оказалась рядом (будто ждала этого момента) и поинтересовалась, как поживает наш профессор. Услышав, что все спокойно, она сказала, что сэр Исаак уже уехал на работу и спросила, когда подавать завтрак (я даже побоялся, что ослышался, так это было приятно). Я попросил немедленно и, естественно, в комнату, потому что мой друг еще не мог встать с постели. Это же надо – первый раз за все путешествие у нас был и дом, и горячая еда по желанию, и гениальный ученый под боком, оставалось дело за немногим.

- Ну что, Геннадий Петрович, - довольным тоном протянул я, вернувшись в комнату, - сейчас будет завтрак в постель, насчет кофе вот не уточнил. Надеюсь, вы в таком же восторге, как и я?

- В полном, если не считать больной спины и еще того, что мы не знаем, как подступиться к сэру Ньютону с нашей просьбой.

- Да, в этом, конечно, загвоздка, - согласился я, - а то еще заподозрит нас в корыстных целях – будет очень неудобно.

- Именно, надо как-то поделикатнее, будто невзначай. Может, завести какой-нибудь наводящий разговор? Надо это серьезно обдумать.

- Ага, я тоже подумаю, шутка ли – от этого весь наш план зависит, - хотя, собственно, я совсем не представлял, с какой стороны подступиться.

Тут в дверь постучались, я открыл – прибыл наш завтрак. Очень кстати, а то на голодный желудок совсем не получалось думать. Мисс Прикман поставила поднос и уже собиралась уходить.

- А где у вас тут можно умыться? – остановил я своим вопросом ее на пороге.

- В буфетной, вон там, - и она показала пальцем на дверь в конце коридора, а потом без лишних слов удалилась.

- Так, что мы тут имеем? – потер я руки в предвкушении чего-нибудь вкусненького.

Да, не больно-то много, тем более вкусно, в основном, вероятно, то, что не доели вчера за ужином, но и на том, как говорится, спасибо. Я сел на кровать и собрался хорошенько позавтракать, в нашем путешествии такого сервиса можно было больше и не увидеть – кто знает, чем обернется новый день.

- Геннадий Петрович, - обратился я к другу, совершенно забыв, что мама меня в детстве учила не разговаривать с набитым ртом, - а почему вы ничего не едите?

- Что-то не хочется, - ответил он.

- Ну вот, здрасьте, приехали, у самого спина болит, а он есть не хочет. А ну-ка ешьте, а то где я вам потом буду обед искать, если вдруг что?

- А вдруг – это что? – поинтересовался профессор.

- Вдруг, он на то и вдруг, что никто не знает, откуда и на что он берется, а в последнее время я понял, что произойти может все, что угодно.

- Очень путано ты как-то сейчас выразился, но, наверное, ты прав – поесть я все-таки должен, - и он взял кусок хлеба.

- Ничего – ничего, - поспешил обрадовать я его, - вот скоро придет наша благодетельница, уж она за вас возьмется, у нее вы и съедите все, и выпьете.

- Ой, Леша, даже не напоминай, у меня уже настроение портится.

- Как вам не стыдно, Геннадий Петрович, человек вам помочь стремится, а вы в штыки воспринимаете.

- Хорошо, давай тогда договоримся – пусть ее помощь переключится на тебя, согласен?

- Не могу, - с некоторой долей иронии проговорил я, - она сама вас выбрала.

- Ты еще и издеваешься. Ты же знаешь, что я совсем не могу общаться с женщинами, а уж тем более, когда они такие энергичные.

- И заметьте – красивые, - добавил я.

- Ну, хватит! Больше ни слова о ней, надеюсь, она уже за своими женскими делами совершенно забыла обо мне.

Именно в этот момент раздался стук в дверь дома.

- Похоже, зря надеялись, - с улыбкой сказал я и поспешил открыть дверь первым, уж не знаю, принято это здесь или нет, но не мог удержаться.

Это точно была она, Элизабет, сегодня еще прекрасней, чем вчера.

- Ну, как наш больной? – быстро спросила она, скинула верхнюю накидку прямо мне в руки и направилась прямиком в комнату, даже не дожидаясь ответа.

Я еще постоял в прихожей, чтобы пристроить ее одежду, а потом помчался за ней. Элизабет уже сидела возле постели Геннадия Петровича и ласково смотрела на него.

- Как вы себя чувствуете, лучше? – спросила она, но уже гораздо мягче, чем у меня.

- Очень хорошо, - постарался быстрее ответить профессор, - и вы совершенно зря утруждались и приезжали ко мне, уверяю вас, все в полном порядке, и он попытался приподняться.

- Ну, ну, - запротестовала Лиз и силой велела ему лежать, надавив своей ручкой, - вы перестаньте, доктор сказал, что несколько дней вы должны быть в постели, я сама обо всем позабочусь. Итак, вам что-то нужно?

- Ни-че-го, - медленно по слогам выговорил мой друг, чтобы она, наконец, поняла.

- А я вам не верю, вам обязательно что-нибудь нужно, эта противная мисс Прикман просто не умеет заботиться о людях.

- Она уже принесла нам завтрак, больше я ничего и не просил, - попытался защитить ее Геннадий Петрович.

- И вот это вы называете завтраком? – пренебрежительно произнесла Элизабет, глянув на поднос, на котором еще не все было съедено. – Сейчас вы будете есть так, как положено больному, - пообещала она и вышла из комнаты.

- Ну, началось, - с горечью выговорил профессор и замолчал, чувствуя, что во мне он союзника против Элизабет не найдет.

- Зато сейчас поедим, как короли, - обрадовался я со своей стороны.

Не напрасно, то, что принесла мисс Прикман под давлением девушки, разительно отличалось от первоначального завтрака, я в душе просто ликовал, чего нельзя было сказать о Геннадие Петровиче, который еще больше надулся на бедную Элизабет.

- Ну вот, - сказала та, как только экономка вышла, - а то дело близится к ланчу, а вы еще и не ели по-человечески.

Интересно, это сколько же сейчас времени, неужели мы так долго спали? Вот, что значат хорошие условия, то-то я думал, что сил у меня значительно прибавилось, а тут еще и обед королевский отхватили. Нет, нам с этой красавицей определенно очень повезло, и пусть профессор не жалуется. Одно меня все-таки угнетало – я так и не успел умыться, и сейчас чувствовал себя немного не в своей тарелке. Хотя, по сравнению с предыдущими днями, я выглядел, вероятно, еще ого-го. Да, и Элизабет в мою сторону почти не смотрела, она глаз не сводила с Геннадия Петровича, уж не знаю, чем он ее так приворожил. Поэтому я, не стесняясь, уплетал все, что видел, а когда поел, попросил разрешения ненадолго удалиться, хотелось однако освежиться, да, и по другим вопросам. Короче, я сначала зашел в ту комнату, которую мисс Прикман назвала буфетной, надо же, там, действительно, можно было цивилизованно умыться, потому что стоял умывальник, вернее, это громко сказано, такой рукомойник, какие я видел в деревне у своей бабушки, зато я прекрасно управился сам, в отличие от поливания из кувшина в трактире. А уж потом я принялся бродить по дому в поисках остальных необходимых комнат. Да, домишка был небольшой, видать, ученый, действительно, не проявлял тягу к пышности и богатству, а довольствовался малым. Что ж, это его личное дело, но не всем же быть такими.

По дороге я встретил пробегающего мимо, наверное, как всегда, Мика, у которого и спросил про интересующее меня место. Он на ходу ткнул пальцем куда-то в неопределенность, а сам помчался дальше. В общем, разобрался я со своими делами и вернулся в нашу комнату, интересно, как же пережил это время профессор наедине с прекрасной гостьей? Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь, просто чтобы не напугать их (это я себе врал). Надо же, они мирно беседовали, при этом Элизабет очень мило улыбалась, а Геннадий Петрович, похоже, уже не смущался. Тогда я смело открыл дверь настежь и вошел.

- Ну, как вы тут без меня? – попытался начать разговор.

Однако, Лиз тут же сникла, а профессор, наоборот, посмотрел на меня, как на спасителя отечества.

- Да так, ничего, поговорили вот, - с готовностью ответил он, надеясь, что на этом их разговор будет окончен.

Девушка, действительно, встала и приготовилась уходить.

- Ну что же, я вижу, что у вас тут все хорошо, а мне надо еще свои дела решить, так что поеду. Но не прощаюсь, обещаю снова навестить вас, - она повернулась и адресовала эти слова непосредственно Геннадию Петровичу, - всего хорошего, - это уже было сказано нам обоим, и она направилась к двери.

Я, конечно, как джентльмен, вызвался ее проводить, но она не проявила никакого восторга по этому поводу, приняла, как должное, да и только. Нет, ручаюсь, Элизабет приглянулся наш профессор, это же надо, никогда бы не подумал.

Проводив девушку, я вернулся в комнату, мой друг уже сидел на кровати, собираясь встать.

- Эй, вы что делаете? – запротестовал я. – Вам еще лежать надо.

- Сколько? Сколько ты мне предлагаешь валяться?

- Столько, сколько надо. Не забывайте, что мы вообще в этом доме находимся благодаря вашей болезни.

- Что же мне теперь и встать нельзя? А если я уже здоров?

- Правда что ли?

- Ну, еще не совсем, но подняться могу.

- Думаю, не стоит вам торопиться, а вдруг нас сразу же выгонят?

- Не могу же я все время лежать?

- Ну, я не знаю, вам очень надо встать? Предлагаю компромисс: вы прогуляетесь по дому, но только так, чтобы этого никто не видел, согласны?

- Невероятно! Ты что же мне теперь еще в разведчиков предлагаешь поиграть?

- Знаете, Геннадий Петрович, - серьезно произнес я, - если родина просит, то мы еще и не в это поиграем. Вы вообще домой хотите?

- Конечно, хочу.

- Тогда какие разговоры? Будем притворяться до последнего.

- Я не выдержу, - пригрозил профессор.

- Предлагаете сразу отсюда уехать?

- Мне и так тяжело, а тут еще эта невозможная женщина приходит. Ты не представляешь, Леша, каких трудов мне стоит общаться с ней.

- Неужели? А я бы вот не прочь оказаться на вашем месте, да, и думаю, многие бы этого хотели, а ему, видите ли, тяжело! Вас что пытают, может быть, издеваются? Нет, нет и еще раз нет, о вас заботятся! Тогда чем же вы недовольны? Или нам пойти на улицу, а потом вновь искать встречи с нашим сэром гением?

- Леша, иногда и забота напрягает, поверь мне, - просто и тихо ответил профессор на мои нападки.

- Ну, что я могу вам ответить, - смягчил и я свой тон, - терпите, это во имя нашего общего дела.

- А еще придется в прятки играть, - не унимался мой друг.

- Ничего, вспомните детство, не такая и плохая игра.

- Я не выдержу.

- Ну, я же с вами – помогу, если что.

- Когда же все это закончится, - взмолился Геннадий Петрович, почему-то посмотрев на потолок, вероятно, ждал, что ему оттуда ответят, но, так как ответа не последовало, то продолжил я.

- Если мы придумаем, как поговорить с Ньютоном, то скоро.

- А ты уже что-нибудь придумал? – с надеждой посмотрел на меня профессор.

- Я нет, а вы? – задал я встречный вопрос.

- И я тоже. Выходит – еще долго, - совсем скис он.

- Все зависит от нас, - успокоил я его, как мог.

- Да, только у меня от этой женщины совсем перестали мозги работать.

- А вы соберитесь, я, конечно, тоже соберусь, но, у меня же не такая светлая голова, как у вас, боюсь, что быстро не получится.

Мой друг расклеился совсем. Да, общение с Элизабет доконает его скорее, чем болезнь, подумал я, надо что-то срочно придумать. Однако, в мою голову совершенно не лезла ни одна мало-мальски стоящая мысль, там была такая пустота, что можно было слышать собственное эхо. После тягот недавних пор я так расслабился, что просто не мог собраться. Да, приятная обстановка очень расхолаживает.

- Ну, ничего-ничего, - проговорил я, убеждая и себя профессора, - мы что-нибудь обязательно придумаем, вот увидите.

И я честно попытался сосредоточиться и подумать. Мне даже удалось зародить в себе какое-то подобие мыслишки, которое я отчаянно пытался привести в удовлетворительное состояние, причесывая и приглаживая и так, и этак, но почему-то что-то очень важное всегда вырывалось из рук в последний момент. Я бродил по комнате взад – вперед, чем очень раздражал Геннадия Петровича, потом вышел в коридор и еще долго разгуливал там, вероятно, еще больше выводя из себя мисс Прикман, постоянно сталкиваясь с ней. В общем, как это ни прискорбно было признать, мыслитель из меня получился очень неважнецкий. Зато за этим занятием, я и не заметил, как наступил вечер, и наш драгоценный хозяин вернулся домой.

Едва успев раздеться, он сразу же направился к нам в комнату, чтобы поинтересоваться, как чувствует себя профессор (чего и говорить, его болезнь нас просто чертовски выручила).

- Добрый вечер, - начал Ньютон, - рад видеть вас улыбающимся, вам уже легче? – спросил он Геннадия Петровича.

- Спасибо, гораздо легче, - начал было отвечать тот, но я постарался перебить его, чтобы он не наговорил лишнего (к примеру, что ему уже совсем хорошо).

- Сэр Исаак, спасибо вам большое за гостеприимство, но мы, наверное, загружаем вас своим присутствием?- спросил я, а сам за спиной гения делал умоляющие знаки профессору не выдавать тайну его самочувствия.

- Что вы, что вы, вовсе нет, я так рад гостям, если честно, особенно таким необычным. Знаете, - и он сел на стул возле кровати больного, - я ведь живу один, никаких развлечений, работа, работа и еще раз работа. Вот только Элизабет навещает меня, старика, не дает умереть от одиночества, - и он как-то грустно задумался.

Геннадий Петрович молчал, не зная, что сказать, а я все-таки решил вставить пару слов (ну, просто любопытство победило).

- А что же вы не заведете семью, детей, неужели не скучно вот так, одному? – поинтересовался я, сам удивляясь своей неделикатности.

- Одному, - медленно повторил Ньютон, - нет, уже нет. Много лет мне понадобилось, чтобы убедить себя, что наука и только наука – главное призвание моей жизни. Ведь все остальное так отвлекает, не правда ли? Жена требует внимания, а уж дети тем более. Разве достиг бы я всего того, что мне удалось, имея в доме постоянно отвлекающих меня людей? – и он посмотрел на меня, как бы требуя ответа.

- И все-таки, - не растерялся я, - они бы не только отвлекали вас, но и дарили свое тепло, любовь и заботу.

- Забота, мне и мисс Прикман хватает, она заботится обо мне ровно столько, сколько требуется.

- Я бы сказал, она не больно-то старается, - прокомментировал я ее поведение, раз уж пошла такая душевная беседа.

- А и зачем ей стараться, если я многого не требую?

- Вот именно, ведь совершенно некому вам даже доброе слово лишний раз сказать.

- Доброе слово мне говорит моя наука, когда я в очередной раз чего-то добиваюсь.

- Ну, не скажите, наука – существо бесчеловечное, она может и больно ударить, кто вас тогда пожалеет?

Профессор не участвовал в этой беседе, наоборот, он то и дело показывал мне знаками прекратить разговор на такую тему, а то добром это не кончится, но меня несло.

- А вот люди всегда могут найти нужные слова, - продолжал я.

- Люди, да люди самые безжалостные существа в мире, - вдруг не выдержал Ньютон. – Вы думаете, я не мечтал о любви когда-то? Думаете, я не хотел простого человеческого счастья? – он помолчал, думая, вероятно, говорить дальше или нет, но потом все-таки заговорил. – Давно, очень давно, во времена моей ранней юности, я жил в доме у аптекаря Клэрка, а у него была дочь, милая и красивая девушка, мисс Сторей, я до сих пор не могу называть ее по имени. Она была чудесной, и я полюбил ее. Два года мы встречались украдкой, мне казалось, что лучше этого и быть ничего не может, и она, как будто, была влюблена в меня, но ее отец, узнав об этом, просто рассвирепел. Да, я был простым мальчишкой, а за душой, кроме тяги к знаниям, ничего не имел, кстати именно тогда, у него в доме, я сильно увлекся алхимией, таскал в свою комнату все, что под руку попадется для своих опытов, вероятно, походил на какого-то сумасшедшего. В общем, не захотел ее отец отдавать свою дочь за меня, а нашел ей богатого и старого мужа и выслал из дома. А она, представьте, узнав, сколько денег имеет ее жених, ничего против не выразила, с радостью побежала замуж. Она даже не попрощалась со мной, когда уезжала, а потом и письма не прислала, сразу думать забыла. Вот именно тогда, когда полгода я страдал и ждал, вздрагивая от каждого стука, известий от нее, я понял, что люди злы и жестоки. Никакой больше любви, не будет у меня никогда жены, которая в любой момент может предать и рассмеяться в лицо! Нет, только наука! Она одна не предаст, только нужно отдавать ей всего себя, без остатка! – он помолчал немного и закончил. – С тех пор я посвящаю все свое время только одной единственной женщине – науке!

В комнате на некоторое время воцарилась полная тишина. Все думали о своем. А я удивлялся, как можно было сделать для себя такой страшный вывод из-за одной только ошибки в жизни? Неужели наш гений оказался таким слабонервным? Я и то много раз сталкивался с предательством людей, но не разочаровался в них. Просто надо быть более осторожным, учиться разбираться, кто перед тобой. А как иначе этому научиться, если не на собственных ошибках? Но вслух я ничего не сказал. Если Ньютон столько лет убеждал себя в своей правоте, что могут изменить мои слова? В его сердце уже есть одна царица, вряд ли там осталось место еще для кого-то.

- Однако, что-то я вас расстроил своим рассказом, - спохватился ученый, оценив нашу задумчивость, - а вам и так несладко, - обратился он к Геннадию Петровичу, - вы вон целый день лежите, а я, вместо того, чтобы развлечь вас, тоску навел.

- Да, что вы, - ответил профессор, - мне было так интересно послушать про вашу жизнь, - (еще бы, подумал я, такого он, небось, ни в одной книжке не читал).

- Кстати, я совсем не спросил, вы не голодны?

- Нет, нам приносили чудесный обед, - поспешил сказать мой друг, чтобы только не волновать лишними заботами сэра гения.

- Так это уже давно было, я распоряжусь насчет ужина, - и он позвонил в колокольчик, лежащий на столе.

Тут же примчался Мик и ворвался в комнату, переводя дух.

- Принеси нам чаю для начала и скажи мисс Прикман, что мы скоро собираемся поужинать.

Мальчишка кивнул и ушел, мы вновь остались наедине с Ньютоном. Как же все-таки приступить к интересующему нас разговору? Вроде бы неудобно начинать такую тему после того, что он нам тут понарассказал.

- Кстати, - сам первым заговорил сэр Исаак, - вы ведь тоже, кажется, ученый и тоже не женаты? – обратился он к профессору.

- Да, я тоже не женат, - подтвердил тот, вероятно, еще и сопоставляя в уме, как похожи их судьбы, его ведь тоже в свое время предала любимая женщина, хотя сам-то он считал, что это он ее предал.

- Вот видите, значит, вам тоже некому, так сказать, пожаловаться на жизнь?

- Как это, - не выдержал я, - у него есть друг, то есть я и, между прочим, дочь, которая является моей женой.

- Что вы говорите? – удивился гений. – Надо же, как интересно, расскажите-ка мне эту историю, если вам не трудно, - попросил он Геннадия Петровича.

Профессору ничего не оставалось, как согласиться, шутка ли, сам Ньютон его о чем-то попросил. Они стали тихо разговаривать друг с другом, а я лишь прислушивался к их беседе, не зная, чем еще заняться. От нечего делать, я достал из кармана мешочек с кольцом и камнем – талисманом и высыпал это все на стол. При свете свечей я стал любоваться подарком для моей любимой жены, как вдруг дверь отворилась, вошел Мик, неся поднос с чаем, и направился с ним к столу.

- Ой, что это, кольцо? – быстро спросил он, заметив, что там лежит. – Красивое какое. А это что, камень? Вы что, камни собираете? - опять поинтересовался он, схватил наш талисман и поднес его к пламени свечи.

Возле огня наш булыжник преобразился и засверкал, переливаясь, всеми оттенками. Реагируя на все происходящее, два ученых мужа повернули головы в сторону свечки, понаблюдали, а потом Ньютон произнес:

- Ну-ка, ну-ка, покажите-ка мне эту вещь поближе, - попросил он, протягивая ладонь Мику.

Тот положил туда камень, а сам, ушел, пожав плечами, не понимая, что эти ученые даже в булыжниках интересного находят.

- Надо же, какой прекрасный экземпляр, - воскликнул сэр Исаак, рассмотрев камень. – Вы ведь знаете, что это такое, да? – спросил он у нас.

Я переглянулся с профессором, уж я-то точно не видел в этом талисмане ничего ценного, так кусок булыжника, ну, цвета черного, а в остальном, каких море вокруг.

- Можно? – попросил Геннадий Петрович, желая проверить, что же там такого интересного нашел Ньютон. Он пригляделся повнимательнее и произнес, - метеорит?

- Именно! – согласился тот. – Прекрасный экземпляр, а вы и не знали, чем владеете?

Мы оба молча покачали головами в разные стороны, мы вообще не додумались разглядеть этот ценный камень

- Скажите, - умоляюще посмотрел на нас гений, - он вам очень нужен?

- Что, вот этот…, - профессору не удалось договорить, потому что я успел вовремя подойти, взять его руку и сжать ее в своей, как будто пожимая. Еще не хватало, чтобы он сейчас, не раздумывая, подарил метеорит Ньютону.

- Не очень, - расплывчато ответил я.

- В таком случае, не могли бы вы…, не знаю, как сказать, ну, продать мне его? Я дам вам десять гиней, - быстро добавил он.

- Десять? – удивился я, понимая, какие это немалые деньги.

- Хорошо, пятнадцать, - поправился сэр Исаак, неправильно расценив мой вопрос.

- Знаете, - моментально созрел в моей голове план, над которым я бился целый день, - а не надо нам денег.

- Как, не надо? Вы не продадите камень? – упал духом Ньютон.

- Мы вам его отдадим, вернее, обменяем на несколько препаратов, которые нам просто необходимы для опытов, а мы не имеем возможности их достать, согласны?

- Да, все, что угодно! - воскликнул тот.

- Но вы ведь еще не знаете, что нам нужно? – мягко уточнил Геннадий Петрович.

- Если это в моих силах – у вас будет все, - пообещал гений.

- У нас есть деньги, - как-то растерялся профессор, - мы все оплатим.

- О чем вы говорите! Такой прекрасный экземпляр, - снова глянул Ньютон на камень, - я так рад, что все для вас сделаю, обещаю.

Тут опять зашел Мик и сказал, что ужин готов.

- Сейчас я распоряжусь, чтобы его накрыли здесь, - засуетился ученый и ушел, вероятно, отдавать приказ лично.

- Видали! – гордо произнес я, как только мы остались вдвоем. – Вот и решена наша проблема.

- Леша, это нехорошо, - как-то неуверенно произнес Геннадий Петрович.

- Что нехорошо? – переспросил я. – То, что мы скоро домой попадем?

- Ну, нет, конечно. Но нам-то этот камень достался просто так, и мы могли подарить его Ньютону.

- Ага, и отказаться от любого вознаграждения, да? – укоризненно глянул я на друга. – Вы же видели, как он обрадовался, да ему просто счастье улыбнулось в виде нас. Не думайте ни о чем плохом: мы сделали подарок нашему гению, а он сделает такой же нам, вполне равноценный обмен.

- Не думаю.

- Ах, не думаете? – стал закипать я. – А о чем вы думаете, позвольте узнать? Как нам еще года три тут пожить, уговаривая нашего гения всеми правдами и неправдами нам помочь? Знаете, только не обижайтесь, но мне ваша правдивость уже вот где, - и я показал знак ребром ладони по горлу, - то вы не можете лежать в постели, когда это необходимо для дела, то не хотите обменивать метеорит, когда он, заметьте, просто позарез оказался необходим Ньютону, то ноете на каждом шагу, что мы корыстно поступаем. Так мы домой никогда не вернемся! – и я демонстративно отвернулся.

- Алексей! – все-таки обратился ко мне профессор, хотя после таких слов мог вообще со мной не разговаривать. – Я, конечно, понимаю твое стремление вернуться домой, я сам этого очень хочу, но, понимаешь, никогда нельзя терять свое лицо, ни при каких обстоятельствах, - он запнулся.

- Ага, так вы считаете, что я его потерял? – опять начинал я взрываться.

- Ты сам не видишь, как ради этой цели уже готов на необдуманные поступки.

- И сколько же мне над ними думать, по-вашему?

- Не знаю, тебе решать.

- Ну, вот я и решил, если вы не в состоянии принять решение. И давайте больше не будем на эту тему, пожалуйста, - уже более миролюбивым тоном произнес я, - обещаю, что больше, не посоветовавшись с вами, ничего не предприму, хорошо?

- А ему мы все-таки хотя бы деньги отдадим, ладно? Я-то знаю, какие дорогие эти препараты, если он вообще их сможет достать.

- Ну, хорошо, хорошо, деньги мы обязательно отдадим, даю слово.

- Договорились, - согласился Геннадий Петрович.

В этот момент произошло очень печальное событие для моего друга – опять нас изволила навестить Элизабет. Она зашла в комнату, вся излучая доброту и милосердие, но, бедная, не понимала, как она этим напрягает профессора. Он даже в лице изменился, увидев ее и при этом понимая, что быстро не отвяжется.

- Добрый вечер, наш дорогой больной, - очень мило прощебетала девушка, - ну, как же вы себя чувствуете, скоро сможете встать?

- Да, я бы уже и встал, - попытался приподняться Геннадий Петрович.

- Нет, что вы, я пошутила, лежите – лежите, выздоравливайте, вам еще нельзя.

- Кто сказал, что мне нельзя? – не выдержал тот.

- Доктор, - наивно ответила Элизабет.

- Ах, доктор, - выдавил из себя профессор, сдерживая, наверное, внутри себя все, что он думает про этого человека, - ну, раз так, то еще полежу, до завтра, - уточнил он.

- Вы хотите завтра уже встать? – заволновалась девушка. – А доктор знает?

- Естественно, - соврал мой друг, и я сам удивился, как достоверно у него это получилось, вот, что значит – с кем поведешься.

- Ну, как знаете, - почему-то расстроилась Лиз, вероятно, ей очень понравилось строить из себя сестру милосердия. – А где же мой дядюшка? - сразу попыталась она переменить тему.

- Он отдает распоряжения насчет ужина, - очень уверенно произнес профессор и в упор посмотрел на девушку, надо же, как он изменился, с чего бы это?

- Пойду посмотрю, - как-то засуетилась она и вышла из комнаты.

- Что это вы с ней сделали? – в свою очередь удивился я.

- Все, надоело мне притворяться милым и больным, я понял, с ней надо говорить именно так, тогда она, наконец, отстанет.

- Рискуете потерять поклонницу, - постарался я вразумить друга.

- Издеваешься?

- Вовсе нет, когда-то же надо начинать общаться с женщинами, не век же вам куковать одному.

- А у меня есть один замечательный пример перед глазами, - гордо произнес Геннадий Петрович и молча показал глазами на дверь, намекая на отсутствующего здесь гения.

- Ага, - нарочно согласился я, - вот – вот, хороший пример, вероятно, уже побежал изучать свое приобретение, вон, как долго его нет, даже про гостей забыл. Учтите, будете ему подражать - чокнитесь скоро и никто вас не спасет, даже я. Так что задумайтесь, пока не поздно.

- Все шутишь?

- Не шучу, я на полном серьезе. Вы что решили умереть в гордом одиночестве?

- А как же друг в твоем лице, ведь ты же сам недавно так гордо об этом говорил, а дочь, на которой ты женат?

- Ладно ерничать, вы сами все прекрасно понимаете.

- Спасибо тебе, конечно, но сам разберусь, хорошо?

- Что ж, я вас предупредил, чтобы потом вопросов не было. А теперь, если честно, я бы поел чего-нибудь, где они все запропастились? Пойду поищу, - и я вышел в коридор.

Нигде никого не было видно. Я начал заходить во все комнаты по очереди. Так я и знал: в своем кабинете сидел наш ученый и ворковал над булыжником, как над какой-то немыслимой ценностью, а рядом стояла Элизабет и что-то надрывно говорила. Мне стало ужасно неудобно, что я потревожил их, и уже собирался закрыть дверь, как девушка, увидев меня, встрепенулась.

- Дядюшка, ты совсем забыл про своих гостей! Как же можно, ну-ка, давайте все за стол, - скомандовала она, ловко скрывая, что еще секунду назад была чем-то расстроена.

Как не хотелось Ньютону расставаться со своим недавним приобретением, но он подчинился, и мы все благополучно собрались поужинать.

- Вы меня извините, - оправдывался ученый, - я ужасно увлекся, даже не спросил у вас, что же вам за препараты нужны, - и он вопросительно посмотрел на профессора.

- Я вам напишу список, - ответил тот.

- Прекрасно, сейчас же пошлю за пером и бумагой, - и позвонил в колокольчик.

Когда же он увидел написанное, то очень удивился.

- Вы что, не иначе, как вечный двигатель решили построить, - потом присмотрелся повнимательней, - о, нет – нет, вы решили изобрести машину времени, не так ли? – и с озорной улыбкой посмотрел на растерявшегося Геннадия Петровича, который от неожиданности чуть не подавился.

- Что? – для уточнения переспросил он.

- Ну что ж, - вполне серьезно продолжал Ньютон, - дерзайте, а вдруг у вас что-нибудь и получится, главное – верить! – и он спокойно отправил в рот кусок мяса.

Я был в шоке, профессор, вероятно, тоже, мы не понимали, то ли гений пошутил, то ли вправду нас раскусил. Делать нечего, придется и это пережить, на то он и великий ученый всех времен.

 - Я, конечно, постараюсь добыть вам все, что нужно, но, понимаете, я в общем-то не совсем свободен, у меня еще масса дел, так что, если вам самим придется изготовить некоторые препараты в моей лаборатории, вы не будете против?

- Что вы? – запротестовал профессор, даже и не помышлявший о такой чести для себя – творить в лаборатории самого Ньютона. – Мы все сделаем сами, нам только составляющие нужны.

- Вот и хорошо, - успокоился гений, - думаю дня три – четыре, ну, максимум, неделя – и у вас все будет.

- Неделя? – как-то сразу расстроился я, услышав такое.

- Не волнуйтесь, жить будете у меня, меня это нисколько не стеснит, - успокаивал нас хозяин, - комната, надеюсь, вас устраивает?

- Конечно – конечно, - постарался как можно быстрее проговорить Геннадий Петрович, - у нас прекрасные условия, - еще бы, он, естественно, обрадовался такой перспективе – жить целую неделю в доме великого человека, а мне стало не по себе, домой захотелось еще сильнее, чем раньше.

Закончился ужин, мы опять остались наедине с моим другом, у меня не было настроения, и профессор решил меня приободрить.

- Ну что же ты, Леша, выше нос, всего какая-то неделя, и мы будем дома.

- Да, вам-то хорошо говорить…, - но я не успел закончить, потому что меня перебил собеседник.

- Что, теперь ты опять начнешь ныть? Тогда я тоже начну – представь, я целую неделю должен буду терпеть общество этой Элизабет, хотя ты знаешь, как мне это тяжело, но я же молчу…, пока.

- Да, понимаю, - пришлось мне согласиться.

- Вот и чудненько, - подытожил Геннадий Петрович.

На том мы и сошлись – придется потерпеть еще неделю. Ладно, я уже привык в нашем путешествии сталкиваться с трудностями, будем надеяться, что это последняя.

На следующий день профессор выполнил свое обещание и встал из постели, чем очень расстроил приехавшую его навестить Элизабет, зато в собственных глазах, вероятно, вырос, потому что разговаривать с ней стал гораздо более уверенно и глядя в упор. Девушка даже стала смущаться, не ожидая такой тактики от тихого и застенчивого мужчины. А мне со стороны это было очень забавно наблюдать: оба вели себя, наверное, в несвойственной им манере. В общем, Лиз долго не выдержала и покинула нас, все же пообещав «еще наведываться».

В доме мы совсем освоились, вот только питаться бы еще самим, но кухню охраняла непоколебимая мисс Прикман, которая, в отсутствие хозяина или его племянницы, выделяла нам не так уж много. В целом, жить было можно, тем более, оставалось потерпеть совсем чуть – чуть.

Вечером приехал сэр Ньютон, сразу зайдя к нам в комнату и объявив, что он уже начал выполнять свое обещание, для наглядности продемонстрировав две колбы с какой-то жидкостью.

 - Не хотите посмотреть мою лабораторию? - спросил он у профессора, вероятно, догадавшись, что я в этом деле полный профан. – Вам ведь придется там поработать.

Он мог бы и не добавлять ничего, Геннадий Петрович и так понесся бы в его лабораторию, сломя ноги.

- Конечно, если можно, - тут же согласился он, а я и ни секунды не сомневался.

Естественно, наука им гораздо ближе, чем мне ужин, но что поделать, не кричать же теперь: остановитесь, дайте поесть сначала, а то я там умру от скуки, да еще на голодный желудок, придется смириться и идти вместе с ними, так сказать, поддерживать имидж ученого человека.

Мы поднялись в маленькую комнатку на втором этаже, всю уставленную столами с какими-то весами, микроскопами, колбами и мензурками и еще с массой всего прочего, я даже названия таким вещам не знаю. У профессора от увиденного сразу глаза загорелись, еще бы – не каждый день он мог наблюдать рабочие инструменты ученого XVII века, да еще какого ученого. Он даже боялся прикоснуться к этим предметам, зато вопросов стал задавать множество, но у меня сразу уши стали сворачиваться, я не мог сосредоточиться в такой обстановке, тем более, что физика у них шла вперемешку с химией и еще Бог весть чем, а я только – только стал осваивать свою родную науку, да и то начала XXI века. Я молча слушал и ловил каждое знакомое мне понятие или слово, но они не задерживались надолго, а пролетали навылет. Профессор втянулся, стал говорить с Ньютоном на более животрепещущие для него темы, припомнил одну его работу, потом вторую, гений был очень удивлен и польщен тем, что так много его трудов известны миру, он с готовностью обсуждал все это, увидев в собеседнике благодарного и умного слушателя. Однако, когда Геннадий Петрович немного увлекся и назвал книгу, которую сэр Исаак еще в то время не написал, он решительно замял эту тему и приступил к другой, более близкой мне – аквахронике. Хотя и тут я мало что понимал в их беседе, единственное, что мне удалось уловить достоверно, это то, что нам (ну, это я из гордости, про нас сказал, естественно, моему другу), скорее всего удастся с помощью всего представленного добиться своей цели и сделать интересующую нас жидкость. Это было главное, ради такого и потерпеть с ужином можно. Кстати, вскоре и сам хозяин опомнился, что не накормил еще своих гостей, и мы спустились вниз, вероятно, к большому сожалению профессора.

Вечером, опять оставшись наедине с другом, я, наконец, дал волю своим чувствам.

- Геннадий Петрович, я так понял, что у нас все должно получиться? – с надеждой посмотрел я на него.

- Я очень верю в это, - ответил он, - оснащение у нашего благодетеля прекрасное, недаром он долго собирал все по крупицам.

- Фу, у меня от сердца отлегло, - выдохнул я, - а то я там наверху, честно сказать, мало что соображал.

- Плохо, - посетовал профессор, - я бьюсь, бьюсь, а у тебя совсем никакого желания совершенствоваться в науке.

- Ну, поймите, я делаю все, что могу, на большее я просто не способен, - оправдывал я себя.

- Вот именно, - согласился он, - и ты не способен понять, что все достигается только работой над собой.

- Я работаю, честно, но выше головы не прыгнешь.

- Ты просто лентяй, - подытожил Геннадий Петрович.

- Ну, зачем вы так, - чисто для проформы сказал я, хотя понимал, что он где-то прав, - я ведь стараюсь.

- Ладно, я за тебя возьмусь, как только вернемся.

- Согласен, - быстро подтвердил я, понимая, что это время будет уже совсем в другом измерении.

С этого дня все пошло своим чередом: Ньютон потихоньку приносил нам препараты, профессор работал с ними в лаборатории, иногда при этом присутствовал сам хозяин, и они подолгу говорили на разные научные темы, что мне удовольствия не доставляло, потому что я сразу начинал считать себя лишним. Если бы это происходило в мое родное время, я бы не растерялся, сгонял бы за пивком, и мы дружно посидели бы за ним, обсуждая жизнь вообще, как таковую. Но обстоятельства вынуждали меня мириться со сложившейся обстановкой и слушать запредельно-научные беседы двух гениев разных эпох, делая вид, что мне это жутко интересно. А вот профессору этот вид делать было не нужно, он, действительно, просто светился от счастья, что общается на равных с таким великим ученым, была бы его воля, он бы остался здесь еще на год, но на его беду рядом находился я и подгонял его в работе каждый день. Иногда нас навещала Элизабет, только прежнего отношения к моему другу я уже не наблюдал, зато с ним-то как раз произошли настоящие перемены – он стал разговаривать с ней твердо, глядя в глаза, иногда даже вгоняя в краску. В общем, время шло, работа тоже продвигалась, все говорило о скором осуществлении наших планов.

Наконец, настал тот день, когда профессор тихо произнес:

- По-моему, все!

- Что – что? – сделал вид, что не расслышал я. – Повторите, что вы сказали, неужели это то, о чем я так мечтал?

- Похоже на то, - уклончиво ответил мой друг.

- Вы что, издеваетесь? Так все или нет?

- Сейчас проверим, на чем бы только?

- Что вы хотите проверить? – не понял я.

- Как что – как работает, - уточнил Геннадий Петрович, - вот сейчас отправим что-нибудь во времени и узнаем.

- Так что, я принесу аппарат? – с готовностью вызвался я.

- Неси, - подтвердил он.

Я понесся вниз, перелетая через ступеньки, чуть совсем не врезавшись с размаху в стену, я просто прыгать был готов от восторга, если бы не боялся появления мисс Прикман со своей недовольной физиономией. Хроноход я принес за считанные секунды, после чего его следовало заправить и вперед, вернее, еще не вперед, а только проверить, как оно может получиться.

- Ну, с Богом, - произнес профессор, положив в колбу носовой платок и капнув на него несколько капель аквахроники, - как ты думаешь, получилось? – спросил он меня, наверное, от нерешительности посмотреть самому.

- Сами гляньте, - сказал я и уставился на кусок материи, который стал весь пористый, как будто его молниеносно побила моль.

- Неужели готово? – не веря собственным глазам, произнес Геннадий Петрович.

- Конечно, готово, когда поедем? – спросил я, готовый умчаться сию же минуту.

- А когда ты хочешь?

- Спрашиваете? Вы еще способны рассуждать, да прямо сейчас!

- Извини, Леша, но ведь будет очень невежливо, если мы исчезнем, даже не попрощавшись с сэром Ньютоном, он был так добр к нам, мы не можем так поступить, придется хотя бы подождать вечера.

- Да, - вспомнил я, - хорошо, но только до вечера, а потом говорим, что уезжаем и вперед, обещайте.

- Именно, дождемся его и будем свободны, - согласился мой друг.

- Да, да, только легко сказать, а я до вечера с ума сойду, изойдусь весь, я уже и так на одних нервах со всей этой историей.

- Ну, не знаю, чем тебе помочь, - задумался профессор, - может быть, прогуляемся по городу? Все-таки последний день здесь, больше в жизни такого шанса не представится.

- Ладно, идемте, а то я не знаю, куда мне еще деться.

Конечно, подумавши, интересно было посмотреть на Лондон в таком виде, которого никто из наших современников никогда не увидит, даже если сильно захочет (естественно, если он не такой гений, как один мой знакомый), но уж больно нервишки расшалились накануне такого важного события. Мыслями я был уже дома и обнимал свою жену, предварительно надев ей на палец ее незаменимое кольцо. Однако постепенно я увлекся картинами старинного города, даже перестал смотреть под ноги, за что жестоко поплатился, так как чумазая и оборванная ватага пацанов с разбегу врезалась прямо в меня и стала шумно поднимать своих упавших товарищей, обступив нас с Геннадием Петровичем со всех сторон. Мы еще долго не могли от них отвязаться, потому что встав, они тут же стали клянчить у нас деньги. Процесс казался бесконечным, но я вдруг не выдержал и накричал на них, после чего мальчишки обиженно удалились.

В общем, с трудом прогуляв часа три, мы вернулись домой, дальше ожидая хозяина, который должен был появиться с минуты на минуту. Я уже сложил в саквояж все наши вещи, приготовившись отчалить в любой момент. Пару раз мимо меня пробегал Мик, как-то загадочно поглядывая, но я не придавал этому значения. Наконец, появился сэр Исаак.

- Добрый вечер, - как обычно поздоровался он, зайдя к нам, - ну, как сегодня ваши успехи, можно узнать?

- Можно, - выкрикнул я от распиравшего меня чувства, - знаете, мы не можем больше испытывать ваше гостеприимство, у нас кое-что получилось, дальше мы будем проводить опыты на родине, - не мог же я, действительно, рассказать ему все, как есть.

- Неужели вы хотите уехать? – от неожиданности замер Ньютон.

- Да, хотим, - подтвердил профессор.

- Когда же? – опять задал вопрос наш хозяин.

- Сегодня, - уже совсем тихо проговорил мой друг, как будто боялся, что его не отпустят.

- Надо же, а я совсем не готов к этому, - грустно проговорил ученый, - я думал, что вы еще погостите у меня, даже привык к вам.

- Простите, сэр Исаак, что так получилось, но нам срочно надо возвращаться, иначе у нас ничего не получится в нашей работе, это мы сами только сегодня поняли, - в очередной раз пришлось импровизировать мне.

- А как же Элизабет, - спохватился Ньютон, - она ведь очень расстроится, узнав, что вы уехали, не попрощавшись с ней.

- Передайте ей от нас самые сердечные извинения, - галантно вставил профессор, - но нет никакой возможности больше оставаться.

- Что ж, понимаю, дело прежде всего, - нехотя согласился с нами наш великий знакомый.

- Мы бы хотели решить еще один вопрос, - произнес Геннадий Петрович, незаметно толкнув меня плечом.

Я вопросительно посмотрел на него, не поняв в чем дело, тогда он показал мне знак пальцами, как будто пересчитывая деньги. Надо же, как я мог забыть, что обещал ему?

- Сэр Исаак, - начал я, - мы понимаем, что вы понесли немалые расходы из-за нас, так как имеем представление о цене некоторых препаратов, поэтому решили, что должны возместить вам хотя бы часть, - я достал мешочек с деньгами из кармана и высыпал на ладонь, оставив себе лишь пару монет на память, остальное протянув ему.

- Что вы, уберите, - запротестовал он.

- Нет, - твердо сказал профессор, - мы и так жили у вас столько времени на всем готовом, мы не можем не отблагодарить вас.

- Я не стану брать, - все еще отнекивался наш хозяин, но мой друг решительно настаивал.

- Пожалуйста, не обижайте нас, мы люди не бедные, а расходы, я уверен, были большими.

Я положил деньги на стол, больше не принимая возражений.

- А теперь разрешите откланяться, мы отправляемся домой.

- Как, даже не поужинаете с нами? – опять удивился Ньютон.

- Простите, мы и так долго дожидались вас, чтобы не уехать, не сказав ни слова, а теперь уже очень спешим, - говорил я, понимая, что все равно мне никакой кусок в горло не полезет с такими нервами.

- Пойдем мы, сэр Исаак, всего хорошего, - попрощался профессор.

- Весьма рад был познакомиться с вами, - проговорил тот, - вероятно, прощайте, больше ведь мы не увидимся? – и он вопросительно посмотрел на нас.

- Как это ни печально, но, скорее всего, это так, - подтвердил мой друг.

Мы вышли из комнаты и направились к двери. Наверное, не мешало бы попрощаться с мисс Прикман и Миком, но, думаю, они не сильно расстроятся, узнав, что мы больше не гостим у них, поэтому мы смело шагнули за порог, еще раз, обернувшись, помахав рукой величайшему из знакомых нам ученых.

- Ну что, - сразу насел я на Геннадия Петровича, - поедем из ближайшей подворотни?

- Да, - согласился он, - надеюсь, ты ничего не забыл?

- Все собрал, не беспокойтесь, все равно, главное, это аппарат и кольцо, остальное не так и важно, а о них я позаботился, - сказал я и полез в карман за кошелечком с заветным перстнем, который, я был уверен, так и лежал там.

Однако, в правом кармане мешочка не было, я полез в левый – опять нет, тогда я встал на месте и обшарил все складки на своем костюме – кошелек, а с ним и кольцо пропали самым таинственным образом.

- Его нет, - закричал я, судорожно пытаясь все же обнаружить пропажу.

- Чего нет? – не понял профессор.

- Кольца нет, не понимаю, как такое могло случиться?

- Подожди, не суетись, - успокаивал меня друг, - ты уверен, что оно должно быть здесь?

- Конечно, оно всегда тут лежало, я его при себе носил, чтобы не потерять, никуда не перекладывал, это точно.

- Когда ты последний его видел?

- Сегодня, после того, как вы сказали, что все готово.

- А потом?

- Потом мы пошли прогуляться, а после я собирал вещи, - растерянно рассказывал я.

- Может быть, ты доставал его на улице?

- Нет, что вы, оно все время лежало в кармане, зачем мне было доставать, - и тут у меня перед глазами всплыла недавняя картина, меня как будто током ударило, - все ясно, это те мальчишки стащили его, не случайно ведь они так долго ошивались возле нас.

- Ты думаешь?

- Уверен, на все сто процентов уверен, это они! Черт побери! И еще я уверен, что это дружки нашего Мика, он сегодня так подозрительно смотрел на меня, а я – олух не понял в чем дело.

- Успокойся, - утешал меня друг, - может быть, ты просто засунул кольцо в саквояж?

- Нет, я не доставал его из кармана, я вообще дурак, не проверил, что оно на месте! Как я мог, как мог потерять кольцо в самый последний момент? Скажите мне, профессор, что я за олух? Потерять то, ради чего все начиналось, ради чего мы так много страдали? А ведь оно было у меня в руках, оно могло сегодня же быть у Карины!

Я не знал, куда деваться от обиды и злости на самого себя и попутно всех вокруг. Я бешено кричал и готов был рвать на себе волосы от бессилья.

- Я болван, кретин, идиот, как я мог так лопухнуться? – долго не мог успокоиться я.

- Ну все, хватит, - через пару минут моего сумасшествия твердо проговорил Геннадий Петрович, - слезами горю не поможешь, а домой все равно возвращаться надо. Или ты решил остаться и искать свое кольцо тут? Тогда я тебе не товарищ, я еду домой!

- Что? – не понял я, все еще не в силах прийти в себя.

- Я еду домой, а ты, как хочешь! – медленно и внятно произнес профессор.

- А кольцо? – еле выдавил я.

- А кольцо ушло безвозвратно и с этим следует смириться!

- Вот так, смириться?

- Да, просто привыкнуть к этой мысли, ты вернешься домой без него!

- А иначе никак нельзя? – продолжал ныть я.

- Нет, я достаю хроноход и через минуту уеду отсюда! Ты со мной?

- Да, пусть все будет, как есть, я уже не в силах что-либо предпринять.

- Это правильное решение, залазь в мешок, - скомандовал мой друг.

- Вы хоть помните, куда нам надо отправиться, а то у меня голова совсем не варит.

- Помню, не волнуйся, - и он набрал координаты и нажал кнопку.

Через мгновение он расстегнул молнию, и мы увидели до боли знакомую картину – стены нашего дома, мебель, почувствовали запах горящего дерева, это профессор перед нашим путешествием затушил огонь в печи.

- Ну вот, мы и дома, - запросто выдал он.

- Дома, - подтвердил я, - столько сил - и все впустую.

- Так, опять слышу знакомое нытье, ничуточки ты не изменился.

- Я в депрессии.

- Отставить депрессию! Неужели тебе не хочется бежать к жене после стольких дней разлуки?

- Хочется.

- Так беги!

- Хорошо, только переоденусь.

Я достал из саквояжа свои вещи, они были в ужасном состоянии: грязные, мятые и плохо пахли.

- Ну, и как же я пойду домой в таком виде?

- Иди в том, что на тебе, - пошутил Геннадий Петрович.

- Ага, и лучше прямиком сразу в психушку.

- Так, чего ты хочешь, я не понимаю, ты дома, ну, почти дома, а радости никакой.

- Все, молчу, пойду в том, что на мне, буду врать что-нибудь, вроде: хотел тебя развеселить, милая.

- Вот именно, врать – это твое любимое занятие.

- Обидеть хотите?

- Да, иди ты уже домой! – не выдержал профессор.

- Всего вам хорошего, до свидания, – неуверенно пробормотал я и направился к двери, но на полпути передумал и вернулся. – Геннадий Петрович, спасибо вам, вы не представляете, как я вам благодарен, что вы все это время были со мной, - он молчал, явно не ожидая такого поворота, - я, конечно, гад редкостный, ругался с вами постоянно, но вы – настоящий друг! – вот теперь можно было и уходить, ответа мне не требовалось.

Я и ушел сразу, не оборачиваясь, не для того я тут все это наговорил, чтобы сантименты разводить, просто высказал, что на душе было. Наоборот, я даже боялся, что профессор захочет что-то ответить, поэтому не дал ему такого шанса – убежал.

Я вышел во двор, мой Лэнд Крузер стоял там, где я его оставил. Я сел в машину и отправился к жене. Сколько я всего передумал по дороге, чуть в аварию не попал, но не придумал ничего путного. Я припарковался возле самого подъезда, не хватало еще, чтобы меня в таком виде кто-нибудь увидел, и помчался к лифту. Ключи от квартиры я забыл неизвестно где, а потому позвонил в дверь.

- Дорогая, это я, - произнес я, услышав ее шаги.

Она открыла, увидела меня и без всяких эмоций на лице молча отступила.

- Ты купил новый костюм? Тебе идет, - вероятно, с издевкой произнесла Карина, когда я вошел.

- Милая, сейчас я тебе все объясню, вот только разденусь с дороги.

- Да, и умыться тебе не помешает, а то выглядишь неважно, - мягко прокомментировала она и собралась уйти в комнату, но тут раздался телефонный звонок, и она подняла трубку.

Карина долго слушала, ничего не говоря, только выражение ее лица становилось все приятнее и мягче. Наконец, она ответила кому-то по-французски, что все поняла и положила трубку.

- Ты не представляешь, что мне сейчас сказали, - обратилась она ко мне. - Звонил мой адвокат, он скоро привезет мое кольцо! Они там в Париже ошиблись, история моего перстня начинается только с XVIII века, и оно не может быть тем самым кольцом королей, про которое нам говорили сначала. Они извинились и вернули его! Леша, оно скоро будет снова у меня! – и она радостно бросилась мне на шею, даже думать забыв о причине моего ужасного вида.

Вот так, не зря я все-таки столько страдал, ведь это мое кольцо, украденное в конце XVII века, теперь вернут Карине. Это я ей помог! Нет, это мы с профессором помогли! Все заканчивается таким невероятно чудесным образом. Я готов был плясать от восторга, но моя жена не поняла бы такого поведения, для нее ведь все шло своим чередом, аа мое отсутствие она даже не заметила. Но я все равно был несказанно счастлив: все возвращается на круги своя!