Гроза в деревне

Василий Дубакин
"Я пишу для тех, кто чувствует поэзию пролетающих мгновений повседневной жизни и страдает, что сам не в силах схватить их."             Михаил Михайлович Пришвин


Ранним утром, еще до рассвета, сад наш тонет в таком плотном и сыром тумане, что сонные листочки на его яблонях и грушах, озябшие за ночь, не могут даже шевельнуться.

Птицы начинают уже наперебой пробовать свежие голоса: мягко щебечет ласточка, скворцы кричат голосами заморских птиц, воробьи ссорятся и чирикают как можно вредней, и все покрывает ровное умиротворяющее журчание жаворонка из-за облачной выси.
До этого неясные постепенно проступают в тумане очертания: тут колодца, а там сарая. 

Вдруг вспыхнули верхушки берез на краю поля, за ними матово засветились макушки елей в бору за озером.
Блеснуло окошко в баньке.
Озеро в низине разгорается, как медный начищенный таз.
Стволы сосенок на пригорке тронулись желтоватым отливом, который постепенно переходит в мягкий красноватый.
С луга тянет свежей прохладой, настоянной на запахах трав, полевых цветов и прошлогоднего прелого сена.
Струятся и дрожат потоки от нагретой земли, усиливая ветерок.
Вертясь из стороны в сторону, затевают шум круглые листочки на старой осине за околицей.
А в небе - ни облачка…

Они выплывают, когда солнце начинает припекать, заставляя искать тень.
На дальнем прозрачно-голубом горизонте появляются сначала два-три ватных клочка, которые и не заметишь сразу.
И пока ты снимаешь в доме утреннюю фуфайку и ищешь соломенную широкополую шляпу, горизонт уже покрыт шеренгами облаков, маленьких и побольше, снизу темных и ослепительно-белых вверху.
Ветер дует с ровным постоянством, прогоняя их через все небо, не давая останавливаться и собираться в плотные стада.
Тени их, неумолимо надвигаясь от края поля, перебегают через дорогу в его середине, потом доходят до забора, ломаются о крыши сарая и баньки и покрывают сад и дом.

Но стоит жаре усилиться - и напор ветра постепенно слабеет.
Небесное поступательное движение замедляется, и вот уже дальние шеренги останавливаются, сбиваются в кучи и темнеют.
Ветер стихает вовсе.
Длинными плетьми обвисают тоненькие веточки березок, не крутятся больше круглые листики осины.

Парит.
Облака в растерянности.
Нет больше непреодолимой направляющей их силы, и они начинают бродить по кругу, сталкиваться, подминая маленьких, сливаясь с более крупными.
Куча их густеет, поскольку из-за горизонта, там, где еще не прекратился ветер, напирают другие, а здесь уже давка, и двигаться некуда, и можно только уплотняться.
И плотная масса их, не выдерживая давления, начинает синеть, и нет уже тех легких воздушных веселых утренних барашков, а вместо них над головой повисает темнеющая на глазах туча.

Становится совсем тихо.
Птицы куда-то подевались, не слышно даже воробьев.
Корова на лугу перестала мычать и ложится в траву, задумчиво глядя вдаль и шумно вздыхая.
Воздух все темнее и темнее, и в то время как тело тучи неподвижно, низ ее приходит в движение.
Какие-то рваные, полупрозрачные обрывки устремляются вперед, прогоняя стрижей, которые еще носятся отважно наперегонки.
Тянет-тянет прохладой, но ветра все нет.

Хорошо в это время сидеть за домом на верстаке и смотреть в поле на рожь, уходящую к дальнему лесу.
Вкусно пахнет сосновыми стружками и жареной картошкой из-за забора.
Выбегает соседская девчонка и начинает сдергивать подсохшее белье с веревки.
Собака, потеряв интерес к кости, которую она до этого долго старательно грызла, подходит к дому и укладывается под крыльцом.

Вдали на дороге вдруг поднимается шлейф пыли и стремительно несется, пугая одинокого пешехода.
Разом приходят в движение листья.
Вдруг налетевший первый порыв с размаху хлопает распахнутым окном.
И сразу вослед ему крупной дробью бьют холодные капли.
Девчонка бежит, прижимая белье к животу.
Размашисто летят два голубя, пытаясь оторваться от дождя.
Яркая слепящая вспышка с яростным треском рвет небо прямо над головой и завершается низким протяжным орудийным ударом.
Серая мутная стена вдали гнет березки на лугу, и уже слышно, как грохочет жесть на крыше крайнего дома.
Косые потоки начинают хлестать по оконному стеклу, сквозь которое уже ничего не видно, барабанят по крыше, по пустому тазу на крыльце, шумный поток льется и льется в бочку на углу дома, грохочет раскат за раскатом - и вдруг все разом стихает, и только громко стучат повсюду крупные капли, стекая с листьев и падая в лужицы, которые теперь повсюду…

А темно-синяя стена долго еще стоит на горизонте, солнце ярко светит с промытого небосвода, зажигая радугу в память о завете, и вновь нигде ни облачка, и вновь идет радостная перекличка воробьев, и лишь по стеклу нет-нет, да и скатится быстро запоздалая капелька.