- Вылазь оттедова, внуча! Серьёзности в этом очень большие! Непросто это всё… ой, непросто!
Вернув тумблер в исходное положение, я принялся карабкаться вверх по лестнице, прогоняя про себя мысли о том, что возможно я стал заложником какой-то секты.
«…А почему бы и нет? Чего только в мире не бывает этом… Вдруг эта Алефтина Георгиевна является жрицей какого-нибудь Братства Воскрешения Тутанхамона?»
Однако, я сразу же стал гнать от себя прочь эти размышления, так как все они склонны были ввести меня в полное недоверие к той, кто действительно хоть как-то владел информацией по случившимся со мной щепетильным моментам, бесцеремонно ворвавшимся вдруг в мою жизнь.
- Во мне сомнений не ищи, Витя. Сомнения тебе только мешать будут, - сообщила мне вылезшему из подполья ведунья.
- Да просто мудрено как-то всё, Алефтина Георгиевна. А что стол специально под меня сделан? – решил уточнить я.
- Стол тот-то муж мой покойный во дворе откопал, а я ему место указала, где копать надобно было…
- Как это откопал? – спросил я, перебив целительницу, а про себя заметил: «Что за сказки ещё?»
- Это не сказки… Сон однажды приснился, в котором явился мне ангел Божий и обмолвился: «В земле сырой во дворе вашем лежит стол старинный каменный. Выройте его вскорости и схороните в домашнем подвале от глаз людских и пользований. Время придёт об этом столе ещё познаете от меня зачем он и для какого дела надобен будет». В течение целого месяца мы с мужем перекапывали свой двор в его поиске, а потом лопата зазвенев о камень, стол энтот и обнаружила…
- Ну и ну, - только и смог сказать мой голос.
- Вот что, основа мной тебе сказана… Сейчас домой пойдёшь, а с раннего утра начнёшь поиском в многолюдье заниматься. Дам я тебе номер телефона своего для связи срочной, да особыми средствами снабжу для облегчения мучений твоих. В церковь сегодня в день крестителя Господнего Иоанна правильно ходил, Сын Божий тебя заметил. Молитвы читай, крестным знамением себя осеняй, воду пользуй…
Вдруг из-за стенки показалась голова местного озорного домового до сих пор где-то отсутствующего во время моего общения с ведуньей.
- Сгинь отседова, нечистая! – махнув на него рукой, прикрикнула просипевши Алефтина Георгиевна.
«Бабайка» мгновенно устранилась, а я многозначительно взглянул на бабульку. Какая-то немыслимая энергетика заключалась в этом пожилом человеке. Она будто искрилась в ней, готовая воспламенить огонь в людских душах, которые приходили сюда и обращались за её помощью, с просьбой насытить их тем самым неравнодушием, включающим в себя огромнейшую и всепобеждающую силу. Да, в ней торжествовала жажда к жизни! В ней ликующей и приободряющей теплотой жила бесконечная истина, мельчайшее прикосновение к которой озаряло души божественным светом.
- С благостью Божьей дело, внучок, подспудным будет, только докажи ему своё правоимение, - вдруг проговорила Алефтина Георгиевна и кашлянув, направилась в сторону кушетки, где находилась её стеклянная банка для отхаркивания.
7 июля, четверг, 21:45
В уже начавшем смеркаться летнем небе, величаво проплывали никому кроме меня невидимые сферы. Они будто пребывали в танце, своём неподдающемся никаким законам физики танце, совершая неизвестно когда и кем отписанные им «па». Гармония, а всё же был какой-то порядок в том, что показалось бы любому стороннему наблюдателю броуновским движением, отслеживалась в тех плавных снижениях и взлётах, в тех парениях и зависаниях, в тех резких, но всё же изящных реверансах-стремлениях. Кто знает, может шары, действительно, образовывали собой в комплексе Руки Божьи, грациозно и пластично перемещающиеся в заданном им ритме вселенской музыки. Её звуки, неуловимые для слуха людей, как для существ ограниченных в полном восприятии этого бесконечного мира, вполне возможно, существовали и на самом деле, заставляя вальсировать все объекты во вселенной. Будь то трепетно-парящий полёт пёстрокрылой бабочки, подводные игры отблёскивающих серебром рыбных косяков, скорый бег лесного древорогого красавца-оленя, свистящий поток предгорного ветра, крутящий момент колёс гоночного автомобиля, – всё, всё, всё в этом мире плясало под дудку незримого и могущественного исполнителя.
-… Жень, поэтому мне и нужна твоя помощь. Без тебя, дружище, будет гораздо сложнее, - говорил я в свой мобильный телефон Бутикову, которому до этого рассказал всё то, что произошло со мной у ведуньи в самых мельчайших подробностях.
- Витёк, трудно в это поверить - абсолютно фантастическая история! Я бы тоже, наверное, скорее всего, подумал оказавшись на твоём месте, что это чей-то злой розыгрыш…
- Тем не менее, Жень. Всё очень и очень правдоподобно и мне ничего не остаётся делать, как заняться поиском тех людей, о которых я тебе говорил… Вот иду сейчас, а у меня живот уже начинает крутить – дело вечернего обещанного мне мучения. Вчера думал помру от головной боли… Женёк, такого со мной ещё никогда не было! Я даже и две таблетки от боли выпил – не помогло… Жуткие, скажу тебе, ощущения…
- Сочувствую, но сегодня я думаю со снадобьями бабкиными тебе получше должно быть…
- Я тоже на это надеюсь, Жень… Дружище, давай завтра пораньше в город сорвёмся… Я так мыслю, что основной людской поток начнётся в промежутке от восьми до девяти часов утра, то есть когда люди спешат на работу… Это - час пик, Жень. Нам нужно будет вклиниться в него вовремя, чтобы отыскать в нём хотя бы одного «фиолетового»…
- А где мы с тобой работать будем?
- Я уже об этом подумал, Жека. Нужно будет без десяти восемь быть на остановке у городской мэрии. Думаю, что поток там самый плотный и оживлённый в это время окажется. Мы же на ней станем и будем наблюдать выходящих из прибывающего транспорта человечиков. Согласен?
- Возражений не имею, Витёк. Хоть какое-то дело нашлось, а то тоска смертельная в последнюю пору заела… Буду вовремя там, Вить. Не переживай, особенно.
Поблагодарив Бутикова за поддержку и попрощавшись с ним до завтрашнего утра, я скорым шагом внедрился во двор своего дома, непривычно тихого и почти безлюдного. Только парень с девушкой шли мне навстречу, мило державшись за руки.
В моем желудке вот уже с полчаса ощущалась неприятно ноющая изжога и бурлящая неспокойность, сопровождающаяся омерзительной отрыжкой. Вдобавок к этому тошнота подступала к горлу, а слюновыделение крайне повысилось. Глотая слюну при каждом рвотном позыве, я старался как можно больше вобрать через лёгкие воздуха и тем самым насытив их кислородом помочь организму справиться с возникшими затруднениями в пищеварительном тракте. Войдя в свой подъезд и поднимаясь вверх по лестнице, я вдобавок ко всему начал испытывать лёгкое головокружение.
«Точно начинается обещанное мне светопреставление! Сейчас ещё только не хватало блевануть в коридоре при маминых расспросах, на её вопросы где был и чего видел… О, Боже!»
Эта мысль заставила меня на мгновение остановиться и задуматься.
«Давай-ка дружок отсиди лучше у подъезда на лавочке свои неприятные позывы. Маму не волнуй, слышишь! Мамочку не тронь…»
В животе крутило, вертело, просилось наружу месиво чего-то такого, что не держалось внутри организмом.
«Злосчастные грибы! Может из-за них я испытываю сейчас проблемы?» - между делом вспомнил я обед после бани у Алефтины Георгиевны, стремглав спускаясь вниз по лестнице и прикрывая рот от преждевременной рвоты, которая уже во всю просилась за пределы моего существа.
Резко толкнув подъездную дверь, что было силы, я выбежал на улицу в направление подвала и там, склонившись к его зарешеченному входу из моего нутра вырвалось отвратительное «буаааа», а изо рта полилась кашеподобная жидкость с горьким привкусом желчи. Испуганные мной в подвальную глубину мелькнули два кошачьих силуэта, мирно сидевших до этого на ступеньках, а от одного из балконов мои уши чётко расслышали мужской басок:
- Вот, скотина! Ты погляди-ка!
Сплюнув слюной остатки желеобразной массы, я в полном стыде и совершенно белой рубашке решил уйти от дома подальше в сторону веранды, где рассчитывал пересидеть случившийся со мной тошнотворный кризис вдали от людских глаз и ушей. Меня качало и мутило так, будто я находился в море на рыболовецкой шхуне, которую кидало и бросало, как щепку на волнах, в самый разгар девятибального шторма. Это было даже хуже морской болезни! Это было куда хуже состояния смертельно пьяного человека! В глазах моих двоилось, если уже не троилось, а ноги заплетались от чудовищного головокружения, где земля вздымалась в небо, а небо же уходило в землю. Всё кругом вертелось и плясало в диком и суматошном танце, вдобавок к этому в ушах препротивнейше свистело. Совершенно потеряв равновесие я, споткнувшись о бордюрный камень, упал в пыльно-песчанную почву, что служила основанием детской игровой площадки, и оказался в позе ползущего по-пластунски диверсанта-подрывника. Сил на то чтобы подняться и встать на ноги не оказалось, зато какая мощь выплеснулась из моего чрева, орошая землю зловонной слизью!
- Буаааа…
Из-за осознания своего полного бессилия из глаз моих брызнули слёзы, а спина в надрывном подёргивании принялась вызывать отчаянный плач. Рыдание изверглось в дворовую округу, а желудок, будто издеваясь надо мной, в дикой боли сжавшись до минимальных размеров, продолжал выкидывать остатки бывшей в прошлом еды.
- Буаааа… буаааа… буаааа…
Вскоре под моим носом скопилась огромная лужа смрадной рвоты и я вынужден был рассматривать её и дышать кислотными испарениями идущими от вырвавшейся из меня консистенции. В своей абсолютной немощи я не мог приподняться и тем самым отстраниться от вонючей жижицы. От этой мерзости меня ещё больше рвало. Рвало уже воздухом и горечью!
«Как же я смешон! О, Господи, как же я смешон!»
Под ярким светом фонарного столба, в дворовой пыли и собственной блевоте лежал я, молодой и прилично одетый человек, ревущий от бессилия и боли, под вполне возможными взглядами кого-нибудь из жителей моего дома или просто случайных прохожих.
«О, как же я смешон и жалок!»
8 июля, пятница, 00:12
Как нашкодивший пёс тайком и украдкой поглядывает из-под стола на своего хозяина, так и я сейчас, притаившись в веранде, наблюдал за окном своей квартиры, где ещё горел свет, означающий то, что мама и дядя Коля не спят. Приступы рвоты у меня прошли, спустя некоторое время моего возлежания на детской площадке, а потом как рукой сняло и слабость, как будто бы ничего со мной и не было. Однако то, каким я сейчас был, а был я грязным, уставшим, взъерошенным и просто жалким, не позволяло мне явиться домой, как неприятному сюрпризу, да и очень не хотелось расстраивать мать на сон грядущий. Поэтому я и позвонил ей, как только справился с тошнотворным казусом и предупредил, что домой приду очень поздно и чтобы она особо не переживала. А пока я в ожидании светового для себя знака из квартиры, старался привести в порядок, отряхивая от пыли брюки и рубашку, которую из-за её белизны было уже бесполезно чистить. Руки мои в локтях были покрыты зудящими ссадинами, получившимися от моего падения на землю, я их также старался тщательно омыть во избежание какого-нибудь столбняка святой водой, оставшейся у меня от похождения в церковь.
Я также, пользуясь случаем, старался разглядеть Ольгу в занавешенных окнах её квартиры и пару раз, мне даже удавалось увидеть мелькнувший девичий силуэт, отчего моё сердце волнительно трепетало в груди.
«Поди сейчас ко сну готовится, Оленька… Мне теперь в связи с этим поиском «найдёнышей» и телесными приступами времени не так много останется на общение с нею. Вот как всё некстати! Только вчера познакомился и сразу неприятностей в нагрузку получил. Жестоко я наказан этим Цыганом, ой жестоко! Всё равно время от времени надо позванивать ей, чтобы не забывала… Тут ещё вчера о шашлыках в выходные ей обмолвился… Как же всё некстати!»
За сим рассуждением, я набрался смелости, позвонить ей в столь поздний час, чтобы дать знать о себе и заодно убить время моего ожидания.
- Оленька, привет! – проговорил я в телефон, стараясь быть как можно веселей и задорней.
- Привет, – ответила она мне сухо и устало.
- Извини, что так поздно тебе звоню. Ты не спала? – решил я поинтересоваться у неё, натолкнувшись на утомлённый тон.
- Почти уже готова ко сну. У тебя что-то срочное?
- Да нет… Просто решил узнать, как у тебя день прошёл…
- Вить, давай завтренька пообщаемся… Я очень устала… - перебив меня проинформировала Ольга.
- О’кей, понимаю Олечка. У меня сегодня тоже денёк напряжённый получился… Ладненько, иди баюшки! До завтра! Пока, Оленька!
- Пока…
Расстроившись из-за несложившегося разговора, я отхлебнул немножко святой воды из бутылки и достав из пакета книжицу-молитвослов, принялся листать её в названиях при свете фонарного столба. Первой значилась «Молитва Господня. Отче наш». Я присев на скамью в веранде, начал в полушёпоте зачитывать её: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».
Закончив с прочтением молитвы я произнёс «Аминь» и перекрестился.
«Кощунственно как-то звучит просьба к Господу в этой молитве: «…не введи нас во искушение». Может я, конечно, чего-то не понимаю пока, но уж как-то абсурдно это! Вводит-то во искушение как раз-таки обычно лукавый, согласно христианскому вероучению, а здесь же в молитве совсем иное выдаётся! Интересно…»
Впрочем на этом своё размышление о тексте молитвы я и оставил, поскольку переключился на совершенно другой, также не менее волнующий меня в настоящий момент объект моего влечения.
«Я так думаю, что если бы Ольга была заинтересована во мне, то она, - закрутилась в голове мысль о недавнем телефонном разговоре с моей очаровательной соседкой, - не стала бы так вести со мной общение, а, наоборот, порадовалась моему звонку, даже если и была бы при этом жутко уставшей… Что-то здесь попахивает унылостью… Впрочем, всякое возможно…»
Следующая заинтересовавшая меня молитва была обращена к Ангелу Хранителю: «Ангеле Христов святый, к тебе припадая молюся, хранителю мой святый, приданный мне на соблюдение души и телу моему грешному от святаго крещения, аз же своею леностию и своим злым обычаем прогневах твою пречистую светлость и отгнах тя от себе всеми студными делы: лжами, клеветами, завистию, осуждением, презорством, непокорством, братоненавидением, и злопомнением, сребролюбием, прелюбодеянием, яростию, скупостию, объядением без сытости и опивством, многоглаголанием, злыми помыслы и лукавыми, гордым обычаем и блудным возбешением, имый самохотение на всякое плотское вожделение. О, злое мое произволение, егоже и скоти безсловеснии не творят! Да како возможеши воззрети на мя, или приступити ко мне, аки псу смердящему? Которыма очима, ангеле Христов, воззриши на мя, оплетшася зле во гнусных делех? Да како уже возмогу отпущения просити горьким и злым моим и лукавым деянием, в няже впадаю по вся дни и нощи и на всяк час? Но молюся ти припадая, хранителю мой святый, умилосердися на мя грешнаго и недостойнаго раба твоего (имя), значит Виктора, буди ми помощник и заступник на злаго моего сопротивника, святыми твоими молитвами, и Царствия Божия причастника мя сотвори со всеми святыми, всегда, и ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Вновь перекрестившись, я погрузился в задумчивость и рассуждения по поводу ангелов, увидев при прочтении молитвы несколько вопросов для себя по этим Божьим служителям.
«Вот как-то мне не понятно всё пока… Согласно христианскому вероучению у всякого из людей есть свой ангел-хранитель. Однако, их почему-то мне видеть не суждено оказалось, а вот «кузнечиков» и Руки Божьи, хоть сколько угодно созерцай! Или же ангелы – это более высокие существа и мне их видеть не дозволено, или же они в нас непосредственно сидят, а может и вовсе помогают нам на огромных расстояниях…»
Удивительно, но чувство голода после пережитых мной рвотных катаклизмов, дало о себе знать урчанием желудка. Есть захотелось так, что я стал ностальгировать по определённым видам блюд кулинарного искусства, когда-то посчастливившихся мне откушать. О приготовленной мамой пище, можно было рассказывать часами, а вкусовые ощущения и аромат её кушаний, надолго оставались в памяти людей, когда-либо их отведавших. Даже мне, привыкшему к маминой кухне, приходилось облизывать пальчики после вкушения домашних котлеток по-особому, фаршированных помидоров с сыром, салата с брынзой и оливками, янтарного супа с фрикадельками, макаронами с чесночно-сливочным соусом и прочего, прочего, прочего, отчего душа вселялась в живот с пристрастием. Да и дядя Коля, в последнее время, был горазд и очень вкусно готовил, с чувством и желанием. Слюнки неистово разгулялись в моей ротовой полости и омывали каждый зубик, при воображаемом мной поглощении пищи.
Тем временем в моей квартире наконец-то погас свет и я взяв с собой свои пожитки в целлофановом пакете, неспешно направился к подъезду, предвкушая встречу со съестными припасами.
Дома уже все спали. Как можно тише, чтобы кого-нибудь случайно не поднять шумом, я вошёл в квартиру, включил свет и не разуваясь, мигом пробежал коридор на цыпочках после чего оказался в своей комнате, где с моего тела тут же полетели на пол грязнущие и компрометирующие меня рубашка с брюками.
- Ловко ты Вить сегодня раздеваешься! Прям, как в армии! – раздался посвистывающий голосок «бабайки» со стороны подоконника.
- Хочешь жить – умей вертеться, Саныч! – ответил я ему исподлобья и тут же спросил: - Что новенького в доме? Как там мама? Михалыч?
- У Михалыча фарт пошёл! На работу-то его взяли и он ходит всё вокруг да около Иринки беспомним гоголем! Хвалится! Ну и она за него рада-радёшенька. Весь вечер миловались-миловались, миловались-миловались. Что устал я это наблюдать!
- Молодец, Михалыч! А этот разбойник? – указав на спящего Баську, спросил я у домового.
- Да, как обычно – набегается, как угорелый, потом поест до отвалу, а после спит и всё заново начинается…
- Его дело маленькое, Саныч. Не будь к нему слишком строгим… Всё… пора в душик, затем кушать и спать. Завтра день тяжёлый предстоит.
Сказав это я ушёл в ванную.
*** *** *** *** *** *** *** ***
В зябком, изрядно прохладном, влажном воздухе, невозможно было разглядеть что-либо, - густой туман, нависший над водной гладью, скрывал от взора берег. Стелящаяся дымка клочками из облачков гуляла на ровной зеркальной поверхности и погружала всё вокруг в светло-синий ореол мистического значения, отчего таинственность внедрялась в сознание цепкими коготочками чего-то неведомого и скрытого.
На утлом и неустойчивом плотике, кое-как связанном из нескольких древесных стволов, находился я в вынужденном полускрюченном положении, дабы сохранить равновесие и не свалится в воду. Уставшая от напряжения спина, неведомо какое время державшая меня от бурного всплеска брызг при моём возможном падении, инстинктивно подёргивалась от избыточной на неё нагрузки и это подёргивание резонансом уходило в мои слабеющие ноги. Присесть же было нельзя на той площади, что являлось плотом, без того чтобы не залезть ногами в воду, а этого делать очень не хотелось, так как от неё веяло неприятным холодом.
Странность ситуации, в которой я вынужден был оказаться, ставила мои мысленные рассуждения на эту тему в тупик.
«Вроде бы был на берегу. Затем помню ветер поднялся, волны нашли и я вдруг оказался вдали от земли на этом древесном убожестве. Как занесло сюда? В каком направлении берег? Не знаю, туман всё скрывает… Сил у меня уже нет никаких здесь находиться. Надеюсь только на то, что туман рассеется, тогда можно будет хоть вплавь до земли добраться… Знать бы только куда плыть, а то ведь не глядя можно и в открытое море устремиться, откуда возврату уже мне не будет…»
Чувства горького одиночества и огромной опасности крепко сидели во мне. Они беспокойным холодком проносились внутри моей души и заставляли задуматься о том, что слепому в мире действительно несладко. А под вуалью тумана, и в самом деле, ощущалась незримость, которая даже была больше, чем слепота, так как за ней стояло непонимание. Эта загадочная дымка проникла в мой разум и плотно окутала все мои думы с надеждой на счастливое провидение, которое всё никак не могло подмигнуть мне ободряющим рассеивающим знамением.
«Боже, а если этот туман на долгие дни или месяцы? Он точно способен на то, чтобы поглотить меня в своё ненасытное чрево и обволочь, как расщепляющий и едко-кислотный желудочный сок пищу… Мне не остаётся более ничего, как молится. Молится во спасение своей души Господу. Лишь только он – моя вера и надежда. Я же полностью бессилен в этом тумане и на шатком плотике, окружённым великим водным пространством. Я должен ждать. Ждать и верить. Верить – это слово, в котором сама жизнь с истиной и Богом. Лишиться его – это значит лишиться всего самого дорого, что есть в человеке, да и не только в нём, а во всей Вселенной. Бесконечность туманна и неведома. Познаешь ли её во всём? Вряд ли!»
Рука судорожно крестится. Глаза напряжённо вглядываются вдаль, в надежде рассмотреть какой-либо объект. Тщетно! За пеленой зги, ещё более густое марево из белого гуляющего облака.
Усталость наконец заставляет меня опуститься на жёсткую и шершавую поверхность плота коленями. В полной тишине я слышу постукивание своих зубов из-за проникшего в меня холода. Спина и ноги от яростной натуги просит передышки, а рука не прекращает креститься.
- Помогите! – в который раз кричу я в зловещее безмолвие, отчего плот сильно качнулся в моём громком усердии.
Мой центр тяжести тут же перемещается супротив крена.
«Ещё не хватало мне перевернуться! Господи, прости меня грешного! Прости меня за гордость мою никчёмную и неверие в тебя на твёрдой земле ранее и за трусость подлую здесь и сейчас, в море бескрайнем! Грешен я, Господи, грешен в страшном безверии! Смилуйся надо мной, милостивый…»
Рука крестится. Душа трепетно взывает к всевышнему. Озноб начинает гулять по моему телу – это всё туманное утреннее море.
«А ведь он и вчера был надо мной этот туман или ты забыл? Забыл как ты надрывался в жестоком безнадёжном плаче под ним, устремляя свои воззвания и мольбы к Господу на спасение? А помнишь ли ранее, ещё там на берегу в тени развесистого плодоносящего древа, ты мнил себя самым величайшим из всех на свете? Сытый и беззаботный, ты говорил себе, что Бога нет, а есть только случай и закономерность. Под ними ты нежил своё брюхо, вприпрыжку ходил по песчаному пляжу, купался в тёплом и бархатном море и солнце, и ветер, и природа тебе кругом благоволили. Забыл ли о том, что в своём мерзком тщеславии ты вовсе и не ждал беды? В блаженстве тебе казалось, что ты хозяин своего положения. Тебе казалось, что вся Вселенная вертится вокруг тебя и ты её полный собственник. Глупец! Какой же ты был глупец! Сейчас ли под туманом, на крошечном плотике, в огромном море тебе не понять этого?! Какой же ты был глупец!»
В раскаянии перекрестившись, я вздымаю руки в невесёлое и мрачное небо.
- О, Господи! Прости меня грешного! Прости меня неразумного и гордого! Я не ведал в безверии своём, что прибудет нежданная беда. Каюсь, Господи, за то что мнил себя всесильным. О, всемогущий, даруй мне спасение! – громко обращаюсь я в голосе к Христу.
Плот, на котором нельзя было прилечь и даже присесть нормально, повергает меня в жуткое уныние. В конец обессиленный от отсутствия сна и отдыха, пищи и питьевой воды, душащая горечь подступает к моему горлу, а из глаз начинают литься слёзы, - драгоценная влага для организма.
- Боженька, прости… прости… прости… - всхлипываю я, опершись ладонями в поверхность плота и головой пригнувшись к водной глади.
«Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп…» - вдруг доносятся до моих ушей звуки, будто нечастых ударов вёсел о воду.
«Не мерещится ли?» - настороженно начинаю я прислушиваться и сосредоточенно всматриваться в туманную бездну слезящимися глазами.
«Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп…» - звук явно имел приближающийся характер.
В сильном волнении, собрав все свои оставшиеся силы воедино, я покачиваясь встаю на ноги и что было мочи кричу:
- Э-ге-гей!!! Помогите!!!
«Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп…» - прозвучало уже рядом со мной.
С повышенной концентрацией внимания вглядываюсь я в гуляющую дымку.
«Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп…»
Сквозь туман слабо просматривался идущий ко мне навстречу чёрный человеческий силуэт.
«По воде! Здесь, что мелко?» - не верю я своим глазам, крайне удивляясь.
Мерно и величаво ступая по водной глади, шёл ко мне длинноволосый мужчина. Лёгкой и изящной походкой он будто летел в моём направлении, а в статной царской осанке его и в спокойном выражении лица, присутствовало что-то невероятно одухотворённое, вечное и в тоже время довольно простое, но оттого ещё более притягивающее, точно гипнотизирующее сознание обличие. Ясные глаза незнакомца также усиливали это чувство, - они несли в себе всё самое доброе, искреннее, сочувствующее, положительное, что делало образ гармоничным и привлекательным. Прямые локоны его волос ниспадали на плечи и в шаговом движении красиво чуть развивались в стороны, будто на ветру. Чёрный плащ-накидка скрывал от меня большую часть тела идущего, оставляя только открытыми для моего взора красивые кисти рук и тонкие черты лица этого очаровательного человека, невесть откуда пришедшего.
Словно искра проскочила и подожгла в озарении мой мозг, выдавший на-гора мысль с троекратным рукотворным перекрещиванием:
- Господи, Иисусе! Спаситель! – молвил я шёпотом, поражённый представшим мне зрелищем.
Незнакомец остановившись в нескольких шагах от моего плотика, пристально с прищуриванием век окинул меня пронзительным взглядом. Только теперь я разглядел, что обутые в сандалии ноги его совсем не были погружены в воду. Ни на йоту! Великий страх с замешательством проник в меня. Сомнений в том, что это был именно Спаситель у меня уже не было. В жутком сердцебиении и лихорадящем волнении я расслышал голос, немыслимо певучий и умопомрачительно прекрасный:
- Не должно так…
Сказанная Христом полуфраза ввела меня в смятение. Адресованная мне, краткая, но ёмкая в слове, она заставила мой ум напрячься в размышлении о её возможном значении.
- Не должно так, как вы о Боге мыслите… - повторил Спаситель и я в полной сосредоточенности прислушался к колоритному бархатному словесному звучанию. - Истинно, истинно говорю вам, что верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня. Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день. Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. Итак, что Я говорю, говорю, как сказал мне Отец. Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения. И говорил Я ранее притчей: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал, вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет. Ибо вот ещё, Царствие Божие внутрь вас есть, а Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасётся, и войдет, и выйдет, и пажить найдёт. Затем бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой - виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают. Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам. Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода и будете Моими учениками. Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам ранее, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет и разрешено на небе. Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки. Я же пришёл призвать не праведников, а грешников к покаянию! Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного…
Голос Иисуса журчал словно чистейший ручей на предгорном склоне и я, завороженный им, не смел даже вставить в его речь своё слово. Да и незачем было вмешиваться в сказанное, так как не согласиться с тем что произносилось Спасителем, без труда стоящим предо мной на водной глади, было просто нельзя. Зачарованный этим необыкновенным зрелищем я полностью находился в трансовом состоянии, которое меня держало в исключительном внимании к каждому, идущему от Христа слову. Лик же его животворный, время от времени чуть скрываемый стелящимся туманом, только усиливал их звучание и оттого мне казалось, что они внедрялись в моё сознание частицами благотворности и покорности.
- Не должно так, как вы... – повторил Иисус полуфразу. – Вы же отреклись от веры в Отца вашего Небесного и пребыли во мглу беспросветную. Ибо, повторю, что не должно так быть. Усердны ли были Мои ученики-апостолы в своём искажении Божественного слова? А прелюбодейцы и властолюбцы на царских тронах, возомнив себя посланниками от Бога, не они ли коверкали Заповеди Его? Истинно, истинно говорю вам предан я был вами многажды! Библию ли в словах Моих читаете и возносите за веру в Отца вашего Небесного? Не Антихриста ли почитаете ныне? Когда от слов Моих в Евангелиях только обрывки остались! Да вот ещё, перескажите друг другу песнь словом и через тысячный пересказ и через вековые годы будет потеряно слово то! Или не из единого языка вышло ваше многоязычие? Не из одного ли учения Моего вышли многие учения? Истинно, истинно говорю предан Я вами многажды! Сеятель слово сеет. Посеянное при дороге означает тех, в которых сеется слово, но к которым, когда услышат, тотчас приходит сатана и похищает слово, посеянное в сердцах их. Подобным образом и посеянное на каменистом месте означает тех, которые, когда услышат слово, тотчас с радостью принимают его, но не имеют в себе корня и непостоянны; потом, когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняются. Посеянное в тернии, означает слышащих слово, но в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода. А посеянное на доброй земле означает тех, которые слушают слово и принимают, и приносят плод, один в тридцать, другой в шестьдесят, иной во сто крат. Что взрастили вы искажением? Не читая ли Евангелий в отрывках морщитесь и от Бога истинного отвращаетесь? Глупцы и невежды те, кто не видит упадка в безверии! Истинно, истинно говорю вам, что посеяли - то и пожинаете. Я же учил в проповедях Своих неравнодушию, что и есть истинная любовь Божья, а в людском равнодушии распятым оказался. О, верные слуги безверия не должно так! Воровство - это ли не равнодушие к имуществу ближнего? Лжесвидетельствование – это ли не равнодушие к справедливости? Себялюбие – это ли не равнодушие к ближнему? Невежество – это ли не равнодушие к чужим душам? Глупость – это ли не равнодушие к своей душе? Гордость – это ли не равнодушие пред Богом? Убийство – это ли не равнодушие к жизни ближнего? А самоубиение – это ли не равнодушие к жизни собственной? И многие прочие пороки – корни в нём имеют! Ещё многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам. Вернитесь же к Моим начальным словам, ибо чрез них спасёте ваши души. Блуждание же впотьмах ничего не даст, а только забвение. Пришло время осмысла и да пребудет с вами в их свершении Отец Небесный! Веруйте, веруйте, веруйте! Веруйте так, как верит в вас Дух Святой истины!
Ноги мои сами по себе согнувшись в коленях, упёрлись в древесную структуру покачивающегося плотика, а из глаз обильным ручьём полились слёзы. Рука крестила меня. Крестила рьяно и прилежно мой лоб, мой живот, плечо правое и плечо левое. Крестила много. Сквозь судорожное постукивание зубов я вслушивался в каждое слово произнесенное Христом, улавливая смысл в его суждениях и огромнейшее живое начало вселялось в меня лучистой энергией добра. Спасителя и в самом деле окружил нимб и ореол божественного и тёплого свечения. Свет от него ярко струился сквозь туманную пелену и красивейшее зарево возгоралось в плывущей дымке надводных облачков, рисуя, тем самым, ещё никем из художников не нарисованное действо.
- Верую, Господи! – часто шептали эти два слова мои иссохшие и измождённые губы.
Христос приподнял свою длань и поманив меня к себе знаком, певуче произнёс:
- Следуй за мной, младый!
Поднявшись с колен, я в полной уверенности и даже не взглянув на воду, ступил решительным шагом на зеркало морской стихии и последовал по ней будто по твёрдой земле вслед идущему впереди меня Иисусу. Крылья веры несли мою сущность в мир спасения, а сердце билось в неутомимом энтузиазме.
- Верую! Верую! Верую!
8 июля, пятница, 06:32
Будильник на мобильном надсадно звучал в непрерывном пении. Начинался новый день. Бодро вскочив на ноги, я тут же устремился к футболке с шортами и тем самым разбудил дремлющего Баську, который сладко зевнув, устремился ко мне покачиваясь от ещё сонного состояния. «Бабайка» Саныч тоже оказался тут как тут, подскочив и усевшись на телевизор.
- Доброе утро, Витя! – просвистел домовёнок.
- Надеюсь, что действительно доброе, Саныч! – ответил я ему с улыбкой на губах. – Сегодня многое сделать предстоит, поэтому спасибо тебе за тёплые слова с утра! Саныч, жизнь только начинается!
Какой-то невероятное воодушевление и величайшая жажда действий находились во мне теперь. Я даже чувствовал запах адреналина на своей коже от желания разрешить поставленную мне задачу. Азарт веселил, безудержно веселил мою душу! Сила в моих ногах готова была броситься на поиски тех, кто нужен был мне для своего же спасения. Глаза готовы были жадно ловить фиолетовые лица, которые мерещились уже мне на улицах, в транспорте, у домов, в скверах - всюду! Язык так и просился говорить с «найдёнышами» и пламенно убеждать их в содействии. Чувство ещё более усилилось, когда я вспомнил и о Женьке Бутикове, который будет мне в этом деле отличным помощником. С его языкастостью и чувством юмора успех мероприятию точно должен был быть гарантирован.
«А сон мне какой великолепный приснился! Со мной же Господь милостивый и никакого равнодушия!» - подумал я и взяв Баську с пола в руки поцеловал его во влажный и холодный нос.
- Опять ты красиво сегодня светился, Вить! Всеми цветами радуги! Необыкновенно красиво! – заявил между тем «кузнечик»
- Это благодать Божья играет, Саныч! Точно благодать! – ответил я ему и вернув ещё вялого пёсика на пол, направился с Молитвословом к окну, где отыскал в нём «Молитва перед началом всякаго дела» принялся зачитывать: - Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. Благослови, Господи, и помоги мне, грешному, совершить начинаемое мною дело, во славу Твою. Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже. Господи мой, Господи, верою объем в души моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемое, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.»
А за окном стояла великолепная безветренная и солнечная погода. Свет и тепло уже успели разбудить спешащих на работу людей и ведомые ими автомобили, чирикающих воробьёв и воркующих голубей, зелёную листву трав, цветов, кустов и деревьев, а также всюду снующее многообразие насекомого мира. Благодатное светило дарило себя всему живому без остатка, преобразуя энергию своих лучей в жизненные стремления – цвести и творить, выживать и размножаться. Глядя на пробудившийся после ночного сна городской окрестный сектор, видимый мной сейчас из окна, мне захотелось стать с ним одним единым целым и тем самым пребыть и погрузится в его бытие и действо.
Вновь подхватив с пола на руки Баську, я энергичным шагом направился к двери и открыв её устремился на кухню.
Мама и дядя Коля уже во всю готовились к сегодняшнему дню. В ванной приводила себя в порядок мама, а Михалыч на кухне возился с приготовлением какой-то вкусности, - честь и хвала ему в последнее время. Склонившись над столом, он проделывал манипуляции с ветчиной, орудуя ножом и бережно укладывая её на тарелку.
- Опа! А ты что так рано встал, Вить? – оглянувшись на меня, удивлённо произнёс Николай Михайлович. – Или разбойник спать не дал?
- Да нет, всё в порядке, дядь Коль, - поставил я Баську к миске с водой и он тут же принялся жадно утолять свою питьевую жажду громко причмокивая. – Дела небольшие появились, нужно будет съездить кое-куда… Я слышал вы на работу устроились. Поздравляю!
- Откуда ты знаешь? Мама сказала? Вот женщины, ничего держать за зубами не умеют! Хотели тебе в виде сюрприза сегодня сообщить, а она проболталась! – не тихо с хрипотцой расхохотался дядя Коля.
«Упс! А я кажется, немножко погорячился. Ведь мне о том Саныч осведомил! Как выкручиваться? Блин-с!»
- В любом случае рад за вас, дядь Коль! Лично я ни капельки не сомневался в том, что вас на работу возьмут!
Жёлтое лицо Николая Михайловича расплылось в благодарной улыбке и почти тут же из ванной комнаты вышла мама в своём любимом халате.
- Вить, привет! Ни свет, ни заря – а ты уже на ногах, - немедля проговорила она. – Стой! А что у тебя с глазом? Никак синяк? Глянь-ка, Михалыч.
«Вот ведь, ничего нельзя скрыть от матушкиных глаз! Сейчас будет мне допрос-вопрос…»
- И вправду Вить, откуда синяк? – поинтересовался у меня дядя Коля.
- Вы только не волнуйтесь, хорошо? Позавчера на нашем рынке одного негодяя-карманника пришлось ставить на место. Я стал свидетелем того, что он стащил кошелёк у женщины покупательницы, ну и пытался тут же было скрыться куда подальше, а я, в свою очередь, погнался за ним и настигнув встрял в драку… - честно сообщил я о предшествующем получению фингала событии.
- Господи, одни приключения! – с негодованием проговорила мама.
- Ну и что дальше? Вернулся кошелёк-то хозяйке? - спросил у меня Николай Михайлович.
- Как бы не так! Ворюга успел избавиться от кошелька, а так как кроме меня никто кражи той и не заметил, - то милиции пришлось его отпустить из-за отсутствия улик…
- Подожди-подожди, а как же хозяйка того кошелька? Неужели она не заметила своей пропажи? – перебив меня, решил уточнить дядя Коля.
- Скорее всего. Только дело-то не в ней по большой мере, а в людском равнодушии, дядь Коль. Когда я пытался было объяснить господам милиционерам, что мной был пойман настоящий ворюга, то они почему-то не захотели даже и слушать мои доводы и попросту отпустили негодяя восвояси, а мне же, наоборот, собирались пришить денежное вымогательство и умышленные побои! Вот так.
- Сынок, а что же ты сразу мне не сказал об этом? – вопросила моя синелицая мама.
- Мамуль, пойми меня, расстраивать не хотел…
- Вот мать вашу общество! – только и произнёс Николай Михайлович.
Однако время торопило и я спешно устремился в ванную. Мой тумак и вправду предательски потемнел, чтобы быть незамеченным для взора окружающих. В очередной раз воспользовавшись тональным кремом, я более-менее загримировал его под нормальный цвет лица, - ведь сегодня мне предстояло смотреть без очков в глаза людям, ну а кроме того, Бог даст, и разговаривать с мистическими «найдёнышами». Вскоре я быстро свершив свои облагораживающие мой внешний вид дела, вырвался из ванной к себе в комнату и лишь позади вслед мне от мамы раздалось:
- Вить, кушать иди.
- Мамуличкин, пять секунд и я уже с вами за чашкой чая.
На мобильный телефон, пока я находился вне своего обиталища, поступил вызов от Женьки, видимо уже вовсю готового ринуться со мной по очень нужным мне задачам.
- Женёк, приветствую! В ванной был, поэтому и не слышал, как ты звонил, - проговорил я в аппарат.
- Витёк, здоровенько! Я уже во всеоружии. Выезжаю на остановку минут через двадцать.
- Отличненько, я тоже сейчас позавтракаю с чуть-чуть и выбегаю.
Спешно торопясь я начал переодеваться под неусыпным взглядом «кузнечика». Домовой с интересом наблюдал мои скорые действия, видимо не совсем привычные и понятные для него.
- Вить, я вижу ты уже во всю туда-сюда и раздеваешься, и одеваешься. С большой скоростью тебе это удаётся. Любо смотреть! – наконец проверещал «бабайка».
- Саныч, жизнь заставила! Ты знаешь, а я и не жалею, что тебя увидел вдруг, Руки Божьи, разноцветные лица людей. Пусть мне сейчас и несладко, зато я более-менее стал понимать что к чему происходит в этом мире.
- Если бы я знал об этом при жизни своей, Витя, то, думаю, совсем другой из меня толк сейчас вышел бы… Много глупостей совершил, ой как много!
Задерживаться в только что начинающейся философской дискуссии с «кузнечиком» мне было нельзя из-за отсутствия лишнего времени, поэтому переоблачившись в джинсы и футболку я выскочил в прихожую и через неё кинулся на кухню. Мама и дядя Коля уже во всю завтракали за столом, мило запивая искусно сделанные Николаем Михайловичем бутерброды.
- Приятного! – уселся я на стул и схватил первый попавшийся бутерброд с сыром и петрушкой.
- Спасибо, - в один голос проговорили мои домочадцы.
- Так всё-таки куда ты сегодня так рано, Вить? – поинтересовалась у меня мама.
- Дела одни срочно требуется разрешить, - жующе прочавкал я ей.
- Интересно, что это за дела такие, которые неработающему человеку в будний день нужно спозаранку решать? – не умолялась она.
- Мам, одному хорошему человеку нужно помочь с переездом в другую квартиру. Я не могу отказать ему в помощи, - соврал я ей не краснея, поскольку видел в этой лжи острую необходимость для экономии своего времени.
- Ой, Витя, что-то мне не нравится в последнее время твоя суетливость. Ты и похудел очень за эти дни. Вчера весь день дома не был, в понедельник грибов наелся отравленных, в среду на рынке подрался…
- Ирочка, правильно, между прочим, подрался. Ты же ему тоже накостылял, Вить? – вступил в разговор дядя Коля.
- Ещё как! Кровяка так и хлестала из его носа!
- Хватит за столом такие вещи нести! А ты не заступайся за него, - с укоризной обратилась мама к Николаю Михайловичу.
- Ирочка, так ведь любой нормальный мужчина на его месте также поступил и не стал бы этого сторониться…
- Любой не любой, а он сын мой всё-таки. Знаешь ли какая шантрапа по городу шляется! А какой-нибудь отморозок ещё в кармане и нож с собой вдобавок носит!
Конечно, за маму говорило сейчас её беспокойство за меня, как за единственного сына. Боязнь потерять самое дорогое, что у неё было, приводили её размышления в волнительный трепет. От маминого сердца точно никуда не ускользало также и то, что со мной в последнее время происходило. Она нутром чувствовала подоплёку какой-то неприятной ситуации, в которой я вынужден был оказаться. На чрезвычайно высочайшем вербальном уровне мама угадывала что-то неладное у сына. Наверное, так устроено любое любящее материнское сердце, беззаветно преданное своему ребёнку и ощущающее даже малюсенькую толику дисгармонии, вселившуюся в него.
Время же торопило. Я быстро поглотив несколько бутербродов, пожелал удачного рабочего дня маме с Николаем Михайловичем и бросился в прихожую к кроссовкам.
- Во сколько сегодня придёшь? – поинтересовалась у меня мама.
- Мамуль, не знаю, но хотелось бы как можно раньше!
Да и откуда мог это знать человек с некоторых пор ставшим несвободным, каковым и был я теперь? Что меня ждало за той дверью, которую моя рука сейчас распахивала, чтобы выйти наружу? Вопрос оставался открытым, так как ничего определённого ответить было на него нельзя. Тем не менее мой энтузиазм превосходил, закравшиеся сомнения. Мне почему-то казалось, что сегодняшний день принесёт неплохие плоды. Нужно было только приложить большие усилия и смекалку со своей стороны, чтобы достигнуть недостижимое. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» - вспомнил я слова из сегодняшнего сна и перекрестившись вышел за пределы квартирных стен.
8 июля, пятница, 07:23
Эх, суета сует этот утренний будничный город! Спешащие, гудящие, злые, невыспавшиеся, образующие сутолоку в стремительных потоках - люди везде и всюду. Атмосфера так и заряжена всепроникающей и влекущей напряжённостью, что словно стадное чувство поселялось в каждом из горожан в этот ранний час пик. Я страшно не любил это время из-за того, что невольно терял частичку моей свободы в нём, но это был неизбежный атрибут для любого начинающего учиться или работать с утра человека. Внедряясь в самую гущу толкотни я вынужден был, как студент-очник, становиться в один ряд со многими торопящимися и тем самым во благо своего развития и самообразования принимал правила толпы. Однако более этого я жуть, как не любил опаздывать - это являлось для меня, как для человека ответственного и пунктуального, сущей пыткой. Поэтому я и норовил всегда выйти из дома загодя, а если по той или иной причине этого мне сделать не удавалось, то со всем своим пылом и невероятной активностью случалось штурмовать прибывающий на остановку общественный транспорт. Чтобы внедриться в автобус, до отказа порой забитого ещё с конечной остановки (я же проживал далеко не на ней), мной приходилось применять чрезвычайно мощные усилия, дабы прорваться в бесплатный для бедного студента транспорт. В этой суматохе доводилось встречаться с различными людьми и по характеру, и по настроению, поэтому и никогда неизвестно было, в каком расположении духа получиться доехать мне до университета; один мог резко среагировать на мои стремления влезть в автобус и покрыть меня при этом отборным матом, другой же, наоборот, только стиснет зубы, но промолчит и даст забраться на спасительную автобусную ступеньку и тем самым позволить мне без лишнего жаргонного словомолвия вовремя попасть на занятия.
Теперь же эта многоликая и многотемпераментная людская масса была ещё и представлена многообразием оттенков лиц в моих глазах, поэтому я, памятуя о поставленной мне вчера Алефтиной Георгиевной задаче, жадно принялся вглядываться в их цветовой характер с целью определения в толчее «найдёнышей». Однако пока фиолетовых найти в гуще события не удавалось, а только отыскивались жёлтые, синие, оранжевые и чаще других встречающиеся - голубые и зелёные обладатели лиц. Красный тоже присутствовал в одном экземпляре у продуктового ларька, что был тут же на остановке, и наверняка замышлял какую-то гадость, но отвлекать себя за его наблюдением я не мог из-за определённого мне в сроке лимита времени. Тем более, хотелось в как можно более короткие сроки разрешить задачу, хотя я и понимал, что это будет сделать ой как не просто.
«Здесь на остановке человек восемьдесят народу, но только вот среди них нет ни одного фиолетового… Интересно, а на тысячу хотя бы один «найдёныш» придётся? Городок-то наш, как помнится, тысяч на триста пятьдесят потянет. Хорошо бы провести мне статистику, чтобы узнать этот процент, ведь от него будет зависеть количество затраченных мной на поиск усилий…» - рассуждал я про себя, дожидаясь приезда маршрутного такси.
Оно, наконец-то подоспело и я, приоткрыв боковую выкатывающуюся дверь «Газели», устремился в неё головой вперёд. Пассажиры микроавтобуса, ничем особенным меня не привлекли, так как в лицах их рисовался совсем другой, а не нужный мне спасительный цвет сирени. Тем временем автомобиль, в котором я разместился, тронулся с места и скоро помчал меня в центр города. Передав оплату за проезд, мой взгляд тут же с пристрастием принялся вглядываться в окно маршрутки, где, то и дело, мелькали прохожие и прежде всего интересные для меня их лица. Наверное со стороны, я выглядел сейчас крайне обеспокоенным и возбужденным: ещё бы! резкие повороты головы, бегающий и прыгающий взор, напряжённые и сосредоточенные движения тела – всё это было моим ищущим нынешним Я. На мнение же окружающих, теперь мне было просто плевать: была задача и исполнить её нужно было любыми средствами.
Женька уже был на остановке у мэрии. Он стоял под кроной развесистого кудрявого клёна и терпеливо дожидался моего прибытия, сложив руки на груди. Глаза его были скрыты за солнцезащитными очками, а волосы тщательно и с большой любовью зачёсаны назад и покрыты блестящим гелем. Голубая рубашка с интересным и необычным рисунком навыпуск, серые, полуспортивные широкие штаны с красной верёвкой-завязкой спускающейся с пояса, а также жёлто-зелёные мокасины на ногах придавали ему статус местного модного мачо.
- Ну здравствуй, друг любезный! – улыбнулся он мне, обнажая свои белые зубы на голубом лице и протянул в приветствии руку.
- Привет! Ну, что начинаем работать, Жень? Ты только не обижайся на меня, если я на тебя при общении смотреть не стану – просто внимание моё нельзя никак спускать с лиц людских, - ответил я ему на рукопожатие и устремил взгляд на прибывающий общественный транспорт.
- Всё в порядке, Вить. Как вчера вечер прошёл? Ночь как отоспал?
- Со сном у меня более-менее, а вот со здоровьем по вечерам, как я тебе до этого рассказывал, очень и очень скверно. Вчера, после того, как с тобой попрощался, ближе к дому стало меня мутить так, будто я выжрал двадцать бутылок водки в одно горло, представляешь? Облевал при этом весь двор свой, упал и провалялся с минут пятнадцать на детской площадке, хорошо, что темно уже было и никого на улице не оказалось, а то бы был осмеян прилюдно. А может и видел меня кто-нибудь… Не знаю… Испачкался, как чушка! Пришлось в веранде после рвотного кризиса отсиживаться, чтобы своих этим не беспокоить… В общем всё очень серьёзно, Жень.
- Вот слушаю тебя и не особо как-то верится, что это могло с тобой произойти… Фантастика какая-то! Ты говорил, что нужно найти семь «фиолетовых» для того чтобы Алефтина Георгиевна тебя вывела из той ситуации, в которой сейчас находишься…
- Да, Жека. Но дело в том, что этих семерых не так просто найти. За то время, как я стал наблюдать всякие странности, мне только посчастливилось найти одну «фиолетовую» и это – Алефтина Георгиевна. Ну ты знаешь уже об этом, рассказывал тебе вчера. Так вот, «фиолетовый» цвет лица в моей истории – цвет праведности, безгрешности. Как ты думаешь много ли людей таких в нашем городе?
- Безгрешных? Святых что ли? - переспросил у меня крепко задумавшийся Бутиков.
- Да, но есть одна маленькая поправочка к понятию «безгрешный» в моей истории. Безгрешность, оказывается, – это высокая степень неравнодушия, представь себе.
- Это по каковской религии-то?
- По Божеской…
- Ты знаешь, Вить. Мне кажется неравнодушных людей на белом свете не так и мало. Всё же это лучше, чем искать святых тебе! Тех точно в нашем мире не бывает, просто не верю в это.
- Жень, абсолютно неравнодушные – это и есть святые! Ты пока что ещё не уловил философии моей истории, конечно она немножко непривычна для тебя. Я же уже проникся ею по самое не балуйся. Вон посмотри на того молодца, - показал я Женьке пальцем на молодого человека грызущего подсолнечные семечки и безобразно сплёвывающего шелуху от них на тротуар. – Лицо в моих глазах у него жёлтое, но когда он начинает плевать на землю, то делается оранжевым на короткий промежуток времени. Знаешь почему? Оранжевый цвет в моей истории, более неприятен Богу, чем жёлтый. Своим равнодушием к чистоте наших улиц он оказывает недоброе для общества дело, оттого и Боженька его отдаляет от себя в оранжевые. Иначе, если тот парень плюёт на порядок и чистоту – значит плюёт в свою душу, на окружающих и, самое главное, на Бога… Я, Жека, вижу как меняются лица при глупостях людских и, наоборот, при совершаемых ими благах…
- Интересно…
- Интересно ещё и то, что ты тоже сейчас в цвете блеснул с голубого на зелёный. Это произошло из-за того, что тебе, в принципе, безразлично на то что парень гадит на остановке. Богу это тоже не понравилось…
- Хочешь сказать, что я невольно грех сейчас совершил?
- А как ты хотел? Ты же равнодушно отнёсся к действиям той «свиньи», правильно?
- Честно говоря да. Ну и пусть гадит, тем более сам иногда себе такое позволяю…
- Считаешь это правильным?
- Нет, но, понимаешь, бороться с нашим русским менталитетом и пофигизмом – это бестолковое дело. Как говорит, мой один хороший знакомый дядька: «Никакой Чернобыль не остановит русский пофигизм». Сам знаешь, авария на нём произошла из-за безалаберности и разгильдяйства.
- Что ж, дьявол живёт в равнодушии. Сознание наше нужно менять, вот что я тебе скажу.
- Просто ли?
- Нелегко, но вполне осуществимо. Я же при фингале сейчас, Жека, правда хорошо загримированном… - начал я рассказывать Бутикову о случившемся со мной на рынке происшествии, а взгляд тем временем продолжал пытливо отыскивать в людях «найдёнышей».
В большом количестве человеческие лица мелькали в моих глазах. Они были разнообразными в цвете, но всё же никак не фиолетовыми, и это, честно говоря, меня стало немного уже настораживать. Временами, и в этот момент у меня замирало сердце, мне казалось, что я будто бы замечал фиолетовое лицо среди множества других лиц, но, приглядевшись к нему повнимательнее, определял его, всё же, как синее. Досада брала тогда надо мной вверх и становилось немножко страшно. Боязнь не отыскать хотя бы одного «найдёныша» очень глубоко сидела в моей душе. Она то и дело всплывала наверх и как бы сообщала мне о том, чтобы я не расслаблялся, а, наоборот, предпринимал бы самые активные действия – ещё более сосредоточенные и более направленные.
- Да, друг! Не везёт тебе на приключения! – сообщил мне после моего рассказа о полученном бланше Женька.
- Женёк, кошмар! Что дальше со мной будет не знаю. Сейчас стою и думаю: «надо же так было вляпаться!» Впрочем, как я вчера понял у Алефтины Георгиевны, история моя – была предрешённым событием.
- С чего ты взял?
- Ну, во-первых, она моего прихода ждала не один год, а, во-вторых, у неё много чего для моего спасения заранее заготовлено. Так, например, приводить в нормальные чувства меня будут на специально выкопанном из земли её дворового участка столе, который стоит у неё сейчас в подвале. Представь, бред какой!
- Вот уж не думал, что такое возможно…
- Жень, оказывается возможно! Согласись, что трудно в это поверить?
- Согласен. Вить, пойду-ка я всё-таки с тем щёлкателем семечек пообщаюсь…
- Жека, ты чего?! Сейчас вдруг я увижу человека требуемого и сразу же нужно будет действовать, а тебя рядом не окажется. Дружище, прошу не отвлекаться! Повторяю, дело очень серьёзное! С ему подобными, - кивнул я на плюющегося скорлупой засранца, - позже общаться будешь. Жень, ну не стоит он того сейчас, понимаешь?
Тем временем, на остановку подъехал очередной автобус, из которого начала выходить многоликая масса. Тщательно устремив свой взор на людей, я вскоре опять разочаровался: «найдёныша» среди них не оказалось. Зато сбоку от меня раздался голос:
- Здорово, братишка!
Пришлось отвлечься от наблюдения и повернуть в направлении прозвучавших слов голову. Кто-то массивный и скрывающийся за желтоликим обличием протягивал мне в приветствии большую ладонь. Он был явно моим ровесником: одет современно по-молодёжному, кожа на руках не выглядела старой, зубы, появившееся при улыбке, были в неплохом состоянии, да и по голосу ему могло быть никак не больше тридцати.
- Здравствуй, - пожал я протянутую мне руку, совершенно не узнавая её хозяина.
Большой в весе и достаточно высокий, он казался горой в сравнении со мной и Женькой.
- Кого ждёшь, браток? – спросила у меня здоровая желтолицая ряха.
Совсем не обрадовавшись этому нежданному собеседнику, да ещё и неизвестно кем для меня являющемуся, я пребыл в очень негодующее состояние.
«Кто ты такой? Зачем здесь оказался некстати?» - только и мог я произносить про себя.
- Да так никого… - сухо ответил тем не менее здоровяку мой голос.
- Вить, полтишок до завтра не займёшь? – в свою очередь проговорила жующая жвачку челюсть незнакомца.
Прильнувший к моему уху Бутиков, шёпотом поинтересовался у меня:
- Мешает?
Головой я кивнул ему утверждающим знаком.
- Послушай, братан, - уверенным тоном обратился к желтолицему Женька. – Мы сейчас очень заняты. Не мог бы ты оставить нас в покое?
- А чё ты грубишь? – раздражённо вопросом на вопрос ответил ему здоровяк.
- Я тебе не грублю, друг. Здесь операция происходит, вневедомственная.
- Чё?
- Послушай, - тон Бутикова стал более серьёзным. – Вон того человека видишь?
Показал Женька на крепко сбитого стоящего мужчину с газетой в руках на противоположной от остановки стороне улицы.
- Ну, вижу…
- А вон того и того? – показал ещё на двоих людей беседующих между собой Бутиков.
- Да.
- Друг, и таких здесь много. Операция, говорю, здесь идёт, не мешай. Уйди отсюда лучше.
Здоровяк выглядел очень озадаченно, наверняка тщательно переваривая услышанные от Женьки слова. Наконец вырвавшись из задумчивости, но всё же искоса поглядывая на указанных ему Бутиковым людей, он выдал:
- Хорошо, понял. Извини, сейчас уйду. Так полтишок есть, Вить? – в довершении всего решил повторить он свой ранний вопрос мне.
- Нету, - коротко ответил я ему.
- Ну, пока.
- Пока.
Развернувшись, странный незнакомец стал отходить от нас неспешным шагом, то и дело озираясь то на противоположную сторону улицы, то на нас с Бутиковым.
- Кто этот нудный, Вить? – спросил у меня Женька.
- Да, если б я знал, - ответил я ему и в самом деле не предполагавший о том, кем для меня приходился здоровяк.
Скорее всего это был мой знакомый, может быть по школе, детству или университету. Более чёткого определения я дать не мог, потерявшись в жёлтом лице большого парня.
При всём том, время неумолимо шло, но ни одного «найдёныша» найдено мной так и не было. Многие сотни людей проходили около меня и не один из них не соответствовал моему исканию. Грусть с печалью всё больше внедрялись в меня мрачными мыслями. Мой бодрый пыл с момента утреннего подъёма сейчас вытеснялся недобрым унынием, от которого в моём сердце как-то препротивнейше холодило, а ведь на улице стоял достаточно солнечный и тёплый день.
- Зря я, наверное, тебя Жека сегодня вытащил, - сказал я Бутикову.
- Не понял? – с удивлением он посмотрел на меня.
- Дружище, как мне кажется неравнодушных людей не так много. Это очень редкое явление и потому я бы и сам вполне справился.
- Перестань, Витёк. Вдвоём веселей, а «фиолетовых» мы ещё встретим. Чего приуныл?
- Жень, мы уже целых битых полчаса на остановке стоим и в большом количестве мимо нас прошло, по моим приблизительным подсчётам, более двух тысяч человек и ни один, представляешь, ни один из них не является тем, кого мне необходимо привести к Алефтине Георгиевне. Ты понимаешь насколько всё глухо? Где найти неравнодушных, а?
- Вить, ещё не вечер… Главное я с тобой, дружище!
- Спасибо, конечно, но мне действительно сейчас не по себе когда думаю о том, в какую переделку я влип. Скоро час пик закончится куда податься в поисках, как думаешь?
- Главное не унывать, а куда пойти найдём. Да вот хотя бы многолюдные места – рынки, крупные магазины и торговые центры, на пляж к озеру можно сходить. Вить, отчаиваться здесь не имеет смысла.
- Прав, Жека. Кто ищет – тот всегда найдёт!
Многозначительно я поддался размышлению о том, что Женька был послан мне свыше. Этому молодому и жизнерадостному человеку ничего не составляло прийти бескорыстно на помощь к такому каким был я. Чувствовалось, что он очень переживает за разрешение моего дела и как только мог этому способствовал. Его близость и нахождение со мной рядом придавали мне необходимый положительный настрой и заряженность на достижение конечного результата, который казался совершенно далёким и затуманенным для меня.
«Найти семерых «фиолетовых»! Боже мой, спаси и сохрани!»
Выходящих из маршруток, автобусов и троллейбусов людей с каждой минутой становилось всё меньше – час пик медленно, но верно, сходил на нет. Развязка утреннего финала неумолимо приближалась своей безрезультатностью. Оставалось только ждать, что какой-нибудь «найдёныш» вдруг промелькнёт в толпе и тем самым вернёт мне уверенность, которая была необходима моему существу как воздух.
Несколько раз я выбегал к «синим», чтобы уж точно не промахнуться в цвете и как сумасшедший вглядывался в их лица. При этом рядом стоящий Женька следовал за мной и каждый раз приговаривал мне в ухо: «Нашёл?» Это было смешно тем, что, наверное, со стороны мы напоминали двух обкурившихся или обдолбленных наркоманов, которые что-то потеряли на остановке и в судорожной, галлюцинационной запарке пытались во что бы то ни стало отыскать утраченное. Во всяком случае, один человек точно, пожилой мужчина в панамке и с бидончиком в руках, уже с подозрением косился на нас и может быть даже специально не уходил отсюда, чтобы выяснить наконец для себя что же мы всё-таки здесь «находим».
«Плевать! Мне всё равно что ты думаешь о нас, старый!» - прогонял в себе я попутно мысль о возможном недоумении окружающих нашим поведением и тут же говорил Женьке:
- Ошибся, Жень. Ты лучше за мной не бегай, дружище. Если, что я тебе свистну, как найду «фиолетового»…
- Хорошо…
После чего я вновь становился в позицию подшпоренной лошади и пытливо обозревал простор суетливой и ревущей улицы. От её всестороннего движения, а также от моей предельной сосредоточенности у меня начинала кружиться голова, а горло вконец пересохло от жажды. Необходимо было сделать перерыв и наконец пересидеть, отдышаться и отдохнуть, а ещё продумать план дальнейших наших действий. Кроме этого я хотел позвонить Алефтине Георгиевне и рассказать ей о пока что неудачном моём начале поиска. Возможно, она могла бы дать мне дельный совет или как-то приободрить меня – в это по-крайней мере очень хотелось верить.
Разноцветные сферы в воздушном пространстве, всё также, присутствовали в большом количестве, но сейчас они меня куда меньше чем когда-либо заботили. Было не до них. При всём том, Руки Божьи так и норовили украсть у меня чуточку драгоценного внимания и тем самым в достаточно пёстрой от обилия цветов картине окружающего мира, становилось ещё более ярко, а глаза так и бегали за ними вслед, созерцая их полёты.
«Всё! Надо приземляться!» - сказал я себе и потащил Женьку в сквер, находящийся неподалёку.
Заскочив попутно в ларёк, я отоварился в нём минеральной водой, а также шоколадными батончиками, чтобы подкрепиться силами. Затем мы присели на свободную скамейку и приобщились к питью и пережёвыванию. Кроме этого я всё ещё поглядывал на проходящих мимо нас людей, которых было уже не так много, но всё же я не оставлял надежды на счастливое провидение и не пренебрегал случаем. Под тенью каштана, такой благотворной и прохладной, было одно удовольствие находиться, тогда когда на улице начинало припекать активное июльское солнышко. День должен был быть жарким. Памятуя о том, что Женька предложил сорваться в поисках «найдёнышей» на озеро, которое летом являлось для горожан спасительным уголком от раскалённого и душного воздуха, я невольно пришёл к мнению о том, что народу там будет очень много. Поэтому очень хотелось это место посетить, но перед этим я намеревался заскочить на центральный рынок, где по моим мыслям после утренней побудки должны были показаться пенсионеры, а также просто народ неработающий сейчас или находящийся в отпуске.
- Ребят, бутылочку можно? - тем временем вывел меня из задумчивого размышления дурнопахнущий бомжеватого вида мужчина с оранжевым лицом, который невесть откуда появился на горизонте.
- Держи отец, - протянул ему свою опустошённую бутылку Женька.
- Спасибо. Папиросочкой не угостите? – приняв бутылку, вновь обратился к нам мужчина.
Женька вытащил две сигареты из пачки и передал их облачённому в грязный и местами рваный коричневый пиджак и такие же серые штаны человеку.
«Бедняга, конечно. Но в большей степени сам, наверное, виноват, - равнодушный к себе, опустившийся в самый низ общества. Оттого и в «оранжевых» значится».
Прихрамывающей походкой он заковылял от нас прочь вглубь сквера, заглядывая при этом в мусорные баки и под скамейки, а я провожал его сочувствующим взглядом. Мне было искренно жаль этого человека, но я также и понимал то, что его существование в большей мере являлось следствием неправильного отношения к жизни, порождённого обречённостью и безразличностью. В отличие от него мне было далеко от абсолютного безразличия, поэтому я и потянул свой мобильный телефон из кармана и найдя в списках контактов номер Алефтины Георгиевны нажал кнопку вызова. Раздался голос Анастасии Дмитриевны:
- Алло.
- Доброе утро, Анастасия Дмитриевна! Это вас беспокоит Витя вчерашний…
- А, здравствуй Витя!
- Не разбудил я вас случайно?
- Да нет, что ты… Мы уже с Алефтиной Георгиевной полчаса, как позавтракали, а сейчас хозяйничаем. Ты хотел её услышать?
- Да именно за этим и звоню, Анастасия Дмитриевна.
- Погоди-ка минутку.
В трубке возникла молчаливая пауза, а через мгновение я расслышал тяжёлое покашливание и хриплый голос Алефтины Георгиевны:
- Здравствуй, Витя. Чего ж ты, как кисель расхлюпился-то? Эка с утра не нашёл никого? Так и не всё сразу зачинается! Или сквозь сито мешок муки за секунду просеять хочешь? Экий ты быстрый, да скорый!
Мне сделалось очень стыдно и чтобы как-то оправдать свой отчаянный порыв я проговорил:
- Алефтина Георгиевна, я ведь больше совета просить у вас хотел. Правильно ли я место с утра для поиска выбрал?
- Не сумневайся, милок. «Найдёныши» среди людей ходють, а посему чем больше прозришь их – тем к лучшему станет.
- Расстроился я, столько людей видел и ноль в итоге…
- Итог твой в ногах и глазах твоих. Иди же и зри в окруженье! Меня же заботь сейчас только по нужностям больше немедленным, а пустяков мне и без того хватает. Да вот хоть обрадуй, когда фиолет отыщешь, а сейчас ступай и нос не вешай.
В телефоне раздались гудки от прерванного разговора, оставившего в душе неприятной осадок, выраженный в моей импульсивности и неуверенности. Выплеснутые наружу, они оказали мне недобрую услугу и поставили меня в своих же глазах в очень неудобное положение. Слабость - никак не была моим нынешним союзником и осознавать её присутствие в своей крови не явилось бы лучшим вариантом для решения задачи.
- Вить, я не могу чего-то понять. Если Алефтина Георгиевна является ясновидящей, то отчего она не может указать тебе где находятся эти «фиолетовые»? – задал мне вопрос Женька.
- Не всё так просто! Дело в том, что людские лица только я могу в цвете видеть, а Алефтина Георгиевна нет…
- Теперь понятно. Слушай, а что касается детей? Они тоже в твоих глазах разноцветные в лицах? Или нет? Ведь пока мы только людей взрослых, по-большей части, наблюдали, а вдруг «фиолетовых» гораздо результативней среди детей выискивать получиться, – неожиданной для меня мыслью выразился Бутиков.
Действительно, детские лица я удостаивал своим взглядом в меньшей степени, чем взрослые. Однако же, с полной уверенностью, мог утверждать то, что детские лица в моих глазах также были различных цветов, но только вот ни одного «красного» или «оранжевого» я до сих пор среди них не обнаруживал. Мне вдруг вспомнилось также и те случаи, когда совсем маленькие крохи, не достигшие, как правило, визуального порога в три года, представали в моём видении серыми, словно вылепленными из одного с «бабайками» теста лицами. Этот факт, а сейчас больше феномен, взволновал меня до крайности. Холодком пробежали во мне слова из Библии, когда-то больше из праздности и любопытства в отрывках прочитанной мной: «Но Иисус, подозвав их, сказал: пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдёт в него».
- Господи, Боже мой! А ведь и в самом деле, Жень, не там мы ищем! – с вылупленными глазами от прозрения посмотрел я на Евгения.
- Ты насчёт чего это?
- Насчёт детской темы, Жека. Хорошая мысля, как известно, приходит опосля…
Я поделился с Бутиковым своими видениями на этот счёт и в подробной форме изъяснил ему об особенностях связанных с детскими лицами.
- Я так думаю, - продолжал я говорить внимательно слушающему меня другу, - что дети – народ менее испорченный взрослыми стереотипами, а, кроме того, это – целый Клондайк молодой и искрящейся энергии, в которой равнодушие выражено в небольшой степени. То есть я хочу тебе сказать этим о том, что в детском сообществе куда перспективней будет находить «найдёнышей», чем во взрослом.
- Логично, Витёк. Осталось только определить места поиска.
- Парки, детские площадки, дворы, кинотеатры, на озере их тоже будет много! Только я, честно говоря, побаиваюсь.
- Чего именно?
- Того, что эти поиски «найдёнышей» среди детей могут быть для нас чреваты.
- Чем же?
- Тем, что при этом мы можем сойти с тобой за педофилов.
- Тоже логично, но делать всё равно что-то надо. А ты бы прозвонил ещё раз Алефтине Георгиевне. Вопрос-то насущный! – предложил мне Женька.
Едва коснувшись рукой мобильного телефона, висящего на ремне, я ощутил исходящий от него вибровызов, а спустя секунду в пространство сквера вылилась незамысловатая, но громкая мелодия. Посмотрев на экран мобильника моё сердце сжалось от того, что я там разглядел. Звонил Цыган! Судорожным нажатием на кнопку с изображённой на ней зелённой телефонной трубки я принял вызов, а указательным пальцем который прижал к своим губам дал понять Бутикову, чтобы он вёл себя как можно тише.
- Всуе иду, всуе вижу, - знакомый металлический и зловещий голос прозвучал в моём ухе. – Идёшь следом верным, но шагом спотыкающимся. Разглядеть своих спасителей в детях – дело нехитрое. Однако же для тебя они многого не сделают, ибо сказываю тебе ищи себе проверенных временем, в них есть сила способная вывести из гибели твоей. Дан порог для зрелости, в них лет земных пятнадцать, а то что ниже оставь. Ступай же никчёмный, прозрение не за горами есть!
Отвисшая от неожиданности моя нижняя челюсть встретила после этих произнесённых слов раздавшиеся гудки. В полное смятение погрузились мои мысли. В сумбурном их появлении чего только не было: страх, апатия, непонимание, злость, отчаяние и, в тоже время, проскальзывали в них и крохотные искорки веры и надежды.
«…если следит за мной и названивает, то я ему далеко небезразличен. Да плюс к тому, сказал он сейчас и о том, что следом иду, мол, верным… Или же издевается надо мной?! Кто ж знает! К чему это ограничение в возрасте для «найдёнышей» вдруг ни с того, ни с сего возникло? Всё очень и очень странно!»
Даже в одной из проскочивших мыслей, я выразил подозрение о том, что Цыган и Алефтина Георгиевна – одно и тоже лицо. Полной уверенности не было ни в чём и ни в ком.
Из непродолжительного ступора меня вывела пришедшая на телефон SMS-ка. Номер отправителя был Гришиным, а текст гласил следующее:
Скажи, Господь! Кто в этом мире прав?
Прав, сын мой, тот, кто много спотыкался,
Но всё ж вставал, карабкался наверх.
Прав сын и тот, кто много ошибался -
Он из ошибок сотворил успех.
Прав тот, кто падать не боится,
Но тот, кто жизнью дорожит
К таким, как он, весь мир стремится
Таким, поверь, судьба благоволит!
- Издевательство какое-то! – полушёпотом с придыханием выговорил я Бутикову.
- Что случилось? Ты сам не свой сейчас…
- Звонил Цыган, он же Гриша, он же Миша, он же бог знает кто…
- Да ну! – с большим удивлением воскликнул Женька.
- Короче, дружище, среди детей искать бесполезно. Они мне, как он сказал, не помогут. Спасительные для меня «фиолетовые» в людях старше пятнадцати лет, представляешь? Ещё сказал о том, что дорогой иду в принципе правильной, да вот ещё напоследок SMS-ку прислал. Взгляни.
Я протянул мобильный телефон Бутикову и тот погрузившись в изучение содержимого текста в сообщении через некоторое время задумчиво проговорил:
- Грамотная притча с ободряющими словами. Мне понравилась, Витёк!
- Притча-то неплохая. Только вот я думаю о том, зачем меня так ему мурыжить? Не понимаю! Чересчур, мне кажется, строгие на меня выпали приключения с каким-то издевательским уклоном. Не находишь? Ведь, посмотри, только мы с тобой проговорили о том, что в детях большая вероятность отыскать «найдёнышей», как сразу же раздался звонок от него со словами и дополнением, что делать этого не стоит. Ну не издевательство ли это?! Не смешок ли там за кулисами?! Что это вообще за бред, а?! Я же с ума так сойду, Жека! Если уже не рехнулся! – гнев так и кипел во мне, а слова негодования всё лились и лились изо рта, как из рога изобилия.
- Послушай, а может тебе в милицию обратиться и в самом деле?
- Какая милиция, Женёк? Милый дружбан, о чём ты?! Неужели ты не понимаешь того, что я встрял в такую переделку, которая ни одна реальность не переварит и которая ни в одной из человеческих фантазий не поселится! Жека, и в этой истории ужасно всё складно. Невероятно складно! В чём я раньше сомневался – сейчас подтверждается на деле. Тебе мало доказательств с домовым? Назовёшь случайностью ли только что раздавшийся от Гриши звонок? Друг, ещё раз повторю: всё очень и очень серьёзно! Предлагаешь мне в милицию обратиться? Сценарий после этого будет такой: вылупленные глаза какого-нибудь МВД-шника, - вслед за моим рассказом о досаждающих меня неприятностях, затем, направление к психиатру с наркологом, от них в психиатрическую лечебницу, проще в психушку. Результатом такого обращения будет – расстроенные и непонимающие в чём дело родственники с друзьями и знакомыми, а, главное, колоссальное количество потерянного времени – именно там моя гибель!
- Да, согласен. Извини, не подумавши сказал…
- Пойдём, дружище, по рынку лучше прогуляемся, - привстав со скамейки, обратился я к Бутикову и мы спешным шагом направились в сторону высокого здания городской мэрии.
8 июля, пятница, 09:49
Судьбы многих из нас в большей мере определяются нашими мыслями и желаниями. А разве это не так? Бодр, весел, добродетелен – получай вполне ровную и крепкую линию жизни и, наоборот, если ты человек неактивный, унылый, злобный может ли что-то хорошее обозначиться в твоём будущем? Вряд ли! Конечно, есть форс-мажоры, зовущиеся случаями или испытаниями, кому как угодно, и они могут оказать вполне ощутимое влияние на судьбу. Всё это так. Но только отчего же тогда чаще в жизни побеждает сильнейший и приспособленный, в игре наиболее опытный, в спорте отчаянно натренированный, в карьере умный и сверхтрудоспособный? Всё, всё, будьте уверенны, подчиняется в этом мире закону творческого и созидательного действа, начало которого, безусловно, лежит в Высшем Творце, именуемым Богом.
Я ходил вдоль многолюдных рядов на рынке и видел многое. Мои глаза замечали то, что другому человеку было бы неочевидным. Как же смешно, как же нелепо выглядели продавцы, когда они обвешивали своих покупателей! Их лица, спрятанные за показателями счётчиков у весов, бесстыдно мерцали в цвете, выказывая, тем самым, полнейшее равнодушие к честности: с жёлтого на оранжевый, с зелёного на жёлтый, с голубого на зелёный. Жаль, что они не видели себя со стороны, да моими теперешними глазами! Становилось грустно и про себя я думал о том, что обнаружить среди продавцов «найдёнышей» просто нереально. Вздыхая, я продолжал совместное с Женькой хождение и старался всё-таки уцепить взглядом какого-нибудь из очень редких «синеподобных» покупателей, чтобы более тщательно исследовать его цветовую наружность. Однако фиолетового оттенка в ней упрямо не находилось.
«Где же сейчас водится эта «крупная рыбка»? На какой-такой глубине?» - размышлял я про «найдёнышей» и месте их пребывания, при всём этом больше надеясь на удачный случай встречи.
А рынок бурлил, рынок кипел!
- Огурчики, помидорчики!
- Молодые люди, что же вы мимо клубнички-то проходите? Или у вас девушек нет?
- Свежая свинина, ароматная баранина, парная телятина!
- Не проходите мимо! Петрушечка, укропчик, лучок!
- Чай, кофе, бутерброды! – громко выкрикивая вдоль рядов неслась со своей хитро изготовленной тележкой бойкая дама.
- Дорогу! Дорогу! Асторёжно! – влачил за собой среднеазиат-грузчик до отказа заполненную картонными ящиками колымагу.
В атмосфере витали смешанные запахи и чего в них только не было: фруктовые, пряные, мясные, кулинарные, овощные, кондитерские и прочие, прочие, прочие. Голова слегка кружилась от изобилия этих ярких и друг на друга непохожих ароматов.
Народ же активно с галдящим усердием торговался и отоваривался. Большие и не очень большие сумки, авоськи, пакетики, корзинки и разная другая поклажа в десятках рук мелькали то там, то сям с наполненными в них продуктами. Самоцель многих из покупателей в походе на рынок была успешно выполнена. Впрочем и продавцы оставались при деньгах и аккуратно складывали их кто в карманы, кто в поясные кошельки, кто в ячейки кассовых аппаратов. Взаимообмен товар – деньги неплохо оправдывал себя, как необходимая система человеческой цивилизации.
Неожиданно мой взгляд разглядел в суетливой толпе мальчика, лет девяти – десяти, держащего, вероятно, свою голуболицую бабушку за руку. Он шёл ко мне навстречу, а лицо его при этом отчётливо озарялось фиолетовым цветом так ярко, что я заворожено, будто в состоянии гипноза, следовал за ним своими глазами и при этом старался даже не моргать ресницами. От него исходила какая-то потрясающая и до боли знакомая энергия, что я тут же вспомнил Алефтину Георгиевну с её проникновенным ликом. Сомнений не оставалось – это был недозволенный мне Цыганом-Григорием «найдёныш».
«Ах, если бы ему было пятнадцать! Какой груз бы тогда упал сейчас с моего сердца!» - подумал я, а мальчик с бабушкой проследовали мимо меня с Женькой.
Зачаровано я провожал его взглядом, а Женька завидев моё замешательство проговорил:
- Кто тебя так заинтересовал там?
- Мальчик, - ответил я ему, кивая в сторону удаляющегося с бабушкой пацана.
- А что в нём такого?
- Всего лишь фиолетовое лицо, Жека.
- Да, ну! Тем не менее он нам всё равно не поможет – мал!
- То-то и оно!
Делать больше ничего не оставалось, как только продолжить поиск и я с Женькой устремился вновь исследовать на предмет хотя бы одного «найдёныша» рыночное пространство, которое во всю бурлило, шумело и толкалось. Лица людей, словно образующих собой огромную цветочную клумбу из разновидных цветовых оттенков, мелькали вокруг меня уже порядочно утомлённого: с непривычки от продолжительной ходьбы побаливали ноги и затекла спина. К тому же от постоянно напряженного и сосредоточенного внимания, немного болела голова. Отчего я с ужасом принялся размышлять о том, какое же испытание ожидает мой организм сегодняшним вечером. Представить хуже того, что произошло вчера было уже невозможно, как не старалось моё воображение развернуться в мозгу.
- Жень, а как ты думаешь, что будем говорить «фиолетовым», чтобы заставить их посетить Алефтину Георгиевну в определённый час и день? – между тем спросил я Бутикова.