Нельзя сказать, что я не люблю свою жену. Мне с ней уютно и тепло. Всегда.
Она меня ещё в школе потрясла своим умением заглядывать прямо в душу, серьёзным отношением к каждой моей часто и бредовой идее, оханьями и нежными причитаниями над очередной шишкой или синяком.
Мы поженились четыре года назад, сразу после третьего курса, когда поняли, что жизнь порознь не имеет для нас смысла.
Но мне всегда нравились девушки стервозного типа. От голоса и взгляда которых сразу пронизывает пах и перехватывает дыхание.
Одна из таких однажды села в мою машину. Вот уже полтора месяца то ли я её везу, то ли она на мне катится. И меня эта езда просто сводит с ума.
Взгляд, зовущий в бездну.
Изгибы, захватывающие разум.
Требования, выматывающие душу.
Вот-вот, эти самые требования. Я подозреваю, что это не просто блажь, и даже не стремление самоутвердиться, а амбиции почти всемирного значения, когда каждое узенькое здание, пройдя отметку восемнадцатого этажа, желает назваться башней общегородского масштаба.
Её просто переклинило провести новогоднюю ночь со мной, вдали от всех трасс, там, где снизу теплый комфорт, а сверху яркие вспышки фотокамер и фейерверков. Дело конечно не в деньгах, но …
До Нового Года две недели, пора как-то готовить супругу, - думал я, отряхивая ботинки у двери собственной квартиры. Она, наконец, распахнулась. На меня с любовью и доверием смотрели огромные глаза жены и с разоблачающим презрением – глазёнки мелкой таксы по кличке Глория. Жена стояла в тёплых носках и в объёмном шерстяном жилете поверх халата, потому что вечно мёрзла, но никогда не закрывала окон, считая свежий воздух источником сил и здоровья.
Глория сидела на руках своей хозяйки, потому что считала её источником жизни, и тоже очень любила тепло.
Обе они были перемазаны зелёнкой, так как у таксы что-то творилось с ушами.
И в этом вся моя супруга. Она постоянно живёт чьими-то проблемами.
Уложив Глорию на тахту под шерстяной плед, вторая моя половина начала обволакивать кухню ароматными запахами, нежными щебетаниями и сладкозвучным звоном вилочек и тарелочек, вызывающим резкий приток слюны. С готовыми слюньками во рту в центре кухни за столом и сидел я.
Когда внутри разлилась благодать, жевать я начал медленнее, рядом присела благоверная. Личико её было чисто вымыто, вокруг глаз слегка поблескивали кремовые полоски, жилет перекосился, один носок съехал. Смотрела она на меня с нескрываемым восхищением ребёнка.
Я думал.
Трамваем в кухню въехала такса, играя холёными боками, повела по воздуху мокрым носом и уселась на носки жены. Маленькая тварь явно всё знала. Она просверлила меня взглядом, потом пренебрежительно зевнула в мою сторону, уткнулась мордой в съехавший, словно для неё, – носок и замерла.
Супруга, часто дыша и легонько охая, пила свежесваренный горячий кофе с ароматом лесного ореха, вбухнув в него немереное количество сгущёнки. В ней жило убеждение, что от кофе у неё крепче сон. Она посмотрела своими лучистыми глазами прямо мне в душу и доверчиво улыбнулась. Я понял, в чём её сила. Она могла убедить кого угодно, что он лучший на свете. Даже кофеин в её чашке смягчал своё действие.
Но я думал.
Моя супруга однозначно относилась к числу красивых женщин. Правда все линии её лица были словно смягчены, в отличие от резких черт всяких моделей, - круглей подбородок, плавней линия щёк и носик был чуть вздёрнут. Хотя многое зависит от освещения. Но дело не в этом. Сама природа, видимо, мёдом для меня капнула именно на эту женщину. Я хотел её всегда. Я и сейчас, не закончив трапезы, был готов тащить её в опочивальню. Халатик её слегка распахнулся. От кожи шёл прижившийся в ней аромат лесного ореха. Нежные придыхания сладостью отзывались в моей душе и та сладость, стекая вниз, укрепляла мою готовность. Её голые стройные ножки, наполовину утонув в широких шерстяных носках, были покрыты легким коротеньким золотистым пушком. И это был высший пилотаж. У женщин какие бывают ноги? - Идеально приготовленные для обзора и те, что спрятаны под брюками. Ноги моей жены как кожа персика, были идеально приготовлены самой природой для любви.
А я всё думал.
У моей второй половины всегда хорошее настроение, всегда. В отличие от некоторых стервозных особ, которые получают радость только в первые две минуты созерцания подарка. Под сень моей супруги сразу радостно сбегутся и мать, и сестра, только прослышав, что в доме на праздник свободно.
Узкомыслящая стерва, если останется одна, изойдёт горечью на весь свет.
А я человек очень гуманный.
На следующий день у дверей я стряхивал снег с ботинок с красивым букетом в руках. Надо же как-то смягчить известие о моей трёхдневной командировке в разгар праздников. Раньше я часто дарил ей цветы. И она всегда ласково над ними причитала, словно залечивала им синяки и болячки.
Дверь распахнулась!!! Я открыл рот!.. И не смог его закрыть…
Извиваясь гибкой открытой спиной, в вечернем платье перед зеркалом прихожей поводила голыми плечами жена. На лице был раскрас, словно для гламурного журнала. «Трамвай», виляя хвостом, ездил по кругу.
- Что это? Ты куда? – вымолвил я, с трудом соединяя губы отвисшей челюсти.
- Примерка, - недоумённо ответила она. – У нас же будет банкет на работе. Праздник следует поддерживать соответствующим видом. А что?
У меня в это время зазвонил мобильник. Измученная ожиданиями стервочка ждала сегодня окончательного ответа. Я достал телефон и нажал отбой.
- Как это что? – я стоял в растерянности, швырнув цветы на ящик для обуви.
Во мне всё полыхнуло. Я конечно вошёл в состояние шока, увидев свою родную в образе обложки для журнала. И не потому, что этот образ был эффектным. Я представил количество желающих открыть этот журнал и полистать другие страницы. У меня перехватило дыхание, и какая-то пружина сжалась внутри до своего предела. Видимо лицо моё перекосилось. Потому что она испугано спросила: «Милый! Что с тобой? Что-то не так?»
- Да как можно с кем-то на работе шевелить голыми плечами? – во мне зрело желание пойти и взорвать ту работу.
- Милый! У тебя звонит телефон! – она спокойно вернула меня в собственный дом, стены которого давно сотрясались от настойчивых звонков. Я снова нажал отбой.
Только я являюсь обладателем тех, других страниц этого журнала, длинною в жизнь. Только я имею право наслаждаться странными, и даже причудливыми его рисунками и текстами. Не страшно, если кто-то увидит только обложку. Таких женщин миллионы. Всюду и везде.
А вдруг кто-то разглядит за стандартной маской мягкую округлость щёк и подбородка? Почувствует нежность кожи с ореховым запахом? Догадается о тёплых носках и нежном пушке на её ногах?!
Вдруг объявится талантище, поднявшийся мыслью к её непомерному бесформенному жилету и умытому лицу с кремовыми кругами вокруг глаз?!!
Тот пропадёт навсегда. Сразу.
Миллионы людей любят своих кумиров в печати и на экране. И редким единицам улыбается счастье ежедневно созерцать их в утренних халатиках, прихлёбывающими чай из любимой кружки. Это же эксклюзив! За который не жалко отдать и жизнь.
И я даже не мог сообразить, хочу ли я спасти весь мир от чар собственной жены, или отгородить для себя жену от очарований окружающего мира.
И тут сверху на меня свалилась и вовсе убойная мысль. А вдруг она зависнет в этом состоянии на всю оставшуюся жизнь? Заболеет? И станет обычной рядовой стервой?
Я заметался по квартире, не зная, что делать. Хотелось всё крушить. Я закатал рукава.
- Дорогой! – она смотрела на меня испуганно и протягивала телефон, который препротивно и гадко сигналил пришедшим сообщением.
Я вышвырнул трубку в открытое окно. Схватил жену в охапку, пытаясь стянуть это чуждое платье.
За окнами светили яркие звёзды, которые бывают на небе только перед рождеством. Я крепко прижимал к себе под одеялом ещё разгорячённую, но по-прежнему желанную жену. В ногах возилась Глория, пачкая постельное бельё своими зелёными ушами. Моя вторая половинка обняла меня и погладила по волосам.
- Любимый, нам с тобой тепло и приятно, но может стоит спасти твой телефон?
Я понимал её желание всех спасать. И не потому, что этот телефон дарила она, и не из-за множества её фотографий, которые почему-то стёрлись из его памяти в последние два месяца. Эта была часть меня и она дорожила каждой моей составляющей.
- Спи спокойно, родная, он стал здорово глючить, - в последний раз солгал я, списав свои собственные глюки на неповинный аппарат.
Мне было совсем не жаль этой трубки, несмотря на двухпиксельную камеру.
Там ему самое место. Пусть некоторые дозваниваются Большому Сугробу.
Потому что не люблю я стер-р-р-в. Совсем не люблю.