Литературные школы xx века.
Константин кедров, "новые известия".
Наше столетие оказалось самым богатым по многообразию литературных манифестов и направлений. Иногда манифесты были интереснее, чем стихи.
Читаешь, скажем, у игоря северянина: "человек - дробь бога", и удивляешься, что таких глубоких идей в стихах его не найдешь.
В россии все началось с новомодного философско-мистического учения, именуемого "символизмом". Символисты унаследовали от владимира соловьева культ прекрасной дамы, которая могла быть и потусторонним видением, и обычной земной женщиной. Владимир соловьев увидел ее в своем поэтическом видении во время путешествия по египту. Александр блок и андрей белый считали прекрасной дамой жену блока л.Менделееву в жизни ничего хорошего из этого не получилось. Образовался привычный любовный треугольник. Зато в поэзии блока возник образ прекрасной незнакомки. Символисты стремились возродить средневековый мистериальный обряд, когда рыцарь-трубадур, уходя в крестовый поход, посвящал свои подвиги и свою поэзию даме. Для блока и белого прекрасная дама была символом софии - премудрости божией и мировой душой, знающей тайну вечной жизни.
"Символ только тогда есть символ, когда он темен и многолик",-писал вяч. Иванов. Тайные символы блока: фиолетовый луч, лазурь, роза зари. Оно (именно так, с большой буквы). Блок утверждал, что символы не выдумка, а реальные всполохи из потустороннего мира, которые видит поэт. Символисты утверждали, что за пределами слуха, мысли, чувства и зрения таится запредельный мир, открытый поэзии.
Со временем читателю наскучила литература, где все что-либо символизировало, и он снова потянулся к материальному миру. Так возник акмеизм гумилева и городецкого. Акмеисты считали, что поэт подобно адаму должен сам дать новые имена всем вещам, и чем этих вещей будет больше, тем лучше. "Треуголка и растрепанный томик парни" у ахматовой одновременно и символы, и очень реальные вещи пушкинской эпохи. Если бы от всего xx века осталась одна строка ахматовой: "я на правую руку надела перчатку с левой руки", то и по ней можно было бы восстановить нервное время серебряного века.
А в италии - колыбели всей мировой культуры- вдруг взорвалась бомба футуризма маринетти. Манифесты этого поэта - восторженный гимн техногенной цивилизации нового века. Многое из того, что декларировал маринетти, осуществили русские футуристы. Стремительный ритм больших скоростей (тогда пределом был мотоцикл) ворвался в поэзию маяковского.
"Дней бык пег! / медленна лет арба. / Наш бог бег. / Сердце наш барабан". В италии, где статичная мраморная скульптура или колонна всегда олицетворяла вечность, маринетти провозглашает культ взрыва. Образ должен быть стремителен и энергичен, как взорвавшаяся бомба. К сожалению, в россии призыв маринетти стал буквальным. Здесь взрывали старинные усадьбы, дворцы и храмы, но справедливости ради следует признать, что это делали не футуристы, а невежественные толпы во главе с революционными комиссарами, и к искусству это уже не имеет никакого отношения. Революция в жизни и революция в искусстве - две вещи несовместные.
В жизни революция - разрушение, а в искусстве - созидание новых форм. Футуризм оказался весьма плодотворным. Из него вышли целых три поэтических гения: маяковский, хлебников, пастернак. А были еще северянин, крученых, кирсанов и много других ярких поэтических личностей: терентьев, зданевич, игнатьев (их только сегодня открывают и понимают заново).
Соцреализм в германии и в россии -придворное искусство диктаторов. Футуризм несовместим с несвободой, и трагическая судьба всех футуристов - яркое тому подтверждение. В беседах с диегой риверой, приехавшим в советский союз, чтобы заступиться за футуристов, сталин очень точно определил, что такое соцреализм. Он сказал, что победившему пролетариату ближе формы позднего классицизма эпохи абсолютизма. То, что маяковский резко высмеял в "бане": "стили, как известно, бывают разных луев".
Соцреализм вообще не может рассматриваться как литературная школа, поскольку это идеологическая игрушка литературных надзирателей. Что-то вроде распорядка литературной тюрьмы, сочиненного с помощью весьма талантливых зеков, коим за это полагалась лишняя пайка. Футуристам за их открытия никаких коврижек не полагалось. Их гонорар - пуля или тюрьма.
Сквозь "железный занавес" в советский союз так и не прорвался из европы сюрреализм, несмотря на то, что бретон и поль элюар были крайне левыми в своих политических установках. Манифесты сюрреалистов не так талантливы, как "пощечина общественному вкусу", но драматургия кокто, поэзия элюара и гарсия лорки, абсурдизм пьес ионеско - все это роскошные плоды с древа сюрреализма. Слово "сюр" ныне стало синонимом свободного, ничем не скованного полета фантазии. Сюр давно растиражирован в видеоклипах и стал, как ни странно, достоянием массовой культуры. Сюрреализм можно назвать реализмом подсознания. В русской литературе сюрреализм вкупе с абсурдизмом нашел наиболее полное воплощение в эстетике обэриу, пришедшей на смену футуризму это молодые ленинградские поэты хармс, введенский, олейников, вагонов. Обэриу-ты не разделяли радости футуристов перед индустриально-космическим раем будущего. Они не собирались сеять хлеб с облаков,летать с подвесными моторчиками на спинах и хлебать озера из щей. "Значимы только абсурдные действия",- говорил хармс. Обэриуты ответвились от того направления в футуризме, которое хлебников в положительном смысле называл словом "заумь". Стихи хармса и раннего заболоцкого часто напоминали детские считалочки. Поэзия должна достичь детской непосредственности и яркости. Усложненным конструкциям футуристов и конструктивистов обэриуты противопоставили первозданность, внешнюю простоту и смех. Несмотря на сверхтрагическую судьбу (обэриуты были либо убиты, либо заточены в тюрьмы), эти поэты становятся сегодня все более популярными. Имя "хармс" стало уже не собственным, а нарицательным. Им обозначают нечто, выходящее за грани рассудка.
Манифесты обэриутов - это глубокие философские трактаты, смысл которых еще предстоит понять в грядущем столетии.
Имажинизм мариенгофа, есенина и клюева - движение, возникшее в русле футуризма, хотя и противостояло ему. "Имажинизм - это я", - восклицал есенин. При этом следует помнить, что речь идет о есенине не очень-то популярном, авторе строк "небо, как колокол, месяц - язык". Самое имажинистское стихотворение поэта - "черный человек", где голова "машет ушами, как крыльями птица". Метафоричности маяковского имажинисты придали сюрреальный оттенок. В статье "ключи марии" есенин как верный ученик клюева говорит о "заставочных", "корабельных" и "ангелических образах". Образ заставочный - это яркое, красивое, неожиданное высказывание, напоминающее заглавную букву - заставку в древнерусских летописях, где в причудливый орнамент сливаются рыбы, птицы, растения, люди, звери и звезды. Образ корабельный -это уже философская метафора, вобравшая в себя главные мысли автора. Кораблями назывались хлыстовские общины с их тайными запретными радениями. Клюев был правоверным хлыстом, как блок был правоверным масоном и в поэзии, и в жизни.
Ангелические образы - это то, что приходит свыше и соединяет поэта с небом в двуединое тело. Не человек и космос, а космосочеловек. Манифест "ключи марии" написан в 1919 году и можно только удивляться, насколько далека поэзия есенина, ставшая популярной, от этих идей, которые сами по себе чистейшая поэзия.
После полувекового запрета на литературные школы русская литература вдруг вышла из подполья и выяснилось, что в подвалах московских тусовок вызрело три крупных литературных направления, противостоявших союзписательскому официозу это лианозовская школа, концептуализм и метаметафора. Лианозовцы - генрих сапгир, игорь холин, всеволод некрасов и прозаики от мамлеева до виктора ерофеева. В поэзии они возрождали традиции шутливо-балаганного раешного стиха и частушки. Из этого направления отпочковался набравший силу в конце 70-х концептуализм пригова и рубинштейна. "Я бегу от поэзии", - говорил мне генрих сапгир. В этом суть концептуализма - поэзия, но не поэтическими средствами.
Манифесты концептуалистов - такой же прикол и самопородия. Они называют свои творения не стихами, а текстами, и в этом есть определенная честность. "Я человек простой. Я буду говорить стихами". Так может сказать о себе каждый концептуалист.
Метаметафора поэзии не боится. Это метафора в квадрате и метафора метафизическая - та самая, о которой мечтал есенин в "ключах марии". Очень близки к метаметафоре ранний маяковский, поздний бродский, почти весь вознесенский. К ней явно тяготеет поэзия алексея парщикова и ивана жданова.
Одно из последних господствующих направлений xx века - постмодернизм. В россии это прежде всего прозаики сорокин и пелевин. На западе - дерида, цюйс и другие не то философы, не то культурологи - великие пересмешники всей культуры и прежде всего самих себя. У нас постмодернизм чрезвычайно близок к соцарту и неотделим от соцреализма, соками которого он питается.
Постмодернизм - соцреализм сегодня. Постмодернизм - смешной соцреализм. Не случайно гройс с такой нежностью пишет о достоинствах сталинской архитектуры. Духовно он в ней живет. Запад совершенно не понимает современной русской литературы именно потому, что ищет в ней пятиконечные звезды, серпы и молоты. Подобным же образом наш интерес, скажем, к культуре африки ограничивается магическими танцами, ритуальным людоедством или татуировками.
Символизм, футуризм, сюрреализм - вот три главных победивших направления xx века. Символизм научил нас видеть за пределом видимого. Футуризм раскрепостил ритм и музыку стиха, безгранично раздвинул горизонты видимого мира. Сюрреализм вывернул наизнанку душу и окончательно раскрепостил для творчества подсознание, ранее томившееся в подполье. Все три направления сделали литературу xx века умнее и свободнее.
http://video.mail.ru/mail/kedrov42/
Константин Кедров
Авангард в арьергарде
Авангард так и остался великой тайной XX века. Авангардистами были Хлебников, Маяковский, Пастернак, Джойс, Пруст, Кафка, Беккет, Камю, Сартр, Элиот, Элюар, Борхес, Аполлинер, Ионеско... Все крупные литераторы так или иначе причастны к авангардизму, но что это такое, толком никто не знает. Поток сознания, автоматическое письмо, сюрреализм, дадаизм, футуризм, минимализм, мифотворчество – вот далеко не полный перечень масок авангардизма. Я умышленно не называю постмодернизм, поскольку он и возник как стремление отделиться от авангарда и получить собственную прописку. Однако на это претендовали и все другие течения. Время неумолимо сплющило всех в линзу авангардизма.
Авангард – термин Льва Троцкого, подразумевавший прежде всего революцию и новизну в искусстве. Троцкий был жестоким политиком, но в эрудированности и точности мысли ему отказать нельзя. Во всяком случае творческая интеллигенция Запада, поголовно увлеченная либо коммунизмом, либо фашизмом, предпочла авангардизм Троцкого скучному соцреализму Сталина.
Между тем авангардисты склонны были восхищаться тотальным переустройством мира, а, проще говоря, тоталитаризмом Сталина, Ленина, Муссолини, Франко и даже Гитлера. Со временем эти восторги поутихли, но даже Вторая мировая война не избавила того же Сартра от восхищения Мао Цзэдуном.
Проект тотального переустройства мира и человека роднит авангардизм с христианством. С точки зрения авангардистов, первыми авангардистами были Христос и его любимый ученик Иоанн, когда он воскликнул: “И увидел я новое небо и новую землю”. “Нынче творю все новое”, – говорит Господь Иоанну. Слова Христа: “Не вливают вино новое в мехи старые”, - вполне соответствуют манифестам футуристов. Когда Христос советует апостолам не заботиться о том, что сказать, ибо за них будет говорить Святой Дух, он почти на два тысячелетия предвосхищает манифесты Бретона и других сюрреалистов об автоматическом письме и свободном потоке сознания.
По сути своей авангардизм -это христианская эстетика в самый кульминационный момент своего развития. Невозможно отделить авангардизм Запада от русского авангарда. Футурист Маринетти в Италии только успел произнести “А”, как русские футуристы от Хлебникова до Маяковского выпалили всю азбуку. Хлебников придумал слово “летчик”, а в английской поэзии появилось слово “высокол” (сокол + высота). Крученых пишет стих из пяти несуществующих слов “дыр, бул, щил, убещур, скум”, а на Западе лет десять спустя начинается дадаизм от детского лепета “да-да”, типа нашего “тя-тя”. Но как же снова не вспомнить Христа: “Если не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное”.
Авангардизм творил новый мир, от которого в России со временем осталось только название толстого журнала. Кстати, именно “Новый мир” славился и славится по сей день полным неприятием авангарда. Твардовский ненавидел Цветаеву и Пастернака.
Абсурдизм – особая страница авангарда. Камю утверждал, что абсурд бытия исчезает только со смертью личности. Абсурдизм – воинствующее отрицание смысла жизни. “В ожидании Годо” и “Стулья” - две скрижали абсурда. Но абсурд ли это? Все ждут Годо, которого и нет вовсе. Однако в самом ожидании кроется глубочайший смысл. Лысая певица, которая так и не появляется в одноименной пьесе, – это тоже смысл, да еще какой. Герой Камю стоит в очередях на поезд и уходит, когда приближается к кассе. Но ведь и тут от смысла удалиться не удалось. Поиски абсурда в России привели поэта Введенского к гениальной поэме “Звезда бессмыслицы”. Пожалуй, великий обэриут – единственный автор, которому удалось заговорить на языке абсурда. Но абсурд для Введенского – это какая-то великая тайна и даже возможность Бога. “Мы проповедуем Христа распятого. Для евреев соблазн, для эллинов безумие”, – восклицает апостол. И он – предтеча абсурдизма. “Меня интересуют только бессмысленные действия”, – говорил русский обэриут. Между тем русская жизнь поставляла абсурд в таком изобилии, что, казалось бы, там его и искать. Искали. Футурист Хлебников восхищался труднопроизносимыми названиями советских учреждений типа ВХУТЕМАС. Он считал это живым воплощением заумного языка: ВЧК, НКВД, ГПУ, КГБ, ФСК, ФСБ – какая “восхитительная” заумь.
Абсурдисты, опустите ваши кисти. Вам никогда не создать таких шедевров абсурда, как “Продовольственная программа”. И никогда не выдумать такое слово, как “агропром”.
XX век миновал. Манифесты превратились в гениальные поэмы, стихи, романы и пьесы. Все стало классикой, в том числе и ненависть к авангарду. Пожалуй, Россия единственная европейская страна, где ненависть к живому авангарду сочетается с пламенной любовью к авангардистской классике. И еще мы единственная страна, где эта ненависть уцелела и стала нормой.
“Я отращиваю свой мозгу // Не для обоняния, а для изобретения роз”, – сказал Маяковский. Это своеобразное эхо на строку Мятлева: “Как хороши, как свежи были розы”, – и одновременно диалог XX столетия и девятнадцатого. Но на дворе уже двадцать первое. Мы хотим и обонять, и изобретать.