- Павел Витальевич, завтра, - ответил я.
- Зачем же так спешить не понимаю я чего-то? А ну-ка пойдёмте я вам хозяйство своё покажу для начала, а потом и пообщаемся… Маша, а вы пойдите, скажите Захарову, чтобы он по комбикорму посмотрел, с минуту на минуту Сухарев должен приехать с травой… Его бы тоже нужно определить сразу, - обратился Павел Витальевич к сопровождающей его женщине и она кивнув головой удалилась в сторону.
На ферме в отсеках среди свиных лежбищ то и дело раздавались похрюкивания, повизгивания, почёсывания. Недремлющие свиньи, сытые и довольные после недавней их кормёжки, взирали на нас безразличным взглядом. Они лениво возлежали на своих бежево-розовых покрытых щетиной жирных телах и только вытянутые их рыла с влажными пятачками на концах, подавали какие-то признаки жизни. Под большими вислоухими ушами маленькие глазёнки хрюшек провожали нас, идущих вдоль двух рядов поросячьего царства, где был идеальный не свойственный этим нечистоплотным созданиям порядок.
- Даже и не верится, что мы сейчас среди свиней ходим! Очень чисто! – проговорил Антон, поглядывая на Варвару.
- То-то и оно! При желании и свиней можно в чистоте научиться держать, - Павел Витальевич начал рассказывать о технологии свиноводства на ферме.
Со знанием, идущим от большой любви к своему делу, он произносил слова о том, где и какая порода свиней у него в хозяйстве содержится, какой корм идёт на еду им, как и сколько раз в сутки происходит сам процесс кормления, как работают очистные сооружения и многое прочее такого, отчего становилось понятно, что Павел Витальевич не только высококлассный специалист, а просто живёт этим делом.
- Павел Витальевич, а с чего начиналось всё это большое хозяйство? – с искренним интересом полюбопытствовал я.
- С желания! С неутомимого желания доказать самому себе, что я прежде всего личность! Я ведь полный профан был раньше в этом деле, ребят. В сельской местности вообще никогда не бывал даже, так как родители мои – городские жители. Да не абы какие, а москвичи в тридесятом поколении! В прошлом я закончил под их присмотром школу и университет, затем женился, устроился на работу по специальности и всё бы ничего, если бы не моя живая требующая жизненной реализации натура. Казалось бы всё у меня было, там в столице, для сытой жизни: квартира, хорошая профессия и должность, семья, дети, жена любящая, под боком все блага цивилизации… Спрашивается: чего ещё надо-то? Ан нет! Почти каждый день начинался у меня в Москве банально стандартно: утром подъём, детей по садикам и школам, затем на машине в час пик или же на метро на работу, далее работаем, а потом и возвращаться домой, где дома ждал меня диван, телевизор, книжка… Всё! И так многократный взмыленный бег по кругу, отчего мне уже начало казаться будто я зомбирован на эту круговерть пожизненно. Смотрел я на тысячи себе подобных людей в Москве и всё более понимал, что превратился в одну из овечек огромного стада, связанный незримыми путами быта и будничного бремени. Тогда-то и пришло в меня осознание того, что я теряю себя, как индивидуальность и сливаюсь воедино с монстром-мегаполисом, который пожирает людей, как паук мошек. Стало мне так грустно и тоскливо, что я впал в такую ужасную депрессию, от которой жизненная сила моя сошла почти на нет. Я уяснил себе то, что мне нужно было как-то менять свою жизнь кардинально. Никаких надежд с Москвой, чтобы выбраться из жуткой своей апатии, я не связывал, поэтому и возникла спустя долгие раздумья у меня мысль о том, что необходимо менять место жительства, а именно уехать туда, где я бы мог себя вновь почувствовать человеком, а не загипнотизированным роботом. Так я и решил продать свою трёхкомнатную квартиру в хорошем районе Москвы и уехать в Соколовку. Жена по-началу была против того, чтобы мы продавали квартиру, но видя мой энтузиазм и оптимистический настрой на будущее, всё-таки скрипя сердцем согласилась на это. А что же после? После того как мы сюда переехали я чуть было не очумел, оттого с чем пришлось на селе столкнуться. Очень трудно для меня оно покорялось! Очень трудно! Во-первых, первый год было ужасное ощущение нашей неустроенности в деревне, а, во-вторых, то, что представляла собой Соколовка на тот период являлось страшнейшей картиной для драматургии. Народ почти поголовно хлебал самогонку и водку, хозяйство сельское существовало постольку-поскольку, кругом грязь непролазная, воровство повсеместное, драки, ругань, зависть… Ужас, короче говоря! Меня чуть было тоска не поглотила от вида всего этого и только лишь моё упорство и вера в то, что здесь, на этой чернозёмной богатейшей земле, можно основать крепкое хозяйство шажком за шажком продвигало меня к этому моменту. Через огонь, воду и медные трубы пришлось пройти! С бюрократией воевал, с администрацией районной справлялся, с разгильдяйством сельских жителей боролся, потому как им «фиолетово» на всё было…
- «Фиолетово»? – переспросил я, вглядываясь в лицо «найдёныша», а потом тут же вспомнил, что у этого слова ранее для меня было тоже совсем иное значение.
- Ну да! Равнодушные они, понимаешь? – продолжил фиолетоволикий фермер. – Эх, ребят! Такой тоски, как я увидел в Соколовке, мне не доводилось видеть никогда. Ну, вот скажите пожалуйста, зачем здоровому деревенскому мужику пить до беспамятства, да воровать со столбов медную проволоку, когда под его ногами живая, пышущая жаром, плодороднейшая земля, которую немцы в Великую Отечественную Войну эшелонами вывозили в Германию? Казалось бы никогда не поймёшь теперешнего русского мужика, да только вот когда крепко призадумаешься, то осознаешь, что его работягу и землепашца, лишили главного – веры. Да, именно веры! Веры в себя, веры в Бога, веры… Когда-то русский кулак кормил весь мир хлебом, а сейчас, стыдно сказать, мы зерно из Америки в страну кораблями завозим, из Парагвая говядину таскаем, картошку и помидоры из пустынного Египта… Смешно! Добился-таки своего Иуда, красным террором! Я ведь так считаю, что лишь когда Ленина закопают в землю, то только тогда Россия на путь возрождения встанет, а пока его злой дух бродит по всем закоулкам и весям нашей Родины, мало проку будет…
- Павел Витальевич, а вы верующий человек? – поинтересовался Антон у фермера.
- Мы все в семье верующие! – мило улыбнулась ему Варвара. – Папка даже в Соколовке церковь полуразрушенную отстроил.
- Правда не я один, администрация районная тоже помогла и там, представьте себе, есть люди думающие…
- Здорово! А мы её видели с холмов, когда к деревне подъезжали... Красавица! – проговорил я одухотворённым голосом.
- А папа ещё и приюту детскому помогает, - добавила, между тем, Варвара.
Павел Витальевич смущённо повёл в сторону головой, когда я с Антоном направили на него свои глаза.
- Это долг каждого человека! – проговорил он, спустя недолгую паузу. – Ведь дети наше будущее и если мы сейчас о них забудем, то о каком будущем может тогда идти речь? Уж точно не о светлом!
В одном из отсеков протяжно взвизгнула свинья, а затем послышался топот её ножек. Переместив свой взгляд в том направлении, я разглядел сидящего на порожке стены «кузнечика», который с любопытством наблюдал за нашим перемещением по ферме. Их здесь, было несколько, но я старался не тратить время на рассматривания «бабаек», а только лишь скользил по ним взором.
- Знаете мне что в вашем киношном проекте понравилось? – проговорил Павел Витальевич.
- Что? – переспросили мы у него в один голос.
- Трезвая идея! – добродушно посмеялся фермер. – Нет и вправду трезвая! Какое-то время после моего с вами на ярмарке разговора пребывал я в озадаченности. «Ничего себе! – думаю. – А ведь ребята, хорошее дело затеяли! Только, что их на это подвигло?» Понимаете, общество наше сейчас в опьянённом состоянии пребывает. Как в физическом, так и в духовном смысле этого слова. Люди одурманенные, заблудившиеся, ищущие себя и не находящие. А всё почему? Да, потому что нет ориентира верного в жизни у многих! Вот построил я крепкое хозяйство, слава Богу! Заасфальтировал дорожки от грязи, работой соколовцев денежной обеспечил, в школе ремонт сделал, праздники устраиваю и многое другое… Жить стало лучше в Соколовке, вот что самое главное! Вы думаете все оценили мои старания в этом? Как бы не так! Намедни, один из «пьяненьких» спалил сарай мне с кормом, из зависти. Когда я его спросил: «Зачем ты это сделал?», он в ответ мне зло выдал то, что просто и не понять так сразу: «Чтобы ты порядки свои здесь не наводил!» Вот так! То есть не мешай нам, дескать, дерьмо из лаптя хлебать… Оттого-то мне и понравилась ваша идея о фильме про людей неравнодушных. Очень понравилась! Индифферентности слишком много в России, а те кто ей так или иначе противостоит – герои нашего времени…
- И много таких у вас завистников в деревне? – вспомнив я о мужчине, который называл, Павла Витальевича «буржуином».
- Достаточно! – махнул рукой фермер. – А завистники они оттого, что работать не хотят и мечтают сейчас о том, чтобы опять, как в советское время у кулаков, отобрать хозяйства, привести их в упадок и лежать на печи от пьяного угара, да в потолок при этом плевать… Поля жгут! Технику портят! Воруют, где это возможно! По-честному только лишь единицы работают, оттого и живут у меня очень и очень неплохо.
- А есть ещё фермеры кроме вас в деревне? – спросил я.
- Да тут каждый сам себе фермер, потому как без своего хозяйства на селе не проживёшь, а вот таких размеров, как у меня, только поменьше, ещё у двоих семей имеется…
«Молодец! Что тут ещё думать! – пронеслась у меня в голове мысль. – Приехал, увидел, победил! Почти, как Цезарь… Так, а дело кажется для меня благоприятно идёт раз он сам о фильме одобрительно заговорил…»
Антон так и льнулся к Варваре и она, кажется заметив его особенный интерес к себе, отвечала взаимным сближением. Смотреть на это зарождающееся чувство для меня было большой радостью и отчего-то очень хотелось мне чтобы между этим смешным, но таким добродушным парнем и красавицей-девушкой вспыхнула всепобеждающая горячая любовь.
«Сейчас мама на работе, должно быть, на радостях поделилась со своими сотрудниками тем, что её драгоценный сынок обрёл для себя любимую женщину, - вспомнив о субботнем лживом моём уговоре мамы, вздохнул я. – Эх, а на деле я всего лишь врун…»
- Ребят, а поедемте я вам свои поля и места чудесные здешние покажу! – молодцевато произнёс Павел Витальевич, уперевшись на изгородь, отделяющую центральный проход на ферме от свиного пристанища.
- Конечно, Павел Витальевич! Здорово! – опередив меня, мгновенно проговорил Антон и зелёное лицо его, озарившись счастливейшей улыбкой, переводило свой взор на всех нас стоящих, но более всего, разумеется, на Варвару.
11 июля, понедельник, 12:28
По полям и лугам ровно стелилась грунтовая дорога. Казалось, что её бесконечная нить в пути никогда не найдёт своего края. Пейзажи по которым проходил наш маршрут под светлым июльским небом, сменяли друг друга на радость моему неискушённому взору городского жителя. Видеть холмы, с пасущимися на них коровами и овцами, перелески с большим изобилием в них деревьев, нивы и поля с различными сельскохозяйственными культурами, водоёмы заросшие ряской и быстротекущую, будто одетую под солнечным светом в хрусталь, речку, было до такой степени приятным зрелищем, что я, любуясь всеми этими видами, по-настоящему отдыхал за последнее время.
Автомобиль Павла Витальевича оставлял позади себя облако пыли, а он сам только и успевал рассказывать, находясь за рулём, о всех красотах этого чудесного края. Слушать его было огромным удовольствием для всех нас, но, в особенности, внимал его речи Антон, который с неимоверным интересом оглядывая проезжающие окрестности, задавал бесконечную череду вопросов, тем самым, крайне много удивляя меня. Проявляя искреннее внимание ко всему и вся, дружище, очень серьёзно откладывал полученную информацию куда-то глубоко в себя и оттого казался он мне, очень хорошо его знающего, гораздо старше своего истинного возраста.
- Я хочу здесь жить! – вдруг воскликнул Антон, ошеломив меня своим высказыванием.
«Как?! Этот маменькин и папенькин сынок-белоручка! Этот известный в своём кругу баловень! Этот бездарь и бездумный прожигатель времени! Как?! – поражённый, размышлял я мысленно в себе о только что услышанном. – Да какой из него, лентяюги, сельский житель-то?! Смех!»
Однако я впервые видел Антона таким взволнованным и возбуждённым и при этом также таким сосредоточенно серьёзным. Глаза его горели каким-то ярким и живым огоньком, шея без устали вертелась во все стороны, губы были постоянно приоткрыты, руки искали выражения в действии… Да! Рядом со мной сидел теперь совершенно незнакомый мне человек.
- Антон, а ты не боишься того, что здесь тебе придётся по-настоящему много работать? – решил осведомиться у него удивлённый Павел Витальевич.
- Нет, - покрутил головой Антон. – Абсолютно, нет! Здесь всё живое, Павел Витальевич! Здесь всё какое-то настоящее и своё! Здесь я разглядел нечто такое, что вдохнуло в меня новую жизнь!
Я догадывался о том, что Варвара бессознательно пробудила в Антоне жадный интерес ко всему сельскому, но всё же, как мне казалось, это было не единственной причиной того, что друг так нешуточно увлёкся деревенской темой. Очевидно было то, что он и в самом деле начал ощущать себя единым целым с этим мироустройством, лишённым городских атрибутов.
- Пап, а давай Антона усыновим? - озорно проговорила улыбчивая Варвара.
Не сдержав смеха все захохотали.
- А что?! Я «за»! – сказал рассмеявшийся фермер. – Парень он, чувствуется, ответственный и сознательный, а такой нам просто на вес золота необходим.
Сказав это, Павел Витальевич подмигнул глазом дочери, а та повернувшись к нам, мило улыбнулась.
Антон пребывая в смущении, внутренне победоносно ликовал. Сдавалось мне то, что друг мой проживал сейчас один из счастливейших дней в своей жизни. До умопомрачительности понравившаяся ему Варенька, успешно подыгрывала Антону разным манером, а он одурманенный от возникающих между ними флюидов был несказанно рад и напыщен, как молодой бравый кочет.
- Понимаешь, Антон, - продолжал Павел Витальевич. – Труд на земле – это ведь самый настоящий показатель того, чего человек стоит в жизни. Это очень далеко не просто пахать, сеять, растить, мотыжить, собирать урожай… Это целое искусство, если вам угодно! А я бы ещё больше сказал: работа на земле человека – есть самое полновесное его общение с Богом. Здесь есть масса нюансов, которые от Божьей милости напрямую зависят. Пример: есть непогода, губящая урожай; есть нашествия различных вредителей; есть болезни растений и животных… Со всем этим, поверьте мне, сложно справиться без веры в Господа! Да, много чего такого, отчего моё дело непосредственно ведётся! И здесь, Вить, ты прав полностью, с равнодушным подходом никак нельзя относиться к хозяйству! Бог никак не потерпит присутствия здесь нюников… У нас в стране проще воровать или получать нешуточные откаты, поэтому народ и не тяготится истинным делом, а богатеет от мздоимства. Тогда как здесь, - рукой фермер начал указывать на бескрайние поля, - здесь, здесь и здесь живёт подлинная правда Божья!
- Я не боюсь работы, Павел Витальевич! – ощетинился суетливый Антон. – Потому что дома я отягощён бездельем и бесцельным ожиданием будущего! Чего ждать? Когда папа мой всё уже решил за меня! «Вот выучишься, - говорит он. – Устрою я тебя на работу, женю, куплю квартиру и будешь ты жить в удовольствии неземном – твой папка тебя не забудет!» Я же не хочу этого! Я хочу добиваться всего сам в жизни! Зачем же из меня делать тепличное растение? Не оттого ли я протестую против такого подхода, когда за тебя уже всё решено! А где же сила воли? Воспитали ли родители её во мне? Нет же! Они выращивают тряпку, которая стоить в жизни будет очень дешёво!..
Мои глаза ошалело взирали на Антона. В который раз за сегодняшний день я не верил тому, что он произносил. Было ли это всего лишь показной наигрыностью перед Варварой и её отцом или нет? Точного ответа на этот вопрос я не знал. Однако же чувствовал всем своим нутром, что все высказываемое Антоном, идёт от глубины его души и выражает его искреннюю духовную позицию.
- Удивительные вы, ребята! – ухмыльнулся Павел Витальевич. – Прямо не из мира сего, ребята! Откуда же вы такие положительные взялись-то? Фантастика! На других ваших сверстников посмотреть сейчас: их ничего это и колышить не будет, а вы же… Удивительно! Вас, что действительно, всё это интересует?
- Действительно интересует, Павел Витальевич! – пламенно вступил я после долгого своего невмешательства в разговор. – С некоторых пор начали мы задумываться о нашей жизни. Так получилось, но мы пришли к мнению о том, что жить дальше так нельзя. Что так равнодушно взирать на то, что делается вокруг нас больше мы не в силах. Насытились, одним словом тем, что толкает многих из нас в ужаснейшую неразбериху, где царствует лишь одно забвение да безразличие! Где радость сводится к похотливому пьяному экстазу, где выражение самого себя – есть крик недобрый и громкий, где кумирами нам служат яркие, как попугаи людишки, но при этом пустынные внутри, где за любовь считают количество фрикций, где вместо души чтят модные тряпки и навороченные автомобили, где в почёте не Бог, а власть денег, где… Страшно! Оттого наше кино – это протест! Это защитная реакция на безверие, на отсутствие доброй воли в людях!
Через зеркало заднего вида в салоне автомобиля сейчас на меня взирали чересчур серьёзные глаза сильного духом мужчины. Карие зрачки его, казалось, пристально изучали мою изнанку внутреннего мира, при этом суровая жилка на широком лбу Павла Витальевича сосредоточенно пульсировала. В отражении зеркальной поверхности не было видно благодатного для Бога и спасительного для меня фиолетового оттенка кожи лица «найдёныша», она была обычной для загорелого вида, однако я чувствовал то, что именно этот человек являет для Господа собой крепкого и могучего союзника.
- Не волнуйся ты так, Вить! – уголки глаз фермера вдруг выдали складки от добродушной улыбки. – Кино вы отснимете с моим участием! Посмотрите-ка пока лучше на то, как кукуруза навострилась вверх. Силоса будет в этот год, дай Бог, вдоволь коровкам!
За бортом автомобиля и в самом деле зеленело в прелести кукурузное поле. Оно будто бескрайнее море стелилось перед моим взором. Мясистые стебли и листья культуры тянулись ввысь к самому солнцу, а само оно ярко обжигало всё вокруг полуденным зноем. Сквозь приоткрытое окошко над обширной местностью проплывали сферы Рук Божьих и среди них я заметил фиолетовый шар, который плавно кружил над нами и словно сопровождал нас в пути.
11 июля, понедельник, 16:43
Полные энтузиазма и сил возвратились мы в город. Я всё-таки добился того, что Павел Витальевич будет завтра присутствовать у Алефтины Георгиевны. Сообщив фермеру, после званного у него обеда, точный адрес и время нашей с ним завтрашней встречи я успокоился окончательно душой и мысленно уже находился в полуподвале у ведуньи. Сегодня же предстояло было сделать ещё достаточно много, чтобы успех завтрашнего мероприятия был неотвратим. Во-первых, встретившись с друзьями необходимо было расставить все точки над «i», под которыми я подразумевал строгое участие всех «найдёнышей» в ритуале направленным на моё спасение. Во-вторых, требовалось посещение самой Алефтины Георгиевны для особенных согласований по вторнику. Ну, а, в-третьих, после встречи с «чудотворной бабушкой», надо было решить организационные вопросы с ребятами.
Что ж мы направлялись сейчас к Бутикову, где нас ждал он сам и Андрей Панкратов.
Антон, несмотря на неприятный инцидент с гаишником, который произошёл с нами по возращению домой на областной трассе, был необычайно веселым и воодушевлённым. После радушного (а кто знает, может быть и судьбоносного для него) посещения Соколовки, словесная дуэль его с вымогателем с жезлом и в погонах, никак не могла испортить ему настроения. Молодой лейтенант «дорожного войска», а по своей сути современный разбойник с большой дороги, остановив автомобиль Антона, якобы за мнимое превышение скорости, попытался было получить с него «положенную» мзду, чтобы не выписывать квитанцию на штраф. Своими глазами я наблюдал за метаморфозами происходившими с лицом бесстыжего гаишника, которое из жёлтого цвета мигало в оранжевый, когда он говорил об откупных пятидесяти рублях Антону. Однако друг мой, несмотря на то, что каждая минута нам была очень дорога, вступил с ним в дискуссию и потребовал от лейтенанта соблюдения законности в строгой форме, обещая поднять всех и вся на проявление правового беспредела. Гаишник же, оказавшись не из робких, не пошёл на попятную, а выписав моментально штрафную квитанцию, ушёл с «попрошайническим» чёрно-белым жезлом искать себе дополнительного заработка.
- Я найду кому на тебя пожаловаться! Встретимся в суде, уважаемый! – гневно кричал гаишнику Антон, не боясь сорвать свои голосовые связки.
- Да, хоть самому президенту стучи! Катись, давай, а то ещё чего-нибудь припишу! – злобно огрызнувшись, устремился лейтенант в машину ДПС, где его ждал напарник, и через мгновение исчез из вида, оставив Антона со злополучной квитанцией в руках.
Поначалу, возвратившись за руль, Антон сильно негодовал на мерзавца в погонах, но потом, вспомнив о Варваре и особенно о его последних минутах общения с нею, он вернулся в хорошее расположение духа. Расставание моего друга с дочерью Павла Витальевича и в самом деле походило на идиллию. Они достаточно продолжительное время общались друг с другом в сторонке от меня и дружной семьи фермера и при этом очень мило договаривались о чём-то. Чувственно взирая в глаза друг друга, они походили издалека на давно сложившуюся любовную пару и я искренне хотел того, чтобы их совместная элегия в действительности переросла во взаимное жаркое чувство.
Павел Витальевич, его жена Мария Сергеевна, и младшая их дочка при виде происходящего только лишь благоговели. В особенности, почёсывая свой затылок, Павел Витальевич с каким-то гордым видом косился в сторону молодой парочки и при этом, казалось, внутренне торжествовал.
- Вить, а она завтра с папой приедет к твоей бабуле! – широко расплывшись в улыбке, скажет мне потом Антон. – А затем я обещал показать ей город после съёмок… Какое же она чудо! Я влюбился! Понимаешь? Влюбился! Как же здорово, что мы сегодня поехали в Соколовку! Как здорово!..
Всю дорогу только и разговору было, что о Варваре и о том, что её связывало. Слова: Соколовка, Павел Витальевич, ферма, хозяйство, деревня, Мария Сергеевна не сходили с уст Антона и многократно повторялись в его возвышенных предложениях.
«Удивительная всё же штука жизнь! – поглядывая на счастливого Антона, размышлял я в себе внутренне. – Ну вот увидел бы я сейчас такого Антона, если бы не случился со мной этот недельной давности казус? Порой ведь абсолютно неизвестно, как к тебе судьба повернётся! Иной раз со злой усмешкой она нагрянет, а в другой вот с благотворною улыбкой придёт… Да! Воистину неисповедимы наши пути под Господом!»
Мерно и неспешно сотворил я крёстное знамение, когда автомобиль минуя арку под зданием, въехал во двор Женькиного дома. К этому времени в квартире у Бутикова уже должен был оказаться и Андрей Панкратов.
Быстро и умело припарковав машину у подъезда, я и Антон выбежав из неё, как угорелые устремились наверх по ступеням к жилищу Евгения, дверей которого мы благополучно достигнув, позвонили в звонок.
Вскоре Женька открыл её нам, пышущий перед моими глазами своим голубым оттенком лица, а из-за его спины вкрадчиво выглядывал зелёноликий и редкозубый, как кролик Андрей. В самой квартире громко гремела музыка и витал запах жареной картошки.
- Здрямс! – заулыбался завидев нас Бутиков. – А мы как раз трапезничать только сели! Забегай-с, разувай-с, на картошку с мясом налетай-с!
Совершив ритуал приветственных рукопожатий с ребятами я и Антон внедрились в просторы квартирной прихожей. Женькин «кузнечик» был третьим, кто встречал нас в доме. Под пристальным его взглядом я снял с себя кроссовки, а потом последовал на кухню.
- Я только чайку, Жень! – проговорил Антон, идущий следом за мной.
- И я, пожалуй, того же! – добавил я вслед к его слову.
Ультрасовременная кухня семьи Бутиковых отделана была в самом модном стиле. Крупноразмерная керамическая плитка из тёмно-синего цвета изысканной полосой опоясывала её немалый периметр. Гарнитур, столешница были светло-синих и голубых тонов с некоторым металлическим отливом на поверхностях. Электрическая плита, система кондиционирования и вытяжки, моечная раковина, различные бытовые приборы – казалось всё гармонировало друг с другом в кухонной обстановке. Но особенным шиком среди всего этого прочего выглядел холодильник, который словно пульт машины времени стоял на кухне почётом: во-первых, он был очень высоким и при этом достаточно габаритным; во-вторых, в верхнюю панель его был встроен жидко-кристаллический плазменный телевизор; в-третьих, ручки камерных отсеков этого чуда походили в своём дизайне больше на автомобильные; в-четвёртых, холодильник умел ещё и показывать температуру в своих отсеках на отдельном дисплее и иногда, неизвестно для каких информационных целей, подмигивал разноцветными огоньками. Да, я хорошо знал, что семья Бутиковых, живёт на широкую ногу, но каждый раз мой искушённый взор проявлял удивление, при обнаружении чего-то эксклюзивного в бытовом устройстве жилища моего славного друга.
- Чай так чай! – тем временем колдовал над кружками Женька.
- Ребят, с вашего позволения, начну обсуждение имеющихся фактов, - присев за экстравагантный столик, произнёс я. – Наша поездка увенчалась полным успехом! Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить… Фермер отлично меня с Антоном принял и в разговоре никак не упирался по поводу своего участия в нашем «Мосфильме»…
- Супер! – редкозубый Андрей вставил слово.
- Согласен… - продолжил я. – Так что Павел Витальевич завтра на Суворова прибудет к десяти утра… Моя соседка, тётя Шура, я в ней на сто процентов уверен, также не подведёт… Поехали дальше… Саша-инвалид?
- С Сашей я сегодня душевно пообщался, Витёк, - разливая кипяток в кружки проговорил Бутиков. – Завтра, сказал, что будет вовремя! Потом, съездил же я и к художнику тоже, он также пообещал, что всё будет нормуль… Остался, хирург, но ему я пока не звонил даже… Сам понимаешь, что рабочий день у врачей довольно тяжёлый… Впрочем через Борисыча проблем с ним не будет…
- Жень нужно точно знать это, - сделавшись более серьёзным, сказал я. – Будет не будет… Это все равно, что вилами по воде писать…
- Спокойствие! Только спокойствие! – улыбнулся мне Женька и взяв в руки пышущие паром чашки, направился к нам. – Анатолий Борисович уже в курсе дела. Вчера вечером, тем более, я общался по телефону с хирургом…
- Так, а что же ты воду мутишь! – воскликнул я.
- Не мутю я, а говорю то, что есть. Предварительно общался я…
- Жень, добить его надо, чтобы уже наверняка!
- Есть, сэр! – Женька, принялся поедать картошку. – Всё будет о’кей! Не переживай!
- Андрюх, а у тебя что? – направил я взор на причмокивающего в пережёвывании пищи Андрея.
- Тёть Зоя изнемогает уже вся и настраивает на лад свою гитару. Я ей звонил сегодня. А также созвонился и с учительницей твоей, Антох, она говорит о том, что не подведёт…
- О, Господь! Неужели всё складывается как нужно, а? – воздев руки к потолку, воскликнул я, а затем перекрестился.
- Да я тоже думаю, что всё как нужно пройдёт, - аппетит Антона был неуёмным и он даже не смотря в мою сторону, успевал за пережёвыванием, воспроизводить слова.
- Андрюш, организация нужна за тобой завтра серьёзная, ещё раз напоминаю… С техникой никаких сюрпризов не будет? – спросил я у Андрея и он тут же поднял на меня свой взор.
- А какая техника? Видеокамера профессиональная уже у меня, штатив к ней я тоже прихватил, освещёнку тоже к вечеру добуду… Что ещё? Ах, да! Хотел узнать, а снимать-то нам бабулька позволит там вообще?
- За этим ответом сейчас и поедем к ней… В любом случае, для наглядности, я мыслил так, что камеру можно будет у неё в подвальном помещении установить, чтобы людей наших особо не волновать, а самому тебе не обязательно при этом присутствовать будет, - оповестил я Андрея.
- То есть ты хочешь сказать, что камера необходима только для вида, вроде как дистанционно ею управлять мы за стенкой будем…
- Именно!
- Мне иногда кажется, что всё в чём мы сейчас участвуем, только сон мой, - ухмыльнулся между тем Женька.
- Не умничай и ущипни себя, чтобы проснувшись взбодриться! Ты мне боевым нужен, Жень, – проговорил я, оторвав от губ обжигающую чашку с зелёным чаем. – И, вообще, ребят, последний рывок лишь остался, а за ним новая жизнь!..
- Жизнь без шаров и приведений? – рассмеялся Бутиков.
- Вообще-то не очень смешно, Жень, - с укоризной взглянув на него, проговорил я. – За эту неделю мне так устать пришлось, что мало не покажется даже сверхвыносливому человеку, а чтобы меня окончательно понять, друзья, нужно оказаться в моей шкуре… А под новой жизнью я имел в виду то, что я стал за это время совершенно иным человеком, чем был прежде. Да вот и вы тоже неужели не изменились?
- Ещё как изменились! – воскликнул Антон. – Лично во мне сейчас хоть какое-то понимание смысла жизни есть, а раньше ведь его и не было вовсе. Вернее оно было, но чересчур туманное, понимаешь, а в нём, в тумане-то много и не сотворишь. Вот теперь я и в Бога, как-никак, но верю. Верю! Можете надо мной смеяться, но я теперь каждое воскресенье в церковь ходить буду. Вить, именно благодаря тебе и всему тому, что с тобой случилось, я усвоил нечто огромное, светлое, всепобеждающее. С этим «нечто» я теперь очень силён духовно, а это значит, что вера, громадная вера живёт во мне отныне…
- Ах, друзья! А кто бы я был без вас, а? Ну ноль же без палочки - вот кто! Всех благодарю, ребят! Большое вам спасибо, что со мной маялись всё это время! За то, что не отнеслись к моей беде равнодушно! Настоящие, вы, братцы! Братья мои! – отраде моей не было предела.
Ощущение немалой крепкой поддержки чувствовал я в лицах друзей, сидящих со мной за одним столом. Атмосферой надёжной здравой дружбы был насыщен ореол нашего небольшого, но прочно связанного сообщества. В каждом из этих людей я был отныне очень уверен. На завершающем этапе моего испытания большая ликующая радость охватывала меня с великой силой. Душа пела от восторга так, что соловьиная сладкая трель не шла в сравнение с этой моей песней.
«Я справился! Я почти справился! С Божьей милостивой помощью я практически уже выкарабкался из глубокой ямы! Верую, Господи! Истину жизни своей в тебе навеки-вечные свидетельствую!..»
11 июля, понедельник, 18:27
Несмотря на затруднения на дорогах Антон быстро мчал машину по городским улицам. Лихо проносились перед взором дорогие моему сердцу окрестности, где с детства и по сей день доводилось мне бывать многократно. Я любил свой город! Любил за колорит его пейзажей и видов, за обильную зелень его благодатных деревьев, средь которых особенно почитал я семипалые в листьях каштаны, цветущих весной бело-розовым цветом, а летом и по осень плодоносящих из колючего нежно-зелёного шарика в тёмно-коричневый орех. Я любил свой город за непохожие друг на друга районы с разнообразными домами и сооружениями в них, любил в целом его народонаселение, которое в основном состояло из добрых и отзывчивых людей. В памяти моей перетасовывались многие картинки из прожитой жизни, когда я видел то или иное место, которое мы теперь миновали на автомобиле. Вот здесь, я когда-то проходил с бабушкой, которая рассказывала мне, что было в городе в войну с немецкими фашистами; здесь же я крепко поцапался с одним задирой из пятого «Б»; здесь мама наставляла меня тому, как следует готовиться к поступлению в университет; здесь за мной гналась свирепая собака, которая меня потом и покусала; здесь мой любимый, да и не только мой, но и друзей моих, ночной молодёжный клуб; здесь, где сейчас на остановке здоровенный бугай взявши за грудки тщедушного на вид мужчину, заносил под удар на него свою кувалдоподобную руку…
- Смотрите-ка, вот так представление! – воскликнул Женька.
Под одним из домов средь белого дня могучего телосложения бугай мутузил совершенно маленького и невзрачного человека с большим портфелем в руках. Я узнал здоровяка тут же: на вид лет сорока, под два метра ростом, физиономия бульдога, стрижка «ноль», джинсовая рубашка нараспашку, из-под которой выглядывала светло-бежевого цвета майка, явно не первой свежести…
- Ба, друзья! Именно этого человека я встретил неделю назад и убежал от него, как последний трусливый заяц, когда он за мной погнался. Это же псих, смотрите, что он делает! Антох, тормози! – заговорил я, словно пребывая в бреду.
Когда Антон остановил машину, громила не обращая никакого внимания на нас, опустил свой массивный кулак на голову несчастному мужичку, который успев увернуться, получил лишь скользящий удар.
- Эй, ты что творишь, гад?! – громко окрикнул я здоровяка, выскочив из автомобиля пулей.
Следом за мной к месту происшествия бросились Женька и Андрей с Антоном. Удивительно, но около происходящего действа, находилось несколько человек и никто из них так и не шелохнулся, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию. Все они, пооткрывав свои рты, только лишь взирали на агрессивное поведение огромного мужчины и словно пребывая в ужасе были скованы им всеми своими телами.
- К тебе обращаемся, слышишь?! – следом за мной вскрикнул Бутиков.
Громила не отпуская несчастного, лениво повернул в наше направление свою красную, как спелый сочный томат, физиономию, а затем издал такой рёв, что вся округа отразилась на него раскатистым эхом:
- Чего?!!! Вам что, сосунки, жить надоело?!
Толчком отпустив своего истязаемого, зловещий скалоподобный монстр, встал в позу борца, чуть поддавшись корпусом вперёд и грозно расставил в стороны свои мясистые жилистые руки.
- Ну, что?! Кто первый на смерть?! – краснолицая морда окидывала нас четверых недобрым насупившимся, как у быка, взглядом.
- Что здесь происходит? За что вы его так? – Женька решил взять инициативу в свои руки.
Громила же ничего ему не отвечая, молча стартовал и через мгновение повалил Женьку мощным ударом вытянутой ноги в грудь. Всё это было проделано с такой быстротой, что мы даже не успели как должно среагировать на этот сокрушительный порыв здоровяка и только после того, как лежащего на асфальте Бутикова начала накрывать череда ударов я, Андрей и Антон с гневом и воплями бросились на великана. С трёх сторон на него посыпались наши крепко сжатые в кулаки руки. Я не успевал считать количества наших ударов, но видел как они с силой касались подбородка, скул, торса и живота агрессивного негодяя. Пытаясь отвечать нам своими порывистыми движениями, он всё же, в конце концов, оказался в проигрышной ситуации и через некоторое время бойни, едва лишь успевал закрывать своё лицо от наших кулаков руками. Когда же оклемавшийся от нападения Женька, поднявшись на ноги сотряс одной из них пах здоровяка, то тот и вовсе оказался в положении зародыша в материнской утробе и таким образом скрутившись от боли очутился на земле.
- Вяжите его! – закричал я и вместе с Антоном насев на громилу, скрутили ему руки.
Андрей быстро снял кожаный ремень со своих джинсов и тут же стянул им запястья свирепого монстра, а тот от бессилия своего и от осознания сокрушительного и постыдного поражения, заревел как самый настоящий ребёнок, лишённый соски.
- Молодцы, ребята! Сейчас уже скоро и милиция приедет! Я вызвал! – зелёное лицо чуть было не избитого тщедушного мужчины, которое ещё совсем недавно дрожало от ужаса, теперь приветливо улыбалось нам в благодарность.
- Ты как, Женёк? – спросил я у Бутикова.
- Терпимо… Ух, зараза, как он меня опрокинул! – задрав футболку он с большим вниманием анализировал ссадины на груди и боку.
- За что он вас так? – спросил Андрей у худенького человека.
- Деньги вымогал, а я вот ему и не дался! Спасибо, что вступились, сам бы я его не одолел!..
Вскоре по улице разнёсся звук сирены, а затем появился и сам милицейский УАЗ-ик. Остановившись около обочины из него выпрыгнули четыре человека в форме и прямиком устремились к нам.
- Так! Что он натворил? – указав на лежащего рыдающего мужчину, поинтересовался у нас один из милиционеров.
Пострадавший тщедушный интеллигент с большим портфелем в руках принялся объяснять ему, что случилось. В красках проникновенным голосом он живописал произошедшие события, а из собравшейся вокруг толпы ему вторили многоголосьем другие свидетели.
- Волчары! Они на меня сами напали, а вы им верите! – вдруг раздался вопль громилы.
- Дима, давай наручники на него накинь-ка, а ты, Слав, помоги, - дал распоряжение своим сотрудникам главный голуболицый милиционер, а затем оборотившись к нам, произнёс: - Молодцы, ребят, не побоялись! Здоровый кабан, как я погляжу…
Далее пошло всё так, как и предполагалось: все мы дали свидетельские показания и с каждым из нас милиционеры провели отдельную беседу. Из-за случившегося, я немного переживал, что остаётся мало времени на общение с Алефтиной Георгиевной, к которой мы собственно и направлялись, ведь вскоре меня ожидали вечерние и ставшие уже традиционными мучения. Успею ли я до их начала? К тому же неизвестно было, что нужно будет делать мне после встречи с ясновидящей бабушкой, которая как дымка скрывалась от меня сейчас своими напутственными словами. Мысленно я очень торопился к ведунье и даже из-за этого едва заметно нервничал…
Наконец записав мои с друзьями координаты, старший милиционер поблагодарил нас за содействие, а затем попрощавшись, отпустил. Краснолицый громила был уже посажен в машину. Предварительно перед этим он отчаянно успел буйно ругаясь посопротивляться, поэтому к нему была применена со стороны стражей порядка строгая сила резиновых дубинок, после ударов которыми здоровущий дебошир всё же оказался в УАЗе, откуда и сейчас всё ещё доносились на улицу его грязная брань и «крокодильи» рыдания. Я вспомнил слащавую бульдожью физиономию этого негодяя недельной давности. Тогда он не корчился от обиды и боли, а надменно с непобеждённым видом взирал на меня исподлобья… Что ж, каждое зло должно быть со временем наказано и сегодня гигантский мерзавец сполна это наказание получил. Поймёт ли он своим скудным умом это или нет? Было неизвестно. Куда важнее этого - то, что я с ребятами, а также взиравшие на наши действия люди осознали, что сплотившись вместе можно эффективно противостоять всякому роду проявления бесчинства. Думаю, что известный лозунг: «Пока мы едины – мы непобедимы!» звучал сейчас общим призывным кличем в наших неравнодушных сердцах.
- Вот так разминочка со зверем! – проговорил Антон, вернувшись в автомобиль.
- Ага… На единоборства хочу вот теперь записаться! – сообщил Женька, всё ещё тщательно разглядывая свои ссадины.
- Жить сможешь? – кивнул я в направлении одного из его кровоподтёков.
- Ха! Спрашиваешь! Ещё не одного такого кабана на землю положу!
- Да! Ловко ты сориентировался! – улыбнулся я. – Пока мы там впустую руками и ногами своими махали; наш супербоец Женька, привстав тихонечко с сырой земли, со всей мочи затем зарядил монстру по яйцам! Знал же ведь куда целить - стрелок «ворошиловский»!
Все мы громогласно загоготали.
- Вы бы видели его лицо! – сквозь смех говорил Женька. – Оно было наполнено такой жалостью, что я даже подумал, а не погорячился ли я?..
- Не погорячился! Такой массой какой он на тебя напрыгнул можно было бы и убить запросто! – произнёс Андрей.
Всю дорогу в азартном разговоре мы обсуждали детали произошедшего пока, наконец, не въехали на улицу Суворова, где вскоре моему взору предстала знакомая металлическая ограда, скрывающая за собой дом из красного кирпича. Его вид сразу внедрил в меня небольшое волнение, вызванное неопределённостью исхода уготованного мне судьбой предприятия. Ведь завтра в отдрапированном фиолетовым войлоком подвале этого жилища должно было свершиться то, к чему я так трудно и тяжело шёл.
Припарковав автомобиль у калитки я с ребятами, устремился к электрическому звонку, висящему над входом, отжав который через некоторое время из глубины густо поросшего яблонями и грушами-дичками двора к нам навстречу вышел коренастый синелицый мужчина с проседью на густой шевелюре. Сильные загорелые руки его говорили о том, что он был связан с физическим трудом.
«Должно быть сын Алефтины Георгиевны и муж Анастасии Дмитриевны… Дальнобойщик…»
- Здравствуйте! – поздоровался с нами мужчина.
- Здравствуйте! Мы к Алефтине Георгиевне, она нас ждёт… - проговорил я.
- Витя? – спросил он меня, открывая калитку.
- Ага…
- Проходите, пожалуйста… Меня предупредили… Правда, ребят, не очень здоровиться ей сегодня. Ну, проходите, проходите…
По дорожке выложенной из серой тротуарной плитки мы последовали к крыльцу дома, возле которого, как и в прошлое моё посещение, из собачьей конуры серьёзно выглядывал пёс – всё такой же флегматичный и чересчур спокойный. Забравшись по ступенькам в сени, где скинув с себя нашу обувь, мы после гурьбой засыпались в первую жилую комнату. Здесь всех нас встречала Анастасия Дмитриевна, загадочно улыбающаяся и, как ни странно, с лицом голубого оттенка, супротив зелённого, когда она меня парила в бане.
«Преобразовалась, стало быть, из-за дел правильных…» - промелькнуло у меня сейчас же в голове.
Кроме Анастасии Дмитриевны, тут как тут, оказался, словно по мановению волшебной палочки, любопытный «кузнечик»-клоун. Он остановился подле невестки Алефтины Георгиевны, сложил по-деловитому свои беспалые длани на груди, а затем окинув нас всех взором снизу вверх, проверещал:
- Пыр… пыр… пыр… Что это за сборище поздним вечером? Пыр… пыр… пыр…
- Здравствуйте, Анастасия Дмитриевна! – проговорил я, с искренней и доброй улыбкой на губах.
- Здравствуйте… - завторили вслед за мной друзья.
- Привет! Проходите, ребятушки… Алефтина Георгиевна вас всех ждёт… - произнесла она и приоткрыв дверь в смежную комнату, пригласила нас четверых войти в неё.
Миновав комнату мы через другие двери вступили в полумрак знакомого мне по прошлому посещению жилища. Вновь резко пахнуло запахом лекарств и пряностей, по сумеречным стенкам глазам поблёскивали многочисленные стеклянные колбочки и пузырёчки, на школьной парте неизменно стояли аптекарские весы, а напротив на кушетке восседала сама Алефтина Георгиевна, скрестив свои полные руки на животе. Друзья неискушённые этим видом с большущим интересом, пооткрывав свои рты, оглядывали всё вокруг с замиранием сердца.
- Здравствуйте, Алефтина Георгиевна… - неожиданно для себя робко проговорил я в тень, где сидела ведунья.
Она ничего не отвечая, а лишь с прихрипыванием откашлявшись, взяла в руки баночку и сплюнула в неё слюну.
- Совсем стара я стала… Силы меня покидают, бабку древню! Ой, дай Бог, внучёк тебя завтрева вывести и причащаться Господь уже зовёт… Нужна я ему там, вестник сказывал… Ну, чего, стоите как столбики-то?! Лавки вон берите, сидайте, да слушайте! – по задыхающемуся надрывному голосу я понял, что ясновидящая очень плохо себя чувствует.
После сказанного мы живо встрепенулись и позанимав места на стульях, коих оказалось ровно четыре, напротив бабушки, с огромным вожделением дальнейшего слова уставились на Алефтину Георгиевну.
- Завтра Петров День… День Апостола Христова… Грядут вестники по утру с восходом солнечным на землю грешную. Веление Господа в их снисхождениях начнут они производить. На души людские посматривать, дабы узнать о наличии в них доброго и супротив оному злого. На заре солнце играть станет всем цветом радуги. Знамению сему можно любому из вас подивиться будет, коли в душе веру содержите. Да не проспите, а бодрствуйте! Искания ваши к концу близятся… «Найдёнышей» завтрево свестить ко мне должно… Да, до двенадцатого часу! Яко апостолов, яко по числу дней завтрашнего июля…
Гулко с раскатом кашлянув, ведунья, вновь сплюнула слюну в банку, а затем с охрипом продолжила:
- Каким словом ко мне приведёте завтра «найдёнышей» моему видению уже известно. За незлым обманом оных греха не ищите… Бог рассудил вас правильно! Что нам смертным нельзя со злым намерением врать разумеет сердце каждого, ибо дрожит оно как лист по осени, когда с недобровидностью и лжестяжательством льнём в недобром. Тогда есть грех!
- Бабушка Алефтина, - обратился я к ведунье. – Совесть моя всё равно меня мучает и говорит мне, что не всё так чисто в этой неправдивости наших убеждений «найдёнышей»…
- Не серчай, внуча! За поворотом взвесят все твои земные стяжательства и тогда скажет Господь кто ты есть в его царстве: таракан али рыба, дуб али гад пресмыкающий, конь скороходный али человече смышлёный; да там ещё многие выше и ниже есть… Сон вчерась видел, что слепым тебя опосля сделал?
- Видел.
- То есть одна из жизней твоих в прошлом! Вот тогда обман был твой велик в немчуровой обители и злонамерен, а этот нонешний, что тьфу вот моё в банку… Уразумел?
- Уразумел… Приехали мы к вам, Алефтина Георгиевна, по поводу завтрашней организации мероприятия поговорить… - принялся я было торопить разговор, поскольку опасался начала мучительной вечерней экзекуции, но тут же был пресечён ведуньей.
- Страданья тебе сегодня не видать, внуча… Взяла я его на себя, вот и хвораю с утра неприятностью. Сейчас езжай отсыпаться, а по утру завтра в солнце восходящее всмотрись, а к двенадцати соблаговоли явиться, как сказано мной было…
- Бабушка, Алефтина! – воскликнул я, ошарашенный. – Да зачем же вы мою муку-то на себя взяли?! Зачем себя в болезнь бросили? Бабушка, Алефтина…
- Ну, будя! Будя, тебе сказано! Уж больно ты чувствительный, Витя! Кино снимать в подполье нельзя будет, а вот для виду, Андрей, - обратилась ясновидящая целительница к Панкратову, - разместить потребное дозволю. В подполье нас девять и не больше будет! Семь «найдёнышей», я и Витя… Всё…
- Хорошо, - проговорил Андрей, - а раньше двенадцати часов возможно будет установить всё там у вас в подвале? Ну, скажем так, в часов девять-десять?
- Отчего же нельзя? Можно… Так же и людей надёжно будет ранее вам собрать… Эх, друзья, вы хорошие и заветные все вместе! Иной на месте Вити и пропал бы без вашей помощи… Женя, Антон, Андрей – вас Архистратиг в почёт поставил…
- Бабушка, - обратился Бутиков к ведунье, - так что же всё-таки с Витей произошло в эти дни?
- Прыткий какой! – задыхаясь проговорила Алефтина Георгиевна. – Мне самой мал-помалу идёт объяснений от дарователя и творца неуёмного, а ты требуешь всего изложения! Расскажет вам Витя всё опосля дня завтрашнего… Да, и вот ещё: блаженные «найдёныши» после того, как у меня пробудут, получат внушения от моего слова на то, чтобы не разглашать обряда и всего прочего, что с Вратами делом касается, а посему храните в тайне знание крепко и надёжно в думах своих… Так мне Архангелом сказано! Торопиться нельзя до поры некоторой…
«Опять какие-то загадки…» - тут же помыслил я.
- Загадки отгадывать – есть удел всей жизни человеческой! – сразу же парировала мою мысль ведунья, как будто наяву расслышав её. – Уроки уже вынесли? И то хорошо! А по скудности ума людского знать пока большего не положено… Младенца изначально молоком питают, а уже потом подросши зубатому пищу ему подают… Огромный по силе Архангел в мир Богом явлен, но и дьявол ныне силён… Пользует лукавый людское племя по своему злому умыслу, запутал поводьями наши души. Что чтим? Кого чтим?!
Проговорив с чувством, Алефтина Георгиевна примолкла, а потом вдруг схватившись за левый бок, потихонечку начала сползать вниз с кушетки всем своим упитанным телом оседая к полу. Все мы, как по команде, вскочили со своих насиженных мест и устремились к бабушке. Оказавшись первым, как самый близко сидящий, я подхватил ведунью за руку и плечо, а затем подоспевшие друзья помогли мне положить больную на кушетку.
- Андрюх, позови кого-нибудь из родственников там! – с огромным беспокойством за здоровье Алефтины Георгиевны попросил я Панкратова.
Андрей тут же топоча по полу помчался в другую комнату.
Очень тяжело дыша и пульсируеще подёргиваясь в руках, ногах и скулах, ведунья, пыталась что-то произнести, но, видимо, сил на это у неё совсем не хватало и получалось только неясное шипение.
- Алефтина Георгиевна, сердце? Кивните головой, сердце? – просил у неё ответа Антон.
Пожилая женщина отчётливо сделала кивок и по закрытым тут же ею глазам и пробежавшей по щекам судороге стало ясно, что почти незаметное движение головой далось ей крайне болезненно и с большим трудом.
- Что там, ребят? – за спиной громко послышался бас сына ясновидящей, когда он вместе с Анастасией Дмитриевной и Андреем молниеносно ворвался в комнату.
- С сердцем плохо… приступ… - сообщил ему Женька.
- А ну-ка ребятушки посторонись! Дайте света… - засуетился над матерью сын. – Насть, вызывай скорую! Мамуль, потерпи, слышишь…
11 июля, понедельник, 22:35
Удручённый и хмурее самой пасмурной тучи приехал я на дачу к Антону. За произошедшим с Алефтиной Георгиевной сердечным приступом находил я ещё одно серьёзное испытание для моей души, а она же сейчас во всю пела воззвания к милости Господа и молила его не отнимать жизни у человека, который не завершил ещё своего предназначения в судьбе. Часто в пути я крестился, а со мною рядом в таких же переживаниях и в таких же сосредоточенных лицах пребывали и мои друзья. Верные спутники с большим пониманием оценивали непростую сложившуюся ситуацию.
После укола сделанного Алефтине Георгиевне врачом скорой помощи, ей стало много лучше и она вскоре смогла передать нам через Валерия, своего сына, то, чтобы мы особо не волновались и уж ни в коем случае не отказывались от завтрашнего мероприятия. Эта весть, безусловно, дала мне вздохнуть с облегчением. Однако же то обстоятельство, что Алефтина Георгиевна была сейчас очень слаба и по словам Валерия, совершенно измождена физически, вызывало во мне громадные опасения за жизнь старенькой бабушки, которой завтра, вдобавок, суждено было затратить колоссальную массу своей драгоценной энергии на вывод меня через Фиолетовые Ворота из предсмертного состояния.
Кроме того, чуть ранее, состоялся непростой мой разговор с мамой, которая во время него отчитывала меня за то, что я так халатно забывал в своё отсутствие давать ей знать о себе.
- Совсем испортился! – кричала она мне в трубку телефона, любезно предоставленным мне Антоном. – Нет у тебя ни стыда, ни совести! Если ты сегодня же не возвратишься домой, я не знаю, что с тобой сделаю! Оборзел совсем, наглец!..
Да, разговор был непростой! В его интенсивном течении я пытался вставить хотя бы единое своё слово и это мне удавалось сделать с очень большим трудом. В одной из таких своих попыток я сказал маме, что вернусь домой только завтра и она рассвирепев пришла в такую ярость и бешенство, что выкрикнув всего лишь мне: «Можешь не возвращаться!», тут же завершила сеанс телефонной связи. Так что, хмурый! Очень хмурый возвратился я на дачу к Антону!
По пути до этого мы высадили Женьку у одного дома, где ему предстоял теперь важный диалог с «найдёнышем»-хирургом Михаилом, а также отвезли домой Андрея, который за вечер должен был окончательно решить вопросы с технической организацией завтрашнего мероприятия. Договорившись с ребятами по плану о начале утренних дел и сборов, а также о постоянном информировании друг друга до их свершения, я мысленно ещё раз состыковал все «за» и «против» в отношении завтра и пришёл к выводу, что всё не так уж и плохо…
«Только вот бедная Алефтина Георгиевна! – вздохнул я, когда Антон заваривал кипятком вермишель быстрого приготовления в пластиковых коробках для нас обоих. – Только бы всё благополучно, Господь! Только бы всё благополучно с ней!»
А за окошком дачного домика начинались сумерки и вся округа медленно на моих глазах погружалась в истомную, после жаркого дня, прохладу. С её наступлением активизировались стрекочущие насекомые, а также мотыльки и прочие ночные бабочки, за которыми пронырливо, иногда со свистом, носились стрижи и в компании с ними летучие мыши. Откуда-то издали в открытую форточку то и дело доносился собачий брёх, который спонтанно возникая, а затем усиливаясь в многоголосном лае, через некоторые минуты затихал и после недолгого затишья вновь вся псиная песня повторялась, будто по кругу.
На подоконнике же, вкрадчиво заглядывая в мои грустные глаза, сидел на корточках невзрачный серенький «бабайка». Он абсолютно не проронил ни одного слова, с тех пор, как мы вошли в помещение, а только лишь всё исследовал с большущим вниманием мою наружность, иногда перескакивая с места на место, как гигантская лягушка.
- Учись… учись… - сказал я ему вслух, облокотившись подбородком на свои руки, которые лежали у меня на столе.
- Это ты насчёт чего? – переспросил у меня Антон, помешивая в пластиковом контейнере распарившуюся вермишель.
- Да так…
Вскоре он поставил пищу передо мной и она задышала почти у самого моего лба паром, влекущим за собой запах пахучих пряностей. Быстро, памятуя о том, что времени на сон остаётся очень мало, я тут же приподнял голову и накинулся вилкой на совершенно не жалуемую мною, как эта, кажущаяся мне полимерной, вермишельную массу. Однако и её присутствие на столе я сейчас благодарил, так как она помогала мне и Антону сегодня сэкономить достаточное количество времени и пусть от безысходности набивал я ею свой изголодавшийся желудок, зато спать до завтрашнего раннего подъёма моему организму будет позволено больше.
- Знаешь о чём я думаю, Антох? – спросил я.
- Нет.
- Думаю о «настоящих» людях! Как всё-таки хорошо, что они есть среди нас и как здорово, что именно с ними завтра мне предстоит нечто такое, чего и знать я до сих пор не знаю… Хотел я сегодня у Алефтины Георгиевны о деталях обряда поинтересоваться, да не успел… Ну, да ладно! Всё ведь сам увижу, если даст Бог! Да вот ещё и слова Алефтины Георгиевны во мне сидят последние: «Кого чтим?!» Антох, а и вправду, кого и что чтим, мы, люди, как думаешь?
- Люди тоже разные ведь, Витёк…
- Ну, а если общий вывод делать по людям?
- Деньги, славу, власть, удовольствия, комфорт… Да нет здесь много чего! Родителей, любовь, чувства, радость, сытость…
- А Бога, Антох? Бога чтим-то?
- В общем?
- Ну, да…
- Знаешь, думаю в целом нет… Потому-что почти каждый из нас в отдельности самостоятельного Бога в себе мнит и только лишь когда дела доходят у мнимых «божков» до того, когда справиться им, как «великим» и «всемогущим» творцам, уже просто не под силу, они тут же, пусть даже и самым краешком, но признают истинного Бога…
- Вот-вот… а в церковь больше по традиции ходим! А почему? Почему отвернулись люди от церкви?
- Сложно сказать…
- А я вот, что скажу тебе… Есть конфликт: с одной стороны ревностная закостенелая догма, надуманная в большем людьми и принимаемая ими за настающую веру в Бога, а с другой – наука, которая победоносно сейчас выигрывает у догмы своими чудесными открытиями, но самонадеянно отвергающая божественное. Люди, не видя в догме ничего чудесного, естественно, ринулись к науке, так как она есть для многих людей - источник многих благ жизненных… Вот в чём соль-то! Потому-то мы и чтим не Бога, а науку более! Тогда как наука – это есть, на самом деле, лишь одно из свершений наших в неравнодушном познании Господа! Вот почему предпочтения наши не в церкви находятся, которая сурово и бессмысленно отрицает божественное научное начало, а в телевизоре, в компьютере, в автомобиле, в Интернете – вот где наш почёт и наши души, но уже без Бога! Лукавый путает нас в этом понимании! В хитрости он противопоставил человеческую науку и Бога в наших душах. Не оттого ли сжигали на кострах инквизиции таких еретиков, как Джордано Бруно? И это творила та церковь, которая в канонах чтила заповедь Христа: «Не убий» и «Возлюби ближнего своего, как самого себя»! Бог – есть творец и мы от Духа Его – есть творцы… Так отчего же церковь замуровывает наше творчество в началах? Такую ли церковь создавали святые апостолы Пётр и Павел? Нет! Снился мне сон на прошлой недели и Христос в нём говорил мне: «Истинно, истинно говорю предан Я вами многажды!» Так вот – чтим мы догму предательскую во многом, а лукавый только и посмеивается в себе над нами. Не должно так…
- Ну, ты друг и лекцию сейчас прочёл! – рассмеялся Антон. – А как же должно быть на самом деле?
- Как? – задумался я и задрав пластиковую коробочку кверху, вылил всю оставшуюся от вермишели и специй мутную и острую жидкость прямиком себе в рот. – А это я тебе после завтрашнего дня скажу, Антош… Одно только знаю - во всём сущем есть Бог, да вот только это сущее, часто его в себе теряет… Завтра скажу… Завтра…
Тут же в окошке, напротив меня и чуть в стороне от сидящего на подоконнике «бабайки», показался силуэт лучезарного и полупрозрачного вестника и я оторопев от внезапного его появления весь напрягся в ожидании чего-то существенного и грядущего. Ангел же недолго вглядывался через стекло и внимательно осматривал то меня, то Антона, а потом вдруг, как будто бы его и вовсе не было, словно растворился в воздухе, вероятно в стремительном порыве подпрыгнув и взлетев ввысь. Долго обескураженный я ещё поглядывал вдаль на обозреваемые в наступающих сумерках дачные окрестности, где надеялся увидеть вестника вновь, но так и не смог его там обнаружить.
- Ну, чего испугался? – наконец впервые за всё время проверещал, обращаясь ко мне дачный «кузнечик». – То ангел ко Дню Петрова на ваши души всматривался и меня привечал…
12 июля, вторник, 04:43, Петров День
В спешке, едва пробудившись ото сна и вскочив с наших лежанок, мы накидывали на себя наши одежды. Антон покряхтывая, я вздыхая, и при этом оба облачаясь, мы с громадным для нас интересом поглядывали на окно, откуда из полумрака начинающегося утра на нас веяло прохладой и свежестью. Солнце ещё было за горизонтом, когда мы выбежали наконец во двор, однако первые его лучи уже начинали освещать поддёрнутое серым цветом небо. Листья травы под ногами были во всю покрыты благотворной росой, которая увлажнив зелёную растительную поверхность, вызывала, тем самым, такой сказочный аромат нисходящий от земли, что голова невольно кружилась у меня от наслаждения при его вдыхании вовнутрь. Где-то неподалёку противно взвизгивая выла собака. Она скулила до того надрывно, что даже порой казалось будто ей прищемило чем-то массивным хвост и оттого вой её со стоном и болью раскатывался по всей округе. Удивительно, но все остальная лохматая псиная братия не отвечала страдающей собаке ни звуком, ни отголоском и также, вслед им, всё живое вокруг ещё крепко спало. Ах нет! Какой-то одинокий комар закружил надо мной с писклявым звоном, по-видимому отмечая своим комариным сенсорным чувством участок на моей коже, откуда ему возможно было бы полакомиться утренней и отдохнувшей кровушкой.
- Кышь, зараза! – отмахнулся я от его назойливого полёта.
По небосводу всё также чинно и благородно парили Руки Божьи. Из-за серой освещённости и они много утратили в красках, но всё же мне уже было возможно при более пристальном взгляде, рассмотреть их истинную цветовую наружность. Неожиданно взор мой, среди небесных сфер, привлёк силуэт яркосветящегося объекта, который играя с переливами палитры многообразных цветов, плавно двигался в нашем направлении. Его полёт был искусный, без всяких там подобных птичьим крылатым взмахам и оттого он выглядел очень неестественно, трепеща своими лазурными крыльями. Сомнений в том, что этим объектом был вестник у меня не осталось, когда он подлетел к нам поближе. Только вот его необычайно радужная оболочка сильно отличалась от позавчерашнего лучезарного ангела и она невероятной игрой цвета играла на моих глазах, будто нешуточная летающая и переливающаяся неоновая гирлянда. Сотни, тысячи, мириады огоньков исходили из его тела и я, бесконечно растроганный этим невероятным зрелищем, взирал на него с открытым ртом громадного удивления. Наконец он подлетел к нам настолько близко, что даже самый мелкий участок поверхности вестника теперь мог быть мною обозреваем. Ярким и ослепительным ковром предстал он перед нами и закружив вокруг меня и ничего даже и не подозревающего о существовании ангела рядом с собою Антона, вестник затем остановившись, с пристальным взглядом устремил свой взор в моё лицо. Недолго смотрели мы друг на друга, а потом ангел зависнув над Антоном, проделал тот же самый, будто исследовательский, взгляд.
- Что это ты так на меня хитро смотришь? – поинтересовался у меня Антон.
- Дружище, святой день начался!
- Это ты по моим заспанным и страшным глазам определил? – рассмеялся друг.
- Нет, Антош! Ангел Божий только что твою душу по лицу рассматривал!
- Ха! И где же он сейчас?
- Улетел, туда дальше…
Вестник, и в самом деле, покружив над нами разноцветным своим присутствием, затем поднялся ввысь и устремился от нас прочь. Мы же выйдя на открытую дачную площадку, где среди нас густо прорастала плодоносящая клубника, с пристальным вниманием всматривались на горизонт, откуда с минуты на минуту должно было совершать свой восход благодатное солнце. Всё также где-то неподалёку визжала постылая собака, потом послышалось густым и отрывистым отголоском петушиное «ку-ка-ре-ку» и словно по команде ему завторили со всех сторон, через непродолжительные промежутки времени, другие петухи. Начиналась утренняя симфония! И будто в подтверждении этого из-под горизонта, где высматривалось бескрайнее множество полей и дачных участков, зардел восход, который ярко окрасил каёмку неба, соприкасающуюся с землёй. В абсолютно безоблачный небесный свод мерно входил окрашенный в багрянец диск солнца.
- Кажись, начинается… - полушёпотом проговорил я, закинув свою ладонь ко лбу.
- Ага, встаёт, родимое! – вслед за мной произнёс Антон.
Медленно, почти недвижимо для глаз, солнце увеличиваясь в видимой площади пересекало линию горизонта. Лучи его уже заставили отбросить продолговатые тени многие земные объекты, а мне пришлось немножко сощурить глаза для более детального осмотра без напряжения. Вскоре, с некоторым для себя удивлением, я обнаружил, перед пока что не ярким светилом, небольшое перламутровое облачко, которое со временем расширялось, приобретая всё более массивные очертания. Облако росло ежесекундно и на моих глазах с ним происходила игра со сказочно переливающимся светом.
- Ты это видишь? – спросил я у тщательно всматривающегося вдаль Антона.
- А что там? Вроде солнце, как солнце! Ничего особенного…
- А облако перед ним?
- Да нет… ничего подобного не вижу…
- Эх, жаль! Видимо для меня только чудеса начинаются!
- Ну тогда рассказывай, что видишь!
Облако всё более разрасталось, приближаясь к нам ближе и вот уже в нём можно было заметить мерцающие огоньки каких-то отдельных его частей. Некоторые высматриваемые мной в облаке точки совершали целенаправленное движение, а иные же так и вовсе в хаотичном беспорядке перемещались внутри этого необычного небесного объекта.
- О, Боже! – чуть погодя воскликнул я от осознания невероятного явления. – Так это же ангелы! Боже, сколько их! Туча! Рой! Войско целое!
Гигантская армада из вестников направлялась на нас с неимоверной скоростью, с переливами на своих телах и крыльях, они, будто драгоценные камни играли над восходящим солнцем всеми цветами радуги. Рассыпанные вдоль горизонта многие тысячи бриллиантовых лучезарных существ представляли для моих глаз такую неописуемую картину, что мне стало казаться, словно я нахожусь не наяву, а в совершенно невообразимом сказочном ярком сне. Да, это были именно вестники! Они кружили над землею, спускались вниз, поднимались вверх, летали вдоль и поперёк этого огромного роя-облака, а за ними продолжало свой неспешный восход, ставшее теперь ярко-оранжевым солнце.
- Красивый цвет у солнышка, правда Витёк? – спросил у меня не видящий подлинной красоты действа Антон.
Завороженный фантастическим зрелищем я только кивнул ему в знак согласия головой, а затем подняв сложенные три перста ко лбу, перекрестился.
«Чудо! Чудо, Господне! – ликующе молвил я внутри. – В постылом мире раньше я жил и ничего такого не видел! Господи, открыл глаза ты мне! Верую! Верую! Верую!»
В красивейшем полёте вестники принимались за свою задачу. Я чётко видел, как они проникали внутрь дачных домов и других сооружений, а затем выскакивали из них и в удивительном пении, похожем на звучание свирели верещали всему ангельскому сообществу об увиденном. Музыка их сообщений, несмотря на спонтанность издаваемых голосов, тем не менее была настолько гармоничной, что казалось я слышу единую песню. Эта песня была подобием птичьего лесного многоголосья и оттого она ласкала мне душу своим певучим звучанием.
Диск солнца по прошествии некоторого времени показался из-под горизонта почти наполовину и перекрасился в желтоватый оттенок. Лучи преобразили всю округу удивительным светом. Свежесть утра особенно приятно ощущалась в этот момент и прелесть начинающегося дня большой отрадой отзывалась в моём сердце.
Тем временем несколько добравшихся до нас вестников, принялись кружиться над нами, а потом один из ангелов резко в пикирующем полёте вперёд ногами пошёл вниз и вскоре оказался подле меня, стоящий на земле. Его примеру последовали ещё некоторые вестники и вот уже в окружении добрых двух десятков переливающихся перламутром полупрозрачных существ, на меня с Антом пристально взирали множество глаз. Спокойным взглядом я окинул эту удивительную верещащую между собой братию, а после, перекрестившись вновь, проговорил:
- Слава вам ангелы Божьи! Верую! Верую! Верую!
Ещё более певуче заверещали они в мелодичном напеве, а затем устремившись вверх оказались среди своего воинства и благостных сфер Рук Божьих.
- По-моему солнце зелённым стало, не находишь? – попросил у меня подтверждения своего видения Антон.
Нимб солнечный и в самом деле подёрнулся зеленоватым окрасом и оттого светило выглядело как-то таинственно и даже чересчур по-мистическому. Поющие ангелы пролетали паря над нами и многие из них, останавливались, и заглядывая в наши лица, затем уносились прочь. Среди этой божественной мелодии вдруг раздался звонок на мобильный телефон Антону.
- Аллё! – проговорил он, не отрывая глаз от солнца. – Приветствую! Ты видишь красотищу, Женёк?.. Удивительно! Ага… Ещё бы! Да, рядом со мной… передаю…
Антон протянул мне телефонный аппарат.
- Здорова, дружище! – поздоровался я с Бутиковым. – Ты видишь чудо?
- Здорова, брат! Конечно вижу! Такого красивого зрелища мне давненько видеть не приходилось… Стою сейчас на крыше и наблюдаю… Здорово, правда здорово!
- Я ещё и не то вижу, но об этом попозже расскажу… Женёк, спасибо тебе ещё раз огромное за беседу вчерашнюю с хирургом… Очень порадовал!
- Да не за что! Это мой дружеский долг, Витёк!.. Панкратыч сейчас тоже из балкона своей квартиры всматривается… Смотри-ка голубоватый ореол! О-го-го!..
На фоне серого неба вокруг солнца и вправду оформилось голубоватое сияние. Оно было до того бесподобно красиво и неестественно, что чудилось это просто идёт игра-воображение с моих глаз.
- Прелесть! – прошептал я в трубку мобильного.
- Йё-хо! Я вам позже позвоню! Смотрите, пока! – воскликнул Женька и завершил сеанс связи со мной.
Ангелы! Многочисленные ангелы то и дело в полёте, да и опускаясь на землю, заглядывали в наши лица. Неизвестно, что они там находили, но только песнь их звучала после этого очень восхитительно и приятно. Часто заслоняя от меня солнечный диск своими полупрозрачными телами искрящимися от радужных переливов цветов, они, тем не менее, не мешали мне рассматривать ликующее в красках светило. Когда уже больше чем наполовину солнце выглянуло из-за горизонта, ореол его заиндевел цветом индиго, который настолько потрясающе распространился по небесной сфере, что глазам моим померещилось наверху бескрайнее синие море. А вестники, словно по команде, запели так сладкоголосно и удивительно, так проникновенно и душевно, что мне захотелось вспорхнуть и оказаться среди них танцующих в великолепном полёте.
«Красота! Невероятно красиво! – то и дело звучали во мне отрадные мысли. – Божественное чудо! Вот где есть истина Господня! Вот где живёт бескрайняя душа Бога!»
Часто крестила меня рука и краем глаза я заметил, что и Антон повторял за мной благодатные движения. Душа его ликовала не меньше моей, пусть даже и не видел он подлинной картины утра, что лицезрел я, и всё же пораженный игрой солнца в цвете, нередко друг произносил вслух:
- А в этом что-то есть! В этом что-то кроется!
Наконец нежным лиловым цветом подёрнулась корона светила и ангелы ускорившись в полёте заголосили так громко и усердно, что я приворожённый на просмотр фантастического действа выдавил из себя какой-то дикий смешок с сумасшедшинкой, чрезвычайно радуясь умопомрачительному зрелищу.
- Ну, а пение ангелов ты хоть слышишь? Хоть слышишь что-нибудь необычное? – уточнял я улыбающийся от счастья у Антона.
- Да нет… Ничего не слышу, Витёк. Красиво?
- Эх, красиво – не то слово! Потрясающе!
Так в конце концов в лучах фиолетового озарения солнце вышло полностью из-под горизонта и теперь уже переливами меняясь в цвете играла на радость нашим глазам и приводило в восторг мои с Антоном чувства.
Раздался звонок на мобильном телефоне Антона.
- Андрюха звонит, - сообщил он мне, посмотрев на дисплей экрана. – Алло! Ну, рассказывай!.. Вот и мы тоже это видим, а Витёк, тот вообще о чудесах мне рассказывает… передаю трубку…
- Алло! Здорова, оператор! – рассмеялся я в телефон, поздоровавшись с Панкратовым.
- Здорова! Расскажи, что видишь, Вить… Я конечно вижу, как солнце, меняется в цвете, но думаю это дело обычное!
- Ха! Ничего себе обычное! Ты что не видишь, с какой красотой оно переливается? Чудо гороховое!
- Да вижу я, но думаю, что в цвете оно меняется из-за восхода и из-за изменений угла наклона к горизонту…
- Фома неверующая! Я вижу много больше и знаю о чём говорю. Вокруг меня с Антоном сейчас ангелы вовсю пляшут и песни красивейшие поют!..
- Как пляшут?
- Хороводом! Шучу, конечно! Летают они вокруг всей местности, а некоторые из них наши лица оценивают… Возможно, брат, и тебя тоже сейчас один из них с интересом и пристрастием рассматривает. Помаши ему рукой! Ха-ха-ха-ха… Как там с техникой, Андрюх? Ведь досмотрим зрелище и к тебе прямиком сейчас поедем…
- С техникой всё нормуль! Всё в полном комплекте…
- Отлично! Тогда жди нашего звоночка, а о чудесах я тебе позже подробнее расскажу… Бывай, браток! Ручкой махать ангелам не забывай!
- Ха-ха-ха-ха… Я представил сейчас, как Панкратов, стоя на балконе, будет рукой махать солнцу! Ха-ха-ха-ха… - бурно рассмеялся осчастливленный Антон. – Вот бы на это дело посмотреть со стороны! Ха-ха…
- А что ты смеёшься, Атнох… Ты бы тоже, для приличия ручонкой им всколыхнул бы…
Проплывала над нами, как огромная стая гигантских птиц, многочисленная и нескончаемая армада лучезарных в сиянии перламутра вестников. В их ликующих песнях, исходящих будто от многоголосой свирели, переговаривались они друг с другом. Неизвестно о чём было слово в том прелестнейшем их звучании: то ли они славили в нём Бога, то ли сообщали в своё окружение о людских душах, то ли выносили свои вердикты по нашим судьбам в отдельности и по человечеству в целом… Ничего этого я не знал и только лишь божественная музыка искрилась в многозвучии и пробуждала в моём сердце неутомимую жажду к жизни и большую веру в Господа.
Взошедшее солнце продолжало играть переливом всяческих цветов и вместе с его игрой в наши сознания, радуя глаза, вселялось необъятное и непостижимое божественное таинство, которое в этом своём явлении пробуждало священное чувство мирской безграничной любви ко всему сущему. Желание проникнуть, хоть самым малым краешком знаний, в загадку бытия и творчества Бога сидело глубоко в наших душах и пыталось достать ответ из бесконечного колодца непонимания, но в его бездне необъяснимого обнаруживался предел человеческого разума и стремление тонуло в неведомом доселе феномене. Однако упрямое познание в неробком поиске приближало к нам истину Господа.
12 июля, вторник, 07:37, Петров День
Андрей ожидал нас у подъезда, где рядом с ним на лавочке находилась часть скарба для осуществления видеосъёмки. Завидев наше приближение он редкозубо заулыбался и раскинув руки в стороны начал махать ими, будто заправский сигнальщик на корабле.
- Радости-то, полные штаны! – проговорил глядя на него Антон, припарковывая автомобиль возле девятиэтажного дома Панкратова.
Двор не был пустынным. Из подъездов только и успевал выходить, спеша на работу, разный и многоликий люд. Ангелы, часть которых осталась на земле после их многочисленного с рассветом пришествия, тут же, завидев прохожих, активно устремлялись к человеческим лицам и исследуя эту людскую наружность, затем бесподобно верещали о чём-то своим собратьям-вестникам и мне на радость.
Около Андрея тоже кружился один из лучезарных ангелов. Он с большим интересом присматривался к нему и ликующе воспевал замечательную песнь, от которой мурашками наслаждения покрывалась моя кожа.
- С Петровым Днём! С праздником! – полез обниматься к нам невероятно весёлый Панкратов, когда мы выйдя из машины приблизились к нему.
- Взаимно, браток! А откуда столько радости-то? – спросил его Антон.
- Настроение чудесное! А ещё сегодня же я займусь вроде как творчеством! Жду не дождусь, вот!
- Я тоже жду не дождусь! – сказал я, осматривая аппаратуру. - В общем молодец, Андрюх! Смотрю полный боекомплект при тебе. Это всё или что-то ещё будет?
- Нет, это не всё! Мне ещё разок нужно домой сбегать за деталюшками некоторыми…
- Всерьёз отнёся, молодчина! – похвалил я, улыбающегося Панкратова.
В течение нескольких минут я с Антоном погрузили приспособления для видеосъёмки в автомобиль, а Андрей тем временем, вскоре вынес из дома очередную партию составляющих частей, в числе которых в правой руке его главным сокровищем выглядела видеокамера со всеми современными техническими наворотами на ней.
- Вот так аппарат! Где раздобыл, Андрюх? – спросил я у Панкратова, немало удивлённый внешнему виду профессиональной камеры.
- А ты как думал? Я ведь то, что обещаю - всегда исполняю! Нравится этот космический бластер тебе?
- Очень! Так откуда она?
- С телевидения! – громогласно рассмеялся Антон. – Пришлось немало одного человека поуговаривать и даже за неё расписку написать. Это мой очень хороший знакомый! Я камеру уже сегодня ему должен буду назад отдать, иначе шум поднимется… Собственно и многое тоже от него…
Огромное чувство удовлетворения проникло в меня от осознания того, что друзья мои так трепетно и с большим пониманием отнеслись к делу. Мне страшно было даже представить себе то, что этих неравнодушных к моей беде ребят могло бы и не существовать вовсе. Чего бы я за такое короткое время, данное мне Архангелом Михаилом на розыск Фиолетовых Ворот, мог достичь без моих верных и надёжных спутников? Ответить на этот вопрос было действительно страшно! И рисовалась тогда в глазах и в мыслях моих: жуткое отчаяние, скверная обреченность на гибель, апатия чередующаяся с суматошной паникой… Мрак! Мрак и забвение - было ответом на этот вопрос! Но, к великому счастью, друзья не оставили меня один на один с ужасным лихом и я, много благодарный им, за их присутствие и поддержку, за их помощь и сострадание, возносил хвалу милостивому Господу, что ниспослал он мне в жизнь этих верных и преданных людей.
Уверенно гнал машину Антон на улицу Суворова, где нас ожидала Алефтина Георгиевна, которой я звонил чуть раньше. Она уже не спала, а встретила Петров День, также как и мы, на улице, глядя на играющее цветом утреннее солнце.
- Витя, - вспоминал я её слова из разговора. – Давайте собираться уже к полудню! Вы давеча сказывали, что для беспокойству меньшего «найдёнышей» чудеса киношные привезёте… Так уже в пору! Немедля ко мне приезжайте и занимайтесь раскладом… Туды-сюды, а часики тикают…
- Как здоровье ваше, Алефтина Георгиевна?
- Здрава! Здрава так, что шукать мне сил больших и не надобно! Ты, внучёк, в бабке не сумневайся! «Найдёнышей» надёжней ко мне собирай – сие есть главнее занятье!
Что ж, сегодняшнее оповещение фиолетоволиких уже прилежно началось! Так, например, Женька, находясь дома, ещё раз напомнил о мероприятии Михаилу-хирургу, а также художнику Семёну Яковлевичу, кроме того он решил взять в свои руки инициативу и по Александру. Андрей же, пока мы ехали в дороге, добродушно поговорил с Зоей Максимовной, поварихой, ну, а Антон, ранее имел телефонную беседу с учительницей танцев Валентиной Леонидовной. Я, и это было вполне понятно, проинформировал тётю Шуру и Павла Витальевича, который уже в настоящий момент был в пути вместе со своей красавицей-дочкой Варварой.
Кое-кого из «найдёнышей» предстояло на машине доставить к месту моего спасения. Так, если Саша, Павел Витальевич и Михаил пообещали приехать на своих автомобилях самостоятельно, то за учительницей и тётей Шурой приходилось съездить Антону. Андрей же, после установки видеооборудования, должен был взять такси и сопроводить к дому Алефтины Георгиевны группу из певческого коллектива организованного Зоей Максимовной, а Бутиков обещал привезти Семёна Яковлевича.
«Вроде бы всё идёт гладко…» - перекрестившись, улыбнулся я через стекло автомобиля в направлении проезжающих улиц на которых вовсю хозяйничали ретивые ангелы Дня Петрова. Взирал я на них проникновенно любуясь и всё больше в сердце моём утверждался смысл бытия человеческого, о котором всего лишь какую-то неделю назад я и не подозревал вовсе. Всю дорогу Андрей и Антон пооткрывав в изумлении рты от живописаний о моих видениях дня сегодняшнего, слушали и иногда вступали в дискуссию между собой.
- Всё ещё никак не могу поверить в то, что всё, что произошло с нами – это реальность! Уколите, ущипните меня! Дайте проснуться! – громко хохотал Андрей.
- То что случившееся реальность – это всё ясно! А вот на вопросы «зачем?» и «почему?» штука эта с Витьком случилась чёткого ответа нет… Лично для меня это куда интересней знать! - парировал ему Антон, который в предвкушении встречи с Варварой был весел и бодр, как никогда.
- Думаю, что многое сегодня яснее станет после того, как Алефтина Георгиевна совершит ритуал надо мной, - выразил я друзьям свою надежду на открытие завесы непонимания по причине моих приключений.
Я был в нетерпении от ожидания моего вывода из опасной погибели через Фиолетовые Ворота в полдень. Интерес, который вселился в меня в течение последних дней, неимоверно будоражил моё сознание в домыслах о том, как эта церемония под главенствующим началом Алефтины Георгиевны будет проходить и, самое главное, что я познаю по её завершении. На многие загадки я предполагал найти ответы в предстоящем событии и каждая минута влекущая меня в его начало, оставляла в моей душе каплю волнения и надежды. Так уже внутри меня бурлил громадный клокочущий поток, побуждающий на постижение Божественной Истины. Виделись мне в мыслях Филетовые Врата и за ними нечто ослепительно сияющее в лучах и дарующее свет всесильной и всемогущей веры.
Наконец мы добрались до улицы Суворова, где среди частного, почти деревенского, сектора завиднелась знакомая металлическая ограда и за ней в густой зелени яблонь и груш кусочек шиферной крыши дома Алефтины Георгиевны.
Удивительное скопление лучезарных вестников сновало около забора и внутри двора жилища ведуньи. Они так превосходно воспевали свою песнь, что мне стало понятно: это выражение их восхищения о живущей здесь праведнице.
Нас вышла встречать Анастасия Дмитриевна. Она была легко одета в платье, поверх которого висел цветастый фартук. Уверенной походкой, чуть покачивая бёдрами, невестка Алефтины Георгиевны улыбающаяся и развесёлая приблизилась к нам и вежливо поздороваясь, затем пригласила следовать за ней. На хорошо освещённой солнечной поляночке вблизи банного домика были поставлены два стола, на которых сверху блестела белоснежным цветом накрахмаленная длинная скатерть.
- Ребятушки, присаживайтесь за столы! Алефтина Георгиевна скоро будет, а мне нужно за пирогами посмотреть, а то пригореть им недолго… Так что вы не скучайте пока… - обратилась Анастасия Дмитриевна к нам и мы исполнив её просьбу присели на скамью стоявшую подле столов.
В самом деле, атмосфера двора наполнялась благодатным ароматом тушеной капусты и печеных яблок, которые неслись из летней кухни, пристроенной к тыловой части дома. Из кухонной трубы выходил серый дымок, исходящий из сжигаемых в печке дров, а в открытом окошке кухни то и дело маячил облик Анастасии Дмитриевны, которая что-то усердно производила из съестного.
Вскоре послышался звук шаркающих шажков и из-за угла дома показался согбенный силуэт Алефтины Георгиевны, упирающийся на палочку и осторожно ступающий по тропинке. Я тут же, едва завидев ведунью, бросился к ней навстречу, а за мной последовали и друзья.
- Спасибочки, внучочки! Хех, совсем карга никудышяя стала! – сказала она нам, когда мы подхватив её за руки повели по направлению стола. – Ангелов-то свет Божий! Сколько ж их здесь! Никогда-сь только-то не было! День пришёл великий! День пришёл чудесный!
Вестники и впрямь окружили нас с бабушкой большим числом и ликующе воркуя принялись кружить хороводом так, что я с трудом мог увидеть средь них местонахождение стола и ориентировался только по направлению ходьбы остальных идущих.
- Ну что, милочки? Солнца игру узрели? – вновь проговорила осипшим голосом Алефтина Георгиевна, разместившись на скамейке.
- Ещё как видели! Ребята не в понимании совсем: почему так… А я вот ещё к тому же тоже ангелов в большом количестве вижу и тоже задаюсь вопросом: почему именно в этот день они на землю прибывают? – произнёс я, пытливо всматриваясь в фиолетовое лицо целительницы.