Мариамна

Пётр Полынин
       Красота - великая сила!..
       Многое теряют те, кто ищет во всём только изъяны, а не красоту. Ведь всякая красота, даже самая малая, пусть самая, казалось, бесцельная, имеет для каждого из нас большую ценность: она смывает душевные огорчения, она дарит нам лёгкость, она всякий раз даёт капельку всеобъемлющего счастья.
       И верится: ни одна из этих драгоценных капелек не пропадает даром в нашей, порою такой бестолковой жизни...

                1
      
       В тот летний, ясный день я возвращался из Чехии. Стоя в коридоре «СВ» вагона возле своего купе облокотился на алый бархат оконной рамы, и, созерцая придорожный мир, радовался чудесному, естественно-гармоничному сочетанию красок в природе. Поезд передвигался медленно. Свежий бодрящий ветерок, напоённый тёплыми лучами, приятно ласкал лицо мне и волосы. Мой улыбчивый взгляд успевал разглядеть заоконную панораму, а ум восторженно размышлял об открывавшейся мне красоте...   
       Как я слышал, бездонная пропасть, когда в неё очень долго смотреть, постепенно затягивает. Если хотите, вот так и с матерью-природой, от её красоты невозможно зачарованный взгляд оторвать. В доказательство вот вам пример. Есть у меня излюбленное местечко, идеал нирваны, я и природа, и больше ничего, куда можно прийти, уединиться, в меру успокоиться, уютно отдохнуть, всласть намечтаться или восстановить разрушенный мир с самим собою. Там дышится легко. Блаженствует душа. Там раны исцеляются сами собой. И до чего ж не хочется потом оттуда уходить, с прекрасным расставаться.
       И как будто подтверждая сказанное, в эту самую минуту в голубоватой дымке предо мной, чаруя взгляд мой красотой, тянулись величаво вдоль железной дороги изящные зубчатые горы. Местами среди пышной зелени мелькали мчащиеся по сверкающим каменным руслам горные ручьи. Случалось, проплывали усеянные цветами нежных тонов, холмистые равнины и таинственные ущелья. Вдали кое-где полоской солнечного света блестели первозданные озёра. А над ними в глубоком небе голубом белели лёгкие по виду облака. Порой, на поворотах железнодорожного полотна, из окна видна была изгибающаяся змейка легонько колыхавшихся вагонов. Время от времени мимо нашего поезда проплывали красивые, увитые зеленью, маленькие вокзальные станции с приветливо улыбающимися людьми. Чуть реже возникали придорожные посёлки: аккуратные мощёные улицы, тихие белые домики с черепичными красными крышами, большие гнёзда аистов, полукруглые высокие башенки, кирпичные островерхие костёлы, и ухоженные сады...
       Во всём чувствовалась свежесть и чистота простой земной жизни.
       И это разнообразие сливалось в одно бодрое и весёлое впечатление, постоянно держало мои глаза в приятном напряжённом ожидании чего-то нового, усиливало очарование, и одновременно развлекало...

                2

       Неожиданно мою приятную зачарованность нарушил резкий звук внезапно открывшейся двери соседнего купе. Я оглянулся и увидел, как в коридор вышла молодая девушка. Взглянув внимательнее на неё, вдруг явственно почувствовалось мне какое-то тайное беспокойство, возникшее у меня где-то в глубине души. Чёрные брюки, белый свитер, густые золотистые волосы подчеркивали особенности её лица: на нём горел нездоровый, кирпичного цвета, румянец, а глаза неестественно блестели.
       Она скользнула глазами по мне, и аккуратно прошла мимо. И надо сказать, что в этот миг в моей голове сверкнула пронзительная мысль: непременно здесь что-то должно приключиться!..
       Девушка направилась в сторону купе проводника, а я сделал усилие над собой и снова принялся глядеть в окно, - но и там уже не ощущалось прежнего покоя...

                3
      
       Вдруг за моей спиной прозвучал хрипловатый молодой женский голос:
       - Извините... за беспокойство...
       Я быстро обернулся, и... И снова увидел её, ту самую необычную девушку из соседнего купе.
       Она помолчала, потом вдруг опять заговорила:
       - Позвольте спросить?.. Я вас не слишком стеснила бы, если бы попросила уделить мне...
       Что-то трогательно-беспомощное читалось во взгляде её. Она тяжело дышала, и видно было, что в душе у неё происходит борьба: спросить или не спрашивать?
      Длинная пауза. Я ждал, но ей, очевидно, трудно было говорить. Я попробовал помочь этой странной душе, улыбнулся и спросил:
       - Можно, - но позволите узнать, в чём будет ваше дело ко мне?
       Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза серьёзно и напряженно.  Вдруг она передёрнула плечами и потом аявила:
       - Мне нужно, может, у вас есть какие лекарства... от высокой температуры? Уже смелее пояснила она, но всё ещё удручаясь собственным голосом. – Я обратилась к проводнику, да он какой-то... слегка весёлый...
       В подобных случаях самообладание никогда не покидало меня. Однако в этот раз, застигнутый врасплох, я испытал мгновенное замешательство. И, буду вполне откровенным, не сразу нашёлся, что ей сказать. Понятно, что тут же, стряхнул своё замешательство, сориентировался. И следом ответил что-то вроде:
       - Гм... Лекарства. - От температуры?.. Ммможет быть... Надо поискать...
       - Пожалуйста! - У меня жар... – с горечью проговорила она, и уже спокойно и учтиво добавила:
       - Я буду в своём купе.
       Мне стало её жаль...

                4

       Лекарств у меня конечно же не оказалось, а помочь ей хотелось, - и тогда я придумал, что надо сделать.
       Взял свою дорожную чашку и сходил за кипятком. Затем приготовил полчашки крепкого горячего кофе. В Чехии я разжился настоящим кубинским ромом - его и добавил в кофе так, чтобы чашка была наполнена доверху.
       Когда, постучавшись, вошёл в её купе, не дождавшись «войдите», она лежала на мягкой постели, укутанная по самый подбородок тёплым одеялом. Занавешенное, бежевого цвета, занавесками окно ещё контрастней оттеняло и без того ярко-румяное её лицо. Мягкий оконный свет падал на столик, где уютно распласталась книга Флобера: «Мадам Бовари».      
       Взглянув на меня, она проворно приподнялась, упёршись локтем в подушку, и пригласила присесть. Тепло, шедшее от её тела, мешалось в воздухе с сладковато-мускусным запахом каких-то лекарств. Чувствовалась в ней слабость, а в уставших глазах билось страдание.
       - Вот... Принёс вам хорошее лекарство, - с жалостью и благоговением сказал я, протягивая чашку. И следом самоуверенно добавил:
       - Выпейте, и вам непременно станет легче!
       Она, не спрашивая о составе содержимого, покорно взяла чашку, секунду, другую подержала в руках, осязая, затем поднесла её к губам и принялась пить обжигающую жидкость, - осторожно, медленно, короткими глотками.
       По мере того как девушка принимала моё лекарство, губы её улыбались. Я осмотрительным взглядом любовался ею, и находил трогательную прелесть в болезненных чертах. А в это время её прекрасное молодостью лицо, и без того ярко-розовое, постепенно становилось ещё ярче.
       И вот, осушив до дна всю чашку, она тыльной стороной ладони вытерла вспотевший лоб, моргающие глаза и, благожелательно взглянув на меня, попросила, если возможно, то ещё столько же.
       Тогда я превратился в вопросительный знак, и был немало удивлён: ведь в чашку-то вмещалось целых триста миллилитров, - горячий крепкий кофе со жгущим ромом, да в таком количестве! мог свалить с ног и здорового человека.
       Но, тем не менее, я сходил и приготовил ещё такую же дозу. И она снова принялась за неё...
       И постепенно осилила содержимое всё до дна!

                5

       - Ну вот, а мне получше стало! - Спасибо Вам! - с большим аппетитом допив основательным глотком вторую чашку, произнесла она тоном благоговейной покорности, и с выражением, которое означало много восклицательных знаков. А затем принялась смотреть на меня добродушными, начинавшими соловеть от употреблённого «лекарства», глазами.
       Я удобнее устроился недалеко от неё и, помедлив, спросил учтивым тоном:
       - Послушайте, где же вас угораздило так простудиться среди тёплого лета?
       - В весёлом городе Праге, - ответила она, - Я ездила на встречу со своим женихом... Холодное пиво, морозное мороженое... И вот уже пять дней держится высокая температура. Приняла несколько «килограммов» таблеток, а мне всё хуже и хуже.
       - А что же ваш чешский жених не лечил вас? - не удержался я от иронического замечания.
       Она нисколько не смутилась - напротив, объяснила очень искренно и по-своему логично:
       - Ой, да лечил он... Лечил, и ещё как лечил, но вот сами видите... Тут она немного замялась и прибавила:
       - Да и не чех он, он - наш.
       Эта исповедь меня обезоружила и даже заинтересовала. Но я всё-таки ещё поинтересовался:
       - Тогда почему свидание происходило не дома?
       - Он хороший программист, - последовал ответ, - он получил приглашение на работу в Израиль и уже три года, как находится там... Мы обручены, и я собиралась ехать к нему, но мне отказали в визе. Вот потому и Чехия, как место встречи... Так сказать, на нейтральной территории.
       Я не стал комментировать, лишь с участием вздохнул: «Как говорят - это взаправду правда...»
       А в это время она села, свернув ноги в позу лотос, и, подняв брови, с особой заинтересованностью спросила:
       - А-а-а вы - священник, врачеватель?..
       - С чего вы взяли? – я, немало удивляясь, долго смеялся.  Мне становилось уютно и весело. И на душе тепло, словно в холодный день печку затопили. И тогда я про себя подумал: «Умница эта девушка!», и решил, что сегодня занятнее не проведу вечера, чем с нею.
       - Вы такой, такой... Вы... Вы очень хорошо понимаете, что нужно человеку в критическую минуту, а мне так не хватало этого, - она тем временем мягко улыбаясь, угостила меня внезапным комплиментом.
       На что я снова чистосердечно рассмеялся и следом весело и благодушно объявил:
      - Мадмуазель, сегодня я - дежурный по поезду член Общества Красного Креста для оказания одиноким девицам неотложной медицинской помощи.
       Она, сверкая всеми зубами, смеялась моей шутке, долго и немного хрипло. Я в эту минуту любовался её внутренним магнетизмом, а чуть погодя, как мог серьёзнее, добавил:
       - Видит Бог, как и всякий порядочный человек, я мог бы стать с равным успехом и тем и другим: и священником, и врачевателем.
       Должно, мой ответ был для неё забавен, так как она уже не без кокетства, медленно подняв до того несколько опущенные глаза, с заметным любопытством спросила:
       - Тогда, может, вы - доктор, а? - Так, или не так?
       Это у неё вышло удачно. А я, чтобы положить конец её наивной любознательности, вынул из нагрудного кармана своей тенниски мою визитную карточку и протянул ей.
       - Вот и чудненько, Пётр, что вы не доктор, - деловито рассмотрев карточку, удовлетворённо вздохнула она. И довольная улыбка появилась на её греческих губах, а её маленькая, нежно-горячая рука мягко коснулась моей. Жгучий огонь раскалёнными иглами пронёсся по коже.
        Она всё с тем же задором смотрела мне в лицо, близко-близко, и улыбалась так, что зубы сверкали в блеске только что зажжённых в купе огней.
       Вдруг мне захотелось задать ей вопрос, и она поняла это моё желание:
       - Спрашивайте, сегодня я ваша должница.
       - Чем же доктора отметиться в вашей жизни успели? - осторожно отведя свою руку, поинтересовался я. - Вам ведь всего-то лет девятнадцать отроду.
      Она мне сделала гримасу и высунула в мою сторону свой язык, а после сожмурилась, вся вытянулась, закусила губу и уже по-взрослому ответила:
       - Не сердитесь, это я так. - Мне уже двадцать четыре, -  но не в этом дело: доктора есть всякие доктора...
       Смутно подумалось мне: вероятно, слова мои отозвались на то самое, что её мучило.  Может оказаться, что у этой девушки, невзирая на молодость, есть свой нервный узел боли и своя оценка вещей.
       - Гм, - сказал я утешаючи, - может и так... - Не буду спорить... – И, пытливым взглядом наблюдая за ней, помолчав, поинтересовался:
       - С вами что-то серьёзное произошло?
       - Произошло!!! - внезапно вздрогнула она, только уговор - как бы это выразить..
       Меня поразило её состояние - нахмуренное, тревожное, почти страдальческое, при этом голос у неё был как будто просящий. Я ей помог:
       - Будьте спокойны, обещаю не переходить черту дозволенности и хранить вашу врачебную тайну. И тогда она через секунду совсем мягким голосом заметила:
       - Только к ночи я не хочу рассказывать, да и трудно будет об этом рассказать так, чтоб ни одно слово не царапнуло душу мою.
       Я, уловив в расширенных глазах девушки искорки тайного смысла, задумался минуту, чтоб переварить произошедшее. И, видимо, не сумел устоять перед её странностью, так как убедительно заговорил:
       - Как вам будет угодно. - Но не бойтесь рассказать мне, о чём захотите, могу вас уверить, я умею слушать людей и понимать!
      Она свернулась колечком и долго молчала, грустно опустив взор. Что-то удерживало слова, казалось, готовые сорваться с уст. Её тянуло заговорить, однако достоинство ей подсказывало хранить молчание. Я смотрел на неё с выжидательной улыбкой.
       - ...Бог мне свидетель: я не дразню вас нарочно. Я бы и дальше с наслаждением слушала звуки вашей речи. Но так тому и быть, если вы того хотите, я исповедаюсь - не выдержав моего долгого взгляда, выдохнула она, словно выйдя из какого-то медитативного транса... Не тревожьтесь, в этой истории почти всё естественно... Хотя кто знает… Вот послушайте... Ведь ехать ещё далеко... Когда говоришь, время идёт быстрее... Значительно быстрее... Да и к тому я не хочу, чтобы у вас обо мне осталась память, как о скверной, ветреной девчонке.

                6

       - Это история, которая, - я уверена! - немало вас удивит, - девушка несколько раз разжала и снова стиснула пальцы и сравнительно спокойно, неторопливо и как-то отрешённо начала говорить.
       И тут же её неестественно странный голос заставил вздрогнуть сердце моё. И холодок, нарастая, смутной волной пополз вниз по спине. Дыхание стало коротким и прерывистым. Гусиною кожей почувствовал я нечто такое... что-то доселе мне неизвестное.
       Она между тем продолжала:
       - Это тот случай, когда я всё чувствую, но объяснить со мной произошедшее словами с точки зрения нормальной логики бессильна. И всё же - как смогу расскажу. Так вот, около года тому назад я тяжело заболела. Мне было... ну совсем плохо. Нужна была срочная операция. А я всё откладывала, боялась какого-то предчувствия. Не решалась. Не верила в успех. Однако, пришлось...
       Итак, меня оперировали под общим наркозом и несколько к ряду часов. Но даже и так я порой приходила в сознание и смутно чувствовала лёгкую боль. И в эти минуты мне казалось, что жизнь моя держится всего лишь на волоске. Но я за неё не боролась, напротив: старалась, как мне представлялось, помочь ей уйти от меня поскорей. Мой разум участвовал в этом процессе как бы сквозь дрёму, и ни в состоянии был ни о чём судить, а тело ощущалось ослабленным донельзя. Между тем это ощущение, еле брезжившее в моём сознании, такое же зыбкое и слабое, как и ощущение боли, не только не было мне неприятным, а напротив, к нему примешивалось ещё и то сладостное ощущение, которое бывает, когда мы погружаемся в свой долго ожидаемый сон....
       И вдруг, - вы только представьте себе! - в какой-то момент передо мной мелькнул длинный тоннель… Пропал… Я начала как бы выходить из своего тела, отделяться от него. И медленно подниматься вверх!.. И мне было приятно отдаваться течению!.. Моё самочувствие в это время было поистине очень приятным и спокойным. Я не испытывала тревоги за себя. Ощущала какую-то истому и необычайный покой, и несказанное блаженство от этого покоя. Казалось, ничего не могло быть приятнее...
       Но прежде чем подниматься по туннелю далее ввысь, я остановилась на долю секунды под самим потолком операционной и взглянула вниз. И мой мгновенный взгляд из общей тьмы помещения выхватил светлое пятно от ламп. В центре его на столе лежало моё, чуть прикрытое тело с кровоточащей раной, а по периметру стола выполняли свою работу люди: крепкий, здоровый, большеухий мужчина в белом халате - оперирующий врач, и медицинские сёстры. Сначала это зрелище мне показалось безразличным. А вслед за тем я даже обрадовалась, что то, моё физическое тело, которое до этого причиняло мне немало боли, остаётся уже там навсегда само по себе, а мне без него и легко и приятно...
       Я видел, что по мере рассказа её выражение менялось, уходило вглубь, что-то напряжённое, сосредоточенное проступило в глазах, как будто ей сейчас предстояло снова что-то пережить.
       - И я было намерилась покинуть то помещение окончательно, а вместе с ним и земной мир, и унестись в Высокое Прекрасное – сквозь стучащие виски я слышал её почти шёпот. - Но в это мгновение каким-то тайным образом издалека, из дальнего далека в мой слух проникла... музыка. Неслыханная до этого мной, музыка. Полёт замедлился.
       Я прислушалась, и... ощутила всем своим естеством, что всё помещение наполнено аурой любви, исходящей от той необычной, Божественной музыки. И она была такой прекрасной, благозвучной, что невозможно было с нею разлучиться. Ощущалось, что Душа моя угодила на свою счастливую волну, нашла свою родную Музыку, которую она и чувствует, и понимает, и которая пробуждает уникальную энергию жизни.
       В нерешительности сначала устремила я вверх свой мысленный взгляд, мгновенье поразмыслила над тем, как быть, затем опять взглянула вниз на своё тело. И теперь, в этот раз увидела вокруг него удивительное золотое очертание, а на рану лился луч невероятно чистого света. И Музыка лилась, звучала, вдохновляла...
      
       Похоже, так зачинался процесс моего исцеления. И тогда я, следуя по волне доносящейся Музыки, с верою в благополучное разрешение моей проблемы стала возвращаться из небесного Храма в своё земное тело...         
       Что это было со мной, я объяснить не в силах. Лишь с большой долей вероятности осмелюсь предположить, что на тот момент моё время «уходить» ещё не наступило, видимо мне предстояло здесь что-то очень важное понять, познать, разгадать какой-то уникальный смысл...   
 
                7
      
       С минуту сидели мы безмолвно. Странное было ощущение. Вагон наш, скрипя и покачиваясь, медленно лязгал колёсами на повороте. Глаза мои скользнули по отрешённому лицу попутчицы и встретились с её задумчивыми глазами.
       - После операции прошло несколько суток, - устроившись поудобнее, приглушённым голосом продолжила она свой удивительный рассказ, минутами с такой откровенностью, которая в ином случае меня бы шокировала. - Всё это время медперсонал вовсю суетился вокруг меня, опасаясь за мою жизнь. И благодаря общим стараниям, сознание постепенно возвращалось ко мне... И жизнь тоже...
       - Следующее, что врезалось в мою память, запомнилось - после паузы вновь заговорила она, - на пятый день после операции во время врачебного обхода в какой-то момент среди мучительного полубессознательного напряжения до моего слуха откуда-то издалека донёсся уже знакомый приятный голос оперировавшего меня врача. Он рапортовал главврачу:
       - Она была на грани... Но будьте спокойны... С помощью Божьей мы сделали всё возможное... Остальное приложится...
       И тогда я собралась с силами, открыла веки, и ещё совсем слабым голосом вымолвила: «Благодарю, Доктор, вас, весь персонал... И Свет, и Музыку благодарю!..»

       Внезапно резким толчком распахнулась дверь в купе, и в неё вдвинулась широкоплечая фигура проводника. Блуждающие глаза бегло оглядели пространство, и задиристый голос своеобразно спросил:
       - Цаю с ломтиком лимона и сладким сахарком зелаете? А кофейку с вечерними круасанчиками?
       - Можете не волноваться, любезный, здесь всё в порядке, - с мягкой иронией без промедления ему ответил я.
       - Раз так, - он скорчил самодовольную гримасу и вышел также резко, как и появился.
       - Ловко вы! - заливисто рассмеялась моя попутчица, как только за ушедшим закрылась дверь. А я, сгорая нетерпением, с энергией и волнением воскликнул:
       - Погодите смеяться, а музыка, что за музыка тогда звучала?      
       - Тем гениальным лекарем, по сути и воскресившим меня, явилась Божественная музыка великого Бетховена! - сопровождая фразу томным движением головы, необыкновенно чистым, мелодичным голосом отозвалась она. И после продолжала:
       - Так вот, на следующий день меня перевели из реанимации в обычную палату.  Я с верой в лучшее шла на поправку. И разом медленно и безостановочно шажок за шажком шла к себе самой... уже совсем иной...   

       Наступила пауза. Признаюсь, я не дыша глядел в её блестящие, окаймлённые розовым ореолом, глаза. А в них мерцали огоньки. Чувствовалось, что она намеревается сказать ещё что-то важное, но никак не отважится. Я ожидал, мне было невероятно интересно что в заключение скажет человек, переживший опыт единения и любви с Высшим началом. И вот, глядя на меня в упор, она, подытоживая, весьма уверенно заявила:
       - В последнее время я поняла, что независимо от того, верит ли человек в Бога или нет, надо идти по жизни так, будто бы Он есть. Вера влияет на людей, вдохновляет, меняет их представления, делает их глубже, приближает к первооснове. Убеждена, в жизни многих будет немало ситуаций, когда вера поможет...

                8

       Между тем вечерело. Сине сумерки потихоньку окутывали мир своей таинственной поволокой. Вагоны ритмично стучали колёсами. Поезд помаленечку двигался в ночь.
       Скоро речь моей необычной попутчицы замедлилась. Дыхание стало ровнее. Журчание голоса тише. И веки её стали мягко слипаться. И тогда сон, вызванный болезнью и моим «лекарством», заботливо положил свою мягкую тёплую руку на её маленькую, горячую голову... Она, истомлённая днём, засыпала с улыбкой, бедняжка...
       Стараясь не шуметь, я аккуратно поправил на ней одеяло, с полной безнаказанностью поглядел долгим взглядом на её лучистые ресницы от которых падала тень на полщеки. На тёмные выразительные брови на осенённом улыбкой лице. На лоб и греческий нос, они составляли одну прямую черту. На приоткрытую шею, вокруг которой цепочка с иконкой на счастье, и где по всей длине билась симпатичная жилка, обещавшая кому-то много-много хорошего, прочного счастья... Линии её гибкой, совершенно идеальной шеи восхитили бы любого художника. Хороший был бы портрет маслом… Интересно как получается: простая миловидность женщины сразу в глаза нам бросается, но настоящую большую её красоту, выходит, надо уметь «открыть»... Странное чувство: у меня так же, как и неё в такт ей бьётся пульс... Пришлось закусить губу от невнятной горячей дрожи где-то в душе... Что-то во всём этом есть.
       А чего я здесь задержался? - подумалось мне. Доверчивость? Видно, выдался длинный денёк. Устал. Спокойной ночи! Приятных снов. Всё было чудесно! Спасибо! До встречи. И я, улыбнувшись ей на прощанье, вышел, притворив за собой тихо дверь...
       Остаток позднего вечера я провёл у себя в купе за книгой. Но то и дело отвлекался на донимавшие меня мысли о рассказанном моей юной соседкой очень удивительном случае, - после чего забывалось напрочь всё то, о чём пытался прочесть перед этим. Голова моя кругом ходила. Видно слишком много невероятного пришлось ей вместить за короткое время.
       Уснул поздно. Однако постоянно просыпался. И, засыпая опять, в полусне сознания думал о том же...
      
       И ещё не совсем досмотрел свои живые сновидения, когда луч восходящего солнца разбудил меня.
       Я выглянул в окно: исцелённый беззаботным ночным сном, мир пробуждался. Тогда и я вскочил, да с таким чувством, как если бы проспал что-то важное очень.
       Признаюсь, проснувшись, я подумал, что вчерашняя встреча в соседнем купе мне приснилась. Тогда я быстро оделся, привёл себя в порядок и пошёл проведать мою болящую соседку, убедиться, что то всё не было наваждением.
       Меня встретила открытая дверь её купе, а в нём никого не было. Стало быть, она сошла на предыдущей станции, заключил я...
       Мне оставалось ехать ещё полтора часа...
       Лёгким облаком приходит к нам интересная встреча. Часто неожиданно, ненароком, по собственной инициативе. Придёт, заинтригует, и исчезнет как чудный сон, как утренний туман, повинуясь своим особенным законам...

                9

       Был воскресный день.
       После обеда, потонув в огромном кресле, я читал мудрого Монтеня.
       Зажужжал телефон. Тёплый, весёлый, богатый певучими оттенками голос молодой девушки радушно произнес:
       - Привет, это Мариамна... Узнаёте?
       - Мариамна?.. Нет, не припомню я, милая, вас...
       - А встречу в поезде из Чехии... Помните?
       Я принадлежу к людям, обладающим хорошей памятью чувств, поэтому быстро вспомнил:
      - Да, конечно же помню!.. Так вас Мариамной зовут?.. Красивое имя, и редкое! К слову сказать, под этим именем прабабушка моя крестилась и в церкви венчалась... А как ваше здоровье?      
       - Отлично! - Вы мой спаситель!.. Я перед вами в долгу. Тогда рано утром проснулась, а простуду как будто волшебной рукою кто-то снял... От родителей моих вам сердечная благодарность... Окажетесь в моём городе и будет у вас настроение, позвоните по этому номеру, рада буду угостить вас вкусным мороженым... Да, - вот ещё что: отец мой спрашивает, - как называется ваше чудо-лекарство?..
      Я объявил ей, что лечил её своим вернейшим психологическим лекарством: смехом, и... и назвал ей второй секретный ингредиент - ромом, на что она громко вскрикнула в полном изумлении, а потом добродушно рассмеялась:
       - Всё гениальное - просто!

                10

       В один из дней, находясь в командировке, я завершил свои дела к полудню. В отель возвращаться было ещё рановато, и тогда я позвонил Мариамне.
       Трубку сняла её мама. После того, как я отрекомендовался, она долго, сердечно мелодичным голосом благодарила меня, тепло приглашала приехать к ним домой. А затем подключилась Мариамна:
       - Привет, мой спаситель! Я так ценю то, что вы для меня сделали. - Где вы находитесь?.. Ждите меня на этом месте - скоро буду. Я согласился на встречу, притом не имея на неё никаких видов. Просто «так», просто в тот миг с её голосом вошло в меня что-то необычайно хорошее.

       Мне пришлось ожидать минут двадцать. За это время я успел выбрать в цветочном бутике ей в подарок роскошные розы.
       И вот элегантно подкатил шикарный кабриолет BMW-Z4. За рулём была Мариамна.
       «Подобные женские особы с такой необыкновенной, даже пугающей красотой должны передвигаться исключительно на метле, а не на...» Я только успел подумать с улыбкой об этом, как открылась дверца автомобиля, и она грациозно и красиво вышла мне навстречу походкой царевны. Её, горячо обцелованное летним солнцем до красноты щёк, лицо улыбалось мягкой кокетливой нежностью. Все линии молодого прелестного тела отчетливо и убедительно угадывались под дерзким мини и коротким топом.      
       - Ах, я так рада, так рада, что вы согласились встретиться! - просияла она ласковым светом, сердечно протягивая мне обе руки. А цветы – объявила она - это лишнее, не могу видеть, как они вянут.
       Как же я не подумал, сразу не сообразил с цветами... Но не дожидаясь моей реакции, она по-детски порывисто приняла от меня цветы, улыбнулась им на все тридцать два зуба, вдохнула на полную грудь их аромат, повернула своё лицо ко мне: оно было полно благодарности, на ресницах переливались лёгкой радугой слёзы. Вдруг она рассмеялась, хлопнула ресницами, и мелодично проворковала:
       - Не сердитесь на меня? – Спасибо, спасибо, спасибо! - Вы обедали?.. Тогда, - в машину! Позвольте мне устроить вам необычайно приятный и незабываемый праздник! Сегодня мы с вами отправимся в удивительное место. Надеюсь, - вам понравится мой сюрприз, и не оставит вас равнодушным! - заключила она с каким-то игривым волнением. И лицо её залил нежный стыдливый румянец.

                11

       Я внимательно глянул в её глаза, смотревшие, как глаза ручной птицы, в её весёлое личико, и до глубины был пленён её изяществом и обаянием. Уж слишком лакомыми были они, чтоб не соблазниться, а потому дал ей возможность эффектно осуществить уготовленные ею для меня радости жизни.      
       Мы подъехали к загородному величественному старинному зданию. Оно выплыло внезапно перед нами словно из времени времён. В нём располагались великолепный отель и роскошный ресторан. Нас здесь ждали. Выплывший навстречу восхитительный швейцар в изысканном камзоле с позументами молча повёл нас вовнутрь. Он с отменным изяществом распахнул перед нами тяжёлые двери из тёмного дуба, и мы вошли через величественную арку в прохладную темноту зала. Провожатый галантным жестом указал нам особенно почётный столик. Мы присели, и я огляделся. Моему приятно удивлённому взору предстал впечатляющей роскоши интерьер помещения. Удобно расставленные великолепные столы чёрного дерева с резными ножками, замечательной старинного вкуса работы. Удобные коричневые бархатные кресла с изящно изогнутыми высокими спинками. Мерцали старинные зеркала и позолоченные рамы полотен заморских мастеров-импрессионистов. Подстать пылающему хрусталю, позолоте и всему великолепию обстановки благоухали разнообразные живые цветы, нежно и благодарно. Горели свечи в изящных из бронзы канделябрах. Играла милая классическая музыка. Но из всех экзотических экспонатов самыми важными были гости - по парам и в одиночку восседали известные представители современной богемы, иная изысканная публика. Гости обменивались тостами, раскидывались в удобных креслах, танцевали. И всё сияло, и изливало свет, тепло и радость...

       Но элегантная Мариамна затмила собою тихое изящество всех остальных, и по вполне понятной причине мне до них не было ну абсолютно никакого дела! Меня уже полностью захватило всё колдовство её близости. На её ангельском лице сияли яркие глаза, во мне искрился весёлый интерес от предвкушения чего-то ясно подразумевающегося. Мы в своё удовольствие беззаботно уплетали шоколадное «Мексиканское» мороженое. Запивали его знаменитым золотым рейнским вином. Увлечённо рассматривали чешские фотографии... Вспоминали то забавное приключение в поезде. Моё врачевание. И весело смеялись, - совсем как малые дети...
      
       А, между тем, множество танцующих свечей пылали жаром в золочённых канделябрах...
       И обворожительно улыбалась Мариамна...
       И вино её прелести будоражило голову...
       И неизъяснимая истома ползла по разомлевшему телу...      
       И тихая музыка в сладострастно-бесстыдной печали настойчиво молила обнять и прижать в пылком танце покорный, трепещущий стан.
       А после танца настроение славного праздника требовало естественно радостного продолжения...
       О, искушение...

                12      

       Когда мы вышли на улицу, восхищённому взору предстал очаровательный чудо-парк с красивейшими террасами, фонтанами, цветами и вековыми деревьями. Его бесконечное празднество красок сливалось с волшебным закатом, где истомлённое солнце в тишине замечтавшегося вечера потихоньку катилось ко сну. Последние лучи столь приятного дня нежно медлили на прощанье, как бы желая продлить его максимально надолго.
       Нужно ли говорить, как восхитительно и спокойно было вокруг!..
       Приятная, слегка холодящая свежесть, тишина и божественный воздух! Пронзительно свежий и какой-то шальной воздух. И в довершение этого впечатления поодаль в душистой траве сверчки шаловливые в едином ритме трезвонили победным звоном серебряных колокольчиков. Но что важнее всего, ощущалось, что меня подымают в счастливую, чистую, светлую высь большие, широкие, сильные крылья...

       Оглядываясь назад, ещё долгое время после нашего дивного вечера чувствовал я упругие весёлые движения цветущего молодостью, подвижного, покорно повинующегося тела Мариамны... Долгое время ощущал скорое дыхание её, возвышенною радостью, души... Долгое время грезился мне томный взгляд её полузакрытых прекрасных очей на юном, сияющем улыбкою, пленительном лице... Долгое время слышался мне её радостный, тихо журчащий с придыханием шёпот...
       Чудесный вечер оправдал все мои ожидания, я узнал Мариамну...
       Красота – это ключ к пониманию жизни!