"В крысином клане узнают друг друга не персонально, как, скажем, галки, гуси или обезьяны, а по общему запаху, точно так же, как пчелы и другие общественные насекомые... Жребий чужой крысы поистине ужасен.» (Конрад Лоренц «Агрессия»)
1
Когда молодые люди познакомились, Павел уже не учился в престижном институте. Он жил в соседнем городке, расстояние до которого - от городка Эвелины Нифонтовны - вполне укладывается в пространство меж двумя не особо отдаленными районами любого промышленного центра. Жил он с матерью и братом в многоэтажном доме, таком же, как у Эвелины Нифонтовны, в квартире, такой же, как у Эвелины Нифонтовны, где даже ложки были такие же, как у Эвелины Нифонтовны.
По ночам Павел работал администратором в местном компьютерном клубе. К нему каждый вечер приходила Анна - беспокойная дочь Эвелины.
При всем доверии к молодому администратору Эвелина не могла не чувствовать надвигающейся беды: дочь работала по двенадцать часов в день, затем несколько часов проводила в клубе у Павла. Аннушка спала всего по четыре часа в сутки - под тихое звучание мультфильмов о незадачливом Томе и навязчивом объекте его преследований.
Через два месяца дочь бросила работу. Новой она не искала. Не существовало более прежней тревожной, романтичной, неведомо чего ищущей Анны. Уходя по утрам, старшая женщина вглядывалась в младшую отрешенно и спокойно - всматривалась, немо вопрошая, в неподвижное спящее тело, которое, знала Эвелина, будет также неподвижно лежать в постели, когда она вернется. Вскоре исчез администратор компьютерного клуба.
Павел явился через пару недель, требовательный и чем-то сдержанно возмущенный. Он будет уговаривать, просить Аннушку о чем-то, уходить - и вновь требовательно и настойчиво возвращаться. Периоды исчезновений постепенно станут удлинняться, и в результате в последующие полгода телефонные счета составят половину зарплаты Эвелины. Всякий раз, входя в квартиру, Павел будет деловито и уважительно здороваться с матерью своей девушки, а уходя - ровно в одиннадцать - прощаться с ней степенно, многозначительно, произнося с сыновьей интонацией, слегка нараспев: "До свидания, Эвелина Нифонтовна..."
2
Она узнала об этом, сидя в стоматологическом кресле. Глядя в женское лицо, прикрытое белой маской. Глаза стоматолога всегда нравились Эвелине - зоркие, в густых длинных ресницах, и она старалась не думать о том, что под тканью, приподнимаемой изящной линией носа, скрывается бессформенный рот, толстые, вислые, багрово-красные губы. К этому врачу мать и дочь приходили уже десять лет. И сейчас, разминая на стекле, конечно же, самый лучший и дорогой "композит", который через несколько месяцев потемнеет в левом верхнем резце, стоматолог буднично произнесла: "Пусть Ваша дочь зайдет на осмотр после того, как родит".
Эвелина никогда не пользовалась обезболивающими - отчасти потому что не все из них переносила, отчасти из экономии. Содрогнувшись, вгляделась она в зоркие глаза, в зрачки, смятые напряжением и светом врачебной лампы. Боль, душившая Эвелину Нифонтовну давно, настойчиво и бессловесно, обрела вдруг свое звучание, которому вторил приглушенный колокольный звон, пробивающийся сквозь окно кабинета, - легкое эхо в бесшумном кружении снежинок:
- Не ты создавала законы, дочь, не тебе их нарушать.
До сих пор, стараясь казаться во всем благополучной, Эвелина никогда ни на что не жаловалась - ни коллегам, ни подругам, ни случайным попутчикам. Она мало зарабатывала - но ничего не предпринимала, боясь менять свою жизнь, боясь неопределенности и бесполезных ошибок. Будь она одна, ей бы хватало средств на скромную, очень скромную жизнь. Но уже прошло почти полгода, как Аннушка бросила работу, то ли надеясь на Павла, то ли, как Эвелине еще недавно казалось, не думая ни о чем. Призрачное существование, далекое от любого благополучия, пугало Эвелину, заставляя ее всё больше замыкаться в себе, избегать людей в ожидании тайных насмешек. Люди - неважно, насколько они сами благополучны, - не любят незадачливых одиночек, не умеющих распорядиться собственной жизнью.
Теперь, не желая мириться с обстоятельствами, о которых знали или должны знать другие, Эвелина решительно подняла телефонную трубку - и, не давая себе возможности вздохнуть, отступить, признать собственное поражение, впервые набрала номер квартиры Павла.
- Чушь, - произнес жесткий, властный голос, - это не мой внук. Они постоянно ссорятся, мало ли с кем еще спит ваша дочь. С чего это она вдруг решила завести ребенка? Хочет охомутать моего сына? Да Павлик себе носки купить не может, не то что семью содержать. Вы что, думали, что подцепили богатого? Ошибаетесь...
- Я не вижу препятствий, - Эвелина пыталась рассуждать, не чувствуя обиды, видя только главную цель: - Ребенок не виноват. У него должен быть отец. Если Аня и Павел не смогут жить вместе, они разведутся, оставшись его родителями. Вы разведены, я разведена - что в этом страшного? А отец ваш Павел или нет, разве это так трудно выяснить?
Голос слегка смягчился, в нем появились звенящие нотки:
- Это случайный, незапланированный ребенок... Вы знаете, сколько таких я вижу каждый день? Ослабленные, больные дети, часто с серьезными патологиями, на руках у неприкаянных, беспомощных мамаш...
(Да, ребенок рос медленно. Поэтому Эвелина Нифонтовна ни о чем не догадывалась. Точнее, она допускала некоторую возможность, любая мать любой дочери допускает некоторую возможность. Но неработающая девочка, не замужем и к тому же беременная - это равносильно пониманию, что твоя дочь основательно сошла с ума. Но Аннушка была спокойна и даже казалась более собранной, более целеустремленной, чем прежде. Вот только цели Эвелина Нифонтовна не знала. Дочь почти никуда не выходила, купила себе красивый халатик - сам по себе неширокий, но достаточно просторный для худенькой стройной девочки. Патология... Тьфу, скажет же... Замедленное развитие ребенка может быть связано с угрозой отслоения плаценты. Но обо всем этом Эвелина подумает потом - даже не после звонка, не в тот день, а через многие долгие дни, после того как, собравшись с духом, внимательно просмотрит ворох рецептов в ящике комода.)
- Ну, патологии случаются очень редко, - стараясь казаться внушительной, сказала Эвелина Нифонтовна педиатру с двадцатилетним стажем. - И в остальном я не вижу проблем...
- Вам легко говорить, в любом случае - это ваш внук. А каково мне? Павлик, кроме компьютеров, ничем не интересуется. Он знать-то не знает, как дети делаются, не то что ваша дочь...
(Дитя педиаторши, интересующееся только компьютерами, имело небольшую коллекцию фильмов - от "Каллигулы" до незамысловатого русского порно. Безымянные безликие кассеты появились полгода назад среди ярких картонок мультфильмов и одинаковых пластиковых футляров с бесконечным шедевром "Война и любовь".)
- Мне мой Павлик все рассказал еще четыре месяца назад, а вы вот до сих пор ничего не знали...
Холодные от растаявших снежинок щеки запылали. Той женщине давно все известно. Они ей доверились, не доверяя Эвелине Нифонтовне.
- Повторяю, я не вижу проблем. Разберутся с отцовством, разберутся со своей семейной жизнью. Главное, чтобы у ребенка не было прочерка в свидетельстве о рождении, чтобы он в любом случае знал, что у него есть отец... - теперь и голос Эвелины звучал жестко.
Вдруг детский врач заговорила торопливо, и Эвелина почувствовала - она бы рада уступить, признать... Но что-то мешало ей, что-то важное для нее, то, чего она боялась больше, чем ошибки, которая - не могла же она этого не понимать - скорее всего непоправима.
- Они как-то в очередной раз поссорились. И я наняла детектива, он следил за вашей дочерью и сказал мне, что она спала с другим мужчиной. Именно когда мог быть зачат ребенок...
(Да ты, подруга, насмотрелась дешевых сериалов. И боишься неизбежной прописки внука, предполагаемого дележа жилплощади, имущества...) Эвелина Нифонтовна брезгливо повесила трубку.
3
Хотя Эвелина, вынужденная, помимо основной работы, заняться подработкой, почти не бывала дома и редко видела молодого человека, она знала, что семья существует. Дочь покупала дорогую, нужную ей одежду. В холодильнике лежали экзотические фрукты и качественные, стоящие недешево продукты.
- Ты перенеси к нам свои личные вещи, - сказала как-то Эвелина Нифонтовна Павлу. - Скоро ты будешь нужен ей постоянно.
Но молодой человек по-прежнему надолго исчезал. Он не ночевал и дома, в соседнем пригороде, о чем догадывалась Эвелина, слыша в трубке жесткий, властный голос, подзывающий Анну. Аннушка отвечала спокойно и отрешенно. Уже соединенные родственной связью, две женщины, юная и не желающая признавать свою зрелость, пытались отыскать общее звено своего родства. Гром грянул через пару месяцев.
Случилось так, рассказывал глубоко потрясенный Павел, что он заснул на рабочем месте, - и в это время из клуба были вынесены несколько компьютеров. О зарплате более не могло быть и речи - необходимо выплачивать долги.
Наивная Эвелина позвонила матери Павла. Нужно помочь незадачливому парню.
- Да что вы! - вскричала мать компьютерного деятеля. - Вам опять понадобились мои деньги? Сколько можно брать! Мой сын заимел долгов на восемьсот долларов, меня вызывали на сходку! Мне пришлось приехать и отдать их! И все эти деньги - у вашей дочери!
Потрясенная фактом сходки, как раньше - наймом детектива, Эвелина попыталась оправдать эмоциональность детского врача тем, что та родилась и была взращена на южных окраинах России.
- У моей дочери нет ничего, что стоило бы восемьсот долларов.
- Да вы не понимаете! Павлик не работал все это время! Он брал в долг и относил ей деньги как зарплату. Все, что Павлик умеет, - это играть в компьютерные игры. Он даже не подумал, как будет возвращать долг! Я вас предупреждала!
Отчет об этой беседе Аннушка выслушала спокойно, как когда-то - отчет об истории с детективом. Оплата услуг телефонной связи за предыдущий месяц составляла, фиксируя немыслимое количество переговоров меж двумя городками, примерно две зарплаты Эвелины, а все беседы велись с компьютерным клубом, в котором Павлик вырос, возмужал и мог переночевать на кушетке в дежурной комнате. Простая очевидность. Возможно, дочь была о ней осведомлена: месяц назад она взялась было шить белое платье, скромное платьице с кружевной оторочкой по рукавам и неровными проймами (Аннушка любила шить, но не умела делать это хорошо) - и вдруг бросила, почти закончив. Просьба Эвелины, позвонившей в загс и узнавшей расценки (без сопутствующих торжественных услуг церемония росписи стоила всего сто рублей), была встречена парой молча. Эвелина, глядя на грузное тело и бледное, отекшее лицо дочери, не стала настаивать.
На первомайские праздники количество звонков Аннушки в соседний пригород равнялось в среднем одному в час. Молодой человек везде отсутствовал. Ребенок должен был родиться через неделю-две.
4
На рассвете, в пятом часу, Павел тихо вошел в квартиру. Была в его движениях особая значительность, которая, казалось Эвелине, разглядывавшей бледное, неподвижное лицо, должна быть свойственна умирающим, знающим о скором приближении кончины. После почти беззвучной ссоры с плачущей Аннушкой Павел вышел из ее комнаты и медленно приблизился к Эвелине Нифонтовне. Подал ей бумагу, как поняла Эвелина, долговую расписку. Речь шла о трехстах долларах, которые Павел обязался вернуть к первому апреля. В малом пространстве меж обязательством и подписью имелась приписка, сделанная другой рукой. Смысл ее был в том, что при задержке долга Павел обещал выплачивать определенный процент за каждый просроченный день. Сумма просрочек за месяц равнялась зарплате Эвелины.
- Мать ездила на сходку и отдала им деньги. Но не все. Обещала отдать остаток потом, но кинула этих бандитов, не отдала. И они увезли меня в лес за кладбище и избивали всю ночь. Вот только сейчас, к утру, отпустили. Сказали, чтобы я немедленно достал деньги.
Голос Павла был трагичен. На лице не просматривалось ни единой ссадины, а к утру обычно закрываются компьютерные клубы. Но Эвелина не думала об этом. Все, что рассказывал молодой человек, было ясным и конкретным. Тот, кто требовал деньги, был директором небольшого магазинчика компьютерной техники, расположенного как раз неподалеку от места работы Эвелины Нифонтовны.
- Изверг, - думала Эвелина, - я приду в твой магазин и посмотрю тебе в глаза, изверг. Моей девочке скоро рожать, и ты наверняка знаешь об этом.
Павел ушел в ванную и пролежал в горячей воде часа два. Потом позавтракал.
В восемь часов сумрачного, в последних заморозках, утра Аннушка вышла из комнаты, подала Павлу сумку с его вещами и молча закрыла за ним дверь.
Месяца через три, просматривая задолженности за домашний телефон, Эвелина вдруг попросила оператора выдать ей подробный счет за май. Да, там значился единственный ночной звонок, который успела сделать дочь перед тем, как ее отвезли в роддом. Отчаянный крик одиночества, боли и страха. Крик в никуда.
Малыш был прекрасен. Едва родившегося, его приложили к материнской груди - и он немедленно воспользовался этим обстоятельством. Эвелина смотрела сквозь стекло на спящее довольное личико аккуратно запеленутого младенца. "Рыжик", - сказала медсестра и засмеялась. Где-то за плечом жизнерадостной медсестры, за приоткрытой дверью, откуда пробивался свет утреннего солнца, еще лежала, отдыхая, дочь Эвелины Нифонтовны.
Вечером, подходя к роддому, Эвелина увидела серебристую иномарку. На балансе сотового, знала Эвелина, оставалось несколько центов.
Среди множества возбужденных, радостных, громогласных мужчин под окнами роддома неподвижно стоял Андрей - и Анна протягивала к нему шевелящийся, беззвучно орущий - из складок застиранной казенной ткани - комочек. Девочка еще не умела пеленать и держала малыша на ладонях как хрупкую драгоценную чашу. На лице, обращенном к младенцу, сияла извечная нежность, запечатленная на сотнях бессмертных полотен.
5
После того, как они расстались, Андрей Алексеевич увлекся спортивной борьбой. Столь очевидная молодость счастливого соперника испугала Андрея, всегда считавшего себя молодым и удачливым. Потребовалось принятие незамедлительных мер - и спортивная борьба показалась подходящим решением проблемы.
Андрей Алексеевич не ошибся. Когда Аннушка позвонила, попросила каких-то срочно понадобившихся лекарств, к ней примчался полный сил и здоровья, стройный и гибкий, энергичный и моложавый мужчина. Эвелине пришлось уносить с собой сумки, полные накупленных Андреем продуктов, - холодильник находился далеко от палаты девочки, страдавшей от разрывов и способной сделать лишь несколько медленных шагов.
В день выписки Андрей Алексеевич заехал за Эвелиной Нифонтовной на работу. Потратившейся накануне на дорогой комплект для новорожденного, ей пришлось попросить у Андрея десятку - на покупку голубого банта. Не имея сил думать, как она будет жить дальше, как они будут жить дальше - и не только оставшиеся до зарплаты дни - Эвелина, украдкой оглядев салон машины, тихо произнесла:
- Медсестре полагается делать подарок, духи или конфеты...
Андрей выглядел уверенным и спокойным. Его движения были размеренными - ничего лишнего, никакой суеты. Включил музыку, вышел из машины, принес коробку конфет и торт. Заглянул ей в глаза: "Вы плачете?" Между Эвелиной Нифонтовной и Андреем Алексеевичем всегда был барьер, неоговариваемая территория их общей жизни, которую никто из них не обсуждал, когда они встречались на днях рождения девочки и по праздникам. И сейчас между нею и Андреем существовала нейтральная полоса, на которую, не знала Эвелина, имеет ли она право ступать.
- У Аннушки были трудности с вынашиванием ребенка, - неуверенно произнесла она. - Врач сказала, что, если она сейчас не родит, у нее больше не будет детей...
- Какие Аня любит цветы? - вдруг спросил Андрей Алексеевич, подъезжая к белому теремку цветочного магазина.
- Розы, - ответила Эвелина человеку, который накануне разрыва с Аннушкой задаривал ее охапками роз.
...На фоне плаката, извещающего о том, насколько драгоценна каждая капля материнского молока, Андрей принял от юной медсестры бархатно-кружевной пакет, неуклюже перевязанный голубым бантом. И продолжал, ловко переместив, держать малыша на руке - открывая багажник, убирая туда сумки с вещами Анны, открывая дверцы машины. И лишь когда Эвелина села на заднее сиденье, вложил ей в руки невесомую ношу.
По дороге домой Андрей и Анна купили кроватку, ванночку, матрасики, пеленки. Тотчас же Аннушка сшила детский постельный комплект и, в рюшах, веселенькие занавески. В последующие дни были куплены коляска, наборы игрушек, посуды и прочее, прочее. Андрей хотел, чтобы Аннушка вернулась к нему, в старенькую квартиру родителей, у которых был еще дом под Сызранью - там они давно обжились. Оставшись один, Андрей затеял было евроремонт, который так и не был закончен. В эту квартиру, с голыми кирпичами стен и осыпающимся цементом, Андрей привел когда-то Анну. Что там, в этой квартире происходило -Эвелине ли знать об этом?
6
Через день позвонил молодой отец - узнать, как дела и здоровье, скоро ли Аннушка собирается рожать.
Оба родителя Павла закончили один факультет медицинского вуза. С рождения мальчик впитывал информацию, которая, предполагала Эвелина, могла к двадцати годам стать причиной сильнейшей фобии. Среди семейных историй, тех,что Павел успел поведать Эвелине, было повествование о собственном младенчестве и о рождении младшего брата. Сам Павел, получив натальную травму, был обречен на церебральный паралич. Его матери посоветовали отказаться от младенца. К чести детского врача, сына она не бросила. Правда, молодые педиатры заниматься больным ребенком не стали, отдали его бабушке. Та выходила внука, вполне успешно, и, как видите, Павлик жив-здоров. Что касается младшего брата, судьба и с ним обошлась жестоко. Только что родившегося малыша оставили на столе без присмотра - ребенок, конечно, упал головой вниз, заимел обширную гематому и долго находился в коме. Но, как видите, жив-здоров.
Будь у юноши еще братья и сестры, подумала тогда Эвелина, для них также нашлись бы жутковатые истории из роддомовско-педиатрического фольклора. Скорее всего, Павлик до потери сознания боялся, что его собственный ребенок родится ненормальным. Так казалось Эвелине, не умеющей иначе объяснить отсутствие молодого человека. И не удивилась тому, что, узнав о рождении здорового, прекрасного малыша, новоиспеченный отец не поспешил увидеть сына. Павел не появился ни сразу, ни через день, ни через неделю. Впало дитя детских врачей в состояние очередного паралича. Или комы.
Вскоре у Андрея, приезжавшего по вечерам, случилась пара событий, причинами которых могли быть не только действия неутомимых конкурентов. Сначала сгорело большое здание около рынка, недвижимость Андрея Алексеевича, где пока был бар, но хозяин намеревался устроить спортивный миникомплекс с небольшой гостиницей. Предполагалось даже, что новое здание будет иметь подземный гараж, куда смогут входить фуры с товарами. Такие долгосрочные планы шли вразрез с намерениями тех, кого привлекала земля рядом с рынком - для немедленного строительства торговых павильонов. Тем не менее пожар случился именно сейчас. Другим событием стал взлом гаража Андрея, в котором обычно стояла дорогущая иномарка. К счастью ее владельца, машина - четырехколесный эквивалент двухкомнатной квартиры - в тот день находилась на стоянке. По ряду обстоятельств, основным из которых было неумение Аннушки сразу отсекать от состояния любви те объекты, которые её уже не вызывали, Павлу были известны все магазины и бар Андрея, а также местоположение гаража.
Не зная, каким стихиям он вынужден противостоять, Андрей встряхнулся - и купил еще одно строение в центре своего городка. Восхищенный зданием, заполонившим площадь Курского вокзала, Андрей Алексеевич попросил Эвелину Нифонтовну подыскать название для будущего магазина, короткое и выразительное. Эвелина знала, что для Андрея его скромные предприятия - больше чем торговые заведения. В каждом из них чувствовалась особая атмосфера - как в огромном "Атриуме" с сияющими потоками воды, стекающими из воображаемого "комплювия" в бассейн "древнеримского дворика". Эвелина Нифонтовна посетила техническую библиотеку своей конторы, перерыла словари и выписала десяток греческих и латинских терминов. Но Андрей выбрал слово, которое придумала Аннушка, - короткое, ни на что не похожее в знакомых Эвелине языках. Выкрик в никуда вне видимого смысла и его ограничений.
Ныне загадочная вязь украшает вход в небольшой магазин в центре скромного пригорода.
7
Павел появился через полтора месяца, чтобы забрать сотовый телефон. В последний месяц беременности Аннушки он принес в дом чужой мобильник. И сообщил, что случайно встретился с бывшим одноклассником, они, конечно, разговорились, а тут подошли друзья одноклассника и попросили позвонить. Павел, конечно, дал им свой телефон, а они сели в машину и исчезли. Вот одноклассник и предоставил ему на время свой сотовый, пока не отберет у друзей мобильник Павла.
Эвелина покорно выслушала эту историю. А Аннушка, которой понравилась чужая игрушка, забрала телефон себе. И вот теперь Павел, объяснив Эвелине Нифонтовне, что бывший одноклассник требует мобильник обратно, быстро вошел в квартиру и, не глядя в сторону оцепеневшей Анны, приблизился к полке, взял телефон и торопливо вышел. Эвелина поспешила вослед, ожидая, что, может быть, Павел скажет ей что-нибудь. Он впервые увидел сына и не мог не понять: малыш был его точнейшей копией. Мальчик, необыкновенно крупный для своего возраста, уже держал головку и почти сидел на руках матери, бережно и гордо поддерживающей его спинку.
Пораженная внезапным появлением Павла, Эвелина не подумала о том, что выкормыш женщины, не пожелавшей до сих пор увидеть внука, пришел только после того, как документы на ребенка были оформлены: новорожденного необходимо через месяц показывать врачам, которые не проведут осмотр без страхового свидетельства. Эвелина Нифонтовна сама ходила за нужной бумагой, для получения которой нужны, в свою очередь, другие бумаги – их оформляла дочь, решительно указав отцовство Павла. А в это время покупал Андрей вещи для ее малыша. Осторожно достала тогда Эвелина и протянула веселой, радующейся чему-то девушке из страховой фирмы новенькое свидетельство о великом событии и великом предательстве, свидетельство о череде страданий нынешних и грядущих – и молча, издалека смотрела, как среди бледных завитков замысловато оформленного листа появляется прочерк, который потом никогда не восполнить – ни спасенной жилплощадью, ни столь дорогим, стоящим признания внука, неведомым имуществом детского врача. Ничем.
Павел молча шагнул в лифт, не взглянув на растерянную Эвелину Нифонтовну. Аннушка продолжала стоять в конце коридора. Мелькнувшая было радостная (или показалось Эвелине?) улыбка на гордых, готовых что-то произнести губах медленно складывалась в обиженный изгиб.
8
Отношения Анны и Андрея становились критическими: Анне пора было окончательно определяться. Она должна выбрать либо мужчину, которого знала настолько, что могла предвидеть свое будущее, либо – в надежде на неведомое – юношу, о котором знала только то, что сейчас его нет рядом.
Аннушка любила автомобили. Любила скорость. Андрей научил ее водить - всем тем приемам, что обеспечивают безопасное, относительно безопасное, конечно, вождение. Ей пришлось много наблюдать, как Андрей управляется с машиной, – и типы за рулем были Аннушке предельно понятны (единственная категория мужчин, относительно которых у девочки не было никаких иллюзий). Для Анны на дороге принципиально важным было не уступать мужику в ситуациях, когда кто-то должен уступить.
Однажды вечером Андрей не зашел – он ждал Аннушку внизу, они собирались поездить просто так, покататься. В тот вечер Анна наряжалась сосредоточенно и тщательно: она давно не выходила из дома надолго. Впервые после рождения ребенка она собиралась уйти из дома на несколько часов.
Так что же заставило Эвелину ей позвонить?
Она могла не сообщать Анне о том, что объявился Павел. Взглянув на вошедшего, на бегающие глаза, блестящие в глубоких глазных впадинах, слишком темных на фоне бледного лица – Павел был белокож, в меру упитан, – Эвелина позволила ему посмотреть малыша. Пришедший много и не просил, всего-то пять минут. Он внимательно осмотрел спящего мальчика – ножки, ручки, глазки, ушки, все было на месте и не свидетельствовало о "патологиях", которыми, была уверена Эвелина Нифонтовна, пугала Павла его мать – детский врач, чего, опять-таки, никогда не забывала Эвелина. Павел сообщил, что он работает, что он раздал все долги, принес Аннушке с сыном деньги и, кстати, вот телефон новый, последней модели, дорогой, - и тариф подобрал хороший. (Деньги, подумала Эвелина, тебе могли дать для Анны – твои дедушка, бабушка, детский врач, наконец.) Он бросит нынешнюю работу, продолжал Павел, устроится крупье в казино, у него математические способности, он учился на физмате, он сможет быть хорошим крупье – а они прекрасно зарабатывают – и купит квартиру, заберет Анну и сына. (Да ты живешь в закрытом мире, подумала Эвелина, в нем ты умен, талантлив, скоро будешь богат, в нем ты сможешь привести жену и сына в свой дом... ты не умеешь согласовывать реальный мир и виртуальный – вот причина твоей лжи, отсутствий и молчаний!)
За убогостью Павла не просматривалось ни продуманного лицемерия, ни особой выгоды, если не считать безответственность и чисто биологический покой. Молодой человек казался теперь не монстром, а жертвой собственных жалких фантазий. Поэтому Эвелина позвонила дочери.
Аннушка явилась вся в слезах. Андрей и так подозревал, что Аннушка использует его, а звонок Эвелины разрешил последние сомнения. По тому, как горько, обреченно плакала дочь, как беспомощны, недвижны были ее тонкие руки, лежащие на худеньких коленях, Эвелина поняла, как Андрей Алексеевич был с ней груб. Растерянно глядела старшая женщина на безутешную младшую, не зная, как ее успокоить. Плача, Аннушка, малое дитя, рассеянно потянулась к новой вещице, засиявшей подсветкой силиконовых кнопок, – и вот уже всхлипнула девочка в последний раз, глубоко вздохнула и занялась сосредоточенно игрушкой "последней модели".
Ах, Андрей Алексеевич, как просто вершатся людские судьбы!
9
Павел стал приходить после четырех, иногда после трех часов дня – объясняя, что его пораньше отпустили с работы. Эвелина отмечала про себя, что молодой человек не выглядит уставшим – кожа щек была розовой и упругой, взгляд – внимателен и не напряжен, сам Павел – сыт и терпелив. Вечером он уезжал домой, чтобы утром без проблем с транспортом пойти на работу. Эвелина не верила ни единому слову молодого человека. Юноша, живущий в виртуальном мире, вполне мог ехать вечером в компьютерный клуб, затем к бабушке отсыпаться и, откушав, приезжать к Аннушке вроде бы после работы.
Сначала Павла не впускали в дом, он терпеливо ждал на улице, когда Анна с сыном выйдет на прогулку, с готовностью возил коляску вокруг детского сада и новостроек. Внешне Анна и Павел выглядели как благополучная молодая пара с ребенком – и, видела Эвелина, именно это нравилось Анне.
Не зная, чем поспособствовать благоприятному развитию событий, Эвелина Нифонтовна уехала на двадцать дней, надеясь, что вскоре увидит дома законных супругов и официально признанного малыша. Однако, вернувшись, обнаружила, что все осталось по-прежнему. Сама Эвелина никогда не придавала значения ритуалу, полагая, что традиция, норма, закон не обязательно сопровождаются шумихой. Теперь же она была вынуждена признать, что белое платье, машины в лентах, торжественные напутствия в стенах Дворца бракосочетаний - все это имело значение для Анны и Павла и было отложено до лучших, более денежных времен. Но Эвелине оставалось непонятным, почему ребенок оставался формально непризнанным - отцом, который, несомненно, полюбил сына и не представлял своей жизни без малыша и его матери.
В виртуальном мире свои законы и ценности. Павел избегал жизненных реалий, приносящих даже малейшие хлопоты и дискомфорт.
10
Его исчезновение не было неожиданностью ни для Эвелины, ни, видимо, для Анны, которая в последние дни ссорилась с Павлом, угадывая по неким признакам грядущее повторение паралича. В один из вечеров она ушла, не предупредив Павла, что-то купить для ребенка - дорогое, конечно, как и всё, что приобретала молодая пара, имеющая свои, четко фиксированные критерии благополучия. Деньги были "сэкономлены" из суммы, что дала детский врач на покупку деталей для ремонта разбитой машины.
Автомобиль принадлежал матери Павла.
- У меня внезапно упали очки, - жаловался он в тот день Эвелине, - а когда я нагнулся их поднять, "Кольт" задела встречная легковушка.
(В отличие от хорошенько помятого ярко-красного "Мицубиси-Кольта", Павел в момент поиска очков никак не пострадал.)
Пара тысяч, сэкономленных на деталях к дамскому автомобилю, позволила молодой семье неделю ни в чем себе не отказывать. На приближение дня исчезновения указывал лишь отключенный телефон - в поисках Аннушки, ушедшей за покупками, Павел наткнулся на Эвелину меж детским садом и новостройкой и тихо попросил мобильник.
- У меня там сорок четыре цента, - предупредила Эвелина, передавая телефон молодому человеку.
- Не беспокойтесь, Эвелина Нифонтовна, я же завтра получу зарплату.
Голос был мягок и внушающ. На другой день Павел исчез.
Он появился через неделю. Хотя не на рассвете, но все-таки внезапно. Эвелина Нифонтовна пришла из кухни, когда молодые люди успели переговорить. Мельком взглянула старшая женщина на младшую - взгляд Анны был отрешен и спокоен.
- Ну говори, что у тебя там случилось,- сказала Эвелина обреченно.
- Его хотя убить, - тихо сказала Аннушка.- Его мать обманула тех, кто ремонтировал машину, кинула их. Должна была семьсот долларов заплатить, а отдала только половину. Так эти бандиты схватили Павлика, увезли в другой город и неделю держали взаперти, связали, избивали. Он вырвался случайно и убежал... Подожди, ты же позвонил мне... Сказал, у тебя неприятности...
- Когда я убежал, то сразу попросил телефон на улице.
Куртка Павла не была ни грязной, ни разорванной, на лице - ни единой ссадины. Анна и Павел стояли в коридоре, молодой мужчина, успокаивая, приобнял плачущую женщину - полный сил, целеустремленный человек, только что избежавший опасности, возможно даже смерти, в своем виртуальном мире.
Дрожащей рукой набрала Эвелина ненавистный номер.
- Я бы не позвонила, но то, что говорит ваш сын, очень серьезно. Речь идет об угрозе его жизни. Ваш сын заявляет, что его хотят убить. Насколько ему можно верить? Можно ли ему верить вообще? Должны мы обратиться в милицию или принять другие меры?
По тому, что ответила мать Павла, было видно, что она потрясена выходкой сына:
- До семнадцати лет это был спокойный и ласковый мальчик. Я устроила его в институт, заплатила большую сумму, он каждый день отправлялся учиться, брал деньги на проезд и еду, а потом оказалось, что в институте он не появлялся. Через год все повторилось. А где Павлик? Если он у вас, позовите его.
Молодой человек быстро подошел, уверенно взял трубку, мягко заговорил. Его голос был убедителен:
- Да, мама, они требуют полторы тысячи долларов - а иначе меня убьют. Они устроили засаду около дома, и я не могу туда вернуться. ...Да, очень сильно били. Следы? Нет, следов нет. Били по почкам. Требуют полторы тысячи...
Все поплыло преред глазами Эвелины, не желающей очередного спектакля, но уже участвующей в нем.
- Изверг! - приглушенно закричала она. - Лгун и изверг! Убирайся из моего дома и больше никогда не приходи. Посмотри на Аню - она кормит твоего ребенка, а ты заставляешь ее плакать, переживать за тебя. Ничтожество! Убирайся отсюда! А ты, дочь, успокойся, за полторы тысячи не убивают, не устраивают круглосуточную засаду. Я не знаю, как выглядят люди с отбитыми почками, но уж очень он розовощек и энергичен. А деньги ему нужны, чтобы прожить, не работая, еще несколько месяцев...
- Я должен, обязан вам сказать, Эвелина Нифонтовна...
Грузное тело, надвигавшееся на Эвелину, принадлежало существу, которое в реальном мире не являлось - перед Высшим законом, государством и людьми - ни мужем ее дочери, ни отцом ее внуку.
- Я должен вам сказать, Эвелина Нифонтовна, что нет в мире человека, которого бы я ненавидел сильнее вас.
В дрожащем лице Павла читалась безграничная уязвленность очевиднейшим фактом: Эвелина Нифонтовна не желала принимать юношу таким, каким он видел себя сам.
Виртуальный мир, гарантия свободы и душевного комфорта, не ограждал Павла от неизбежности чувствовать реальную боль - во искупление содеянного наяву. Виртуальный мир не освобождал от раскаяния, переживаемого ради ценностей реального мира. Судя по всему, житель псевдовселенной не был к этому готов.
Молодой человек вышел. Отправился, скрываясь от преследования, ночевать в свой компьютерный клуб. Аннушка еще долго стояла в полутьме коридора, бессильно прислонившись к стене.
2003 г.