Снежный вихрь с воем ворвался во мрак промерзшего подвала, надувая холмики колючей морозной крупы на заиндевелом каменном полу. Человек закрыл за собой стонущую всеми трещинами дверь и стряхнул с себя набившийся в складки одежды снег.
Он был одет в обветшавшую куртку, через рваные раны на которой белела свалявшаяся вата. Утепленные штаны напоминали щедро обмотанные тряпьем ноги мумии, а голову укрывал толстый вязаный шарф, так, что были открыты только глаза.
Он вернулся. Снова ни с чем. Он уже забыл, когда последний раз переступал порог своего убежища с чем-то, что хотя бы отдаленно можно было назвать добычей. Последние, и без того немногочисленные, звери, некогда бродившие в поисках пищи среди развалин, сгинули давным-давно, и даже обитавшие в подвале крысы либо передохли, либо пожрали друг друга. Пища стала только словом, превратившись в нечто запредельное, невозможное. Сил на ее поиски становилось все меньше, а каждая новая вылазка все опаснее из-за возраставшего риска навсегда остаться в ледяной пустыне.
Он старался не уходить далеко от дома, опасаясь потерять дорогу в непрекращающейся пурге и силы на очередное возвращение. Он не боялся замерзнуть в снежном аду, он боялся потерять Ее.
Мужчина подбросил пару крупных щепок в очаг и простер над пламенем замерзшие ладони. Он оглянулся на стоявшую напротив металлическую кровать, где в под ворохом полуистлевших одеял лежала Она. Ее истонченный голодом лик был неподвижен, и только слабое дыхание выдавало теплящуюся в ее хрупком теле жизнь.
Он с тоской вспоминал то время, когда его жизнь освещала ее обезоруживающая улыбка, а ее щебет и смех неутомимо журчали, подобно переливам бурного ручья. Ему было нестерпимо больно видеть, как эта дорогая сердцу жизнь быстро угасала буквально на глазах, и оставаться бессильным что-либо предпринять для сохранения единственного, ради чего он продолжал цепляться за жалкое и безнадежное существование .
Мужчина тяжело поднялся и снова направился к выходу. Он еще раз оглянулся на спавшую жену и поднял прислоненный к стене топор для колки дров.
Она проснулась, почувствовав растекавшийся по комнате аромат пищи. Запах был настолько манящим и желанным, что вселил в нее силы подняться с постели. Завернувшись в одеяло она прошла за тонкую перегородку, отделявшей комнату от крохотной кухни. Там, на столе стоял котелок с дымящимся содержимым, который и был источником сводившего с ума аромата. Муж, стоявший спиной, наполнял пьянящей жидкостью глиняную миску.
- Что это!? – тихо произнесла она, вкладывая в слабый голос весь восторг, на который была способна. – Неужели, тебе удалось! Ты такой у меня…
Мужчина обернулся.
- Да, - улыбнулся он, - это мясная похлебка. Тебе нужно поесть.
Она осторожно присела за стол, не сводя глаз с миски с едой, будто боялась, что происходившее окажется только сном. Муж отошел в сторону, наблюдая за ней.
- А ты? – спросила она. – Покушай со мной.
- После, – нежно ответил он. - Это для тебя, дорогая. Сейчас я хочу согреться у огня и отдохнуть. Я немного устал.
Когда она, ободренная горячей пищей, вернулась в комнату, держа в ладонях миску с похлебкой, то обнаружила мужа у изголовья кровати. Он сидел, прислонившись к стене и устремив взгляд в игривое пламя очага.
- Милый! Я принесла покушать тебе.
Мужчина не отозвался. Она присела, поставив миску на пол, и положила ладонь на его руку.
- Милый? – насторожилась она и почувствовала что-то влажное и холодное.
В свете пламени она увидела на своих пальцах кровь. С забившимся в тревоге сердцем она взяла мужа за рукав. Он оказался пуст. В полумраке и полуобмороке она закатала намокшую от крови ткань, она с ужасом обнаружила, что рука была оторвана или обрублена по локоть, а кровоточащая культя была не туго перетянута толстым шнурком.
- Проснись, милый, - она затрясла мужа, но он так ей и не ответил, только отражение пламени очага, сверкало в его невидящем взгляде.
Она продолжала трясти бездыханное тело мужа, и на ее отчаянный зов откликался лишь стонущий за дверью ветер, носившийся в бесконечной и беспощадной снежной буре.
13.01.2008