Продолжение. Начало: http://www.proza.ru/2008/01/14/563
Дневник (сумасшедшего) (поэта).
Олег давал Эдику читать свою библиотеку, но подарил ему только сказки Андерсена, а Эдика больше всего (на свете) впечатлил дневник сумашедшего поэта. Наверное, все дело было в том, что Эдик хорошо помнил этого человека, и даже ни один раз пытался понять, что же такое двигало им? Он вел себя неадекватно, что-то его мучило и терзало, и Эдик пытался догадаться – кто же он?
Он приходил на свадьбы и похороны, которые собирали обыкновенно по полколхоза и проходили с вселенским размахом. Он читал там свои (нравоучительные?) стихи, но никто его не слушал и не слышал, все над ним посмеивались и подтрунивали. Стихи не были образцом стихов, как таковых, они не были заключены в красивую форму, и от этого и вправду выглядели смешными. Каждая всеколхозная пьянка заканчивалась для поэта примерно одинаково: он напивался вдрыбодан, орал пьяным надрывным голосом свои стихи и засыпал прямо за столом, или под ним; и часто просыпался в луже собственной мочи или блевоты. От этого он испытывал неимоверные, нечеловеческие душевные муки и страдания; но и в следующий раз, и во все другие разы вся история повторялась вновь и вновь.
Прочитав дневник этого человека, Эдик заглянул в его душу и понял, как тот страдал, и понял – от чего страдал. Поэт смотрел и видел далеко вперед. Он видел, как неправильно и неправедно живут люди, он видел, какие могут быть последствия их неправильных проступков и поступков. Он видел также, что и сам он живет неправильно, но не мог с собой ничего поделать, как и не мог ничего поделать со всеми людьми., он знал что-то такое, чего не знают они, он хотел и пытался донести ЭТО до людей, но его никто не понимал, ему никто не внимал. Он был одинок, страшно и чудовищно одинок. От этого он был слаб. Нет, он жил не один, у него была жена и дочка, которые любили его, но которые тоже относились к нему как к душевнобольному. Он и пытался быть правильным и праведным и после очередного позора месяцами вообще не пил и не ел. На следующую пьянку он приходил просветленным трезвенником, воодушевленный, полный решимости и новых стихов. Он читал, ему аплодировали. Но по мере того, как люди пьянели и начинали веселиться, поэтом обуревала тоска. Он видел, как люди превращаются в свиней и в собак, как все человеческое, то что «нам так не чуждо» отступает и вместо людей образовывается *** знает что. Никто из людей не знал толком – зачем им столько водки. Зато он знал точно, зачем она ему. Он боролся с древним змеем. Те, кто считали, что он любит выпить – ошибались: он ненавидел выпить. Он был слабее древнего змия и часто проигрывал ему свою битву.
Он был никем не признан, никто не относился к нему всерьез. Он пытался, и ни раз, опубликовать хоть какое-нибудь из своих произведений, но тщетно. Редактор газеты «Знамя Ильича» сказал ему за бутылкой по-свойски, по-браццки, без обиняков, что никакой художественно-литературной ценности его стихи не представляют, зато они могут навлечь кучу неприятностей, как политические и антисоветские, с библейской ересью, антисоветской пропагандой, как противника социализма, противника прогресса. Встречались, например, строки: "Минус электрификация всей страны", стих про электрических пауков мог бы быть рассмотрен, как реакционная буржуйская спесь против лампочки ильича лично, и электрификации всей страны – в целом.
Эдика ужасно потрясло открытие. Никто, кто жил с ним рядом, не смог разглядеть его душу, хотя душа его была открыта для всех и душа кричала всем на понятном, на одном для всех языке! И родные люди, которые не могли не видеть и не читать эти записи, так ничего и не поняли?!…
Эдик тоже завел себе большую тетрадь, которую нашел чистой там же, в макулатуре, точно такую же амбарную книгу, как у того поэта. Он подписал её также, как подписал поэт, только своим именем, «Дневник Эдика Нургалеева», и начал записывать в нее свои наблюдения, размышления, сны и открытия, – все, что его волновало и трогало.
Один стих, названный: «Армия Аполлона», Эдик выучил даже наизусть
Семеро светлых и трезвых парней – с трубами
Держат её и играют на ней – гУбами.
Играют и пьют из горлА.
Надежда – и та умерла,
Как с неба в реку упала звезда
Сразу звезде настала ..зда
Стала горькая гУбам вода
Горькая – как полынь
Вода – уже не вода
Из Вечная пьянь и синь
(Это не янь, но инь!)
***
Трубы – трубят,
Шланги – горят
Выпита речка Туруш.
Засуха – саранча
Губит картошку с плеча,
Не любит картошку она
Поэтому так.
Ладно, чего там уж
То, что вечером блажь
Наутро же – тишь да сушь.
***
Горе одно прошло,
А за ним гляди – ещё двое
Засунули в мой забор
Свои гнусные козьи морды
Такая манера у них и мода –
По однОму они не ходят.
***
Их руки, как пауки –
Паланги
Всеми фалангами
От смеха держатся за животы,
Прикинувшись шлангами.
Мы, мол, вовсе не мы
Мы не рабы, рабы – немы.
to be continue...