" Падающего - толкни!.."
Ф.Ницше.
"Антихристианин"
******************
Василий Панин смастерил для шестилетнего двоюродного братика Евгения детскую забаву - деревянный пистолетик для сомооброны. До чала Отечественной войны 41 такие батальные «игрухи» стреляли обычно вкусным зеленым горошком, но летом 42 года - игрушечный пистолетик мог стрелять только маленькими камушками, ибо в концлагерях под кодовым названием "Русских Ильинские Концлагеря" свирепствовал страшный голод: заключённые питались объетками от лагерной охраны,состоящей из свекольной бурды лагерного пайка, сморщеннной от морозов гнилой картошки.
О горохе, мясе,ржаном и белом пшеничном хлебе все русские Карелии забыли. Ели подснежную крапиву, свекольнау бурду лагерного пайка. Предполагалось, что после стремительной гитлеровской победы над СССР, Карелия автоматически перейдёт в лоно земель "Великой Финляндии". Планировалось, что все "рюсси", согласно финско-германскому договору, будут этапированы в тундру Сибири, на остаточные территории "Рюссляндии " для естественногои окончательного разрушения всего Слявянского государства. С первых дней Отечественной войны началась стремительная акция «финнизации» старинных славянских земель под лозунгом:
"Финляндия только для финнов" Финские националисты совершенно забыли,что земли Карелии были заселены русским народом ещё до семилетней войны Петра Первого.
Русские люди широко жили в Карелии ещё во времены Великого Новгорода. Но в 20 веке, после распада Императоской России, возникла идея создания Великой Финляндии. Начался откровенный геноцит русского народа. Русских жителей Карелии оптом загоняли за колючую проволоку. Между тюрьмой и волей - во временном расстояние между войной и миром - один прожитой счастливый день превращаетсяся в год ужасов.
Прошлая мирная жизнь большого семейсств Дмитрия Ивановича Панина казалась прекрасной довоенной сказкой, в которой большое семейство Паниных вольготно, тихо, мирно обитало в родной деревушке с тихим названием "Усланка". Деревенька эта, рождённая ещё в эпоху декабристов, улеглась в рядок на холме широкого изгиба русской реки Свирь. Восемь срубов – с резными белыми наличниками - смиренно смотрели чистыми окнами на пароходы и баржи, степенно плывущие из стольного града Питера, через Ладогу в Онегу и обратно. Хотелось верить, что на этом берегу забытая остальным миром деревеньке, навсегда поселится скромная православная благодать. Так оно и было. Но на другом берегу Свири бурлила совершенно иная жизнь. Там бурно шумело село Важины: работал сельсовет, служила церковь. Школа учила деток школа. Работала сельская управа, торговал магазин, шумел базар. По вечерам бабы, рядком сидящие на пригретых солнышком завалинках, пели протяжные северные песни. Дроли орали частушки под гармошку, дробно отстукивали ритм деревянными ложками. Дролички колотили траву каблучками, бросая жгучие взгляды в сторону парней, а парни за девкины симпатии дрались, как бойцовские петухи, но только на кулаках. По весне молодежь дурачилась на сеновалах, а по осени справляли свадьбы. Так всегда было в Важинах, ну в Усланке всегда царила тихая красота, в которой без шума-бума беспрерывно плодились светловолосые ребятишки. В половодье ученики переправлялись в школу на лодках, а зимой - по льду, укрытые тулупами, спешили на конных санях в Важины грызть "гранит науки". Летом ходили в усланский дикий лес по грибы да по ягоды. Сдирая задницы до кровей, усланские огольцы гоняли по полям на лошадях без седла. Кормили с рук ворон. Играли в городки, в лапту, в скалки и, конечно, стоя по колено в прозрачной и быстрой холодной Свири, рыбачили до посинения, до звонкой дроби зубовной. Малышня быстро вырастала и стремительно уезжала в Питер,Затем быстро выходили в люди без возврата в крестьянскую жизнь.
***
В центре Усланки, на вершине приречного холма, стояла двухэтажная, настоящая русская деревянная усадьба со светлицей о четырёх окнах. С лесной стороны существовал накат на второй этаж для сеновала. Изба-усадьба была полна сухими погребами и чуланами, запахами сена, свежего хлеба, жареных грибов и всяких разных варений бабы Анны. Усланский покой дополнял далёкий перезвон глухих колокольчиков коровьего стада, да райское пение птиц. За домом Паниных чернел карельский лес с обилием кукушек, белок и глухарей. Загадочные тропинки, неизвестно кем проложенные, принуждали городских дачников плутать в лесу вокруг да около. Зверьё непуганое наполняло округу таинственными шорохами, уханьем филинов, стуками дятлов и вечерним кукованием. У кромки леса, среди высокой осоки, живописно блестело озерцо со старинной парильной банькой.Извиваясь серпантином, в просвет берёзовой рощи уползала таинственная конная колея.
В этом лесу никто, никогда, ни с кем не воевал. Баюкали, что там проживают Леший и сказочная Сивка-Бурка–Вещая Каурка.
***
В Усланку начало войны опоздало на сутки. В деревне жители веками жили при лучинах. Электричество и телефоны отсутствовали. Газеты привозили с недельным опозданием. Просто так за Свирь обычно никто не плавал. Где-то уже взрывались мосты; горели города; кровь лилась ручьями, а в Усланке ещё дремал добрый довоенный мир, покой, тишь, благодать. Казалось, что война обойдёт стороной Усланку. Но нет, не обошлось. В понедельник - 23 июня 1941 года - Дмитрий Иванович Панин раненько, с солнышком переправился на лодочке на ту сторону, в Важины. Спокойно направился в правление колхоза, чтобы получить новые угоды на сенокос, а председатель колхоза с порога его ошарашал:
- Ты что, Дмитрич! Какой сейчас сенокос!?.. Война!.. Вновь Германец напал на нас!..
Спешно вернушись домой, Димитрий Иванович, минуя избу, заковылял напрямки к железному колесу от старого трактора, подвешенному на подворье. Над деревней полетел неистовый набат, собирая народ на деревенский сход:
- Что случилось?
- Где пожар? Что горит? Что случилось?..
- Хуже, чем пожар. Война! Вновь немец полез на нас! - хмуро сообщил Дмитрий Иванович притихшему народу.
Свет враз потемнел. Призывные мужики деревеньки долго на поля брани не собирались. Они веками привыкали ходить на войну, как на работу. Бабы быстренько организовали «на посошок». После хмельных проводов со слезами на глазах, после речей о том, что, «окромя русского мужика никто не может спасти Святую Русь от «супостата». Утром живо собрали свои ратные котомочки, перправились на лодочках в Важины, и на военкомовских телегах, под гармошку уехали на войну. Уехали, как в прорубь канули. Небыло от них, ни писем, ни похоронок. Домой уж никто из них никогда не возвратился. На хозяйстве остались малые «робята», бабы, да Дмитрий Иванович Панин за главного начальника.
Еще в первую германскую в ногу Дмитрия влетел кайзеровский шрапнельный шарик - подарочек от кайзера, - да так и остался под коленной чашечкой навсегда. С тех пор нога не сгибалась. На финскую, разумеется, его не побрили, а теперь и подавно: зачем брать куда-то, когда война сама пришла,прехала на танках прилетела по воздуху, приплыла по воде, чтобы убить окончательно простого русского мужика. Через неделю вдоль реки с ревом промчались два остроклювых самолёта. Летели нахально над самой водой, никого не пужаясь. На крыльях, на осином корпусе истребителей чётко красовались свастики и тевтонские кресты. Головы пилотов, обтянутые черными шлемофонами, крутились во все стороны,как на шарнирах. Непуганные усланские мальчишки высыпали на гористый бережок. Ещё бы! Они впервые видели настоящие самолёты, летающие так низко. Любопытные глаза сверкали восторгом. Крестоносцы взвились свечкой в небо; перевернулись через крыло, сделав горку, с рёвом помчались вдоль реки. Ведущий пилот помахал мальчикам рукой. Над заливным лугом Свири истребители страшно завыли сиренами и, заложив крутой вираж, коршунами устремились к важинскому тракту.
По прибрежной дороге, поднимая густой шлейф пыли, ошалело неслась зеленая военная полуторка. Под крыльями истребителей заплясали озорные огоньки выстрелов: «Та-та-та-та-та...». Огненная трасса, выскользнув из-под крыльев, вонзилась в военный грузовичок. Полуторка завиляла и, не вписавшись в поворот, перелетела через дренажную канаву. Казалось,что водитель решил перепрыгнуть через Свирь, но мотор потянул машину к земле. Она, чиркнув капотом о склон крутого обрыва, перевернулась в воздухе и камнем свалилась прибрежну воду... Колеса ещё неистово вертелись, разбрасывая брызги, когда из кабины выскочил раненый красноармеец и быстро, суетливо, как черепашка, полез по склону обрва наверх. Бешено загребая руками и ногами сыпучий песок, он однако оставался на одном месте. Кто-то из мальчиков засмеялся. Ведущий истребитель плавно развернулся, аккуратно зашел со стороны леса. Под крыльями вновь заплясали огоньки пулемётов. Пули аккуратно разрезал тело шофёра пополам. Окровавленные обрубки его тела покатились вниз к опрокинутой машине...
Из подполья родного дома выскочил Дмитрий Иванович и свирепо заорал на остолбеневших мальчишек:
- А ну, вашу мать, быстро в погреб, дурачье безмозглое! Бегом! Давай, давай! Спасайтесь! Быстро, быстро! Война не цирк!
Ребят словно ветром сдуло с пригорка.
***
Под отеческое крыло Дмитрия Панина поместились семь несовершеннолетних сыновей: его мать - бабушка Анна; жена Катерина с грудной Люсенькой; жена младшего брата Петра – Харитина из Ленинграда с пятилетним сыном Евгением.
На семейном сходе Панины постановили: "Эвакуироваться с последним пароходом.
Зарание погрузить на две большие лодки скарб,одежду, продукты, детей и терпелево ждать последний пароход".
***
Усевшись на выброшенные на берег топляки, всё семейство стало терпеливо ждать старорежимный колёсный пароход "Иван Тургенев.
На третий день дней рано утром послышалось далёкое шлёпанье колёсных лопастей «Ивана Тургенева». Белоснежный царский красавец с каютами из красного дерева, с шикарным рестораном на верхней палубе, служил на Свири более пятидесяти лет. В СССР он перевозил пассажиров из Ленинграда в Карелию и обратно. По слухам это был его последний рейс.
***
Панины быстро расселись по лодкам, но «Тургенев» не сбавил хода. Паровая машина работала на предельной мощности. На капитанский мостик вышел капитан с мегафоном в руке:
- Не могу вас взять на борт. Перегружен! Мест нет!
Верняя палуба палуба была покрыта человеческими головами. Люди стояли, держась друг за друга. Много было детей. На крыше капитанского мостика – носилки с ранеными красноармейцами. Пассажиры кучно сидели в висячих спасательных шлюпках:
- Не подходите близко к борту! Ваши лодки перевернёт моя волна! – хрипло
прокричал в мегафон капитан.
- Перегружен! Не могу вас подобрать!
На лодках заплакали, заголосили бабы, заревели дети. Дмитрий Иванович приказал лодкам причалить к берегу.
День был нежным, чистым, ласковым, тёплым, солнечным. Харитина, прижимая к животу сына, вытирая тыльной стороной ладони слёзы, с отчаянием смотрела на уплывающую в Ладогу надежду на спасение.
"Тургенев" прогудел на прощание и, громко зашлёпав колёсами, преодолевая быстрое течение на излучине зелёный заливного луга, пытался обойти водовороты.
Неожиданно из-за леса вновь выскочила знакомая пара немецких истребителей. На этот раз они начали сбрасывать на пароход бомбы. На "Тургеневе " не было ни пушек, ни пулемётов. Никто не мешал бомбить прицельно. Одна «блямба» угодила точно в пароходную трубу. «Тургенева» подбросило и раскололо пополам. Повалил чёрный дым. Вода закипела. Корма и нос вознеслись к небу и стремительно сгинули под водой. Всё произошло в несколько секунд. Был пароход, и нет парохода. Вроде бы его никогда и не было. Плыли какие-то узлы, скамейки, чемоданы, спасательные круги, щепки, но голов пассажиров на поверхности не виделось. Водовороты кружили и затягивали пароходный скарб на дно реки. Из глубины поднимались маслянистые пузыри, бурлил донный седой ил, вертелись щепы, ненужные спасательные круги, нагрудники, белела брюшками мёртвая рыба.
Истребители коршунами сделали победный круг над водяной могилой и, покачивая крыльями, улетели в сторону Финляндии. Свирь стремительно уносила следы ненужного преступления. А были ли люди? Может быть их никогда не было?
Нежданная смерть перекрасила яркую красоту природы в монотонный цвет всеобщего горя. Христину знобило. Бабушка Анна крестилась. Вся деревня присмирела.Один Дмитрий Иванович отдавал командирским голосом распоряжения:
- Срочно уходим в тайгу, в контору лесоповала. Там переждём. На сборы даю один час! У нас - одна кобыла. Маленьких детей – на телегу! Продукты - куры в корзинах, тёплую одежду – рядом с ними! Коров связать одной верёвкой за рога, прицепить к возу. Брать с собой только необходимые вещи. Отсидимся на лесоповале. Когда стрельба малость утихнет - тогда и возвратимся домой. Может быть, к тому времени Красная Армия прогонит финнов и немчуру, да наколотит им крепких тумаков. Нельзя нам здесь никак оставаться. Разбомбят нас как "Тургенева". Поклониться нам надо капитану, Павлу Федоровичу Непряхину за то, что на борт свой нас не взял. Жизнь нашу спас. Вся Свирь его любила. Золотой человек был! Все его знали. Он и был единственной ниточкой, которая связывала нашу глухомань с большим миром, с Питером. Вот она и оборвалась… Мир праху капитану! Мир всем невинно убиенным! Помолимся за души загубленные!"
Помолились. Помолчали.
- А далее куды мы двинемся? - встрепенулись бабы.
- А если наши не вернутся? Что тогда? Партизанить с детками на руках будем?
Дмитрий взмолился:
- Не Бог я, бабы! Не знаю. Знамо только, что выживать надобно! Ребятишек любой ценой спасать будем! Сколько в Усланке ребят наших? Аж сорок одна душа! Пять грудничков, десять дошколят, а остальные сорванцы - проказники. За всеми глаз да глаз нужен. А взрослых сколько осталось? Пятнадцать! Не считая меня, да и того - хромого. И за каждым из нас смерть будет гоняться днём и ночью. Покой не скоро вернётся к нам. Детей надо спасать! Они умрут - кто из пепла Россию поднимать будет?
***
Через час деревня обезлюдела. Сельский поезд в одну лошадиную силу спешно потянулся в узкий берёзовый просвет лесной просеки. Уплывал в неизвестность караван, состоящий из телеги, шести коров, связанных за рога единой верёвкой. Уходила в неизвестность цепочка женщин с детьми на руках. Спешили спрятаться от большой беды под кронами родного леса.
Через неделю лесной жизни незжанно пожаловал отряд немецких велосипедистов.
Женя страшно перепугался. Ещё в Ленинграде он насмотрелся военных плакатов, развешанных почти на всех домах по 12-й Красноармейской. Напротив дома номер семь, в котором они жил, в витрине деревянной булочной, куда любил забегать за тульскими пряниками, висел большой цветной плакат, на котором немецкий солдат в каске с рожками, с лицом монстра, - клыками рвал тело русского мальчика. Рукава мундира закатаны. Волосатые руки по локоть в крови. Женя с ужасом узнал в мальчике себя: такие же светлые волосы, серые глаза, такая же рубашечка и короткие штанишки. Забыв про тульский пряник, стремглав бросился в подворотню своего дома. Мама встретила его с упрёком:
- Где тебя носит?! Что с тобой? На тебе лица нет! Что случилось?
- Ничего, мамочка!
- Ничего? Ну, вот и хорошо, сынок! Завтра мы едем в деревню Усланка к твоей бабушке Анне: от войны подальше.
***
Но оказалось, что приехали к войне "поближе". Настоящие живые немцы привелосипедились в Карелию! Женя ожидал увидеть чудовищ, а увидел весёлых молодых симпатичных парней в красивой военной форме. По всему было видно, что «парни» не собираются жрать детей. Они ели белый хлеб и вкусный шоколад. Каски болтались на рулях велосипедов. Улыбались, смеялись. Ну, свои ребята в доску!
Женя робко вышел из-за маминой спины. Солдат с железным крестом на военной рубашке присел на корточки и протянул мальчику, завернутую в золотистую бумажку, конфетку:
- Битте!
- Данке!- ответила за Женю мама.
Немец ещё что-то быстро лопотал по своему, но Женя ничего не понимал. Солдат погладил его по голове, показал пальцем на свои взлохмаченные блондинистые волосы:
- Ми с тобой есть ариец! Сказать по рюсс: вир зинд ариан — арийцы! Ето ошэн карошо! Зер гуд! Вундербар! Их бин – Ганс. Майн имья ист Ганс!
Женя улыбнулся немцу и засунул кисленькую конфетку в рот. Ганс осторожно посадил мальчика на раму военного велосипеда и дважды прокатил по кругу поляны. Все улыбались. Командир разведчиков отвёл Дмитрия Ивановича в сторону и на ломаном русском приказал:
- Возвращайтесь в деревню! Домой, цурюк! Ферштейн?Солдаты надели каски; проверили оружие, и укатили вглубь русского леса, в сторону Старой Ладоги.
****
Обратная дорога была не долгой. Родную деревню нельзя было узнать. Шесть изб из восьми были полностью уничтожены: брёвна срубов ушли на изготовленние паромной переправы через Свирь. Магазин Смирновых наполовину разобран. Стёкла вибиты. Наличники содраны. Родовое гнездо Паниных похож на слепого ветерана. Повсюду разбросаны в помятой траве черепки от бабушкиных горшков, кувшинов, крынок. Белым снегом летает пух от вспоротых перин и подушек...
Баба Анна, положив ладони на щёки, не могла отвести глаз от, полных слёз и скорби, от усадьбы, построенной ещё в прошлом веке прадедом Дмитрия Ивановича, ссыльным офицером-декабристом, женатом на француженке и бежавший в Россию от тирании французских якобинцев. Во времена восстания декабристов в начале 19-го века молодой офицер-декабрист был сослан на пустыннй берег Свири.
Именно в его честь сия деревушка была названа "Усланкой"
Паниным разрешили взять только то, что можно было унести в корзинках и в заплечных котомках. Женщины и дети не плакали. На нежданные беды слёз уже не хватало.
***
Солдаты загнали беженцев на паром и переправили в село Важино. Сельчан там уже не было, а финских солдат было много, как карелов в базарный день. Они рыли окопы, устанавливали зенитки. Строили доты, дзоты, блиндажи. Спали, ели, веселились, пиликая на губных гармошках. Усланцев рассадили по кузовам трёх трофейных русских машин. Финский сержант пересчитал пленных женщин и детей и дал команду трогаться. Харитина едва успела уговорить шофёра посадить Женю в кабину. Сержант сел за руль первого грузовика, и колонна лениво двинулась, по разбитой снарядами, военной дороге.В кюветах лежали груды сгоревших танков, орудий, машин. Попадались сбитые аэропланы. Всюду в неестественных позах лежали убитые красноармейцы. В довоенное время бабы никогда не видели в деревнях столь много живых красноармейцев, а тут сотни мёртвых, молодых, лица которых жутко почернели. Бабы всматривались в лица убитых, пытаясь узнать среди трупов
своих мужей, сыновей, близких. Ветерок ворошил белые листья бумаг. Валялсь в болотах приказы, письма, листовки, штабные карты, фотокарточки, газеты...
В воздухе висел сладковатый трупный запах, смешанный с гарью. Между деревьев бродят сытые одичалые собаки.
***
В конце июня 1941 года ефрейтор вермахта Ганс Парк вместе с полком готовился к отправке на Север Восточного фронта. В апреле ему исполнялось двадцать лет. По случаю предстоящего дня рождения командир части предоставил ему трёхдневный отпуск к родителям, живущих в Дрезден. Ганс щёлкнул каблуками,вскинул вверх руку, радостно воскликнул "Хайл Гитлер!" и тут же укатил в город своей счастливой юности.С вокзала позвонил своей невесте Эльзе. Пригласил на день рождения.
Отец и мать Ганса были профессорами консерватории. Мама – оперная певица, а папа – концертный пианист. На столе - Ганса и Эльзу - ожидал шикарный шоколадный торт с горящими свечами. Ганс озорно задул огоньки всех двадцати свечей. Отец сел за рояль и заиграл Вагнера. Все аплодировали и целовали Ганса. Поцелуй с Эльзой немного затянулся. По её щеке текла слеза. Ганс прижал девушку и шепнул на ушко:
- Жди меня, и я вернусь! Только очень жди!
Потом пили шампанское за Ганса, за родителей, за Эльзу; за любовь; за победу Германии; за мудрость Гитлера.
- Не волнуйтесь за меня! - начал свою прощальную речь Ганс:
- Я вернусь с Востока с победой живым и здоровым! К осени война закончится. Россия - колосс на глиняных ногах. Тронь его, и он развалится. Мы разгромим большевизм! Мы принесём в эту страну свободу! Я обязательно возвращусь, и опять буду играть за этим роялем прозведения моего любимого Шумана.
***
Когда отец с сыном остались наедине, Карл обнял Ганса и тихо сказал:
- Дай-то Бог, чтобы русская пуля пролетела мимо тебя, сын мой! Я бывал в России. Знаю эту страну и её народ. Когда-то играл Бетховена и Чайковского перед русским царём Николасом. Жена царя была - немка. Сам Император говорил по-немецки лучше нашего любимого Гитлера. В Петербурге была прекрасная доброжелательная публика. О, какой красивый, богатый город Санкт—Петербург. Смелый мужественный народ. Ты не знаешь русских людей. Ты будешь их освобождать от еврейского большевизма. Туго тебе придётся там, мой мальчик. Очень туго..
Перед расставанием мама подарила Гансу нательный тёплый свитер, шерстяные носки и зимние перчатки:
- В России бывают сильные морозы. Вдруг это тебе пригодится
Сказала бодро, а заплакала горько:
- Ну, что ты потерял там в Русланде?
Ганс заученно ответил:
- Германии необходимо засширять жизненное пространство,для построения всеземной немецкой цивилизации!..
***
Пехотный полк Вермахта повезли на Восточную войну через Норвегию в Финляндию.
На границе с СССР пересадили на огромные гусеничные бронетранспортёры. Приказано были выйти на рубеж наступления и, уничтожив противника, выйти на правый берег Свири. Смотря по боевой обстановке, схода форсировать водный путь из варяг в греки с хода и коцу этого года закончит полной победы Великой Германии. Первая цель: тотальное окружение колыбели большевизма, город Санкт - Петербург.
***
Дорога петляла в гуще красивого карельского леса. Тяжёлые машины, похожие на бегемотов, замедлили движение, подбираясь к деревянному мосту. Полевой жандарм крутил жезлом, разрешая движение по мосту. Ганс сидел рядом с водителем и хорошо видел идущие впереди туши камуфляжных машин. Первая заползла на настил моста: переднее колесо наехало на широкую незакреплённую доску. Она поднялась
почти вертикально:
- Майн Гот! Что это?!
Ганс удивлённо увидел, что к мостовой доске приколот трёхгранным штыком русский солдат. Водитель засмеялся, подражая диктору берлинского радио, затараторил с баварским акцентом:
- Русский часовой на своём посту приветствует наши доблестные немецкие войска! Ахтунг, ахтунг! Смотрите, пришпилена эксклюзивная бабочка русского гербария! Доблестные германские войска...
- Здесь вероятно были сильные бои? - перебил его Ганс.
- Местами. Здесь нет сплошной линии фронта. Передовая линия войны России проходит даже через сортир. Пойдёшь покакать, деликатно говоря, а автомат с предохранителя не снимай! Русский даже в дерме часами будет сидеть, чтобы подстрелить тебя. Понал? Война в России - это война с варварами. Здесь не работают привила культуры...
- Кто это сделал?- спросил Ганс, стараясь перекричать рёв мотора, и кивнул
головой в сторону русского солдата:
- Шутка фронтовиков. Обыкновенная солдатские шалости. На войне в России ещё не то увидишь. Эти свиньи дерутся без правил, а смерть они презирают.
***
Боевые машины пехоты продолжали двигаться, как на учениях, осторожно пересекали деревянный мост, и под каждой БМП русский часовой поднимался и падал.
Ганс Парк не мог отвести взгляд от мёртвого русского часового. Ему удалось рассмотреть его лицо: один глаз открыт, другой залеплен сгустком крови. Рот приоткрыт. Немой крик боли застыл на его окровавленных губах. Стриженый белесый затылок. Лицо восковое. Похоже, - он его сверстник. Внешне от немца не отличишь. К руке обмоткой привязана русская трёхлинейная винтовка; на голову криво напялена будёновка с матерчатой малиновой звездой.
Водитель буркнул себе под нос:
- Мёртвый солдат - уже не противник.
Ганс продолжал вглядываться в лицо русского, а водитель, смотря только на дорогу бубнил:
- Смотри... Смотри запоминай! Привыкай! Не на прогулку едешь, а на войну с русскими! Россия не Франция - здесь кофейку не выпьешь и девочку на часик не снимешь. Это даже - не Польша! Здесь с саблями на танки геройская кавалерия не скачет. Здесь солдаты с гранатами сами под танки ложатся без приказа. Здесь дерутся и днём, и ночью, и чем попало под руку. Оружия нет, а они деруться кулаками, ногами, зубами, прикладами, касками, ножами, сапёрными лопатками... Налакаются водки и лезут, как саранча, на пулемёты,закрывая амбразуры своими телами!. Дураки!.. Они не люди. Они тупые кабаны. Здесь их тысячи всюду мёртвыми валяются. Геббельс правильно говорит: "Если враг не сдаётся, то его уничтожают!» Как только ты в бою с ними встретишься и, когда Иван убьёт твоего камрада, то сразу же будешь радоваться каждому убитому русскому. Хороший русский - мёртвый русский!
***
Доска с русским часовым, наконец, приподнялась под колесом последней машины: краснозвёздная будёновка мелькнула и пропала.
- Ауфвидерзен, русише швайне! - буркнул водитель.
Бронетранспортёр замедлил ход, объезжая приткнувшие к обочине трофейные грузовики. Над кабиной каждой проходящей машины торчал финский флажок. На капотах белели намалёванные мелом суомские свастики. В кузовах на узлах понуро сидели русские женщины. У некоторых на руках спали, завёрнутые в одеяльца, грудные дети.
- Куда их везут? - спросил Ганс.
- А чёрт его знает!- буркнул водитель.
- Может быть на мыло, а, может быть, вывозят из зоны боевых действий.
В кабине второго грузовика Ганс заметил русского мальчика. Мальчик широко раскрытыми глазами любопытно смотрел на бронетанковую колонну немцев.
- Боже! И дети здесь, среди этого ужаса! Невозможно!
На минутку Ганс представил невозможную ситуацию. Вдруг однажды в его Германию придут русские солдаты! Капризный молох войны ведь может качнуться в любую сторону. Не так ли? О, нет! Этого не может быть никогда! Я верю в Германию! Я верю в мудрость нашего фюрера! Я верю в силу, ум нашего народа. Арийская раса непобедима. Немецкого солдата никто никогда не сможет победить!
После подобных рассуждений Ганс пришёл в себя через час,когда его полк весело катил по прямой дороге на звуки канонады. В сердце заныла тошнотворная тревога. Невольно представил себя пришпиленным к доске трёхгранным русским штыком, и вздрогнул: жить хотелось как никогда сильно: какое это великое благо мирно сидеть дома за старым семейным фртепиано и извлекать из дорогого сердцу инструмента волшебные звуки Шумана:
- Роберт Шуман тоже бывал в России. Он играл немецкую музыку в Санкт-Петербурге. О, этот таинственный Петербург! Этот город находится здесь рядом, через Ладогу, рукой подать! Скоро я буду там! Это я - простой немецкий ефрейтор буду там играть победную музыку Вагнера в знаменитом колонном зале петербургской филармонии. Ради такой прекрасной мечты стоит жить и сражаться на войне! Всё идёт отлично, камрад!
Но радужные мечты Ганса моментально улетучились, когда по радио прозвучал приказ командира полка:
- Ахтунг! Полк входит в зону возможных боевых столкновений с противником. Подготовить оружие к бою! Проверить наличие взрывателей в гранатах! Увеличить дистанцию между машинами! Опорные огневые точки врага обходить! В затяжной бой не вступать! Сапёрному батальону минировать обходные дороги. Разминировать и охранять все мосты! Применять огнемёты против дотов, дзотов, огневых точек! Пленных не брать! В бой вступать первыми! Задача: овладеть городом Подпорожье. Бог с нами! Вперёд!
Взревели моторы боевых машин. В воздухе появились штурмовики. Солдаты спешились. Двигались осторожно вдоль леса, растягиваясь цепочкой, готовые в любой момент открыть ураганный огонь. Шли под прикрытием танков пригибаясь
Слева от дороги ефрейтор увидел бесконечные трупы русских солдат, хаотично разбросанные среди жиденьких елей. Бросилась в глаза убитая девушка. Возле убитой на корточках сидел финский солдат и скорбно глядел на обнаженную девичью грудь. На развилке дороги стоял сгоревший танк. Русский танкист на полкорпуса торчал из люка. Он сгорел заживо, но руки вверх не поднял, автомат свой не отбросил. Красноармеец казался чёрной сюрреалистической скульптурой, символом мужества и стойкости. Ганс испытал страх от увиденного ужаса. Это был страх не за свою жизнь. Он ощутил смертельную тишину: музыка счастья, музыка Шуберта, которая была стержнем его воспитания, постоянно поющая в душе, умолкла. Он почувствовал в себе зарождение дикого зверя.
***
Как многие шестилетние мальчики, Женя Панин любил играть в войну под маминым столом: обожал оловянных солдатиков, игрушечные машинки, танкетки, пистолетики, самолётики. Но только здесь, на военной лесной дороге, он увидел рядом самые настоящие боевые машины. Смотрел с восторгом на грохочущие игрушки взрослых и завидовал «взаправдашним» солдатикам, сидящим в настоящих танкетках. Но, когда впереди идущая машина въехала на мост, и переднее правое колесо приподняло окровавленного русского солдата, От страха пронзительно, дико завизжал. Он впервые увидел мёртвого человека. Страх смерти живёт вне сознания. Детство закончилось. Война старит детей мгновенно. В кузове полуторки тоже закричали, запричитали усланские бабы:
- Ой-и-и! Кажись, это Ваня Клюквин из Важин! - громко заплакала бабушка Анна:
- Это Ванюша!..
Да-а-а! - навзрыд зарыдали другие пленницы:
- А Нюра-то! Нюра - мама его! Нюра с важинского погоста, матушка его, где ж она нонче - то? О, родненькие!
- Знает ли она, что сыночек её вот - здесь, убиенный… Что изверги творят! Антихристы! Бога не ведают! Над мёртвым солдатом надсмехаются
Проехали Сельгу. Миновали Олонец. Через час колонна свернула на просёлочную дорогу в сторону реки Олонки:
- Кажись, прибываем к ильинским рыбацким баракам, - подумал Дмитрий Панин:
- Когда-то и я здесь в молодости корюшку неводом ловил, да на блесну щук тралил. Ох, добрые здесь щуки водились! Кажись приехали!
Концлагерь уже был готов к приёму гражданских пленных: колючка уже натянута. На сторожевых вышках торчат стволы финских и английских пулемётов; нары воздвигнуты; земля под могилы приготовлена.
- Что делать, как жить-выживать? Здесь все люди русские. Свои! В тесноте, да не в обиде, хотя бараки уже переполнены заключёнными. Потеснимся!Расселились по нарам. Огляделись: оконные рамы наглухо заколочены, но решёток нет. Зачем они здесь? Куда убежишь с детьми? Впереди холодная коварная Ладога, а за спиной - болотные топи непроходимые. А в бараках русские печи целые стоят. Не беда, что в помещениях висит кисловатый запах детских горшков! Это - не вражеский, а свой «запашец», родной! Всё утрясётся, да всё устроится. Живы будем - не помрём!
Как ни странно, скудность жизни, большая скученность людей воспринялась невольным русским народом всегда покойно. Бабы сразу же начали мыть полы, сметать паутину, выбрасывать мусор. Разожгли печи; вытащили из котомок чугунки, крынки, тарелки, ложки, чашки; развязали узелки с пропитанием; открыли корзиночки с овощами и грибами; раздобыли где-то ухваты; сходили на Олонку за чистой водой: запахло свежим борщом, жареными грибочками с луком и картошкой.
Любопытная ребятня, первыми вкусившая на голодный желудок бабушкины угощения, разбежалась обследовать лагерь. На лицах взрослых появились живые довоенные улыбки:
- Эх, ухнем ещё раз! Где наша не пропадала! Русский и в могиле весёлые песни петь будет, лишь бы нашлось что выпить, да чем закусить. Не впервой русачам выживать на каторгах! И до войны - при Сталине - «век свободы не видать», да ведь - жили же! Песни пели и пляски топали, и любили, и деток плодили.
Через две недели лагерной жизни, когда все домашние продукты были съедены, выяснилось, что большой семье Паниных зиму 41-го года на лагерных пайках не пережить. Замаячил призрак голодной смерти. Бабушка Анна запасалась травами, готовила хвойные настойки от цинги, а Дмитрий Иванович организовал поиски продуктовых кладов, так как был уверен, что местные припасливые жители - рыбаки, покидая в спешке свои жилища, наверняка зарыли в землю свои схроны. Дмитрий Иванович Собрал всех своих мальчишек, включая Женю Маленького. Раздал всем винтовочные шомпола, благо этого добра повсюду валялось много:
- Ищите клады повсюду: на старых огородах, в сарайчиках, в бывших свинарниках и курятниках. Прошли осенние дожди и земля сделалась мягкой. Тыкайте шомпола в землю под углом. Осторожно щупайте. Если наткнётесь на что-то твёрдое, то тут же зовите меня меня. Сами ничего не копайте. Можете на мину нарваться. Зовите меня тихо, без шума. Никто не должен знать о наших находках. Это есть большая наша семейная тайна. Никому ни слова, ни полслова! Всем всё понятно? Вопросы есть?
Дети серьёзно закивали головами. Вопросов не было. Голод - хороший учитель. Всё сделали так, как велел отец. Первый клад - бочку засолённой кильки - нашёл восьмилетний Шурик. Она была закопана в песочной насыпи. Василий занялся отстрелом из рогатки любопытных белок и наловчился ловить полевых мышей самодельными мышеловками. Женя Большой откопал где-то рыболовные снасти и постоянно ловил в Олонке мелкую рыбёшку: плотичку, ершей, окуней. Их сушили в печи про запас. А Евгений Маленький нашёл в дровяном сарае кавалерийское седло! Седло было почти новое, царское, старорежимное, офицерское. В голодную зиму сорок первого его съели с аппетитом: порезали на узкие ремни, вымочили в воде, провернули через мясорубку,а из фарша, смешав с крапивной мукой, лепили малюсенькие котлеточки. Бабуля Анна жарила эти лагерные «деликатесы» на рыбьем жире, которое она каким-то образом вытапливала из рыбок, пойманных Женей Большим. «Лошадиные» котлеты дети уплетали с большим удовольствием: смачно чавкали, облизывали пальчики, а по ночам мечтали о сытных довоенных бабушкиных ватрушках, ржаном хлебе с молоком, свежих морковках с огорода, картошке в мундире со сметаной и яичницей. Но чем больше они думали о еде, тем сильнее хотелось есть.
У многих заключённых появилась признаки дистрофии. Начался голодный мор. Лагерное кладбище быстро усеялось могильными холмиками. Дмитрий Иванович днями строгал кресты. Однажды Евгеша сильно загрустил, печально изучая через окно колючую проволоку. Рассматривая часового на деревянной вышке, тяжко вздыхал:
- О чём вздыхаем, сынок? – спросила мама.
- А помнишь, мама, как прошлым летом, давно.., ещё до войны, когда мы с папой жили в Усланке на даче в Усланке, баба Анна меня всё время насильно кормила меня свежим хлебом с маслом и сыром?
- Конечно, помню! - улыбнулась мама.Ты ещё от бабушки на сеновале прятался.
- Маленький я был тогда, мама! Не понимал! Бабуля мне вот такой ломоть теплого хлеба отрезала и масло из крынки на хлеб толсто намазывала. А я? - Масло с хлеба сгрызал, а ломти хлеба за сундук, что в горнице стоял... Помнишь?
Целый кусрк белого хлеба за сундук тихонько выбрасывал! Представляешь, мама! Вот бы сейчас тот сундук отодвинуть! Вот бы тот хлеб и сейчас съесть!.. Я бы и тебе дал куснуть, мамочка.
Мама обняла сына и молча заплакала:
- Добрый ты мой!
***
Мама Инна безумно любила своего мужа Петю. Как только родила Женю, то любовь удвоилась. Пётр настоял, чтобы Инна оставила работу воспитательницы в детском саду и занималась исключительно сыном. Муж хорошо зарабатывал на музыкальной фабрике народных инструментов, имел редкую возможность содержать семью при неработающей жене. Пётр Иванович окончил лесную академию и работал начальником отдела древесных заготовок для изготовления гитар, мандолин и балалаек. Играл сам недурно на мандолине и гитар. ,С Инной он познакомился случайно на какой-то вечеринке. Она хорошо пела старинные русские романсы, а молодой инженер отлично ей аккомпанировал русской гитаре личного изготовления. Их часто приглашали на всякие семейные торжества. Старинный романс «Наш костёр в тумане светит» соединил их настолько, что Петр сделал Инне предложение. Свадьба была скромной. Желанная беременность не заставила их долго ждать. Стоило крохе застучал ножками в животе у мамы, как счастливый Пётр брал гитару, усаживался рядышком с женой, и они пели дуэтом:
«Мой костёр в тумане светит
Искры гаснут на лету.
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту...»
Пётр и Харитина так хотели мальчика, что Бог их услышал: через девять месяцев после свадьбы родился Евгений. Профессия дошкольной воспитательницы помогала Инне растить сына по всм правилам воспитания и строго по науке. Мальчик рано начал говорить, петь, рисовать, фантазировать. Много гуляли на свежем воздухе, играли на детских площадках, катались на лыжах и санках. К воспитанию сына Инна относилась как к самой любимой работе. А по вечерам и выходным дням Женя принадлежал отцу. Они были друзьями. Пётр общался с ним как со взрослым человеком. Инна его упрекала иногда:
- Пётр, ты его постоянно балуешь! Надо быть строгим! Ты же - отец!
- Любовью избаловать ребёнка нельзя, - отвечал Пётр, обнимая жену:
- Через годик-другой подарим ему сестричку, а потом, дай Бог! - братика.
- Я не против! – шептала Инна, прильнув к мужу.
***
За год до войны, они пригласили друзей и родственников на встречу нового года. Инна с бабушкой Анной хлопотали на кухне, отец занимался праздничным столом, расставляя столовые приборы, рюмки, фужеры, вина-водки, холодные закуски, определяя места для гостей.
На почётном месте во главе стола - поставили кресло для бабушки Анны. Женя не хотел быть маленьким. Мама и бабушка суетливо носились из кухни в комнату, перетаскивая с плиты на стол горячие блюда и всяческие яства. Про Женю забыли. А он уселся на почётное место во главе стола, вцепившись руками в скатерть. Мама попыталась его пересадить на другое место:
- Здесь будет сидеть твоя бабушка!
Сын упрямо не оттвечал. Мама решила применить силу:
- Хватить валять дурака! Вставай со стула! Знай своё место!
Женя не просто заплакал. Он нарочито громко зарыдал. На шум прибежал отец:
- Что случилось?
- Да, вот! Евгений занял почётное место для гостей и не хочет его освобождать!
- Оставь его в покое! - рассердился отец.
- Мой сын сам по себе самый почётный гость в моём доме!
- Совершенно верно! - вступила бабушка Анна в конфликт.
- Где бы я ни сидела, всё равно моложе не буду.
Гости засмеялись. Евгения снисходительно оставили в покое и занялись сочинением новогодних тостов. Его завалили подарками, а он, само собой, не смог долго оставаться на почётном месте. Через несколько минут уже забыл про свои капризы и успел посидеть на коленях почти у всех присутствующих. А бабушку Анну всё же усадили в почётное кресло.
***
Весной пятилетнего Евгения родители повезли в деревню к бабе Анне. Деревенские ребята сразу же потащили горожанина на скотный двор: показывать местные достопримечательности. Самая последняя деревенская новость: в бушкин дом прилетел на постоянное место жительства воронёнок. Его подобрали дети в поле. У молодой птицы было повреждено крыло. Видно, неудачно упал из гнезда. Ребятня его вылечили и выпустили на волю, но благодарный воронёнок не забыл своих кормильцев. Стоило только протянуть ладошки, сложенные лодочкой, с кормом для воронка, как тотчас же сваливался с неба «нахалёнок». Бесстрашно садился на кончики пальцев и склёвывал из человечески ладоний зёрна. Насытившись, улетал. Ребята решили познакомить городского Женю с ручной птицей.
Евгений закрыв глаза, протянул ладошки с кормом. Как только пальцы почувствовали коготки птицы, глаза невольно открылись: ворон сидел на жениных пальчиках, вертел головой и невозмутимо клевал корм. Евгений даже боялся дышать и шевелиться. Закончив трапезу, воронёнок повернулся хвостом, приподнял перья хвоста и, плюх, плюх! - наложил в ладошки кучку помёта. Деревенские мальчишки попадали от хохота,а городской Женя залился горькими слезами.
С вытянутыми руками,глотая слёзы, осторожно пошёл искать маму. На плач сына Харитина выскочила из кухни на задний двор:
- Что случилось?
Женя протянул маме ладони, наполненные птичьим помётом.
- Зачем ты мне это принёс?
- А кому мне это приносить? Зачем он мне сюда накакал?
- Кто?
- Воронёнок!
- Это к счастью, сынок! Воронёнок - птица маленькая, глупенькая, а ты уже большой умный мальчик! Ты ведь в ладошки не какаешь? Дай мне твои глупые ручки! Я их вытру... Вот так! Воронёнок ещё не умеет говорить по-человечьи, поэтому он разговариввет с тобой на своём, птичьем языке. Успокойся, Женя! Это воронёнок просто сказал тебе спасибо! Запомни народную примету: птичьи какашки - на голове или в ладонях человека - это к подаркам, к счастью!
***
В концлагере № 8 для мамы Инны и для Евгения история с воронёнком казалась далёкой придуманной сказкой. К февралю 42-го года, когда все тайные запасы продуктов были съедены, Дмитрий Иванович осознал, что его семью ожидает голодная смерть. Каждый день от голода в лагере умирало несколько человек. Заключённые таяли на глазах. Финнов такая ситуация не беспокоила. Панин срочно созвал семейный совет:
- Если мы не сумеем раздобыть еду,то все мы обязательно погибнем. Дети умрут раньше нас. Они худеют быстрее взрослых.
- Что ты надумал, сын? - спросила бабушка Анна.
- В буферной зоне лагеря, где живёт лагерная охрана, возле солдатской столовой есть яма для пищевых отходов.
- Но как нам туда добраться? - включилась в разговор Инна, - часовые на вышках тут же детей расстреляют.
- Как сказать! Детей они не заметят. Они маленькие...
Бабушка Анна аж подпрыгнула:
- Неужели ты хочешь моих внуков послать на верную смерть?
- Успокойся, мать! У нас нет иного выбора. Верной смерти не будет. Под колючую проволоку незаметно смогут ночью пролезть только маленькие Саша, Толя и Женя маленький. Они щуплые, проворные, смышленые. Для финских часовых покажутся просто снежными комочками. Им и в голову не придёт, что это дети. У нас нет иного выбора выбора.
Все молчаливо согласились. Женщины сшили из простыней белые маскировочные
халатики. Обливаясь слезами, мама Инна наряжала шестилетнего сыночка в смертельный ночной поход. Дмитрий Иванович ещё раз наставлял лазутчиков:
- Вспыхнет прожектор? Замрите! Мигом ложитесь лицом в снег! Лежите тихо! Не шевелитесь! Друг от друга не отставайте. Яма для столовых отбросов у самой ограды! Дождитесь, когда повар финской комендатуры выбросит остатки ужина Вам на головы. Они не успеют замерзнуть. Быстро набивайте сумки остатками еды и - быстренько назад в лагерь! Нюни не распускат! Там под колючей проволокой плакать громко запрещаю! Пуля часового сама летит на плач! Понятно?..
***
До колючки дети доползли без приключений. По одному пробрались под проволокой к помойной яме. Ждать пришлось недолго. Дверь столовой открылась, и дежурный финский солдат вынес два ведра пищевых отходов и быстро выбросил на головы детей. В свете прожектора из ямы повалил густой вкусный пар. Солдат быстро убрался с мороза назад в тепло. Прожектор погас. Дети поспешно стали набивать сумки вкусными объеки солдатской столовой.Закинули ремни через плечи и поползли назад в лагерь.Женя пробирался первым. Потом Шурик. Замыкал Толя. Жуткий страх темноты подгонял Евгения маленького. Уже на территории лагеря он не утерпел: вскочил и побежал, но в ту же секунду скатился в обледенелую воронку. Попытался выбраться, но не смог: тельце скатывалось на дно оледенелой ямы от снаряда. От страха и обиды тихо заплакал, затыкая рот варежкой. Услышал шёпот Толика:
- Жека, лови ремень! Держись! Мы тебя сейчас вытащим!
Вспыхнул прожектор, и все трое скатились на дно старой воронки от снаряда.
Толик достал финку и стал вырезать ступеньки на стенках ледяной западни. Шурик, зеплясь за ледяные зацепы, поднялся на поверхность. Толик выкинул из мешки с пищей, затем они вдвоём вытащили из западни Женю маленького.
***
Маленькие добытчики еды запаздывали. Взрослые влагере со страхом ждали выстрелов. Но всё было тихо.Явились маленькие спасители от голода разгоряченными и радостными. Страх улетучился. Подробности рассказывали взахлёб, перебивая друг друга. Радости не было предела. Женя маленький чувствовал себя настоящим героем. А у семьи появились солдатские объедки: куски хлеба, картошки, сломанные галеты, остатки овощей и даже свиные кости с остатками мяса.
Малыши-лазутчики ещё не раз ползали под колючую проволоку к яме с отбросами. Каждый раз вылазки заканчивались спокойно, без выстрелов. С приходом белых ночей, походы за продуктами стали опасными. Но свершилось главное: семья Паниных не потеряла ни одного человека от голода. Голодомор и болезни обошли их стороной.
***
Весной, вечерком мама Инна вышла из барака подышать свежим воздухом. Светлые ночи Севера раздвинули время дня за пределы комендантского часа. По приказу начальника лагеря капитана Лааксо все часы у заключённых были конфискованы, Инне казалось, что до запретного часа осталось довольно много времени. Прогуливаясь вдоль берега Олонки, она с грустью вспоминала сказку - счастливое довоенное время. Возвращаясь в барак, не заметила, как ей в спину с ухмылкой смотрит сержант лагерной охраны Лоури Виртанен, прозванный за свою ненависть ко всем «роюссям» Койрой. («Койра» - в переводе на русский –«собака»)
Ещё в зимнюю кампанию он был контужен русским снарядом. По состоянию здоровья его из 13-го пехотного полка перевели в тыловое охранное подразделение. В тридцать девятом году его невеста погибла в Хельсинки под обломками дома, разрушенного бомбой советского бомбовоза. Вступил в шюцкор и добровольцем ушёл на войну. Был убеждён, что во всех его личных бедах виноваты только русские. На свою кличку «Койра» он не обижался. Даже гордился, объясняя всем, что он «настоящий сторожевой пёс Финляндии и готов умереть за Родину в любой момент». В концлагере Койра щеголял в персональной униформе шюцкоровца. С гордостью носил на рукаве мундира эмблему, а на его офицерской портупее красовался особый отличительный значок Финской Карелии. Сержант был пропитан такой ненавистью ко всем русским, что в любой момент он мог с улыбкой пристрелить хладнокровно первого встречного «рюсся» вне возраста и пола.
Любимой забавой контуженого сержанта была охота на русских женщин - нарушительниц комендантского часа. Ему доставляло сексуальное удовольствие неожиданно подкрадываться к молодым «кралям» и щекотать острием штыка женскую грудь. На Харитину из Ленинграда он уже давно смотрел с вожделением.
Взглянув на часы, установил, что "мадам рюсся" уже десять минут как грубо нарушает комендантский час! Лицо его засияло удовольствием:
- Отлично! - размышлял сержант.
- Мадам нахально попирает лагерные законы!
Койра прикоснулся штыком к спине Инны: - Стой! Рукки вверх! Ти наруссила прикказ! Сейчас я будду тебя немносько накказывать, мадам рюсся.
Инна подняла руки вверх и медленно повернулась лицом к Койре. Сержант, криво ухмыляясь, штыком попытался расстегнуть верхнюю пуговицу её кофточки. Неожиданно Инна ухватилась двумя руками за острое лезвие штыка и отвела карабин в сторону. Койра опешил от такого нахальства молодой русской бабы. Привычным движением бывалого солдата он выдернул нож-штык из ладоней Инны: на землю закапала кровь. Койра отступил на шаг назад и,как учили,развернув карабин прикладом вперёд, ударил Инну по голове. Удар был не сильным, но Инна потеряла сознание и упала. Койра тупо смотрел на приклад. Отойдя к стене барака, долго мочился на стенку.
Дмитрий Иванович, с искаженным от ненависти лицом, бессильно взирал на происходящие издевательство. Койра постучал в стекло: помахал ему несколько раз рукой, приглашая выйти на улицу. Дмитрий и Катерина стремглав выскочили из барака. Осторожно подняли Харитину и внесли в помещение.
Женя метался вокруг бесчувственной мамы, заглядывая в глаза Дмитрию Ивановичу:
- Мама не умерла? нет? она поправится? Мама, мамуля! Не умирай, прошу тебя! Ты хорошая! Не умирай! Мама Инна! Что с тобой! Как я буду жить без тебя, моя мама-мамочка...
Инне было всего лишь тридцать лет. Молодая, сильная, красивая, плясунья, певунья, хохотунья, озорница...
Её сыну казалась, что она умерла. Он не отходил от мамы ни на шаг. Постоянно гладил её по голове. Когда она очнулась, он старался смешить маму, сочиняя сказки для мамы, но в душе росла мечта убить обидчика мамы,ненавистного "Койру"
Женя маленький уговорил двоюродного брата Василия Василия сделать для мести деревянный пистолетик. Василию было уже шестнадцать лет. Парень - золотые руки. Вырезал из дерева голубей, ложки, рюмки, стаканчики, тарелочки; мастерил чудные шкатулки с секретными запорами; делал дудочки, свистульки и даже изготовил для совсем маленькой сестры Людмилы стульчик с ночным глиняным горшком.
Смастерить деревянный пистолетик ему было пустячным удовольствием.Через три дня пистоль для Евгения был готов. Всё было как положено: игрушка стреляла мелкими камушками силой натянутой резины. Евгений был доволен. Каменная пулька летела на три-четыре метра.
План мести Женя решил осуществить в очередное летнее воскресение. В это день группе детей из 8 лагеря разрешили посетить лагерь 9, в котором содержались гражданские заключённые. Там содержались родственники и знакомые из Важин.
Комендант лагеря поручил охранять несовершеннолетних визитёров сержанту Лоури Виртанену. Это был тот самый Койра Собака), который уарил маму Инну по голове.
Койра тщательно пересчитал пленных детей, закинул карабин за плёчо и дал команду к движению. Впереди детской колонны шла бабушка Анна. Рядом с Койрой шагал Женя. Ладонь его крепко сжимала рукоятку деревянного пистолетика, спрятанного в кармане детских штанишек.
Отошли от ворот лагеря метров на двести, когда Койра приказал детям остановиться: ему захотелось выпить глоток водки из походной фляжки. Для Евгения наступил момент мщения. Койра отвинтил пробку фляги и, запрокинув голову назад, залил порцию хмеля в горло. Евгений достал из кармана деревянный пистолет и прицелился в сердце финского сержанта. Койра опустил голову и стал завинчивать горлышко фляжки. И тут он заметил, что маленьки рюсся, закрыв левый глаз, целится ему прямо в сердце деревянным пистолетом. Пьяневший сержант ничего вначале толком не понял не понял. Женя спустил большим пальчиком резиновый боёк и громко крикнул:
- Пух!..
Каменная пулька вылетела из ствола и угодила в мундир сержанта. Койра побледнел. Он осознал,что этот русский пацан не играет в войну. Он решил убить его по-настоящему! Маленький рюсся, рано или поздно, всё равно убьёт его! На одной земле им не жить вместе! Малыш был, есть и будет всегда его кровным врагом. Малыш - русский солдат!
Водка, смешенная с кровью, атаковала мозг Койры. Дрожа от ненависти, он подошёл к Евгению. Вырвал из его рук деревянное оружие. Бросил на землю. Остервенело, растоптал пистолет кованым солдатским сапогом и судорожно сдернув с плеча карабин, передёрну затвор, послал патрон в казённую часть.
Женя понял: его будут сейчас убивать! Он бросился бежать в сторону лагеря: там мама Инна, там его спасение Сержант прицелился в спину убегающего малыша. Хрупкая бабушка Анна фурией бросилась к Койре. Повисла на карабине, стараясь отвести ствол карабина в сторону от внука:
- Не стреляй, сволочь! Убей меня! Побойся Бога! - кричала Анна высоким пронзительным голосом, мешая русские, шведские, финские слова:
- Не бери грех на свою душу, детоубийца! Не убивай невинное дитя!
Койра пытался лягнуть её ногой, но Анна продолжала цепляться за его сапоги, хватала за портупею, всячески мешая ему прицелиться:
- Остановись, изверг! Ты уже убил моего сына Петра. Теперь хочешь убить моего внука. За что? За игрушечный пистолетик? Не дам! Убей меня! Я своё уже отжила! Пощади мальчика! Побойся Бога!
Женя споткнулся, упал. Койра опустил карабин. Хмель прошёл моментально. Не так то просто, даже на войне,убить ребёнка. Перепуганные дети сгрудились в молчаливую кучку. Койра опять приложился к фляге. Анна бросилась к внуку,стараясь прикрыить внука от пули. Перевернула Женюшу лицом вверх...
Он был без сознания. Глаза закатились. Из глазницы страшно смотрело два бельма. Штаны были мокрыми спереди и сзади. Причитая молитвы, Анна подняла его на руки и бегом, как могла, ковыляя, пытаясь бежать, понесла внука в сторону лагеря.
Сержант махнул детям рукой, и колонна «пленных» маленьких «рюссей» начала возвращаться домой в бараки. Койра часто спотыкался, а за ним гуськом, как утята за уткой, плелись пленные дети. Шли молча без слёз, без плача.
***
Через год, когда Финляндия запросила мира с Россией и сняла охрану с Ильинских концлагерей, Василий Панин подкараулил Койру при поспешном отступлении лагерной охраны. Русское «ура» уже гремело за лесом. Василий пристрелил Койру из самого настоящего нагана, который тайно собирал по деталькам два года. Финский сержант на минутку забежал по большой нужде в лесную рощицу. Снял штаны, присел на корточки под сосной, и тут же получил пулю в затылок:
- Это тебе, собака, за тётю Инну! За Женю маленького! За издевательства над «рюссями»! О тебе никто, никогда не вспомнит, бравый сержант Вартанен!
***
Труп военного садиста поглотила русская река Олонка, а Василия убило прямым попаданием снаряда из «Фаустпатрона» на другой день после капитуляции Германии 10 мая 1945 года на окраине Праги. Хоронить было некого. Ему не исполнилось ещё и 18 лет.