Было лето, в Киеве стояла жара, и грезился отпуск. Я арендовала небольшой продуктовый магазин и, помимо этого, имела три торговые точки на книжном рынке. Дочка заканчивала первый курс университета, сын переходил в одиннадцатый класс, а самый младший Федя посещал садик. Поскольку на какую бы то ни было материальную помощь от кого бы то ни было мне рассчитывать не приходилось, надо было работать и зарабатывать деньги. Еще и мама стала часто болеть, и ей постоянно нужны были лекарства для сердца.
Теоретически магазин должен был приносить прибыль большую, чем книжный рынок, но на деле, поскольку стоимость аренды, как стало со временем видно, превышала разумную, магазин был чисто познавательной стороной моей предпринимательской деятельности. Мысль об этом постоянно заставляла меня искать возможность работать в других условиях. Неплохо бы, к примеру, было бы выкупить тот магазин. Он был сорока метров площадью, но не в собственности, а, так называемой, малой архитектурной формой, которую в любой момент райадминистрация могла потребовать снести, хотя он и просуществовал на тот момент уже лет восемь. Но каждый год надо было продлевать договор на аренду земли. А просил хозяин за передачу права пользования павильоном четырнадцать тысяч долларов. Получается, не очень-то и заманчиво было его выкупать.
Как-то я опоздала в налоговую и, стоя у входа в здание в ожидании окончания обеда, стала изучать всевозможные сообщения, расклеенные на стеклянной двери. Среди прочих мне попалось написанное мелким-премелким шрифтом объявление о предстоящем аукционе, на который была выдвинута недвижимость – конфискат у Института Сверхтвердых Материалов за задолженность по зарплате работникам института.
Я прошлась глазами по списку предлагаемых объектов и по ценам на них. Цены на них были небольшими, но неподъемными для меня. Разве что магазин стоимостью, как указывалось, четыре тысячи долларов. Я удивилась, что это за магазин по такой цене и попросила водителя, с которым ездила на закупку товара, отвезти меня по адресу осмотреть здание.
К нашему удивлению, это оказалось очень богатое изнутри помещение, отделанное красным мрамором, с потолками метров семь, площадью около шестидесяти метров, в котором был действующий магазин продуктовых товаров. Оно было частью большого здания, выходящего на улицу, отделанного белым мрамором, и имело выход как на территорию института, так и на трамвайную остановку. Народу там было негусто, в основном, институтские, а те немногие, кто выходил из трамвая, шли прямиком к подземному переходу к шоссе, отделяющему магазин от спального района.
Хоть место и показалось мне не бойким, помещение очень понравилось, в особенности в сравнении с ценой и тем магазином из вагонки и металла, который я арендовала. Я решила попробовать его купить.
Директор института уверил меня, что никто ничего не собирается продавать. То же сказал мне директор магазина. Я еще раз вернулась к налоговой и перечитала объявление, там было написано, что аукцион состоится через две недели. Я подъехала в районный суд к представителю судьи и спросила, будет ли аукцион. Он вяло ответил, что да. Я спросила, много ли желающих участвовать. Он сказал, что пока записалось двое человек. Я попросила записать меня тоже, он откомандировал меня к своей сотруднице писать заявление. На всякий случай я осведомилась, заинтересованы ли они в большом количестве покупателей, на что он, слегка оживившись, сказал, что да, конечно. Я немного обрадовалась, значит, его апатичный вид не является реакцией на конкретно мой приход, но и огорчилась: за две недели еще бог весть сколько народу набежит.
Я начала прикидывать, откуда можно было бы выручить деньги. Весь мой капитал составляли места на книжном рынке и книги, которыми я торговала. Я предложила бывшему мужу, также торговавшему словарями, купить у меня места и книги по себестоимости, он с охотой согласился: у меня были выгодно расположенные торговые точки. Я прикинула, что мне может понадобиться тысяч пять-шесть долларов.
За неделю до назначенного дня я подошла к судебному исполнителю и спросила, когда нужно вносить задаток (по правилам, перед аукционом за пять дней вносится десятая часть стоимости объекта продажи, и, в случае проигрыша, она возвращается). Тот же судебный исполнитель неохотно ответил, что перезвонит мне, но я предложила, что лучше бы мне самой, если не дождусь от него звонка, перезвонить ему по этому поводу. Он начал писать свой телефон на квадратном листике бумаги, затем почему-то перевернул листик и написал все заново. Я поблагодарила и вышла в коридор.
На стенде висело объявление о предстоящем аукционе с указанием адреса и времени, и необходимых расчетных счетов, куда надо перечислять деньги. Я подумала, что хорошо бы исправить в этом объявлении время начала аукциона, чтоб поменьше конкурентов пришло, с учетом того, что судебный пристав такой неразговорчивый, и стенд может служить людям единственным или последним источником информации. Я аккуратно достала листок из окошечка, почитала его, как будто плохо вижу, а затем тихонько, чтоб никто не заметил, положила в сумочку и прибежала в машину попросить у Андрея (своего водителя) ручку с черным цветом. Он выслушал, что я собираюсь подправить, и сказал, что это несолидно и ничего не даст. Я была с ним не согласна, но, поскольку ручки у него не было, возвращать листок не стала, а решила поправить дома.
Через два дня, не дождавшись звонка от пристава, я взяла бумажку, на которой он писал, и набрала обозначенные им первые три цифры его телефона, потом запись обрывалась, перевернула ее и набрала, из новой, остальные цифры, следовавшие после первых трёх. Он ответил, что завтра нужно проплатить десятую часть стоимости магазина.
На следующий день я, будучи занята другими делами, и не дозвонившись до пристава, дала деньги шестнадцатилетнему сыну и попросила его подъехать в суд и заплатить нужную сумму. Веня (сын) вернулся домой в начале четвертого и сказал, что у него деньги не взяли. Я срочно поехала сама. Там мне судебный пристав объяснил, что сегодня цена на мое помещение была пересмотрена и поднялась до семи тысяч долларов. Нужной суммы (десяти процентов от семи тысяч) у меня с собой не было. Да и семь тысяч было для меня неожиданностью. Я в растерянности мяла выданную мне квитанцию. Пристав предложил написать заявление о том, что я отказываюсь от участия в аукционе. Я так и сделала и выбросила квитанцию.
Вышла на улицу, иду вдоль проезжей части, останавливается машина. В ней – Виталий, предприниматель, у которого я арендовала магазин, предлагает подвезти. Я согласилась и, сидя в его машине, для поддержания разговора, стала рассказывать о своей попытке купить магазин. Он послушал и тут же мне поведал, что это известный прием: аукцион делается под заказчика. Обычно продается все для него за бесценок, придет он и второй покупатель, подставное лицо, для того, чтоб торги состоялись (если будет один участник, по правилам, аукцион считается недействительным), и чисто формально торгуются, практически не увеличивая цены.
Я переспросила, так что, не будет много народу на аукционе? Он ответил, что скорее всего нет. Я вспомнила, с какой неохотой со мной разговаривал пристав, достала бумажку с его телефоном и увидела, что начал писать он его правильно, а потом перевернув листик, переставил вторую и третью цифры местами так, что если б я следовала последней записи, то попала бы не к нему. Чисто случайно я набрала правильно его номер, следуя за его рукой.
- Так, значит, они предполагают купить магазин за копейки?
- Думаю, да, хотя кто знает.
Я попросила меня быстренько высадить, остановила машину в противоположную сторону и вернулась в здание суда. Было без четверти шесть.
Судебный пристав, увидев меня, сказал, что рабочий день закончился, на что я возразила, что мои еще пятнадцать минут и сказала, что буду участвовать в аукционе и добавила, что он говорил, что заинтересован в большом числе покупателей. Его сотрудники меня поддержали, он кисло дал мне лист , где я написала заявление о своем участии, на что он, усмехнувшись, сказал, что вряд ли я успею проплатить в сберкассу до конца дня. Я вышла, а потом вспомнив, что не знаю, куда платить, вернулась, но двери в здание суда были уже закрыты.
Я взяла такси и поехала за младшим ребенком в садик, затем забежала домой за деньгами и отыскала в сумочке листик, который сняла с доски, там были все реквизиты для всех проплат, и побежала в сберкассу. Однако было закрыто. И так в трех сберкассах: с недавнего времени они начали работать до шести, а не до семи, как я думала.
Когда дети уже спали, я лежала и сквозь дремоту думала, мысленно обращаясь к детям, что мы сделали все, что могли, чтоб этот магазин был наш, больше от меня ничего не зависит. Тут я вспомнила, что, проплачивая по безналичному расчету, я не раз слыхала от кассира, что деньги, поступившие после двенадцати дня, отправляются следующим утром. Значит, если бы я, вернувшись от пристава, успела по безналу заплатить вечером, все равно эта сумма была бы переправлена только утром с указанием вчерашней даты на платежке.
Эта мысль воодушевила меня следующим утром примчаться к открытию кассы и уговорить взять у меня деньги, отметив проплату по безналичному расчету вчерашним числом. Девочки-кассиры без труда согласились, я с радостью принесла им торт и шампанское за успех предприятия.
У судебного исполнителя, принимающего из моих рук платежку, начал дергаться глаз и уголок рта. Я уточнила время и место аукциона и села в машину и рассказала Андрею, как мне вчера повстречался Виталий и что я написала вчера два заявления: об отказе от участия и об участии. Андрей говорит, а ты их пронумеровала? Я ответила, что нет. Тогда он мне посоветовал написать третье заявление о том, что из двух вчерашних действительным считать последнее, об участии. То есть, я буду участвовать в аукционе, - такими словами заканчивалось третье заявление.
Я уже боялась подходить к приставу и направилась сразу в канцелярию с просьбой принять заявление. Там меня спросили, а в курсе ли пристав. Я ответила, что да, только, якобы, просил передать ему входящий номер заявления. Записав номер, я спустилась к Андрею и попросила, чтоб мы скорее ехали.
К тому времени я уже знала, что под магазином подразумевалось все здание площадью четыреста шестьдесят метров, а не та часть, которую мы видели. Разумеется, я хотела его купить. Я всех спрашивала, как проводятся аукционы, поскольку, кроме как в «Двенадцати стульях» нигде о них не читала. А также, прикинув, что мой конкурент ограничится суммой в десять тысяч долларов, искала возможность занять недостающие деньги, чтоб у меня было тысяч двенадцать.
Андрей мне рассказывал, что для того, чтоб аукцион считался действительным, как он узнал, предмет покупки должен быть осмотрен перед торгами. А я вспоминала, как ведут себя спортсмены-бегуны на состязаниях: вначале потихоньку друг друга поочередно обгоняют, а в конце кто-то делает рывок.
В день торгов мы прибыли в положенное время на место. Рядом с нашим зданием на улице стояли два «Мерседеса» и еще несколько крутых иномарок. Андрей поставил свой старенький «Москвич». Вид, что у машины, что у водителя, был не очень респектабельный. Я и прежде часто, разговаривая с Андреем, стоя у машины, забывалась и ковыряла поржавевшую поверхность капота, а затем, обнаружив в результате дырочку, быстренько приклеивала отвалившийся кусочек на место слюной. А теперь, по сравнению с остальными, его машина выглядела и подавно жалко. Но это нас не особо смущало. Иное дело, что непонятно было, где ж этот аукцион проходит, ясно только, что не в магазине, где шла торговля. Мы подождали минут пятнадцать, затем я осведомилась у продавщицы, есть ли на территории института еще входы в это здание помимо того, что вел из этого помещения и был на тот момент закрыт. Она ответила, что да. Тогда я прошла через проходную на территорию института и отыскала судебного пристава и иже с ним. Вся команда выглядела торжественно и празднично, директор института, замдиректора, судебный пристав, два покупателя – толстых, коротко подстриженных, в белых рубашках и черных костюмах, в распахнутых на животе пиджаках, с черными мобильными телефонами у пояса, - все, не спеша, следовали по аллее в направлении магазина и вели спокойную беседу, вроде прогуливались, отдыхая. Я подошла и спросила, не было ли торгов без меня (уже прошло минут сорок от предполагаемого начала), на что они ответили, что задержались на других объектах, но теперь перейдут к магазину.
Войдя в помещение, они распорядились закрыть все двери, я вышла на улицу и позвала Андрея и представила его как своего помощника. Сама я принарядилась и подкрасилась, а от его внешнего вида старалась абстрагироваться. А выглядел он очень импозантно: высокий, лысоватый, с длинными висячими усами, большими серыми страдающими глазами и породистым хрящеватым носом, в открытой майке, шортах и шлепанцах на босу ногу. Плечи и грудь у него были неравномерно загоревшие, все в наколках и татуировках. Он муж продавщицы, работавшей у меня на книжном рынке, моей хорошей приятельницы, когда-то она была и диктором, и учительницей, а он диспетчером на аэродроме, проворовался и сел в тюрьму на пять лет, а потом вернулся и искал работу и «грачевал», по ночам, чтоб никто не видел его машину. Женя (продавщица) меня попросила взять его в водители-товароведы. Я согласилась, ведь не каждую машину можно загрузить пыльными и порой грязными ящиками с товаром. К тому же нас связывали собаки: у них в доме рос щенок кокер-спаниеля от моей чемпионки Сони, жившей у меня.
Судебный пристав, оглядев Андрея, спросил: «Это и есть Ваш юрист?», - на что я ответила, что я пока постараюсь обойтись без услуг юриста. Тогда он мне стал объяснять, что я, по сути, покупаю не помещение, а стройматериалы, поскольку помещение не зарегистрировано в БТИ и не известно, разрешат ли мне это сделать. Андрей очень бурно отреагировал на это предупреждение. Но я подумала, что, несмотря на сложности, о каких мне рассказал пристав, торговля в этом магазине ведется, значит, и я смогу торговать, а что касается перспектив с БТИ и землеотводом, если бы все было так мрачно, то вряд ли бы мои конкуренты претендовали бы на этот объект. И я, вопреки протестам Андрея (он знал о моих трудностях с деньгами) сказала, что буду участвовать, на что меня попросили расписаться, что я предупреждена о возможных последствиях. Я расписалась. Мне предложили осмотреть все здание, я волновалась и сказала лишь, что его размеры меня устраивают.
Начался торг.
Как и следовало ожидать, второй участник сразу вышел из борьбы и остались действительный покупатель и я. Мы не спеша набрасывали по сотне долларов: он- сто, я - сто, он - сто, я… Когда мы подошли к десяти тысячам, я прибавила сразу тысячу долларов, имея в виду, что мой лимит исчерпывается еще одной нетронутой тысячей. Судебный пристав три раза повторил обозначенную сумму, конкурент согласно кивнул, и я выиграла аукцион, и в течение недели, беспрепятственно оформив документы, в том числе в БТИ, стала владельцем магазина.