Глава шестая. КОЛДОВСКОЙ СОН
Когда колдунья ляжет рядом
Прошепчет тихо «Дорогой!»
Попробуй тихо откреститься
И прошептать «О, Боже мой!
Но, если Навьи вдруг засвищут,
И шелест крыл тебя вспугнет.
Не вздумай сгоряча молиться,
Почуяв страшный хоровод.
От темных сил теперь притворство,
Тебя несчастного спасет.
Пусть алый рот кривится чудно
И на лобзания зовет.
Попробуй ведьме не перечить.
И дай ей то, что надо ей.
А как от страсти обессилит,
Ей зелья сонного налей.
И за главу закинув руки,
Ты придави ее собой,
Как будто с недругом безумным
Ты вновь вступил в неравный бой.
Теперь она лежит бессильна
И молит злых своих богов.
Вам только час осталось биться
До дружных криков петухов.
А в это время, ничего не ведая о событиях, происходящих в стольном граде Владимире, молодой умелец-кожевник Василий по прозванию Кожемяка, известный в нескольких княжествах за свое мастерство и необычайную силу рук, возвращался домой на телеге, принадлежавшей христианской обители. Он отличился там своей умелой отделкой кожаных книжных переплетов и его завалили подарками. Один из них был ему особенно дорог. Это была книга, исполненная славянскими резами на буковых дощечках под названием «Велесовы сказания». Вся история прародителей славян была описана в ней. Василий трясся на задке телеги, пытаясь ее как-то прочитать и, наконец, устал и откинулся на мягкие тюки. Посуду, глиняную и медную, возница предусмотрительно уложил впереди. Из Чернигова они выехали пару недель назад и глуповатый возница, сельчанин по прозвищу Карась, уже изрядно надоел Кожемяке своими житейскими поучениями. Пора бы уже показаться и владимирским теремам, но незадачливый возница сбился с дороги, пока Василий вздремнул, и они почти полдня проплутали в лесу, переехали какой-то ручей и влезли в глухое болото. Василий еле вытащил телегу из грязи, приподнимая ее на собственной спине. Теперь же, как он не подгонял возницу, они никак не могли выехать на наезженную дорогу. Стало темнеть и возница, ругаясь. остановил лошадей и распряг их. Василию не понравилось место, которое он выбрал для ночлега, со всех сторон их обступали кусты. Но Кожемяка промолчал, он просто проворно начал собирать хворост и запалил большой костер. От его теплого дыхания и света стало веселее, но зато еще чернее сгустилась ночная темь за пределами светлого круга. Возница сломал крупную ветку и очертил ею большой круг. Дабы замкнуть его, он воткнул ветку в ту черту, откуда начал свое движение. Едой и питьем их славно снабдили в богатой черниговской обители, и они весело уговорили тушку кабанчика и тетерку, кидая кости в костер. Бесшумный шелест крыл испугал их, и они удивленно смотрели на стаю филинов, которые засновали в темном небе над их прогалиной. От их дикого хохота по коже шёл мороз. Затем по небу пронеслась темная тень, и захрустели кусты. Филины исчезли, и наступила мертвая тишина. Возница и Кожемяка, долго выглядывали темноту, сжимая топоры, но все было тихо. Карась истово перекрестился и первым полез под телегу, постелив вниз рогожу. Он долго вздыхал и причитал по поводу нечистой силы, из-за которой человеку и заснуть невозможно, но вскоре затих. Кожемяка все еще сидел у костра, как вдруг от кустов отделилась какая-то темная фигура и направилась к ним. Кожемяка с удивлением увидел, что это очень красивая женщина.
-Помогите, добрые люди! Я –купеческая дочь из ограбленного обоза. Убежала я от разбойников, да вот и заблудилась в лесу. Два дня во рту крошки не было.
-Проходи, красавица. Есть чем накормить тебя и в город отвезем, если надо.
Но красавица сделала шаг и упала.
-Ой, я ногу содрала. Да что у вас здесь такое?
Кожемяка подошел ближе и увидел, что женщина ободрала ногу об острый кол, которым возница замкнул круг. Он выхватил кол и кинул его в кусты. Как только он сделал это женщина вдруг засмеялась и встала. Она смело подошла к Василию и хлопнула его ладонью по лбу.
-Ну, вот и еще один баранчик мне в печку!
-Васька, Васька, ну зачем ты ее пустил!- вдруг запоздало запричитал сонный Карась, как вдруг ведьма бешено глянула на него, кипящими синим пламенем глазами и он осел, затем лег и вытянулся, превратившись в замшелое бревно. Василий бросился бежать, но ведьма стремительно прыгнула на него и стала бить кнутом, усевшись ему на шею. Кожемяка завертелся так, что звезды померкли у него в глазах. Он очнулся у ног колдуньи и, сам не понимая, что делает, встал на четвереньки. Ведьма сильными руками подняла его, решительно сорвала с него одежду и снова поставила на четвереньки. Она сунула пальцы в рот и лихо засвистела. Из черноты леса бесшумно вылетели семь филинов и захлопали крыльями прямо перед лицом Кожемяки.
-Ах, давно я не каталась на таких резвых жеребцах!-крикнула колдунья и, подобрав юбки, уселась на голого Кожемяку. Ветер засвистел у него в ушах, и они полетели. Лес темными холмами стелился под ними, молчаливые темные облака бежали по небу, изредка позволяя посверкать месяцу. Редкие звездочки мелькали в темных просветах облаков. Наконец, впереди показался огонек и Кожемяка стал снижаться.
-Вниз, вниз!-закричала колдунья. Вот мы и дома!
Филины грянули оземь возле странной темной избушки на курьей ножке и обернулись полночными татями, от вида которых вздрогнул бы наверное и победитель змея святой Георгий. Они бросились к колдунье с криком:
-Отдай его нам, Ягнина! Мы его зажарим!
-Нет!-твердо ответила колдунья.
-Ему назначено испытание и он пока мой. Может быть потом, я и отдам его вам.
Она обернулась к избушке и сказала какое-то заклинание, а затем крикнула:
-Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом!
Неожиданно избушка заскрипела и повернулась.
-А теперь забирайте все, что есть в печи и поваливайте! Я вас позову, когда будет надо.
Разбойники побежали в избушку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась весьма изрядным балаганом. Как говориться, хоть коней ставь. Тати забрали съестное, весьма напоминающее тушу целого быка, и исчезли в чаще леса, а колдунья накинула на шею Василия свой поясок и ввела его внутрь. Здесь он почувствовал, что с него медленно спадает оцепенение и начинает шевелиться язык.
-Что ты от меня хочешь, проклятая ведьма!-воскликнул он, оглядываясь в полупустом балагане. Из угла ему ответило громкое ржание, и Василий увидал великолепного богатырского коня. Но он видимо мешался колдунье, он подошла к нему, пошептала заклинания и, конь превратился в обычную ступу с метлой, торчащей из нее вверх прутьями. Василий слегка оробел и сел на лавку возле стола, уставленного посудой. Ягнина села напротив и хлопнула в ладоши. В окно влетела ворона. Грянувшись об пол она превратилась в смазливую хитрющую девицу, которая проворно засуетилась, собирая еду на стол. Она оглядывала голого Кожемяку и хихикала.
-Ты, голых мужиков не видала?-рассердился на нее Василий
-Иди вон в лес. Они у вас тут под каждым кустом валяются.
Колдунья снова хлопнула в ладоши и девушка превратилась в ворону и вылетела в окно. Кожемяка сидел на резной лавке возле уставленного яствами стола и мотал головой, пытаясь прогнать сонную одурь. Он стиснул голову руками и со стоном спросил у красавицы Ягнины:
-Кто ты, молодица? Как тебя звать-величать? И зачем тебе понадобился такой бедный мужик, как я?
Прекрасная колдунья загадочно улыбнулась и налила в резной кубок кроваво-красной настойки.
-А теперь, посмотри сюда, молодец, и ты увидишь, что я просто выполняю волю богов, чтобы спасти тебя.
Она бросила в кубок пахучую траву, и в нем вдруг все зашипело, заиграло. Но вот розовая пена осела, и Кожемяка увидел себя в блестящих, но закопченных доспехах среди выгоревшей травы, лицом вниз. Он наклонился, чтобы рассмотреть видение поближе, но Ягнина рассмеялась и выплеснула жидкость под стол.
-Садись, молодец! Я тебя напою, накормлю, спать уложу, сказку расскажу.
И она повертела перед носом Кожемяки пышными бедрами.
-А зови меня Ягнина Полевна, а в просторечии Янка, или просто баба Яга-Костяная Нога. То есть нас три сестры, но старших прозывают Боревна и Горевна, а я, Полевна, самая младшая. Живу я всегда в лесу на опушке, одна –одинешенька, и некому меня приласкать-приголубить.
Она хитро прищурилась.
-Правда, иногда я подбираю в поле одиноких путников и обогреваю их своим теплом в холодные ночи.
При этом она выразительно скосила глаза на большую печь с широким зевом. Затем рыжеволосая красавица снова знойно улыбнулась Василию. Василий задумчиво потер свою светлую бородку, и, оценивающе оглядев колдунью, соблазнился на ее широкие бедра. Он обнял ее за талию и опустил руку ниже, на ее пышные ягодицы. Колдунья неожиданно отпрыгнула и, влепила ему пару звонких затрещин. Но затем она снова сменила гнев на милость и, обняв за шею, поцеловала исступлённо взасос, а потом расслабленно произнесла, сверкая туманными зрачками:
-Садись поешь! А потом я тебя вымою. Что-то не нравиться мне, как от тебя пахнет.
-Что ж тут удивляться? Я, чай, Кожемяка, а не плотник.
Василий охотно сел за стол, но вдруг вспомнил, что он совершенно голый и застеснялся.
-Может. ты найдешь, чем мне прикрыться, а то неловко мне с тобой одетой за одним столом голому сидеть.
-Ничего! Одежда теперь тебе будет без надобности-игриво ответила колдунья и нежно провела рукой по его груди и животу. Однако она тут же подала ему длинное расшитое полотенце, которым Василий и обмотался поперек пояса и закинул конец на плечо.
Приодетый он почувствовал себя уютнее и стал неспешно оглядываться. Его заинтересовала большая ступа у двери, и он спросил Ягнину, как она на ней летает. Но та засмеялась и прошептав заклинание стукнула прутиком от метлы по ступе. И перед дверью избы застучал копытами и заволновался замечательный вороной конь. Колдунья опять что-то прошептала и конь превратился снова в ступу.
-Ну и ну! –удивился Кожемяка- А как ты меня …
Но Ягнина засмеялась и плюхнула перед ним блюдо с осетром.
-Ешь молодец, а вопросы здесь задавать не принято. Пора нам с тобой спать. Сам знаешь-утро вечера мудрёнее. Но могу тебе сказать, что я и сама, было, думала, что ты, царевич какой переодетый, уж больно великие боги о тебе забеспокоились. Но об этом потом-перебила она его новый вопрос и уселась напротив него поесть, похотливо оглядывая его могучие плечи.
Наконец они насытились и колдунья раздела Василия, медленно лаская его ладонями. Она хлопнула в ладоши и на середину избы, почти к кровати, выехала огромная лохань, за ней поспешил ушат. И, как не отнекивался Кожемяка, колдунья вымыла и вытерла его, плотоядно причмокивая губами.Кожемяка все еще слегка отбивался с непривычки, но ему было приятно, что такая красавица сама моет его.
-Ну и что, что она колдунья- убеждал он сам себя. На вид не хуже монашек.
Кожемяка сидел в огромной лохани, а мягкая мочалка в руках колдуньи медленно скользила по его телу. Наконец она позволила ему встать и, вытерев, поманила пальцем к кровати. Огромная круглая кровать странно стояла посреди избы. Колдунья смело расшнуровала корсет и подозвала его ближе. Он попытался повалить ее на кровать, уже ощущая горячее желание, но она вывернулась и толкнула на кровать его самого. Василий даже не успел зацепиться, как потолок повернулся у него перед глазами и он почувствовал, что летит вниз. Сначала он ожидал ощутить мягкое ложе внизу и горячее тело красавицы-колдуньи сверху. Но Кожемяка не ощутил ни того, ни другого. Кровать скрипнула и стала опрокидываться. Последнее, что он увидел, было смеющееся лицо хозяйки подлой кровати. Василий свалился в какой то мягкий колодец и полетел вглубь, отчаянно пытаясь зацепиться за что-нибудь руками. Это ему не удалось и он свалился на очень мягкое ложе, напоминающую пуховую перину и глубоко провалился в нее. Слабость сковала его члены, и ему не хотелось шевелиться. Но наконец одурь стала с него сходить и он решил выбираться из этой новой мягкой западни. Он пополз на четвереньках то в одну, то в другую сторону, но все было бесполезно. Василий вспотел от духоты и отчаянно опрокинулся на спину. Кругом было темно и тихо. Сначала он тревожно прислушивался, ловя каждый шорох, но постепенно силы оставили его и он заснул.
Разбудил его тихий шелест. Василий чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы попытался разглядеть, что происходит. Тусклый огонь тысячи светлячков, облепивших большой шар, разлился в схороне. Он пока не мог разглядеть стен схорона, потерявшихся в густеющем мраке, но понял, что тайная опочивальня колдуньи просто огромна. Шар вытек из круглого отверстия на потолке и повис в воздухе. Кожемяка напряженно ждал.
Из отверстия показалась ступа с обнаженной колдуньей в легкой меховой накидке из белых горностаев, застегнутой под горлом золотой пряжкой. Она зловеще улыбалась, разглядывая спящего богатыря, а затем, не спеша, ткнула его в грудь резным посохом, больше похожим на тонкое копье. Василий сел, притворяясь ошеломленным.
-Она взяла с собой оружие, значит она меня боится- подумал Кожемяка.- Надо усыпить ее бдительность и отнять у нее оружие.
-Так вот, богатырь, ты теперь в моей власти. И я могу с тобой сделать все, что захочу.
-А зачем ты все это затеяла?-недоуменно спросил Кожемяка, откинувшись на локте. Если, ты жаждешь моей любви, то ты и так могла ее получить?
-Все дело в том, что слишком разные боги интересуются твоей судьбой. Один из них предложил мне свою дружбу за твою голову, а другой предложил дать два кувшина с живой и мертвой водой, чтобы я могла стать почти бессмертной, если спасу тебя. Так вот я и не знаю, что выбрать.
Василий посочувствовал.
-Да, представляю, как ты измучилась, выбирая, на чью сторону встать. Но хочу тебе сказать, что дружба богов весьма ненадежна. Я бы выбрал живую и мертвую воду, тем более, что если ты выполнишь поручение этого бога, то и он не забудет твою службу. Чем это хуже дружбы?
-Но я постараюсь получить и то, и другое!-засмеялась Ягнина и отбросила посох в темноту. - А впрочем, я еще не решила. Все зависит от твоего поведения.
И с этими словами колдунья прыгнула на перину к Василию. Ступа медленно уползла вверх.
-Ух ты, какой мощный, -засмеялась она, наваливаясь на него грудью.
Кожемяка очень хотел свернуть ей шею, но он пока не знал, сможет ли без нее выбраться из схорона. Он задумчиво гладил ей спину, ощущая, как горячее желание овладевает им. Колдунья будто взбесилась. Она целовала и кусала его. неистово выгибаясь. Кожемяка не давал ей остановиться. Ее глаза дико расширились, но она продолжала на нем прыгать.
Они долго играли, наслаждаясь друг другом. Но, наконец, красавица иссякла и упала рядом с Кожемякой. Он снова овладел ею и не оставлял ее в покое, пока она не стала задыхаться. Кожемяка медленно возил ее по перине, надеясь незаметно разорвать ткань. Наконец ему это удалось. Он запустил руку внутрь и набрал полный кулак куриного пуха. Его атаки усилились, и колдунья неистово выгнулась ему навстречу. Из ее горла рвалось яростное воющее дыхание. Кожемяка выдернул руку из перины и набил ей полный рот белого пуха. Ягнина пыталась пробормотать какое то заклинание, но не смогла. Она забилась, пытаясь вырваться, но ее тело сковали, как кольца удава, могучие мышцы молодого борца.
Тело колдуньи сотрясали судороги, и она неожиданно начала стареть прямо на глазах, пока не превратилась в уродливую, морщинистую старуху. Василий с отвращением избавился от ее объятий. При тусклом свете странного ночника он с трудом дополз до конца этой бесконечной перины. На дубовом полу он нашел острый посох и стал нарезать ленты из прочной перинной ткани. Скрутив их вместе, он получил подобие каната, и привязал его к посоху. Оторвав еще кусок холста под свой рост, он проделал дыру в середине, и натянул этот кусок себе на голову. Он похлопал себя по телу и, убедившись, что ткань надежно скрывает его наготу, осторожно пошел по перине к отверстию. Отмахиваясь от клубящегося пуха он подошел ближе к отверстию и стал осматривать его края.
Отверстие было широким, в полторы-две сажени. С его краев свисали концы мягкой звериной шкуры. С огромным трудом Кожемяка скатал великанскую перину и, упрятав внутрь колдунью, подтащил к краю проема. Скатка глыбой высилась прямо под отверстием и Кожемяка, потея, полез на нее. Забравшись наверх, он почти дотянулся до отверстия, но не более того. Тогда он резко замахнулся и ударил острием посоха немного выше края отверстия. Подергав для верности канат, он решил осторожно подтянуться. Ему удалось забраться в отверстие и ухватиться за шкуру. Вверху было темно. Он лез и молился скотьему богу Велесу о прочности звериных шкур. Он двигался по шкуре, стараясь ухватиться даже пальцами ног. Наконец он головой почувствовал потолок и протянул к нему руку. И тут шкура оборвалась, а Кожемяка с отчаянным воплем рухнул вниз. В схороне все было по–прежнему. Он встал и обежал стены подземелья. Но между дубовыми бревнами и половицами не было даже щелки. Взгляд Василия упал на перину, и он почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом. Перина шевелилась.
Издав нечеловеческий вопль, Кожемяка обломил посох пополам, бросился к перине, вскочил на нее и с новым воплем вонзил посох в отверстие. Он подтянулся на одной руке до судороги в мышцах и полез в отверстие, помогая себе куском острого посоха. Он вырывал обломок, держась за шкуры и снова вонзал его выше, чтобы подтянуться на нем. Его голова снова уперлась в потолок. Он передохнул и осторожно нажал на нее. Уцепившись за край кровати, он вывалился на пол и долго лежал, дыша, как вываленная на песок рыба. Наконец, сквозь рассветный полумрак он начал различать предметы в избе и увидал в углу у двери ступу.
-Эх, вот бы обернуть ее конем-подумал Василий и поднялся на ноги. Он подошел к ступе и начал ее двигать.
-Ну, милая, добрая обернись конем, либо живой ступой. Полетаем, народ повеселим, а не хочешь, так можно и рысью пройтись.
Но сколько не просил ступу Кожемяка, сколько не двигал, не гладил, она никак не хотела оборачиваться конем. Летать она тоже не хотела. Наконец он вскипел и в сердцах начал пинать ступу ногами и бить метлой.
-Ах, ты, волчья сыть, травяной мешок! Так ты еще и упрямишься?
Внезапно ступа мелко задрожала, повернулась раз, повернулась другой, и вдруг исчезла в клубах синего дыма. Василий закашлялся, а когда протер глаза, то увидел перед собой гладкого и стройного вороного коня. Конь переступил с ноги на ногу и заржал.
-Напои, да накорми меня, добрый молодец, а тогда и я тебе службу сослужу!
Кожемяка заметался по избе-балагану колдуньи и вскоре в одном из ларей нашел овес. Два ведра воды окончательно решили дело, и Кожемяка одел на коня красивую золоченую уздечку. Оседлав коня, он осторожно вывел его из балагана на куриной ноге. Кожемяка вдел ногу в стремя и огляделся. Куда ехать он не знал, на фоне светлеющего предрассветного неба, лес темнел пугающе мрачно. Пения птиц не было слышно.
-Ну, давай, пошел назад! Туда откуда вчера приехали!- проворчал Василий.
Однако, похоже, что конь понял его и смело углубился в чащу. Вскоре защебетали птицы. Лес оживал в предутреннем тумане, ожидая теплых лучей солнца. Конь уверенно нес седока, и Кожемяке почти не приходилось понукать его. Но вдруг конь споткнулся раз, другой, третий и встал. За деревьями показалась серая мертвая чаща. Внезапно наступившая тишина испугала Василия. Конь тоже шел вперед все тише и неувереннее. Неожиданная тишина пугала его больше, чем скользившие по лицу паутинки.
Но, когда Василий задел головой за толстую сухую паутину, толщиной почти с конский волос, он испугался. Паутина скользнула по лицу, как сухая осока, почти ободрав щеку, но не порвалась. Впереди поблескивали на солнце такие же нити. Они висели на сухих мертвых ветвях кустов и деревьев.
Кожемяка поднял голову и заледенел. Прямо над его головой висел высохший бурый труп молодой девушки. Мертвый оскал рта замер в страшном мучительном немом вопле. Толстые нити паутины почти закутали ее правую ногу и исчезали в серой кроне. Василий с ужасом понял, что кроны деревьев исчезали не в листве, а были запутаны серой паутиной, образуя под нижними сучьями почти непрозрачный ковер.
Он выставил перед собой свое единственное оружие, обломок острого посоха Ягнины, и тихо тронул коня дальше. Слабый свет все же пробивался через мохнатую паутину, и он стал различать подвешенные вдоль стволов трупы других людей. Это были в основном трупы женщин, но кое-где висели и молодые парни. У всех из груди торчал странный роговой шип, похожий на козий рог.
С ужасом увидел Кожемяка трупы коней, и удивился могуществу чудовищного паука. Да, здесь было царство пауков. Только они одни бегали и суетились здесь уверенно и деловито. Большие и маленькие и совсем мелкие, величиной с маковое зернышко, они сновали по стволам и по высохшей прелой листве.
И, как ни осторожно двигался всхрапывающий в страхе конь, а ему не удавалось избегать страшной паутины, и тогда Кожемяка с омерзением принимался рубить липкие нити обломком посоха. Тонкое, всего в палец шириной лезвие, заделанное в самый конец посоха, с неожиданным успехом резало прочные нити. Он выбрался из густой паутины уже три раза и снова попал в нее, как вдруг услышал над головой омерзительное, холодящее душу шипенье.
Густая паутина упала на него и на коня, накрыв их обоих. Внезапный рывок повалил коня на землю и от удара о камень Кожемяка на минуту почти потерял сознание. Когда он снова пришел в себя, по нему уже деловито сновали мелкие паучки, он стал извиваться, пытаясь их стряхнуть, но подняв глаза, оцепенел от ужаса.
Напротив него неподвижно стояла огромная паучиха, размером с добрую лошадь, а то и больше. Бледное красивое женское лицо и голова с белой косой украшали короткую шипастую шею. Массивное бело-серое паучье тело опиралось на восемь постоянно танцующих дергающихся лап, так что неподвижность головы и тела была просто удивительной.
Кожемяка почувствовал, как весь покрывается холодным потом. Тварь переместилась и встала прямо над ним, а ее брюхо стало раздуваться. При этом костяной шип двинулся в сторону его глаз и остановился в полувершке от них, подрагивая возле его переносицы. Серо-ледяные глаза бесстрастно смотрели на героя.
-Ты наверное не знаешь, кто я и считаешь меня животным? Но это не так. Я женщина и собираюсь доказать тебе это. Полюби меня и останешься жив. Не сможешь- пеняй на себя.
Кожемяка испуганно смотрел в ее ужасное белое лицо, и его стала охватывать тихая паника. Он почувствовал, что живым ему от этой твари не уйти. Все-таки чем то он здорово прогневал богов.
-Может это из-за того, что я восстанавливал христианские книги и почти не брался за православные. Ведь за них то мне никто не платил. И делал я их изредка, в охотку. О, великие боги, смилуйтесь надо мной.
Видимо все это он прошептал вслух, ибо лицо паучихи вдруг жалостно сморщилось.
-Ах! Так ты к тому же еще и христианин? Жаль.
-Почему жаль то? Да и не христианин я вовсе. Православный я. Русских богов славлю. А чужие боги мне не указ. Отпусти меня во имя Славной Прави. Я едва от одной колдуньи открутился, а тут ты, как нарочно. Не ешь меня добрая душа. Я тебе еще пригожусь.
-Ты почем знаешь, что душа у меня добрая? Или не видишь, поганый льстец, сколько я невинных душ здесь загубила.
Кожемяка поглядел в злые глаза паучихи и почувствовал, что его прошибает липкий пот.
-Не ты эти поганые дела творишь, а твое обличье проклятое. А лицо твое говорит, что дела эти тебе самой тошны, да только некому тебе освободить от заклятия коварного. Поведай мне, кто твой подлый враг и я найду силы одолеть его.
Вздох тяжкий и тоскливый мог бы перевернуть душу кому угодно. Да только душа у Василия застряла где-то в пятках и находилась в столь стесненных обстоятельствах, что ей явно было не до сочувственных переживаний. Паучиха пошла по нижним ветвям деревьев, не обернувшись. Хруст веток постепенно стих и Кожемяка устало прикрыл глаза. Сердце билось так, что могло бы выскочить через горло.
Василий лежал, почти не двигаясь. и прислушивался к звукам леса. Вокруг было мертво и тихо. Только бесчисленные пауки шуршали в траве и изредка взбирались к нему на лицо. Сжав зубы, он терпел их щекочущее движение, но они не трогали его. В ногах бился и всхрапывал конь, пытаясь встать на ноги. Неожиданно паутина ослабла, и ему это удалось. Конь порвал паутину и несмелой рысью убежал в лес. Кожемяка забился в своих липких тенетах, но запутался еще хуже. Стемнело, и он забылся тяжелым беспокойным сном.
Когда он проснулся, паучиха стояла над ним и смотрела на него пустыми глазами. Он зашевелился. Две крючковатые лапы потянулись к нему и стали срывать с его тела паутину. Кожемяка сел, его тело сотрясала крупная дрожь. Паучиха подала ему яблок и орехов, и он жадно съел все это. Коротко взглядывая на нее , он понял, что она как то по своему все же жалеет его и стал жевать все медленнее.
-Расскажи мне добрая душа про свое горе- злосчастье, глядишь вместе мы и придумаем, как из него выбраться?
Но лицо паучихи вновь перекосилось и она злобно забегала, швыряя по сторонам ветви и землю. Но вот она опять успокоилась и подошла к нему.
-Обещай, что ты женишься на мне, если я расскажу тебе свою историю. Да поклянись при этом самой крепкой клятвой, какую знаешь!
Кожемяка в страхе замотал головой.
-Да в уме ли ты, что предлагаешь мне такие вещи?-стал он отговариваться и замер.
Лицо паучихи перекосилось от бешенства, и брюхо стало раздуваться до тех пор, пока могучее жало не впилось Кожемяке в шею и он потерял сознание. Когда богатырь очнулся, было уже утро. Откуда-то издалека, будто из другого мира доносилось пение птиц. Будто сквозь сон услышал Кожемяка женский плач.
-Ау, Марьяша, ну, где же ты, господи!-всхлипывал и захлебывался в рыданиях девичий голосок. И вдруг Василий ясно понял, что девушка знает, куда она пришла и что её может здесь ожидать. Он огляделся вокруг и, не видя нигде паучихи, стал вырываться из паутины. Но его старания были напрасны. Он бесплодно тратил силы, а паутина прилипала к нему еще гуще.
Внезапно истошный визг заставил его замереть. Василий покрылся холодным потом и замер. Сердце стучало у него где-то в горле, и он не мог даже сглотнуть. Где-то рядом захрустели ветви и зашуршала сухая трава. Паучиха медленно возвращалась со своею добычей. Василий замер в ожидании самой ужасной сцены в своей жизни. Он подумал, что паучиха прямо на его глазах начнет поедать девушку. Но та спокойно положила сверток на жухлой траве и начала стремительно дергать конечностями. Обрывки паутины полетели во все стороны и, вскоре глазам Кожемяки предстала фигурка бедно одетой приятной девушки с помертвевшим лицом. Конечности задвигались с той же скоростью и на голом почти безволосом раздутом брюхе паучихи замелькали капельки пота. Порванная одежда девушки тоже разлетелась на волокна. Глазам Василия предстало очень привлекательное создание и он от беспомощности и жалости к нему не смог сдержаться. Паучиха устремила на него свои белые от ярости глаза и спросила:
-Но вот её то ты хочешь? Я вижу по твоим глазам, что она тебе нравиться! Так давай заключим договор. Я войду в ее тело, а ты возьмешь ее и будешь любить весь день и всю ночь.
-Зачем тебе это надо?- хрипло спросил Василий облизывая языком пересохший рот.
-Сейчас меня зовут Скрутна. Но год назад у меня было другое имя и я была дочерью могучего князя. Гнусная колдунья украла у меня моего жениха, а меня превратила в паучиху. Она завидовала мне, потому что у меня был веселый нрав и много друзей. А она съедала своих и я поиздевалась над нею, когда она мне пожаловалась на свою жизнь. Ведьма затаила злобу и выждав время, рассчиталась со мной подлым образом. Теперь я их поедаю, когда они приходят в лес и нет этому проклятию не конца ни края. Только одно может спасти меня- мой ребенок. Если я смогу родить ребенка от человека, который полюбит или пожалеет меня, то он отомстит за меня в будущем, а проклятие потеряет силу сразу же с появлением моего первенца. Но мой возлюбленный должен действительно полюбить меня.
-Но это же невозможно!-невольно вырвалось у Кожемяки и он немедленно прикусил себе язык.
Скрутна прыгнула на него и Василий невольно зажмурился, но она взвыла нечеловеческим голосом и бросилась в лес. Скрежет и треск поваленных стволов наполнили лес. Наконец паучиха успокоилась и вернулась.
-Мне кажется, что я нашла правильное решение. Я могу входить в тело девушек, которых любят их избранники. так я рожу от одного из них своего ребенка.
-А вдруг нет?- поинтересовался Василий.
-Мой ребенок появиться за один день, но ты должен очень постараться, иначе…иначе я вынуждена буду заставить тебя привести сюда твою возлюбленную и проделать все тоже самое с ней. Надеюсь, ты не хочешь довести до этого?
Кожемяка хотел сказать, что у него нет возлюбленной, но при взгляде в холодные глаза Скрутны опять покрылся липким потом. Она помолчала и стала медленно развязывать его. Он встал, кривясь от боли и стал растирать неподвижные суставы. Она ждала, и Василий начал несмело раздеваться. Он поежился под ее пристальным взглядом и отвернувшись снял штаны. Когда Кожемяка подошел к девушке ближе, то натолкнулся на ее перепуганный взгляд.
Скрутна злобно посмотрела на девушку.
-Признавайся, как долго ты лежишь и подслушиваешь нас?
-Простите, госпожа! Я не нарочно! Меня мачеха выгнала за моей сводной сестрой, которая ушла по ягоды и пропала. Я боялась вернуться домой. И я не подслушивала. Я просто боялась открыть глаза. У вас такой… такой страшный голос. И пожалуйста, не делайте мне больно…
Девушка приподнялась, и ее стошнило. Она попыталась отползти в сторону, но Скрутна не стала ее догонять. Она замерла в неподвижности и словно окаменела. А из ее брюха кольцо за кольцом стало спускаться тонкое туловище черной змеи длиной не менее десяти саженей.
Наконец она выползла вся и двинулась к девушке. Та быстро побежала на четвереньках за ствол дерева, но толчок змеиной головы опрокинул ее и она закричала. Змея ринулась в ее распахнутый рот, и из горла девушки раздалось ужасное бульканье и стон. У нее увеличилась талия, и слегка вздулся живот. Вскоре змея целиком вошла в нее. Девушка на минуту закрыла глаза и вдруг широко распахнула их. Из глаз девушки лился безумный смех.
-Ну, вот. наконец то, у меня все получилось. Она жива и готова принять тебя.
Василий потряс головой, но наваждение не проходило. Девушка решительно встала. Она почему то оказалась теперь крупнее Кожемяки. Ее объятия оказались столь мощными, что Василий не мог вырваться. Она схватила его за руку и повела в чащу. Здесь нашлась мягкая моховая полянка, на которую она привела своего пленника и потянула вниз на себя. Кожемяка закрыл глаза и потерял счет времени. Он так и не понял, когда заснул. Разбудили его ужасные стоны.
Девушка лежала на спине, а ее живот вздымался все выше и выше. Кожемяка в страхе вскочил. Живот уже доходил ему до пояса. Наконец он лопнул, на пупке и из живота полезли сколькие слизистые паучата. Вот показался один, затем второй, третий, и вдруг расталкивая их с диким шипением вверх взметнулось черное тело змеи. Она обвила нижние сучья, затем само дерево и со страшной силой сдавила его кольцами. Дерево захрустело и стало крошиться на глазах у изумленного Кожемяки. Он боялся сказать даже слово. Но вот змея бросилась в сторону окаменевшего паучьего туловища и заполнила его собой. Скруна зашевелилась и медленно двинулась в сторону Василия.
-Неужели и эта девушка была тебе так же противна, как и я?- горестно вопросила она. Белое лицо ее наполнилось слезами.
-Заклинаю тебя всем святым, что есть у тебя на свете. Спаси меня. Дай мне ребенка. Полюби меня.
Она осторожно обняла его за плечи своими волосатыми членистыми ногами, и он ощутил на губах соленые слезы, бегущие из ее прекрасных бледно-голубых глаз. От ее тела шел густой трупный запах. Кожемяка покачнулся и снова упал в спасительный обморок. Когда он очнулся, был уже полдень. Прямо перед ним на дереве висела несчастная девушка и стонала протяжным стоном. Прижавшись к ее туловищу на дереве висела паучиха, и сосала из нее кровь своим страшным роговым отростком.
Она заметила, что Кожемяка проснулся и сказала.
-Ты должен ее спасти, молодец. Да и не только ее. У меня нет возможности колдовать, но я очень сильна в проклятиях. Если в течение года ты не приведешь мне свою возлюбленную, то вы оба умрете страшной и позорной смертью, а ваши друзья и близкие проклянут вас. Эта девушка останется при мне и я не буду сразу убивать ее. Может быть, ты захочешь полюбить ее по настоящему и придешь сюда еще раз, чтобы не подвергать опасности свою возлюбленную. А я позабочусь о том, чтобы он пышно расцвела к твоему приходу. А теперь прощай. Но помни, когда последняя августовская звезда скатится с небосклона, будет уже поздно. Я жду тебя раньше! Намного раньше!
Кожемяка почти не помнил, куда и как он шел. Он не знал случайно или нет он набрел на заколдованного коня и обрадовался ему. Тот дал себя поймать и спокойно стоял, пока Кожемяка медленно, как больной взобрался в седло. Кожемяка бессильно дернул поводьями и уронил голову на шею коня. Черная грива приятно щекотала ноздри и к Василию стала возвращаться память. Похоже конь понял его состояние и смело углубился в чащу. Защебетали птицы. Лес оживал в предутреннем тумане, ожидая теплых лучей солнца. Когда солнце вышло из-за деревьев Василий оказался на дороге и проехав версты четыре нашел своего спутника мертвым сном спящего под телегой. Он разбудил возницу, но не стал ему рассказывать подробности своих трехдневных приключений. Тот протер глаза, нимало не понимая, что проспал под телегой целых три дня. Едва он пришел в себя, как испуганно раскрыл глаза на вороного коня. Но долго пялиться на чудо ему не пришлось. Едва Василий обернулся и, поняв свою ошибку, бросился, чтобы привязать коня, как тот резво развернулся и неторопливой рысью направился в лес. Кожемяка рванулся было за ним, боясь потерять волшебного коня, но воздух будто взорвался хлопаньем сотен крыл и целая туча галок, ворон и сорок налетела на него и погнали прочь.
Но пока Кожемяка спасался от колдуньи и скрутни во Владимире дела шли своим кровавым чередом. Вечерняя жеребьевка на площади печально закончилась для старшей горничной Любавы пышной рыжеволосой красавицы Арины. Зарыдавшую девушку схватили черные стражники Гаркуна и потащили в княжеские клети. Волхвы подняли брошенное ею изумрудное кольцо и сгорбившись пошли прочь. Бледные дрожащие девушки со слезами на глазах по одной и стайками расходились со стольной площади.
Арина не спала всю ночь, ожидая своего смертного часа и безутешно рыдая. Ночные сборы стражников очень испугали ее, но прибежавшие подруги сообщили ей радостную новость о выступлении княжича с Гаркуном на бой с Горынычем. Она опять залилась горючими слезами, плача уже от радости и смутных надежд. Ранним утром, когда отряд выступил из города, она наконец-то забылась коротким тяжелым сном.
Ее разбудили грубые голоса и прикосновения тяжелых рук. Она встала на ноги, качаясь от головокружения, как стражник рванул платье с ее плеча, обнажив почти до бедра. Она испуганно ухватилась за тонкую ткань, как будто только в ней заключалось все ее спасение. Бородатый стражник засмеялся и вломил ей затрещину, после которой она упала на четвереньки. Стражники деловито оборвали с нее всю одежду и, подхватив под руки, поставили на ноги.
-Ты смотри, полненькая, а какая стройная. И сиськи такие, что не облапишь!
Засмеялся бессердечный стражник и схватил ее своей корявой лапищей за нежную грудь. Он начал лапать ее, хватая за все места без разбора, пока она не обмякла и не опрокинулась на спину. Стражник наклонился над ней. Однако второй страж, тоже густобородый воин с плоским конопатым лицом все же решил вмешаться. Он тяжело сжал зубы и, раздув свирепо ноздри, безжалостно саданул своего товарища древком копья прямо в поясницу, так что тот взвыл и откатился в сторону.
-Не моги ее лапать, Митяй. Она теперь невеста Горыныча!
-Скорее уж жаркое для Горыныча –засмеялся наглый стражник и, охая от боли в спине и потирая поясницу, поднялся на ноги.
Связав ей руки и ноги веревками, ее закинули на седло, усадив боком. А в руки пихнули огромный веник из папортника. Четверка всадников поехала вперед, а пятый взял ее лошадь за длинный повод. Стыд и отчаяние затопили душу Арины, когда она увидала в слюдяном окне терема неясные тени княжны и подруг. Они оставались жить, а она уезжала на ужасную смерть. Похотливый стражник догнал их кавалькаду и на бегу вскочил на лошадь рядом с ней. Он втихомолку тискал ее, но Арина не сопротивлялась его бесцеремонным рукам, внезапно поняв, что это последние ощущения в ее жизни.
Едва край солнца показался из-за леса, как, ломая верхушки вековых сосен, на обрывистый берег Клязьмы за пределами города устремился огромный летучий змей. Из его голов со свистом вырывалось короткое пламя, для чего он поочередно приоткрывал свои могучие пасти. Ветер свистел под его крылами.
В это время воины Пересвета подъехали к воротам, и тотчас десятеро легких стрелков с сулицами и луками спешились, и, покинув оставшихся за воротами товарищей, двинулись к дубу вместе с возами. Они весело балагурили с возчиками, рассыпавшими сено огромным кольцом вокруг дуба и, помогая им, обещали не очень топтать его ногами и поливать кровью, дабы его можно было потом скормить буренкам.
Наконец возчики торопливо убрались и воины полезли под сено, тщательно забрасывая себя с ног до головы. От ворот тяжелой поступью уже шагали шестеро стражников Гаркуна с обнаженной девушкой. Она была в полуобмороке и ее приходилось почти нести. Стражникам совсем не нравилась их окаянная работа. Из-за этого они грубили смешливым воинам, обзывавшим их горе-стражниками и калеками, грубили друг другу и девушке, которую примотали к стволу священного дуба толстыми веревками. Как и было им велено, они дождались появления Змея Горыныча над лесом, потолкались вокруг девушки с веревками и, побросав копья, поспешно побежали к воротам.
Змей неторопливо летел над макушками сосен и недвижными глазами холодно осматривал окрестности. Он увидел торопливо убегавших людей и издал гулкое шипение, переходящее в истошный рев. Люди побежали еще прытче. Змей и не думал ускорять свой полет. Он мечтал о нежном мясе, и вовсе не хотел портить себе зубы о железную бронь стражников, чтобы выковырнуть оттуда вонючее и жилистое мужичье мясо.
Он захлопал крыльями прямо напротив обмякшей в своих веревках девушки и, осмотрев ее, облился слюнями. Они бежали потоком из трех его пастей и он довольно заурчал. Толкнув ее носом, он подождал, чтобы она очнулась. Змею захотелось поиграть. Он растопырил крылья и неожиданно зашипел от боли. Что-то острое вонзилось ему в бока. Воины были невероятно рады своей первой удаче и, падая с переломанными костями от ударов его голов и хвоста, видели, что он не может взлететь. Судорожные взмахи его крыльев сменялись злобным шипением, он кружился на месте, а от ворот уже скакали доспешные богатыри.
И закипела сеча, крючья вцепились в бока Змея и он безуспешно пытался от них увернуться. Его огромная туша металась из стороны в сторону, а змеиные головы угрожающе прижимались к земле по-гусиному. Змей неожиданно отдернул среднюю голову. Что-то больно ужалило его в глаз. Затем в его голову впились еще несколько стрел и он завопил от ярости. А в его крылья уже вонзились острые железные кошки, раздирая их в кровь. По пять человек с каждой стороны бросились рубить и ломать ему крылья. Его великанский пятисаженный хвост заметался из стороны в сторону. Но воины успешно отскакивали, втыкая колья от канатов в землю. Змей заревел, не в силах подняться в воздух. Еще десять человек бросились с копьями и секирами к его головам, но он отогнал их, опалив жарким дыханием. И вот полилась на землю черная змеиная кровь, а Пересвет, издав боевой клич, снова бросился вперед, увлекая остальных. Евлампий Гаркун разумно держался чуть сзади, не уставая командовать, хотя, в горячке боя, его почти не слушали. Изредка он укалывал копьем особенно наглую голову, слишком близко подбиравшуюся к его особе.
-Обрубайте ему хвост!-заорал он на лучников, и, четверо из них, вооруженные короткими мечами, бросились исполнять приказание.
Град ударов обрушился на Змея Горыныча, он отчаянно забил хвостом из стороны в сторону, размозжив тела нападавших. Однако его надрубленный хвост шевелился все медленнее и медленнее, пока совсем не замер. Следующая шестерка храбрецов бросилась на хвост змея и заработала мечами. Хвост змея был обрублен и тоскливый вой огласил окрестности. Ужасная голова развернулась в сторону скользивших по змеиной крови воинов и опалила их огнем. Лишь троим смельчакам удалось выскочить из пламени. А змей выдохнул еще раз и коротким пламенем прижег себе хвост, чтобы остановить кровотечение.
-Лучники, стреляй его проклятого! Остальные руби ему головы и хвост!
По новой команде княжича около двух десятков израненных и обожженных воинов бросились вперед. Горыныч отчаянно захрипел, истратив мощную струю пламени на шестерых лучников, он никак не мог обрести новое дыхание. Огненные плевки становились все короче и короче, не больше локтя длинной. Он отчаянно мотал головой и уложил еще пятерых воинов. Но и его правая голова сначала лишилась глаз, а потом бессильно повисла на лохмотьях прочной кожи. Секироносцы отступили под прикрытие длинных копий и Кресень вдруг закричал:
- Прикрой меня, княжич! Я сейчас с ним разделаюсь!
Он выскочил из-за копейщиков и, обняв меч, подкатился Горынычу прямо под ноги. Воин рубанул мечом по сухожилиям на ногах змея и перекатившись еще раз, вонзил меч ему в брюхо. Змей подпрыгнул и задергал ногами. Окровавленный Кресень вылетел из под его лапы, как комок грязи и замер на обожженной траве. Он больше не двигался. А змей испустил жуткий вопль и изо всех сил дернул крылья к себе, вырывая из земли вбитые колья и разрывая крюками свою кожу. Он сложил крылья и упав, покатился по земле. Его исполинская туша каталась по земле до тех пор, пока вокруг не осталось не одного воина. Лишь Пересвет и Гаркун успели отбежать в сторону и уберечься от гибельной туши. Они стояли, задыхаясь от дыма и с отчаянием смотрели друг на друга. Вот туша зашевелилась и принялась чавкать, пожирая мертвых воинов одного за другим.
Пришедшая в себя Арина издала отчаянный вопль и опять лишилась чувств.
-Так нет же, я его все–таки добью!-закричал Пересвет и бросился на змея, схватив по пути мощную секиру. Чудовище с негодованием смотрело на идущего к нему человека и продолжало поспешно чавкать. Пересвет ускорил шаг и Гаркун нехотя пошел за ним, взяв копье наперевес. Левая голова змея вытянулась в сторону Пересвета и изрыгнула пламя. Вторая продолжала торопливо чавкать. Пересвет перекатился вбок, и, увидав, что голова змея метнулась к Гаркуну, торопливо ударил по толстой ребристой шее. Секира застряла на хребтине, и глаза змея померкли.
Теперь две головы волочились за ним по траве, рваные крылья едва хлопали, но он перестал чавкать человечину и яростно ударил Пересвета средней, еще живой головой. Пересвет отлетел в сторону и сшиб Евлампия с ног. Тот вскочил на четвереньки и увидел, что княжич не двигается. Спасительная мысль пришла ему в голову. Он вскочил на ноги и, подобрав обломок длинного копья вздел на него Пересвета, пробив ему бок. С трудом он поднес его к пасти чудовища, стараясь не смотреть на него.
-Отведайте молодого мяса, ваша светлость! Оно говорят вкусное!
Змей изумленно оглядел Евлампия с головы до ног, близоруко поднося голову к самому лицу, а затем посмотрел по сторонам. Он осторожно взял тело Пересвета в пасть и задрал голову. Евлампий со страхом и надеждой смотрел, как змей начал глотать человека. Но вдруг глаза змея заблестели и он замер, а затем выплюнул Пересвета так сильно, что тот скатился под откос, ломая кусты. Княжич остался лежать на песчаной отмели, а Змей Горыныч неожиданно захохотал. Он опять посмотрел на Евлампия своим целым глазом.
-Я не принимаю подачек из рук предателей, но если тебе нравится это занятие, то могу продлить его тебе навсегда, на всю жизнь. Достаточно одного моего плевка. Выбирай, или быстрая смерть, или вечное предательство.
Змей долго смотрел на Гаркуна, а тот побледнел и затрясся мелкой дрожью.
-Я выбираю …плевок-тихо, дрожащими губами произнес Евлампий, и змей харкнул на него своей вонючей слюной.
Хромая и волоча по земле хвост и головы, он разбежался и тяжело поднялся в воздух. Змей полетел залечивать раны. А Евлампий повалился на бок, слепо стирая с лица, облепившую его вонючую слюну. Он дополз до обрыва и скатился к реке. На отмели у самого берега слегка покачивалось тело княжича. И тогда Евлампий, сам не зная, зачем он это делает совершил еще одно предательство. Он столкнул тело княжича в глубину и плача смотрел, как оно тонет в омуте.