Паша Рак был простым деревенским вором. Не крутым "братком" большого криминального размаха с крупными ворованными деньгами, не рядовым участником банды "отморозков". Он был простым, мелким деревенским воришкой.
Эти люди старались обходиться без "мокрых" дел, по мере возможности: в драках и разборках всякое случается. Среднего роста, черноволосый, с внимательным "рачьим" взглядом, он выглядел вполне цивилизованно, даже интеллигентно. Но так он выглядел, пока был трезв. А трезвым он бывал не часто. Основной его жизненной концепцией было то, что он не хотел работать и никогда нигде не работал. А деньги на жизнь и, естественно, на выпивку были нужны. Вот и приходилось бедствовать. В деревне воровские доходы скудные и нестабильные, вокруг - одна голытьба.
Пашка точно знал у кого в деревне что есть: железные бочки, топоры, пилы, тележки, стройматериалы, комбикорма. Когда мы только поселились в деревне, Пашка пришел к нам и заметил, что у нас около дома нет ни одной бочки. Собирать так всегда нужную дождевую воду не во что. Рак предложил за бутылку достать бочку, мы с благодарностью приняли любезное предложение. Бочку он на другой день прикатил и посоветовал её быстро перекрасить, чтобы она не ржавела.
Позже я понял, что бочку он украл у соседей. Я не знал, конечно, у кого он её украл. Искать по деревне хозяина было смешно, да и хозяев появилось бы множество. Я зарёкся больше с Пашкой дела не иметь. Скорее всего, эту бочку он у нас и украл от нашей избы, когда прежние хозяева уже уехали, а мы ещё не приехали.
Особым вниманием у него пользовались избы дачников, пустовавшие всю зиму. Ивановские дачники, имевшие свои машины, вывозили из своих изб всё, до последнего гвоздя. В эти избы залезать было бессмысленно. Другие дачники прятали вещи в дровах, в бане, на чердаке. Пашка умел находить вещи везде. Спрятать от него что-нибудь из вещей было просто невозможно. Жителей огорчало не столько грошовая потеря посуды, ложек, сковородок, подушек, сколько разгром, учиняемый в помещениях. В комнатах после его посещений было всё перевёрнуто, раскидано, изгажено. Вид был отталкивающий, противный. Возможно, Пашка действовал совместно со своими дружками из соседних деревень Ладыгино или Запруднево.
По заснеженному насту следы от ограбленных изб вели прямо к его избе. Так что местные жители точно знали, чьих рук это дело. Все его осуждали, ругали, но иногда покупали задёшево краденые вещи. Уж очень был велик соблазн! И пользовались вещами, не таясь от бывших хозяев вещей.
Однажды зимой сгорела изба ивановских дачников Пугиных, туда забралась очередная "экспедиция". Поживились неосмотрительно оставленной хозяевами выпивкой и закуской. Спасаясь от холода, разожгли в избе костерок: печку затапливать - хлопотно. Изба сгорела.
Иногда Пашка ухитрялся залезть в избу летом, когда хозяева отлучались на несколько часов в Шую. Поскольку расписание поездов было общеизвестно, он точно знал, сколько времени ему отведено на операцию.
Иногда он подрабатывал у моего знакомого москвича Славы Зинича. То копал огород, то помогал по строительству. Когда Зинич уезжал в Москву, Пашка воровал у него стройматериалы и спирт "Роял". Здоровенный Зинич, по возвращении из Москвы, его крепко бил, но потом они опять вместе пили и работали.
Иногда Раку удавалось украсть что-нибудь существенное. Тогда потерпевшие заявляли в милицию и Пашку в очередной раз сажали. Таким образом, нередко он в деревне длительное время отсутствовал, перебиваясь на казённых харчах.
Однажды он залез в сарай к одной бабке, местной самогонщице и украл у неё весь припасённый на продажу самогон и ещё какую-то мелочь. Он, конечно, знал, что бабкин внук работает начальником местного районного отдела милиции, но уж очень велико было желание выпить, да вдохновляла надежда на русский "авось", может, пронесёт. Не пронесло! Внук приехал в деревню с двумя милиционерами. (Кажется, это было уже даже не ельцынское время, а путинское). Внук не стал составлять протокол. "Власти" втроём страшно избили Пашку. Даже Зинич его никогда так не бил. Что-то в организме ему отбили. Рак долго валялся в больнице в Шуе, одном из последних осколков советской системы бесплатного здравоохранения и получил инвалидность и пенсию. Пенсию по инвалидности ему назначили хорошую: две тысячи рублей, для деревни это совсем не мало, учитывая образ жизни и "рабочий" стаж Пашки.
Рака предупредили, что после первой же жалобы "пенсии его лишат".
Пашка перестал воровать, как отрезал: он очень ценил пенсию. То есть, как перестал воровать? У своей родной тётки, которая его из жалости подкармливала, он тащил то грабли, то лопату, то ухват - в его хозяйстве этих вещей не было и нужно было обзаводиться. Вот он и обзаводился. Он знал, что из-за такой мелочи тётка на него не заявит.
Сосед, который иногда приглашал Пашку со скуки поиграть в карты и немного выпить, не раз замечал, что после ухода Рака в холодильнике недосчитывались продукты, но это всё были мелочи, и сосед махал на мелкое воровство рукой.
Когда созревали фрукты-овощи, Пашка считал все окрестные огороды своей законной вотчиной. Но это тоже были, по мнению деревенских жителей, - мелочи. Не только у Пашки, но и у многих жителей был особый взгляд на огородную собственность.
Неподалёку от нашей избы я часто наблюдал местного старичка, сидящего у забора на лавочке и греющегося на солнечном припёке. На соседнем участке трудились ивановские дачники. Они приезжали на субботу и воскресенье. Как горох высыпали из стареньких "Жигулей" и гурьбой налетали на грядки: сажали, пололи, поливали. Воскресным вечером дачники весело грузились в машину и уезжали к себе в Иваново.
В течение всей недели старичок ходил к ним в огород, как к себе домой, срывал лучок, укропчик, огурчики. Такие посещения он, видать, воровством вовсе не считал. Окружающие, очевидно, тоже считали это в порядке вещей, хотя им не очень нравилось, когда Пашка "чистил" их огороды.
Но такое понимание было не у всех. Наша соседка Тоня, в отличие от Рака, очень хорошо отличала свою собственность от чужой. Когда мы приезжали из Москвы и привозили её детям и внукам подарки, она просто не находила себе места, пока не приносила нам "ответные" дары: ещё теплые куриные яйца, ягоды, яблоки, в общем, что только могла.
Каждую субботу она пекла шанежки с творогом или пирожки с вареньем или другой начинкой. Картофельная или яичная начинка была густо сдобрена зеленью и луком. Иногда она жарила сдобные пышки без начинки, посыпанные крупным сахарным песком.
С утра она приходила к нам с глубокой эмалированной миской, покрытой полотенцем, с горячей выпечкой, от которой шел густой вкусный запах. Миска стояла на столе, покрытая полотенцем, и до самого вечера пирожки оставались тёплыми и мягкими, если только оставались до вечера.
Тоня часто говорила: "Сколько хороших людей то смерть забрала, а Пашка живёт и живёт. И ножом его пыряли, и в тюрьме сколько раз сидел, и били его до полусмерти! А ему - всё ничего, как с гуся вода"
После того, как Паша Рак "завязал" и гибели двух других воров (они зимой по пьяному делу уснули на улице, не добравшись до дома, и замёрзли), в деревне стало "тихо". Надолго ли?
12 июля 2005 года