Игра 7

Джетро
АВГУСТ. ГОСПОЖА ОГУРЦОВОЧКИНА. КАГОР.

Организация Сабантуйных Бригад, возглавляемая геншутом Плоским, устранив недееспособного императора Федэ II, пришла полной власти в империи, которую удерживала почти 5 лет, когда она была свергнута регулярной армией Фозэ IV. После этого сабантуйные бригады императорским эдиктом были воспрещены и действовали в глубоком подполье. Во время II Шутовского нашествия бригады наиболее активно вели партизанские действия против захватчиков на о-ве Баечника. Впоследствии наименее реакционная часть С. Б. примкнула к партии Баечника, практически прекратив террористические действия. Однако в последние годы наблюдается заметная активизация движение, что связывается с именем нового геншута бригад г-на Колпачинского...
«Роль и пароль Сабантуйных Бригад в спасении Отечества»

 Нет, этим летом в Кукуеве было положительно очень душно! Ни ветра, ни ветерка, ни ветерочка – в городе царил абсолютный штиль. Буря бы грянула, что ли?... однако многознающие синоптики с баранноликим упрямством твердили: "В течение ближайшего месяца осадков нет и не ожидается. Относительная относительность влажности близка к нулю".

 К нулю была близка и деловая активность господ, проживающих в Кукуеве. А если не кривить душой, то активности этой в последний месяц никто и не видел в округе. Скорее всего, она умотала вместе с прочими деловыми людьми Бивня на отечественные, а также заграничные курорты. Да, делать в Кукуеве сей момент было решительно нечего!

 Однако господин Свистоплюшкин, один из немногих купцов Байканской Империи, Великой Очень, не покинул родной дом. Жена его с сыном была отправлена на один из модных гордевропских курортов Faineantise-Affaibbli , профиль которого вполне соответствовал названию. А отец семейства, воспользовавшись паузой, перебирал кипы документов в преддверии поездки на плантации Нюсиса-Угау.

 В кабинете Свистоплюшкина было столь же душно, как и повсюду в Кукуеве. Даже огромный сифон тоника, выполненный в форме бело-черного пингвина с кнопкой на горле, слабо спасал от этой напасти.

 Хозяин подошел к окну и раскрыл его. В окно немедленно ворвался горячий августовский воздух. Он походя сдул пару листков с рабочего стола купца и вылетел вон. Однако желанной прохлады вихорь так и не принес. Господин Свистоплюшкин со вздохом ("Ну до чего жарко!") нажал на пингвиново горло. Птица шипя выплюнула в стакан дозу прохладительного. Герой выпил ее, еще раз вздохнул ("Жарко!"), и принялся перечитывать свежую прессу, принесенную ему незадолго до того бузуем– письмоносцем.

 Итак, что же было нового, интересного в байканских газетах, возлежавших на рабочем столе купца Свистоплюшкина? В газете "Правда Баечника" внимание купца прежде всего привлекла передовица под заголовком "Учение Великого Баечника остается непоколебимым навсегда", где Старшой Баечник г-н Елеелин аргументированно доказывал непоколебимость основных постулатов гениальной теории Великого Баечника, развитых впоследствии такими титанами байканской мысли, как Ояврик, Глеб I Байканид, Глеб II Ояврид, Глеб III Тормозид, и так a l`infini . В конце статьи следовал лапидарный вывод: "Великий Баечник свят, ибо нельзя быть святее Великого Баечника". Кроме этого материала, г-н Свистоплюшкин в разделе "Сад и огород" отметил для себя заметку г-на Хреноплясова "Некоторые аспекты разведения хрена на песках и супесях Кантамалии"; научно-популярную статью г-на Ырыызууснича "Как свиньи помогают нам искать нефть в море", новый комикс господина Арбоглоталкина "В поисках ырыызууса" и эссе г-на Колхозноватича "История и происхождение производства масок галихчо в Нюсиса-Угау". Последнее было особенно интересно купцу, ибо с Нюсиса-Угау его (как уже известно проницательному читателю) связывали стабильные деловые связи. Однако из путаного изложения фактов можно было сделать лишь один вывод: маски галихчо появились истинно с одной целью, а именно чтобы их смог коллекционировать г-н Колхозноватич.

 Свистоплюшкин с очередным вздохом ("Жуть как душно!") вновь удушил пингвина, добившись из его гортани хриплого выплеска тоника, и перешел к следующему лидеру байканского газетотворчества – "Истине Энциклопии". Взглянув на первую полосу, начитанный герой наш отметил труд за подписью г-на Мухобойкина "О необходимости устройства на горном курорте Живодерово морской климатической здравницы". Неутомимый nigaud vieux предлагал проложить к Живодерову, лежавшему в долине хребта Энциклопии, широкопрофильные трубы от приморского поселка Пустомелево сквозь хребет с целью создать в Живодеровской долине озеро с водою морскою, дабы соединить тут преимущества горного и морского курортов. Проекту редакцией была ниспослана рубрика "А почему бы и нет?", что должно было символизировать отношение газеты к сему ценному изысканию. Однако каково именно было отношение, господин Свистоплюшкин так толком и не понял ("Все-таки слишком уж жарко!").

 Весь разворот газеты занимала глобальная статья "Путь в будущее: национальная байканская идея и кто ее эксплуатирует", автором которой, разумеется, был господин Колпачинский. Читать это пропагандонство (как называл наш купец подобные произведения) у Свистоплюшкина не было ни сил, ни желания, ни времени, поэтому он сразу же перешел к зарубежной криминальной хронике

 В этом разделе особенно ужасна была информация опять-таки из Нюсиса-Угау. Согласно ей, в пустыне Нюси-Эка на юге страны вновь разбушевался кабан-людоед. Несколько человек уже пали жертвами чудовища. Последней добычей монстра стала одинокая прачка, мирно стиравшая белье, когда аспид напал на нее с самыми низменными намерениями, и она описывала зверя как "чудище о семи ногах, восьми рогах, десяти саженей росту, из глаз искры, из ноздрей дым, а член-то, член – и во сне не привидится этакенный член!"

 Сифонный пингвин выдал на-гора еще стаканчик прохладительной смеси, и тут в кабинет постучал дворецкий, провозгласив: "К вам госпожа Огурцовочкина. Велели передать-с, что желают быть приняты по личному вопросу и, ежели на то имеется возможность, конфиденциально. Велите впустить-с?"

 Свистоплюшкин мгновенно пролистал в голове свой донжуанский список, но дама с такой заковыристой фамилией в нем не значилась. Похоже, с нею он ни разу не встречался. Странно, странно. Провинциалочка, что ли, откуда в столицу приехала, да и ходит по адресам, что ей всем миром насобирали многообразные родственники? "Ты, милочка, не стесняйся, а проси. В одном доме откажут, в другом, а в третьем, глядишь, и примут, протекцию составят". Поскольку у господина Свистоплюшкина близких родственников на периферии не имелось – самым родным ему был троюродный брат, но он служил капитаном где-то в Своясии и не появлялся в Бивне лет уже пять – то эта мамзель могла быть родней со стороны жены. Мадам Свистоплюшкина в девичестве звалась Фанзолавкиной и род ее имел множество обедневших боковых побегов. Так что господин Свистоплюшкин, поколебавшись немного, дал дворецкому добро, с чем тот и удалился.

 Госпожа Огурцовочкина, представ пред очами купца, оказалась юной особой не более осьмнадцати лет от роду. Это было курносое блондинистое создание в грязновато-рыжей мини-юбке и майке с рисунком статуи Великого Баечника. Справа и слева от патриотического изображения под майкой соблазнительно угадывались хорошо сформированные груди. Взгляд госпожи был очень голубоглазый, непроходимо наивный и весьма трогательный. В руках она мяла потертый рюкзачишко сероватого цвета с гордевропской надписью "J’aimee Fanzolavkino ". Гостья явно не знала, с чего начать. Хозяин тоже этого не знал, но его положение обязывало придти гостье на помощь.

 – Добрый вам день, уважаемая госпожа Огурцовочкина, – начал беседу купец, тут же осознав нелепость четвертого слова. – Присаживайтесь-ка. Чем обязан вашему визиту?

 Уважаемая меж тем впилась взглядом в статуэтку Ады Байканиды – покровительницы Кукуева Святой Кукуни, – что служила Свистоплюшкину для раскалывания орехов. Вопрос хозяина застал ее врасплох. Она тут же потупила взор, присела на краешек дивана, плотно сжав коленки, и зарделась.

 – Многоуважаемый господин Свистоплюшкин, – наконец выдавила она из себя, не переставая рдеть, – мне так вас рекомендовали, так рекомендовали... как столь влиятельного.., уважаемого купца.., и вообще... как очень такого доброго, пожалуй.., отзывчивого такого...

 Девица зарделась пуще помидора на момент созревания, задрожала тонкими пальчиками и вовсе смешалась. Купец понял: это надолго. Он вздохнул про себя ("Да мамон побери, что же это так жарко?") и спросил ее:

 – А позвольте вас спросить, уважаемая, кто же вам меня столь душевно рекомендовал?

 Малышка прожгла купца насквозь, на мгновение подняв на него синие глазки:

 – А дядя мой, господин Огурцовочкин. Вот он мне и говорил про вас: "Как приедешь, племянничка моя разлюбезная, в столицу нашу Кукуево, всенепременно посети кума моего господина Свистоплюшкина, да привет ему передай от меня, да и подарочек тоже не забудь, пожалуй"...

 Тут она всплеснула ручками, став на миг подобна маленькому бдечонку, и вскрикнула:

 – Ой, уважаемый господин Свистоплюшкин, ой, извините! Вот дядюшкин подарок и забыла-то, пожалуй, сразу вам отдать. Возьмите вот, возьмите!

 Она вытащила из рюкзачишки сверток небольших размеров и с виноватым взглядом передала господину Свистоплюшкину.

 Тот решительно ничего не понимал. Он никак не мог припомнить никакого кума по фамилии Огурцовочкин. Опасливо взяв сверток, одаряемый не менее опасливо его развернул. Но вопреки настороженному ожиданию, там оказалась не бомба и даже не мамон в коробчонке (любимая шутка хачинцев), а бутылка вина, обернутая письмом. А поскольку мадам Огурцовочкина все так же сосредоточенно изучала орехокольную статуэтку, господин Свистоплюшкин счел за лучшее предложить ей стаканчик тоника из чрева сифонной птицы ("Жарковато у нас тут сегодня, знаете ли"). Предложение не было отвергнуто, колени чуть расслабились, и хозяин дома на Адлявасовской, вооружившись очками, принялся изучать послание таинственного кума.

 "Дарагой Кум Свестаплюшкин! – говорилось в нем. – Пишит Вам Ваш Кум гаспадин Агурцовочкин! Помните ли Вы Меня? Я тот каторый за Вас на сватьбе пастаял! Слышал Я што Вы нонче бальшой чилавек в Кукуиве! Патаму даю Ваш адрис пилимянисе авось васпаможите девачке. Девачка ана харошая можит и пристроите если што. Надеюсь на Вас Кум а мы уж Вас благадарнастию не аставим. А пака примите в падарак этат бутыль кагору. Он харошый кагор он у нас самый лутшый. А тагже жонушке Вашей тоже привет от всиво Фанзалафкина. Засим аткланяюсь с наилутшыми на Вас надеждами. Кум Ваш гаспадин Агурцовочкин жына его гаспажа Агурцовочкина и фсе Ваши знакомые ис Фанзалафкина".

 По прочтении этого потрясающего послания господин Свистоплюшкин немного уразумел как положение дел, так и появление таинственной "пилимянисы". Действительно, на свадьбе господина Свитстоплюшкина и госпожи Фанзолавкиной однажды возник критический момент, грозивший молодому повреждениями внешнего облика. Говоря без затей, из толпы гостей вывалился некий перебравший мужичонка (впоследствии никто не мог вспомнить, откуда он взялся) и начал орать на жениха: "Эй ты, купчонок, а ну пошли подеремся!" Ситуация грозила перерасти в скандальную, но тут к купцу подошел невысокий, но весьма плотно сбитый дядько, отстранил его мужественной рукой, уверенно сказал бузотеру: "Эй ты, мамоново отродье, ты, что ли, на жониха пырхаешься? Это кум, он со мной, понял, козел!?" и ткнул того кулачищем в рыло. После чего, как и водится на сельских свадьбах, началась заурядная потасовка, сопровождаемая развеселой мелодией бузуя-гармониста. Дядько тот и был господином Огурцовочкиным.

 Благодаря находчивости новоиспеченного кума и возникшей свалке молодожены успели уехать домой, оставить гостей развлекаться. На следующий же день после брачной ночи муж в приливе чувств разыскал благородного господина и побратался с ним, выпив чуть ли не бутылку джина на брудершафт. Но после свадьбы он и думать забыл о том, благо прошло уже более десяти лет. И вот дядько вдруг напомнил о себе таким вот симпатичным способом.

 Симпатичный способ сидел на диване и очень смущался. По всему было видно, что ему впервой видеть такую роскошь. К тому же жара воздействовала и на девушку. Она рассматривала библиотеку хозяина, изредка бросая синие взгляды на купца, который от них немного вздрагивал ("Нехорошо как-то, понимаете ли, вот так, наедине с молодой девушкой, жена в отъезде, да еще жара эта, мамон ее..."). И, дабы разрядить обстановку, он решительно сложил письмо, засунул его под орехоколку, принял позу как можно более непринужденную (стараясь не рассматривать рисунок на маечке) и вопросил:

 – Ну что ж, дорогая, знавал я вашего дядюшку в былые времена. Да-с, знавал... Да и супруга моя знала его тоже. Хороший он человек, не скрою. Давненько, правда, не встречались , да все мы, понимаете ли, в делах своих... да-с... А скажите-ка, милочка, где же вы остановились-то?

 – Я-то? – весело откликнулась девушка. – А нигде пока, пожалуй. Вот как с дилижанса спозарань сошла, так сразу вас, господин Свистоплюшкин, искать начала. У вас тут город такой ба-а-льшой, путаный, пожалуй. Туда ходила, сюда, пока вот к вашему соседу не попала. Он вот меня к вам и направил. У него еще слуга глухой совсем да свинка такая смешная, на цепочке. Все хрюкала на меня...

 "Борька", – с негодованием подумал купец, будто страж покоя Жирополного был виновен в визите непоседливой мамзели. Нет, жара сегодня была поистине несносной!

 Госпожа из Фанзолавкина вновь пронзила купца синим лучом взгляда и наивно сказала:

 – А еще дядя мой кагор очень любит. Вот и вам бутылочку передал. "Передай, говорит, куму, бо у них там в столицах все дрянь одну пьют". Попробуйте, господин Свистоплюшкин, вам понравится, пожалуй. Он у нас хороший, кагор-то.

 При упоминании этого слова господин Свистоплюшкин поежился. Дабы объяснить столь неадекватную реакцию купца на такой прозаичный напиток, обратимся же к его детству.

 Как нам известно, г-н Дурноплод, который привил нелюбовь Свистоплюшкина к танцам, воспламенил его страстью к корридонской водке, джином именуемой. В пику ему, имелся у юного наследника и еще один учитель, имя которого история не сохранила. Господин сей обучал купчонка основам байканской грамматики, словесности и стихосложения. Запомнился он в основном благодаря классической басне господина Байкознатича "Бузуй и кагор". Данный антиалкогольный литературный шедевр каждый культурный байканин должен был заучить наизусть еще на исходе первого десятка лет. Вот как он выглядел:

Из-за моря, из-за гор
Шел бузуй и нес кагор.
Оказался дальним путь -
Надо, братцы, отдохнуть.
Видит холм. На нем багор.
Сел попробовать кагор.
Выпил чарку, выпил две -
Зашумело в голове...
Храп стоит. Дрожит бугор.
Спит бузуй. Силен кагор!
Коль тебе бузуя жаль,
То запомни ты мораль:
Раз идешь ты из-за гор
И в холме торчит багор,
Не садися на бугор
И не пробовай кагор!

 Вот это нравоучительное рифмоплетство и никак не давалось нашему пухлощекому мальчонке. Он старался, он пытался, он учил басню ночи напролет, но когда наставал момент нести ответ пред грозным преподавателем, малая запонка внутри Свистоплюшкина лопалась, и он нес несуразицу с околесицей. То у него бузуй ложился на багор, то кагор был воткнут в бугор, а то вообще путь становился горами. Учитель краснел, бледнел, ругал "ce infant balourd " по-своему, чем доводил юного Свистоплюшкина до слезно-сопливого состояния. En fin драму эту своею волей разрешил папа Свистоплюшкина, попросту приказав учителю перейти к следующему параграфу байканской литературы, под которым значилось "Народные байканские прибаутки как важный фактор разгрома I Шутовского нашествия". Тем самым литературная трудность была преодолена, но название злокозненного вина наш господин запомнил на всю последующую жизнь.

 Однако это было лишь малым грешком детства, а господин Огурцовочкин был грешком куда более поздним. Поэтому господин Свистоплюшкин приказал дворецкому принесть два бокала хрусталя гордевропского да конфект медовых. Слуга удалился, испустив в госпожу Огурцовочкину взгляд, который мог бы испепелить любую femme du monde . Но малышка не относилась к этой породе зверушек – она лишь улыбнулась в ответ. Слуга возмущенно исчез и через некоторое время явился с подносом, на котором поблескивала пара фужеров гордевропской работы и конфетница того же материала, полная сладких тягучих карамелек. Девушка громко хлопнула глазами: в Фанзолавкине таких диковин явно не подавали.

 Несколько сомневаясь, удобно ли предлагать столь юной особе алкоголь, хозяин решил уточнить:

 – А вы-то, моя дорогая, сами кагор будете? Или вам тонику холодного?

 Мадам Огурцовочкина обезоруживающе улыбнулась, в очередной раз заставив Великого Баечника на своей маечке вздрогнуть, и заболтала:

 – Уж если угостите, господин Свистоплюшкин, то буду, пожалуй. У нас там все кагор пьют. Вот вы знаете: утром встают – пьют, в обед придут – тоже пьют, вечером вернутся – заново пьют, пожалуй.

 – Так уж и все? – удивился купец, разливая кагор по бокалам.

 – Все, все, уж не сомневайтесь, пожалуй, – честно призналась девчушка.

 Господин купец еще раз окинул взглядом юную гостью, выжидательно сидевшее перед ним, взял бокал, подъял его и сказал:

 – Что ж, милая, за ваш приезд. Доводилось встречаться мне с вашим дядюшкой. Доброй души человек. А вот теперь и с племянницей случилось познакомиться. Дай Баечник, не в последний раз видимся.

 – Ой, да что вы! Я вам еще надоесть успею, господин купец, – с наивной простотой призналась cette petite plaisante (или paysanne – наш герой с гордевропским всегда был на ножах).

 – Да уж зови и меня просто дядюшкой, – подобрел купец после выпитого вина ("Силен кагор, понимаете ли!").

 – А вы, дядюшка, тогда меня Адой называйте. Вот я и есть Ада Огурцовочкина. Школу вот закончила, папенька с маменькой и говорят: "Тебе, Ада, в столицу ехать надобно, там ты в люди выбьешься, жениха себе найдешь, партию сделаешь, да и вовсе жизнь устроишь. А у нас в провинции что – засидишься в девках, перестаришься да и сгинешь вовсе". А дядя тут и говорит: "Езжай, езжай, племяшка. Там у меня кум справный есть. Он и поможет тебе, да и в обиду не даст. Найдешь его, скажешь – от кума, мол, от господина Огурцовочкина. Он тебя и пристроит".

 Господин Свистоплюшкин был поражен такой провинциальной простотой нравов. Ни тебе телеграмм, ни рекомендательных писем – "Пойдешь к куму, он устроит". Честное слово, сейчас он даже не представлял, куда он отправит эту девицу, где она будет жить ("Проклятая жара, не у меня же"), да и вообще свалилась тут как бдечо на голову, да и дворецкий может растрезвонить, даром что волчьи взгляды кидал...

 Гостья меж тем вполне освоилась на купеческом диване. Она откинулась на спинку, заложила ногу за ногу, вследствие чего юбчонка задралась вовсе уж до неприличия, еще раз восхищенно осмотрела статуэтку Святой Кукуни и сказала:

 – Ой, какая женщина красивая! Это ваша родственница?

 "Однако", – ошалело подумал купец. Как же она умудрилась школу закончить?" Святая Кукуня, она же тёзка девушки Ада Байканида, почиталась в истории Бивня ничуть не меньше Великого Баечника, Глеба Ояврида или Фозэ IV, и попадалась в школьных учебниках с начальных классов. Вслух же он пробормотал:

 – Знакомая, – и решил перевести разговор на более актуальную тему.

 А скажи-ка мне, Ада, куда же ты пойти устроиться хочешь? Что ты делать умеешь?

 – Я бы в артистки пошла, пожалуй, дядюшка. У нас в школе как спектакль какой ставили, так я главную роль всегда играла. Вот в "Казуаре" я играла, в "Поездке Стаффа в деревню" тоже вот, еще в комедии "Смерть до полудня". Веселая такая комедия, я вся обхохоталась. Я там любовницу купца играла. Все говорили потом: "У тебя так здоровски получилось, прям настоящая любовница!" Да вы если хотите, сейчас, пожалуй, вам и покажу немного.

 Купца эта мамзель уже порядком утомила. Не хватало еще, чтобы она тут купцовых любовниц изображала. Еще в роль вживется, так мамон его знает, до чего доиграется. Поэтому он торопливо налил еще по бокалу кагора:

 – Не надо, Ада, не надо, я верю, верю! Выпей-ка лучше кагору. И впрямь дядюшка твой мастер на такие штуки. Но, понимаешь ли, Ада, чтобы в театр поступить, тут учиться надо или конкурс хотя бы пройти. Ведь знаешь, сколько таких желающих в столицу приезжают?

 – Сколько же? – удивилась Ада.

 – Много, – веско ответил купец.

 – Ой, неужели это так совсем сложно? Дядюшка, ну помогите! Вы же такой важный тут человек. Мне про вас дядя говорил, что если захотите, то обязательно все сделаете, – жалобно запричитала Ада, придвигаясь к Свистоплюшкину и просительно глядя на него синими очами. Купца охватила испарина. Он взялся за сифон, но передумал и налил еще кагора.

 – Ну что же, Ада, я уж постараюсь что-нибудь придумать, – как можно уверенней сказал купец, отодвигаясь, дабы не впадать во искушение.

 Жара становилась все невыносимей. Свистоплюшкин чуть отхлебнул кагора и с удивлением обнаружил, что госпожа Огурцовочкина успела опорожнить весь бокал. Она как-то зарумянилась, в глазах появились прыгающие мамончики, а в голосе – томные нотки:

 – Ой, дядюшка, а знаете, я вас по рассказам другим вообще представляла.

 – Каким же? – полюбопытствовал дядюшка.

 – Да я вот думала, вы старикашка такой, пожалуй, лет под семьдесят, лысый и с седой бородой. С палочкой ходите и говорите еле-еле. А вы вовсе молодой и симпатичный тако-ой... На этого похожи... ну в книжке по истории у нас был... ну, Глеб там с номером каким-то.

 Купец уже давно понял, что в истории познания его causeuresse не сильно отличаются от нуля. Теперь же он очень сомневался, что и в прочих науках она проявляла большее рвение.

 Девушка еще ближе подвинулась вперед, и купец ощутил легкое щекотание ее ножки о его щиколотку. Мамзель томно наклонила головку и хитрюще взглянула на него из-под белой челки.

 – А еще лучше, дядюшка, если в театр это сложно для вас так уж, то знаете что...

 Запнулась, передернула плечиками (опять вздрогнули груди) и совсем уж томительным шепотом:

 – Дядюшка, а может вы меня жениху какому бы состоятельному сосватаете, а?

 Произнесено это было таким лисьим манером, что господин Свистоплюшкин был ввергнут в пучину двух совершенно разнообразных чувств. С одной стороны он был ошарашен: "Это где ж я ей жениха искать, понимаете ли, буду?", с другой же негодовал : "Ну и девицы нынче, знаете ли, пошли! Никакой совести, понимаете ли!"

 – Милочка моя, – решился наконец купец. Госпожа Огурцовочкина подобралась. – Уж и не знаю, понимаешь ли, что тебе и ответить...

 – А вы подумайте, дядюшка, подумайте, а я вот вам, пожалуй, еще кагорчика налью, – елейно проворковала la jeune blonde .

 Большая сине-зеленая муха, осоловев от жары, с ленивым гудом влетела в пространство комнаты. Она уселась на потолке аккурат над купцом и принялась усердно чистить свои крылышки.

 Меж тем дверь приоткрылась. В просвете ее мелькнула голова дворецкого и тут же вновь исчезла. Свистоплюшкин, весьма дороживший своей репутацией, не на шутку взволновался: "Мамон его подери, вот ведь раструбит, поди, подлец, что Свистоплюшкин был под мухой. А народец наш, понимаете ли, глуповат, так и поверит. Да еще и эту мадаму сюда приплетут. Шут его знает, что за чушь наворотят!" Он решительно отодвинул девичью коленку. Огурцовочкина, обиженно качнув грудями, сказала:

 – Так что же вы, дядюшка, поможете мне, или уж как?

 Сказать "non " господин Свистоплюшкин не мог, ибо воспитание того не позволяло. Сказать же "oui " он не мог, ибо действительно не знал, как и госпоже Огурцовочкиной сделать благо, и более с ней никогда не встречаться. Посему хозяин дома, применив дипломатический ход, обнял десницей чашу с кагором, вознес шуйцу к небесам и провозгласил:

 – Ну что ж, племяшка, кагор у вас неплохой.

 – Дерьма, пожалуй, не держим, – хихикнула та.

 – Так что, – вдруг строго сказал ей купец, в коем нежданно проснулась назидательная струнка, – ты уж, понимаешь ли, постарайся уважать и дядю своего, и отца, и кума, меня то бишь, и прочих всех родственников, ибо...

 – Да я ужо, пожалуй, стараюсь, – ответствовала ему мамзель.

 – Да-с, ибо... попрошу не перебивать, ибо...

 Купец явно тянул время, поскольку девчонке нужно было дать какой-то ответ, а какой именно – герой наш никак не мог сообразить. Он вновь глянул на назойливое навозное насекомое, и тут его осенило.

 – ...Ибо, Ада, милочка моя, у меня к тебе возникло предложение, – уверенно завершил купец свою тираду и опорожнил гордевропский бокал.

 – Что, жениха припомнили? – с надеждой встрепенулись девичьи грудочки.

 – Лучше, дорогуша, лучше, – заверил ее дядюшка. – Скажи-ка ты мне, Ада, хотела ли ты побывать за границей?

 – Ой, за границей? Да что вы, дядюшка! Правда, что ли? В Гордевропии, в Корридонии? А я вот в школе и гордевропский изучала даже, вот: «Je m’appelle Ada Ogourtsovotchkina. Je viens de Fanzolavkino ...» Да я пожалуй, и просить об этом вас не смела. А что, можно? – госпожа Огурцовчкина была прямо вне себя от возбуждения.

 – Ну, для начала я бы тебя смог отправить на учение в Нюсиса-Угау. Поглядишь там, пообвыкнешься, а там, понимаешь ли, и в Гордевропию сможешь попасть, – убеждающе сказал ей купец.

 – Нюсиса-Угау? А где это? Это, пожалуй, где-то возле Гордевропии, да, дядюшка?

 Дядюшка в очередной раз убедился, что познания его "пилимянисы" в географии ненамного лучше, чем в истории или гордевропском. Вслух же он сказал:

 – Да, Ада, да, где-то рядом. Я тебя секретаршей у своего управляющего пристрою. Поработаешь там, на людей посмотришь, а там уж и поглядим, что да как.

 Мамзель светилась. Взгляд ее, улыбка и даже острия сосков под веселой маечкой – все выражало необыкновенную радость. Она была похожа на монгольфьер, готовый оторваться от причальной мачты:

 – Ох, дядюшка, ох, я уж и не надеялась, пожалуй, на вашу доброту! А ведь я там и замуж выйти смогу, пожалуй! – проворковала Ада, пытаясь вновь примоститься поближе к купцу. Купец легонько, но решительно пресек эти поползновения вопросом:

 – Ада, скажи мне, ночевать-то где собираешься?

 Девица немного смешалась, однако природная нагловатось не дала ей слишком долго переживать.

 – Да я, пожалуй, у вас останусь, если вы, дядюшка, не против будете.

 Возразить ей на столь прямой ответ было нечего. Купец крикнул вновь мелькнувшему за дверью слуге:

 – Эй, милейший, а размести-ка гостью в трагицкой. Да смотри, постель самую лучшую постели, подушки атласные возьми из кладовой.

 Это предложение ничуть не было обидным по отношению к гостье. Трагицкой в Бивне называлась комната для почетных гостей. Название это шло еще из тех времен, когда по империи, подобно стаям саранчи, слонялись сонмы бродячих трагиков и давали представления в каждой встречающейся на их пути усадьбе. А поскольку гонорар артистов в те давние времена зависел исключительно от длительности спектакля, то старые байканские трагедии обычно длились от двух до двадцати суток с перерывами на завтрак, обед и ужин. Разумеется, вся жизнь в усадьбе, подвергнувшейся нападению бродячей труппы, была парализована, а когда хозяева, досмотрев до конца трагедию, со вздохом облегчения изгоняли трагиков из дома, в их закромах частенько не оставалось ни маковой росинки, ибо все, что там было, съедали прожорливые лицедеи. Размещать их также где-то было надо, поэтому в богатых усадьбах и предусматривались специальные гостевые комнаты, называемые трагицкими. С течением времени этот обряд себя изжил, но название прижилось и сохранилось по сию пору.

 Слуга исчез исполнять наказ. Блондиночка, убедившись в бесплодности попыток совращения Свистоплюшкина, также ушла в поисках cabinette d'aisanse . Купец, налив еще кагора в рюмку, задумчиво глянул на сифон пингвина, затем на Святую Кукуню, пробормотал "Шел бузуй и нес кагор", почему-то подумал "И ни слова о сабантуйных бригадах" и размашисто выпил.

 Набежавший ветер стукнул во входную дверь. Все же в Кукуеве сегодня было исключительно жарко.

Продолжение: http://proza.ru/2008/02/07/363