Если долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя. (Ф. Ницше)
29 февраля. Сегодня был последний день оплаты телефонных переговоров. Об этом я узнал утром, когда рылся в ящике для бумаг в поисках своего страхового медицинского полиса. Полиса я не нашел, зато на самом верху кипы документов обнаружил неоплаченную квитанцию телефонного счета. Скрепкой к квитанции была приколота записка от матери «Не забудь оплатить в сбербанке до конца февраля!» Естественно, я об этом забыл – оплачивать квартирные счета мне никогда раньше не приходилось. Я взглянул на часы. Схожу после завтрака.
Родители две недели назад уехали в месячную командировку в другой город, и за все, что происходило в их отсутствие, отвечал я. Походы за продуктами в магазин, готовка еды, уборка квартиры и мытье посуды - прелести самостоятельной жизни плавно вплелись в мои рабочие будни. Но в такой ситуации я оказался не в первый раз, и наряду с озвученными обязанностями мне негласно были делегированы и права. Пару раз в неделю я приглашал к себе приятелей и подруг. Мог бы чаще, но я всегда был склонен предпочитать одиночество компании.
Сбербанк располагался в двух кварталах от дома. Несколько раз дернув входную дверь, с трудом поддавшуюся, я вошел внутрь. Посетителей не было. Впрочем, в сбербанках я бываю редко, поэтому удивительным это мне не показалось. Скорее обрадовало – я ненавидел стоять в очередях. Подойдя к одному из окошек, я оплатил счет. Операционист, миловидная девушка в очках и с короткой стрижкой, выдавая мне квитанцию и сдачу в десять рублей, с улыбкой поинтересовалась: «Не хотите ли поучаствовать в лотерее? Есть билеты по десять рублей» Я взглянул на ассортимент – авто-лотерея, лотерея «Водный мир», розыгрыш «Народное лото».
Азартные игры никогда не были моей слабостью. И в лотереях я не участвовал ни разу. Но экономить эту десятку особого смысла не было – да и казалась она мне лишней в моем кошельке.
Среди нескольких видов лотерей я разглядел «Китайский гороскоп». Эта серия понравилась мне больше остальных.
- А с годом Обезьяны у вас есть? – спросил я.
Он перебрала стопку билетов и, вытащив один из них, протянула мне:
- Да. Последний остался.
Вернув ей выданную мне сдачу, я взял билет и прошел к столику у окна. На билете были написаны условия лотереи. «Сотрите шесть кружочков, в случае совпадения трех одинаковых чисел, вам причитается соответствующая сумма. Выигрыши до 1000 рублей включительно выплачиваются немедленно по месту покупки билета», - прочитал я на обратной стороне.
Последовав инструкции, я соскоблил монеткой слой шести кружков. «200 рублей» - значилось в трех из них. Я невольно огляделся по сторонам – почему-то захотелось, чтобы кто-то оказался свидетелем моей нежданной удачи – но зал был по-прежнему пуст.
Конечно, не ахти какая сумма, но настроение улучшилось. Пройдя к тому же окошку, я получил причитающиеся мне по билету деньги. Девушка поздравила меня с удачей. Выйдя из сбербанка, я закурил и решил сразу же зайти в книжный магазин, располагающийся в двух шагах от банка. Неожиданно появившиеся деньги я собрался потратить на новую книгу Кодзи Судзуки, которую приметил еще на прошлой неделе.
В книжном магазине людей было не в пример больше, чем в сбербанке. У входа пытливо вглядывался во входящих и выходящих молодой охранник. Между стеллажей деловито сновали продавцы-консультанты. Я направился к разделу современной зарубежной беллетристики. У самого стеллажа мое продвижение застопорилось – народу здесь было больше всего. Я терпеливо пропускал отходящих с книгами людей, одновременно высматривая среди блестящих переплетов выложенной литературы то, что мне было нужно.
Вскоре мой взор наткнулся на темно-синюю обложку романа Судзуки. Книга в единственном экземпляре стояла в дальнем верхнем углу стеллажа. Меня от нее отделяли пара метров и три человека в толпе. Продираясь сквозь ряды покупателей, я приближался к заветной цели. Кто-то наступил мне на ногу. Оглянувшись, я зло посмотрел на неуклюжего клиента – тот извинился. Обратив снова свой взор к стеллажу, я обнаружил, что книги Судзуки уже нет.
Добравшись наконец до нужного места, я начал смотреть по сторонам. Просто так исчезнуть она не могла. Так и есть – здесь же, в двух шагах от меня, стоял мужчина лет сорока в темном плаще и рассматривал роман. Наши глаза встретились, он скользнул по мне взглядом и вновь углубился в просмотр. Я стоял рядом и ждал.
Я надеялся, что он, как и в большинстве случаев, просмотрит книгу и поставит на место. Взяв какую-то книгу с полки, я пролистывал ее и мысленно проклинал этого кретина.
Надежда оказалась напрасной. Мужик сунул книгу под мышку и направился к кассе. Я чертыхнулся ему вслед. Мимо проходила консультант.
- Скажите, у вас еще есть Кодзи Судзуки? – спросил я у нее.
Она взглянула на стеллаж:
- Здесь только что был.
- Да. Одна книга. Ее уже забрали.
- Да? К сожалению, это был последний экземпляр.
- А когда поступят новые?
- Зайдите на следующей неделе, - она прошла дальше.
Черт, не повезло. А, может, лимит везения на сегодня уже исчерпан? Я медленно направлялся к выходу. Впереди меня шли две школьницы. Они оживленно переговаривались между собой.
- Так ты идешь в кино? – спрашивала одна другую.
- Куда, в «Пять звезд»?
- Да.
- Сегодня дорогие билеты. Если только в будни, на дневные. Школьникам – скидка, в два раза дешевле. Может, завтра сходим?
То, что ответила другая, я уже не услышал – они свернули в другую сторону, в канцелярский отдел. Я вышел на улицу. Хотелось закурить, но у сбербанка я выкурил последнюю сигарету.
Кино. 200 рублей – как раз один билет. Потратить лотерейный выигрыш на хороший фильм в хорошем кинотеатре – почему бы и нет? Тем более, в «Пяти звездах» я не был уже два месяца.
Я посмотрел на часы. Без пятнадцати час. Как раз на дневной сеанс успею. Купив в близлежащем киоске сигареты, я направился к метро.
Войдя в кинотеатр, я подошел к кассам. У каждого из окон стояла небольшая очередь. Я пробежался глазами по расписанию сеансов. Среди прочих других я увидел один подходящий фильм. «Таинственная река». Я вспомнил – оскаровский номинант. Я еще раз взглянул на расписание. Дневной сеанс, 13:30. Через пятнадцать минут. Успеваю. Встав в очередь, я вскоре купил билет за 150 рублей. Затем, сдав в гардероб свое пальто, направился к располагавшемуся рядом бару. Проходя мимо пачки рекламных листков с описанием фильма, который мне предстояло увидеть, я взял один из них и сунул себе в карман.
Хотелось пить. Я заказал в баре молочный коктейль и прошел к столику. Сев, я еще раз посмотрел на часы. В запасе у меня было десять минут. Выпив коктейль, я закурил и рассеянно оглядел окружающую меня обстановку.
У потолка вертелись огромные лопасти гигантского вентилятора. Прозрачный лифт скользил вниз, откуда-то сверху низвергались разреженные струи мини-водопада. Играла легкая музыка, молодой бармен принимал заказы, за соседними столиками велись оживленные беседы. Все как обычно.
Докурив, я прошел мимо лифта к дальней лестнице и поднялся на один уровень выше. Оставив слева от себя залы «К» и «Г», я ступил на мостик, ведущий к залу «Ч». Как ни странно, на мостике никого не наблюдалось. Наверное, все уже зашли. У открытого входа в зал стояла билетерша и безразлично глядела на мини-водопад. Отдав ей на проверку билет и получив его обратно, я зашел внутрь.
В кинозале горел приглушенный свет. Усевшись в кресло, я начал ждать начала сеанса. И сразу же ощутил какой-то диссонанс в атмосфере маленького кинозала. Что-то странное чувствовалось в окружающей обстановке.
Я немного поерзал в кресле, оглядел зал и внимательно начал искать причину своего смутного беспокойства. Очень скоро причина нашлась – и не одна.
Первое, что мне сразу бросилось в глаза – количество присутствующих зрителей. До того, как погас свет в зале, я насчитал семь человек, со мной получалось восемь. Это число осталось неизменным до конца фильма. После того как дверь в кинозал закрылась, и сотрудница задернула штору, в зал не зашел ни один человек. Ни одного опоздавшего – это было удивительно. Кроме того, сообразил я, в воскресенье зрителей должно быть намного больше в любом случае – независимо от фильма. Столь пустого зала в выходной день я не видел давно.
Семь человек. Так как показ фильма начался с задержкой в десять минут, я успел их хорошо рассмотреть. Сидел я в последнем ряду, и все они были передо мной, как на ладони.
Компания подобралась донельзя разношерстная – и это было второй причиной того, почему я почувствовал некоторый дискомфорт. В кино я ходил часто и публику мог наблюдать разную. Молодежь, дамы бальзаковского возраста, пожилые ценители киноискусства, мамы с детьми, влюбленные пары – каждая из категорий была привычным и узнаваемым фоном для просмотра кинофильма. Но от той компании, в которой я находился сейчас, веяло искусственностью. Нет, не веяло – просто-таки несло. Более неестественного состава зрителей я в жизни своей не видел.
Первым человеком, который сразу же привлек мое внимание, была сидящая в центре зала девушка в зеленой куртке. Не мудрено. Это была феноменально высокая девушка. Я даже чуть привстал, чтобы убедиться, что она сидит не на спинке кресла, как могло показаться поначалу. Как я прикинул, в ней было не меньше двух метров с гаком. Баскетболистка? Ей с таким ростом самое место было в последнем ряду. Она, видимо, так не считала.
На одном ряду, но по разные стороны от девушки разместились еще два странных персонажа. Левее сидел плотный мужчина лет сорока в желтой шляпе и с сигаретой в руках. Он курил. Я несколько раз оглядывался на двери, у которых стояла сотрудница кинотеатра, - ждал замечания по курению. Сотрудница делать замечание не собиралась. Мужик продолжал нагло дымить. Интересно. Я пожал плечами и переключился на других зрителей.
Правее от высокой девушки сидел молодой парень в голубом свитере. Единственно примечательной особенностью в его внешности был бритый до ослепительной белизны череп. Но и это не могло не производить определенного впечатления. Среди темных кресел его голова сверкала, как бильярдный шар на зеленом сукне стола. Сидел он в довольно необычной позе. Поддавшись вперед, руками он обхватил переднее кресло, локти при этом торчали в разные стороны – казалось, своими огромными лапищами он хочет расплющить это кресло. В этой неестественной позе он просидел весь сеанс.
Двумя рядами ниже, но так же поодаль друг от друга, расположились седой, как лунь, старик в красном пиджаке и мальчик лет десяти в оранжевом джемпере. Сначала я подумал, что старик – дедушка ребенка или вроде того. А убедившись, что это не так, удивился. Должен же был быть кто-то, кто привел мальчика в кино. Но никто из присутствующих интереса к ребенку не проявлял. Неинтерес был взаимным – мальчик сидел спокойно и не суетился. Будто не в кинотеатр пришел, а в школу, на урок.
Ближе ко мне сидели два последних объекта моего осмотра. Слева, чуть ниже, сидела женщина в темных очках и синем плаще. На вид ей было лет тридцать. Пару раз, когда она посмотрела в сторону лысого парня, я смог увидеть ее профиль – мне она показалась красивой. Очки за все время она не сняла ни разу – даже позже, во время просмотра. Правей от меня, на одном уровне с женщиной, расположился тридцатилетний мужчина. Он был в майке. Майка с виду была обычной, трикотажной, с лямками. Фиолетового цвета. Можно было предположить, что верхнюю одежду он оставил в гардеробе. Но предполагать, что он сдал туда же свою рубашку или свитер, было бы глупо. Я терялся в догадках.
И, наконец, расположение странных зрителей. Оно составляло невероятно правильную, геометрическую гармонию. Старик и ребенок располагались в четвертом ряду. Женщина в темных очках и мужчина в майке сидели в восьмом, образуя с ребенком и стариком ровный прямоугольник. В шестом ряду на одинаковом расстоянии друг от друга поместились мужчина в шляпе, высокая девушка и лысый парень. Все семь человек вместе образовывали правильный шестиугольник с девушкой-дылдой в качестве центра. Роль центра в этой конструкции подходила ей идеально.
В зале стояла тишина. Мертвая тишина. Так как зрители пришли поодиночке, обычных для кинотеатра перешептываний и переговоров не было. Не было и хруста чипсов, шуршания, пережевывания попкорна, плеска воды в пластиковых бутылках. Не было, вообще, ничего, что могло бы быть похожим на естественные звуки кинотеатра. На всякий случай я пару раз кашлянул. Никто не шелохнулся. Это были самые дисциплинированные зрители, которых я когда-либо видел. Если не считать курение мужика в желтой шляпе за нарушение дисциплины.
Я в эту компанию не вписывался. Более того – мне показалось, что я в ней абсолютно лишний. Несмотря на то, что эти зрители были разобщены, этот шестиугольник с центром не казался случайно сформировавшимся. В этой расстановке и в этом контингенте чувствовалась определенная система. Мне вдруг почудилось, что эти семь голов и впрямь соединяют прямые линии невидимых граней.
Когда начал гаснуть свет, я оторвался от своих наблюдений и приготовился к просмотру. И приготовиться было к чему.
Рекламы не было. Не было и анонса других фильмов, как обычно. Показ начался сразу, без заставок и титров.
Удивил первый же кадр. На экране возникла голова ребенка лет пяти. Именно голова. Шеи, туловища и прочих частей тела не наблюдалось. Голова заполняла собой весь экран, фон был выкрашен в едко-зеленый цвет. Никакого звукового сопровождения не было. На лице ребенка появлялись различные мимические гримасы. Ребенок то широко улыбался, то хмурил брови, закрывал глаза, иногда его губы что-то шептали. Он пускал слюни, то из левого, то из правого глаза стекали слезы, в какой-то момент из носа пошла кровь. На заявленный в билете фильм «Таинственная река» это похоже не было.
Я приготовился к тому, что сейчас сеанс остановят, в зале включат свет, и в операторской начнут выяснять, почему была перепутана пленка. Зрители зашушукаются и встанут с мест.
Ничего этого не произошло. Я всмотрелся в темноту, в остальных. Никто возмущаться не собирался. Я повернул лицо ко входу. По-прежнему стояла мертвая тишина. Я сделал глубокий вдох и продолжил просмотр.
Минуты через три после начала ребенок с экрана исчез. Секунд десять по экрану шло простое затемнение, затем вдоль него начали пробегать цифро-буквенные фразы. Хотя фразами это назвать было нельзя. Бессмысленная и хаотичная последовательность латинских букв и арабских цифр. С разной скоростью символы проплывали из одного конца экрана в другой и исчезали. Справа налево, слева направо, сверху вниз, снизу вверх, по диагонали. Все это напоминало заставку компьютера в режиме ожидания. Фон сначала был красным, затем окрасился в оранжевый цвет. Звуков по-прежнему не было. Динамики были безмолвны.
Звуки появились, когда вновь сменилась картинка. Это произошло также минуты через три. Я вдруг осознал, что в этой смене кадров есть определенная закономерность. Что здесь происходит? Я вновь вгляделся в темноту зала. Ничего необычного. Мне оставалось только смотреть на экран.
Появившийся звук был похож на игру расстроенной скрипки. Точнее, не на игру – на какофонию. За кадром кто-то долго и протяжно водил по одной струне, на одной ноте. В кадре же в это время было море. Синее море на фоне фиолетового звездного неба. Граница между тем и другим была почти неразличимой. Но и то, и другое казалось неподвижным – как пейзажная картина. Даже звезды не мерцали – они словно светили мертвым белым светом неоновых лампочек.
Звук нарастал. А нарастая, становился невыносимым. Упорство неведомого скрипача было каким-то запредельным. Создавалось ощущение, что он не играет, а режет смычком эту злосчастную струну. Если он ее не разрежет, он не успокоится.
Пытка скрипкой закончилась, когда в очередной раз сменилась картинка на экране. Топор рубил дерево. Именно топор, а не дровосек. Орудие взмывало в воздухе и резко опускалось, врезаясь в кору плотной древесины. Присутствие человека в этом процессе виделось лишним. Не успел я привыкнуть к этой картинке, как ее сменила следующая. Нагая девушка, стоя в комнате лицом к зрителям, плакала. Длинные рыжие волосы, тонкая, даже тощая фигура. Эти кадры показались бы наиболее естественными из всех продемонстрированных, если бы не одна деталь. Плача, девушка улыбалась. Из глаз медленно текли крупные капли слез, но ее губы расплывались в широкой улыбке. Непонятно было, что же все-таки она чувствует на самом деле – радость или боль. Вскоре и эта картинка сменилась другой.
Звуковым фоном теперь служил чей-то смех, опять же за кадром. Смех тихий, вкрадчивый и неприятный. Он вызывал ощущение гадливости. Так смеется человек, совершивший какую-то приятную для себя гнусность. Кто смеется, показано не было, но он априори вызывал резкую антипатию.
Тем временем, смена отрывочных сцен на экране участилась. Картины менялись одна за другой с непродолжительным интервалом показа. Интервалы становились все меньше. Полминуты, двадцать секунд, десять. Сцены были разными, на любой вкус и цвет: меланхоличные тюльпаны, лицо утопленника с заплывшими глазами, желтое солнце на голубом небе, старик, курящий трубку, багровый закат, чья-то нога в башмаке. Принцип подбора, последовательность и монтаж сцен были непонятны. Никакой логики в этом не усматривалось. Единственное, что связывало эти картинки: неправдоподобие, нереалистичность показываемого.
Гадкий смех не переставал звучать, интервал показа сократился до трех секунд. Показ превратился в хаос, смешенье красок, теней и контуров. У меня заболели глаза. И тут все кончилось. Так же внезапно, как началось.
Я не сразу понял, что передо мной белый экран. Лишь когда свет в зале постепенно начал вспыхивать и усиливаться, я осознал, что этот «фильм» закончился. Как и в начале, титров на экране не было. Показ прекратился как в старом сельском клубе – как будто пленка выскочила из кинопроектора. Я посмотрел на часы. Сеанс длился не более пятнадцати минут.
Тем временем, зрители начали расходиться. Расходились они в той же странной последовательности, в которой сидели в зале. Сначала встали старик с мальчиком. Сохраняя одинаковое расстояние друг от друга, они направились к двери. Как только они скрылись на выходе, так же синхронно встала троица с шестого ряда. После того, как вышли они, настала очередь женщины в темных очках и мужика в майке. Вскоре в зале остался я один. За все это время никто не проронил ни слова.
Я просидел минуты две. Я не просто ничего не понимал. Даже на то, чтобы ничего не понимать, у меня не хватало в этот момент понимания.
На выходе я увидел поджидающих следующего сеанса зрителей. Я бросил на них растерянный взгляд, но ничего необычного не увидел. Молодежь, дамы бальзаковского возраста, пожилые ценители киноискусства, мамы с детьми, влюбленные пары – та самая привычная публика. На мостике показалась одна из сотрудниц кинотеатра, в руке она держала большой мусорный пакет.
- Скажите, какой фильм сейчас шел в этом зале? – я показал на зал, откуда только что вышел.
- «Таинственная река», - бросила она из-за спины, направляясь к своей коллеге.
Я достал из кармана рекламный листок с этим фильмом. Ничего похожего с тем, что мне только что показали, я не увидел. Я посмотрел на вход в зал «Ч» - зрители, шумно галдя, потоком тянулись к дверям на следующий сеанс. Все как обычно.
Я спускался по лестнице вниз в каком-то странном ощущении. Все вокруг было привычным, и в то же время что-то изменилось. Мне мешало отсутствие объяснения произошедшего. Какая-то глупая шутка.
Спустившись, я подошел к окнам касс. В одном из них я увидел ту самую девушку, которая продала мне билет на этот сеанс. Уж она-то должна знать, что случилось.
Подойдя к окну, я мельком бросил взгляд на электронные часы у потолка. Затем взглянул на свои. Мимо проходил какой-то парень. Я обратился:
- Не подскажешь, который час?
- Без десяти четыре, - сказал он.
Я удивленно посмотрел ему вслед. На моих значилось «13:57». Секундная стрелка спокойно отсчитывала очередную минуту.
У стоявших в очереди у касс людей я еще раз сверил часы. Сомнений быть не могло – в кинозале я провел два часа. Как и должно было быть, если бы я действительно сидел на сеансе «Таинственная река».
Я склонился к окошку девушки, продавшей мне билет. Она сосредоточенно глядела на монитор своего компьютера.
- Скажите, что за фильм сейчас показывали в зале «Ч»? Сеанс 13:30.
Девушка мельком посмотрела на меня.
- «Таинственная река», - ответила она.
- Вы уверены?
Она повернулась ко мне. Бросила взгляд на расписание фильмов, лежавшее у нее на столе. Затем вновь посмотрела на меня. Уже внимательней. Ничего подозрительного во мне она не увидела.
- Да, уверена.
Я глядел на нее, пытаясь сообразить, кто из нас не прав.
- Я только что с этого сеанса. Если помните, у вас я покупал билет. Мне кажется, показывали не этот фильм.
- А что же?
- Я бы даже не назвал это фильмом. Какая-то десятиминутная чушь. И вообще…
Я высунул руку, чтобы показать ей свои часы. Но тут же увидел себя со стороны. Со стороны я выглядел идиотом. Все, что я говорил, по тем или иным причинам не вязалось с тем, что представлялось этой девушке. Может, меня разыгрывают? Как-то не верилось.
- Можно, последний вопрос?
- Да, - девушка попалась удивительно вежливая.
- Скажите, сколько билетов было продано на этот сеанс?
Я не надеялся, что она ответит. Но она щелкнула мышкой, посмотрела на монитор и сказала:
- Сорок три билета.
- Сколько? – переспросил я.
- Сорок три. Почти треть зала.
Я внимательно посмотрел на девушку. Никакого розыгрыша. Она говорила правду.
- Спасибо, - я отошел от окошка.
Что произошло? До конца дня я то и дело мысленно возвращался к тому, что случилось в кинотеатре, но адекватного объяснения у меня не находилось. Отрезок времени, проведенный мной в кинозале, не вписывался в общую картину действительности. Словно лоскуток заплатки, он выбивался и пестрел на материи костюма другого цвета.
Этот случай никак не выходил из моей головы. Я анализировал его с разных сторон. Так или иначе всё сводилось к следующему:
` Правда первая (моя). Я пришел в кинотеатр, купил билет на фильм «Таинственная река», но по какой-то причине мне показали десятиминутный ролик непонятного содержания. Смотрел я его в компании семи зрителей странного вида. Выйдя из зала, я обнаружил, что мои часы опаздывают на два часа. Внутреннего ощущения, что я провел в кинозале два часа, у меня нет.
` Правда вторая (окружающих в лице персонала кинотеатра). На этот сеанс было продано сорок три билета. В зале «Ч», из которого я только что вышел, шел двухчасовой фильм «Таинственная река». Жалоб от других зрителей, что было показано что-то другое, не было (по крайней мере, я так думаю).
Я сравнивал эти две правды, и они у меня никак не совпадали. Моя правда и правда окружающих противоречили друг другу. Сложность была в том, что в реальности и той, и другой правды сомнений не было. Два факта одного и того же события. А фактам следовало верить.
Если предполагать иной вариант, то тогда получалось, что девушка у зала «Ч» и девушка-кассирша мне солгали. Зачем? Эта ложь была непонятной, бессмысленной, беспричинной.
В конце концов, у меня было доказательство. Мои часы. Это я видел своими собственными глазами. За их точность я мог ручаться. Не сошел же я с ума?
Вскоре мне пришлось убедиться в том, что этот вопрос не так уж безоснователен.
Утром следующего дня я обнаружил пропажу квитанции оплаты телефонных переговоров. Я перерыл все карманы своего пальто, поискал дома, проверил содержимое портмоне. Квитанции нигде не было.
Может, ее мне и не давали? Но нет, я отлично помнил, как девушка вместе со сдачей выдала мне половинку бланка, подтверждающую оплату. Этот вопрос я решил выяснить на месте. Закончив свои дела пораньше, после обеда я заехал в сбербанк.
Внутри он представлял собой разительную перемену по сравнению с тем, что было вчера. Зал гудел от скопления народа. От нескольких окошек, где сидел персонал, по всему периметру тянулись очереди. Вдоль стен на стульях сидел пожилой люд. Видимо, также дожидаясь своей очереди. Где они все вчера были?
Я пробрался к окошку, в котором вчера заплатил по счету. В окошке сидела новая сотрудница. Низко склонившись над столом, она что-то быстро писала.
- Скажите, я вчера здесь оплачивал счет и… - обратился я к ней.
- Мы вчера не работали, - она подняла голову. – Вчера был выходной день.
Я непонимающе уставился на нее.
- Выходной? – вырвалось у меня.
Но тут же я сообразил, что девушка права. Всё правильно. Вчера было воскресенье. В воскресенье ни один сбербанк не работает. И никогда не работал. Об этом я забыл. Точнее – я об этом даже не думал. Вчера я пошел в банк в полной уверенности, что он работает. И он работал. Иначе как я вчера заплатил здесь деньги, купил лотерейный билет? Получил квитанцию, в конце концов?
Рядом напирала очередь. На меня недовольно косились. Я еще раз сказал «Мне только спросить» и вновь обратился к сотруднице банка:
- Но вчера… То есть… Скажите, у вас работает девушка, брюнетка, в очках? – я начал вспоминать. – Волосы стриженные, до ушей… кажется, карие глаза.
Девушка удивленно на меня посмотрела.
- А в чем дело?
- Мне это нужно знать.
- Судя по описанию – нет, - она покачала головой. – А все-таки что случилось?
Я вспомнил девушку-кассиршу из кинотеатра. Похожая ситуация. Кажется, я вновь смахиваю на психа. Я понял, что выяснять что-то дальше бессмысленно. Банк вчера не работал, такой девушки нет. Это было правдой. Как и то, что дневной сеанс в 13:30 фильма «Таинственная река» посмотрело сорок три человека. То же, с чем столкнулся я, было чем-то другим. Но сном или галлюцинацией я бы это не назвал.
Перед уходом я спросил:
- У вас продаются лотерейные билеты? «Китайский гороскоп»?
- Да. Хотите приобрести?
Я покачал головой.
- Нет. Спасибо.
Выйдя из сбербанка, я посмотрел на расписание его работы. Так и есть. «Воскресенье – выходной день». Как же я не увидел этого вчера?
Странно, но если бы я не зашел в сбербанк и не услышал то, что я услышал, я спокойно бы объяснил пропажу злосчастной квитанции естественной причиной. Потерял на улице, забыл где-нибудь на столе, нечаянно выбросил в урну – причина бы нашлась. Теперь же в ее исчезновении я видел вмешательство чего-то иного. Мне все больше казалось, что кто-то мог ее у меня выкрасть или она испарилась во времени и пространстве, как и девушка, которая ее мне выдала. После случая в кинотеатре любое неочевидное обстоятельство казалось мне подозрительным.
Все это было похоже на картину художника, в которую затесалась одна неуместная деталь, один непонятный штрих. Картина производила цельное, осмысленное впечатление. Была видна задумка и мысль художника, четко выполненная. Пейзаж русского плоскогорья. Небо было голубым, лес – зеленым, колосья полей – золотыми. Глаз отдыхал и радовался. Все было понятно, легко, и отражало существующую реальность – как и задумывалось. Но вдруг, где-нибудь в углу, на одной из веток таких одинаковых сосен, случайно обнаруживался африканский попугай, непонятно как сюда затесавшийся. Маленький, едва заметный, он почти сливался с окружающей природой. Не приглядываясь, не имея сильного желания, его можно было не заметить. Но с ним пейзаж вдруг приобретал странное, порой дикое значение. На картину уже нельзя было смотреть привычным взором. Задумка и идея художника теряла смысл, разбивалась об эту ничтожную деталь в громадном пейзажном полотне.
Вечером того же дня меня ждал еще один сюрприз.
Телефон позвонил, когда я готовил себе ужин. На сковороде жарилась картошка, в кастрюле варились фрикадельки. Я сбавил огонь и поднял трубку. Это был незнакомый мужской голос:
- У нас есть ровно пять минут, чтобы вы задали мне интересующие вас вопросы, а я дал вам на них ответы. Время пошло.
Я автоматически глянул на стенные часы. Переложил трубку к другому уху.
- Кто вы? – спросил я.
- Я тот, кто хочет, чтобы вы меньше терялись в догадках.
- А конкретней?
- Это конкретно.
- Вы знаете, что со мной вчера произошло?
- Да. И даже больше.
Я молчал, не зная, что сказать.
- Время идет, - напомнил мне голос. – У нас еще четыре с половиной минуты.
Я лихорадочно соображал.
- Что вчера случилось в кинотеатре?
- Это обмен информацией в кодированном виде. Раз в четыре года, 29 февраля, на дневном сеансе 13:30 в одном из кинотеатров города собираются координаторы перпендикулярных миров, чтобы осуществить этот обмен. По непонятной причине вам удалось попасть на один из таких сеансов. Видимо, произошел некий сбой.
Я потер лоб. Это я меньше всего ожидал услышать. Невероятно.
- Что такое перпендикулярные миры? Кто такие координаторы?
- Попробую объяснить как можно короче. Представьте себе три семьи, живущие одиноко и обособленно, но в пределах одной местности: семья слепых, семья глухих и семья немых. Семьи друг с другом не контактируют, более того – о существовании друг друга они даже не догадываются. Как вы понимаете, физические недостатки семей нельзя назвать равноценными. Это сказывается на возможностях общения. Слепым не дано видеть, и обнаружить соседей им довольно сложно. Немым чуть проще: они способны убедиться в наличии других семей, но при этом возникает проблема вербального контакта – это, кстати, мешает им и во внутрисемейном общении. С глухими они еще смогут как-то найти общий язык, путем жестов, но со слепыми – уже вряд ли. Семья глухих – наиболее приспособленная и в то же время наиболее закрытая семья. Они общаться могут, но не хотят. Слепые, глухие и немые – это три перпендикулярных мира. Мир слепых – это Земля, мир людей.
Но существует еще один тип. Координаторы. Их всего семь. Вы их видели в кинотеатре. Они не наделены ни глухотой, ни слепотой, ни немотой. Они совершены. Вы можете представить, какая это сила… Они занимаются координированием перпендикулярных миров. Проще говоря, тем, чтобы никто из трех семей не вступал друг с другом в контакт. Их цель – изоляция каждого из миров.
Все, что я сейчас сказал, - от начала и до конца аллегория. Но так легче обрисовать всю систему в целом. Вам она понятна?
Я переваривал полученную информацию. Если это не шутка…
- Почему вы рассказываете это мне?
- Разве вы не хотите знать?
- Честно говоря, не знаю…
Меня терзали сомнения. Он будто прочел мои мысли:
- Вы можете сомневаться в том, что я сказал. Не верить. Ваше право.
Я промолчал. В это не поверил бы никто, расскажи я об этом кому-нибудь.
- Хочу вам, кстати, сразу сказать, - вновь подал он голос. - Было бы лучше, если бы о нашем разговоре никто не знал. Я не настаиваю. Опять же ваше право.
Я продолжал молчать.
- У вас еще есть вопросы?
Какие тут могут быть вопросы? Разве что…
- Какая связь между тем, что произошло вчера в сбербанке, и сеансом в кинотеатре? – спросил я.
- Прямая. Это эффект параллельного фокуса.
- Что?
- Слишком долго объяснять. Время кончается.
Я посмотрел на часы.
- Как с вами связаться?
- Никак. Я звоню вам в первый и последний раз.
- Что мне делать?
- Что хотите. Еще есть вопросы?
- Да что, вообще, происходит?! – я возмутился его безразличием.
- Осталось тридцать секунд.
Я присел на стул. Только сейчас я почувствовал огромную усталость.
- Вы сказали, я могу задать любой вопрос.
- Абсолютно. Но предполагающий краткий ответ. Ваш последний вопрос?
В голову лезли самые разные мысли. В виске застучало.
- Скажите, а Бог существует? – неожиданно для самого себя спросил я.
- Да. Главный координатор.
Ответ прозвучал сухо и деловито. Я замер.
- Время вышло. Прощайте.
В трубке послышались гудки. Положил я ее не сразу.
Этот звонок не прояснил. Он усугубил, смешал и снес с корнями всё то, что могло бы быть объяснением этим странным событиям. Словно ураган, он уничтожил не только факты – он смел логику фактов. К этому я готов не был.
Никакого анализа здесь не требовалось. Здесь требовалось что-то другое. Проблема была в том, что я не знал – что.
Прежде чем думать над этим, мне надо было выработать свое отношение ко всем произнесенным словам и ко всем случившимся событиям. Здравый смысл, бывший мне всегда опорой, подсказывал, что ничему из этого верить не стоило. Но надеяться на здравый смысл в этой ситуации также не приходилось.
Я вдруг обнаружил, что казавшаяся такой прочной эта опора на самом деле не так уж и прочна. Но другой опоры у меня не было. В Бога я не верил. Даже после слов незнакомца.
Уже в конце всех раздумий, не придя ни к чему конкретному, я вдруг понял, что у меня все-таки что-то осталось. Где-то на дне своего сознания я это выскоблил и вытащил на свет. Это было единственное, что я мог сейчас противопоставить хаосу слов и событий.
Спокойствие. Выдержка. Терпение.
Я просто ждал.
Я не знаю, чего конкретно я хотел, когда на следующий день поехал в кинотеатр «Пять звезд». Возможно, я словно по наитию пытался найти разгадку там, где была задана загадка. Так следователи выезжают на следственный эксперимент. Другого плана у меня не было.
Так или иначе, но этот шаг оказался верным.
Я увидел его, когда я сидел за тем же столиком в баре кинотеатра, что и в прошлый раз перед сеансом. Он показался со стороны входа и, пройдя мимо лифта, остановился у перил, отделяющих территорию бара от пологого спуска вниз, на уровень ниже. Остановившись, он сразу же посмотрел в мою сторону – будто заранее знал, где я сижу. Наши глаза встретились. Мне показалось, что он улыбнулся. Да, это был он. Мужчина в желтой шляпе из кинозала. Куряга. Координатор.
Он направился в мою сторону. Я ждал. Сев ко мне за столик, координатор произнес:
- Здравствуйте.
Я изобразил что-то вроде кивка. Я не был удивлен. Как ни странно, удивлен я не был.
Он снял свою шляпу и положил на стол. Затем из внутреннего кармана достал портсигар желтого цвета с сине-белым треугольником на крышке и, открыв его, вынул сигарету. Предлагать мне не стал – я не просил. Он закурил и откинулся на спинку стула. В воздухе поплыли кольца дыма. Мы внимательно смотрели друг на друга.
Наконец он прервал затянувшееся молчание:
- Это правильно. Удивляться не стоит.
Спокойствие, выдержка, терпение. Я вдруг отчетливо понял. Не думать.
Молчание затянулось вновь. Я ждал вопроса. Мужчина его задал:
- Что вы уже знаете?
Я изобразил задумчивость. Он не стал ждать, что я отвечу:
- Предполагаю, что что-то знаете. Спрошу так: вам стало легче?
Он выдохнул дым. И снова сам же ответил:
- Думаю, нет.
Мимо нас прошла официантка. Он проводил ее взглядом. Я проводил взглядом его взгляд.
- Вы очень наблюдательны. – Координатор снова смотрел на меня. – Это я понял еще тогда, на сеансе. Вы не пробовали писать? У вас, я думаю, может получиться.
Разговор не клеился. Клеиться было нечему. У меня заболело в виске. Он понимающе кивнул. Боль вдруг прошла. Спокойствие, выдержка, терпение.
- Хочу вас сразу предупредить, или скорее обрадовать. Мы встречаемся с вами в первый и последний раз. К тому же надолго я вас не задержу.
Я вспомнил слова незнакомца по телефону. «Я звоню вам в первый и последний раз».
- Вот именно, - координатор кивнул мне головой.
Ни о чем не думать. Мужчина улыбнулся.
- Считайте, что все, что с вами произошло – это случайность. Досадная, непонятная, странная случайность, - он смачно затянулся. – Вы играете в шахматы?
Его сигарета казалась нескончаемой. Он сделал передо мной уже несколько глубоких затяжек, но ее длина ничуть не изменилась.
- Удобно, не правда ли? И покупать новые не требуется. – Он почесал подбородок. – Так вот о шахматах. Замечательная игра. Но вы когда-нибудь видели, чтобы ладья ходила по диагонали, а пешка на пять клеток вперед? Так не играют. А знаете, почему?
Я ждал ответа.
- Потому что если кто-то так сходит, это посчитают досадной, непонятной, странной случайностью. – Он покачал головой. – Хотя детям позволительно. На то они и дети. Они не слепые.
Последнее слово координатор выделил особенно.
- Да не координатор я… Слово какое мудреное. – Мужчина усмехнулся. – Знаю-знаю. Перпендикулярные миры, параллельный фокус, координаторы… Вы сами-то верите в это?
Теперь усмехнулся я. Он внимательно посмотрел на меня:
- Потрясающая реакция. Это воспринимать, как да или нет? – И в этот раз он ответа не дождался. Уголки его губ чуть поднялись. – Вы мне нравитесь.
Я ушел от его прямого взгляда и посмотрел на бармена. Тот ловко мешал в шейкере коктейль. Очень ловко.
- Профессионал, - сказал мужчина. – Хотя от коктейлей лично у меня изжога.
Время текло невероятно медленно. Словно вода, это время составлявшая, превратилась в кисель. Или мне так казалось?
Координатор посмотрел на свои часы. Часы были странного вида. Бордовый браслет. Вместо плоского циферблата – прозрачный круглый шар. Внутри шарика стрелка отсчитывала секунды в разных направлениях. Трехмерные часы.
Он утвердительно кивнул головой. Неторопливо затянулся и неторопливо выдохнул дым. Затем сказал:
- Не беспокойтесь. Больше вы ничего не увидите. Больше ничего не произойдет. Не будет ни встреч, ни погонь, ни тайных намеков, ни тайных звонков. Никто не собирается вас «убирать». Это же жизнь, а не кино. А жизни свойственна привычность. Посмотрите вокруг. Не правда ли, все так знакомо? Все как обычно?
Он провел рукой полукруг вокруг себя. Я смотрел на него. Не думать.
- Понимаю, вам очень тяжело со мной общаться. Точнее, не совсем привычно. – Он откинулся на спинку. – Ведь вы думающий человек.
Я по-прежнему молчал. Хотелось курить, но я ждал, пока он уйдет.
- Поэтому не буду вас задерживать, - закончил он.
Координатор помедлил. Улыбнулся. Ладно, не координатор.
- Может, хоть один вопрос зададите? – спросил он.
Ни о чем не думать.
- Вы Главный координатор? – спросил я.
Он едва заметно улыбнулся, кончиками губ:
- Вы себе льстите.
Он потушил сигарету об пепельницу и, потушенную, сунул ее в портсигар, показывая всем видом, что разговор закончен. Встал и, неторопливо надев шляпу, сказал:
- Вам лучше забыть то, что произошло. Впрочем, вы и так забудете. – Посмотрел на меня. – Если не напомнят.
Я молчал. Не дождавшись ответа, посмотрев на меня еще раз, он направился к выходу.
Я оставался сидеть еще минут десять. Достал сигареты, закурил, посмотрел вокруг. У потолка вертелись огромные лопасти гигантского вентилятора. Прозрачный лифт скользил вниз, откуда-то сверху низвергались разреженные струи мини-водопада. Играла легкая музыка, молодой бармен принимал заказы, за соседними столиками велись оживленные беседы. Да, все как обычно.
Я вышел из кинотеатра минут через десять. Остановился у колонны. Закурил следующую сигарету. Выдохнул дым.
Досадная случайность. Так он это назвал. Я усмехнулся. Да, случайность. Как тот африканский попугай на картине. Только эту картину уже нельзя считать подлинной. Я уже так не считаю. Жалкая подделка.
Мне дано было прикоснуться к чему-то. Но я понимал: я ощутил лишь малую, ничтожно крохотную долю того, что существует на самом деле. Так «по ноге узнают Геркулеса» - я чувствовал огромное, мощное, гибкое, сильное «тело». Я только чувствовал – представить же себе эту конструкцию я пока еще не мог.
Никогда нельзя предусмотреть, какое твое действие вызовет реакцию этой конструкции. Цепь случайностей рождает последовательность. Последовательность рождает смысл. Это не здравый смысл – это смысл иной плоскости. Третья координата часового циферблата.
Это может произойти с каждым. Всего лишь стоит сделать что-то не так. Или не сделать то, что сделать собираешься. Не взять ту книгу, выиграть в лотерее. Зайти в закрытую дверь, попасть не на тот сеанс.
Так открываются глаза. Так разлипаются уши. Так прорезается голос.
В этом мире слишком много странного. Этого нельзя не видеть. Каждый день, каждый час происходит что-то, неподвластное нашему пониманию. Мы не обращаем на это внимания. Мы видим случайность там, где есть системная закономерность. Все события мы стараемся подогнать под определенную логику. Свою логику. Логику, которой уже три тысячи лет. Не понимая, что существуют вещи, остающиеся за пределами нашей всесильной системы познания.
Мы слишком мало знаем об окружающем нас мире. Мы слишком мало знаем об окружающих нас людях. Мы вообще слишком мало знаем.
Я посмотрел на исходящий пеплом кончик сигареты. Придется подождать. Четыре года. Надо только не забыть. 29 февраля, дневной сеанс 13:30, один из кинотеатров столицы. Это самое главное. Не забыть.
Я тут же покачал головой. Что я волнуюсь? Всё бывает в первый раз. Не забуду. Напомнят.
Я докурил сигарету и бросил в урну. Мимо проехала машина, вслед подул сильный ветер. Я надел перчатки и зашагал к метро. В небе собирались тучи.
Когда я, восьмой координатор трех перпендикулярных миров, входил в метро, на улице уже накрапывал дождь.
апрель 2004 г.