Опубликован в альманахе "Полдень, XXI век" (2009, февраль)
Все должно было закончиться уже скоро, поэтому мы с Юлькой решились на последнюю прогулку. Нет, из дому мы выбирались каждый день, но это были вылазки по делу: обойти окрестные магазины в поисках мелочей, способных скрасить наш быт, поговорить в очереди у действующей в частном секторе водоразборной колонки с теми кто решил остаться, получить в полдень с маленького грузовичка очередные полбулки свежего хлеба на нос. Никогда не думал, что государство сможет справиться с этим проблемами – организует планомерную эвакуацию всех пожелавших выехать, сохранит порядок на оставляемых территориях, да еще и до последнего будет снабжать продовольствием и медикаментами остающихся. Скорее, я уж паники ждал, разгула бандитизма с мародерством. Да и хорошо, что ошибся – хоть в последние дни не нужно бояться людей.
Стена тумана подошла к границе Бердска, когда поступил приказ на вывод из города последних армейских частей и милиции. Начиная с четырех часов (только еще сентябрьское солнце потеряло свой дневной азарт), по Трактовой со стороны Академгородка потянулись колонны зеленых грузовиков и полупустых автобусов. У каждого третьего светофора на осевой линии стояли гаишные машины с включенными проблесковыми маячками и сержанты с лейтенантами, позабывшие за последние два месяца, что это такое – сидеть по кустам с радарами, усталыми голосами вновь и вновь повторяли: «Граждане! Желающим покинуть город просьба немедленно выйти к проезжей части. Это последняя возможность покинуть город в составе организованных колонн. Разрешенная норма носильных вещей – тридцать килограммов на человека. Не забывайте выпустить на свободу домашних животных и птиц, погасить в домах огонь и закрыть двери и окна. Повторяю! Граждане…»
Я выглядывал с балкона – да, и в последний момент находились желающие. Не много, но человек десять-двенадцать на протяжении тех двух остановок, что было видно с моего пятого этажа, подсадили в автобусы. Вообще я ощущал полную ирреальность происходящего в тот час, что проторчал на балконе. День, ясный и солнечный. Дома вокруг, кирпичные и панельные, почти все не выше девяти этажей – в Новосибирске высотки начали строить только в последние лет пять, голуби стайками летают. Ветерок с недалекой реки лицо холодит. И пустая в обе стороны Трактовая, избавленная от хронических своих пробок, с отключенными светофорами и чистыми тротуарами. А тополя вдоль улицы, которые каждую весну «зеленхозовцы» обкарнывают и которые за лето опять успевают обрасти, как стояли так и стоят. Никуда бежать не собираются.
Колонны так и шли до самого вечера, но все реже и реже. Еще видел, «волга» милицейская прошла, у гаишной машины остановилась, полковника из себя выпустила. Что полковник, я только предполагать могу – звезд на погонах с такого расстояния не разобрать было, но выскочившие патрульные перед ним тянулись. О чем-то он с ними переговорил, потом пересек проезжую часть, расстегнул штаны и отлил под дерево. А что? Людей в городе почти не осталось, так что уже можно.
Юлька в толстой шерстяной кофте выглянула, чай пить позвала. Что бы мы сейчас делали без завоеваний научно-технического прогресса! Буржуйки в городских квартирах устанавливали? Мороки с ними, да и дров с углем в современном мегаполисе хрен да маленько! А тут – милое дело! Плиточка газовая одноконфорочная, пара баллонов тридцатилитровых (есть еще маленький, пятёрочка, но я его заныкал подальше как НЗ) – и вари не хочу! Электричества-то в городе недели две как нет: воду из Обского водохранилища заранее спускать начали, потому как неизвестно, что там за туман, и сколько он продержится, створы плотины все открыли «на полную», генераторы остановили, законсервировали. То же и с водопроводом, котельными, производствами. Если беда, так не усугублять же ее техногенными катастрофами! Не бегство на этот раз – планомерное отступление на заранее подготовленные позиции. Хотя какие они подготовленные! Попробуйте-ка с востока на запад за полтора месяца все тамошнее население вывезти, да – по максимуму – продовольствие. При нашем-то состоянии дорог, когда по большому счету только Запсиб и можно считать магистралью!
Ага, попили мы, значит, с Юлькой горячего чаю с печенюшками, а когда я снова в окно выглянул – гаишников на прежнем месте уже не было. Сняли пост, выходит, часов за пять до полного трандеца. Да и правильно, если рассудить – не всем же быть добровольцами. Хотя и среди них такие наверняка есть – те, кто в свое время из строя вперед шагнул и в списки включен оказался. Слышали мы уже про них, про спецгруппы, оставляемые на покидаемой территории. Неизвестно, что с ними сталось, и что там, в тумане на самом деле происходит. Никто из оставшихся назад не вышел и весточки не подал, но все равно люди соглашаются.
По честному сказать, так сейчас лично мне уже и не страшно. Поначалу жутковато было, когда в Японском море туманная область была обнаружена и мировые разборки начались: кто все это устроил, да каким именно образом. Что только не наплели! И испытания секретного оружия, в которых сперва Китай обвинили, и экологическую катастрофу, и новое климатическое явление. Совсем головой слабые даже недавний пуск Большого адронного коллайдера пристегивали.
Пытались исследовать область с кораблей и самолетов – без толку. Четкой границы между туманом и обычным воздухом нет, анализы химические ничего не показывают, если недалеко в него углубиться, то вроде и нет никакого тумана – мираж один, вызванный изменениями физических характеристик атмосферы. Однако же те, кто поглубже в опасную зону заплывал, обратно не возвращался. И корабли пропадали, и самолеты с вертолетами.
А тут еще спутники показали, что область тумана стабильно расширяется во все стороны. Очень медленно, со скоростью пешехода – метр в секунду. Вот тут самый вой и начался! Американцы Седьмой флот туда двинули, на полном серьезе обсуждали необходимость нанесения ядерного удара по центру области. Как удержались – сейчас уж трудно вспомнить. А, может, и пускали туда ракету, да эффекта не получили и признаться побоялись.
Когда туман к побережью Японии приблизился, была еще надежда, что над сушей он распространяться не будет, развеется. От этого и времени много потеряли. Ну, а потом, конечно, эвакуация началась. До сих пор названия эти чуднЫе помню: Судзу, Садо, Ниигата, Нагаока, Тояма. Это которые первыми «в туман» ушли.
Нет теперь Японских островов. И Корейского полуострова, и Китая с Индией и Австралией. Тут от России-то еле половина осталась, сюда и рваться остальные перестали – не то что в первые недели. Поняли, наконец, что некуда бежать – весь шар земной в туман оборачивается. Там, где его сейчас нет – завтра будет. Или послезавтра. Ну, в крайнем случае – через месяц с хвостиком. Да это самому можно посчитать. Если не забыли – радиус области увеличивается на один метр в секунду…
С Юлькой мы сразу решили, что не побежим никуда. Я из Красноярска – он эвакуирован давно, Юлька – вообще из Благовещенска. С родителями связь потеряна: сначала из-за перегрузки линий, потом по причине отключений электричества. Мобильная связь почти сразу рухнула, не рассчитана она была на такие объемы. Помните, как перед Новым годом дозваниваться? Вот-вот, только здесь было посерьезней. Когда страна район за районом и город за городом вдруг подниматься стала и на новое местожительство переезжать. Все ж друг друга ищут, все о себе сообщить хотят, все же вдруг оказались в очередях: за билетами, продуктами, бензином, разрешениями на выезд и въезд, на посадку в поезда и автобусы, на вселение в палатки и санатории. Какая тут связь выдержит…
Да и понял я почему-то: не природное это явление, не катаклизм. Они это, с большой буквы – Они. Почему, отчего – не знаю. Чего хотят – тоже. Отдельные мысли есть. Например, почему именно Японское море как стартовая точка? А вы назовите еще регионы земного шара, где бОльшая, чем в Японии, Корее и Китае плотность населения! Почему так медленно область растет? Нам дается время подготовиться, дела завершить. Представьте внезапную потерю сознания у водителя автобуса, у оператора атомной электростанции, какого-нибудь прокатного стана. Последствия такого «выключения» представили? Количество травмированных, сожженных, отравленных, облученных? Вот то-то. Со скоростью пешехода… Как намедни гаишники в мегафон просили: «не забывайте погасить огонь и выпустить домашних животных»…
После чаю я еще книжку почитал. Понятное дело, не случайную, а сборник с «Далекой Радугой» Стругацких. Похоже на наш сегодняшний день. У них, правда, героичней: «харибды» Волне противостоят, взрываются, детишек в космический корабль грузят, убежище роют. У нас тоже, наверное, роют. А, скорее всего, определяют окончательные списки тех, кого туда пустят, а кого нет. Нас с Юлькой точно – нет. Кому мы нужны, студенты-недоучки? Это если бы нам можно было по «калашу» в руки дать и в леса отправить партизанить – тогда да! Тогда нас точно бы на строжайший учет взяли. А в нынешней ситуации применения нам нет и не предвидится.
Не утерпел, выглянул еще раз на балкон. Туман видно уже – узкой полосой на юго-востоке. Типа смога, но без этого желтоватого оттенка. Стена метров триста-четыреста высотой. Вот, казалось бы, ерунда! Здания есть выше, гор полно: поднимись туда и сиди спокойно, пережидай, покуда еды хватит. Ан нет! Где Гималаи сейчас? Покрыты туманом! Слоем в те же триста метров. Еще одно доказательство, что не природный это процесс.
Юльку позвал, показал. Посмотрела, поежилась.
– Пошли, - говорит, - пройдемся в последний раз!
– Типун тебе на язык!
– А чё?
– Косу через плечо! Я, - говорю, - не собираюсь помирать!
– Ну, все равно, пошли! Воздух чистый, подышим, прогуляемся перед ужином!
Оделись, пошли. Солнце на закат клонилось, только-только за крыши домов ушло, что не так давно вдоль реки поставили. Туда мы не решились, на ночь глядя. Хоть в последнее время я постоянно с палкой хожу – черенок от лопаты приспособил – но все-таки боязно. Не столько даже людей – собак много по городу бегает. Мало кто с собой их взял, хоть и любимцы, и деньги за большинство из них плачены. Мороки много: кормить, поить, выгулять. А в западных городах сейчас народу чуть не в два раза больше – и куда с ними, с животинами? Повыпускали всех. Попервости-то они с помоек питались, за кошками охотились, ну а потом в стаи сбиваться начали. Маленько стреляли их, не без этого, да распугали только. Это ж планомерно делать надо, а не так – из «макарова» через окошко машины садить…
Обошли с Юлькой соседние кварталы, в детском садике на качелях покачались. Никого не встретили. По всему было видно – разъехался народ. Многие поначалу храбрились, мол, где родился, там и помру, бабки охали и дедки матерились. Войну дружно вспоминали, а если вдуматься – кто ее на самом деле-то помнит? Это если представить, что в сорок пятом было тому вспоминальщику восемнадцать лет, то спустя шестьдесят с гаком сколько ему сравнялось? Вот то-то!
Пока бродили, снова меня посетило чувство странное. Будто замерло все, напряглось в ожидании невесть чего. Или даже напротив… Вот знаете, как в театре в антракте между двумя действиями спектакля: свет включили, но неполный, рабочий такой свет. Зрительный зал опустел, народ пошел в буфет перекусывать, «соточку» для настроения на грудь принять, кто-то в туалет занырнул, кто-то по фойе под ручку прогуливается. Короче, все при деле. А ты остался в зале сидеть, не захотел, скажем, выходить, и точно знаешь, что через пятнадцать минут люди назад вернутся и рассядутся по местам, и освещение плавно опустят, а занавес, напротив, поднимут, и увидят все уже совсем не те, что в первом акте, а новые декорации. И реквизит на сцене будет другой, и актеры, возможно, добавятся, да и действие спектакля, вероятней всего, начнет развиваться вовсе не в том направлении, какое ты уже предугадал. Точно! Вот это самое лучше сравнение, или как там по-грамотному, по-литературному – метафора! Ощущение пребывания в антракте между двумя действиями спектакля, называемого «История человечества». Первый акт закончился, и мы с нетерпением ждем второго.
– Ты точно не жалеешь, что не уехала? – спросил я, ухватив Юльку за рукав свитера и поворачивая к себе.
– А ты?
И глаза у самой по шесть копеек. Это явный признак – испугалась.
– Я – нет. Я, наоборот, рад, что все так вышло. Помнишь, сказки иногда заканчивались: «жили они долго и счастливо, и умерли в один день»?
– Тьфу на тебя! Сам только что на меня ругался, что я о смерти вспоминаю – и туда же!
– Не-е-ет! – рассмеялся я. – Я ж говорю: «долго и счастливо»! До тумана долго у нас не получилось, так придется уже после него добирать!
А сам притянул, значит, ее к себе за локти, и голову к груди своей прижал. Маленькая она у меня, Юлька-то. И в высоту маленькая, и в толщину. Да и какая там толщина – при весе в сорок восемь килограммов? Летом, бывало, на Солдатский пляж, что на Обском море, с утра забуримся, купаемся, загораем, а я нет-нет да подколю ее. Оболью водой, брызгаю, да приговариваю: «Лейся-лейся вода, смывайся с Юльки худоба!» Стесняется, глупая. А чего? Мне она такая, как есть, нужна: тонконогая да тонкорукая, узкобедрая да большеглазая. Моя она. Никому не отдам.
– Ну что, домой пойдем? А то темнеет…
– Пошли. Мне еще картошку отварить.
– А к картошке что?
– А к картошке – тушенка из цыпленка!
– О! На цыпленка я согласен! И зеленого горошка еще откроем, чтоб тарелки красивые получились!
Пошли, короче, домой. А у подъезда соседнего, видим, машина стоит. Старый «жигуль», с номерами предыдущего образца, теми, где четыре цифры, три буквы, но без кода региона. Где-то стоял в гараже, прятался. И мужичок в ветровке вокруг него ходит, вещи в багажник складывает. Женщину-то мы сразу не приметили, она на лавочке сидела.
Ближе подходим, а это Валерка, с которым мы каждый день в очереди за водой стоим.
– Привет, - говорю. – Надумал все-таки?
– Ага! – ответил он, а сам в сторону глаза отводит. – Что-то сидели-сидели, да и решились. Невмоготу стало. Как, слышь, на тонущем корабле оставаться!
Ольга из-за машины вышла, жена его.
– А вы так и останетесь? Может, с нами? Места полно…
– Не, Оль, - Юлька за нас ответила. – Мы уж тут…
– Слышь, Виталь! – зачастил вдруг Валерка и полез в карман брюк. – Тебе если чего потом понадобится – вот ключи от нашей хаты. Там газу два полных баллона, тушенки коробка, лапша, сахар. Водку я с собой забрал, может, в дороге понадобится. У тебя-то есть?
Я пожал плечами.
– Да мы непьющие!
Но Валерка уже залез с плечами под крышку багажника, возился, перекладывая вещи.
– На, держи! – вынырнул он с бутылкой «Гжелки». – Непьющие, это хорошо, но я бы на вашем месте по стакану накатил в последний момент. Оно, слышь, и солдатам перед атакой давали. Чтоб трухали меньше.
Водку я взял, ключи от квартиры тоже. Обещался последить, если что. Поручкались, попрощались. Сели они в «жигуль» свой, завелись, помигали нам аварийкой, да и уехали. А мы домой пошли.
После ужина, когда совсем темнеть стало, зажег я свою «лампу Аладдина», сделанную из консервной банки, и Юльке помог посуду перемыть. С лампой этой я неплохо придумал: фитиль из бельевой веревки, масло подсолнечное рафинированное. Оливковое тоже подходит, а соевое я не пробовал. Никакого запаха и не коптит почти. И масла навалом в магазинах осталось – его и не вывозили и не раздавали. В ближайшей «Ленте» его паллет пять стоит, не считая того, что на полках. Нормально горит, проверено.
За окном совсем стемнело. Я выглянул на балкон – туман совсем рядом. Справа над крышами небо ясное, звезды помигивают, а слева – глухо, ни стоянки бывшей автомобильной не видно, ни реки. Самого тумана не видно, я ж говорю – когда внутри него, его не замечаешь. Просто детали исчезают, предметы. Сначала те, что подальше, потом и ближние.
– Смотри! – дернула меня за рукав Юлька и показала в сторону той двенадцатиэтажки, что за дорогой.
И в самом деле, с крыши прямо в небо луч света бьет. Туман-то не сильный еще, так в нем луч этот хорошо видно – толстенький такой, желтоватый.
– Прожектор, что ли кто поставил?
– Ага, прожектор! – возразила Юлька. – Свету две недели нет. От аккумулятора запитался?
Она иногда у меня очень технически грамотная бывает, Юлька-то. Я бы не сообразил, что аккумуляторы с брошенных машин можно для освещения использовать, а она – пожалуйста. И тут меня пробило: фонарик же где-то у нас был! Хороший фонарик на три батарейки в длинной ручке. Если не сели окончательно за те полгода, что прошли с последнего раза, когда мы его доставали, то им запросто помигать можно!
Нашел я его (в письменном столе оказался, в нижнем ящике), вышел на балкон и тоже вверх посветил. Смотрю, луч с двенадцатиэтажки дрогнул, и в нашу сторону опускаться начал. Ну, и я навстречу. Соприкоснулись, пересеклись, крест в тумане сделали. Вроде, как руки на прощание пожали. Уж на что я не сентиментальный, и то слезы на глазах навернулись, а Юлька – та вообще расшмыгалась.
Минут через пять плохо стало видно второй луч. Я тогда и свой выключил. В случае чего, остаток батареек нам еще пригодится.
– Ну что, - говорю, - так и будем на ногах рассвета ждать? Иди, - говорю, - постель стели!
«Лампу Аладдина» я на стол выставил, еще раз на свое рукоделье порадовался. Хорошо горит – еще лучше, чем раньше. Язычок пламени ровный, высокий, и не желтый, как в предыдущее время, а почти белый. Видать, что-то есть такое в тумане, что наши ученые определить не смогли – на процессе горения, во всяком случае, это явно отражается.
Лег, обнял Юльку, а ноги холоднющие у нее, прямо ледяные.
– Ты чё, замерз, малыш? – спрашиваю.
– Чё-то маленько, - отвечает. – Зато ты у меня, как батарея!
– Такой горячий? – спрашиваю.
– Такой ребристый!
А сама хихикает, рада, что купила меня в очередной раз на старый прикол.
Тут я посмотрел на светильник – мать честная!
– Юлька, - говорю, - глянь! Красота какая!
А и верно, красота! Комната, что еле-еле нашим «ночником» освещена была, будто паутиной золотистой затянута стала. Не равномерной сеткой, а именно, что паутиной: возле огня погуще отблескивающие нити, а к стенам пореже. И видно, что они подрагивают, выгибаются, двигаются. Когда зрение привыкло, стало понятно, что не нити это, а просто отблеск света в гранях кристаллов, из которых воздух состоит. Они разные по размеру, кристаллы, и на месте не висят, а поворачиваются, медленно скользят к огню, уменьшаясь в размерах, рядом же с ним, нагревшись, поднимаются вверх и распускаются в стороны по потолку, медленно дрейфуя к стенам и набухая.
– Может, погасим огонь, от греха подальше? – Юлька спрашивает. – Оно красиво, конечно, но не по себе как-то…
Я спорить не стал, хотя еще бы посмотрел – уж больно чудно и завлекательно это выглядело. Встал, прикрыл горящий фитилек тарелкой. И полная темнота настала. Вообще – хоть глаз выколи. На ощупь пробрался к дивану нашему, нырнул к Юльке под одеяло.
– Спать хочешь? – спросил.
– Если только маленько, - отвечает.
Я обнял ее, прижал к себе и прошептал в ухо.
– Я тебе песенку тогда спою…
И начал тихо-тихо: «Спи моя Юлька, усни-и-и! В мире погасли огни-и-и, звери уснули в саду-у-у, рыбки уснули в пруду-у-у…»
Пою, а сам думаю: каково сейчас тем космонавтам, которые на МКС? Каково это вообще – смотреть, как гаснут на Земле под ними город за городом? Каково это – знать, что совсем скоро, возможно, только они одни и останутся? Что они там будут делать: без связи, без смены, без дополнительных поставок воздуха, воды и пищи? Решатся опуститься на свой страх и риск – в туман? В неизвестность?
Юлька, не успел я допеть и второго куплета, задышала сонно и размеренно. Но очень редко. И я понял, что могу почти совсем не дышать. Просто лежать и смотреть в темноту. Ведь если свет погашен, должен подняться занавес. И тогда начнется второй акт, которого я давно жду.