О претендентах на лучший рассказ 2006 года

Валерий Суриков
       О претендентах на лучший рассказ 2006 года
       (Премия им Ю.Казакова)


 А. Э п п е л ь « Дурочка и грех» http: //magazines.russ.ru/october/2007/2/ep3.html

       Страшный человек Асар Эппель. Одарен он, конечно, фантастически. Если уж к кому и приложимо такое понятие как «хищность зрения», так в первую очередь к нему. И это именно хищническое, звериное, инстинктивное зрение, жадно, смакуя и давясь от наслаждения выхватывающее из окружающего мира все что попало, без каких –либо внутренних запретов и ограничений. Выхватывающее и предъявляющее все это зазевавшемуся читателю в натуральном - неотрефлектированном- виде. Черт, в конце концов, с ними, бегущими в попыхах ( в нижнем бельишке то бишь ) от рефлексии …Мало ли их, считающих нормой прямое подключение клавиатуры своего ПК к железам внутренней секреции и балдеющих от достижений культуры совмещенных М-Ж сортиров... Но А. Эппель - с очевидным, явным и сильным даром беллетриста. И потому - предельно опасен. Пусть будет некая спецпремия - имени, скажем, Эппеля…. Но Казаков –то тут причем...

О. Славникова "Басилевс"
http: //magazines.russ.ru/znamia/2007/1/sl2.html
 
       В этом некоротком рассказе хорошо просматривается(ощущается) некоторая внутренняя граница, на которой резко меняется впечатление от него. Где –то за треть до финала начинается эта смена своеобразия — ординарностью, естественного— сконструированным, простоты — усложненностью и, наконец целостного — составленным из частей. Ольга Славникова взялась за сложнейшую ( а по нынешним временам просто безумную ) задачу. Проблематика, скажем так, платонической любви и быта (тем более современного) … Несовместимость, казалось бы, абсолютная, обреченность на неудачу — безусловная.. И тем не менее она берется за эту задачу и две трети пути проходит, можно сказать, безупречно. Чувствуется, как она смиряет себя— намеренно опрощает манеру письма, старательно сторонится метафор, в технике работы с которыми ей вряд ли кто из отечественных прозаиков сегодня может составить конкуренцию. И главное, она находит совершенно блестящую модель, в которой ей, вне всякого сомнения, удается сблизить те самые две несовместимые сущности ¬— стояние пред « какой-то бесформенной, ничем не наполняемой пустотой» …
       О. Славникова, не сомневаюсь, хорошо знает, что самый реальный финал этого сближения ¬— смех Богов. Даже если ей не знаком изумительный рассказ Д. Лондона на подобную тему «Когда Боги смеются». Последняя треть рассказа - как раз о смехе Богов. И прекрасно выстроенная в первых двух третях диспозиция именно в финальной части зависает в какой-то странной пустоте, отретушированной под что-то метафизическое. Первые тревожные симптомы появляются чуть раньше — в cценах буйства господина К. Но он выписан с таким внутренним любованием, настолько великолепно, настолько славненько, что эти симптомы охотно воспринимаешь как стилистический сбой. Колорит господина К. спасает и сцену ресторанной встречи трех немолодых мужчин, обреченных на стояние пред бездной пустоты..
       Где-то здесь и нужно было стремительно завершать эту историю. Именно стремительно.
       Увы, Ольга Славникова предлагает растянутый и очень конкретный финал. И разрушает все то, что ей создано … Боги у нее, конечно, смеются. Можно даже сказать, гогочут. Но как-то уж слишком по-земному…. Как на концерте у Петросяна.
       Восторженно отозвался об этом рассказе А. Немзер ( http: //www.vremya.ru/2007/8/10/169698.html). И почти со всем у него можно согласиться, если сосредоточить внимание исключительно на форме. Но вопроса " О чем все это? " блистательное немзеровское описание не выдерживает. Собственно, именно этот вопрос и генерирует ту смену впечатления, о которой написано выше. Мысль о романе у меня также появлялась, но несколько в ином ключе. Была заготовка романа, его начало - попытка автора писать в совершенно ином стиле. По каким-то причинам дело не пошло, и О. Славникова форсировано свела роман к большому рассказу -- в привычном для себя стиле. А шов остался...


 Наталья Ключарева «Один день в Раю». http: //magazines.russ.ru/novyi_mi/2007/11/kl6.html
 
       В этом тексте много чего можно найти. Например, дневник одного приватного, но нетривиального путешествия( побега) одной мятущейся души из города в деревню… Или отчет об агонии русской деревни, исполненный с впечатляющими подробностями рукой взволнованной, неравнодушной. Здесь можно найти не лишенную изыска, умело растянутую в повествовательном пространстве метафору, генерирующую как бы смысл текста и одновременно сбирающую этот смысл в себя ( чем ни метаметафоризм ). Но этот текста определенно лишен внутренней смысловой структуры (У А. Эппеля она есть, потому он и страшен), той скрытой, тайной, плохо артикулируемой, вечно ускользающей от наименования сущности, которая собственно и превращает дневник, отчет и прочее в художественный текст. Возможно, именно с этим связано и то, что обращаешь в рассказе внимание прежде всего на техническое исполнение, а не на смысловую нагрузку. Именно поэтому, наверное, так бросается в глаза сделанность текста.



Лев Усыскин Длинный день после детства
http: //magazines.russ.ru/znamia/2007/5/us6.html

Странный рассказ. Такое впечатления, что писался он с кем-то на пару. Один пишет-пишет, потом отходит от стола на время - пивка, скажем, похлебать, а в это время кто-то другой украшает текст какой-нибудь своей отсебятиной. Причем, вот что интересно: стилистически текст однороден - гетерогенность начинает просматриваться лишь на уровне смыслов. Скорей всего, рассказ писался в каком-то внутреннем борении. То есть питался рассказ воспоминаниям, и автору не всегда удавалась редуцировать себя современного к тому семнадцатилетнему,о котором он пишет. Вот на образе влюбленного юноши и повисает что-то ¬- какие-то клочья взрослого зрелого, из иных времен мировосприятия.
       Казаковку я этому рассказу не дал бы. А если, к примеру, мне позволили бы его отредактировать, сократил бы его приблизительно на треть. Убрал полностью или сильно сократил врезку про Петра, она замечательна сама по себе, но, увы, из рассказа вываливается; сменил бы тему конфликта с учителем на уроке, а заодно и тему беседы влюбленных в блинной. Ну и так еще кое-что по мелочам. Стремясь в у целом к одному эстетически и этически выдерживать текст в рамках удивительной, совершено фантастической сцены на Скалах. Вот где - мастерство рассказчика. Какая изобразительная сила и как неземная чистота…Ведь в этой сцен совершенно отсутствует рассказчик - там только двое и больше никого.
       И сделав все это я несомненно обрек бы Льва Усыскина на казаковку 2007 года….


Дмитрий Бавильский Мученик светотени
http: //magazines.russ.ru/novyi_mi/2007/5/ba6.html

       К этому рассказу можно, пожалуй, предъявить те же претензии, что и к рассказу Наталии Ключаревой - избыточная, до конца не изжитая очерковость. И у Д. Бавильского между прочим есть генеральная метафора, но не формальная, как у Н.Ключаревой, а, скорей, сущностная. Этот зеноновский побег современного Ахиллеса за медленно уползающей в небытие «черепахой» (игрой рембрандовской светотени) предстает и как разворачивающийся во времени парадокс человеческого существования, и как вечное невозвращение блудного сына … Кстати, и некая формальная генеральная метафора в рассказе есть - пятка блудного сына. Именно ей рассказ и закавычен. Как картой закавычен рассказ Н. Ключаревой.
       К сожалению, Дмитрий Бавильский сделал буквально все, чтобы понизить или даже загубить свою чУдную идею. И главным орудием этой разрушительной работы стало его многословие. Я понимаю, что без обстоятельно прорисованной картины жизненной суеты чУдная идея эта не будет работать - ей крайне необходим контрасный фон. Но надо же и чувство меры иметь. Нельзя же, в конце концов, позволять фону растворять идею, стаффажу - концентрировать на себе слишком много внимание.
На свой сайт я рассказ возьму, но больше восьмерки не поставлю.


Захар Прилепин Грех
http: //magazines.russ.ru/continent/2007/132/pri8.html
Я никак не ожидал, что подобный текст может истечь из - под пера Захара Прилепина. Даже его принадлежность к Нижнему, в окрестности которого мои двухвековые, считай, корни, не настраивала меня на благодушный лад. Более того, я не стал бы даже читать это рассказ, если бы он не попал в новомировский шестерик. Не самое, увы, лучшее впечатление оставили два его рассказа из январской «Дружбы народов» за прошлый год… И хотя рассказ « Сержант.» давал какие-то надежды (см. написанную весной микрорецензию на него ), но все равно, казалось, что З. Прилепину потребуются годы, чтобы выкарабкаться из того месива крови и спермы, в котором с наслаждением барахтается отнюдь не малая часть нашей пишущей, рисующей, снимающей, ставящeй братии. А уж этот-то сюжет прямо-таки просится в то месиво. Создан для на него. И все кажется, что автор непременно столкнет туда свое повествование. После палаческой сцены разделывания свиньи, кажется, что до этой современной развязки - вообще одно мгновение. Но З. Прилепин останавливает своего героя, причем фактически ( и это очень правильно) ничего не объясняет. Дается как бы между прочим небольшой и очень нечеткий эскизик состояния души молодого человека. И это, представьте, убеждает. Может быть даже - на фоне казни свиньи убеждает. И весь рассказ начинает удивительным образом напоминать( по ощущению чистоты ) фрагмент « У скалы» из рассказа Л. Усыскина.
       Беру на сайт, ставлю девятку.
       Захар Прилепин. Сержант
 http: //magazines.russ.ru/novyi_mi/2007/2/pr4.html
Впечатления от настоящей войны, видимо, настолько сильны, что все частное, четко зафиксированное памятью, очень долго блокирует любые попытки какого- либо обобщения. Но рано или поздно эта блокировка исчерпывает себя. И тогда сквозь репортера, правдорезца-бытописателя начинает( может начать ) прорастать художник... Рассказ "Сержант" - из переходных. Если судить только по началу повествования, то З. Прилепин целиком еще там- в быте войны, в своих простейших ощущениях ее ( и здесь его текст почти не отличим от прошлогоднего новомировского шедевра "Аргун" ). Но в последней трети рассказа ему определенно удалось вырваться и даже оторваться от частного...

       Что мы имеем в итоге. Абсолютного лидера нет. На полголовы впереди - Захар Прилепин. Его рассказ в качестве целостного, законченного произведения уступает рассказу А. Эппеля. Но последний при всех достоинствах своих номинирован на казаковку явно не по чину. Здесь, повторяю, нужна какая-то специальная премия - за прозу для закованных в двумерные латы, для вжатых в плоскость, для раздавленных в ней и ею. З. Прилепин впереди еще и потому, что он, по существу, бросает вызов обслуживающим эту сорокинско- э п п е л ь с к ую q плоскость …
Как ни поддержать этого мужественного и отчаянного бретера…

       Останавливает меня одно - по моим представлениям в прошедшем году были опубликованы несколько рассказов более качественных и сильных чем прилепинский. Вот несколько микрорецензий.

 Ирина Василькова "Художник по свету" http: //magazines.russ.ru/znamia/2007/2/va4.html

Так называется вся подборка рассказов Ирины Васильковой, но " десятку" я выставляю именно рассказу под таким названием. И хотя он по объему самый маленький, четыре других вполне можно рассматривать как своего рода эскизы к нему... В них, как мне показалась, И. Васильковой и оптимизируется манера письма-- выстраиваются гармонические отношения между смыслом и собственно стилем, изобразительными средствами. В последнем рассказе смысл и стиль, доселе достаточно независимые друг от друга, как раз и синхронизируются, соподчиняются. Читать, без риска напрасной потери времени, можно все пять рассказов, хотя, скажем, "Луч фонарика...", скорей всего, покажется слишком уж эскизным. " В "Коросте" и "Караимском кладбище" изобразительные средства получают явно избыточную власть над смыслами -- подгоняют торопят их( коллизии завершаются, скорей, внешним авторским усилием, а не по внутренней логике). Очень близок к совершенству рассказ "Ниночка". Но в нем сделана попытка передать одно, наверное, из самых сложных состояний женской души -- со сложностью задачи и связаны претензии к рассказу. Финальное умиротворение героини не кажется до конца убедительным. Но в статическом варианте ( то есть без действия, поступка ) убедительного (для внешнего наблюдателя) мира в душе в этой ситуации не получить. Попытка же такие действия подключить неизбежно переведут рассказ "Ниночка" в повесть "Елена Ивановна"...Возможно, повесть и следовало бы написать.
 
       Надир Сафиев Грезы суфлера Вольфа
       http: //magazines.russ.ru/znamia/2007/3/sa9.html
 
Вот, скажите как написать убедительный ( мирный) рассказ о любви к России. Чтобы без пафоса, без восклицательных знаков и прилагательных в превосходной степени.... И при этом - чтобы до слез. Я вспоминаю об опыте Марины Палей. У нее, правда, не до слез, но очень убедительно. Два, по крайней мере, подобных ее рассказа я знаю - пишет вроде бы о размеренном и благоустроенном европейском быте, но все пропитано( именно пропитано, то есть явно почти не в чем не проявляется) страшной, смертной тоской о России....
Как поступает Надир Сафиев. Он берет немца, помня, видимо, о том, что еще только немец способен конструировать мир из глубин собственного духа, делает его "чуть не в себе", селит на "Собачьей площадке" и перемещает со временем в небольшой городок на Кильском канале. И там этот "чуть не в себе" немец обдумывает письмо в Россию, с просьбой... вернуть его обратно. Вспоминая что-то из жизни и там, и здесь... И читать все это спокойно русскому человеку НЕ ВОЗМОЖНО....
 
       Дмитрий Пригов "Три Юлии", рассказ
http: //magazines.russ.ru/znamia/2007/2/pr6.html

Да, да тот самый Дмитрий Александрович Пригов. Именно он написал этот великолепный рассказ. Хотя, казалось бы, подобное уже невозможно в принципе, поскольку годы игры в гляделки с милацанером( или как там его ) даром не проходят и ожидать, уж если человек, наконец, решает отвести взгляд от предмета обожания, можно было что-нибудь в высшей степени манерное ( или, в крайнем случае, умеренно манерное, как его второй рассказ в этой подборке). Но получился очень естественный и одновременно изысканный рассказ. Рассказ о жизни. Рассказ, который нельзя пересказать - не разрушив, не уничтожив его при этом. Три Джульетты, три Юлии -- две женщины и кошка... В этих трех ортогональных координатах описывается банальнейшая из банальных, между прочим, история. И самое удивительное заключается в том, что убери третью координату--убери кошку -- и все рухнет... Какая уж там "девятка" -- и "тройку" не высидеть.
И еще. Начинающие стареть мужчины из числа пишущих любят сцеживать в свою прозу накопленные в душе яды -- освобождаясь от них, видимо, таким образом. Лет пять, наверное, потчевал нас коллекцией своих жизненных впечатлений блистательный В. Маканин, недавно собрал их даже в роман. Только что примерился к этой зыбкой почве и Евгений Попов (рассказ "Крестоводвиженский", " Знамя" 2007,1)...
А вот у Дмитрия Александровича рассказ получился классически светлым и чистым...
 
Михаил Садовский МИТЕНЬКА, ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА, ЦИРКУЛЬ

http: //magazines.russ.ru/slovo/2006/53/sa19.html
       Все три рассказа заслуживают самого внимательного отношения. Вообще-то это довольно-таки редкое явления, когда несколько текстов в подборке одного автора оказываются на одном и к тому же высоком уровне. Тематика?.. Что-то бытовое, что-то военное... Но именно " что-то", поскольку здесь достигнут такой уровень, когда тема, сюжет, событийная сторона перестают быть чем-то значимым. Все это о жизни вообще - о философии жизни, если угодно. Такие вещи пишутся лишь людьми, прожившими долгую и не очень гладкую жизнь. Или же теми, кто оделен фантастическим художественным даром - им-то все известно изначально, до всякого опыта....

       Кирилл Кобрин Триумф зла
Сноб до мозга костей. Законченный. Эталонный. В нем все просчитано - от цвета носков до словесного оформления самой пустяшной мысли. Сосредоточенность на себе абсолютная - все существует постольку, поскольку существую я.... Таким или приблизительно таким предстает главный герой, он же рассказчик. Возможно, что автор воспроизводит именно себя. Но, скорей всего( очень хочется и есть основания в это верить) он последовательно, исподволь ( все через действия и положения - почти ничего через описания ) выстраивает подобный тип. С единственной, как кажется, целью. Чтобы сентенция, которой он завершает рассказ, была убедительна.
" О пережитом потрясении напоминали лишь следы глубоких царапин на левом запястье — в финале той беседы я вонзил в него ногти, чтобы не придушить эту сучку."
Чтобы эта фраза прозвучала, чтобы рассказанная история заставила вздрогнуть, проснуться, сосредоточиться и нужна была та оболочка, в которую так старательно упаковывается рассказчик автором.
И после такого рассказа кто-то еще посмеет утверждать, что русская классического наполнения литература закончилась...

       Марк Харитонов Седьмое небо
http: //magazines.russ.ru/slovo/2006/53/sa19.html
       Впечатляющая иллюстрация к тому из какого сора, и также не зная стыда, растут и рассказы... А ведь сор - кондовая словесная шелуха на 95 процентов... Банальные описания банальной ситуации и банальных ощущений.... И вот один, два, три неспешныхБ случайных мазка и вся эта банальщина обретает вдруг какую-то переспективу, глубину, таинственный, неуловимый - невыразимый в словах смысл. И самое поразительное заключается в том, что ты не можешь понять, к чему сводятся преобразующие мазки. И сам автор, похоже, внятно не ответит на этот вопрос - для него все сошлось, соединилось - срезонировало - также внезапно:
"... Странная, звенящая ясность была в голове — не хватало лишь слов для какого-то пугающего, щемящего чувства, в котором соединялось все: остановившийся вдруг поезд, обволакивающая болтовня лотерейщика, внезапная, непонятная слабость, раздавленный бомж, обитатель блаженной свалки, закатное сияние… необычное, новое понимание.
Спасибо, бормотал он, неопределенно усмехаясь чему-то и ощущая, как ему с каждым шагом легчает. Седьмое небо… спасибо. Никогда еще этого так не чувствовал. Всего за двадцать рублей. Пусть за пятьдесят. Спасибо, но я еще поживу, с усмешкой бормотал он, механически отрывая клочок за клочком от вынутого из кармана конверта и бросая по одному на рельсы. Нет, еще поживу. "
Спасибо Ольге Труновой, что заметила и представила редколлегии "Знамени" этот рассказ.

Маргарита Шарапова Сады

       http: //magazines.russ.ru/znamia/2007/10/sh9.html
Этот рассказ несомненно состоялся. Его можно, конечно, попинать за скрежет на стыках слов и фраз, но, возможно, что современная стилистика, слишком уж часто заменяющая классическое сцепление слов их модным цеплянием друг за друга, и должна быть статистически наиболее представительной. Как наиболее полно отражающая ритмы времени. К тому же ведь действие рассказа происходит, то в движущемся, то в стоящем товарняке, так что перестук слов и фраз в тексе Маргариты Шараповой вполне соответствует перестуку колес товарняка. Из блистательных фраз такого вот типа («А это — нежнейшее, тающее — наверное, соприкосновение лепестков в яблоневых бутонах. И все эти звуки, полутона не смешиваются …) убедительного рассказа здесь построить, наверное, не удалось бы.
Но главное очень убедительна героиня рассказа - девочка достаточно юная, судя по всему. Она совершает сверхэкстравагантный поступок -выпускает трех морских львов в какой-то предстанционный прудик, и ссыпает туда несколько мешков соли. Они ( эти цирковые львы, которых она сопровождает) гибнут от жары в больше стоящем, чем идущем поезде. Она не может их не отпустить на свободу…. Вот это «не может» М. Шараповой и удалось показать.

Станислав Минаков. Нежный Плотов http: //magazines.russ.ru/october/2007/4/mi6.html
Какой современный рассказ… Какой старомодный рассказ!
«“Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке…”- как искренне, как убедительно, как чисто выстроена автором эта тяжелейшая для беллетристики ситуация. Она и для классиков была таковой. Для нынешних же, вне всякого сомнения, стала безусловной проверкой на качество.
В этом тексте есть к чему придраться. Может быть, есть смысл отказаться от части поэтических вставок - в тексте достаточно собственной поэзии. Похоже, С. Минакову не всюду удалось замаскировать следы выстраивания… Но вполне возможно, что все нужно оставить, как есть. Для долгой жизни художественному произведению порой просто необходим определенный объем несовершенств.
     

Иван Зорин. Девушка со станции Себеж, http: //magazines.russ.ru/sib/2007/3/zo3.html
       Наконец-то в толстяках и субтолстяках обратили внимание на этого, возможно, самого одаренного из современных русских рассказчиков. В декабре прошлого года три рассказа в «Звезде»( http: //magazines.russ.ru/zvezda/2006/12/zo2.html ) и вот - три рассказа в «Сибирских огнях».
Я достаточно давно знаком с его рассказами - по «Прозе.ру» и «Самиздату». Писал о нем и в обзоре 2002 года(http: //vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=rasskazi%20%20%202002.htm) и в обзоре 2003 года (http: //vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=Terpkij%20vkus.htm). А рассказ «Девушка со станции Себеж»,прочитанный еще в 2005году, считал ( и считаю) достойным претендентом на казаковскую премию того года(«Рассказчик со станции Проза ру»- http: //vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=zorin.htm ).
Кроме великолепной "Девушки" в подборке "Сиб.огней" есть еще и "Эпистолярный романс".Меня пугает, правда, избыточная, изощренная(затаенная) аналитичность этого текста Но операция иссечения какого-то внутреннего недуга ( а может быть надежды избавиться от этого недуга), проведена здесь Иваном Васильевичем с такими мастерством и техникой, что остается только оправдывать эту аналитичнсть... Куда деться от нее герою рассказа, если возлюбленная его юна - на четверть века моложе его.
       Я посмотрел также несколько последних (2007 год) рассказов И. Зорина ( из вывешенных им в "Самиздате"). Мне показалось, что он несколько сдал. И я могу даже догадываться, в чем одна из причин ( чисто литературного плана )кризиса - возможно, что в определенный момент он, действительно, начал чувствовать, что мысль постепенно покидает его изысканные изобразительные формы, а следом скукоживаются, утрачивают свежесть и сами формы...
В связи с его рассказом «История распятого по правую руку»( http: //www.proza.ru: 8004/2002/02/25-75). мне приходилось писать:
"Иван Зорин несомненно владеет очень сильным изобразительным средством. Настолько сильным, что от него требуется исключительная виртуозность. Иначе, если великолепно сработанная форма окажется вдруг избыточной ( а она сплошь и рядом может оказываться таковой при описании сугубо единичного события), это средство может оказаться разрушительным и будет, еще в зародыше, уничтожать мысль. Порой охотно допускаешь, что одной вот этой фразы, способной украсить коллекцию самого требовательного собирателя афоризмов, вполне хватило бы на целый рассказ. Иван же Зорин может сделать из одних подобных фраз текст почти целиком. Это очень опасная расточительность. Она незаметно от воли автора будет гнать повествование вширь – в краски, а не в глубину.
Такая манера в отдельных случаях может, конечно, и срабатывать – при описании каких-то предельно сущностных ситуаций. Онтологических. Как в этом рассказе. Как в совершенно бесподобной вариации Ивана Зорина на тему Рождества(«Золото, ладан и смирна» (http: //www.proza.ru: 8004/2002/08/19-96)) , где он в прозе попытался воспроизвести дух великого пастернаковского стихотворения «Рождественская звезда». Собственно этот рассказ уже и не литература, а нечто за-литературное —философский трактат, разыгранный в художественных образах..."
       Хочется надеяться, что Ивану Зорину все-таки удастся уравновесить в себе (и в своем творчестве ) два дара, отпущенных ему так щедро - аналитический и художественный.
Мне не нравится ни один из его трех ниже названных рассказов
"Коан для троих", февраль 2007 http: //zhurnal.lib.ru/z/zorin_i_w/koandljatroih.shtml,
"По образу и подобию" май 2007 http: //zhurnal.lib.ru/z/zorin_i_w/poobrazuipodobiju.shtml
"Неоконченный рассказ" июль 2007 http: //zhurnal.lib.ru/z/zorin_i_w/poobrazuipodobiju.shtmlhttp: //zhurnal.lib.ru/z/zorin_i_w/neokonchennyjrasskaz.shtml.
По разным причинам. Но есть и одна общая. Художник такого уровня дарования не должен ( права не имеет) сбрасывать публике неотрефлектированные до конца впечатления свои. Подобное позволительно, ну, скажем В. Сорjкину, ну, Вик.. Ерофееву...
       Но мне кажется, что И. Зорин все-таки выдюжит. На оптимистический лад меня настраивает место написания двух последних рассказов - Оптина Пустынь