Я копаю колодец.
Земля страшно замерзла, и копать почти
невозможно.
Я беру тяжёлый лом, долблю кусок льда в земле. На мне толстые,тёплые
штаны, теплая, тяжелая дубленка, но всё равно очень холодно. Лица
почти не чувствую. Нос уже белый.
На лице я завязал платок, но теперь пары от дыхания, осевшие на нем,
превратились в лед, так что толку от него мало. Но времени нет, чтобы
снять его. Я бросаю лом, вроде со льдом покончено. Пока.
Беру штыковую лопату. У неё короткий черенок, это страшно неудобно. Но
копать надо.
Железо с силой врезается в мёрзлую твердь, отрывая по миллиметрам
крупинки от планеты, а где-то рядом кружатся Марс и Юпитер, незримо
воздействуя. Луна, как большое глазное яблоко смотрящее куда угодно,
только не на меня. А если именно на меня? Огромный глаз, только без
зрачка, мутный... А где-то там, позади, в ледяной
космос вьются обрывки мышц, нервов...
Зачем я нужен ему, этому глазу, прилетевшему невесть откуда,
следящему за мной? Мне вдруг стало страшно, и я принялся долбить землю
лопатой вдвое ожесточённей, только бы забыть об этом поганом глазе,
рыскающем по космосу со своими неописуемыми целями.
Прислушавшись к биению сердца, уловив его ритм, я бил тяжёлым ломом
землю.
Сотня мощных ударов ломом, потом работа лопатой, потом опять лом. Пот
заливал мне лицо, холодными каплями скатывался за воротник, тёк
ручьями по груди, спине.
Вскоре яма выросла настолько, что могла скрыть меня по колено. Я с
трудом смог выпрямить спину. Опираясь на лом, я огляделся вокруг.
Ровная степь от горизонта до горизонта. На западе, километрах в десяти
виднелся сгусток ночной черноты. Пара сотен сосен росли там, древние
как небо, они казались мне стражами степи, ведь им, тем кто кронами
своими мешает полёту птиц, видна вся степь. И им ничего не стоит сойти
с места. За соснами в невообразимой дали стояла одинокая гора. Её пики
были окутаны облаками, будто повязкой на глазах, плотными кольцами
стянули они два острых зуба.
Была ночь.
Ночь всегда здесь приходила со своею владычицей луной, страшной, как
бесконечность, холодной, как и всё вокруг. И даже больше. Ведь холод
степи жёг лишь тело, тогда как холод лунный проникал намного глубже.
Ясная, ледяная ночь.
Вдруг я словно вернулся в своё тело. Меня обдало страшной болью ,
одни боги знают, чего мне стоило остаться на ногах. Болело абсолютно
всё. Руки, ноги шея, пальцы.
Усталость чуть было не лишила меня жизни в своих зябких объятьях.
Ясное небо с востока заволакивали жидкие облака... Мне показалось,
лёгкий свет, что вычерчивал их зыбкие контуры на монотонно чёрном
небе, гнал их сюда.
Днем степь заволочет туман.
В первый раз, когда я пришёл сюда, я пытался бодрствовать днем, у
большого камня, но тут же отказался от попыток жить при тусклом свете
здешнего дня, сочившегося через серые облака во всё небо.
Видения в тумане чуть было не свели меня с ума. Чтобы спастись, помню, лёг у камня и просто заснул.
Я бросил лом рядом с лопатой, и снял одну перчатку. Ладонь правой
руки была стёрта в кровь, но уже не саднила, как раньше. Я просто не
чувствовал мою ладонь. С полным равнодушием я смотрел сквозь нее на
луну. И видел, как кровь еле ползёт по синим ниткам вен, видел, как
микроскопические льдинки составляли замысловатые узоры на мышцах...
Ноги мои подкосились, и я беззвучно упал в толщу снега.
Уже падая, я спал как младенец.
Тут спишь без снов.
Зато во сне так жарко, будто оказался в метре от солнца, и думаешь подойти ещё ближе, или хватит? Отогреваешься полностью. Вообще, неверно было называть это сном. Это дрёма. Глаза закрыты, а то стихающий, то нарастающий гул мешает заснуть окончательно. И не только он. К гулу можно было б привыкнуть, а вот привыкнуть к осознанию того что гул этот издаёт луна – нельзя. Как то раз я пробовал открыть глаза. Луна перемещалась по небу. Медленно, но так ненормально, что внутри меня тогда что-то сломалось. А потом она становилась.
И с неё падали большие капли. Капли цвета луны. Со страшной скоростью неслись они к земле. И, отсвечивая алым, падали где-то за горизонтом.
Больше я глаз не открывал.
Когда я проснулся, мой взгляд уперся в чёрное небо. С минуту я лежал, напрягая и расслабляя все мышцы. С ног до головы прокатывал волну напряжения, изгоняя сон. Рывком встал на ноги. Мой колодец был там, где и был всегда. Ровная аккуратная яма глубиной около полутора метров зияла чёрной кляксой окаймлённой оправой из просыпанной зелми, и моими следами на белом снегу. Чуть поодаль лежат лом и лопата. Я подошёл к пустой глазнице, отталкивающе бездонной, взял в руки лом. Ощутив его тяжесть я моментально настроился на долгую рабочую ночь. Я опустил одну ногу в яму, устроившись поудобней ударил по краю сверху вниз. Большой пласт земли с лёгким шорохом откололся от стенки ямы. Странно. Я не помнил от земли такой податливости. Если так пойдёт и дальше, копать станет куда как легче. Такая удача придала мне сил, и вскоре яма значительно расширилась, и стала глубже. Я не помнил себя от радости, и даже решил немного передохнуть. Было уже не так холодно, как раньше, хотя мне могло и показаться. Я отбросил лопату (теперь работал только ей), немного постоял, слушая ветер. Лучший отдых-ходьба. Я стал ходить вокруг ямы, смотря на нее, как гриф кружится вокруг своего обеда, и, нечаянно, сошёл с орбиты.
Внезапно нога за что-то зацепилась, и я не успев понять в чём дело, упал лицом вниз, как кукла. Но быстро встав, я начал искать причину своего падения. Тут же, ползая на коленях, я нашёл ее. Это был деревянный столб. Я поспешно отряхнул с него снег. Оказалось, что раньше столб стоял в земле, но упал и лежал здесь, под снегом, долгое время. Я решил поднять его. Взявшись за конец, который был раньше в земле (тут он был заострён наподобие кола), я резко поднял его к небу. Со смешанным чувством удивления и безразличия я глядел на трёхметровое православное распятие, и никак не мог собраться с мыслями. Опомнившись, я осторожно опустил его на землю, выводя его из богохульного положения. Отойдя на шаг назад, я ещё раз обозрел находку. Распятие лежало на белом снегу, и, освещённый здешней луной отбрасывало тени сразу во все четыре стороны света. Чуть погодя я нашёл место, где он стоял. Просунув туда руку до локтя, я не почувствовал дна, что, впрочем, ничего не значило. Гнездо распятия было метрах в пяти к западу от моего колодца. Так и не поняв, что все это может означать, я уселся на землю, пытаясь сосредоточится. Нет, все-таки здешние места не располагают к бесцельному времяпровождению. Я вернулся к колодцу.
Я долго работал, сильно продвинувшись вниз. Теперь приходилось труднее оттого, что яма покрывала меня по голову. Я сильно сомневался, что делаю всё правильно, но по-другому я не умел. Работать пришлось опять ломом, землю собирал руками, выбрасывал наверх пригоршнями. Из-за этого работа опять замедлилась, к тому же ширина колодца стесняла движения, локти постоянно упирались в стенки ямы. Я с заметным усилием выбрался из ямы. Окинул взором небо, стараясь не замечать эту мерзкую луну. Рассвет уже рождался на горизонте. Я отыскал взглядом свою недавнюю находку, и улёгся рядом с ней, почти сразу же заснув. Сквозь полусон я чувствовал тепло, исходящее от распятия.
Или мне показалось?