По телевизору показывали корейца, которого зовут Ху Ли. Мне стало смешно.
Корейца звали Ху, а фамилия у него была не многим сложнее - Ли. Вы спросите: Ху Ли - так его назвали родители? Да, Ху Ли, если он кореец, то и имя ему присвоили чисто корейское. Вырос Ху в небогатой крестьянской семье. Дед его был крестьянином, отец был крестьянином, и ему ковырять бы корейскую землю, только пришло однажды письмо из России от дяди по материнской линии. Где-то в бескрайних ростовских степях дядя выращивал лук и сдавал его за хорошие деньги какому-то Россельхозпродукту. Дело выгодное, руки рабочие нужны. У местного населения есть руки, но какие-то нерабочие. В общем, есть возможность заработать - Ху Ли надо ехать. Прибыв в Ростов-папу в изрядно вечернее время, и не обнаружив в толпе пассажиров встречающего его по материнской линии дядю, Ху остановился в растерянности перед входом в вокзал. Вдруг кто-то толкнул его в худую корейскую спину и окликнул по имени: "Ху Ли ты тут раскорячился, пройти нельзя"! Ли радостно обернулся, но вместо дядьки напоролся на холодный, злой взгляд мужика, тащившего две огромные, в синею клеточку клеёнчатые сумки. Мужик, не останавливаясь и пыхтя, как танк в атаке, распахнул телом и сумками стеклянные двери вокзала. Ху догнал мужика, забежал вперёд и, пятясь задом перед знавшим его имя пассажиром, стукал себя худым жёлтым кулачком в грудь часто повторяя: "Я Ху Ли, я Ху Ли". Мужик поставил сумки, утёр пот со лба, плюнул в сердцах на пол: "Да пошёл ты, понаехали тут всякие. Ещё и обижаются", подхватил сумки и рванул дальше. Не зная, куда себя девать, Ху вышел на привокзальную площадь. Взгляд его привлёк здоровенный парень, сидевший на зелёной скамейке. Рядом с парнем, на развёрнутой газетке стояла бутылка из прозрачного стекла, граненый стакан, надкусанная большая луковица и круг копчёной колбасы, ломанный на крупные куски. "БОДКА", прочитал на бутылке кореец английскими буквами. Парень чем-то к себе располагал. Толи родными узкими щёлочками глаз над припухшими щеками, толи луковым запахом. Ли сомкнул лодочкой ладошки под подбородком и, улыбаясь, поклонился два раза. Глаза парня стали чуть шире. С минуту он разглядывал щуплого корейца, потом хохотнул зычно и сказал, грохнув кулаком по скамейке: "Ну, Ху Ли, садись рядом, раз такое дело". "Я Ху Ли, я Ху Ли", обрадовано и удивлённо зачастил Ху, снова тыкая кулачком себя в грудь. Парень замер, хлопнул ладонями себя по коленкам и расхохотался неудержимо, вытирая выкатывающиеся из щёлочек слёзы: "Забавный ты, обезьянка корейская"! Плеснул щедро в стакан из бутылки: "На, выпей"! Пить Ли хотел. Взял стакан и глотнул торопливо. Раскалённый лом воткнулся в корейское нетренированное горло. Ху согнулся в рвущем горло кашле. Из всех дырочек корейского лица вытекала струйками русская водка. "Что же ты так-то. . . поспешил. . .", растерянно пробормотал парень и стукнул легко, по-русски корейца меж лопаток. Стакан выпал из руки Ху и рыча гранями, смачивая асфальт водкой, закатился под скамейку. Вдруг со стороны здания вокзала, словно из медного тазика, голосом, пустым, как цветок без запаха, дежурная по вокзалу объявила: " Прибывший из Кореи гражданин . . . -дежурная сделала паузу,- Ху Ли, вас ожидает дядя у справочного бюро. Повторяю . . . , и повторила. "Совсем оборзела братва", сказал парень похлопывая притихшего Ли по спине. "Медный тазик" зашуршал, свистнул и уже голосом дяди по материнской линии на чистом корейском языке скороговоркой залопотал: " Ху Ли! Я жду тебя у входа в вокзал"! Сидевшая на соседней скамейке бабка перекрестилась и крепко прижала к себе сумки. Кореец подскочил, ладошки лодочкой к подбородку, два поклона парню и помчал к вокзалу. "Дядя, меня тут все знают", капая слезами шептал Ху Ли дяде на ухо. "И тебя, и мать твою", обнимая племянника, улыбался дядя.