О душе и вере. Солдатам Второй мировой

               
  Вера в Бога - священна, если душа верующего благородна и бескорыстна.
  И Пророки, посланные Всевышним, и Божественные Законы (не суть важно: Тора, Библия или Коран) направляют человека на путь Истины. Все распри человечества - от лукавого.
 
  Среди часовых дел мастеров в Грозном было много евреев. Мне бы хотелось рассказать о судьбе одного из них.
  Я не могу даже вспомнить отчества: все звали его дядя Семён. Он был невысок, сед, благожелателен и полон достоинства, так свойственного людям, прожившим долгую жизнь. Фронтовые ордена и медали говорили сами за себя. Апогеем военных невзгод красноармейца Семёна стал ад нацистского концентрационного лагеря.
 
  Существовала арийская теория распознавания евреев: по форме черепа, по кончику фаллоса, по... Исходя из всех пунктов этой классификации, военнопленного Семёна гарантированно ожидала газовая камера, но на вопрос о национальности он, родившийся и живший до войны в Грозном, ответил: "Чеченец". Обряд обрезания свойственен и иудеям и мусульманам. Эту-то карту Семён и собирался разыграть. Но банковал немец, приказав привести чеченцев, тоже оказавшихся в концлагере. Горцы, узнав о причине вызова, оценивающе изучали земляка, не проронив ни слова.
 
  Молчание нарушил немец.
- Говорите, но на чеченском языке!
 
  Надо заметить, что до конца пятидесятых годов, теперь уже прошлого века, в Грозном проживало очень мало чеченцев. По соглашению, принятому ещё при генерале Ермолове, Грозный, бывший изначально казачьим станом, и низовья Терека достались казакам с россиянами, а горы - горцам. Старожилы рассказывали, что горцы приезжали в Грозный на арбах, привозя для продажи: кукурузу, мясо, рассольные сыры и зелень. В самом же Грозном жили исключительно главы тейпов (вайнахских родов) со своими домочадцами. Дети горской элиты получали великолепное европейское образование и на родном языке говорили редко. Неудивительно, что познания в чеченском языке у Семёна были весьма скромные.

  Инициатива дальнейшего развития событий перешла к чеченцам. Одному Богу ведомо, что творилось в душе Семёна. Молчание нарушило мусульманское приветствие, ставшее прологом пьесы о человечности в театре жизненного абсурда.
 
  Семён, интерпретировав собственное имя на мусульманский лад, и, собрав воедино весь свой лексический запас чеченского языка, стал вживаться в роль. С невозмутимым видом чеченцы дополняли абракадабру лжечеченца осмысленными речами на родном языке. Названия аулов и имена предков истинных чеченцев чередовались с нелепыми ответами самозванца. Божественный промысел вдохновлял горцев на лицедейство, грозившее им (в случае разоблачения) смертью.
 
  Внимательно слушая советских военнопленных, немец, возможно, уловил разницу в произношении (в чеченском языке много придыхательных звуков). Зародившиеся сомнения немца горцам удалось развеять, сказав, что это действительно чеченец, но долго живший среди русских, а потому подзабывший родной язык.
 
  Неизвестно какой вердикт вынес бы незабвенный Константин Сергеевич, но администрация фашистского концлагеря поверила.

  "...следовали...желаниям души своей...нет у человека ничего, кроме его благого деяния, и...будет замечено его деяние, и воздастся за него самым полным воздаянием... у кого перевесит чаша добра в День Воскресения..." (Коран: суры 53 и 101).