Во времена моего детства, в начале 1930-х гг., всей революционной интеллигенции, от Бухарина до Маяковского, Ильфа и Петрова, главным врагом победившего пролетариата мерещился бюрократ. Отсюда пламенные строки поэта-трибуна: «Я волком бы выгрыз бюрократизм…», как и наш детский экстремизм, ибо все силы и таланты были сконцентрированы на борьбе с этим сатанинским злом. Смысла в этом не было никакого: во-первых, великий Ленин уже низверг это исчадие ада в преисподнюю (в книге «Государство и революция»), во-вторых, никакого пролетариата в России, как социальной группы, нет, и не было, значит, и врагов у него быть не могло, а борьба была. Впрочем, как это всегда бывает в России, от всей этой борьбы бюрократия только росла и развивалась. Как говорили на заводах: «Нас е*ут, а мы крепнем!». Численность бюрократии завалила за 1,5 млн, ее престиж и значение непрерывно повышаются, некоторое потрясение 1991 года она давно пережила и составляет единственную политическую силу, реально управляющую всеми функциями этого государства. От лица великого Ленина, великого народа, великой идеи, великого президента она правит, как умеет, и творит, что хочет, вот откуда советско-российская глупость, неэффективность и бесхозяйственность. Будучи основой и средоточием коррупции, она за свои услуги забирает себе бОльшую часть госбюджета, города и веси украшаются ее дворцами и виллами, а ГБ и армия заняты единственной работой – охраной ее покоя и безопасности. Политолог Ципко – «парадоксов друг», открыл, что государство – величайшее и главнейшее творение человечества. Бюрократическое государство – технологический брак, ни одна задача в нем не находит рационального или гуманного решения. Его главный, единственный, но неисправимый порок лежит на поверхности и виден со всех сторон: здесь управители не заинтересованы в конечном результате.
Ильич точно и детально показал, что надо делать, чтобы «сломать старую государственную машину» и выстроить новую, хорошую, без бюрократии. У него изначально была некая параноидальная надежда на вооруженных рабочих: он создал себе нелепого кумира и несколько лет молился на него, они, де, возьмут на себя контроль исполнения и наведут порядок, «ибо вооруженные рабочие – люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой едва ли позволят», но ничего из этой уморительной химеры не вышло и он на нее плюнул.
Таким образом, сам-то он, под сению Совнаркома и ВЧК, продолжал развивать «властную вертикаль», единственное, что в России получается, ибо сколько здесь ни мучатся – ничего другого не выходит. Это как старый анекдот о неудачной конструкции паровоза, сколько изменений в чертежи ни вносят – все равно получается пулемет. С самого начала, ни комиссары, ни чекисты, никакой другой власти, кроме бюрократии себе не представляли и дела ни с какой другой иметь не хотели, она и получилась.
Да и как могло быть иначе? Все эти «партии нового типа», и большевики и фашисты тяготели к военным формированиям и были построены по иерархическому принципу: как воинское образование. Их верховные вожди-идеологи – Троцкий, Сталин, Гитлер – с упоением носили военную или полувоенную форму, обожали военные парады, марши и военную терминологию: именовали себя «солдатами революции» и т.п., и всю экономику стран нацеливали на военные нужды.
Только теперь, когда партократия почила в Бозе, а Советы депутатов трудящихся плавно перетекли в префектуры и управы, стало ясно видно, что бессмертный Крыловский квартет по-прежнему самозабвенно и бездарно играет свою извечную какофонию, как бы ни пересаживались музыканты и какими самоназваниями они бы ни прикрывали свою генетическую природу: это «кувшинные рыла».
Как это в России было изначально, от Рюриковичей, все властные функции утонули в общей клоаке: тут все ветви власти ворочаются в одном говне. Где суд, где парламент? Не смешите: есть властная вертикаль, она и знает, и умеет, и делает! Толпы сервильных помощников ее обслуживают: одни пишут законы, другие следят за порядком, третьи вознаграждают послушных, четвертые карают непокорных, вот и весь алгоритм российской власти, и никакого места здесь для демократии или, страшно сказать, рыночной экономики нет, и быть не может. «Тут вас не стояло!» А между тем страна под гнетом некомпетентного и воровского управления неуклонно продолжает нищать и разрушаться, а население вымирать. По сравнению с другими национальными бюрократиями, Российская, безусловно, самая могучая и зловредная, благодаря, во-первых, необъятным полномочиям, во-вторых, монолитной корпоративности – здесь исполнительная, судебная и законодательная власти живут в нерушимой дружбе, и, в-третьих, полной безнравственности: ни христианских заповедей, ни шариата, ни «Кодекса строителя коммунизма».
За какие же грехи русские наказаны этой новой казнью египетской, и почему безропотно соглашаются терпеть изнурительную и истребительную власть? Все-таки, какая-то фундаментальная причина должна существовать: не может быть, чтобы все усилия монархистов и социалистов: большевиков, меньшевиков, эсеров и демократов сами собой приводили Россию к общему знаменателю – торжеству и беспределу бюрократии.
Если, ради краткости, эту причину упростить, она становится очевидна – это лень – особая, умственная: русские не любят думать. Конечно, не Павловы и Мечниковы (они на выборы не ходят), а среднестатистический русский человек, электоральный тип.
«Командир шагал угрюмо,
Тоже, исподволь смотрю,
Что-то он все думал, думал…
- Брось ты думать, - говорю.» (Твардовский. «Теркин»)
Многие мыслители, а лучше всех – Мераб Мамардашвили показали, что считать своим знанием человек может то, что он сам обдумал и оценил. То, что он слышал и видел, он еще не знает, только именно то, что он сам, своей головой проанализировал и осмыслил, остается в его сокровищнице, он ею владеет и распоряжается, прочее – чужое. У всех народов мыслящая часть индивидуумов не составляет большинства, но у русских она минимальна по объему и не пользуется ни доверием, ни уважением. Любимый герой русских народных сказаний – простофиля, дурачок, который находит свою удачу случайно: поймает золотую рыбку, жар-птицу, в крайнем случае – лягушку или серого волка. Искать, думать, сопоставлять, анализировать – не русский стиль. Это, конечно, не родовое проклятие, но объективно – это отсталость, неразвитость общественного сознания.
Эти ментально-психические особенности накладывают на поведение русских особый отпечаток: во-первых, они склонны принимать случайные необоснованные решения (вот где начинается русское «авось»), во-вторых, они необыкновенно доверчивы, отчего особенно беззащитны против обмана. Обмануть, конечно, можно и англичанина и немца и еврея (на коммунистическую приманку все клевали), но легче всего – русского. Что ни прочтет, увидит, услышит – тотчас поверит. Верит, что его доходы растут и жизнь улучшается; охотно верит, что глава страны – рыцарь без страха и упрека, печется о людях, борется с коррупцией, карает чиновников (70% твердо убеждены!). Что американцы спят и во сне видят, как бы напасть и растерзать люто ненавидимую Россию, что для защиты нужно держать огромное войско и тысячи ракет – большинство не сомневается. Контрольных тестовых вопросов (Зачем?! Чего ради?!) русский себе не задает, ответ ему не нужен.
Необходимость напрягаться, делать выбор, вызывает у русского человека досаду, поэтому здесь выбирать не любят. Не случайно, во время войны, появилась дружеская игра: меняться (тогда говорили – махнуться) вслепую, то есть неизвестно чем. Это развлечение и запечатлелось в трогательной песенке: «Махнем не глядя, как на фронте говорят!» Нигде больше, такой смешной игры-обмена не было, и быть не могло! Она приоткрывает слабину в русских мозгах: лучше проиграть, чем мучиться, сравнивая, чья ставка выше.
Когда все-таки выбор становится неизбежен, русские голосуют не головой, а сердцем, т.е., как Бог на душу положит. Вот характерный подход к выборам органов власти:
«Что ты копаешься, как жук в говне? Умнее всех хочешь быть?!»
«Все равно, по-нашему не будет, так не один ли хрен?!», и, наконец, самое главное,
«А нам, кто ни поп – все батька!»
Сами о себе заботиться, отвечать за себя русские не умеют и не хотят. Именно поэтому в России между бюрократией и электоратом нет взаимной враждебности, более того, существует некое негласное и неписаное соглашение: «Вы соображаете и командуете, мы пашем». Поэтому и была так крепка Советская власть – она всех устраивала.
Советская пропаганда когда-то сыграла свою подлую роль: «моя милиция меня бережет», уже давно понятно, кого милиция бережет, но чувства личной ответственности, готовности самому беречь себя и свою семью, у русских нет, как не было. Вот почему Россия спивается и вымирает.
В этих условиях, при явной несклонности населения к поиску и выбору лучшей доли, приватизация была несравненно более рискованной и опасной, чем в любой другой стране, было ясно, как Божий день, что и власть и собственность захватит жулье и, если бы Гайдар и его команда знали и жалели свой народ, они бы тысячу раз подумали над такими правилами, которые соответствуют русскому менталитету, но, азартные и недалекие, они не ведали, что творили: «Вали кулем, потом разберем!»
«Главное – прокукарекать, а там, хоть не рассветай!», был их петушиный девиз. «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда!» – заключил русский гений.
По расчетам демографов, через 30 лет в России вымрет 40% населения, это, наверное, самые простодушные. По мере вымирания, перед лицом неизбежной гибели нации, русские, вероятно, научатся жить, значит, сами внутренне глубоко изменятся, но будет это нескоро.
Э.Алкснис Edubur 16.03.07