Чужие письма. Часть 6

Инна Машенко
Продолжение


***

Вот так начиналось время дружбы и любви, теперь же пришло и время свадеб.

- Знаешь, а я совсем не люблю свою невесту, - сказал после короткой паузы Паша и виновато улыбнулся.
- Так почему же ты женишься? – ошарашенно вскинула брови Лена. – Вы что, ждёте ребенка?
- Да нет, - Паша покачал головой и глубоко вздохнул.
- Так в чём же дело? – осторожно поинтересовалась Лена, почему-то чувствуя себя виновницей. - Тебе ведь всего двадцать два года, у тебя вся жизнь впереди. Ты разве разуверился в любви?
- Что ты! Я свято верю в любовь. Просто я никого никогда не полюблю... кроме тебя, конечно, - это было сказано так спокойно, так просто, без всякого надрыва и истерии, что Лена ему тут же поверила. – Мне кажется, что создание семьи и забота о ней помогут мне смириться с тем, что мы с тобой никогда не будем вместе.

Лена ещё подумала тогда, что Паша рассуждает, как видавший виды мудрец, а ведь на самом-то деле только-только начинает жить самостоятельно. Было грустно и в то же время приятно, что тебя так любят.

- Что же ты не говорил мне о своей любви до дня рождения! Твоего дня рождения... А помнишь, как обескуражил ты всех своим признанием на моём дне рождения?! Если бы ты сказал об этом раньше...
- Так ведь ты уже дружила с Андреем тогда. Я знаю - он очень тебя любит. Как же я мог увести девушку у своего друга?! – говорил о долге дружбы, а в голосе промелькнула надежда.

Ну и благородство!.. Что могла Лена сказать ему в ответ?! Да, после того как Паша исчез из поля зрения их компании, она действительно проводила больше времени с Андреем. Они даже собирались пожениться. Кого же любила она на самом деле? Пашу? Андрея?

- Я влюбился в тебя сразу же, едва увидев... Там, на картофельном поле. Я говорил тебе уже об этом. Помнишь тот дождливый сентябрьский день, когда нас, пятерых физиков-третьекурсников, направили помогать вам, филологам-первокурсницам? Любовь с первого взгляда... Да, раньше я считал это выдумкой поэтов и писателей, красивой сказкой... Теперь на своей собственной шкуре убедился, что такое бывает на самом деле... А помнишь, как вы все приехали на мой двадцатилетний юбилей?
- Как же! Конечно, помню.
- И ты, и Андрюха, и Настя, и Митя с Лёнькой... Знаешь, ты очень понравилась моему отцу тогда. Он вообще никогда не танцует, тем более с моими сверстницами, а в тот вечер старик удивил нас всех – взял и пригласил тебя. Потом он сказал мне наедине: «Вот бы тебе такую подругу, сынок!» Я же ответил, что, к моему большому сожалению, опоздал, что у тебя уже есть друг... Батя мой очень огорчился. Вот уж не ожидал от него такого.
- Ты ещё так красиво говорил о моих глазах тогда...
- Я не смогу их забыть. Никогда.
- Никогда не говори никогда, - улыбнулась в ответ Лена.
- Не веришь... – снова вздохнул Паша. - Знаешь, как-то давным-давно, еще до нашей встречи... Как раз после выпускного вечера в школе... Мы всем классом отправились тогда в поход. Традиция такая в нашей школе была – выпускники отправлялись в поход, чтобы пару дней провести вместе, прежде чем разлететься в разные концы страны.
- Замечательная традиция.
- Да... Так вот, в одной из попавшихся нам на пути деревенек мы решили чуть-чуть передохнуть и пополнить наши съестные припасы в местном магазинчике. Пока девчонки этим занимались, мы, мальчишки, расположились – кто присел, а кто и прилег - на небольшой лужайке перед магазином. Тут к нам и подошли две цыганки. Одна из них была совсем ещё девчонка, лет шестнадцати, может, а вторая ей в бабушки годилась. Начали они к нам приставать: «Давайте, красавчики, погадаем вам! Всю правду о том, что вас впереди ждёт расскажем. Ничего от вас, касатики, не утаим». Мы же только посмеялись в ответ: идите, мол, откуда пришли, мы и сами с усами, без вас всё о себе знаем. Как сейчас помню, пожилая цыганка сверкнула на меня своим чёрным глазом – у меня аж мурашки по коже пробежали – и, ухмыльнувшись, сказала сердито: «Всю жизнь тебе маяться из-за зелёных глаз! Что губы-то кривишь? Не веришь? Помяни моё слово цыганское, не раз ещё вспомнишь эту встречу!» Вот так вот. А недавно я даже написал стихотворение. На прощание с тобой... Прочесть?
- Физики... лирики... Прочти, - пожала плечами Лена, хотя, по правде говоря, ей этого совсем не хотелось, было как-то не по себе от всех нахлынувших на неё в этот момент чувств, но она боялась обидеть Пашу отказом, потому и согласилась.

Первый снег кружился над тобой,
Надо мной, над притихшей землей.
Я забыл, в чем опасность моя,
Лишь увидел сквозь холод тебя.

«Не смотри в зеленые глаза –
В них таится твоя тоска.
Будешь помнить весь долгий век
Глубину их сквозь первый снег».

Посмеялся, не послушал тогда
Я цыганки старой мудрой слова.
Под фарфорово-бледным челом
Полыхнули изумруды чарующим огнем.

«Не смотри в зеленые глаза –
В них таится твоя тоска.
Будешь помнить весь долгий век
Глубину их сквозь первый снег».

Первый снег кружится надо мной,
Над моею потерявшейся душой.
Сквозь прозрачность холодной белизны
Манит зелень колдовской глубины.

«Не смотри в зеленые глаза –
В них таится твоя тоска.
Будешь помнить весь долгий век
Глубину их сквозь первый снег».

- Красиво получилось! Правда, правда... А где и как ты познакомился со своей невестой? Как её, кстати, зовут? – спросила Лена, чтобы сменить тему разговора и хоть как-то охладить и привести в порядок свои разгоряченные мысли.
- Марина. Ее зовут Марина. Представляешь, оказывается много лет назад наши семьи даже жили в одном доме, наши квартиры находились в соседних подъездах. В начальных классах мы учились в одной и той же школе, только в параллельных классах. Потом мои родители получили новую квартиру, и мы переехали в другой район города. Мне пришлось перевестись в новую школу... А три месяца назад я был на одной студенческой вечеринке в архитектурном институте, Марина сама ко мне подошла и сказала, что мы давние знакомые, что она была влюблена в меня, когда мы учились в третьем и четвертом классах. Позже она встречала меня на школьных олимпиадах, но я не обращал на неё никакого внимания. Я действительно совсем не помнил Марину и ни за что не узнал бы, если бы она сама не подошла ко мне.
- Интересно.
- Маринка учится в архитектурном и в этом году, как и я, заканчивает институт. Мы почти весь вечер провели вместе, вспоминая жизнь в нашем городке, рассказывая друг другу о том, что с нами произошло после моего перехода в другую школу... А после этого вечера как-то так само собой получилось, что мы стали встречаться, ездить домой на выходные вместе в одной электричке... Маринка – хорошая девчонка... Уже через месяц после нашей первой встречи мы решили пожениться. Получим дипломы - уедем жить и работать в Омск.
- Желаю вам счастья. От всего сердца. От всей души.
- Давай выпьем шампанского за твою и мою жизни, которые, может, никогда больше не пересекутся, - нарочито бодро предложил Паша и наполнил бокалы.

Они выпили, немного помолчали, потом выпили ещё. О, Господи, думала Лена, что-то во всем этом не правильно, надо бы что-то предпринять, но что...

- Приезжай обязательно на свадьбу. Очень тебя прошу.
- Но зачем, Паша, зачем? Как-то даже неловко получается. Ты любишь одну, женишься на другой, приглашаешь на свадьбу ту, которую любишь, но никогда не будешь с ней вместе... Водевиль какой-то, честное слово. А если Марина догадается?
- Приезжай, пожалуйста. Я очень этого хочу. Это моя единственная просьба к тебе. Приезжайте вместе с Андреем, он тоже приглашён. 6 июля, в 16:00. Обещаешь? Ну, пожалуйста...
- Не знаю. Мне твоя затея совершенно не нравится. Ты как будто истязаешь сам себя, получая от этого удовольствие. Просто не нормально, глупо, Паша.
- Это будет моя свадьба... И одновременно – прощание с тобой. Начало новой жизни без тебя...

Тут их взгляды споткнулись друг о друга и замерли. В наступившей тишине можно было слышать, как стучат их потревоженные сердца. Паша осторожно обнял Лену, она не сопротивлялась. Это был их первый и последний поцелуй – страстный, пьянящий, долгий... Но даже в этот момент они оба знали, что их пути расходятся навсегда и ничего уже нельзя поделать.

- А помнишь ту поездку в Петербург? – улыбнулся Паша и положил свою такую сильную, теплую и ласковую руку на Ленину. – Я ведь затеял её тогда в надежде, что ты пока не окончательно определилась в своем выборе. Ты даже не представляешь, как трудно мне было ночами...

Лена смутилась, вспомнив темные-претемные петербургские ночи...

После своего дня рождения, который Лена встречала в кругу друзей-студентов и который принёс ей не только радость, но и грусть, время понеслось, покатилось вперёд так стремительно, словно снежный ком с крутой-прекрутой горки, и остановить это захватывающее дух движение или хотя бы чуть-чуть замедлить, чтобы призадуматься над вихрем ворвавшимися в жизнь изменениями, совсем даже и не хотелось.

В этом времени было всё или почти всё – любовь, дружба, учёба, приобретения и потери, настоящее и будущее... Только прошлое отошло на некоторое время в тень и молча ожидало своего часа.

Уходила в прошлое и Настя, подруга, с которой Лене было так хорошо, спокойно, надежно в последние несколько месяцев. Дружба оказалась слабее любви. Настя так и не смогла простить Лене того, что Паша, её большая любовь, был, оказывается, влюблён в Лену и та, зная это, молчала. Мало ли, что причиной молчания было нежелание огорчить подругу и надежда на то, что Паша, узнав о большой любви Лены и Андрея, обратит все-таки свой взор на симпатичную, добрую, умную Настю...

Жизнь преподнесла Лене хороший урок. Она поняла, что далеко не всегда благие намерения приносят добрые плоды. Настя приравняла Ленино «благое» молчание к предательству. Подруги не выясняли отношений, понимая, что никогда уже не будет так, как было. Их пути просто разминулись в тот памятный вечер. Навсегда.

Иногда утром, перед тем как отправиться в университет, стоя у кухонного окна, выходящего во двор, Лена видела Настю, спешащую к трамвайной остановке. А ведь совсем недавно они проделывали этот путь вместе и, пока трамвай с плотно замерзшими от трескучих морозов окнами, через которые абсолютно ничего не было видно, громыхал по холодным рельсам, трясся и жаловался на судьбу, подруги мирно болтали об учёбе, преподавателях, лекциях, прочитанных книгах, новых фильмах, однокурсниках и друзьях, встрече Нового года, предстоящей первой сессии и, конечно же, о любви... Ведь друзья могут говорить о многом, а также понимать друг друга с полуслова... Грустно терять друзей. Больно терять друзей. Неужели молчание Лены оказалось таким большим проступком? Или Настя пуще всего боялась оказаться в нелепом положении и порвала со всеми, кто был свидетелем её горького поражения и мог напомнить ей о так и несбывшихся мечтах?

Жизнь продолжалась, несмотря на потери и неприятности. По-прежнему падал на город снег, кружили над ним метели, росли пушистые сугробы по обочинам дорог. Паша, Митя, Лёня, Сережа, Андрей, Лена, Люда, Галка, Света, Нина продолжали дружить. Им было всё ещё хорошо друг с другом. Никто не вспоминал о Пашином признании в любви к Лене. Произошла ошибка, язык споткнулся на именах – вот так и не иначе. И вообще, во всем виноват он – алкоголь. Паша, в отличие от Насти, не ушёл от своих друзей. А Новый год дарил им всем и новые надежды...

Подходила к концу Ленкина первая и очень успешная сессия, приближались зимние каникулы. Особо голову не ломали над тем, что предпринять, как отдохнуть. Ближе к делу что-нибудь обязательно придумается.

Так оно и случилось. За неделю до каникул Паша предложил Лене и Андрею отправиться втроем на недельку в Санкт-Петербург. Он когда-то уже был там с одноклассниками и, переполненный самыми приятными воспоминаниями от того первого визита, стремился туда снова.

Кроме того, в Петербургском университете училась его школьная подруга, в которую он, вроде, был даже когда-то влюблен и хотел бы ещё раз проверить свои чувства (чем чёрт не шутит!), хотя говорил об этом буднично, без какого-либо огонька или искорки в глазах, без дрожи в голосе или смущенной улыбки на устах.

Что ж, замечательная идея! Лена давно мечтала побывать в этом необычайно красивом, богатом удивительными событиями и невероятными приключениями городе на Неве, в этой «Северной Венеции», о которой так много читала и в которую была влюблена заочно. Неужели ее мечта совсем скоро сбудется, и она будет гулять по легендарному Невскому проспекту, воспетому в столь многочисленных произведениях литературы и искусства, побывает в знаменитом на весь мир Эрмитаже, Петропавловской крепости, Исаакиевском и Казанском соборах и многих-многих других интересных местах?! Голова шла кругом от одних только мыслей о такой ещё совсем недавно немыслимой перспективе...

На первой неделе каникул Паша и Андрей решили немного подзаработать на поездку, устроившись строить прачечную и баньку на базе отдыха для рыбаков и охотников, директором которой был Ленкин папа, а уже на второй неделе лететь в Санкт-Петербург.

Их совершенно не смущало то, что они не знали заранее, где будут жить. Паша уверял, что в городе сдается очень много комнат и что-нибудь обязательно найдется и для них. Беспечная, самоуверенная молодость! Все-то ей море по колено.

После морозного Екатеринбурга друзьям казалось, что они попали на юг, куда-нибудь ближе к Черноморскому побережью: ранним утром в Питере было всего лишь около нуля градусов (а что же тогда ожидать днем?!). Вдоль трассы от аэропорта до города лежал хиленький слой подтаявшего сероватого снега (совсем не то что белоснежные и пышные сугробы на Урале!). Воздух был плотным и влажным, а над городом нависали тяжелые свинцовые тучи, скорее всего, дождевые. Однако всё это нисколечко не испортило настроения нашей троице, они предвкушали огромное удовольствие от спонтанной поездки.

Мальчики явно хотели произвести впечатление на Лену и сразу же, как только ступили с трапа самолета на землю, начали транжирить деньги.

- У нас не так уж много времени, чтобы тащиться на автобусе, - авторитетно заявил Паша. – Возьмем лучше такси. Кроме того, таксисты – народ ушлый, всегда в курсе всех дел, может, водитель как раз и поможет нам найти место для ночлега.

Лена не стала возражать: ей нравилось, что парни взяли все организационные вопросы в свои руки и ей ни над чем не надо было ломать голову, а только наслаждаться жизнью в эти несколько совершенно для нее необычных, ни с чем не сравнимых дней каникул.

- Ну, так куда вас везти? - спросил не очень-то разговорчивый таксист, как только они въехали в город.
- К какой-нибудь гостинице, где можно остановиться на недельку, - вежливо улыбнулся ему Паша. – Как Вы думаете, есть у нас шанс найти место в гостинице?
- Откуда мне знать, - равнодушно, без всякого желания помочь ответил таксист.

Так, подумала Лена, надежда на помощь всезнающих таксистов не оправдалась. Но Пашу и Андрея, по-видимому, было трудно чем-либо смутить, их уверенность в том, что все каким-нибудь чудесным образом утрясётся, нисколько не поколебалась от этой первой неудачи. Да и некогда было думать о неприятном или плохом: они уже перенеслись совсем в другое время - время Петра I, Екатерины Великой, Александра, декабристов...

- Приехали, - вернул их к действительности негостеприимный таксист и, криво ухмыляясь, указал на большое респектабельное старинное здание благородного коричневого цвета. – Вот вам и гостиница.

Ну и шутник же водитель, однако, а по виду не скажешь. Привез бедных желторотых студентов к одной из самых фешенебельных и дорогих гостиниц Санкт-Петербурга - «Астории», что расположилась рядышком с Исаакиевским Собором, совсем недалеко от Эрмитажа и Мариинского театра.

- В этой гостинице мы остановимся как-нибудь в другой раз, лет, скажем, через пять, - не смутился Паша, - а пока предпочли бы что-нибудь попроще, поскромнее, шеф.
- Как знаете, дело хозяйское. Мое дело предложить, ваше – отказаться, - на той же волне продолжил вредный дядька и повёз друзей дальше, к гостинице «Советская», восемнадцатиэтажному зданию неподалеку от роскошной «Астории».

Друзья поняли, что больше ничего не добьются от язвы-таксиста и, расплатившись, вышли из машины. Ну, а раз уж оказались у гостиницы «Советская», то решили попытать счастья там – кто знает, а вдруг да повезет: гостиница-то вон какая огромная.

Войдя в вестибюль, Лена с Андреем скромненько пристроились чуть поодаль от входа, а Паша решительно направился к стойке администратора, за которой женщина в строгом деловом костюме темно-синего цвета, белоснежной блузке и с какой-то умопомрачительно сложной прической на голове сосредоточенно перебирала стопку бумаг. Она вся углубилась в изучение документов, абсолютно не обращая внимания на толпящихся у стойки посетителей. На ее лице было явно написано: ко мне не подходить, пока не подниму глаза; вас, желающих всеми правдами и неправдами просочиться в мою гостиницу, много, а я одна; не баре – подождёте...

Паше пришлось довольно долго потоптаться у стойки, прежде чем этот невозмутимый страж в юбке удосужил его вниманием. Лена и Андрей не могли слышать, о чем их друг говорил с Цербершей (так Лена назвала про себя эту тётю), но по выражению её лица поняли, что попытка не увенчалась успехом.

Однако Паша не сдавался, он достал из кармана своего пальто заранее припасенную для такого случая плитку шоколада и совершенно спокойно, по-деловому (интересно, где он этому научился, удивилась Лена; в те времена сама она ни за что не смогла бы проделать эдакое), положил её перед Цербершей, после чего ещё пару минут разговаривал с этой неулыбчивой особой, и та вдруг медленно подняла руку и царственным жестом указала куда-то в сторону. Не выгоняет ли, встревожилась Лена.

Проследив взглядом за этим начальственно-барственным жестом, Лена с Андреем увидели неподалеку от себя живописную группку людей, никак не похожих на обитателей такой презентабельной гостиницы, но, по-видимому, вовсе и не чужих здесь.

Самым старшим из них был сутулый, среднего роста мужчина с неприятно бегающими настороженными маленькими глазками под большим лоснящимся лбом и странно неподвижным лицом, одетый в далеко не новое, но опрятное демисезонное пальто дымчатого цвета, в одной руке он держал совершенно не вяжущуюся с его внешним видом модную кожаную кепку, которую, наверное, приобрел совсем недавно, потому что то и дело любовно на нее поглядывал и даже время от времени поглаживал другой, свободной рукой.

Второй из этой колоритной группки был похож на студента - молодой, лет двадцати, парень с густой светлой шевелюрой на идеально круглой голове, спокойный, может, чуть нагловатый или, скорее, самоуверенный. Одет он был в модную короткую замшевую курточку с ремешками и заклёпками, а в руках держал черную вязаную шапочку, с его плеча свешивалась большая полуспортивная сумка на длинном широком ремешке.

Рядом со студентом переминалась с ноги на ногу пожилая приземистая женщина, одинаковых размеров что в высоту, то и в ширину. Старенькое мешковатое зимнее пальто темно-коричневого цвета с огромным воротником из искусственного меха, а также далеко не новые отечественного производства широченные бордового цвета кожаные сапоги на низком каблуке и взгроможденная чуть ли не на самую макушку пухлая вязаная мохеровая шапочка темно-синего цвета, из под которой беспорядочно выбивались пряди густых седых волос, делали её гораздо объёмнее. Она была похожа на разноцветный гигантский мячик, к которому небрежно прикрепили голову, забыв при этом про шею, а также немного коротковатые руки и ноги. По носу с характерной горбиной и миндалевидным глазам навыкат можно было легко догадаться, что в этой женщине течёт еврейская кровь.

Странная группка, подумала Лена, интересно, что привело их сюда и что связывает...

Вернувшись к друзьям, Паша доложил им, в чём те уже и сами не сомневались, что мест в гостинице нет и не предвидится, но, не без гордости и удовольствия, добавил он после непродолжительной паузы, можно запросто снять комнату и довольно недорого у одного из вон той троицы, кивком головы показывая на неприветливого мужчину с бегающими глазками, студента-модника и женщину-мячик.

На этот раз на решающие их судьбу переговоры отправились Паша с Андреем вместе. Лена видела, что они поговорили с каждым из троицы, после чего женщина начала с трудом натягивать рукавицы на свои сильно отёкшие руки с короткими пальчиками, похожими на маленькие толстенькие сосисочки. Значит, получилось, подумала успокоенная Лена и перевела взгляд на вошедших в вестибюль гостей, громко разговаривающих между собой на немецком языке, пытаясь разобрать (в школе и университете Лена учила немецкий язык, который ей очень нравился), что они так возбужденно обсуждают...

Как раз в этот момент к ней подошли Паша с Андреем, почему-то смущенно улыбаясь и переглядываясь друг с другом, будто в чём провинились перед ней, но у них не хватает смелости признаться в этом.

- Вон та женщина согласилась принять нас, - начал, наконец, Андрей, однако тут же замялся, явно не зная, как продолжить дальше. – В общем, - набравшись храбрости, выпалил он одним духом, - комнаты, оказывается, здесь довольно дорогие, наших ресурсов, к сожалению, не хватит, чтобы снять две. В комнате, которую предлагает нам женщина, есть большая кровать, и можно поставить еще раскладушку – места хватит. Мы с тобой будем спать на кровати, а Пашка - на раскладушке.

Да, вздохнула расстроенно Лена и покачала головой, скажи мне кто-нибудь вчера, что попаду в такую нелепую ситуацию, ни за что бы не поверила, еще бы и обиделась, и тем более не поверила бы, что у меня, в конце концов, не будет другого выхода, как только согласиться - не возвращаться же на самом деле обратно, так ничего и не увидев...

Кроме того, она не спала всю предыдущую ночь напролет, взволнованная тем, что через несколько часов будет гулять по Невскому проспекту, любоваться многими известными ей по книгам и фильмам местами, уже давно нашедшими надежный уголок в её сердце, поэтому чувствовала себя слегка уставшей, а в придачу еще и голодной. Так хотелось поскорее оставить где-нибудь вещи, пройтись немного по городу, зайти в какое-нибудь уютное кафе, сесть за столик у самого окна, заказать чашечку крепкого ароматного кофе со свежей румяной слойкой или лакомым пирожным и чуть-чуть отдохнуть, наслаждаясь любимым горячим напитком и поглядывая в окно на людей, медленно бредущих или деловито спешащих вдоль старых зданий и памятников, а потом и самой вместе со своими верными спутниками снова окунуться в атмосферу этого сырого, туманного, таинственного, романтичного и невероятно близкого ей по духу города и бродить, бродить, бродить по незнакомым улицам, мостам и мостикам, пока сумерки и туман не сгустятся настолько, что размоют на время все краски, превращая здания и людей в мреящие фигуры с неотчетливыми контурами, плавно проплывающие в плотном сыром воздухе, а вспыхнувшие вдруг одновременно желтым масляным светом уличные фонари не напомнят о том, что день подходит к концу, что ещё немного и будет пора на покой куда-нибудь в тепло...

Паша – настоящий друг, интеллигентный и хорошо воспитанный человек. Ладно, всего пять ночей, уговаривала она себя, переживу, мне ведь, если честно, будет не хуже, чем Пашке... Она была уверена, что его чувства к ней не прошли, не угасли. Не могли пройти за такой короткий срок. Каково ему будет ночью, зная, что Лена лежит рядом в объятиях его друга?

- Хорошо, - молвила своё слово Лена к облегчению парней, - я согласна. В конце концов, нам в этой комнате только спать.

Теперь они уже втроём подошли к поджидавшей их в сторонке пожилой еврейке, за долгие годы сдачи жилья, явно, привыкшей к разного рода постояльцам и поэтому совершенно не смутившейся тем, что двое парней и одна девушка будут спать в одной комнате.

Шли пешком, так как дом, в котором им предстояло провести несколько ночей, находился поблизости от гостиницы «Советская». Недалеко от Казанского собора перешли через канал Грибоедова по перекинутому через него чудному пешеходному мостику с изящными ажурными решетками в виде веера и литыми грифонами, фантастическими существами с туловищем льва и крыльями орла, грациозно сидящими на постаментах по обе стороны моста, держа в своих открытых пастях цепи, на которых и висит этот мост. Крылья грифонов были позолочены и ярко блестели даже в пасмурную погоду. Потом троица каждое утро отправлялась в свои путешествия по городу через этот маленький подвесной мостик и уже поздней ночью возвращалась обратно по нему же. Квартирная хозяйка, представившаяся Эллой Моисеевной, сказала, что этот мост называется Банковским, так как вон то жёлтое здание рядом с ним – бывший Ассигнационый банк.

После Банковского моста прошли ещё немного вдоль канала, потом свернули в какой-то переулок и буквально через несколько метров нырнули под каменную арку между двумя очень презентабельными, чистенькими и яркими, как на картинке, пяти- и шестиэтажными домами девятнадцатого века и оказались в питерском дворе-колодце.

Как будто неведомая сила перенесла их в одночасье из царства красок и благополучия на дно какой-то допотопной и мрачной, заброшенной за ненадобностью бетонной конструкции, стены которой из-за старости и сырости потеряли свой былой цвет – то ли жёлтый, то ли коричневый, а многочисленные подтёки и местами обвалившаяся штукатурка ещё более усугубляли впечатление. В этом сумрачном маленьком мире не было ни клочочка земли, ни деревца, ни кустика – заасфальтированное сплошь пространство, лишь в одном из почерневших от времени и дождей углов сиротливо серела неказистая деревянная песочница, слегка припорошенная снегом (лучи солнца, наверное, никогда не дотягивались до неё).

Двор был пуст и тих – настоящий необитаемый остров. Ленка огляделась вокруг в надежде увидеть хоть кого-то из обитателей этого странного места в одной из дверей подъездов или в одном из тускло поблёскивающих окон, но – тщетно. Ни души кругом, ни звука... А сверху над двором нависал четырехугольник затянутого тяжелыми грязно-серыми тучами неба...

По слабоосвещенной, но на удивление чистой лестнице поднялись на третий этаж. Элла Моисеевна открыла дверь своим ключом и первой переступила порог квартиры, что-то куда-то передвинула, переставила и лишь потом пригласила молодых людей войти. Прихожая была настолько узкой и тесной, да еще и заставленной разными полочками и этажерками, что друзьям пришлось плотно прижаться друг к другу, чтобы хоть как-то уместиться на свободном пятачке.

- Боренька, со мной гости, - крикнула Элла Моисеевна куда-то вглубь узкого и темного коридорчика. - Покажи им, будь добр, их комнату.

Открылась одна из дверей справа и из неё выкатилась невысокая, но довольно-таки упитанная фигура, по всей вероятности, это и был Боренька.

- Здравствуйте, здравствуйте, молодые люди. Меня зовут Борис Львович, - бодро представился толстячок и стал дружелюбно рассматривать троицу. – Студенты? Сразу догадался. Каникулы, значит, в нашем славном городе на Неве решили провести? Правильное решение. Издалека ли к нам пожаловали? – и, выслушав ответ, добавил с энтузиазмом: - Как же, как же, бывал в Вашем городе в командировке, на Уралмаше. Урал – опорный край державы. Правда, давненько это было. Сейчас я уже на пенсии, а до этого работал в отделе снабжения на заводе «Электросила». Слышали, поди, о таком? - и тут же сам ответил на свой вопрос: - Конечно же, слышали. Кто о нём не слышал?! Ну идите, идите за мной, не стесняйтесь. Вот Ваша комната, - Борис Львович открыл дверь с левой стороны коридорчика.

Странно, подумали все трое одновременно и переглянулись, на улице день, ещё нет и двенадцати часов, а в комнате совершенно темно, хоть глаз выколи. Борис Львович щелкнул выключателем, голая одинокая лампочка под потолком ярко вспыхнула, озарив длинную узкую комнату, и секрет темноты сразу же раскрылся – в комнате не было ни одного окна. Нет, когда-то окно всё же было, но по непонятной причине его заложили, замуровали напрочь кирпичами, а его нишу превратили в хранилище для книг и старых журналов, складывая их без всякой системы друг на друга в несколько стопок.

У левой стены стояли довольно широкая кровать, маленький квадратный стол, покрытый старенькой протершейся местами клеенкой, и два дешевеньких хлипких стула.

- Вот сюда поставим раскладушечку, - Борис Львович показал на свободное место у стены справа, - и всем места хватит. Ах, молодость, молодость... – при этих словах лицо толстячка расплылось в мечтательной улыбке. - Когда я был молодым, мне много места не надо было, лишь бы голову где преклонить, и сон – тут как тут, не заставлял себя долго ждать. Это сейчас всё что-то мешает мне – там твердо, тут болит или колет... Ну, пойдемте, я покажу вам кухню и ванную.

После осмотра кухни и ванной комнаты, тоже ужасно крошечных и заставленных скопившимися за долгие годы вещами, многими из которых, скорее всего, давным давно никто не пользовался, но у хозяев, видимо, рука не поднималась выбросить их, поставили раскладушку и, взяв у Эллы Моисеевны ключи и не забыв при этом спросить, во сколько можно возврашаться домой (к их общей радости хозяева оказались людьми с понятием и никаких ограничений не выставили), отправились на прогулку по городу.

Но прежде, правда, Паша попробовал разыскать свою подругу. Он куда-то звонил по телефону-автомату, с кем-то долго разговаривал, но, в конце концов, выяснилось, что она уехала на несколько дней из города (у неё ведь тоже каникулы) и вернется лишь в день отъезда троицы.

Паша, похоже, не расстроился. Им было хорошо и втроем! Уже не тревожил вопрос о ночлеге, поэтому ничто, ну абсолютно ничегошеньки не могло им больше помешать наслаждаться жизнью в этом необычайно романтичном для сердца каждого из них городе.

Так как фортуна благоприятствовала друзьям и они нашли приют рядом с Невским проспектом, а именно вблизи от Казанского собора, то с него и решили начать своё захватывающее дух путешествие...

Паша, уже побывавший в Петербурге несколько лет назад, охотно делился своими знаниями с Леной и Андреем, а те, нежно обнявшись, расхаживали среди высоких серых стен собора и внимали своему другу с неподдельным интересом...

- Молодые люди, а молодые люди! - Лена с Андреем не сразу поняли, что благообразный седовласый старичок обращается именно к ним. - Вы всё-таки находитесь в церкви, хоть в настоящее время и не действующей. А кроме того, в общественном месте. Постеснялись бы обниматься на людях. Совсем стыд потеряли. Ну и нравы у нынешнего поколения. Тьфу.
- А Вам, дедушка, поди завидно, - попробовал защитить друзей Паша.
- Тьфу на вас! – не на шутку рассердился старик. - С ними по-хорошему, а они грубить начинают. Куда только мир катится! В другие времена за это бы...
- Голову оторвали? – съехидничал Паша.
- Ладно, Паш, пусть поворчит, - примирительно сказал Андрей. – Извините, - обратился он к деду, - больше не будем, - и убрал руку с Лениного плеча.

Немного отойдя, Лена обернулась и увидела, что дедушка продолжает смотреть им вслед и при этом осуждающе покачивает головой.

- Не расстраивайся, - Паша заметил Ленин недоуменный взгляд и исчезающую с лица улыбку. – Бывают такие люди – лишь бы придраться к чему-нибудь, поучать кого-нибудь, иначе жизнь им не в радость. Давайте пройдемся до Дворцовой площади. По пути много чего увидим. А потом пойдем ужинать в кафе «Нева» здесь же на Невском проспекте. Там довольно уютно и кормят хорошо и недорого.

И они ещё долго бродили по городу, любуясь дворцами и площадями, мостами и каналами, Атлантами, держащими хмурое серое небо на своих мощных каменных руках, «Медным всадником», Петром I на вздыбленном коне...

Как раз в это же время на Сенатской площади шли съемки фильма о декабристах, поэтому, к сожалению, подойти близко к воспетому Пушкиным всаднику им не удалось, но зато поглазели на артистов, пеших и конных, одетых в военную форму того времени и почти беспрерывно передвигающихся на маленьком пространстве площади, создавая тем самым какое-то нервное напряжение, тягостное предчувствие неминуемой беды...

Друзья гуляли по городу, в восторге вертя головами и совершенно забыв о времени. А между тем начало смеркаться. Вот-вот должны были зажечься фонари... И тут повалил такой густой мокрый снег, что город в мгновение ока исчез за его плотной колышащейся пеленой, отчего сразу захотелось в тепло, вспомнилось вдруг, что давным-давно во рту не было ни росинки.

В кафе «Нева», которое так расхваливал Паша, не оказалось свободных мест. Но им опять повезло. После непродолжительных препирательств официант всё-таки провёл их к только что освободившемуся столику. Мальчики не скупились и заказали несколько разных холодных закусок, горячее, графинчик водочки для себя и вино для Лены, а также мороженое и кофе на десерт. Ели, пили, болтали, шутили, смеялись, то есть от души наслаждались заслуженным отдыхом.

Потом Паша предложил, а если точнее, настоял заказать на посошок французский ликер «Шартрез», который он впервые попробовал со своими друзьями-одноклассниками в этом же самом кафе несколько лет назад и с тех пор не упускал случая насладиться этим восхитительным «эликсиром долголетия», «королём» среди ликеров, как называют «Шартрез» знатоки. Правда, таких случаев в тогдашней России, стране вечного дефицита, было отнюдь немного, потому они и запоминались надолго.

Когда официант принес густой тягучий напиток ядовито-зеленого цвета, Лена отнеслась к нему с подозрением, осторожно поднесла рюмку к носу, понюхала, удовлетворенно хмыкнула и лишь после этого прикоснулась губами к ароматной, пряной, тягучей жидкости. Паша напряженно наблюдал за ней, ему очень хотелось, чтобы Лена положительно оценила предложенный им напиток.

- Ну как? – спросил он ее осторожно. – Нравится?
- Очень, - улыбнулась в ответ та, слизывая остатки ликера с губ. – Хоть я и терпеть не могу сладкие напитки и настойки, «Шартрез» мне действительно очень понравился. Остается такой приятный легкий привкус разных травок во рту...
- Говорят, что рецепт этого ликера изобрели картезианские монахи, проживавшие в монастыре ля Гранд Шартрез близ Гренобля. Представляете, для его приготовления используется более ста тридцати растений, отсюда и название «эликсир долголетия», - увлеченно рассказывал Паша, вдохновленный своим успехом в глазах Лены.

Они просидели в кафе до самого закрытия, то есть до одиннадцати часов вечера, потом снова шли пешком сквозь снег и ветер до своего временного пристанища, ужасно довольные этим первым днем в Санкт-Петербурге и радуясь предстоящим. Им было хорошо друг с другом.

Тихонько, стараясь не разбудить хозяев, пробрались в свою комнату-пенал, сняли с себя мокрые пальто и развесили их поближе к батарее, помылись, переоделись и, наконец, улеглись. Каким невероятно длинным оказался этот день, вместивший в себя столько всего...

В комнате было совершенно темно, Ленка, как не старалась, так и не смогла разглядеть лежащего рядом с ней Андрея. А тот осторожно, на ощупь нашёл в кромешной тьме её лицо, нежно провел теплой ладонью по лбу, глазам, щеке, губам, шее, потом поцеловал, сначала лишь слегка коснувшись губами ее губ, но постепенно его поцелуи стали крепче, длительнее, страстнее, требовательнее...

- Паша услышит, - прошептала Лена, с трудом отстранившись от губ Андрея и переведя дыхание. – Неудобно как-то...
- Мы тихонько. Да он, наверное, уже дрыхнет без задних ног... - Андрей некоторое время помолчал, вслушиваясь в темноту. Но в комнате было так же тихо, как и темно, будто эта непроглядная плотная темь поглощала в себя не только предметы, но и все звуки. – Точно спит. Устал. День был таким долгим...

Но они ошибались – Паша не спал.

- Послушай, Андрей, - сказал он другу утром следующего дня, как только Лена первой ушла умываться, - вы не могли бы ночью того... ну, немного потише... Я же всё-таки не монах.

Первым делом отправились в Петропавловскую крепость, где провели несколько часов. Время не шло, не бежало, а просто летело в огромном потоке информации, в бесчисленных рассказах о войне и любви, подвигах и поражениях, созиданиях и разрушениях и в окружении несметных богатств, созданных трудом и талантами людскими.

Когда они заметили, что день-то, оказывается, клонится к вечеру, пошли обедать, а заодно и ужинать в плавучий ресторан «Дельфин». Надеюсь, парни знают, что делают, думала про себя Лена, не спрашивать же мне их, достаточно ли у них денег на все дни при такой расточительной жизни, – не дети, считать умеют. Надо сказать, что в первый же день поездки она отдала все свои деньги в общий котел и была бесконечно благодарна парням, взявшим все финансовые вопросы под свой контроль.

Посетителей в ресторане было пока что немного, поэтому им сразу предложили пройти в зал. Их столик стоял у самого окна, за которым плескались по-зимнему мрачные, темные воды Невы, слегка покачивая кораблик-ресторан.

- Что бы Вы посоветовали нам из холодных закусок? – обратился Паша к почтительно стоящему у их столика молодому официанту. Приятно удивляло то, что официанты в ресторанах Петербурга очень уважительно относились к своим клиентам, хотя при этом, конечно, никогда не забывали и о своих интересах. Но ведь согласитесь, что лучше быть обсчитанным вежливым, чем грубым официантом.

- Можно сёмгу, - услужливо ответил тот и то ли сладко, то ли хитро улыбнулся. - Очень уж хорошая, чертовка, сегодня, так и тает во рту, так и тает, - при этих словах он аж облизнулся, причмокнул от удовольствия пухлыми губами и закатил глаза, будто сам только что кусочек рыбки отпробовал и всё еще ощущал ее вкус на губах.

У Ленки похолодело внутри: она ведь хорошо знала, что такое сёмга, и представляла, сколько та может стоить в ресторане. Но не одергивать же Пашу при официанте – точно обидится.

Заказали водочку и вино, салаты и какие-то незнакомые блюда из морепродуктов с замысловатыми названиями. Ко всем прочим блюдам добавили, конечно, и сёмгу. А когда в конце трапезы им принесли счёт, парни прямо-таки оторопели от неожиданности, увидев указанную в нём довольно кругленькую сумму, значительную часть которой составляла стоимость злополучной нежнейшей и, стоит отдать правде должное, вкуснейшей сёмги.

Это обстоятельство внесло дискомфорт во внутренний мир друзей, но ненадолго, и через некоторое время они уже снова смеялись и шутили, вспоминая свой шок, вызванный ресторанным счётом, вытянутые от ужаса лица и вылезшие на лоб глаза.
 
Стоит ли унывать из-за каких-то там мелочей, когда жизнь на самом деле прекрасна и удивительна! Ведь уже на следующий день им предстоял поход в Эрмитаж, один из крупнейших художественных музеев мира, в котором за два с половиной столетия собрана удивительнейшая коллекция, насчитывающая около трех с половиной миллионов (только вдумайтесь в эту цифру!) произведений мирового искусства и памятников культуры, начиная с каменного века и до наших дней. С каким нетерпением и трепетом ждала Ленка этого дня.

Пришлось выстоять довольно длинную очередь, прежде чем попасть внутрь знаменитого супермузея. На этот раз решили разделиться: Паша собирался посетить интересующие его залы, а затем пойти заказать на вечер столик в кафе «Нева», Лена же с Андреем, поскольку были здесь впервые, хотели посмотреть как можно больше выставочных залов и, значит, оставаться в музее до самого его закрытия. Договорились встретиться в кафе около семи часов вечера.

Андрей серьёзно интересовался живописью, много читал о художниках разных эпох и направлений, мог долго и увлекательно о них рассказывать, чуть ли не профессионально комментировать их картины, манеру письма, своеобразную игру света и тени...

Вначале Лена и Андрей шли по залам вместе, рука об руку, подолгу останавливаясь около некоторых картин, обсуждая их и делясь впечатлениями, но потом поняли, что если и дальше будут продолжать в таком же темпе, то успеют посмотреть лишь малую толику из первоначально намеченного, поэтому договорились меньше говорить, больше смотреть, а впечатлениями обмениваться уже позже, на улице или в кафе.

Шаг за шагом, от картины к картине Андрей так увлёкся созерцанием уникальных произведений искусства, что, казалось, совсем забыл о существовании своей спутницы. Лена решила проверить это и отстала от него на несколько шагов – со стороны друга не последовало никакой реакции, он даже не заметил этого маневра, будто находился уже вне зоны досягаемости, совершенно в ином мире, и, очарованный им, поставил его выше любви к Ленке. Так ей казалось в тот момент.

Понаблюдав за любимым еще некоторое время, она окончательно убедилась в том, что забыта, брошена, вычеркнута из его жизни, пусть не навсегда, лишь до закрытия музея, но всё же вычеркнута. Лена почувствовала себя такой несчастной, обманутой, всеми покинутой, одинокой. Любящие друг друга люди должны всё делать вместе, твердила она про себя, особенно то, что им обоим близко и понятно, как, например, любование живописью. Андрей же, эгоист, обманщик, предатель, бросил её одну в этом громадном музее, в этом чужом городе... Паша так бы ни за что не сделал!

Ленка шла по залам одна одинёшенька среди нескончаемого потока шумных посетителей, собранные в них шедевры отвлекали её на время от обиды, но далеко не все, некоторые так даже, наоборот, вызывали в ней чувство горечи и отчаяния, как, например, «Вечная весна» Родена, пронизанная таким ярким эмоциональным порывом, такой нежностью, страстью, легкостью, безмятежностью... Там - торжество юного чувства, чистая и возвышенная любовь, там двое – одно целое, одна плоть и кровь, неразделимая и вечная, а здесь – обман и боль... Ленке стало жаль себя до слёз. Даже любимые импрессионисты не радовали, а вызывали в ней только грусть и тревогу.

Она решила зайти в кафе, здесь же в Эрмитаже, и выпить с горя чашечку кофе. Проходя через гардеробную, столкнулась нос к носу с Пашей, уже одетым в пальто и собиравшимся уходить. На вопрос, куда запропастился Андрюха, ответила, что разминулись, а на Пашкин недоуменный взгляд (разве такое возможно?) только молча пожала плечами: боялась – расплачется, если начнет объяснять. Напомнив о вечерней встрече в кафе «Нева», Паша ушел, а Лена, передумав пить кофе, вернулась в выставочные залы.

Перед самым закрытием Эрмитажа Андрей и Лена встретились в гардеробной. По лицу Андрея можно было безошибочно определить, что музей и собранные в нём богатства мира произвели на него неизгладимое впечатление, он был в таком приподнятом настроении, так возбуждён, весел, энергичен, подвижен, что даже не заметил, не почувствовал, что с подругой творится что-то неладное.

- Надо обязательно ещё раз приехать сюда! В один день просто невозможно посмотреть даже малую толику того, что хочешь! – были его первые слова, обращенные к Лене. Не дождавшись ответа и всё ещё не заподозрив ничего неладного или необычного, продолжил: - Как ты думаешь, Лен? Ведь тебе тоже понравилось?! Не могло не понравиться! Представляешь, а я лишь перед самым закрытием заметил, что тебя рядом нет. Обо всем на свете забыл...

Сейчас захлебнется от восторга, подумала Ленка. Молча отошла к зеркалу и стала нарочито медленно натягивать на голову вязаную шапочку, то пряча челку под неё, то снова выправляя наружу, как будто это занимало её сейчас больше всего на свете.

- Нам надо спешить, - подошёл к ней Андрей, на ходу натягивая только что полученное пальто. – Пашка, наверное, уже ждет нас в кафе.
- Ну и иди. Я никуда не пойду, - не поворачивая головы, тихо ответила Лена, мельком взглянув на отражение Андрея в зеркале, и, к своему удовольствию, отметила, что блаженная улыбка, так бесившая её с момента встречи в гардеробной, наконец-то, исчезла с его лица, и он уже озадачено уставился на подругу, ожидая объяснения, а она, оставив в покое свою шапочку, резко отвернулась от зеркала и, не удостоив друга ни взглядом, ни словом, быстро направилась к выходу.
- Почему? Что случилось? Всё же было так хорошо, - он еле поспевал за ней. – Объясни, что произошло. Я ничего, ничего не могу понять...

Спустясь с крылечка Эрмитажа, Лена остановилась и на этот раз нарочито медленно повернулась к Андрею.

- Ничего не случилось. Просто я уезжаю домой, - как можно спокойнее сказала она. – Прямо сейчас. Мои вещи захвати с собой, пожалуйста. Я потом как-нибудь заберу их у тебя в общежитии.
- Но почему? – продолжал допытываться совершенно ошалевший от такого поворота событий Андрей. – Почему? – но Ленка молчала. - И потом - мы уже купили обратные билеты на самолёт, у нас больше и денег-то нет. Да и Пашка ждёт нас в кафе. Что я ему скажу?
- Так и скажи – уехала.
- Ради Бога, Лена, объясни хоть, что всё-таки произошло за то время, пока мы отдельно бродили по Эрмитажу. Ведь так же не бывает, что ни с того вдруг, ни с сего всё рушится. Должна же быть какая-то причина.
- Если ты до сих пор не понял, в чём она, нам просто больше не о чём с тобой разговаривать, - Ленка быстро, чуть ли не бегом ринулась прочь от Андрея.
- Ты что? Постой! – рванул он за ней. И тут до него, видимо, дошло, откуда ветер дует, но он сразу же совершил другую непростительную ошибку - облегчено вздохнул, будто у него гора с плеч свалилась, и вдобавок расплылся в дурацкой улыбке. – Ты обиделась, что мы разминулись в музее?!
- Разминулись? – наигранно удивленно спросила Лена. – И ты называешь это разминулись?! Да ты просто-напросто забыл о моём существовании! Тебе было наплевать, где я и что со мной!
- Что ты такое говоришь! – протянул к ней руки Андрей. – Я только о тебе и думаю всё время.
- Я смогла в этом убедиться! – иронично хмыкнула Лена.
- Ну, прости меня, прости, если я не прав. Но ведь я был впервые в этом музее, и вообще неизвестно, удастся ли когда-нибудь вновь побывать здесь. Между прочим, ты могла бы и не отставать от меня.
- Так-то ты просишь прощение! Весьма оригинально! Прости, если я не прав, но... Выходит, я виновата, что мы потеряли друг друга? То есть я должна была следовать за тобой по пятам, куда ты – туда и я, как собачий хвостик, да? А как же мои интересы? И так ты понимаешь любовь?! – в голосе Ленки смешались гнев и слёзы.
- Да причём тут любовь! – брови Андрея взметнулись в удивлении.
- Ах, ни при чём, значит! Хорошо! Всё! С этого момента наши пути разошлись, - Ленка снова бросилась прочь от Андрея.
- Что ж, пусть будет так. Капризная, избалованная девчонка! Эгоистка! – и пошёл в противоположную сторону.

Боже, одна в чужом городе почти что ночью и без денег на билет. Что делать, что делать? Пойду в милицию, думала Лена, скажу, что потеряла или украли кошелёк, попрошу помочь и отправить меня как-нибудь в Екатеринбург, покажу им паспорт (хорошо, что хоть он со мной), скажу, что сразу же, как только доберусь до дома, вышлю им деньги за билет. Больше не к кому обратиться. Всё, решено – иду в отделение милиции на вокзале. Пусть этот самовлюбленный болван смотрит свои достопримечательности без меня. Поверила, дурочка, в любовь... Так шла Ленка вдоль Эрмитажа по набережной Невы и мучилась, мучилась вопросами и сомнениями.

Андрей тем временем шёл в противоположную от неё сторону и тоже мучился. Что Лена будет делать одна в чужом городе ночью, терзал он себя. Она ведь такая беспомощная, непрактичная, совершенный ребёнок в некоторых вопросах... У неё даже денег нет на билет. Я полнейший дурак, эгоист, простофиля... Ну как меня только угораздило потерять её в Эрмитаже?! Она такая маленькая, хрупкая, доверчивая, беззащитная... А вдруг с ней что-нибудь случится? От этой мысли ему стало так плохо, так жутко, что он резко остановился и несколько секунд потерянно топтался на одном месте, бурча себе что-то под нос и при этом ещё и жестикулируя, потом также резко развернувшись, побежал в обратном направлении. Где же она, где же? Только бы не упустить её, только бы не потерять! Думай, думай, куда она могла направиться – в аэропорт, на вокзал?

А Ленка кружила вокруг Эрмитажа, переживая снова и снова то, что произошло между ней и Андреем. Больно, грустно... Хотелось то плакать, то кричать... И вдруг из-за угла прямо на неё вылетел Андрей.

- Прости, прости меня, пожалуйста, Леночка дорогая, - он нежно взял её руки в свои, но она тут же сердито их выдернула да ещё и спрятала демонстративно за спину – мол, я тебя знать не знаю и знать не хочу. Но Андрей не обиделся. – Я виноват, Леночка, очень виноват перед тобой... Ну, прости меня, идиота, дурака эдакого...

Они долго стояли на углу Эрмитажа, Андрей всё просил и просил прощения, говорил, что жить без Лены не может, что без неё его жизнь потеряет всяческий смысл, что она его единственная любовь на всю жизнь, уговаривал пойти в кафе, где Паша, наверное, уже заждался их. Наконец, Лена смилостивилась, и они отправились в «Неву», хотя она всё ещё не простила Андрея или, скорее всего, просто делала вид, что не простила.

Паша, переминаясь от холода с ноги на ногу, поджидал их около кафе, у двери которого выстроилась длиннющая очередь желающих попасть внутрь. Он вел себя деликатно, не спрашивал друзей, почему они опоздали, наверное, догадался, что те повздорили, но не показал виду, только поторопил их побыстрее зайти в кафе, так как столик был заказан им на семь часов вечера, а Андрей с Леной подошли почти в восемь, пришлось ублажить официанта пачкой импортной жвачки и какими-то дефицитными сигаретами, чтобы тот не усадил за стол кого-нибудь другого. И где он только всё это достает, удивилась Лена. Они пробирались к двери сквозь плотную толпу любителей вечерних наслаждений, провожающих их завистливыми недоброжелательными взглядами. Швейцар, дежуривший у двери, узнал Пашу и пропустил друзей внутрь.
 
Им опять было хорошо вместе. Ленка наконец-то простила Андрея. Время летело незаметно, они покинули кафе последними, когда в зале уже выключали свет. Прилично подвыпившая официантка принесла счёт, после чего Паша с Андреем значительно повеселели, а на улице признались Ленке, что официантка обсчиталась на десять рублей в их пользу, за что подруга пожурила своих корыстных друзей, но, однако, не заставила их вернуть деньги.

Эти несколько дней в Санкт-Петербурге, почти каждое мгновение из которых было для всех троих настоящим событием, необычным и неповторимым, фейерверком незабываемых впечатлений и чувств, они прожили на одном дыхании, как в каком-то дивном ярком сне, когда, проснувшись, не знаешь, был ли это на самом деле сон и фантазия или всё же явь.

К последнему дню наши счастливые туристы совсем поистратились: в кошельках остались лишь копейки на автобус до аэропорта да на посещение пары музеев. А ведь так хотелось отметить окончание каникул и завершение этой впечатляющей поездки достойно! Душа горела – так хотелось!

Кроме того, Пашка, наконец-то, должен был встретиться со своей школьной подругой, вернувшейся в Питер в этот день. Самолет в Екатеринбург вылетал около часу ночи, то есть у друзей оставалось предостаточно времени, но, к сожалению, не денег на прощальный банкет вчетвером.

Паша, не долго думая (замечательная черта, позавидовала Лена), решил занять необходимую сумму либо у своей школьной подруги, либо у её друзей-студентов, а по возвращении домой сразу же отправить долг телеграфом, поэтому, не теряя ни минуты, тут же отправился в студенческое общежитие, предварительно договорившись с Леной и Андреем, что встретятся они в шесть часов вечера около ресторана «Север», что на Невском проспекте.

Лена и Андрей, прежде чем отправиться на свою последнюю экскурсию по Питеру, отвезли сумки в багажное отделение около городской кассы Аэрофлота, откуда ближе к полуночи автобус должен был доставить их в аэропорт Пулково.

Удивительно, но за эти несколько дней молодые гости из Екатеринбурга ни разу не посетовали на совершенно неотделимую от города на Неве сырость, пронизывающую их порой ледяным холодом до самых костей, на неизменные серые тучи, то нависающие плотной неподвижной массой над их головами, то гонимые ветром так низко над городом, что, казалось, они вот-вот зацепятся своими неопрятными рваными краями за верхушки деревьев, шпили зданий или кресты церквей, то просыпающие на них густой мокрый снег, который намертво прилипал к пальто и курткам... Все неудобства в этом городе как-то быстро забывались, отходили на задний план, исчезали за фасадами дворцов, парков, монументов, уносились призраками прошлого... Паша, Лена и Андрей полюбили Петербург на всю свою жизнь, а тот полюбил их, даря на память молодым чувствительным душам необычайно яркие впечатления, а также единственную за всё время их пребывания в нём солнечную улыбку в день прощания.

В шесть часов вечера, как и договаривались, друзья встретились у входа в ресторан «Север». Паша первым делом представил Андрею и Лене свою подругу Ольгу, в которую был страстно влюблен в школьные годы, и, по его словам, при этой питерской встрече с ней хотел бы ещё раз проверить свои и её чувства.

Девушка была невероятно хороша собой. Ну просто писаная красавица! Красота её была, можно сказать, безупречна. Но безупречная красота, наверное, всегда сродни кукольной красоте. Какая-то в ней неестественность, что ли... Ну, потому что живой человек никак не может быть таким гладеньким, прилизанным, отполированным, подумала Лена, глядя на Ольгу. Может, в ней просто заговорила ревность? Ведь она ничего не имела против кукол. Они ей даже до сих пор нравились.

На лице Пашиной подруги не отражались абсолютно никакие чувства, никакие желания – оно было безмятежно спокойным, лишь время от времени губы слегка растягивались в снисходительно-вежливой улыбке. Вот бы мне научиться так владеть собой, вздохнула про себя Лена, а то выделываюсь порой, как девчонка. Взять хотя бы недавний поход в Эрмитаж...

Швейцар любезно пропустил гостей в вестибюль ресторана. Лена продолжала исподтишка разглядывать Пашину подругу. Модная серо-белая кроличья шубка очень шла Ольге. Она, так очаровательно грациозно изогнувшись в спине, естественно небрежно, не глядя, будто проделывала это сотни раз в день, сбросила ее в протянутые Пашкины руки. Густые длинные светлые волосы ниспадали на плечи тяжелым сверкающим потоком. В общем, она, казалось, была без всяких изъянов. Как же после такой красавицы Пашка мог влюбиться в меня, мелькнуло в голове у потрясенной Ленки...

Пока Паша занимался Ольгой, а Андрей собой, гардеробщик услужливо помог Лене снять пальто, что уже говорило об отличии этого ресторана от тех, в которых друзья побывали в эти несколько дней. Но зал поразил Лену ещё больше. Она как будто перенеслась во времена НЭПа, о которых, само собой разумеется, знала только по книгам и фильмам: в таких ресторанах гуляли тогда «недобитые и недорезанные буржуи».

Круглый зал с обитыми темно-бордовым плюшем стенами был очень большим. На высоких окнах с глубокими нишами висели такого же цвета тяжёлые, длинные, ниспадающие до самого пола шторы с кистями на концах. Круглые столики, расположенные по кругу вдоль стены на небольшом возвышении (как на сцене, подумала Лена), были покрыты бордовыми скатертями, а придвинутые к ним стулья обиты тем же бордовым плюшем, что и стены. Чуть пониже, в центре зала, находился пятачок для танцев, то есть сидящие за столиками могли наблюдать со своего небольшого возвышения за танцующими. Типично мещанская обстановка, по определению того времени, но Лене понравилось. Мягкий неяркий свет от старомодных бра, прикрепленных в неглубоких нишах в стене, создавал романтичную задушевную обстановку.

Молодой официант, высокий, худощавый, слегка сутуловатый, со слишком уж деловым выражением лица и, без сомнения, прекрасно знающий цену себе и чуть ли не всему, что покупается и продается в известном ему мире, проводил друзей к столику и спокойно, не заискивая и не наглея, объясняя и советуя, принял у них заказ и удалился, давая клиентам возможность оглядеться, прочувствовать окружающую атмосферу, настроиться на нужную волну...

Заказали опять же самые изысканные блюда, ну и, конечно, водку и вино, а пока ждали возвращения официанта, беседовали, в основном, о том, что делали и видели в Питере, как бы давая Ольге отчёт о проведенном времени, а заодно посматривали по сторонам, следуя любопытству молодости и изучая собравшихся в зале людей, словно оценивая, можно ли с ними интересно, зажигательно провести оставшиеся в их распоряжении свободные часы и подвести достойный итог пребывания в этом открывшем им свои радушные объятия городе, да так, чтобы надолго запомнилось.

Публика в зале была солидная, прилично одетая и возрастом постарше наших студентов. Мужчины значительно превосходили дам числом, и их взгляды, у кого открыто, а у кого украдкой, блуждали по залу в поисках потенциальной партнерши на этот вечер. Ленка тоже чувствовала на себе оценивающие, иногда даже слишком бесцеремонные взгляды уже успевших принять живительной влаги представителей противоположного пола, как, например, кудрявого, начинающего полнеть блондина лет под тридцать из-за соседнего столика. Один раз, когда их взгляды столкнулись, тот даже приподнял свой бокал и кивнул ей, как бы говоря, что пьёт в её честь.

Друзья находились в состоянии душевного и эмоционального подъёма. Прощальный вечер складывался удачно: выбранные ими блюда были замечательно приготовлены, сухое белое югославское вино для дам и водка для мужчин слегка вскружили молодые головы, а от почти не прекращающейся музыки их радостное возбуждение только возрастало...

Все кругом танцевали, танцевали в мягком полусвете тёмно-бордового салона... Высокий блондин из-за соседнего столика несколько раз приглашал Ленку на танец. Он оказался очень приятным, остроумным, хорошо воспитанным молодым человеком, коренным петербуржцем, работающим в каком-то важном научно-исследовательском институте. Ленка чувствовала себя с ним легко, непринужденно, как с давним хорошим знакомым.

Но отпущенное друзьям время в Петербурге стремительно неслось к концу, и вот Паша уже отправился провожать Ольгу, договорившись с Леной и Андреем встретиться около билетных касс Аэрофлота, откуда отходил автобус в аэропорт и где в камере хранения находился их багаж. Но прежде чем уйти, он отдал Андрею все оставшиеся у него общие деньги, сказав, что этого хватит, чтобы расплатиться по счёту (он всё тщательно подсчитал), даже на десерт еще останется.

Посидев еще с полчасика после ухода Паши и Ольги, стали собираться в дорогу и Лена с Андреем. Долговязый официант принес счёт, взглянув в который, Андрей вдруг изменился в лице: сначала побледнел, потом покраснел и как будто даже вмиг протрезвел.

- Что случилось? – обеспокоенно спросила Лена.
- У нас не хватает восьми рублей, - в ужасе прошептал Андрей. – Пашка ведь все подсчитал, должно было хватить. Наверняка официант обсчитал, но поди сейчас докажи. Да у нас и времени-то на это нет! Что делать? Ладно, ты подожди здесь, а я пойду поговорю с этим прохиндеем.

Настроение моментально испортилось, но Ленку отвлёк от неприятных мыслей кучерявый сосед-блондин, пригласив на танец, во время которого объяснялся ей в любви с первого взгляда, предлагал руку и сердце, просил Ленкин адрес, обещая приехать в ближайшее время познакомиться с её родителями и официально попросить руки их дочери. Ленка пыталась объяснить навязчивому кавалеру, что у неё уже есть жених и она его очень любит, но тот всё не отступал, рассказывал о своих достоинствах и достижениях и просил, молил дать ему её домашний адрес...

А Андрей тем временем сидел с официантом в маленькой боковой комнатёнке, пытаясь найти решение проблемы.

- Вот, смотри, это мой паспорт, - говорил он официанту, слушающему его с обидным равнодушием, то и дело позевывая, - в нём мой домашний адрес. Сам понимаешь, я не могу тебе его оставить, так как без паспорта меня не пустят в самолёт, но ты можешь переписать все данные, в том числе и адрес. У тебя же наверняка есть деньги, будь другом, добавь, пожалуйста, недостающую сумму, а я сразу же, как только прилетим, вышлю тебе. Честное слово!
- Нет, - не уступал тот, - не хочу с этим связываться. А если ты не пришлёшь, что тогда? Мне тратить время на выбивание этих денег?! Больно уж муторно для такой ничтожной суммы. Хотя, - официант смерил Андрея взглядом с головы до ног, как бы оценивая, - есть один выход...
- Какой? – с надеждой взглянул на него Андрей.
- Ты можешь оставить что-нибудь в залог, часы, например, - но, увидев старенькие, отечественного производства часы Андрея, поморщился. – Нет, эти не подойдут. Кому я такие продам, если что?
- Но у меня больше нет ничего, а мой друг уже ушёл...
- Думай, - ухмыльнулся официант и угостил Андрея иностранной жвачкой, такой дефицитной в те времена, видимо, для успокоения и лучшей работы мысли.

Удрученный Андрей вернулся в салон и, отыскав Ленку среди танцующих, попросил отойти в сторонку на пару слов.

- Леночка дорогая, ничего не получается, официант, морда зажравшаяся, не хочет ждать перевода, надо дать ему что-то в залог, а у нас нет ничего подходящего... кроме... кроме твоих часиков.

Эти маленькие позолоченные часики-кулон на цепочке сам же Андрей и подарил Лене совсем недавно на день рождения, ей они очень нравились, и ужасно жалко было с ними расставаться - она была уверена, что вряд ли получится выкупить их обратно.

- Ну что ж, - Лена осторожно сняла часики и, стараясь скрыть своё нежелание расставаться с ними, с улыбкой протянула их Андрею, - рассчитывайся побыстрее – мы уже и так опаздываем.
- Спасибо, Леночка, - Андрей чувствовал себя виноватым перед подругой, но у него не было другого выхода. – Не расстраивайся. Если не получится выкупить эти часики, я подарю тебе другие... – и чуть ли не бегом бросился из зала.

- Вот, - протянул он часы официанту. – Подойдут?
- Ну-ка, - официант повертел часики в руках и небрежно сунул в карман. – Потянет.

Паша давно уже поджидал друзей на автобусной остановке.

- Ну, вы и даете, - проворчал он. – Наш автобус уже ушёл, следующий будет только через полчаса. Мы можем опоздать.

Андрей рассказал ему о неприятном инциденте в ресторане, задержавшем их. Настроение у всех троих заметно испортилось, а, может, они просто устали, поэтому автобуса ждали молча, думая каждый о своём. Повалил густой мокрый снег, отделяя их плотной стеной от остального мира, от города, оставившего неизгладимый след в их памяти и ещё теснее связавшего друг с другом.

Полупустой автобус осторожно прокладывал свой путь к аэропорту сквозь сплошную пелену струящегося с неба снега. Друзья устроились в самом конце салона. Ленка беззвучно плакала то ли из-за потери памятных часиков, то ли от того, что их приключениям пришёл конец, то ли ещё от чего...

- Не плачь, Лен, - успокаивал ее Андрей. – Я же сказал, что подарю тебе на память другие часики или что-нибудь более красивое и ценное. Не плачь...

Забегая вперед, скажем, что он действительно сдержал своё слово. После летних работ в стройотряде Андрей преподнес Лене восхитительное золотое колечко с огромным темно-бордовым рубином – первое настоящее кольцо в Ленкиной жизни. Но это уже другая история, на которую мы не будем сейчас отвлекаться.

А пока что питерским приключениям друзей, хорошо это или плохо, всё ещё не было конца. Они опоздали на регистрацию, и, хотя вылет самолета тоже задерживался из-за погодных условий, работница аэропорта наотрез отказывалась их регистрировать.

- Я уже все регистрационные документы сдала. Сколько можно повторять! Не дети ведь! - раздражённо отвечала дама на просьбы и уговоры парней. – Да Вы ещё и выпившие! - негодующе добавила она, переводя взгляд с Паши на Андрея. Но те изобразили такое раскаяние, такое отчаяние на своих лицах, что строгая дама немного смягчилась. – Можно, конечно, попробовать переоформить билеты на следующий рейс. Если, конечно, не все распроданы...

За перерегистрацию билетов на следующий рейс предстояло доплачивать, а как известно, в карманах наших друзей было совершенно пусто – хоть шаром покати. Этого нам только и не хватало для полного счастья, думала и без того расстроенная Ленка, ну что мы будем здесь делать без копейки денег?! Вот влипли, так влипли. Хуже, наверное, не бывает.

Ленкин несчастный вид и выступившие на глазах слёзы совсем вдруг неожиданно разжалобили суровую работницу аэропорта.

- Ладно, ждите, - буркнула она. – Если Ваши билеты не продали, то полетите домой этим рейсом. И скажите спасибо девушке. Жалко её.

Им опять (в который уже раз за эту поездку!) повезло – они сидят в самолёте, через несколько минут он поднимется в небо и понесет их к новой жизни, к новым приключениям...


- Приезжай на свадьбу, - прощаясь, с надеждой заглянул Лене в глаза Паша.
- Посмотрим... – вздохнула та.

Чуть ли не до самого последнего дня Лена была твердо уверена, что никуда не поедет, однако Андрею очень хотелось побывать на свадьбе друга и ему с трудом, но удалось уговорить подругу отправиться туда вместе. Однако она ни словом не обмолвилась ему о Пашином признании в любви, об их прощальном поцелуе, о том, что Паша не любит свою невесту... Она так решила – пока никому об этом не рассказывать и уж тем более Андрею. Тот был влюблен в неё по уши, ревновал ко всем оказавшимся рядом с ней парням, причём без всякого на то повода, что очень расстраивало и тяготило её. Лене ужасно надоели вечные выяснения отношений. Не такой представляла она себе любовь.

6 июля. День выдался солнечным, жарким. При капризной уральской погоде о таком свадебном дне можно было только мечтать. Лена с Андреем прибыли чуть раньше назначенного времени. Молодые ещё не вернулись из ЗАГСа. Накрытые праздничные столы поджидали гостей. Поначалу Лена была спокойна, совершенно спокойна. Но когда в подъезде поднялся шум – молодожены, значит, прибыли, - сердечко её всё же затрепыхалось в груди.

Паша был серьёзным, собранным, но, выхватив взглядом Лену из группы встречающих, заискрился, засиял, как начищенный медный пятак. Невеста же вообще светилась от счастья, глаз с новоиспеченного супруга не спускала и всё что-то возбужденно говорила и говорила ему и вышедшим их встречать с хлебом-солью матерям, своей и Пашиной.

Легкий укол зависти или ревности достиг Ленкиного сердца и, глядя на расплывшееся в блаженной улыбке Пашино лицо, она подумала с горечью: «Вот тебе и вечная любовь! Тебя же самого так и распирает от радости. Ни малейшего намека на грусть и страдание не то чтобы на лице, но и в глубине твоих карих глаз не усмотришь. Все вы, мужчины, одинаковые. Клянётесь в вечной любви одной и тут же идёте под венец с другой. Ну и пусть! - тут же мысленно оборвала Лена свои внутренние терзания и причитания. – Не хватало ещё жалеть себя. У меня всё хорошо! Даже отлично! Всё именно так, как я сама того хотела!»

Паша, как и на своем дне рождения, ни разу не пригласил Лену на танец, хотя много танцевал с подругами новоиспеченной жены, что, признаться, снова задело Лену за живое. В душе она, конечно, понимала, что он правильно поступает, но легче от этого ей не становилось.

Пашин отец, вновь на удивление всех, знающих его, тоже танцевал, правда, всего лишь один-единственный раз за весь вечер. И с кем бы вы думали?! С ней, с ней – с Леной. «Знаешь, - сказал он ей тихонечко, - я так хотел, чтобы ты была моей невесткой, женой моего сына». Лена лишь виновато улыбнулась в ответ. Как бы она не отгоняла от себя, в голове назойливо крутилась парочка вопросов: «А что, если я совершила непростительную ошибку? Может, я все же люблю Пашу?» И сама тут же на них отвечала: «Поздно, поздно, милая моя, задавать такие вопросы. Раньше надо было думать».

Гулянье затянулось до глубокой ночи, молодёжь договорилась продолжить празднование в тесной компании и на следующий день, поэтому Андрей и Лена не уехали домой, как сначала предполагалось, а остались ночевать у Пашиного школьного друга.

Они шли пешком по чужому ночному городу, бросающему на них свой тёмный, недружелюбно-подозрительный взгляд с высоты одинаково безличных многоэтажек. Лишь в редких окнах мелькал тёплый огонек. Однако Андрей и Лена не обращали внимания на укоризненную неприязнь города к шумным гостям, они взахлеб убеждали Пашиного друга, что самый лучший брачный союз может быть только между физиком и филологом. «Посмотри на нас с Леной, - уже не в первый раз повторял Андрей. – Мы же жизни друг без друга не представляем. А как гармонично мы будем воспитывать наших детей...»

Высоко-высоко в небе снисходительно поблескивали звезды... Уснули друзья, когда серое утро заглянуло в окно, предвещая скорый восход солнца.

Второй день начинался тоже прекрасно: безоблачное небо и яркое солнце над головой действовали умиротворительно. Неподвижный (на улице ни ветерка!), после ночи ещё приятно свежий воздух ласкал расслабленные после столь непродолжительного сна и бурной любви тела...

«Мы на озеро поплавать, - встретил друзей Паша. - Оно совсем недалеко отсюда. Вон за теми соснами. Вы ведь с нами?» Но Лена с Андреем отказались, так как не догадались захватить с собой купальники, и не без удовольствия остались отдыхать в утренней прохладной тишине квартиры. Лена взяла с полки какую-то книгу и, уютно устроившись в тихом уголочке, принялась за чтение, а Андрей отправился на кухню что-нибудь перекусить и поболтать с домашними.

Часа через полтора из прихожей послышались возбужденные молодые голоса, за ними последовали вздохи и причитания обеих мам. Любопытство заставило Лену отложить в сторону книгу, покинуть тихое уютное местечко и отправиться на шум.

- Ну что вы все так переживаете? Подумаешь! Это всего лишь кольцо, вещь... Купим новое – и делов-то, - бодрился Паша.
- Конечно, вещь, но... Плохая это примета. Ох, плохая примета, - причитала Маринина мама, в испуганных глазах которой уже накапливалась влага.
- Представляешь, Пашка потерял обручальное кольцо, когда плавал, - шепнул Лене на ухо его школьный друг Шурка. – Вода прохладная – вот оно и соскочило с пальца. Причем произошло это довольно далеко от берега. Мы все сразу стали нырять. Да где там – до дна даже не достать.
- Как же так. Ну как же так, - только и повторяла Пашина мама.
- А кроме того, - продолжал нашептывать Лене Шурка, - Пашка не спал сегодня с женой. Всю ночь просидел на кухне – пил в одиночку и слушал музыку. Вот тебе и первая брачная ночь...

Через некоторое время притихших, слоняющихся по комнатам гостей все же попросили к столу, а после пары рюмочек почти ко всем вновь вернулось хорошее настроение.

И во второй день Паша так и не танцевал с Леной, но несколько раз то подходил, то подсаживался к ней и Андрею. Они произносили тосты за всё хорошее, пили, болтали, смеялись. Один раз к ним подошла Марина и, обращаясь к Паше и Андрею, бросила как бы невзначай: «А у вас, как я посмотрю, одинаковые вкусы...»

В августе Паша и Марина уехали жить и работать в Омск. Больше Лена их не видела. Только слышала от общих друзей, что через год после свадьбы у них родилась дочь. Как сложилась их судьба дальше, не знала и не пыталась узнать.

Вскоре после этой свадьбы Лена рассталась с Андреем, хоть и знала, что тот её очень любил, но его ревность, вечные упрёки и придирки, бесконечные ссоры раздражали и унижали её.


(Продолжение следует)