На крыльях ветра

Юлия Староселец
Катя зябко куталась в легкое пальто. Утром была солнечная, теплая погода, а вечером на город обрушился неожиданный шторм. Порывы студеного балтийского ветра добирались до костей. Волны горизонтального дождя превратили ее одежду в намокшую тряпку.
«Домой, немедленно домой», - думала Катя. В такие моменты ее комната в общаге казалось надежной и желанной гаванью.
«Боже, сколько еще идти до дома…», - шептала Катя, ощущая во рту вкус дождя. Шторм бушевал не шутку. Выла сигнализация у машин, раскачиваемых шквалистым ветром, редкие прохожие не видели ничего, кроме мокрого асфальта, к которому их прижимал ураган.
«Домой, домой, - слезы на щеках Кати смешались с дождем, поэтому она их не замечала: А где мой дом?»
«Какого черта я бьюсь как рыба как лед в этом городе? Ради копеечной зарплаты, за которую я гроблюсь по четырнадцать часов в день? Зачем???», - Катя почувствовала, что рыдает в голос, но ей было на это наплевать. Так же, как и на воду в ботинках.
«Люди живут как люди – семья, дети, работа, нормальный доход, свой дом. А я? Что я буду иметь через пять лет? Десять? Когда я ослепну на своей дурацкой работе за гроши часами лупиться в монитор, и стану «профнепригодна». Кто станет за мной смотреть? Мама?»
Мама… У Кати началась истерика. Ей стало жарко, и струи воды за воротник остужали ее пыл. Мама… Где-то далеко живет ее мама, и Катя не могла видеть ее часто, так как работала, как все – на пятидневке. Дорога к маме в одну сторону занимала сутки, и из двух недель отпуска на общение с мамой оставалось десять дней. Больше двух недель на работе отпуска не давали. С другой стороны, ни о каком отпуске на море нельзя было и мечтать. Или море, или родной и любимый человек, с которым нельзя было не общаться. Проклятая ловушка.
- А какого черта я в нее попала?!
- Р-р-р, - ответил ей город ветром, упорно пытающимся выбить стекла на верхних этажах.
Катя брела по лужам, чувствуя себя кораблем, заблудившимся в дальнем космосе, и потерявшем надежду вернуться на Землю. Зеленые равнины, голубое небо, улыбки родных, нежные объятья любимого человека – это все осталось в прошлом, а твоя участь – безвестно сгинуть в ледяных просторах Вселенной. «Из праха пришел, в прах и уйдешь…»
- Не хочу в прах! – Катя разозлилась. – Неужели нет никакого способа наладить нормальную жизнь сейчас? Я в это не верю!!!
Ее крик слился с ревом ветра, и умчался прочь по городским улицам.

«Не нужен нам здесь твой хлам, своего полно», - в памяти Кати всплыло лицо бывшей свекрови. Муж растворился в квартире, оставив женщин ругаться.
- Ваши предложения? – Катя пыталась сохранить вежливость.
- Забирай свой хлам и уматывай.
- Куда??? - у Кати начиналась истерика. – Вы же знаете, что в этом городе мне некуда идти.
- У тебя есть мама, к ней и вали.
- В другом городе….
- Меня это не интересует.

Катя схватила куртку и вылетела на улицу. Было холодно, но она этого не замечала. Она шла по улицам и говорила сама с собой.
- Какого черта любая мразь, имеющая хоть какое-то жилье в этом городе, ставит мне свои условия, и я должна под них прогибаться? Почему я должна лизать ботинки любой скотине, имеющей угол, в котором я могу приютиться? Почему???
- А потому что ты с этим соглашаешься… - пел внутренний голосок.
- И что мне с этим делать?
- Для начала перестать лизать ботинки в настоящее время.
- И куда я пойду?
- Да сними хоть угол, но он будет твоим.
- Угол не хочу.
- Чего хочешь?
- Хочу отдельное жилье.
- Ха-ха, кто много хочет, тот мало получит. Умерь свои аппетиты, деточка.
- А если я умерю свои аппетиты, то чем другая ситуация будет отличаться от этой? Просто ботинки будут отличаться …. Может, не стоит лгать самой себе?
Голос заткнулся. Проблема осталась. Катя нашла сигарету и закурила. Безмятежность и отстраненность северной природы создавали хороший фон для лихорадочных мыслей.
- Что делать, блин…?
Раскидистая высокая сосна своим величием подсказала ответ – для начала послать обладательницу ботинок вместе с человеком, через которого она пришла в ее жизнь.

Муж ушел, проблема осталась. Чтобы спокойно жить, надо было иметь свое жилье. Кочевать по углам Кате надоело. В газетах стало мелькать входившее в моду словечко «ипотека». Подсчитав размер выплат, Катя пришла к выводу, что надо менять работу.

- В нашей компании через год-полтора хорошей работы мы даем возможность сотруднику получить жилье, ведь мы сами строим дома.
Катя внутренне ойкнула и примолкла. Это все походило на сказку. Жизнь наконец повернулась к ней солнечной стороной. Никогда раньше она так не тряслась до окончания трехмесячного испытательного срока. Каким это было грузом, она поняла, когда прошли три месяца. Она это выдержала. И что дальше?
А дальше были одинокие вечера, выходные, которых она боялась. Все по семьям, а она… Она искала себе занятия, желательно, часов до десяти вечера в воскресенье. Но когда она приходила домой, готовила себе скудный ужин, и ложилась спать, из углов выползало одиночество, и окутывало ее грустью.
- Зачем я это делаю, ведь время идет? Что я вижу в жизни – кучу бумаг, монитор, ноль новых людей. И куда оно все идет? Куда?
Катя дико боялась ответа на этот вопрос. Но она его знала. Уйдет молодость, придут болезни, потом старость. И не останется ничего, кроме чудовищной боли из-за того, что разменял юность на… бумажки, монитор, зарплату два раза в месяц.
Потом Катя включила голову, посчитала размер выплат по тем квартирам, которые продавались компанией сотрудникам, и поняла, что ей с ее зарплатой и статусом на предприятии квартиры от компании не видать, как своих ушей. Ну, или делать карьеру – сидеть на работе до десяти вечера каждый день, возможно, и в выходные, и посвятить всю себя труду на благо родной фирмы. Кто-то выбирал этот путь, и не жаловался. Но Катя была с этим не согласна. Была ли она неправа? Кто знает. Но лгать сама себе она не хотела. Немаловажное обстоятельство – такие люди уже имели семьи и детей, а у Кати их не было. Виденные ею коллеги-трудоголики были женского пола, а потому вариант совместить карьеру с семьей на одном предприятии был отвергнут вследствие нереальности.

Катя сделала, как ей показалось, финт ушами в правильном направлении – она ушла работать в компанию, в которой надеялась стать совладельцем бизнеса. Нет, не действующего бизнеса – баланс наглости у Кати стоял на «норме». А может, и ниже. Она оговаривала с владельцем действующего бизнеса возможность обучиться руководить, а затем создать с ним вместе новый бизнес. Мечты, мечты… Как говорится, если кто-то теряет голову, то кто-то находит чужую. И почему бы ею не воспользоваться?
Прошло время. Катя обнаружила себя на рабочем месте, где она за гроши вкалывала, как лошадь в забое, тратя свое здоровье, но при этом сама же Катя держала перед своим носом конфетку – «Я стану владельцем бизнеса». Вот сейчас, разберу очередной мешок с перемешанной крупой, и сразу стану. Ах да, придется для этого в совершенстве освоить еще одну профессию. Но я же умная, я это сделаю.
Первым отрезвляющим моментом для Кати стало, когда ее попросили за свой счет исправить ошибку, допущенную в новой для нее деятельности, которую она так стремилась освоить в беге за конфеткой «Я владелец бизнеса». Катя исправила ошибку. Это стоило ей двух месячных окладов. Однако, она не всегда считала себя дурой, поэтому она перешла на гречку и фарш из отходов трески по 18 рублей за кило, чтобы иметь хоть крошечный запас финансовой прочности. Потом Катя посчитала свои затраты на игру «Я учусь быть владельцем бизнеса»… Хм, хм, работая за гроши клерком? «С какого перепугу я стану владельцем бизнеса, продолжая вкалывать как клерк? Ненавижу признавать свои ошибки, но я опять оказалась в ловушке».

«И еще этот шторм. Ну, почему мне так не везет? Я везде дура, просто дура, и пора это признать», - Катя почувствовала, что пьяна своим отчаянием.
- Что ж, это горькое вино хорошо пить в шторм, под аккомпанемент ветра. Я простужусь, умру, и обо мне никто не вспомнит, ха-ха.
Катя стояла по колено в луже и тряслась от хохота. Горького, разъедающего душу хохота.
- О, вот еще одна дура!
На перекрестке стояла сгорбленная, худенькая женская фигурка. Потоки дождя обрушивались на нее с разных сторон, ветер пытался снять пальто, но фигурка не двигалась, застыв в одной позе.
- Точно дура! Что ж она домой не идет?
- А может, у нее нет дома? – вкрадчиво прошептал внутренний голосок.
- А какого она делает на улице? Хоть бы в подъезд зашла…
- А ты подойди, спроси…
- Я чё, дура, подходить к незнакомым людям?
- Ты же сама признала, что дура. Поэтому иди смело.
Катя протрезвела. В голове всплыл совет: «Если тебе плохо, найди того, кому еще хуже, и помоги ему. Тебе станет легче».
- Хм, она ведь не двигается, хотя это не труп. Трупы не стоят прямо на ветру.
Катя осторожно приблизилась к женщине. На улице не было ни души, даже машины проезжали редко.

С пожилого, покрытого морщинами лица, на нее смотрели беспомощные глаза. Казалось, что женщина плакала… Или это был дождь?
Замерзшие губы плохо слушались Катю:
- Вв…вв…Вам п-п-п-помочь?
Женщина что-то шептала, но ветер срывал с ее губ слова и уносил прочь. Катя приблизила ухо к губам женщины. Ухо тоже замерзло, в него натекла вода, поэтому Катя была вынуждена прислонить его к губам незнакомки.
- Корвалол… Дать…
Катя повернула голову и посмотрела на женщину. Она была неестественно напряжена, как будто проглотила струну, и та распрямилась у нее внутри.
«Ненавижу шарить по чужим сумкам…, - думала Катя, собираясь отойти. – а вдруг это очередная ловушка? Сейчас я залезу к ней в сумку, не найду там корвалол, а даже и найду. А потом меня в тюрьму посадят за воровство. Я же дура, таких учить надо. Скажут, там было много-много американских тугриков в банковских пачках. Да и старушка какая-то подозрительная – чего она стоит как кремлевский гвардеец в карауле? Надо делать ноги…»
Шквал ветра накрыл Катю водой с головы до ног. Катя встряхнулась, как собака, и со злостью подумала: «Наверное, этот шторм взял целую волну в Балтийском море, и вылил ее на меня. Спасибо!»
- Приступ… - услышала Катя в реве ветра.
Ах да, старушка! Она ведь тоже вымокла.
Умоляющие глаза встретили Катин взгляд.
- Корвалол… Сумка… Приступ…
«Эх, была не была - подумала Катя, - была дурой, дурой и помру». Катя взяла мокрую сумочку, нашла пузырек и накапала лекарство в рот женщине. Дождь растворил капли, и женщина смогла проглотить лекарство.
Держа в одной руке сумочку, в другой пузырек, Катя смотрела, как женщина оживает.
- Спасибо… - прошелестел то ли ветер, то ли голос.
Женщина смогла пошевелить головой. Катин взгляд упал на свои руки, и она протянула женщине сумочку.
- Девушка, спасибо. Не могли бы вы проводить меня домой?
Катя настолько промокла и устала, что мыслей о том, что ее заманивают в очередную ловушку, у нее не возникло. Хотя при иных обстоятельствах они бы ее посетили. Просто мысль о том, что надо еще куда-то идти, а потом возвращаться домой по такому шторму…
А-а-а, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Завтра выходной, поэтому у нее будет два дня, чтобы отлежаться после такого тотального ледяного душа Шарко. Катя взяла женщину под руку, и они медленно пошли по улице.

- Сочтете ли Вы достаточно любезным, если я напою Вас чаем? – спросила женщина у насквозь промокшей Кати, когда они переступили порог большой, заваленной вещами квартиры.
Катя была настолько уставшей, что стала откровенной:
- Тогда Вам придется оставить меня ночевать, потому что я не смогу надеть свою мокрую одежду.
- Хорошо, мы положим ее на батарею, и завтра она будет сухой.
- Зачем вы это делаете? – не выдержала Катя, - ведь вы меня не знаете!
- Значит, познакомимся, - женщина была спокойна, - Вы были единственным человеком, который подошел ко мне на улице, значит, не способны причинить мне зло. Как бы то ни было, Вы меня спасли от простуды.
«Да-а, - подумала Катя, - стоять под потоками ледяной воды и шквалистым ветром неподвижно – это, как минимум, воспаление легких. А может, я заслужила, чтобы ко мне, наконец, отнеслись по-человечески? Ведь я сама иногда так поступаю…».

Катя сидела в толстом махровом халате за столом с чаем, борщом и печеньем, и слушала Валентину Ивановну. Никогда раньше она не знала, что болезнь сердца может проявляться приступами, при которых человека пронзает толстая игла во весь рост, и он застывает в той позе, в которой пронзила игла.
У Валентины Ивановны закончилось лекарство, она вышла в аптеку, налетел шторм, и на перекрестке ее настигла игла. Катя была единственным человеком, который подошел к ней…
- Катенька, я Вам так благодарна!
- Что Вы, не стоит. Наверное, я так сделала потому, что хочу, чтобы ко мне тоже относились по-человечески.
- А к Вам так не относятся? – проницательно спросила Валентина Ивановна.
Катя поколебалась – рассказывать ей про свои неудачи или нет. С другой стороны, завтра она наденет сухую одежду, выйдет за порог, и может никогда больше не увидеть эту женщину. А кому еще рассказать про свои беды? Близких тревожить не охота, перед друзьями не хочется быть слабой… Почему бы не рассказать совершенно незнакомому человеку про себя под аккомпанемент бури за окном? Вино отчаяния становится менее горьким, если пить его вместе с другим человеком…


На похоронах Валентины Ивановны Катя не рыдала. Давняя болезнь сердца измучила пожилую женщину вконец, и она спокойно относилась к мысли о конце своих страданий. Нет, она их не торопила, но и не держалась за жизнь изо всех сил. Жизнь она прожила, по ее словам, хорошую. Ни в чем себе не отказывала, любила сама, ее любили. Вот детками жизнь ее не одарила, несмотря на то, что любимых мужчин было много. Сначала она переживала, а потом смирились.
Катя не исключала, что Валентина Ивановна захотела увидеть в ней дочь. Катя не сопротивлялась. С тех пор, как в насквозь мокрой одежде она впервые переступила порог квартиры Валентины Ивановны, та ее не отпустила. Катя провела у женщины выходные, а на рабочей неделе переехала к ней жить. Они друг другу не мешали, и обе оценили спокойные вечера, проводимые за беседой и горячим чаем.
Валентина Ивановна уже долгое время болела, а потому спокойно относилась к бренности человеческой жизни. Через какое-то время она рассказала Кате, что надо сделать после ее смерти, и между делом, упомянула, чтобы Катя обязательно зашла к нотариусу.
- Зачем? – оторопела Катя, а между делом мелькнула сладкая и пронзающая мысль: «А вдруг?!».
- Когда сделаешь, тогда узнаешь, - спокойно ответила Валентина Ивановна. Больше к этой теме они не возвращались.

Жизнь подарила Валентине Ивановне спокойные дни в присутствии Кати на излете дней, а Кате – трехкомнатную квартиру недалеко от метро, оставленную ей Валентиной Ивановной по завещанию.


- Р-р-р, - за окнами очередной балтийский шторм упорно срывал покрытие с крыши и обрушивал волны Финского залива дождем на окна старой квартиры. Со свистом ветер мчался между домами.
- Мама, а что там за окном? – Катин сын пришел в постель к родителям.
Муж спал, а Катя обняла малыша, и стала рассказывать ему на ушко сказку:
- Давным-давно в этом чудесном городе существует традиция – когда с Финского залива приходит шторм, и злые балтийские ветры врываются в город, на их крыльях прилетают феи. И пока легковерные люди прячутся по домам, ожидая конца бури, с потоками дождей в город спускаются чудеса. Тот, кто не боится соленого балтийского ветра, может проглотить кусочек этого чуда с капельками дождя, и тогда феи осуществят его желание.
- А как феи узнают, какое у него желание? – сонно спросил малыш.
- А это очень просто – когда буря, ты можешь подумать о том, чего ты очень хочешь.
- И оно сразу осуществится?
- Нет, надо будет еще сделать шаг ему навстречу.
- А как я пойму, что это оно?
Катя тихонько рассмеялась.
- Надо просто что-то делать навстречу тому, чего ты очень хочешь…
В ответ она услышала сонное мужское сопение – взрослое и нежное детское.
Катя закрыла глаза и подумала о маленькой девочке. Она знала, что назовет ее Валей, Валюшей.


«На крыльях ветра»
Юлия Староселец, 2008 © Все права защищены