Из клетки

 (11 частей)


           2005 г.
часть 1

Все началось с того, что я увидела странный сон: мне приснился сказочный король.

 Он кланялся, взмахивая шляпой с длинным узким пером на высокой тулье, и что-то почтительно говорил, приложив руку к сердцу.

Проснувшись, помнила не слова, а только смысл: он где-то уже давно ждет меня и пришел напомнить об этом. Еще помнила, что любовалась им и, будто со стороны, слышала свой восхищенный голос:

- Какой ты красивый!..

В жизни ничего подобного со мной произойти не могло, но тут... то ли влюбилась без памяти, то ли понимала, что все во сне, - не помню.

Впервые в жизни мне приснился нереальный персонаж, а проснувшись, поняла, что в глубине души давно хотелось чего-нибудь такого.
Дело в том, что я до сих пор люблю сказки. Как-то не смогла от них отвыкнуть. Или не очень хотела.

Перебрала в уме всех королей и поняла, что во сне мог быть только король Дроздовик из одноименной сказки.
Это чешский вариант "Укрощения строптивой".

Несмотря на молодость, он абсолютно точно знал, какой хочет видеть свою невесту, и неуклонно шел к своей цели, хладнокровно перекраивая и сшивая характер принцессы и не обращая никакого внимания на её душевные муки.

Мне он не нравился так же, как и другие отрицательные персонажи, но во сне он был  так молод и учтив, что я забыла о своей давней неприязни к нему.

Сквозь ветки цветущей яблони в комнату заглядывало майское солнце.
За окном была весна, в голове - сказка, а впереди - обычный дачный день: домашние хлопоты, игры с племянниками, разговоры с сестрой и её мужем.
Но сон и радость от него держали меня в приятном плену и не давали полностью погрузиться в обыденность.

Мысли постепенно становились всё более бунтарскими: мне пятьдесят, а что я видела в своей жизни? Дом сестры, дети сестры и муж сестры; работа в школе и хлопоты по дому - вот и вся моя жизнь.
Да разве это жизнь?

А через пять лет пенсия - овсянка на воде, молоко по праздникам и лавочка в ожидании конца. И это - жизнь?.. Ой, нет...

Нет, конечно же всё будет не так.
Я, скорее всего, совсем перееду к Лене, и...

Конечно, перееду, куда же мы друг от друга?
Будет некогда и подумать о себе.
Но от этой жизни всё равно  никуда  не денусь и, кроме болезней, ничего неожиданного в ней уже  не появится.

И это все???
Не-ет!..
Все внутри дрожало и сопротивлялось.

Целый день молодой  король не выходил у меня из головы.

Вспоминая его сказку, представляла гору, поросшую мягкой травкой;  на горе - белый замок,окруженный зубчатой стеной со стражниками на башнях;а внизу - лес, освещенный солнцем и наполненный птичьим щебетом.

И так меня вдруг потянуло в эту сказку, что я даже испугалась: что это со мной? До сих пор я всегда была разумной и уравновешенной.

Мысли не давали покоя целый день.

Надо было переключиться, и у меня для этого был свой испытанный способ.

Когда что-то меня не устраивало, я вспоминала подходящую сказку, переделывала её так, как хотелось, и становилось легче.

Конечно, есть в этом что-то детское. Детство не покинуло меня, как всех, и может быть, поэтому мне легче всего общаться с моими племянниками.

Они у нас близнецы. Гоша - светловолосый,
голубоглазый  и худенький, как камышинка, - выдумщик и фантазер, а Гриша-темноглазый крепыш - неутомимый борец за справедливость.

Друг без друга они минуты не могут прожить, а без меня - часа.
Мы прекрасно понимаем друг друга и проводим вместе всё мое свободное время.

До сегодняшнего дня я всем была довольна; мне  и в голову не приходило роптать на жизнь, потому что в семье Лены я получала то, чего сама в жизни не нашла: любовь и поддержку.

Но, если честно, сама я не очень-то  их и искала. Муж, дети... Нет, не представляю себя замужней. Леной и заботой о ней я отгородилась от всего остального, и   так и не научилась  принимать жизнь такой, какая она есть.

Слишком внезапно оборвалось моё детство, чтобы мне захотелось взрослеть. Взрослый мир, до предела заполненный болью мамы и бабушки, казался слишком страшным, и мой детский ум отказывался принимать его реалии.

Я навсегда так и осталась в своем разрушенном детском мирке, храня осколки воспоминаний о родительской любви ко мне и друг другу, о наших семейных  радостях.

Боясь заглядывать в прошлое, не пыталась ни в чем разобраться, просто хранила память о своей семье и не хотела ничего другого для себя.

Воспоминания и сказки, которые мне читала и рассказывала мама, - вот и все, что осталось у меня от детства.

Только это было у меня отдельно от Лены. Все остальное было связано с ней и её семьей.

Все, казалось,  было нормально до сегодняшнего дня. И вдруг это неожиданное прозрение: жизнь прошла!

Впереди только пенсия и жизнь в семье Лены с обязанностями прислуги и гувернантки. Осталось совсем немного светлых дней.

Я была почти в отчаянии.

Надо было срочно что-то менять или предпринять, и я даже была согласна, но что?
Даже посоветоваться было не с кем.

Неужели придется, как обычно, перетерпеть и забыть?

Конечно же, я понимала, что дорогу в жизни выбирают в семнадцать, а не в пятьдесят, но чувствовала, что на этот раз смириться не получится, потому что перетерпеть э т о  не поможет никакая сказка.

Мне хотелось собственной сказки, в которой я была бы главным персонажем, а не довеском к чужой жизни.

Днем отгораживалась от этих мыслей, но ночью, лежа в постели, дала волю фантазии, придумывая свою сказку, и захотела в неё так сильно, что кусочек своей мечты увидела во сне в ту же ночь.

Мечта не отпускала меня и назавтра.

В понедельник  взяла в школьной библиотеке сборник  чешских сказок и, перечитав сказку, еще раз убедилась: нет, Дроздовик  - не мой король. Его воспитательные меры производили на меня всё то же тягостное впечатление.

Не выношу ложь, а вся его педагогика именно на ней и стоит.

Вспоминая кружевной воротник на зелёном шёлке и длинное золотистое перо на шляпе, с грустью понимала, что живу не своей жизнью, а о своей  даже представления не имею. Не зная, как вырваться из неожиданно  опостылевшего  круга забот, все больше впадала в тоску.
                жжж

Итоговую контрольную мои девятиклассники написали ещё хуже, чем я ожидала. Четверым самым закоренелым двоечникам я предложила  провести несколько консультаций и переписать работы, но они отказались.

- Вот если бы вы научили меня крутые бабки загребать, я бы вас послушал,- сказал один из них, складывая книги в рюкзак. Остальные поддержали его ухмылками и настроением.

Надо было сдавать отчёт с анализом допущенных ошибок, и я пошла к завучу.Она выслушала меня и поморщилась:
- Топоркову ставьте "два", а Палто, Сизов и Тальма уходят в ПТУ. Там их научат уважать любые заработанные деньги. Нарисуйте.

"Нарисовала". Но ощущение унижения ещё долго не оставляло меня, хотя от старшеклассников можно услышать и не такое.

Потом был месяц экзаменов и изнурительная ночь выпускного вечера.

Отоспавшись после неё, я проснулась с ощущением свободы на восемь недель вперед. Смутно чувствуя  тягостную незавершённость чего-то, я не перебиралась на дачу, хотя Лена и торопила.

Впервые в жизни я не спешила к тем, кто нуждался во мне, и ни о ком, кроме себя, не думала.

Два дня, не покладая рук, приводила в порядок квартиру, пытаясь успокоить мысли
Но среди чистоты и порядка  мне стало еще хуже: не зная, чем заняться,  чувствовала себя, как птица в клетке.
 
Я стала уходить из дома и подолгу гулять в парках и просто по улицам.

Мучилась из-за каждого впустую прожитого дня, но на дачу не ехала: что-то держало меня в городе. Искала непонятно что, не находила и была уже на грани отчаяния.

На пятый день отпуска  вернулась домой уставшая и расстроенная.

После душа села на диван, ощущая пустоту и непонятный душевный тупик.

По телевизору шел фильм "Мери Поппинс, до свидания...". Сначала смотрела невнимательно, потом увлеклась, а когда услышала:
- "...он придет,
он будет теплый, ласковый - ветер перемен...",
горько расплакалась, потому что поняла: я давно жду этого ветра и уже задыхаюсь без него.

Назавтра  с утра пошла в бюро по трудоустройству, а на обратном пути накупила газет с объявлениями о вакансиях.

Довольно быстро нашла себе место в общежитии экономического университета и пошла устраиваться, весьма смутно представляя  свои будущие обязанности. С

Прошла все собеседования и утверждения и с середины июля приступила к работе в самом старом, самом маленьком и самом уютном общежитии студгородка.

Заведующая и ещё один воспитатель были примерно моего возраста, и мы быстро нашли общий язык. Через день мы отправили Татьяну Васильевну в отпуск и остались вдвоем с заведующей.

Анна Чеславовна помогала мне войти в работу, подробно уточняя детали каждого поручения. А через неделю у меня уже не было ни минуты свободного времени. Днем я готовила документы к заселению, ездила по инстанциям, собирая подписи для открытия общежития после ремонта.

Вечером, набивая синяки о выставленные в коридор кровати и тумбочки, принимала  работу стройотряда, любуясь комнатами в цветочки, в полосочки, в бабочки... После того, как этаж был готов, его закрывали с двух сторон, и беспорядок спускался на этаж ниже.

Как-то ближе к вечеру Анна Чеславовна, сочувственно заглянув мне в лицо, сказала:
- Надо еще немного потерпеть. Закончится ремонт, и вы будете заниматься только воспитательной работой.

А пока походите по комнатам, поговорите со студентами. Через неделю в нашем общежитии будет проходить встреча с врачами. Постарайтесь собрать человек хотя бы сорок. Хотя надо бы больше. В общем, сколько сможете.

Только назавтра я сообразила, почему она предупредила за неделю:  в стройотряде было всего двадцать два человека. Уставшие за день, они, за редким исключением, все свободное время лежали на кроватях. Четверых бы уговорить...

Но я собрала больше шестидесяти человек: студенты не только пришли  сами, но и привели своих друзей, так как я пообещала сократить завтрашний рабочий день на час, а за каждого приведенного на встречу с врачами друга - на два часа.

И вот: зал переполнен.

Четыре врача, вооруженные   таблицами, слайдами, цитатами и лучшими намерениями, вошли в зал вслед за двумя методистами и директором студгородка.

Почти час в меру сил и оснащения врачи доказывали, что курить вредно.

Закончили в полной тишине, стараясь не смотреть в глаза студентов, наполненные вежливой скукой.

 Такой результат никак не мог устроить директора студгородка. Бывший военный, он, выбрав тактику ближнего боя, обратился к юношам, которых во всем  зале было двое.

- Скажите, парни, вы курите?
Оба с едва заметной усмешкой ответили:
- Нет.
- Не курю.
- А вы, девушки? Поднимите руки, кто курит.

Улыбаясь и оглядываясь друг на друга, девушки стали поднимать руки. Рук становилось всё больше, и скоро смущённый шумок перерос в веселый смех.

- Теперь хочу спросить у парней, - продолжал Алексей Иванович. - Вам нравится встречаться с курящей девушкой?

Оба студента напряглись: весь зал смотрел на них с подозрением и ждал ответа. Парень с пышным хвостом во всю спину стал медленно краснеть и через силу выдавил:
- Я бы постарался её отучить.

Кто-то в зале насмешливо хмыкнул, и все взгляды перешли на второго юношу - с сережкой в ухе. Глядя на всех в упор, он твёрдо сказал:
- Если человек не хочет, пытаться перевоспитывать  бесполезно. Я встречаться с курящей просто не стал бы.
- А если бы очень-очень понравилась? - игриво спросила девушка с малиновыми волосами.
- Мне - не понравилась бы,  - гладя ей прямо в глаза, сказал юноша, от чего она сразу подобралась, стала строже, а он продолжил:

- У меня курят бабушка и мама. В военкомате меня не поставили на учет из-за слабых легких. Зимой у меня постоянные бронхиты и ОРЗ. Это передастся моему сыну. Хватит с него и этого.

Ошеломлённый его резкой категоричностью, зал  растерянно молчал.

- Это мнение юношей, - коротко подвёл черту Алексей Иванович. - Остальное вы слышали от врачей. 
От себя добавлю: родители ваши много работают, воспитывать вас времени не хватает, а есть и такие,что ремень в руки взять - ради вашей же пользы! - стесняются.
А тут дело такое, что  медлить нельзя.

 Мой отец, когда я первый раз закурил, - мне пятнадцать лет было - снял с себя прибор для воспитания и за две минуты - без единого слова! - объяснил всё, что надо было.
До сих пор помню и то, что  курить вредно,  и то, что это плохо кончается.

Тишина в зале прочувствованно потеплела, а Алексей Иванович продолжал:
 
- И я серьёзно всех предупреждаю: с приказом о запрете курить на территории университета все ознакомились и расписались.
Будете замечены - проходите через студсовет и теряете право на заселение не на год, а до конца учебы. Жаловаться мне, сами понимаете, бесполезно.

Лучше подумайте, где родителям денег набраться на съемную квартиру.
Им вы, кстати, тоже нужны здоровыми, и я перед ними за это в ответе.

Расходились с живыми глазами.
У дверей - ой, случайно ли? - сошлись юноша с серьгой в ухе и девушка с малиновыми волосами. Их взгляды встретились, и я поняла, что с легкими у их детей будет не так уж и плохо.

                ж ж ж

До конца ремонта  жила в состоянии аврала. 

Вымотанная дневной суетой, по вечерам смотрела  телевизор или перечитывала любимые сказки.

Часто вспоминала зеленый наряд короля из сказки, напоминавший о лете и какой-то необыкновенной свободе, которой хотелось очень сильно, но представить которую не хватало фантазии.

В начале августа комиссия приняла наше общежитие, и стройотряд разъехался по домам.
Впервые за последние несколько недель  у меня появилось время подумать, что же я, собственно, выиграла, уйдя из школы?

Ну не будет больше уроков и планов.

Не будет родительских собраний с обидами из-за оценок и педсоветов до головной боли.

Не будет контрольных с "двойками" и нервотрепки с процентов успеваемости.

А что же будет?

Будут взрослые дети, которые хотят учиться в университете и дорожат местом в общежитии.
А у меня? А у меня будет спокойная жизнь.
И всё?
И всё.

Нет, не может быть...

Наверное, что-то еще в ней обязательно появится.

Что-то интересное, необычное.
Иначе - к чему весь этот переполох?

И несколько дней подряд я, прогуливаясь по этажам,  гадала: что же может произойти в моей новой жизни, чтобы она стала яркой и интересной?

В коридорах было чисто и солнечно. На этажах   спало эхо.

Вахтерши, меняясь по графику, от скуки спасались одинаково: вязали.

Комендант и кастелянша щёлкали семечки в кабинете и по очереди разговаривали по телефону со всеми своими родственниками.

Анна Чеславовна, загрузив меня наставлениями,  уезжала по делам.

Я оставалась наедине с собой.

Однажды, гуляя по этажам,  остановилась посреди коридора и подумала, что избавилась от того, что  с трудом терпела много лет, но и только.

Жизнь стала легче, но осталась такой же монотонной.

Мечта сделать свою жизнь сказочно прекрасной так и не осуществилась, хотя я сделала всё, что было в моих силах.

Бесполезно мучиться из-за неё и дальше. Разумнее всего проститься с ней прямо сейчас.

Впереди в окно било яркое солнце, далеко вглубь высвечивая коридор; позади, у окна, закрытого ветками берёзы, лежала густая тень.

В чисто вымытом коридоре пахло свежей побелкой и немного краской.

Вокруг стояла светлая и очень приветливая тишина. На душе было спокойно и пусто.
- Значит, это - моя новая клетка?..

Мне показалось, что кто-то сказал это за моей спиной. И протяжно зевнул.

С того дня я больше не думала о том, как еще можно изменить свою жизнь. Да и некогда стало.


                часть 2


Во второй половине августа началось заселение. Потом готовили стенды к началу учебного года. Потом была гонка с утверждением сентябрьского и годового планов. Впереди уже маячил план на октябрь, а надо было успеть провести хоть одно крупное мероприятие, не считая еженедельных и ежедневной текучки.

Не успела оглянуться, как завяли цветы под окнами и потянуло холодом. Среди внешней суеты жизнь текла однообразно и незаметно, как лодка  по течению. Работать со студентами было гораздо спокойнее, но в остальном...
Ветра перемен я так и не ощутила. Видимо, он находит не всех, кто его ждет.

Зато мои коллеги - красавица Татьяна Васильевна и Анна Чеславовна, которой с внешностью не так повезло - были очень удачно замужем. У обеих были отлично устроены и счастливы дети, живы и здоровы родители. Они обе были так завидно благополучны, что я с горечью вспомнила чью-то фразу: счастье так же заразительно, как и смех. Когда я сказала об этом Татьяне Васильевне, она протянула мне сложенные ладони и сказала:
- Тут с верхом. Понадобится - ещё добавим.

На конец октября у неё была назначена свадьба, приуроченная к возможностям всех родственников, и её летнее путешествие с будущим мужем на Кипр было чем-то вроде девичника, где вместо подруг была семья дочери.

Вернулась она с загаром медного цвета,  с весёлыми синими глазами и с губами такими яркими, что глядя на себя в зеркало, сказала:
- Рука не поднимается такое закрашивать. Как в шестнадцать лет. Что это со мной?
- Солнце, море, витамины, - промурлыкала Анна Чеславовна и посмотрела на сияющую Татьяну Васильевну с весёлым лукавством.

Глядя на них, я поняла, как безгранично далека от опыта их радостей.
- Это счастье, - сказала я без зависти, но с едва заметным вздохом.
Они наперебой принялись меня утешать.
- Помните, вы сказали, что счастьем заразиться можно? Так это чистая правда! Анна Чеславовна не даст соврать: я же сюда страшней войны пришла! А потом от нее заразилась и - вот она я! Теперь ваша очередь. А от нас двоих - никуда не денетесь, наберетесь!
- Не кусает меня ваш микроб, - безнадежно сказала я.
- Это он местечко выбирает, - засмеялась Анна Чеславовна. - Еще так куснет, пищать будете!

Обе женщины весело смеялись, а я думала, что от шуток мне не легче. Наверное, сидит во мне какой-то антивирус счастья.

                ж ж ж

По работе мне все чаще нужен был компьютер, которым я владела слабо, и потому приходилось обращаться за помощью к студентам. С Юлей Тепляковой мы даже подружились. Она всегда быстро справлялась с любым моим заданием и говорила:
- Что вам объяснить?
Кое-что, благодаря ей, я уже умела, но в серьёзных случаях, опасаясь неожиданностей, звала её.

Перед Новым годом Юля помогала мне оформлять отчётность. Я на минутку вышла к Анне Чеславовне за сводной ведомостью, а когда вернулась, увидела, что Юля рассматривает фотографии молодых мужчин. Я заинтересованно села рядом, но она сказала:
- Давайте закончим, а потом спокойно посмотрим.
Так мы и сделали.

Юля снова открыла сайт знакомств и, быстро прокрутив фотографии, остановилась на мужчинах моего возраста.
- Смотрите, Дина Дмитриевна, у этого на лице так и написано: "Я лучше всех!" Вам тут кто-нибудь нравится?
Ой, а у этого: "Ты не злая?" Зайка, ты трусишка, ты нам не нужен. Диночка Дмитриевна, ну, кто вам нравится? Можно увеличить.
- Никто. Смотри, а у этого в глазах: "Я, возможно, не так уж и плох..."
- Нерешительных любите? - удивилась Юля.
- Не знаю...
- Зря. Мужчина должен быть сильным и надёжным. Вот, например, у этого по глазам видно, что после "Здрасьте" он сразу скажет: "Тебе со мной будет хорошо."
- Пока ему не надоест. А вот, посмотри: "Мне плохо, но я держусь."
- На жалость давить, - сказала Юля, задержав на нём взгляд.
- Вовсе нет. Он и не догадывается, что так выглядит. Мужчины этого стыдятся. А вот еще, смотри: "Моя опаздывает, но я дождусь."  Терпеливый! Даже приятно.
- Совсем немного опаздывает, лет на тридцать, - фыркнула Юля. - Сам-то где был? Пусть ждёт, так ему и надо.
Не умеете выбирать, Динаночка Дмитриевна. Но интересно получается. А давайте попробуем наши мысли с их подписями сравнивать.

В объявлениях ничего интересного не было: рост, вес, возраст; цвет волос, цвет глаз; разведён или вдов. Только одно выделялось: под фотографией - всего одна фраза: "Ищу спутницу для путешествия по Африке."
- Возраст не оговаривает. Всё равно, что ли? - удивилась Юля. - Дина Дмитриевна, а давайте попробуем? А то долго он один тут не засидится.
- Неужели кто-нибудь на такое откликнется? - поразилась я.
- Смешите, Диана Дмитриевна. Да его уже завалили предложениями!

От изумления я только покачала головой.

- А для женщин такая выставка есть?
- Имеется.

Юля покликала, и на мониторе появились женские лица на фоне парковых цветников, машин и  квартир. Были фото и поскромнее.
По этим лицам тоже можно было кое-что прочесть:
- Это я. Нравлюсь?
- Я  женщина дорогая...
- Да, готовить я умею. Будешь доволен!
- Зато у меня талия  сорок девять сантиметров.
- А я такая лапочка!

Фразы так и срывались у нас с языка. Смотреть на женщин  было тоже интересно: они не побоялись выйти навстречу своей судьбе.

                ж ж ж

По дороге домой пыталась понять: а я так смогла бы?
Вспоминала мужские лица, застрявшие в памяти по девизам. Особенно троих: несмелого, терпеливого и стоика. Попыталась представить, как это: жить с ними - встречать после работы, говорить о домашних делах, заботиться о них? Как это вообще: быть замужем?
Никогда не примеряла на себя семейную жизнь, но уверена: жить с человеком, который хорош  в  п р и н ц и п е, можно. Многие так и живут. Но я так не смогу.

Вспомнила свою подружку по институту, Машуню. После двух часов в кино и стольких же на морозе она влетала ко мне в комнату с такими счастливыми глазами, какие я видела только у Татьяны Васильевны после Кипра. Машуня берегла свое счастье от чужих глаз и приносила его ко мне, чтобы оно остыло до утра.
Даже в темноте глаза у неё блестели через всю комнату. Обнимая подушку, она шептала мне:
- Ой, Диночка! Он такой!.. Он... Ты не представляешь! Он - чудо!!!

Через полгода ей пришлось взять академический и уехать к маме. Больше мы с ней никогда не встречались, но блеск её счастливых глаз я запомнила на всю жизнь. Позже, когда мне показалось, что  люблю,  я всё ждала, когда у меня заблестят глаза.
Не дождалась.

Вряд ли они заблестели бы от кого-нибудь из этих троих, но я все равно продолжала думать о них. То, что столько мужчин готовы променять свою свободу на семейные узы, совершенно лишило меня равновесия. Вспоминая лица и глаза, понимала: не моё. Посочувствовать - могу, но издалека. Не нужен мне ни робкий, ни смелый, ни терпеливый, потому что где-то есть мой, и он такой необыкновенный, что искать его на сайте знакомств - просто несерьёзно.
Мне нужна была самая красивая сказка  о любви и обязательно со счастливым концом.

Я совсем забыла, что ещё в школе  заметила: ни в одном сборнике нет не только подходящей для меня сказки, но и похожей на меня героини. Чтобы не пасть духом, я представила себя одиноким айсбергом, медленно дрейфующим среди белых льдин и голубого света, и решила, что моя сказка найдёт меня сама. Я приняла  такую судьбу и давно смирилась с ней.
Но сайт знакомств в считанные дни разрушил мой покой. Несколько дней я ходила под впечатлением фотографий, а потом нашла повод, чтобы обратиться к Юле за помощью.

После благополучного сведения данных в таблицу я попросила ее открыть сайт знакомств и внимательно смотрела, как она это делает.
Было интересно рассматривать знакомые лица, зная, что они ищут внимания, в том числе и моего.
- Вам тут кто-то понравился? - спросила Юля.
- Нет. Просто интересно, - ответила я. - И странно: как так можно?
- Все нормально, Дианочка Дмитриевна, Дело-то серьезное. Меньше страха - больше счастья, - поучительно сказала Юля.
- Не всем же повезёт, - возразила я.
- Кому не повезет, перефоткаются и понравятся тем, кто придет сюда позже. И нет  проблем, - легко возразила Юля.

...И правда что! Всё гениальное - просто! 

Тут Юля посмотрела на меня и сказала:
- А давайте пошлём кому-нибудь сообщение. Кто вам тут нравится? Ну хоть немного? А?

Пока я пыталась составить фразу с вежливым, но твёрдым отказом, она сказала:
- Да что вы так испугались? Вы же ничего не теряете, и они вас не съедят. Говорите, кому.

- Никому и никогда! - ответила я, пытаясь выбраться из-за стола и обойти ее.
- Тогда - всем. Весело будет! - сказала Юля, схватив меня за руку.

"Предприимчивость и женская логика - вот чего мне не хватало всю жизнь," - подумала я и опять попыталась встать, но Юля схватила меня за другую руку.




                3 часть
 
- Да все нормально, Диана Дмитриевна, - снисходительно сказала  она, заметив мой душевный переполох. - Это же весело:  сразу столько ответов придет! Сейчас я вам ящик организую.
- Я подумаю, - сказала я, решив навсегда забыть и эти лица, и это развлечение.

Два дня я твердила, что легкомыслие наказуемо, то любовь к авантюрам не в моем характере, что мне не двадцать лет... Еще много чего буквально вбивала себе в мысли, но...
...Легкомыслие и любовь к авантюрам оказались сильнее возраста.

                жжж

В субботу я отправилась в парикмахерскую, прекрасно понимая, что с прической сделаю еще один шаг в том же направлении.
Села к женщине своего возраста.
- Сделайте что-нибудь такое, чтобы хоть один мужчина рухнул.
- Муж?
- Нет. Посторонний.
- Рухнул, чтоб замуж?
- Да нет, просто, чтоб рот раскрыл. И тогда  я пойму, что красивая.
- Хорошо подумали?
- О чем тут думать? - удивилась я.
- С ним же разбираться придется.
- Ерунда, - отмахнулась я, вспомнив лица на сайте, и  весело подумала: " Не дотянутся."
- Завидую вам, - сказала парикмахер, набрасывая на меня пеньюар. - А я вот своего первого турнула, а от второго сама с тремя детьми к маме сбежала. Так мне теперь хоть медом намажь, хоть золотом осыпь - никто не нужен.

Развивать эту тему я не собиралась: мне и так было не по себе. Закрыла глаза и сидела, пока не услышала:
- Ну, всё. Смотрите.
Открыла глаза и... не нашла слов.
- Нравится?
- Да!.. - выдохнула я и, не в силах оторваться от зеркала, добавила:
- У вас такие руки, а вы здесь?
- Здесь - салон, - веско сказала женщина. - Я причёсываю невест. Для вас - постаралась.
- Я... никогда не видела ничего подобного.
- Это потому, что никому не надо, чтобы рухнул. Все хотят, чтобы на руках носил.

"Может, теперь и я захочу," - подумала я с надеждой.
- Сколько с меня?
- А, нисколько, - махнула она рукой.
- Как это? - не поняла я.
- Пусть будет вам от меня. На счастье.

Уж не знаю, что она во мне видела, но улыбалась, глядя светло повлажневшими глазами.

  В фотосалоне тоже повезло: вместо одного снимка взяла девять из двенадцати пробных. За всю жизнь у меня не было столько удачных. Ну, а дальше - что будет, то и будет.

                жжж

У подъезда столкнулась с соседом и бывшим одноклассником; бывшим Лешкой, а нынешним Алексеем Викторовичем, хирургом из нашей поликлиники.
- Это... как тебя?.. Динка, это ты, что ли?- спросил он охрипшим голосом.
- Не похожа? - улыбнулась я.

Он влюбился в меня в шестом классе, а остальное вы поняли.
- Может, погуляем? - по-прежнему хрипло спросил он.
- Мороженое купишь? - засмеялась я.

В школе, когда мы гуляли  у кинотеатра, он всегда покупал мороженое нам с Таней - нашей одноклассницей и моей подружкой. Я всегда брала её с собой, потому что Тане Лешка нравился, но дорогу она не переходила; ждала, когда сам догадается. Он об этом так никогда и не узнал.

Мы болтали ни о чём, хотелось уйти, и я ждала  подходящий момент.
Его мама уже два раза выглядывала в форточку, пытаясь меня рассмотреть. Когда она выглянула в третий раз, я подняла голову и поздоровалась:
- Здрасьте, тёть Лида.
_ Ой, Динушка! Да какая же ты красавица! - запричитала она в форточку. - Да что же вы на холоде-то? Сынок, идите к нам, дверь уже открыта.

Тётя Лида до сих пор свято верит, что я не вышла замуж из-за ее сыночка, и гадает, что же нас с ним развело.
Да ничего. Просто не мой. И ещё мне не нравится, что  он до сих пор зовет меня Динкой.

Папа выбрал для меня самое красивое имя, и дома меня называли только Дианой. Всю жизнь я терпела от посторонних  вольное обращение с моим именем, но сама относилась к нему очень трепетно. В нём мне слышался шорох шелковых юбок, звуки менуэта, треск дворцовых фейерверков...
Ничего похожего в моей жизни не было. Имя - мое единственное достояние, и  мне хотелось слышать его без искажений. Но не объяснять же это каждому.

Ещё я вспомнила, что все разговоры у них только за столом, и пирог надо есть, пока он не кончится, потом надо будет смотреть альбом с фотографиями и вспоминать детство, а мне сейчас больше всего хотелось подойти к зеркалу и налюбоваться собой.
Я негромко попрощалась с Лёшей, чтобы не услышала тётя Лида, и  зашла в свою квартиру.

                жжж

В понедельник перед работой забрала фотографии и флешку. Внутри все дрожало от радости, когда просматривала снимки. Страхи и сомнения куда-то исчезли. Авантюризм во мне расцвел пышным цветом, и душа рвалась к приключениям.

Остатки причёски  и, особенно, её  абсолютное совершенство на мониторе произвели на Юлю очень сильное впечатление.
- Дина Дмитриевна, да вы - женщина-подарок! - сказала она, рассматривая снимки. - Жаль, макияжик убогонький. Но фотки - классные! Сообщений будет полный ящик.

Тут она подошла к зеркалу и сосредоточенно осмотрела
себя. Пригладила брови, попробовала пальцами причесать волосы, потом подняла их вверх, посмотрела на себя с обеих сторон, вздохнула и снова подошла к компьютеру.

Вдвоём мы составили очень простое объявление, ещё раз просмотрели фотографии мужчин, покритиковали двоих новеньких и ушли с сайта в приподнятом настроении.

                жжж

Через два дня я зашла к Юле в комнату за протоколами студсовета и, увидев, как  радостно она вскочила мне навстречу, вспомнила о самом легкомысленном поступке в своей жизни.
- Я  к вам уже два раза заходила: то вас нет, то народ топчется. Час назад, - она кивнула на ноутбук, - было пять сообщений.
Её оживление отозвалось во мне нервным ознобом.
- Освобожусь около восьми, - сказала я.
Забрала протоколы и вышла.

Я уже заканчивала набрасывать отчёты по секторам для новичков студсовета, когда вошла Юля. Внутри стало холодно и весело, как перед представлением в цирке.

... Это было похоже на дождь из яблоневых лепестков. Слова касались меня осторожно и ласково, и я боялась нарушить тишину внутри себя. В посланиях были интерес, восхищение, чужие надежды и готовность оправдать мои.
Оказалось, что есть много слов, которые можно сказать чужому человеку, обласкав ему душу. И ничего нескромного в этом нет.
Немного кружилась голова, но было спокойно и радостно. Юля вывела послания на принтер, и я спрятала их в сумку.

                жжж

Утром перечитала. Было непривычно и  странно: столько добрых слов и все они для меня - совершенно незнакомой.
Что-то делала по дому, но не помню, что. Перед выходом с трудом узнала себя в зеркале: в глазах удивление и спокойная радость.

Еле дождалась конца первой смены, чтобы ушли Татьяна Васильевна и Анна Чеславовна. Сама включила компьютер и попыталась зайти на сайт.
Мучилась долго, но какой-то шаг делала неверно. Позвать Юлю не было ни малейшего повода, а обнаруживать свой интерес перед ребёнком было неловко.
Смена показалась невыносимо длинной.

У самого дома сообразила, что фотографии некоторых авторов, наверняка, есть на сайте - вот и повод обратиться к Юле. Завтра же позову.

                жжж

Назавтра Юля заглянула ко мне сама. Не дожидаясь, пока закончится первая смена, мы с ней прошли в зал самоподготовки. В это время там редко кто бывает, и столы удобные: старинные, с кабинками.
Мы сели в самом дальнем углу. По адресам нашли несколько фотографий и стали внимательно рассматривать лица.
- Кто-нибудь нравится? - спросила Юля озабоченным шёпотом.
- Все - одинаково, - тоже шепотом ответила я.
- Начнут писать - сориентируетесь, - успокоила она  меня.
Пока рассматривали лица, пришло ещё два сообщения - одно из них от того, который: "Мне плохо, но я держусь", и предлагал Африку.
- Этого и надо брать, -  деловито сказала Юля, отрываясь от монитора.
- Да что мне с ним делать? - испугалась я.
- Африку смотреть, - внушительно сказала Юля. - И отвечать надо быстрее, а то уведут.

Случай заслуживал внимания, но ехать в Африку?.. С незнакомым человеком?.. Да еще и торопить события?.. Да со мной ли это???
Надо было срочно разобраться в себе, потому что признаки некоторого нетерпения или нервозности  были хорошо ощутимы.
Я решила несколько дней не заходить на сайт.

После ухода Юли расшифровала записанные тайком (на всякий случай...)команды и потренировалась. Сайт подчинялся беспрекословно.

                жжж

Утром перечитала послания. Вспомнила лицо любителя путешествий: глаза такие, будто боль отступила совсем недавно и ещё стоит за спиной. Что там у него произошло? И зачем  ему именно я?
Конечно, причёска меня очень украшала, но он же должен понимать, что я не буду выглядеть так эффектно, изнывая от жары.
И снова вспомнился его взгляд: терпеливый  и какой-то опустошённый, как после долгих слез.

                жжж

- Вы уже ответили своему "африканцу"? - спросила Юля через несколько дней, когда мы встретились с ней на вахте.
- Некогда мне, - буркнула я и заторопилась, снова вспомнив его глаза.
- Диана Дмитриевна! - сокрушенно ахнула Юля, - Вас же совсем нельзя оставлять одну! Как можно медлить в таком важном деле? Уведут же!

Вечером, едва Татьяна Васильевна и Анна Чеславовна вышли на крыльцо, Юля была у меня в кабинете. Минута - и мы уже смотрели на знакомые лица.
- Видите, он еще тут. Я же говорила: вы ему очень понравились. Ждёт.
- Да ну, ерунда!!
- Ждёт! Не сомневайтесь.
- Какой-то он грустный.
- Вам-то что? - удивилась Юля. - Думать надо о том, что мужчина может дать. Этот даёт больше всех, значит, надо присмотреться и найти в нём побольше хорошего.

Я  поразилась: почти ребёнок, а уже умеет подмять обстоятельства под себя!
Интересно, это обычный женский ум или отдельный талант?

Озадачив меня, Юля ушла, пообещав прийти в конце моей смены, а я осталась наедине с фотографиями.
Рассматривая их, я надеялась, что она оставит меня в покое до завтра, но за полчаса до конца смены Юля снова  вошла в кабинет.
- Понятия не имею, что там, - сказала она, садясь к монитору, и тут же обрадованно воскликнула: - О, есть новые! На вас хороший спрос, Дина Дмитриевна!
Проглотив  "комплимент" молча,  спрятала все сообщения в сумку, сказала, что обдумаю текст к завтрашнему дню, и, проводив Юлю, отправилась в обход по этажам.

На третьем этаже кто-то, - разумеется, из самых лучших побуждений, на радость всем соседям, - поставил на пороге комнаты ноутбук, включив  звук на всю мощь. Из колонок на подоконнике  музыка (точнее, то, что приходилось называть этим словом)  накрывала децибелами еще три общежития по соседству.
На этаже - ни одного человека. Все двери, обычно открытые в это время, плотно закрыты. Неужели настолько можно не понимать простых вещей??

Не зная, как это выключить, я беспомощно топталась рядом, гадая, что от этих звуков у меня быстрее разрушается: нервы или кровь?
- Они все там, - кивнул в сторону кухни проходящий мимо Максим Спица.
Шорты, майка и вязаная шапочка - утеплился, значит, бегал к своей девочке в соседнее общежитие. Интересно, личный мусор захватил или, как всегда запихнул под кровать?

В кухне на плите в кастрюльке уже потрескивала гречневая каша, а на сковородке корчились сосиски в толстой  корке.
Ну, и где тут те все?

Выключила плиту и только повернувшись, заметила, что за дверью целуются красавица из Киева третьекурсница Наташа Доля и Цурок Мамед, самый проблемный из первокурсников.
Пришлось постучать ложкой по кастрюльке.
- Там у вас музыка очень громко включена, надо сделать потише. И колонки с окна убрать.
- Зачем? - удивился Мамед. - Пусть люди слушают. Такой записи ни у кого нет.
- Люди от вашей записи в комнаты попрятались и двери позакрывали: спасаются.
- Это они по койкам залегли, кайф ловят, - довольно усмехнулся он.

От возмущения у меня сами собой поднялись плечи. Как можно так заблуждаться? Поскольку слов  не было, пришлось обойтись напоминанием:
- Музыка до двадцати трёх. Сейчас почти половина одиннадцатого, - сказала я и вышла. Дверь за мной закрылась сама собой в сантиметре от моей спины.

На площадке между третьим и четвёртым этажами постояла, посмотрела на спорткомплекс: штанга, тренажеры, спортивные танцы, аква-аэробика, баскетбол - как немое кино на нескольких экранах.
Сбоку реклама супермаркета полнеба раскрасила в синий и сиреневый цвета. Далеко вперед вытянулся проспект - три чистые яркие краски по очереди сменяют друг друга, а между ними две полосы фар -  ослепительная и из красных огоньков.
Хорошо. Хорошо! Хорошо!..

                ж ж ж

Дома села на ковер и разложила вокруг все послания. Прочла сегодняшние и стала перечитывать более ранние.

...Сначала возникло смутное беспокойство, потом подозрение: многие показались странно узнаваемыми. Стала перечитывать, обращая внимание на даты, подписи, обороты...

Экспертиза увлекла настолько, что забыла про сон. Оказалось, что из девятнадцати сообщений одиннадцать были от одного мужчины! Судя по датам, посылал каждый день.
И это был всё тот же любитель путешествий...


                часть 4


Сложила все по порядку и перечитала: налицо были неослабевающий интерес и упорство в достижении цели.
Но почему именно я?..

Этим вопросом я мучилась весь день до самого  вечера, пока не пришла Юля.
- Диана Дмитриевна, ну как?
- Не знаю, - нерешительно сказала я.
- Не надо долго их перебирать, - наставительно сказала мне девушка в два с половиной раза моложе меня. - Всё очень просто: ерунду отбрасываем, остальное - рассматриваем. Из девятнадцати можно кого-нибудь выбрать, и даже не одного.
- Из девяти, - скромно уточнила я.
- А остальные?.. Неужели совсем дрянь?- огорчилась Юля, опускаясь на диван с заметно упавшим настроением.
- От восьми - по одному сообщению, а от одного - одиннадцать, сказала я, глядя ей в глаза.
- Дина Дмитриевна, я балдею, - медленно сказала Юля, но почти сразу взгляд ее стал сосредоточенным:
- Маньяк? - спросила она сочувственно.
- Вроде, нет, - сказала я, опустив глаза.
- Дина Дмитриевна, да что же мы время теряем? Уведут же! - дернулась было Юля, но остановилась:
- Хотя  вообще-то... Если уж так вцепился...
- Угадай, кто? - предложила я.
- Интересный? - снова дернулась девушка. - Ой, нет! Не говорите! Сама попробую догадаться.

Она в одну секунду поставила стул рядом со мной, открыла страницу и стала просматривать фотографии. Дойдя до путешественника, задумалась.
Я искоса посмотрела на нее. Она повернулась и, заметив мой взгляд,ахнула:
- Он??? Обалдеть!!! Дина Дмитриевна, да вы хоть понимаете, сколько женщин вам позавидовали бы???

Судя по лексике, она была очень взволнована, и я помолчала, чтобы дать ей время прийти в себя.
- Дина Дмитриевна, я вас не понимаю: неужели совсем не нравится?
- Что он нашел во мне, кроме внешности?
- Дина Дмитриевна, да вам-то что?? Мужчина предлагает вам стоящий отпуск, причем, стоящий дорого! Ждёт, уговаривает - да о чём тут думать???

От нетерпения она вскочила и снова пересела на диван.
- Дина Дмитриевна,  перестаньте вы заморачиваться на ерунде! Давайте уже скорее отвечать, - торопила меня Юля.
- Вдруг я его разочарую? - сомневалась я. - Или он захочет неизвестно чего?
- Чего он может захотеть, известно всем, - рассудительно сказала Юля. - Это обязательно обсуждается, потому что тоже стоит денег. Ну, а вдруг ему просто душу надо излить или он хочет, чтобы было с кем словом в дороге перекинуться по-русски? Может, он ничего такого уже и не хочет?  Мужчина в вашем возрасте...

Она оценивающе посмотрела на меня и поправилась:
- Хотя кто его знает...
Еще подумала и задумчиво добавила:
-Нет, но ваше поколение в этом смысле...
Потом помолчала, махнула рукой и сказала :
- А, все мужики  одинаковые! От них всего можно ожидать. Да что мы мучаемся-то? Проще же спросить. Ответ, на всякий случай, послать всем. Если что не так, посмеетесь и забудете!
Так мы и сделали: отправили ответ Дэвиду, а подправленный текст - остальным.

И я стала ждать ответа.
Юля была занята и не заходила.
На третий день  почувствовала, что скучаю без знакомых лиц, особенно без одного. А когда увидела, то поняла, что знаю его наизусть и мне не терпится увидеть его в жизни.

В ящике оказалось шесть сообщений, и три из них - от Дэвида.
Написал, что будем путешествовать на машине и он готов обсудить детали; спрашивал, смогу ли оказать первую помощь. Ну и еще кое-что. Так, ерунда.
Комплименты.
Из вежливости, конечно.
Два.
                ж ж ж
               
Дома, перечитав его послания,  позволила себе прислушаться к мыслям и обнаружила, что все они исключительно практического свойства: что брать из одежды? Где взять хороший солнцезащитный крем? Какими должны быть очки и шляпа? И главное: где все это взять в январе?

                ж ж ж

На следующий день был назначен студсовет, и все дела делались с оглядкой на него. Алла Чеславовна и Татьяна Васильевна остались после своей смены.
Вечером, усаживаясь вместе с ними в первом ряду,  подальше отгоняла мысли о своей забурлившей личной жизни.
Председательствовал Олег Шорох - заядлый активист и наша общая правая рука.
Слушали нарушителей.

Член жилищно-бытовой комиссии, староста  с первого этажа, Лена Жукова доложила:
- Перед Новым годом мы пришли проверять санитарное состояние комнаты номер восемьдесят пять. Студентка Тоцкая, не обращая на нас внимания, продолжала говорить по телефону. Когда мы сделали ей замечание, она ответила, что не приглашала нас и  что мы мешаем ей говорить.
Пусть объяснит, почему так неуважительно вела себя по отношению к старостам.

"Тоцкая, переселенка," -  вспомнила я. Летом первое общежитие закрыли на капитальный ремонт и оттуда к нам перешли девяносто шесть человек. С дисциплиной у них там было посвободней, и они до сих пор не всегда находят общий язык с нашими.

У стены на другом конце нашего ряда встала хрупкая блондинка в голубой маечке с немыслимой красоты голубыми глазами и водопадом золотистых волос почти до пояса - прекрасная, как богиня - и нежным голосом твёрдо сказала:
-  Я говорила с мамой, и я это объяснила.

Олег - увы, не красавец, но человек с железной волей, внушающий уважение даже своим молчанием - тщательно подбирая слова и в самом мягком тоне сказал ей, что в нашем общежитии к старостам принято относиться с уважением.
- Я была достаточно корректна, - спокойно ответила девушка тем же нежным голосом. - Но я и в том общежитии никому не позволяла мне мешать. Если постучали, надо подождать, пока пригласят войти.

По залу гуляло немое удивление. Оно переглядывалось, высоко поднимая плечи старост, потому что  не находило слов.
Кто-то с недоумением спросил:
- И как долго должны были стоять под дверью пять постучавшихся старост?
- Пока их не пригласят, - последовал спокойный ответ.
- После того, как вы закончите разговаривать с мамой? - спросили из зала с легким сарказмом. 
- Разумеется, - последовал спокойный ответ.

Больше вопросов  не было;  ей предложили подождать в коридоре, и она вышла.
- Ну, что, выговор? - бодро предложила Татьяна Васильевна.
- Вы что, Татьяна Васильевна- обрушились на неё не только из зала, но и из президиума. Даже Лена Жукова смотрела с неодобрением.
- Её же на "незаселение" поставят! А где её мама возьмет денег на съёмную квартиру? Она их с сестрой одна растит!

- Да вы что, не видите, что это за характер? -  возмутилась Татьяна Васильевна.
- А что? Нормальный характер, нам нравится, - сказал из угла зала Денис Марейко, друг Олега Шороха.
- Хотите, чтобы она и дальше с вами так разговаривала?- поинтересовалась Татьяна Васильевна.
- А вы хотите, чтобы она универ бросила и уехала в свой городишко, где учиться негде и работы нет? - язвительно спросил Денис.

Мы втроем обернулись к нему. Все старосты в зале смотрели на нас так, что было ясно: свою овцу - пусть и заблудшую - они из стада не отдадут никому!
- Что ж, решать, конечно, вам, - с нажимом сказала Татьяна Васильевна, - но тогда больше мы на студсовете обсуждать поведение студентки Тоцкой не будем. Воспитывайте сами и не жалуйтесь.
- Вот спасибо, - засмеялся Денис. - Голосуем!
За "замечание" проголосовали все, некоторые  двумя руками, так что "выговор" даже не ставили на голосование.

Наш председатель студсовета, которого с двух сторон весело толкали ногами, заметно обмяк лицом и телом.
И три пары ног под столом, и его облегченный выдох сквозь сжатые губы были видны всему залу, и все старосты рассмеялись так весело, будто вытащили своего председателя из проруби.

- Единогласно, - сказал Олег, не поднимая глаз.
Сидевшая с краю Наташа Петренко открыла дверь и сказала в коридор:
- Тоцкая! Замечание. Следующий!
Никто не отозвался, и она, чуть помедлив, сказала:
- Ну, кто-нибудь, заходите. Чего бояться, не понимаю?



                часть 5


Задевая плечами дверной косяк, вошли двое.
- Снитко и Барабанцев, расскажите, за что вас пригласили на студсовет, - предложил Олег.
Оба молчали и смотрели в пол.
- Говорите же, ну! Кто из вас смелее, - подбадривая, поторопила их Татьяна Васильевна.
- Мы девчонок ждали, а они не пришли, - сконфуженно пробубнил крепыш Снитко, еще ниже опустив кудрявую голову.
- Они не пришли, - с тоской подтвердил худющий Барабанцев.

В зале оживленно заулыбались, задвигались, но нарушители  молчали.
- Не тяните, - ободряюще попросили из зала. - Ну не пришли они, и что?

Снитко и Барабанцев украдкой переглянулись и снова уставились в пол.

- В чем, конкретно, нарушение? - спросила из середины зала Вика Соловейко - строгая и жутко принципиальная староста со второго этажа.
- Они не пришли, и мы захотели пива выпить, - почти шепотом признался Снитко.

В зале воцарилась тишина. Татьяна Васильевна и Анна Чеславовна переглянулись, как при замедленной съёмке.

- И кто же это угощает вас пивом ночью? - в полной тишине очень ласково спросила все та же Вика.
- У нас в карманах были банки, - признался Снитко, и зал, превратившийся в одно общее ухо, облегченно выдохнул: подпольной торговой точки с ночной продажей алкоголя в общежитии не было.

Татьяна Васильевна, обретя дар речи, взвилась, как ракета:
- Дети! Повесим приказ, чтобы вахтеры проверяли карманы у тех, кто поздно возвращается! Правда, Анна Чеславовна?
- Сегодня же, - кивнула Анна Чеславовна, приходя в себя. - Но что там у вас было дальше? Продолжайте.
- Ну мы выпили всё пиво, - снова вздохнул Снитко и умолк.
- Давайте ближе к делу, - попросила Анна Чеславовна. - Ночная дежурная в докладной написала, что имел место пьяный дебош с дракой и нецензурной бранью.

Снитко поежился, а Барабанцев тоскливо повторил:
- Они не пришли...
- Сочувствую, - строго глянув на него, сказала Анна Чеславовна, - но не понимаю: как их отсутствие могло перерасти в драку?
- Мы их пиво тоже выпили, - признался Снитко, не поднимая головы.
- Теряю терпение, - сказала Анна Чеславовна. - Татьяна Васильевна, попробуйте вы.
- Говорите быстрее! Выдели, сколько людей в коридоре? - затормошила их Татьяна Васильевна. - Ну, выпили вы всё пиво, и что дальше-то произошло? Говори, Снитко.
- Димос из сто третьей в кухню хотел пройти...
- А почему нет Машкевича? - встрепенулась Татьяна Васильевна.
- У него нет никаких претензий, - быстро вставил Олег.
- Ой ли? - усомнилась Татьяна Васильевна, но Анна Чеславовна снисходительно шевельнула бровью, и она продолжила:
- Ладно... Так  что там у вас произошло дальше?

Казалось, что этот вопрос задали сразу все. Беседа все больше захватывала, и тишина в зале стояла самая заинтересованная.

- Давайте я, - сказал Олег. - Они поставили банки от пива и стали считать их с двух сторон, чтобы проверить: сойдется количество или нет. А Машкевич вышел на кухню, чтобы сварить кофе - у него досрочник -  и нечаянно сбил пару штук. Ну и... Они его ... словами.
Потом они  решили, что Метельская и Лойко тоже пойдут варить кофе, потому что они обе с Машкевичем в одной группе. Они опять поставили банки и стали  ждать. Машкевич, когда  шел обратно,  опять нечаянно сбил  их банку. Тут они на него и набросились.

- Так  было? - спросила Татьяна Васильевна.
- Он еще сказал нам: "Идите спать, а то я позову оперотряд".
- И из-за этого вы устроили драку?

Снитко и Барабанцев молчали, опустив головы и переминаясь с ноги на ногу. На них было жалко смотреть.
- А почему вы пили пиво на полу? - спросила Татьяна Васильевна. Похоже было, что она в затруднении.
- Нет, мы не на полу, мы кресла из холла принесли.
- Почему вы решили, что девушки будут пить с вами пиво ночью в коридоре?
- Мы их  днем к себе приглашали, а они сказали: "Нам некогда, мы учим". Вот мы и решили их подкараулить. А банки вместо будильника. - закончил, наконец,  Снитко.
Барабанцев, по-прежнему молчал.

Сквозь  смех посыпались вопросы, советы  и шутки старост.
Мы едва успевали вставлять воспитательные реплики. Самой находчивой и бдительной оказалась Татьяна Васильевна.
- Что добавляли к пиву?
Зал снова внимательно притих.
- Да мы и так... с дня рождения, - застеснялся Снитко.
- Пьяные - в общежитие?.. - снова взвилась Татьяна Васильевна. - Анна Чеславовна, я не понимаю, за что мы вахтерам премию выписываем, если каждый пьяный среди ночи может вломиться в общежитие?!

- А куда еще пьяному студенту податься?
В девичьем голосе из зала звенел вызов.
Я узнала голос Ани Пашута. Она не была старостой, но пробралась в зал, потому что над Снитко у неё было что-то вроде негласного шефства: она его подкармливала, когда он сидел без денег; переснимала конспекты у одногруппников, когда он не успевал ходить на лекции, следила, чтобы учил, когда было время. Ее отношение к Снитко было очевидным для всех, кроме него самого.

- Куда угодно! - отчеканила Татьяна Васильевна, не оборачиваясь. - И уж если повезло, и пробрался в общежитие, то залёг под одеяло и дыши носом!
А ты, Аня из тридцать седьмой, зайди ко мне после студсовета, я тебе кое-что объясню.

- Искали приключений и нашли, - резюмировала Ання Чеславовна. - Предлагаю выговор.
- Незаселение!.. - сдавленно, сквозь ладонь прозвучал полный отчаяния Анин голос.

- Снитко, Барабанцев! Вы-то что молчите? О вас говорят, - нервничая от вынужденной суровости, сказала Анна Чеславовна. - Ну, а что еще посоветуете нам с вами делать?
- Что хотите, только из общаги не выгоняйте! - сказал Снитко, глядя на Анну Чеславовну.
- Дайте ему замечание и штрафные отработки! - снова выкрикнула Аня.
- Дадим столько, что не обрадуется! -  сказала Татьяна Васильевна.

Зал засмеялся: работал Снитко по первой просьбе и часов отработки даже не считал.
- Он же и так на общагу пашет, как папа Карло, - напомнил Олег. - У него  отработок на год вперед.

- Его вообще можно простить! - снова не утерпела Аня. - Он же что угодно для общежития сделает!
- Пашута, угомонись, а то выведут, - не поворачивая головы, сказала Татьяна Васильевна.
- Голосуем? - быстро предложил Олег.

Снитко и Барабанцев вышли из зала.
Проголосовали сразу за обоих: "Единогласно", - за замечание и без всяких штрафных отработок.
Наташа Петренко объявила об этом в открытую дверь.

Сзади послышался шум.
Мы переждали, пока Аня, спотыкаясь о чужие ноги, пробралась к выходу и выскочила в коридор.
- Ну вот какие из вас судьи? Какие воспитатели? - сокрушенно покачала головой Татьяна Васильевна.

Дверь открылась, и  в ней показалась голова Барабанцева. Глядя на нас, он сказал:
- Вы... Я...
Потом посмотрел на зал и закончил:
- Люди, спасибо...
И закрыл дверь.

- Никакие! - по инерции закончила Татьяна Васильевна.
- А мы не судьи, мы - экономисты, - сказала наша строгая красавица Вика, рассматривая свои длинные ногти с серебристым узором по синему фону.
- Рабский труд унижает работника и развращает работодателя и потому непроизводителен.

Зал с воодушевлением захлопал в знак солидарности.
Наташа Петренко спросила:
- Звать?
Анна Чеславовна покачала головой.

Оживление в зале было, как  на импровизированном вечере отдыха. Разговор надо было срочно переводить в серьёзное русло.
Анна Чеславовна встала и, выбрав из стопки  две докладных, сказала неподкупным голосом:
- О чайниках. Устала объяснять, что проводка в нашем общежитии, как и я, предпенсионного возраста. Два чайника, включенные в соседних комнатах, дают такой скачок в напряжении, от которого загораются розетки.
И все равно: в этом месяце мной и оперотрядом изъяты два чайника. А если бы я зашла с пожарником?

- Анна Чеславовна! А пусть Татьяна Васильевна по громкой связи объявляет: "Дети! Иду проверять наличие электроприборов по факту!" Увидите: не будет ни одного нарушения.
Да, Денис Марейко явно был в ударе. Смех старост заметно вдохновлял его.
   
Анна Чеславовна переждала смех и сказала:
- Об этом вы поговорите с нарушителями сами.

Она положила докладные на стол, достала ещё одну и сказала, сурово глядя в зал:
- Еще один вопиющий факт: в комнате триста пять живет кот.
- Один или с мышами? - поинтересовался Денис Марейко невинным голосом.
И снова хохот.

Мы все трое уже поняли, что ситуация вышла из-под контроля. Как это мы такой божий дар просмотрели? Надо что-то делать, а то до конца года не выживем,- решили мы,  переглянувшись.
Вызывать провинившихся было совершенно невозможно. Надо было срочно отступать, не уронив авторитет, и Анна Чеславовна продолжала, строго глядя в зал:
- Запрещено держать в общежитии котов, собак и других животных.
- А тараканов? В коробочке?

Денис...

Мы опять переглянулись: последний день Дениса в старостате. Завтра же сдадим  его КВНщикам, там он будет на своём месте.

Студенты веселились, и удержу на них не было. Десять часов вечера - их силы, слегка подорванные учёбой, восстановлены обедом, отдыхом и ужином, и потому их готовность повеселиться намного превышают наше желание воспитывать, особенно у Татьяны Васильевны и Анны Чеславовны, которые дорабатывают вторую смену подряд.

Анна Чеславовна молча передала Олегу остальные докладные и сказала, что к утру на вахте должен быть протокол с решением по каждой докладной, и мы вышли из зала.




                часть 6

Проводив их до вахты, я пошла по этажам.  На втором заглянула к Юле. Она была одна и встретила меня с радостью, но быстро поняла, что мне не до черничного варенья ее мамы.
- Устали?
Я пожала плечами.
- Что-то слишком бурный совет  выдался.
- Да ну их! - поспешила утешить Юля, - Забудьте поскорей. Лучше давайте почту посмотрим. Девчонки на концерт ушли, раньше двенадцати не вернутся.

Мы прочли новые сообщения и стали пересматривать фотографии.
Будто впервые мне открылось лицо Дэвида: я ничего не видела, кроме его глаз, в которых застыла спокойная горечь. С таким лицом и - такое предложение?.. Как-то странно.

Сама я уже почти спокойно относилась к тому, что могу поехать в Африку, оплачивая путешествие лишь присутствием и душевным участием.
Будто услышав мои мысли, Юля сказала:
- Лучше вряд ли найдёте. И складывается всё удачно. Если бы он приехал сам к вам - это был бы ужас и ничего не получилось бы.
- Почему?..
- Потому! Только представьте: берёте за свой счет, и сразу: магазины, плита, уборка... А его ещё и развлекать надо.  И при этом надо  и выглядеть не лишь бы как. Это ж такой напряг, что вам никто на позавидует. А так - оба свободны, как птички, вокруг все новое, яркое, интересное и без всяких бытовых проблем. Это же такое везение, что и во сне не может присниться!
Соглашайтесь, тут и думать не о чем. И вам так второй раз не повезет, и ему другую такую не найти.
- Какую? - дёрнулась я.
- Такую... Глаза у вас какие-то... Даже не знаю... Но вы с ним та еще парочка.
- У меня такие же глаза? - поразилась я.
- Нет, нет, я не то имела в виду. Просто... Чтобы по жаре пыль глотать и потом обливаться - где он такую ещё найдет?

- А раньше ты...- растерянно начала я.
- Раньше я это слабо себе представляла, - отрезала Юля. - И не только поэтому. Понравились вы ему. Это же видно. Вон какая красавица.
Юля открыла мою фотографию.

Вот это аргументы! Красавица, пыль глотать, а главное: никакая другая на такое не согласится - всё в  пользу моего безумства!

Но, конечно, я тоже понимала, что второго такого случая судьба мне не пошлет. И все же  гораздо важнее, что  уже понимала:  хочу увидеть этого Дэвида, и противиться своему желанию  больше не хотела.

Мы написали, что путешествие  я нахожу интересным,  крови не боюсь, и первую помощь оказать смогу. Спросила, чем вызван интерес  ко мне.

Пока говорили и рассматривали фотографии, пришёл ответ, уклончивый до смешного: ему нужна была именно такая русскоязычная спутница, как я.
Опять "такая"! Да какая же я, в конце-то концов?..

                жжж

Опуская подробности, от которых болели голова и ноги, скажу, что через несколько недель я встретилась со своим работодателем, как сказали бы мои студенты. Да, да, именно так: я приехала, чтобы работать у Дэвида. В мои обязанности входило: всегда быть рядом, чтобы при необходимости оказать первую помощь; организовывать питание и поддерживать запас питьевой воды. За это мне полагалось довольно приличное еженедельное вознаграждение. Это была работа, и моя самооценка поднялась до нормы.

В аэропорту я узнала его по глазам, хотя в них, вместо печали были нетерпения и любопытство. По его взгляду я поняла, что выгляжу не совсем так, как в зеркале парикмахерской в девять часов утра.
- Плохо переносите самолет? - сочувственно спросил Дэвид.
- Ночью не могла уснуть.
- Не страшно, - обрадовался Дэвид. - Сейчас пообедаете и можете сразу лечь спать. К утру будете в полном порядке.

Как я и представляла, он был немного ниже меня ростом, худощавый и подвижный, как подросток. Облик, манеры и русский, который у него явно был не только первым, но и родным, выдавали в нем нашего.
- Где вы раньше жили? - спросила я, когда мы сидели в такси.
- Родился и вырос в Полтаве, учился в Киеве, инженерил в Днепропетровске.

Все ясно. Только почему Дэвид?

Переливы аккордеона по радио и картины за окном не давали забыть, что я в чужой стране.  Рядом сидел незнакомый мужчина, но я почти не удивлялась  своему душевному покою: за молчанием Дэвида чувствовалось, что все его мысли - обо мне. Такого со мной еще никогда не было.

                жжж

Двухэтажный отель стоял на краю города. Он был построен в стиле пятидесятых годов, но внутри был уютным и неожиданно комфортным.  Служащая проводила меня в номер и спросила, где я буду обедать; позвонила по телефону и через пять минут у меня в номере был обед.

А потом я зашла в ванную. В бледно-голубой комнате одна стена была полностью зеркальной, и я отразилась в ней во всей своей дорожной помятости.

Странно, но  с испорченной прической я выглядела не так уж и плохо. Хотя все равно обидно: столько стараний к желанию быть красивой и такой плачевный результат!

Я еще не знала тогда, что быть красивой - мало, надо еще уметь сохранять в себе ощущение собственной красоты. Но подсознательно я уже была готова к этому выводу, и, наверное, потому спокойно разглядывала себя в зеркале.
Впервые обратила внимание на то, что глаза и волосы у меня одного цвета. Оказывается, это красиво.

Свет в ванной шел по периметру потолка из тонкой трубочки и заливал комнату ровным спокойным светом. Вокруг не было ни звука. Мое тело в зеркале было очерчено  тонким светящим контуром. Я подумала, что теперь моей главной заботой на какое-то время будет забота о себе, и с удивлением почувствовала, что мне это будет нетрудно.

               
Проснулась рано и сразу вспомнила, что через несколько часов  буду лететь в Африку.
Приводила себя в порядок непривычно долго, зато, когда спустилась, встретила такой взгляд Дэвида, от которого не смогла сдержать улыбку.

               
В самолете наши места оказались через проход, и мое - на один ряд впереди. Не хотел давит присутствием в первое время. Удивительный для мужчины такт.
Перелет - даже после хорошего сна - я перенесла плохо, и на раскаленных плитах аэродрома меня покачивало: переход в жару из кондиционированного салона оказался слишком резким. Все мысли были о гостинице и ванне с прохладной водой.
Юля говорила, что я буду Африку смотреть, а тут я почувствовала, что мне надо срочно научиться её выдерживать.

В гостинице Дэвид не ушёл, пока не убедился, что у меня есть всё необходимое.
Я приняла всё, как должное и только слегка удивилась сама себе.



               
                7 часть

Утром за завтраком Дэвид сказал, что путешествие задумано как иллюстрация к школьному учебнику географии, чтобы эффект узнавания подогревал интерес.

После завтрака хозяин  отельчика помог загрузить в багажник взятой Дэвидом напрокат машины наши вещи и бутылки  с питьевой водой, и мы отправились "смотреть Африку".

В относительной прохладе раннего утра я чувствовала себя неплохо, а  с Дэвидом мы общались уже свободно.
- Мое первое путешествие после родителей, - сказала я, оглянувшись на гостиницу: у крылечка стоял хозяин и дружески  махал нам вслед.
- Да? И где путешествовали? - поинтересовался Дэвид, выворачивая руль и оглядываясь назад.
- По туристским маршрутам: горы, тропы,реки, пороги...

Память услужливо вытащила воспоминание, которое долгие годы было моим страшным сном: мы с мамой стоим на берегу и смотрим, как вода крутит и уносит от нас папу и чужой надувной плот, ударяя их о камни.
Папиного друга, которого он бросился спасать, мы так и не увидели.

- Значит, вы - бывалая путешественница? - заинтересовался Дэвид.
- Не очень. Папа утонул, когда мне было девять лет. Мама умерла от пневмонии через три года. В промежутке я выходила из дому только в школу, да изредка за хлебом.

Много лет  я старалась не вспоминать об этом, а теперь от вопроса Дэвида всё отчётливо встало перед глазами.

- А потом? - осторожно спросил Дэвид, глядя на дорогу.

- Потом меня забрала бабушка и тоже не отпускала от  себя ни на шаг. Я даже ни  разу не была в загородном лагере.
- Её можно понять, - мягко сказал Дэвид, - она  вас любила и боялась за вас.

С тех пор, как я стала жить у бабушки, мне казалось, что она умела любить только маму. Она все время плакала или думала о чем-то, занимаясь домашними делами, и, казалось, даже лаская мимоходом меня или тетю, - младшую мамину сестру - не замечает нас.

- Она всех нас любила и за всех боялась, - согласилась я.
- С мужем разошлись?
- Мужа не было.

Он бросил на меня короткий недоумевающий взгляд, и я с удивлением впервые в жизни осознала причину своего одиночества.

После смерти родителей я так и не смогла привыкнуть к слишком монотонной, на мой взгляд, жизни у бабушки. Но как вырваться из неё, я не знала и терпела её, как зубную боль. Я понимала, что та наша жизнь - с походами по горам и лесам, с ночёвками в палатках и под звёздным небом, с ощущением свободы и непреходящей радости от  родительского счастья вокруг себя - закончилась навсегда.
Взрослея, я постепенно приняла это как неизбежность, смирилась и привыкла жить, ощущая только пустоту за спиной, которая исподволь уничтожала во мне вкус к жизни и надежду найти свое счастье.

- Дети взрослые?
- Племянники. Близнецы, по десять лет.
- А свои?
- Они у меня и есть свои: растила с рождения.
- И даже не пытались устроить свою жизнь?
- У меня на руках были бабушка и совсем маленькая племянница, которые без меня пропали бы.
Но кое-что я всё же попыталась сделать: выбрала профессию, как у родителей. Думала, что от этого моя жизнь станет такой же яркой и наполненной, как у них. Увы... Довольно скоро  поняла, что  совершила ужасную ошибку.
- Кем они были?
- Учителя. Папа преподавал математику, а мама - музыку и пение. А еще она была председателем профкома.

После уроков я шла к тому, у кого уроки заканчивались раньше. Мы обедали в школьной столовой и шли домой. Я и кто-то из родителей одинаково серьёзно готовились к завтрашним урокам и ждали часа, когда соберёмся все вместе.
Я слушала их разговоры и, как равная, вставляла свои замечания.
Мои родители всё делали вместе, даже готовили на кухне. И всё время говорила о школе: о результатах контрольных и олимпиадах у папы, о конкурсах и праздниках у мамы, о планах на отпуск; обсуждали предстоящие  маршруты и вспоминали смешные случаи из прошлых.

Я замолчала, потому что сдавило горло.
- Хорошее детство, - задумчиво сказал Дэвид.
- Да. Только быстро кончилось

До сих пор я ещё никому не рассказывала о своих родителях, даже бабушке, а тут почему-то не могла остановиться.

- После папиной гибели в нашей жизни все обрушилось. Мама ходила по квартире, кутаясь в теплую кофту, даже летом. Совсем перестала краситься. Она была похожа на сломанный цветок в вазе, который тихо умирает среди других цветов. И помочь ей не мог никто, даже мы с бабушкой.

Бабушка приходила к нам раз в неделю посмотреть, как мы живём. Она всегда смотрела на меня с тихой жалостью и шёпотом ругала маму. После её ухода мама плакала, отвернувшись к стене. Обессилев, засыпала. Чтобы она спала до утра, я накрывала её, стараясь не смотреть на распухшее от слёз лицо.

Я перестала радоваться бабушке и изо всех сил старалась, чтобы к её приходу в квартире был порядок.

- Тяжело вам пришлось, - посочувствовал Дэвид. - Неужели не было никакой отдушины?
- Я её не видела.
- А позже? У бабушки?
- Когда я к ней переехала, тётя  была молоденькой девушкой, и ей было не до меня. Я всё время была рядом с бабушкой, а бабушка со своим горем.

Дэвид молча глянул на меня, а я продолжала, не имея сил остановиться:

- Потом всё стало ещ1 хуже. Я ничего не понимала, но чувствовала, что никому не нужна.
Скоро у тети родилась  Лара, и всё опять переменилось. Мне было четырнадцать лет, а Лара была, как живая кукла. Она всегда так радовалась, когда я к ней подходила, что скоро я поняла: я - единственная, кому она нужна, и что без моей любви ей не выжить. Для меня не было никого и ничего дороже её. Даже уроки я учила рядом с её кроваткой.
Через полтора года тётя вышла замуж и уехала на Север, оставив нам Лару.

Когда умерла бабушка, я уже работала. Оформила опекунство и стала сама растить Лару.
Потом Лара закончила институт, вышла замуж, родила Гошу с Гришей, а я стала ей помогать.
Вот и вся моя жизнь.
- И никогда не хотелось ничего своего?
Дэвид сосредоточенно смотрел на пустую дорогу, но, казалось, что в мою жизнь.

- Нет. Мне кажется, что шок от папиной гибели оказался слишком сильным. Он меня раздавил.
- Но ведь в семье бабушки вас не притесняли?
- Нет. Я сама всегда старалась быть как можно незаметней, чтобы никому не мешать. Хотя всем и так было не до меня. Это началось ещё с тех пор, когда мы жили с мамой. Маме всё было безразлично, а я не хотела, чтобы бабушка ругала её за беспорядок. Ещё тогда я привыкла всё делать быстро и незаметно.
- Бабушка не догадывалась?
- Она, видимо, это поняла. Однажды я видела, как она стояла перед мамой на коленях, плакала и просила о чём-то. Нет, не могу об этом...
- Не надо. У бабушки вам стало немного легче?
- Нет. После маминых похорон все были очень подавлены. У бабушки это так и не прошло.
- Но когда вы пошли на работу, искали что-нибудь для себя?
- Было не до того. Я ещё в первый месяц работы поняла, что эта работа не даст мне такого счастья, как моим родителям.

Вспоминала благоговейную тишину на уроках у папы и не знала, как реагировать на бездумное отношение к учёбе и равнодушие к плохим оценкам.
Во мне не было азарта и вдохновения, как у папы накануне министерской контрольной или у мамы перед городским смотром. От меня не ждали призовых мест на олимпиадах. Даже когда надо было просто проверять тетради, я с трудом загоняла себя за стол. А ставить двойки я боялась больше, чем мои ученики получать. Это было ужасно!..

- Как вы это терпели?
- Дома меня ждали бабушка и Лера. Это и была моя отдушина. Когда умерла бабушка, я долго не могла прийти в себя.
- Это немыслимо, - сквозь зубы сказал Дэвид. - Вы только отдавали и терпели. Надо же было хоть что-то  делать  для себя.
- Что, например?
- Мало ли... Говорят, некоторым помогает шоппинг.

Я усмехнулась: неужели от такой утраты можно заслониться новым платьем? Судя по фотографии в интернете, его жизнь тоже не так уж лучезарна. Неужели он пытался заглушить свою боль посещением сауны с другом?.

- Простите, - сказал он, - но что-то надо было делать. У вас была очень сильная депрессия. Это опасно, с этим надо было как-то бороться.
- Наверное. Но некогда было задумываться: у меня на руках была Лара,   все мысли были о ней и, казалось, что со мной всё было в порядке.

Потом, когда родились мальчишки, тем более,  стало не до себя. Ну, а потом, когда все утряслось, вдруг оказалось, что мне  уже пятьдесят.
- И вы решили, что пора совершить что-то из ряда вон?
- Да. Ушла из школы и устроилась воспитателем в общежитие.
- Стало легче?
- Немного свободнее. Но скоро поняла, что и там я, как белка в колесе.
- На знакомство решились легко?
- Случайно получилось.

И я рассказала ему о Юле.
 

                часть 8


Дэвид молча вел машину, а я подумала, что ему - со стороны - моя жизнь, наверное, кажется ещё более унылой, чем мне.

Мы ехали по иссохшей дороге. Вокруг - ни травинки, ни кустика, только песок и камни и, вдобавок, невыносимая жара. Знала бы Юля,   н а с к о л ь к о  слабо она себе это представляла!..

Я вдруг подумала: а хотела бы я оказаться дома? Поливать цветы, играть с племянниками или готовить обед? Да в том-то и дело, что нет. Даже просто лежать в тенёчке - нет, нет и нет!
После неожиданной исповеди мне было  непривычно легко. Будто какой-то нарыв прорвало, и все, что болело,  уже заживает.
И никакие сомнения меня больше не мучили.

Солнце поднималось все выше. Жара донимала нас обоих. Не понимаю, зачем человеку нужно такое изнурительное путешествие? 

Внезапно Дэвид резко затормозил и откинулся на спинку, безвольно уронив руки. Голова слабо повернулась ко мне, глаза были полузакрыты. Он был в сознании, но совершенно беспомощен. Меня охватил ужас: машину водить  не умею, куда ехать - не знаю, а вокруг - ни души,  помощи ждать неоткуда - что делать?..
Ему нужна помощь... Помощь... Помощь?!. Да ведь помощь - это же то, для чего я здесь!

Придерживая Дэвида за плечо,  дотянулась до бутылки с водой на заднем сиденье. Открыла и поднесла ко рту, но он только слабо шевельнул губой, и вода полилась ему на грудь. Пришлось набрать воды в рот и брызнуть в лицо. У него только дрогнули веки. В отчаянии, но не теряя надежды, стала лить воду на голову, совсем забыв о том, что её надо экономить, а когда она закончилась, стала легонько шлепать его по щекам.

Наконец, он приподнял веки.
- Диана, прекратите, я давно уже жив, - сказал он слабым голосом.
- А глаза почему не открывали?
- Наблюдал.

Нет... Ну... Спасаешь, спасаешь... А он?.. Шутит!..

Я расплакалась, совершенно неожиданно для себя. Сначала беззвучно, наклонившись к коленям; потом, чувствуя, что не могу удержаться от всхлипов, отвернулась к окну. Я всегда была сдержанной в проявлении эмоций, но тут никак не могла с собой справиться.

- Диана, вы на рабочем месте, и мне ещё нужна ваша помощь.

Отданный слабым голосом, это был приказ, от которого я сразу пришла в себя и смогла  отметить: еще настолько слаб, что не может держать голову, но ситуацией владеет.
- Что вы ищете?
- Аптечку.
- Не надо.
Судя по категоричности, можно верить. Значит, надо подождать, пока вернутся силы.

Я не сводила с него глаз. Через некоторое время он зашевелился и посмотрел на меня почти спокойно.
- Очень испугались?

Я судорожно всхлипнула.

- Диана! - предостерегающе сказал Дэвид.

Лицо у меня ещё подёргивалось, но слёзы от его голоса куда-то исчезли.

Наверное, у меня был перепуганный вид, потому что он сказал уже не так  строго:
- Я не брал носовых платков. Чем мы будем вытирать ваши слезы?

Я промолчала: опять шуточки!
- Вам надо умыться, - сказал Дэвид всё еще слабым голосом. - Символически смойте с себя всё плохое, чтобы осталось только хорошее.

Я достала с заднего сиденья еще одну бутылку и хотела выйти, но он остановил меня:
- Лейте на пол. Лишняя влага нам не повредит.
- Я могу набрызгать на вас.
- Да я уж и так, по вашей милости, сижу, как младенец в тазике.

Он слабо улыбнулся. Откуда только силы у человека?

А он, будто услышал меня: забрал бутылку и осторожно наклонил ее. Я несколько раз плеснула себе в лицо тёплой водой. Она высохла на коже и сарафане почти мгновенно.

Дэвид смотре на меня, будто издалека, а мне под его взглядом было так спокойно, что было даже безразлично, как я выгляжу после умывания.

- Кажется, судьба дала мне знак, чтобы я не торопился.
- Куда?
- К главной цели моего путешествия: к оазису. Это два дня пути, если ехать по двенадцать часов. Но, похоже,  надо  эту встречу отодвинуть.

Впереди показалась машина, за которой по пятам неслось  облако пыли. Возле нас машина остановилась. В ней сидели мужчина и женщина в одинаковых цветных панамах. Мужчина о чем-то спросил по-французски. Дэвид ответил по-английски. Женщина перевела, мужчина кивнул. Потом Дэвид спросил, далеко ли до отеля, женщина ответила. Они улыбнулись нам, помахали и поехали, а мы остались сидеть, окутанные пылью.

- Все довольно удачно, - сказал Дэвид. - До отеля час езды, надо только немного свернуть в сторону.
Я заставила его попить, и мы поехали.

                ж ж ж

Ступив на тёплые светлые плитки, я ощутила настоящее блаженство от  того, что нахожусь не только в тени, но и под крышей.
В моем номере была лишь самая необходимая мебель и короткие занавески на двух окнах. Непривычный минимализм странным образом успокаивал: после ванны и обеда я и не заметила, как уснула на широкой кровати.
А проснувшись, не спешила вставать, оправдывая себя тем, что в жарких странах сиеста - обычное дело.

Вспоминая разговор с Дэвидом, ощутила непривычный душевный покой и сладко потянулась. Телу было легко, будто оно сбросило  долго и туго стягивавшие ремни.
Вечер и весь следующий день мы решили  провести в этой гостинице: адаптация оказалась  серьезной проблемой для нас обоих.

В блаженном безделье попыталась вспомнить подходящую сказку, но ничего на приходило на ум: нет и не может быть  сказки о принцессе, которая путешествовала бы с незнакомым принцем.

Зато опять вспомнился король Дроздовик, и я с удивлением обнаружила, что не испытываю к нему прежней неприязни, и что Дэвид чем-то напоминает мне его. Возможно, несвойственная его возрасту  стройность создавала впечатление некоторой хрупкости, присущей сказочному королю из сна.

Но его поведение после обморока выявило такую несгибаемую волю, что  не получалось  думать о нём без восхищения.
Попробовала представить его в костюме короля из сна и поняла, что не хочу смешивать эти два образа и что король из сна мне уже совершенно безразличен.

Ужинала  у себя, а утром за завтраком Дэвид сказал, что  дальше мы будем путешествовать не торопясь и, для большего удовольствия,  перелетим в Уганду. Слова "южнее" и "через весь Судан", мягко говоря, не обрадовали меня: Африка - она и в Уганде - Африка, чему тут радоваться? Но Дэвид с таким восторгом говорил о климате, который там почему-то помягче; о реках, которые там почему-то не высыхают, что я захотела в это поверить.

 Больше всего он мечтал увидеть оазис: колодец, хижина, верблюд и несколько пальм, а вокруг - пустыня. Но интересовало его все: флора и фауна, архитектура и этнография, кухня и одежда... 

Когда я сказала, что на это надо много времени, он спокойно ответил:
- А куда нам торопиться? Будем ездить, пока будет интересно.

Свою растерянность мне с трудом удалось скрыть: каждый день, наполненный впечатлениями был для меня драгоценным. Дни, строго отмеренные Студгородком, я взяла в рамочку, и каждый вечер  пересчитывала их, как Буратино свои золотые монеты. Из двадцати четырех оставались девятнадцать не зачёркнутых. Еще вчера я радовалась, что их так много, а сегодня оказывается, что все только начинается и их может не хватить!

В комнате я не находила себе места от беспокойства, понимая, что не хочу не только считать дни, но и смотреть в календарик; не хочу даже вспоминать о работе, на которую нельзя опаздывать; не хочу, чтобы Дэвид прерывал свое путешествие из-за меня; не хочу, чтобы он продолжал его без меня.

Я не хотела уходить из этой жизни - вот что я поняла!
Пусть в ней трудно телу, но зато впервые в жизни так хорошо на душе.

В мыслях был ужасный сумбур, пока  не вспомнила, что Дэвид не может путешествовать один. Значит, надо сказать ему все при удобном случае, и он сам сделает все, что надо.
И я успокоилась.

                часть 9
               
               
После завтрака хозяин отвез нас на аэродром, и через несколько часов мы оказались в Уганде. С первых минут убедилась, что Дэвид не преувеличивал: климат и природа оказались там, действительно, гораздо приятнее.

Как только  мы устроились в очередном мини-отеле, Дэвид сразу же отправил меня спать, но я, радуясь неожиданному обилию зелени и виду из окна, так приободрилась, что скоро пришла в себя и решила выйти из комнаты.

Наш отельчик стоял на краю большой поляны под громадным раскидистым деревом и напоминал убежище Мальвины в лесу. Еще три дерева накрывали поляну ветвями, оставляя небольшой просвет в центре.

Сидя в густой тени, я смотрела на извилистую дорожку, посыпанную толченым кирпичом. Вокруг не было ни людей, ни звуков, только какие-то птицы изредка  вскрикивали над головой, невидимые в густой зелени кроны.

Из-за угла показалась спина Дэвида. Было похоже, что он с кем-то. Странно, мне показалось, что из шести номеров заняты только наши два. Было любопытно, но не хотелось выходить из  состояния абсолютной безмятежности.

- С кем вы там? - спросила я со скамейки.
- Хотите посмотреть? - спросил он, не оборачиваясь.
Я подошла: зеленая змея узлом обвилась вокруг ветки не уровне глаз. Настоящая!..

А Дэвид улыбается, как дитя. Да, сюрприз... Если он настолько любит животных, то что же потребуется от меня? Хомячок и попугайчик - оба в клетках - вот и весь мой опыт общения с экзотическими животными. Но если он не боится, то и мне незачем. Наверное, она не ядовитая. Страха не было и в помине, только интересе: что дальше?
- Брали когда-нибудь в руки?
- Нет.
- Боитесь?
- Пока не знаю, - пошутила я.

Он взял меня за руку и стал медленно отступать. На третьем шаге он полностью закрыл меня собой.

Змея, будто сожалея, вытянулась в нашу сторону.
- Обещайте, что без меня не будете подходить ни к одному животному.
- Охотно, - с удовольствием  пообещала я, усаживаясь на ту же скамейку.

Не прошло и пяти минут, как Дэвид уже играл с неизвестно откуда взявшейся мартышкой, и та, блестя черными глазками, выглядела довольной и разнежившейся.

Хозяйский щенок некоторое время наблюдал за их возней издали, а потом, смешно болтая длинными ушами, подбежал и стал хватать Дэвида за пятку. Дэвид, не отпуская мартышки, потрепал щенка по спинке и незаметно помог ему стащить тапочек с ноги.
Чрезвычайно довольный, щенок отнес его под куст, улегся в его тени, зажав тапочек лапами, и с веселым простодушием стал смотреть на Дэвида с мартышкой, изредка дергаясь и повизгивая от сопереживания.

Я впервые видела Дэвида таким размягчённо спокойным. Со мной он был внимателен, но сдержан. А тут... Конечно, никто из знакомых не сказал бы про меня, что я - мисс Приветливость, и разморозить меня еще никому не удавалось. Но сейчас, от вида щенка и мартышки, крайне довольных общением с Дэвидом, что-то во мне стало подтаивать.
Совершенно очевидно, что у него ласковые руки. Значит, и характер соответствующий. Тогда почему он один? Какой он с людьми?  А с женщинами?
Тут я почему-то разволновалась. Где женщина, которая должна быть рядом с ним? Как она выглядит? Какой  у нее характер?
Он еще ничего не рассказывал о себе, но я была совершенно уверена, что он  не был женат.

День прошел в непривычном дремотно-сладостном безделье. Мы почти все время были на глазах друг у друга, и мне было так спокойно, будто я уже давным-давно только тем и занимаюсь, что путешествую вместе с Дэвидом в свое удовольствие.

Утром за завтраком Дэвид сказал, что  мы поедем в небольшой частный зоопарк. Эйфория сделала меня легкой, как ветер.
Я не забыла тот его взгляд, которым он окинул меня, когда предлагал от душевной боли лечиться прогулками по магазинам.
Случайно подвернувшийся шнурок помог мне превратить мое длинноватое платье в видимость блузона с юбкой. Широкий однослойный шарф перекочевал на шляпу. Босоножки на шпильке, в которых я приехала, очень подошли, и я не удержалась и  подкрасила губы.

Из зеркала на меня смотрела женщина с заметно заблестевшими глазами, отдаленно напоминавшая меня. Я была поражена: и прически нет, а глаз не отвести. Что это со мной?
 Стараясь скрыть от себя смущающее оживление, подхватила сумки и вышла на крылечко.

Дэвид был уже у машины. Проверил багажник, что-то переложил на заднее сиденье и сел, оставив открытой дверцу. Он совершенно не обратил на меня никакого внимания и стал рассеянно смотреть на крышу отеля. Это было совершенно непонятно, но он меня н е   в и д е л.

От растерянности я сняла шляпу и стала ей  обмахиваться.
Он бросил на меня мимолетный взгляд и отвернулся.
От моего приподнятого настроения не осталось и следа. Снова надела шляпу, взяла сумки и пошла к машине, с каждым шагом теряя настроение.

Только когда я подошла, он выскочил из машины и, забирая сумки, спросил:
- Алиса, что случилось?

Интересно, правда?
При дневном свете смотрит на меня и называет чужим именем. А в глазах изумление и тревожное внимание.
- Не знаю, как ваша Алиса, а я надеялась, что получится сюрприз.
Он усадил меня, проверил дверцу, сел сам.

Мы почему-то не ехали. Дэвид смотрел на меня так, будто я окликнула его, и он раздумывает: идти за мной или продолжить свой путь. Какой-то невысказанный вопрос в его глазах постепенно растаял, и лицо, неуловимо меняясь, снова стало спокойно замкнутым. Наверное, вспомнил свою Алису.

Глядя на фотографию на сайте знакомств, я подумала, что он потерял ее навсегда; помня, как он встречал меня в аэропорту,  решила, что он старается ее забыть. Судя по тому, как он проговорился, она жива,  и это - главное.

Сама не заметила, как повернулась к нему лицом. В его глазах была растерянность и ожидание, которые он не пытался скрыть. Напрасно он так переживает. Эта его Алиса, наверное, давно успокоилась, все обдумала и ждет - не дождется.
Чувствуя острую жалость, погладила пальцами по щеке. Он не шевельнулся, но лицо, как по волшебству, опять стало меняться. А меня охватила грусть: и зачем только люди ссорятся?

Непонятно, как Дэвид видел дорогу на песке. Я не видела ничего, что можно было бы отложить в памяти. Может быть, это было из-за мыслей.

Понятно, что в его любви что-то сломалось. Понятно, что я - это типично мужской способ отвлечься.
Конечно, нельзя  становиться между ними.
Я всё понимаю.
Но как оставаться равнодушной, если за все это время  видела от него только заботу и внимание, и мне с ним так хорошо, что даже жара отошла на второй план. К тому же вижу, что и ему со мной тоже спокойно и приятно.
Наверно, я увлеклась.

Но я же не виновата, что он не может без меня обойтись.
Я  тут не навсегда. Я тут на работе.  Вернется  домой - помирятся.
А я...
В любом случае я не должна ничего разрушить в его новом мире, который он строит, так стоически преодолевая свою боль.

Наконец, впереди показалась стена - это и был зоопарк.
Фонтанчики, канавки, водопадики, вольеры с камнями, стволами и гротами, зелень кустов и деревьев - все это помогало забыть о том, что мы почти в центре Африки. Только жара напоминала.

Мы гуляли по дорожкам. Дэвид подходил к самым клеткам,  я держалась подальше. Звери, рассматривавшие нас с ленивым равнодушием, выглядели высокомерно скучающими.
Я сказала об этом Дэвиду.
- Это потому, что здесь  они - пленники, но помнят, что родились свободными, - сказал он, просовывая руку в клетку к маленьким обезьянкам. - Часто бываете в зоопарке?
- Ни разу.
- Я смотрел карту, - сказал Дэвид, - мы можем сегодня заехать в Национальный парк.
- Это опасно?
- Нет, если не открывать окна. Увидите, какие они там свободные и красивые.

Вообще-то, я бы обошлась. На мой взгляд, ландшафты намного интереснее. Но сопровождение - главная часть моей работы. Ладно.
- Поехали, - сказала я и улыбнулась, увидев, как просветлело его лицо.




                часть 10

У въезда в парк висело объявление на нескольких языках, и Дэвид перевел мне его, хотя и так понятно: хочешь жить - будь осторожен.
Я приготовилась быть внимательной, но уже через несколько минут забыла обо всем: мы увидели настоящих зебр - не одну, не двух, а целый табунчик! Полосочки на них были такие яркие, нарядные - просто загляденье.
У малышей ножки стояли в стороны, будто для устойчивости, а в блестящих черных глазках - спокойная любознательность. Взрослые лошадки тоже выглядели вполне  дружелюбно, но Дэвид все равно не разрешил мне опустить стекла.

- Нравится?
- Да-а-а...

Внезапно весь табунчик сорвался с места. Не успели они скрыться, как машина резко качнулась.
От взгляда в лобовое стекло я задохнулась: лев!..
Без памяти и без дыхания  я смотрела на него, не имея сил оторваться: косматая грива, жесткая щетина усов и темные полоски у глаз - он смотрел на меня  спокойно и внимательно, и я чувствовала себя так, будто меня рассматривает  красивый сильный и очень уверенный в себе мужчина, от которого некуда спрятаться.

Неожиданно лев зевнул. Огромная пасть, страшные желтые клыки с толстыми нитями слюны... Где-то  внутри все оборвалось, и я почти в обмороке откинулась на спинку.

Машина медленно двинулась с места. Лев спрыгнул и потрусил куда-то в сторону.
Все внутри у меня как-то вдруг ослабело, и совершенно неожиданно для себя я заплакала, глубоко всхлипывая.

Дэвид снова остановил машину.
- Диана, успокойтесь. Хотите воды?
Я не могла понять, что со мной. Будто лопнули какие-то скобы, которые держали меня изнутри. Хотелось  глубоко дышать, громко говорить и смеяться... Наконец,  вся эта эмоциональная буря вылилась в слова:
- Какой он красивый! Такой сильный, гордый и... свободный! какой он свободный!..

Я снова и снова повторяла это слово, чувствуя в нем какой-то важный для себя смысл.

- Вы заметили главное, - с улыбкой сказал Дэвид. - Но это только кажется. Парк - это тоже клетка, только большая, и звери этого не знают.

Его слова отрезвили меня, как ведро холодной воды,  но ощущение глубокого дыхания осталось.
Мы медленно ехали, глядя по сторонам. Животные не обращали на нас никакого внимания. Впереди показались антилопы. Миг - и от мелькания множества ног зарябило в глазах. Я отвернулась и увидела, что Дэвид осторожно объезжает бегемота, вполне мирного на вид. От посуровевшего лица Дэвида стало тревожно, но  через минуту он опять повеселел.
- Диана, вы раньше часто плакали?
- Не помню себя плачущей, - ответила я, вспоминая, как совсем недавно горько плакала, слушая песню о ветре перемен. Разве такое забудешь?  Но говорить об этом не хотелось.

Дэвид смотрел на меня с непонятным сочувствием.
- Сейчас на вас приятно смотреть, - сказал он.
- Почему? - спросила я, чувствуя, что радость от его слов пока прячется, но уже где-то близко. Я даже не подумала, как  выгляжу после слез.
- Лев унес ваш страх.
- Страх? Какой?
- Вы боялись жить. Прятались в чужую жизнь,  как в скорлупу, жили, как в клетке. Теперь вы открыли ее. Когда привыкнете жить без нее, станете еще красивее.
Он посмотрел на меня... любуясь, иначе не скажешь, но с каким-то непонятным грустным превосходством и добавил:
- В вас был какой-то зажим. Теперь его нет.

Все так и было. Вспомнился мой айсберг: мне показалось, что от него отваливаются  глыбы, открывая чистый и прозрачный лед. Я подумала, что теперь у меня будет новая сказка - это совершенно очевидно. Кажется, я всегда верила, что она  меня найдет.

Мне нравилось мое состояние, и было приятно, что Дэвид так рад за меня. Впервые в жизни рядом с мужчиной я испытывала спокойную радость .

Вечером, стоя перед зеркалом,   внимательно рассматривала себя и удивлялась новому выражению лица, радуясь и  привыкая к нему.
А потом еще долго не могла уснуть.

                жжж

Ночью проснулась от истошного женского крика где-то рядом. Пока соображала, вошла темнокожая девушка-прислуга, путая английские слова со своим наречием, стала что-то говорить, часто повторяя слово "up". Видя, что я не понимаю, набросила на меня одеяло и по лестнице повела куда-то вверх.

У самого выхода, закинув руки за голову, сидел Дэвид. В темноте было плохо видно, но, когда он повернулся, я заметила на его лице улыбку, которая при нашем появлении тут же исчезла.
- Диана, что случилось??

Ну надо же: и в темноте, и испугался, и - не перепутал!..

Негритянка что-то  сказала  и передала ему край моего одеяла, который она придерживала, а сама пошла вниз, откуда уже поднимались мужчина и женщина. Они, как и я, тоже были в одеялах. Женщина громко и нервно говорила по-итальянски, а мужчина успокаивал ее.
- Не знаю, что случилось. Слышала только крик. По-моему, кричала эта самая женщина.
- Ерунда какая-нибудь. Посидим немного,  когда все утрясется, нас позовут.

В коконе из одеяла было уютно и тепло, и меня клонило в сон.
- Нам скажут, что случилось? - спросила я сквозь дрему, уверенная, что рядом с Дэвидом ничего плохого со мной случиться не может.
- Вроде, кто-то видел змею. Надо подождать, пока все проверят.
- Но здесь ведь безопасно? - на всякий случай уточнила я.
- Абсолютно. Змеи не любят лестниц.

В это верилось. К тому же Дэвид их не боится.
Да и я, кажется, тоже...

Скоро нас, действительно, позвали в какую-то подлестничную коморку. Туда принесли шезлонги с крыши, но поместились только три. Мужчина и женщина сразу заняли два из них.
Хозяин принес стул с одеялом и подушки для всех и с видимым огорчением стал извиняться перед Дэвидом. Но и стул не давал закрыть дверь.
Мужчина стал что-то говорить хозяину, с трудом подбирая слова. Я даже не стала вслушиваться и сказала хозяину, что тоже  отказываюсь от шезлонга. После замены мы закрыли дверь, успокоив тем самым наших соседей по несчастью.

Проснулась, как и заснула, в надежном кольце из рук Дэвида. Тайком вдохнула его запах, пытаясь вспомнить, что к чему.

- Как спалось?
Наверное, по дыханию догадался.
- Спасибо. Как ваша спина?
- Нормально. Может, перейдем на "ты"?
Неожиданно, но логично.
- Переходим, - сказала я, вставая вместе с одеялом.

                ж ж ж

Зайти к себе Дэвид мне не разрешил и отправил завтракать прямо в одеяле, а сам пошел за вещами.
Не умывшись и наспех позавтракав, я  переоделась в том же закуточке под лестницей и вышла на крыльцо, где уже стояли наши сумки. Хотела взять свои, но Дэвид не дал.
- Стой тут и смотри внимательно.

Он отошел на газон, одну за другой вытряхнул сумки прямо на траву и сказал:
- Порядок. Быстренько перебросай вещи, а я проверю машину.
Оглянулся, увидел, что я стою, и добавил:
- Нет никакой змеи. Давай по-быстрому.

Я начала складывать вещи по сумкам, но минуты через две он вернулся и стал по одной бросать вещи как попало в сумки.
- Нам не стоит здесь задерживаться. Сложишь в машине.
Подхватил все сумки сразу и почти бегом направился к машине.
Что это с ним? С чего это он стал бояться змей?

Сложила вещи и заскучала на заднем сиденье. По сторонам - яркие лоскутки  полей, за ними хибарки, кое-где рядом с ними  - женщины в длинных разноцветных платьях и почти голые дети.
Перед глазами затылок Дэвида.
Непривычно и неудобно: ни поговорить, ни переглянуться. Попросить остановиться или подождать, пока сам остановится? А вдруг нескоро? Так и будем ехать молча? В зеркало он видит, что я закончила, но молчит. Лучше подожду. Машина то тряслась, то дергалась, и я старалась сохранять равновесие. Странно, что на переднем сиденья я этого не замечала.

 Неожиданно машина резко остановилась, и я ткнулась лбом в спинку. Потирая лоб, увидела, что Дэвид сидит с закрытыми глазами и безвольно упавшими руками.
Да что ж это такое??
И опять  вокруг - ни души!

Перебралась вперед и взяла в ладони его лицо - бледное и неожиданно прохладное.
Меня затрясло. Жалость и гнев мешали думать. Я уничтожила бы причину его болезни, окажись она рядом. Но ...
Разговор о первой помощи был достаточно серьезный, вот только как и от чего спасать, он так и не сказал.
Что с ним? Как часто это с ним бывает? И чем закончится наше путешествие, если он теряет сознание только за рулем? Почему он не берет водителя, зная о своей болезни? А вдруг он решил умереть подальше от близких?

Мысли вспыхивали, как зарницы, а руки уже открывали бутылку с водой.

От влажной ладони ему не стало легче, и я несколько раз плеснула ему в лицо.
Не сразу, но он зашевелился  и медленно открыл глаза. Я побыстрее поставила бутылку на пол, пока он не начал шутить. А то опять заплачу.

Дэвид повернул голову, и мы молча посмотрели друг на друга. Я старалась не выдать своего страха. Его взгляд все больше теплел, оставаясь беспомощным, но спокойным. А у меня в сердце почему-то становилось все больше пустоты. Тело странно ослабело, а потом перед глазами волнами пошло лобовое стекло.

Очнулась от запаха нашатыря. Дэвид смотрел на меня, ожидая, пока я приду в себя. В руках с заметным усилием держал ампулу и отломанный кончик.
- Выбрось, глаза режет, - сказала я.
- Сейчас, - сказал он, даже не шевельнувшись.
Я поняла, что он боится их уронить.
Своей, пока еще тоже слабой рукой,  забрала у него ампулу и выбросила в окно подальше.

Мы сидели, откинувшись на спинки и, повернув головы друг к другу, и улыбались. Странно, но в эти минуты нашей полной беспомощности я не ощущала ни страха, ни беспокойства.

К нам приближалась повозка.
- Need you  help? - спросил негр-возница, поравнявшись с нами.
 Дэвид качнул головой, и буйвол, мерно мотая головой, прошел мимо.
- Ты уверен, что мы доберемся сами? - спросила я. - Ты - как?
- Неплохо, но надо немного отдохнуть.
- Это и есть та болезнь, которая требует медработника рядом?
- Это не болезнь. Недосыпание и тепловой удар. Я плохо переношу жару.

И всё???

Занятный народ эти мужчины! С таким здоровьем и - в Африку? Ладно, хорошо, что сказал: теперь буду поливать, как грядку с редиской, при каждом удобном случае.
- Попей еще.
- Пока хватит.
- Тогда поспи.

Какие-то насекомые бились в стекла. В закрытой машине было, как в нагретой кухне, но после сегодняшней ночи у нас не было ни малейшего желания ближе знакомиться с африканской фауной.
Я слушала едва уловимое дыхание Дэвида, и мне было так спокойно, как на даче в рабочий день, когда все взрослые в городе, а в домиках спят дети и отдыхают бабушки.

Проснулась от того, что поехали. До маленького отельчика успели доехать до темноты. Низкий дом с низкими, но широкими окнами, в которых плавилось заходящее солнце, казалось, ждал нас, как и хозяин, вышедший на порог встретить нас.

Умываясь, мы поливали друг другу из ведра над выдолбленной из камня ванной. Последние капли я стряхнула в сторону Дэвида.
- Не хочу спать.
- А кто гонит? - спросил он, хотя хозяин уже пригласил нас в дом.

Дэвид сидел на камне, смотрел на меня, и по его лицу было видно, что нет у него никакой Алисы, а есть только Африка, слишком быстро надвигающаяся ночь и - я.
И еще видно было, что он только что это понял. Именно поэтому в глазах у него такая тишина.

Мне знакомо было это состояние. От наших разговоров этот покой уже вошел в мою душу и обосновался там вместо темноты и хаоса, царивших  слишком долго. Ощущение новизны и радости еще не притупились.

Не знаю, чего мне хотелось в эту минуту больше: растущей легкости в нашем общении или еще большей душевной близости, но уйти от него так же легко, как раньше, уже не получалось.
- Дэвид, а почему ты не выбрал женщину помоложе?
- Женщины помоложе растят детей, и им не до Африки.
- А совсем молоденькую?
От этого вопроса он заметно заскучал.
-Не уверен, что нашел бы с ней общий язык. Да и вряд ли ей понравится возиться со мной, если понадобится настоящая помощь.
Настоящая помощь? Возиться? О чем это он?

Я всерьез забеспокоилась: какую помощь он имеет в виду? Почему не скажет прямо?
- Почему ты уверен, что мне это будет приятно? - спросила я, холодея от тоски: неужели самое страшное?
- Уверен, что ты не станешь даже задумываться. Просто сделаешь все, что нужно.
И, возможно, угадав мое состояние добавил, помолчав:
- В аптечке конверт. Вскроешь, если со мной случится что-то совсем неожиданное, или не будешь знать, что делать.

Стараясь не выдать охватившего меня волнения, я кивнула и в замешательстве спросила:
- А почему не с другом?
- У друга бизнес и другой образ жизни.
- Да, - сказала я, - кажется, на мне действительно, свет клином сошелся. Значит, ты искал женщину, от одиночества готовую на все?
- Нет. Женщину, способную посочувствовать и прийти на помощь в трудную минуту.

От этих слов у меня появилась слабая надежда, что опасность ему грозит не смертельная. Странно: я до сих пор не заметила, что он нуждается  хотя бы в сочувствии. Наоборот, рядом с ним я чувствовала себя, как под большим теплым крылом. Конечно, на фотографии видно, что у него что-то произошло, но...
Опять вспомнилась Алиса: почему она не с ним? Почему он сбежал от неё так далеко? Какая она?
И почти сразу возникла резкая неприязнь. Если расстались, значит, так надо. А я, пока с ним, буду радоваться тому, что есть.



               

                часть 11

Утром, кроме радости от нового дня, в душе родилось что-то еще - совершенно новое, неожиданное и очень хорошее. Поскольку о макияже думать не приходилось, мне оставалось только причесаться. Что я и сделала.
- Ты сегодня очень красивая, - сказал  мне Дэвид, когда я подошла к столу.
С чего бы это?
Я ничего не ответила, только улыбнулась.
- Лев пошел тебе не на пользу. Ты хорошеешь с каждым днём.               

Я неуверенно пожала плечом.
- Не понимаю, какая тут связь.
- Ты когда-нибудь чувствовала себя в клетке?
- На шахматной доске жизни? - с недоумением спросила я.
- Нет. У тебя было ощущение, что ты заперта, ключ не у тебя, а тот, кто его взял, отдавать не собирается?
- Так это же тюрьма.
- Нет; ты заперта и это - навсегда.
- Даже представить себе такого не могу. А у тебя было? Из-за чего?

В его коротком взгляде я заметила оттенок печали и замешательство, которым  не могла дать никакого толкования.
Что  это могло значить?  Может, это как-то связано с той печалью, которая так заметна на фотографии в интернете? Из-за  его Алисы?

Опять эта Алиса...

Ну уж нет! Хватит с него печали, а с меня Алисы!
Мой и только мой!
Никому не отдам.

Для начала отвлеку, а потом видно будет.
- Дэвид, если бы ты был очень счастлив, как это проявилось бы?
Он задумался на несколько секунд.
- Заплакал бы, наверное.
Я даже растерялась.
- Почему?
- Мама в детстве запрещала.
Он улыбнулся.
- А ты?
- А я бы запела.
И я тоже засмеялась.

- А ты почему смеёшься? - спросил он, не переставая улыбаться.
- Тоже мама запрещала: у меня слух в папу.
Дэвид засмеялся.
- Спой что-нибудь!
- Ни за что! - сказала я.

Он смеялся, не отрывая глаз от дороги, и не было в его лице ни печалинки и ни грустиночки, а только радость и озорство.
Он был похож на первоклассника, который очень удачно выменял на яблоко  велосипед, и теперь носится по двору, радуясь, что яблоко большое, и отдавать велосипед  еще не скоро.
Никогда еще у меня на сердце не было так радостно.

Мы ехали через рощицу, и в кабине заметно посвежело. Увлеченная разговором, я не сразу обратила внимание на странный шум вокруг. Постепенно усиливаясь, он, наконец, привлек мое внимание.

В далеком  детстве на кухне у соседки я увидела картинку: голубой рукав водопада среди яркой зелени падает вниз, где в широком разливе стоит большой камень и   два поменьше.
Я смотрела на эту картину, как в окно. Даже выцветшая, она дарила ощущение простора, света и радости, почти счастья.

Странный шум вокруг почему-то напомнил мне её. Но справа  была высокая гряда, поросшая кустами и деревьями, слева тоже ничего интересного.

Мы с Дэвидом продолжали болтать и смеяться. Потом как-то вдруг сразу в машине посветлело, и Дэвид остановил машину. Я повернула голову: гряда закончилась; сверху, почти с неба, идеально гладкой стеной падала вода, а внизу среди широкого мелководья - зеленого от отразившейся зелени вокруг - стоял ... камень, расколовшийся натрое!

От неожиданной радости, окликнувшей меня из детства,  навернулись слёзы. За всю жизнь я не плакала столько, сколько за эту неделю.
- Диана, ты что?..
- В детстве видела  такую картинку. Но здесь... Это же какая-то зелёная сказка! Ой!.. Вспомнила! Весной приснился молоденький король. В зелёном костюме с кружевным воротником, а в руках была шляпа с  длинным фазаньим пером. Он бы здесь хорошо смотрелся: зелёный король в зелёной сказке!
- Зелёный цвет полезен для глаз. У тебя со зрением - как?
Дэвид смотрел с весёлым намеком, и я вдруг, будто прозрела: на нем была светло-зелёная майка, и оливковые шорты, а на мне - салатовый сарафан и зелёные тапочки с жёлтыми цветочками.
Да это же... моя собственная сказка! И подарил мне ее Дэвид!

- Он похож на меня? - с интересом спросил Дэвид.
- Нет, к моему счастью.
- Что так?
В его голосе были интерес и чуть-чуть разочарования.
- С детства не люблю его. Укротитель принцесс. Единственная приятная деталь - красивый костюм.
- Не повезло ему с тобой, - легко посочувствовала Дэвид. - А знаешь, я ведь тоже видел сон перед путешествием. Я тогда в Индию собирался. И вдруг приснилось, будто еду по дороге, а впереди "голосует" женщина-индианка. И я точно знаю, что принцесса, и я её должен посадить к себе.
Проснулся и испугался: встречу, влюблюсь, придется остаться в Индии, а это абсолютно не мое. Несколько дней маялся. Потом к гадалке сходил. Сказала, что в путешествии встречу невесту с Востока. Так испугался, что не помню, как дома оказался. Решил, что в сторону Индии даже на карте не посмотрю. Выбрал Африку.
- А если эта невеста с Востока - твоя судьба и твое счастье?
- Обойдусь. Индия - не мое, - сказал Дэвид, как отрезал.
- Но если она - твоя половинка?
- Тем более, обойдусь. Одна половинка у меня уже была. Повезло, что жив остался.
- Расскажи, - попросила я, видя, как  изменилось его настроение, и он стал похож на свою фотографию в интернете.
Он, будто давно ждал этого: медленно, хмуро, но,  не запинаясь и не подбирая слов, заговорил.

- Все уверяла, что мы созданы друг для друга. По пятам ходила. Вроде всё искренне. Так поверил, что сам удивляюсь. А когда предложил слетать в Сан-Франциско на уикэнд - на два дня! - сказала, чтоб я сначала завещание составил в ее пользу. До сих пор не могу понять: что ей в голову взбрело?..
- Ты отказался?
- Естественно. И сразу увидел всю "любовь". Сказала, что что я  жадный, абсолютно  невзрачный, ни капельки не секси, а главное - не стопроцентный американец и никогда им не стану.
Ну, и ещё по мелочи всякого...

Он замолчал, будто ему перехватило горло.
- Плохого?
Дэвид угрюмо отвернулся.
- И ты решил развеяться?
- Решил, - нехотя ответил он.
В его глазах были горечь и усталость.

- Она красивая?
Дэвид  усмехнулся и с усилием сказал:
- Красивая, на двадцать два года моложе, любил - весь букет. Когда все сказала, у меня приступ эпилепсии начался. Впервые в жизни. А она ушла и не оглянулась. Даже дверь не потрудилась закрыть. Но тут ей спасибо: сосед увидел, помог.

Теперь, как в клетке: не знаю, куда деваться и как её из себя выбить. Мне почему-то кажется, что если я смогу её забыть, то навсегда пройдет эпилепсия. Понятно теперь, какую я искал?

Я кивнула, стараясь не смутить сочувствием.
- Она американка?
- С рождения.
- Тебе очень  нужно было от нее что-то?
- Ничего. Я и без нее неплохо устроился.
- Она богатая?
- У меня денег больше.
"Значит, так любил!.." - подумала я с болью.

В носу защипало. Непонятно, как можно такую любить?..
Но ведь сердцу не прикажешь. Нет, на пути у такой любви становиться не стоит. Пусть уж любит эту Алису.
Не хотелось искать ей оправданий, но надо было побороть недоброе чувство к ней, чтобы сохранить объективность и помочь ему избавиться от угрюмой тоски.

- Насчет американца судить не берусь, - сказала я, - зато как русский ты - стопроцентный. И это ничем не хуже.
- Ничего, что я с рождения Давид Израилевич? - усмехнулся Дэвид.
- Да какая разница - Израилевич  ты или Иванович? - отмахнулась я от шутки. - Ты надежный! А это ведь главное для мужчины. По моему, это и Алисе видно. Просто способ добиться тебя у неё свой, специфический. А ты попробуй, как она: вернёшься домой, найди себе моложе на тридцать лет и пройдись под её окнами - вот уыиишь: она себе локти искусает! А потом вернется.

- Ценный совет, - грустно усмехнулся Дэвид. - Так и вижу, как она каждые двадцать минут в окно выглядывает.
- Да забудь ты всё, что она сказала. Это же со зла. Там правды - ноль целых, ноль десятых.
Дэвид молчал, глядя себе в колени.

- Ну, а если она это серьёзно говорила, то ты не для нее, - загорелась я. - Вдруг ты и вправду для какой-нибудь принцессы? И будешь ты для неё самый лучший  и стопроцентный. Швед, например. Хочешь?

Он искоса глянул и отвел глаза, но потом поднял голову и стал рассматривать меня.

- Не хочешь? - не унималась я. -  Ну и ладно! Мы тебе из местных подберем.
Дочь вождя, например. Ты потом сам вождём станешь. А то и вовсе королем Уганды. А она - твоей королевой. Я ей скажу, что ты змей не боишься, и вообще, для Африки - как родной. Она тебя оценит и любить будет без памяти. 
Ну, как? Согласен?

Я ждала, что он хоть немного повеселеет и улыбнётся, но он смотрел на меня остановившимся взглядом.
- Слушай... а не ты ли та принцесса с Востока?

Я улыбнулась:
- От неё же ты сбежал.
- Но ты же меня догнала.

Он смотрел на меня так, будто только что увидел.
- Как в сказке, - медленно сказал он.
- Чешский король и индийская принцесса? - улыбнулась я. - Такое ни в какой сказке не соединить.
- Было бы желание, - улыбнулся Дэвид.

Передо мной был совершенно другой человек. Таким я видела его впервые, и он мне очень нравился. Только надо было к нему немного привыкнуть.

Он выглядел бодрым и оживленным, как после какого-то волшебного душа.
Где-то я уже видела этот спокойный   взгляд уверенного в себе человека,
но это было так красиво, что вспомнить никак не удавалось.
Ну и ладно.

Не могу понять эту Алису: он буквально притягивал меня. Но - чужое лучше не трогать, а то ему и вовсе в себе не разобраться.
Второй приступ ни ему, ни мне не нужен.
Лучше уйти от греха подальше. И я вышла из машины.

Шума я уже давно не замечала, но вид!..
Ноги в прозрачно- зеленой воде тоже казались зелеными, и светлая галька под ногами играла светом и тенью от ряби на воде.

Я шла к камню с восторгом узнавания.
Забраться на самый верх оказалось не очень трудно.
Сверху все выглядело шире и красивее. Я словно парила над этим местом. 
Хотелось раствориться и остаться в нем навсегда
травинкой, капелькой или лучом.
Душа молилась, благоговея.

Дэвид фотографировал меня с берега, потом подошел к камню.
- Тебе хорошо здесь?
- Очень.
- У тебя даже осанка изменилась. Знаешь, почему?
- Почему?
- Душа из клетки вырвалась.
- А у тебя?
- Пока только замок открылся.

Значит, и у него всё где-то близко. Надо ехать дальше.

Я думала, что слезу сама, но Дэвид подхватил меня на руки и понёс к берегу.

Невозможно было не обнять его.

Очень близко я увидела его глаза, а в них - небо, и солнце, и водопад, и мой камень... И что-то ещё...
Наверное, мое счастье, потому что захотелось зажмуриться, как от очень яркого солнца.
 
В машине я открыла люк в крыше кабины и встала, чтобы подольше видеть это волшебное место.
Ощущение свободы и окрыленности не исчезало, и радость просто выплескивалась из меня. Так вот она какая эта жизнь!..

- Дэвид, а дорога - клетка?
Он посмотрел на пустую дорогу и стал увеличивать скорость. Ветер бил в лицо так сильно, что пришлось опуститься на сиденье рядом с ним.

Я была рада за него.

Он спешил туда,
где его давно ждут
хижина под крышей из пальмовых листьев
и у обложенного камнем колодца
лежит рыжий верблюд;
а неподалёку - четыре пальмы:
две сросшиеся, и две отдельные:
одна стройная,
а другая изогнутая так,
что на ней удобно сидеть.

И когда  он достанет из колодца
полное ведро воды с серебряной искрой на дне,
то душа его тоже вырвется из клетки,
и он почувствует себя таким же свободным,
как и я теперь.

Я так хотела увидеть его счастливым!
От нетерпения я опять встала.

Вспугнутые кем-то антилопы импала -
рыжие с белыми животами -
стремительно неслись туда,
где среди зонтичных акаций паслись жирафы.
Сбоку от дороги на траве  отдыхали львы.
Одна львица вылизывала детеныша,
а он жмурился и подставлял ей голову.

Неподалеку  отдыхало еще одно семейство:
самка чепрачного шакала,
чёрно-серебристая на солнце,
раскинулась на траве,
а с полдюжины её детенышей спали,
уткнувшись в рыжий мамин живот.
Только один малыш  в стороне
осторожно обнюхивал  голубой цветок.
От пыльцы  он чихнул
и покрутил носом, отфыркиваясь.
Мать подняла голову
и спокойно посмотрела на него.

Звери в саванне отдыхали,
но, почуяв аромат счастья,
более эфемерный,
чем аромат цветка на рассвете,
поднимали голову
и провожали машину взглядом,
потому что Счастье -
даже чужое -
всегда достойно уважения.

Дэвид, вцепившись в руль,
не отрывал от дороги
почему-то покрасневших глаз,
а Диана стояла во весь рост
и, не чувствуя слез,
беззвучно шевелила губами,
повторяя только одно слово:
- Свобода... Свобода!.. Свобо-о-да-а-а!..

Время в саванне близилось к полудню,
и над головой у всех было не небо,
и не солнце,
а  только свет -
чистый и бесконечный,
как сама жизнь.

По саванне
вольной птицей летела  машина,
а над ней
обнявшись,
парили две души:
одна из них плакала, а другая - пела!..
                2005 г.