Ангел над Бездной. Часть 3

Дмитрий Лисицин
Часть 3. Инна.

1.
…Несмотря на предусмотрительно утащенное из госпиталя одеяло, пока я долетела от Голицино до Москвы, жутко замёрзла. Одеяло под дождём промокло моментально, ветер продувал его насквозь. Одним словом, когда я где-то в начале пятого утра позвонила в квартиру Николая, говорить я уже не могла.
Николай, он же Последний рыцарь, отнёсся к моему появлению философски и впустил, не задавая никаких вопросов. Не говоря ни слова, помог разуться, так как наклониться или присесть я была уже не в состоянии. Подхватив на руки, донёс до ванной, и вероятно рассудив, что мокрее мне уже не будет, поставил меня в неё прямо в одежде. После чего, включив горячую воду, удалился. Судя по донёсшимся звукам, ставить на кухне чайник.
…Ощущение, что меня промочило и продуло до костей и дальше, покинуло меня далеко не сразу. Примерно через полчаса моего оттаивания в ванной, раздался вежливый стук в дверь, после чего просунулась рука с большим махровым полотенцем. Взяв полотенце, я позволила себе ненадолго отключиться.
…Николай. Человек, которому я полностью и безраздельно доверяю. Мой друг.
Вернее будет сказать, что я считаю его своим другом, но до сих пор не могу понять его отношения ко мне. Любовь? Это не важно, потому что он рыцарь. Тот самый романтический рыцарь из сказок, который никогда не обидит и не предаст женщину, какой бы она не была. Последним рыцарем когда-то назвала его я.
…Было лето. Была та самая прекрасная ранняя пора, когда солнце уже взошло, но жара ещё не успела вступить в свои права. Я шла от одного из подмосковных посёлков в направление станции, когда мне навстречу неожиданно выбежали парень с девушкой. При виде меня девушка испуганно вскрикнула, после чего оба, не разбирая дороги, рванулись куда-то в сторону. Я успела заметить, что лицо у парня в крови.
Ускорив шаги, я услышала ругань и глухой звук ударов. А потом увидела. Трое били лежащего человека, ещё шестеро, наблюдая происходящее, стояли чуть поодаль. Человек уже не двигался, а те, кто бил и не думали останавливаться.
Состояние моей души на тот момент вряд ли можно было назвать благостным. Более того, я была буквально переполнена ненавистью. В то время я ловила существо, иного определения дать нельзя, внешне схожее с особью мужского пола. Существо убивало детей. Это была хитрая и умная тварь. Я гонялась за ним уже почти два месяца, но маньяк каким-то образом успевал почувствовать опасность и уйти. Вот и в этот раз он ускользнул, а я нашла ребёнка…. Вернее то, что от ребёнка осталось. Нельзя было даже понять, мальчик это был или девочка.
…К тому же, я и так ненавижу, когда стая нападает на одного.
Я действовала молча и деловито, без излишней жестокости, двумя ножами одновременно. Ненависть требовала выхода. Я успела уложить двоих из тех, что били. Один из сторонних наблюдателей попытался меня схватить, за что получил лезвием по лицу. Остальные убежали.
Когда ко мне пришла вторая душа, ненависть схлынула, оставив после себя звенящую пустоту и странно-неуместное чувство вины.
Я повернулась к спасённому. Он пришёл в себя и сидел на земле, время от времени сплёвывая кровь.
- Ну, блин, я просто не знаю, что сказать! – неожиданно произнёс он, посмотрев на меня.
Подойдя к незнакомцу, я протянула ему руку.
- Выскользнет, - поморщившись и, не приняв моей помощи, он со стоном поднялся.
Только сейчас я обратила внимание, что протянутая мной рука вся в чужой крови.
- Николай, - представился незнакомец. И немного помолчав, добавил. – Я, вообще-то, в милиции работаю.
…Так мы и познакомились. Николай рассказал, что шёл от матери, которая жила в посёлке, на электричку в Москву, когда услышал крики. Местная шпана напала на влюблённую парочку. Парень вероятно попытался защитить девушку, за что его начали бить, а девушку вполне с определённой целью потащили в кусты. Услышав крики, Николай вмешался. Шпана переключилась на него, драться он умел, но силы были явно неравны, его сопротивление только взбесило нападавших. Его бы забили насмерть, если б не я, и он это понимал, но сделанное мною, шло вразрез со всеми его жизненными установками. И главное, с его понятием о Женщине, в которое никак не входили существа, подобные мне. Я стала для него пришельцем из какого-то чужого жестокого мира, у которого была своя мораль.
…Рыцарь, ты был слишком наивен. Сильно ли ты с тех пор изменился? Мы больше не встречались после той истории, но ты дал мне свой адрес, просто так, на всякий случай. И вот этот случай настал. Ибо мне просто больше некуда идти.
Многое изменилось за это время, и я стала другой. Для этого всего лишь надо было убить моё прошлое, а потом….
Непереносимая горечь вернулась внезапно, словно только и ждала этих воспоминаний.
Мама, мамочка…. Теперь после смерти ты знаешь обо мне всё. Осуждаешь ли ты меня? Или там, где ты теперь иные законы и правила? Иные понятия о жизни и смерти?
Я плачу, и никто не видит моих слёз. Я постараюсь, чтобы никто больше никогда не увидел моих слёз. Я постараюсь разучиться плакать.
Что-то тёмноё и страшное внутри меня рвётся наружу, и лишь моя боль и моя скорбь сдерживают это нечто. Чужая звезда смотрит на наш мир моими глазами. Божий Дар. У существа, создавшего подобный мир, и не может быть иного дара.


2.
…Я проснулась от боли и первые минуты сражалась с собственным организмом, пытаясь победить рвущийся наружу кашель. Падение мимо крыши дома не прошло для меня даром, врачи, долго и упорно латавшие меня, сказали, что при ударе сломанные рёбра пропороли легкое. Из-за этого, проклятый спазматический кашель каждое утро превращает моё пробуждение в пытку, и если с ним не удаётся справиться, резкая боль взрывается в груди и долго, долго не утихает.
Врачи уверили меня, что со временем это должно пройти. Мне действительно с каждым днём становится всё легче. Но как же мне надоело чувствовать себя инвалидкой! Собственное бессилие бесит меня до крайности. Как я в эти минуты ненавижу свой собственный предательский организм!
Сейчас же у меня ноют все мои недавние раны одновременно. Наверное, это как-то связано с тем, что я вчера изрядно намёрзлась, не знаю. Больно даже шевелиться.
Вот старая развалина! Двадцать один год! Хотя, и двадцать лет - это всё-таки много. Это целая жизнь.
…Судя по доносящемуся до меня запаху, на кухне готовится что-то вкусное. Почему-то вспомнился Димка, так и не ставший моим другом, потому что имел неосторожность меня полюбить. Странно, но то время, когда мне ещё было по-настоящему плохо, и Димка трогательно заботился обо мне, я вспоминаю с какой-то затаённой радостью. Невероятно, но несмотря ни на что я была счастлива в эти минуты.
А потом пришла новая беда….
Димка, Димка, если бы ты не ушёл тогда, когда я тебя попросила, возможно, всё было бы иначе. Тебе всё-таки надо было остаться, несмотря на то, что я говорю. Ведь ты был мне нужен, по-настоящему нужен. Я испугалась за тебя и поэтому прогнала. Жаль, что мы больше никогда не увидимся. Я и сейчас не могу внятно объяснить, почему вдруг сбежала из госпиталя посреди ночи. Просто вдруг почувствовала опасность. Непонятно откуда исходящую угрозу.
…Переборов, наконец, боль и нежелание вставать, одеваюсь и подхожу к окну. За его хрупкой преградой бушует настоящая буря. Несущийся мокрый снег вовсю лепит по бегущим прохожим. Похожие на ползущих насекомых машины возятся в грязной снежно-водяной каше, деловито спеша куда-то по своим насекомьим делам.
Почему-то в душе у меня царит такая же серая мокрая зимняя буря.


3.

- Ну что, влипла?
Ну вот, первое членораздельное обращение Николая ко мне за сегодня, если не считать невнятного бурчания на моё «Доброе утро!», где-то минут пятнадцать назад. Я ожидала, что разговор мне предстоит не самый приятный, и длительное красноречивое молчание «рыцаря» лишь подтвердило мои опасения. К чести Николая, вначале он накормил меня завтраком, оставив тяжёлый разговор на потом.
- Я догадывался, что рано или поздно что-то подобное произойдёт, - продолжил он, не дожидаясь моего ответа. – После нашей единственной встречи я начал с большим вниманием относиться к сводкам, в которых фигурировали сведения о преступлениях с применением колющих и режущих предметов, - Николай внимательно взглянул на меня. – Знаешь, может я чего-то в этой жизни не понимаю, но мне почему-то кажется, что будет многовато. Почерк прослеживается, в особенности, если знать, чего искать. Мне не раз приходило в голову, а что будет, если кто-нибудь ещё заинтересуется рядом чем-то схожих друг с другом преступлений и сумеет разглядеть в этом нечто большее? Разные места, разные люди, вроде бы не имеющие между собой ничего общего, но…
- Эти люди были убийцами.
- А кто тебе дал право судить их? Ты тоже убийца. И жизней на тебе гораздо больше, чем на каждом из них.
- В этом я не уверена. А насчёт права судить… Я могу сказать, кто мне дал это право, но ты всё рано не поверишь. Только я не просила этого.
Николай тяжело вздохнул и отвернулся.
- Ты сумасшедшая, - грустно констатировал он. – Я пустил в свой дом сумасшедшую. По тебе психушка плачет. Только боюсь, она до тебя не доберётся, не успеет. Во что ты сейчас ввязалась?
- Сама не знаю, - я повернулась к кухонному окну. - Какая-то безумная страшная карусель… - воспоминания нахлынули на меня тёмным потоком. Сколько боли, смерти и ради чего? Когда же всё это началось? Когда я согласилась на странный заказ, воткнула нож под челюсть «ФСБ-шника», или когда два похотливых идиота захотели меня изнасиловать?
Или всё это началось гораздо раньше, на одной из подмосковных дорог? Где начало?

…Я рассказала Николаю всё. Я решила доверить ему свою тайну. Самую сокровенную тайну, ибо больше не в силах была держать это в себе. В подтверждение, я просто вышла на середину кухни и, призвав силу, поднялась под потолок. Со стула он не упал, крепкие нервы.
Я обрушила на несчастного рыцаря всю свою боль, всё своё непонимание, свою безысходность. Я вывернула перед ним свою душу, не скрывая ничего. В какой-то момент мне пришло в голову, что рассказать то же самое Димке я бы никогда не смогла. Не знаю почему. Наверное, потому что моя душа - не то, чем следовало бы гордиться.
- …Теперь ты знаешь – зачем и ради чего, – в завершение сказала я. – Как-то я попыталась остановиться, но чуть было не сошла с ума от начавшихся странных снов. В этих снах я летела, обгоняя ветер, над пустыми бесконечными безжизненными горами, в страшном мире, не знающем солнечного света. Я искала выход из этого мира и просыпалась в ужасе, и ночь за окном казалась мне вечной ночью. И так каждый раз…
Я замолчала. Пока я рассказывала, незаметно наступил вечер. Кажется, буря на улице стихла, ветра больше не слышно. Я подошла к окну, всматриваясь в россыпь городских огней.
- Странный сегодня день, - нарушил молчание Николай. – Я всегда стремился знать как можно больше об окружающем меня мире. Но сегодня я узнал то, чего, наверное, предпочёл бы не знать никогда.
Рыцарь тяжело поднялся со стула.
- Я помогу тебе, чем смогу. Но лезть в твои криминальные дела не буду. Мне мать жалко, я у неё один. И девушка моя тоже не обрадуется, если со мной что-нибудь случиться. А я не хочу, чтобы что-то произошло с ней.
Николай замолчал, что-то обдумывая.
- Нормальную одежду мы тебе достанем, это не проблема, - продолжил он через минуту. Может Танюшка, что-нибудь тебе из вещей подберёт. Комплекция у вас схожая. Завтра утром я ей позвоню, познакомлю вас.
- Спасибо.
- Не за что. Я всё-таки перед тобой в долгу. Я не забыл, что ты спасла мне жизнь.
Я решила промолчать, хоть и считаю слово - долг в данном случае неуместным. Когда говорят о жизни или смерти, не о каких долгах не может быть и речи. А вот ближайшая встреча с девушкой Николая меня не обрадовала.
- А как твоя любимая отнесётся к моей персоне? – поинтересовалась я. - Какая-то незнакомка живёт у тебя дома…. Не опасаешься, что Таня твоя возревнует?
- Не опасаюсь, мы доверяем друг другу. Иначе нельзя.
- Могу вас только поздравить. Но что ты ей про меня скажешь? Ей же будет интересно. Женщины по своей природе существа любопытные. Может, ты на неё и полагаешься, но, прости, я, кроме тебя, не доверяю сейчас никому.
- Таня умеет уважать чужие тайны. Расспрашивать она ни о чём не будет, тем более, если я сам решил ей ничего не рассказывать. Опишу ситуацию в общих чертах: что мы в некотором роде с тобой коллеги, что ты была ранена, и тебя ищут бандиты. Это, в общем-то, правда.
- Коллеги? – я улыбнулась. – Кстати, я забыла тебя спросить, ты всё ещё работаешь в милиции?
- Да.
Странно, значит, я ошиблась. Почему-то мне казалась, что с такими представлениями о жизни, как у Николая, в этой организации долго не пробудешь. Вероятно, заметив моё удивление, «рыцарь» счёл нужным добавить:
- Не важно, где человек работает, важно, как он делает своё дело, и что он за человек.
- Да, конечно. Но совесть по ночам не грызёт, за других твоих коллег?
Николай, ничего мне не ответив, удалился в одну из комнат. Наверно, обиделся.


4.
…Тоскливо.
Мне снился такой красивый сон! Я летела, купаясь в тёплой синеве неба над шумящим летним лесом. Но сон кончился и почти забылся, а утро опять началось с боли.
И на улице идёт дождь. Мерзкий, отвратительный зимний дождь. И небо серое-серое, неприютное.
С тех пор как я рассказала Николаю правду о себе и своём даре, прошло два дня. Позавчера познакомилась с девушкой Николая. Таня оказалась прелестным ребёнком. Ребёнком не по возрасту, лет ей, наверное, столько же, сколько и мне, а по мироощущению. Это особый талант – относиться по-детски восторженно и доверчиво ко всему, происходящему вокруг. Мне этого не дано.
К тому же, я откровенно ей завидую. Татьяна и Николай по-настоящему любят друг друга. Это видно во всём: слова, поступки, мимолётные жесты, взгляды;. Правда, увидев Татьяну, я стала сильно подозревать, что наша с рыцарем летняя встреча сыграла не последнюю роль в его выборе. Внешне мы с этой девушкой оказались поразительно похожи: тот же рост, почти одинаковое телосложение, схожий цвет волос. Но при всём этом внешнем сходстве, Таня является моей противоположностью. Она буквально излучает какую-то детскую беззащитность и беспомощность, оставаясь при этом образцом женственности.
Ко мне Татьяна отнеслась вполне дружелюбно и доверчиво, как, вероятно, относится ко всему новому в этом мире. Или, что скорее всего, всему связанному с Николаем.
Что ж, моя зависть светла. Будьте счастливы! Приложу все усилия, чтобы мои беды никак вас не коснулись, и постараюсь по возможности быстрее покинуть гостеприимный дом. Вот только будет куда.
…Сегодня я решила выбраться на улицу. Надо много ходить, разрабатывать ногу, хоть это и до сих пор бывает болезненно. Тёплую одежду Татьяна мне вчера принесла, а риск, что меня заметит кто-нибудь из ищущих врагов, по-моему, крайне невелик.
Оставив краткую записку Николаю, я ковыляю в сторону выхода. На взгляд со стороны, я наверно представляю собой довольно жалкое зрелище. Личико бледное, болезненное, с этой бледности глядят большие настороженные глазюки. Походка и не походка даже, а так – хромоножка. Зато никто приставать не будет, с целью познакомиться.
…Мир встретил меня холодной дождливой свежестью. И это за неделю до Нового года! Ну и зима! Правду говорят, что зимы становятся с каждым годом всё теплее и теплее. Может, оно и к лучшему. Терпеть не могу зиму!


5.
…Уже вечер. Я бродила по Москве целый день, но моя тоска не ушла, решив путешествовать со мной. Она сделала город серым, стерев все краски, одиноким, несмотря на многочисленных равнодушно перемещающихся куда-то людей. К вечеру город украсился огнями реклам, витрин, фонарей, но через этот показной блеск я видела его истинное лицо – жёсткое, голодное, мёртвое. Как косметика на лице мертвеца.
Я видела, как в тёмных подъездах, глухих переулках, заброшенных квартирах просыпается иная жизнь, которую с трудом можно назвать жизнью. Зло, не осознающее себя. Это зло невозможно изменить, невозможно уничтожить. Я пыталась. Пыталась сделать хоть что-то, но до сих пор не уверена, что сама не стала злом.
Господи, ты не знаешь, почему во мне нет веры? Почему, зная о твоём существовании, я до сих пор не могу поверить ТЕБЕ?
Когда Николай спросил меня, что я буду дальше делать, я не смогла ему ответить. «Теперь ты будешь мстить?» - спросил он напрямую. Я не ответила и на этот вопрос. Что-то случилось со мной после смерти мамы. Что-то окончательно умерло во мне. Мне стало наплевать на звезду внутри меня, наплевать на «Божий Дар-Проклятие». После встречи с Татьяной, с чужим счастьем, я усомнилась, нужна ли мне такая жизнь, какой я живу. А жить и любить так, как они, я никогда не смогу. Я так долго мечтала найти свою любовь, а теперь и не знаю, сумею ли полюбить кого-то сама.
… Я и не заметила, как ноги вынесли меня на мост через Москву-реку. В этом есть что-то символическое – стоять на мосту между двух берегов. На берегу позади – моё прошлое, а берег впереди - невнятное будущее. Хотя на вид они совершенно не отличаются друг от друга. Иной порядок зданий, а суть всё та же. Правда есть ещё третий путь - река. Река красива, она похожа на сияющую дорогу. Наверное, будет не менее символично лететь над этой дорогой, всё быстрее и быстрее, глядя, как фонари на берегу сливаются в одну сплошную линию света. У меня будет свой путь, ведь я умею летать.
Встав на перила, я взглянула вниз. Чёрная вода под мостом пугает, но золото водной глади впереди манит меня. Мой путь…
Оттолкнувшись от перил, я прыгаю вниз. Призвав силу, вдруг с ослепительным ужасом понимаю – не успеть. Мелькнула мысль: «а зачем?». Кажется, я закричала.
Ледяная вода огненной болью врезалась в меня, выбив из лёгких весь воздух, и расступилась, сомкнувшись над головой. Я хлебнула этой воды, пахнущей бензином и кислой капустой, отвратительной грязной воды городской реки. Забыв про всё на свете, я забилась, пытаясь вырваться из ледяных объятий. Жить! Как же хочется жить! Дышать, чувствовать своё тело, летать…. Летать! Я попыталась призвать силу, но тут же погрузилась вглубь. Резким рывком я поднялась на поверхность, судорожно вздохнув воздух. Сильный плеск рядом. Словно в мгновенной вспышке я успела заметить кого-то, быстро плывущего ко мне.
Вода вновь накрыла меня с головой. Я не чувствую рук, не чувствую ног. Кто-то вытолкнул меня на поверхность и потянул в сторону. У меня хватило ума и силы воли не поддаться первому безумному порыву, повиснув на незнакомце камнем. Я даже пытаюсь плыть к ближайшему берегу, куда меня и направляют, стараясь не думать о том, как мы будем забираться на лёд возле набережной. До кромки льда осталось совсем немного, когда я вдруг осознала, что меня никто больше не тянет. Незнакомец погрузился с головой, и, отпустив меня, откровенно тонул. Чёрт! Нырнув, я попыталась ухватиться за неудавшегося спасателя. Руки совершенно ничего не чувствуют! Наконец я таки умудрилась вцепиться за него и изо всех сил рванулась вверх. Выныривая на поверхность, я врезалась лицом в край льдины, но боли не почувствовала. Я пытаюсь заползти на кромку льда, но не могу ни за что зацепиться. Мощный толчок сзади, и я буквально въехала на льдину. Обернувшись, я увидела лишь пузыри на поверхности воды. Вытолкнув меня на льдину, незнакомец соответственно придал себе мощное ускорение на погружение. Проклятье! Спасатель хренов! Чип и Дейл в одном флаконе! Понимая, что он самостоятельно уже не вынырнет, ныряю за ним.
Если я могу летать, то почему не могу сделать это в воде? Стараясь не обращать внимания на подбирающийся к самому сердцу холод, я вновь пытаюсь призвать силу. На этот раз получается практически сразу. Я ошиблась, решив, что незнакомец не вынырнет – он таки поднялся на поверхность. Ухватившись за него, я поднимаю нас обоих на лёд, который благополучно под нами проламывается. Я в бешенстве! Вновь призвав силу, я подтаскиваю нас к самому берегу, и тут сила уходит. Внезапно и полностью.
...Удачно. Течение отнесло нас от моста, и по невероятному стечению обстоятельств мы вылезли прямо к каменным ступеням - спуску к реке. Это хорошо, не пришлось карабкаться на отвесную каменную стенку. Я лежу на обледенелой ступени, пытаясь отдышаться и отплёвываясь от помоев – называемых речной водой. Минуту назад меня вывернуло, то ли от воды, то ли от пережитого – не знаю. Только что я заметила, что пальцы на руках у меня похожи на кровавые лохмотья – изрезала об лёд, но кровь течёт еле-еле, наверное, замёрзла. Интересно, как выглядит моё лицо, помнится я удачно приложилась им о лёд. У незнакомца тоже какие-то проблемы - валяется в двух метрах от меня, отплёвывается, и, по-моему, тихо матерится.
Полуприкрыв глаза слежу, как «спасатель», поднявшись на ноги и слегка пошатываясь подходит ко мне.
- Вставай, нельзя лежать - замёрзнешь, - говорит он, присаживаясь возле меня на корточки.
Странно, голос явно знакомый. Как и всё остальное. Кажется, способность удивляться у меня куда-то пропала. Наверное, утонула.
- На улице плюс три. Наоборот согреюсь, - вяло отмахиваюсь я.
- Инка? Это всё-таки ты, - Димка изумлённо качает головой.
- Она самая, - я поднимаю взгляд на него. Тут же крупная пушистая снежинка попадает мне в глаз. Да, похоже, плюс три было днём, помнится шёл дождь, а сейчас с неба медленно сыплет снежок.
Не говоря больше ни слова, Димка бесцеремонно рывком поднимает меня на ноги, и тащит по ступеням наверх.
- Идиот, какого чёрта, оставь меня! Куда ты меня тащишь, спасатель хренов! – возмущённо отбиваюсь я от него. – Плавать бы вначале научился!
Не обращая на мои вопли внимания, он таки вытаскивает меня на набережную. В процессе этого действия немного согреваюсь. Появляется боль в ногах и руках, и вместе с ней – желание жить.
- Побежали! - Димка потянул меня в сторону моста.
- Беги. У меня ноги болят. И руки. И вообще я вся.
- У меня на мосту осталась тёплая сухая куртка. Побежали скорее, пока её кто-нибудь не стащил. Оденешь, а мокрое всё надо снять.
- Отстань, мне уже почти тепло. Если хочешь, беги сам.
- Ну нет! Отморозишь себе всё на свете. Кто мне детей рожать будет?
- Что!? Ах ты поганец, утопленник несостоявшийся! – я попыталась его стукнуть, но Димка ловко увернулся и рванул по направлению к мосту. Я в ярости заковыляла за ним. Видя, что я сильно отстаю, этот засранец притормозил. Ну и чёрт с ним, в принципе он прав, надо активнее двигаться. Как в старом анекдоте про курицу и петуха: бежит петух за курицей и думает: «Не догоню, так хоть согреюсь».
...Да, неплохо я Танины вещички обновила. Хотелось бы знать, далеко ли я забралась от своего временного пристанища, и как буду возвращаться. И надо ли мне возвращаться?
Интересно, как Димка и Последний рыцарь отнесутся друг к другу?


6.
...Кашель. Опять этот проклятый кашель!
Стараюсь сдерживаться, чтобы не разбудить спящего в противоположном углу комнаты Димку, но получается плохо.
- Инна? Ты не спишь? Может, чаю горячего выпьёшь? – вероятно, услышав мой кашель, мама Дмитрия заглянула в комнату. – Приходи на кухню.
 Прислушавшись к своим ощущениям, я, с трудом оторвав голову от подушки, сажусь на кровати. Голова набита чем-то тяжёлым, но температура вроде бы спала. Вчерашние купания сказались на нас с Димкой самым неприятным образом: помимо того, что оба довольно сильно простудились, мы вдобавок ещё и траванулись речной водичкой. В особенности досталось мне – пол ночи просидела в обнимку с «белым другом».
...Умываясь, стараюсь пореже смотреться в зеркало над раковиной. Будь я мужчиной, могла бы гордиться, говорят, их лица шрамы украшают. А мне, глядя в зеркало, хочется только бессильно кусаться. Моё лицо напоминает мне лицо боксёра после не особо удачного раунда. Проклятая льдина! Наверное, у Диминой мамы - Ларисы Алексеевны сложилось обо мне весьма необычное мнение. Второй раз попадаю к ним, и второй раз - в каком-то нездоровом состоянии.
...На кухне горит уютный неяркий свет. В этом доме вообще очень уютно, и всё совсем другое, совсем не напоминающее мне о моём. Это хорошо, воспоминания не будут приходить, когда их не ждёшь. Лариса Алексеевна хлопочет у плиты. У Димки очень хорошая мама, она любит его, как только может любить мать единственного сына. Он для неё – всё. Помню, как она его вчера встретила, он бедный смущался ужасно. В основном из-за меня. Кажется, я оказалась для его мамы не очень приятным сюрпризом, хотя она ни в малейшей степени этого не показала.
На мои шаги Лариса Алексеевна обернулась с приветливой улыбкой.
- Как самочувствие? Получше стало? – спросила она.
- Да, спасибо, мне уже легче. По крайней мере, гораздо лучше, чем было утром.
- Может, съешь чего-нибудь? Я каши рисовой сварила, её после отравления есть можно.
- Нет, спасибо, я пока лучше чай.
Димина мама налила чай, и в воздухе повисло молчание.
- Вы простите меня за не очень корректный вопрос, - решилась я. – Моё появление не очень сильно вас расстроило?
Лариса Алексеевна улыбнулась.
- Нет, что ты! Наоборот. Я очень рада, что мой сын наконец-то тебя нашёл! Ведь он искал тебя, не переставая, трое суток.
Димина мама на миг замолчала, будто о чём-то вспоминая.
- Конечно, кошмар был, - продолжила она. - Дмитрий просто сказал мне, что пошёл искать, и ушёл. Что искать, куда ушёл? Ничего не сказал. Я страшно переживала за него! За эти трое суток он звонил раза два, но всё равно;. А потом появились вы вдвоём, и мокрые с головы до ног. Тут уж стало не до переживаний, главное – живы. Кстати, он так и не рассказал где был, что произошло?
Я не успела ответить, так как послышался приближающийся шум, и в кухню ввалился заспанный Димка.
- Привет! Общаетесь? – хрипло поинтересовался он. – А что меня не позвали?
- Жалко будить было. Ты так сладко спал, - улыбнувшись, ответила его мама.
- Ага, жалко, - ехидно произнёс он, глядя на меня. – Вот, она, - он ткнул в мою сторону пальцем. – Когда вставала – шумела, гремела, как только могла! – и тут же, заметив мой возмущённый взгляд, поспешил добавить: – Шучу, шучу, конечно. Я вообще не проснулся, когда ты уходила. Сплю, чувствую – что-то не так. Просыпаюсь, точно – нету! Пришлось срочно вставать, пока куда-нибудь опять не пропала.
- Ты выздоровел, как я погляжу, - заметила я. – Из тебя сыплется, как из рога изобилия.
- Да? Это, наверное, последствия нашего совместного купания, - сделав многозначительное лицо, высказался он. – Я почему-то чувствую непреодолимую любовь к жизни, - не удержавшись, Димка расплылся в улыбке.
- Кушать будешь? – спросила его мама.
- Да, конечно!
Лариса Алексеевна поставила перед ним тарелку с кашей, и Димка моментально увлёкся едой. Похоже, он действительно резко пошёл на поправку.
Пока он ест, потихоньку рассматриваю его. Что-то изменилось в нём с момента нашей последней встречи в госпитале. Никак не могу уловить - что. Я заметила это что-то ещё вчера, когда мы, вылезя из реки, поднялись на мост, но отнесла замеченное на счет неординарности ситуации, в которой мы находились.
- Ребят, не обидитесь, если я вас оставлю? Я что-то не очень хорошо себя чувствую, - виновато поинтересовалась Димина мама.
Димка озабоченно встрепенулся.
- А что случилось?
- Голова болит, и сердце, - ответила Лариса Алексеевна.
Дмитрий отставил тарелку, почему-то с удивлением посмотрел на неё, потом на меня.
- Подожди, мам, не уходи, - он снова удивлённо глянул на меня. – Мне почему-то кажется, что я могу тебе помочь.
- Как? - она грустно улыбнулась.
- Пока не знаю. Я даже не знаю, откуда у меня эта уверенность, - Димка встал и подошёл к маме. – Попробую изобразить из себя экстрасенса, - он улыбнулся и, закрыв глаза, провёл у неё над головой руками, и словно снимая что-то невидимое.
- Ой! – Димина мама слегка вздрогнула.
- Что случилось? – сразу же перестав изображать экстрасенса, Димка озабоченно склонился над ней.
- Как будто мягкой подушкой ударили. Оглушило, - Лариса Алексеевна провела ладонью по лбу. – Лучше мне не помогай, я пойду-таки лягу.
Я с всё возрастающим интересом наблюдаю за происходящем. Происходит что-то для меня важное, я это чувствую, но смысл происходящего ускользает. Димина мама направилась в комнату, а Дмитрий замер посреди кухни, растерянно глядя на меня.
- Не понимаю, - удивлённо произнёс он. – Я до сих пор уверен, что могу помочь, но не знаю как. Чувствую в себе силу, но не понимаю, как ей воспользоваться.
Силу? Так, неужели? Догадка коснулась меня неприятным холодком.
- Дима, подойди, пожалуйста, - позвала я его.
Он удивлённо приблизился.
- Сядь, - я усадила его на табурет рядом с собой.
Он сел, немного настороженно улыбнулся.
- Посмотри на меня, - попросила я его, внимательно вглядываясь в его глаза.
Если моя догадка верна, то....
- Ты красивая, - констатировал Димка.
- Помолчи, - осадила я его, вспомнив о своём разбитом лице, и в тот же миг я почувствовала, как нечто внутри меня осторожно потянулось к Дмитрию, словно бы тоже пытаясь рассмотреть его.
В следующую секунду, какая-то невнятная тень колыхнулась в его глазах, что-то неосязаемое рванулось ко мне....
Нечто почувствовало себе подобное.
Мы отшатнулись почти одновременно.
- Что это было? – ошарашено и немного испуганно произнёс Димка, мотая головой.
Я не ответила, пытаясь прийти в себя. Вот кажется и всё. Теперь я знаю, что изменилось в Дмитрии за несколько последних дней. Не знаю, хорошо это, или плохо, но мы теперь стали существами одной породы.
- Расскажи, что с тобой произошло, пока ты меня искал, - попросила я его.
Димка резко помрачнел, и, отвернувшись, словно бы на миг отгородился от меня невидимой стеной.
- Я..., - Дмитрий замялся. – Я убил двух человек. Случайно... или специально. До сих пор не могу понять. И самое неприятное - я об этом совершенно не сожалею, хотя они того и не заслуживали. Словно бы, походя, раздавил двух тараканов, - Димка уставился в пол, словно бы пытаясь прочесть там ответ, на свой так и невысказанный ко мне вопрос.
- Что было до этого? – спросила я, и он удивлённо поднял глаза. Похоже, он ожидал другого вопроса.
- Когда? – непонимающе переспросил он.
- Может мой вопрос звучит немного необычно, но ты просил кого-нибудь, например Бога, чтобы он помог тебе найти меня? – напрямую спросила я.
Димка смущённо отвёл глаза.
- Да, наверное.
- А что произошло потом?
Дмитрий иронично улыбнулся.
- Меня сбил грузовик. Вернее, слегка задел, иначе бы я тут не разговаривал.
- Ты его видел?
- Кого?! – похоже, я окончательно сбила Димку с толку.
- Грузовик.
- Нет, только резкий свет фар. Потом был удар. А когда я очнулся, машины уже не было.
Больше у меня вопросов нет. Всё ясно и так.
Дмитрий вопросительно смотрит на меня. Что я могу ему сказать? Что он больше не человек? Или что двое, убитых им – несущественная мелочь? Но это неправда. Потому что мы, несмотря ни на что, всё-таки люди. А жизнь человека, каким бы он не был, это, прежде всего – жизнь.
- Инна, любовь моя, а что ты только что узнала? – вкрадчиво поинтересовался Димка. – Может я тупой, но из твоих вопросов и собственных ответов я ничего не понял. Или это был великолепный образчик женской логики в действии?
- Конечно, - я попыталась улыбнуться, но не вышло. – Мужику не понять.
- А то..., что я убийца, - осторожно спросил Дмитрий. – Ты мне не поверила?
- Поверила, - спокойно ответила я.
Димка непонимающе смотрел на меня. Интересно, что он обо мне сейчас думает?
- Ты ожидал, что я ужаснусь? Буду сокрушённо охать и обзывать тебя страшными словами? – поинтересовалась я. Я хотела, чтобы мой голос выглядел спокойным, но он получился грустным и почему-то безмерно усталым.
Дмитрий молчал.
- Я не знаю, заслуживали смерти или нет те, кого ты убил. Скорее всего, да. Но это не важно. Потому что ты теперь умеешь летать.


7.
Иногда мне кажется, что я живу чьей-то чужой жизнью, бреду неведомо куда, а что-то моё - истинное, настоящее, осталось где-то позади, и кто-то другой подобрал это, чтобы стать мной. Наверное, именно так люди начинают сходить с ума.
А вчера я вновь увидела почти забытый кошмарный сон: ледяной ветер, несущий меня сквозь пепел, бесконечно кружащийся в тёмной пустоте неба, над холодными безжизненными горами. Наверное, я кричала во сне, так как была разбужена Димкой, озабоченно подошедшим к изголовью моей кровати. Вцепившись ему в руку, я благополучно заснула снова, а он, бедный, так и остался полусонный, сидеть рядом. Пришлось, подвинувшись, уложить его к себе, нельзя же так издеваться над человеком, а без Димкиного присутствия кошмар вновь возвращался. Правда, похоже, что после этого Дмитрий до утра так и не заснул, замерев рядом, и боясь на меня дышать.
Странно всё как-то. Я, наверное, не люблю Димку, но его бескорыстная любовь греет меня, и он стал единственным близким мне человеком. Или всё же... люблю? Но очень боюсь себе в этом признаться?
...Мы встречаем этот Новый Год на крыше шестнадцатиэтажки, подальше от людей и людских глаз.
- Закрой глаза. Прислушайся к себе, всмотрись в себя. Не надо говорить: «Я хочу взлететь», забудь про слова. Твои мысли должны представлять собой образы. Только тогда ты сможешь почувствовать силу, - внушаю я стоящему напротив меня Дмитрию. Наверное, учитель из меня тот ещё, вся надежда на ученика. Кирилл, в своё время учивший меня летать, скорее всего, делал бы всё иначе, но он сейчас далеко, и даже не откликнулся на мой мысленный зов.
Дмитрий стоит с серьёзным сосредоточенным лицом, пытаясь хотя бы чуть-чуть приподняться над землёй, вернее над крышей дома, но у него ничего не получается. Самое сложное – это преодолеть себя, суметь внушить себе, что законы физики, с существованием которых свыкся настолько, что их не замечаешь, не более чем условность. Главное – это поверить. Поверить не мыслями, а душой.
Наверное, было бы проще, если бы я смогла взлететь сама, продемонстрировав это Димке, но у меня не осталось сил, и начавшиеся кошмарные сны лишнее тому подтверждение. Почему Дмитрий вообще поверил мне – загадка, наверное, потому что слишком безоглядно меня любит. Но поверить мне – это только полдела, главное поверить самому себе.
- Ты летал когда-нибудь во сне? – спросила я Дмитрия.
- Да, - он открыл глаза и посмотрел на меня. – До сих пор иногда летаю.
- Ты помнишь, как это происходит? Что ты при этом чувствуешь?
- Смутно.
- Попробуй вспомнить. Во сне, то что ты делаешь, не вызывает у тебя чувство неправильности, нереальности. Ты поднимаешься над землёй, и это кажется тебе естественным. Перенеси свой сон сюда. Освободи свою душу. Знаешь, почему люди летают во сне в основном в детстве? Будучи ребёнком, человек более свободен, не отягощен условностями и правилами, по которым ему приходится жить позднее. Люди придумывают себе ограничения, строят вокруг себя стены, потому что мир вокруг пугает их, он непостижим и непредсказуем. Может быть, они по-своему и правы, но мы – другие. Разбей невидимые стены вокруг себя!
Димка закрыл глаза и замер, расправив руки в стороны, словно птица - крылья. Его лицо разгладилось, сосредоточенность пропала. Он улыбнулся, словно бы вспомнив что-то приятное, и в тот же миг резкий порыв холодного ветра, налетел на него и рассыпался по лицу снежной порошей. Медленно, очень медленно, словно бы преодолевая тяжелейшее сопротивление, Дмитрий начал подниматься. Зависнув в воздухе где-то в полутора метрах от земли, Димка открыл глаза. Несколько секунд он висел, с непониманием глядя на мою улыбающуюся физиономию, затем изумлённо вскрикнул и рухнул на заснеженную крышу.
Я подошла к нему и протянула руку, чтобы помочь подняться. Димка ошарашено озирался и выглядел настолько забавно, что я рассмеялась. Проигнорировав мою помощь, Димка вскочил одним прыжком и, подхватив меня на руки, закружился.
- Получилось! Господи, я же всю жизнь мечтал об этом! Получилось! – восторженно завопил он. – Инка, ты моя Богиня! Я люблю тебя! Я боготворю тебя! Ты моё счастье! Я люблю тебя, люблю!
Димка внезапно замолчал и остановился, сияющими глазами глядя на меня. Осторожно, будто боясь потревожить диковинный хрупкий цветок, он наклонился ко мне и поцеловал. Я не отстранилась, где-то даже мимолётно удивившись этому, и вдруг поняла, что люблю Дмитрия. Все мои сомнения, вопросы, попытки разобраться в себе показались мне какими-то далёкими, неестественными и смешными. Здесь была я, и здесь был он – тот самый, единственный, которого я так долго искала, а, найдя, почему-то сразу не смогла разглядеть.
Димкины губы сухие и тёплые прикоснулись к моим, и я подалась вперёд, принимая этот поцелуй, и даря в ответ свой.
;Мы стоим на крыше дома, самозабвенно целуясь, не в силах хотя бы на миг оторваться друг от друга, и зимний ветер, несущий мелкую снежную порошу, кажется тёплым.


8.
...Любить мужчину. Это так странно, необычно, и не похоже ни на что, что я испытывала раньше. Это чувство забирает меня целиком, без остатка, и я словно бы полностью растворяюсь в нём. И кажется, что вокруг больше нет ничего, кроме нашей любви.
...Мой любимый. Мой единственный.... Мои губы шептали эти слова вчера, или уже сегодня, и снежинки падали мне на лицо. И я вновь и вновь, про себя, повторяю их.
Но несмотря ни на что, некая крохотная часть меня остаётся трезвой, наблюдая за происходящим как будто со стороны. Эта часть помнит то, что забыла я, потерявшая голову от любви. Когда я целовалась с Димкой на крыше, именно эта часть неожиданно поняла, что я могу брать у Дмитрия силу, для того чтобы летать. Неосознанно, я взяла чуть-чуть, и тут же поклялась этого никогда больше не делать, вдруг, словно очнувшись, и вспомнив, какой ценой эта сила достаётся. Но этого чуть-чуть хватило, чтобы кошмары мне этой ночью не снились.
Мы с Димкой легли спать раздельно, и это было как-то само собой разумеющимся. Трезвая часть меня прекрасно помнила, что плотская любовь – неотрывная часть любви двух людей. Но мне почему-то показались неуместными даже мысли о сексе, не говоря уже об остальном. Моя любовь была светом, просто светом, мне вполне хватало прикосновений моего любимого, каждое из которых заставляло меня сладко замереть, а любой поцелуй превращался в тайну. Закрывая глаза, я погружалась во что-то яркое, тёплое, сияющее всеми цветами, что невозможно обрисовать или облечь в слова. Наверное, Димка тоже чувствовал что-то подобное.
...Я не помню, что мне снилось, но разбудила меня именно та крохотная трезвая часть, с прямолинейной жестокостью заставив вспомнить - кто я, и что осталось позади. Заставив вновь почувствовать боль и пустоту моей души, которые я попыталась заполнить любовью. Появилось странное чувство, будто я совершаю предательство по отношению к маме, хотя разумом я осознавала, что это, конечно же, не так.
Трезвая часть напомнила, что мне нужна сила, и я ещё не до конца проснувшись, с закрытыми глазами, начала просчитывать варианты. С холодным спокойствием я отметила, что теперь не одна, ибо Дмитрию нужно то же самое, что и мне. Но при этом я чувствую ответственность за него. Ведь он только-только ступил на эту дорогу - алую дорогу в небеса....


9.
...Сегодня уже восьмое. Неделя нового года пролетела незаметно, словно один день. Когда я об этом задумываюсь, где-то в глубине души появляется неприятное и немного непонятное тревожное чувство. Возможно, это страх перед неизбежным - ведь так пролетает жизнь.
;Мы едем ко мне домой. Дмитрий угрюмо сосредоточен, мне стоило немалых трудов уговорить его на эту поездку: он активно сопротивлялся моей затее, справедливо полагая, что квартира, где я раньше жила, может до сих пор находиться под наблюдением. Я решила, что излишне будет признаваться ему в том, что на это я и рассчитываю. И всё было бы ничего, но как только мы вышли на улицу, у меня появилось и стало расти ощущение, что всё-таки никуда нам сегодня ехать не надо.
Тем не менее, вид у меня сейчас глупо-жизнерадостный и беззаботный – надо вживаться в новую придуманную роль. С помощью краски для волос и изрядного количества дешёвой косметики мне удалось превратить себя - красавицу в некое подобие провинциальной по****ушки. Когда Димка, проснувшись утром, увидел меня в новом обличье, то на некоторое время лишился дара речи. Да что там – Димка, сама себя в зеркале узнаю с трудом. Даже не верится, что эта крашенная блондинка с плотно наштукатуренным лицом – это я. Правда, с помощью косметики хромоту не скроешь, но мало ли хроменьких девушек в Москве? Вот, например, пошла одна к выходу из вагона – хромает даже больше чем я.
...Наша станция. Выходим на платформу, сопровождаемые подчёркнуто-серым людским потоком. По всем канонам роли я должна глупо улыбаться и виснуть на кавалере, но почему-то не хочется. Как-то не по себе, тревожно. Димка, судя по всему, тоже чувствует себя неуютно.
Вчера мы решили, что заходить на квартиру будем раздельно. Вначале я, и с десятиминутным интервалом – Дмитрий. Так как всё уже обсуждено и оговорено, быстро, словно бы мимоходом, поцеловав Дмитрия, я, не оборачиваясь, вклиниваюсь в плотную людскую массу, ползущую на выход.
Удачи нам, удачи! Странно, в голове звучат слова знакомой молитвы: «...не дай мне убить невинного!» К чему бы это?


10.
...Дом. Дом пахнет по особенному, чем-то родным, близким. Ни чем-то конкретным, просто домом. И не важно, что в нём давно не жили, запах остался прежним.
Когда я шла сюда, то не представляла, что мне будет так тяжело. Войдя в квартиру, я просто села, прислонившись к стене, и сидела так минуты три-четыре, пытаясь прийти в себя, не в силах сбросить груз нахлынувших воспоминаний. Мы жили здесь – я, мама, ещё раньше – отец, ушедший так давно, что боль утраты почти стёрлась временем. Все уходят. Я не сумела сдержать слёз, я так и не разучилась плакать, оставаясь той же маленькой девочкой, что жила здесь когда-то с папой и мамой.... Слёзы стёрли мой придуманный образ, размазав его по лицу.
Войдя в ванную комнату, я умылась, вновь став самой собой, вернувшейся домой. Но, так ли это? У женщины, смотрящей на меня из зеркала, слишком старые, усталые глаза, и лицо чуть-чуть другое. Кто ты – незнакомка?
...Надо собрать вещи: свои и что-нибудь мамино, сейчас придёт Димка. Отвернувшись от зеркала, делаю шаг в коридор. Чувство опасности, подспудно преследующее меня с утра, достигает апогея и внезапно полностью исчезает.
Незнакомец стоит в коридоре, повернувшись чуть боком, и спокойно наблюдает за мной. В руках у нет ничего, но, похоже, для того чтобы со мной справиться, ему ничего и не нужно. Второй незнакомец бесшумно появляется из комнаты, которую вероятно осматривал, и, мельком глянув на меня, плавным кошачьим шагом проходит во вторую. В руках у него поднятый стволом вверх пистолет. Шансов у меня никаких. К чёрту шансы! Достав один из взятых у Димки ножей, встаю в боевую стойку. Первый мужчина с ироничной улыбкой по-звериному грациозно перемещается ко мне. Нож движется по дуге ему навстречу. Как я и рассчитывала, противник уворачивается, но я, предугадав его замысел простейшим приёмом перехватить мой нож, резко присев, делаю полушаг в сторону, лезвие, развернувшись, отходит обратно. Незнакомец, шипя от неожиданной боли, отскакивает назад, зажав порезанную руку. Холодно улыбнувшись ему, подчёркнуто медленно слизываю с ножа капельки крови.
На лестнице слышится чей-то крик, глухой грохот, такой, что вздрагивает весь дом. Димка! Страх за него, бросает меня вперёд. Мой противник плавно уходит в сторону, я так и не успеваю сообразить куда, неведомая сила, подхватив меня, пребольно швыряет на тумбу в коридоре. Слегка оглушённая, я пытаюсь подняться, но мужчина наваливается на меня сзади, вдавливая лицом в пол. От резкого удара по вооружённой руке я вскрикиваю, пальцы, вдруг полностью онемев, перестают чувствовать рукоять ножа. Я отчаянно сопротивляюсь, пытаясь вывернуться, дабы вцепиться в противника хотя бы зубами.
- Помочь? – слышится над головой.
- Справлюсь. Посмотри, что там за шум на лестнице, похоже, сучка пришла не одна.
Почти рядом с моим лицом опускается ботинок, второй незнакомец идёт к выходу, перешагнув через меня, как через полено. Я рванулась на пределе своих сил, дабы вцепиться в ногу уходящего, держащий меня мужчина не ожидал такого рывка, и мне удалось освободить левую руку. Тяжёлое тело тут же навалилось на меня вновь. Такое впечатление, что этот гад намеревается раздавить мою голову об пол. Боже, больно то как! Моя рука нащупала какой-то твёрдый предмет, упавший с тумбы. Удобная рукоять словно бы сама легла мне в ладонь. Такого не бывает! Не соображая уже ничего, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание, я трясущейся рукой подняла тяжеленный пистолет и нажала на спусковой крючок. От грохота я вмиг оглохла. Что-то острое брызнуло в стороны и пребольно впилось мне в щёку. Незнакомца сдуло с меня, словно сказочным порывом ветра. По-змеиному извернувшись в его сторону, я дважды выстрелила в противника, и в тот же миг его душа вошла в меня потоком силы.
Сквозь пляшущие в глазах радужные кружочки я вижу второго мужчину, появившегося в коридоре передо мной. Судя по всему, он не успел далеко уйти, и вернулся, услышав выстрелы. Стреляю в него. Громоздкий пистолет в моих руках ходит ходуном, пуля, даже не задев моего врага, сносит половину входной двери. Видя направленное на меня оружие, стреляю вновь. На этот раз более удачно, мой выстрел развернул моего противника в тот миг, когда он нажимал на спусковой крючок. Огненный шмель пронёсся над моей головой, добавив к запаху пороховой гари и свежего мяса запах палёного волоса. Мой противник беззвучно кричит, всё ещё сжимая в руке пистолет. Я стреляю в него, и опять - удачно. Руки, сжимающей пистолет, у моего врага больше нет. Я вновь нажимаю на спуск, но ничего не происходит. Опустив выручившее меня оружие на пол, встаю и, шатаясь, держась за стену, подхожу к ещё живому противнику. Поднимаю с полу его руку, разжав обмякшие пальцы, беру пистолет. Иногда это очень тяжело – добивать врага. Тем более, я не чувствую ненависти, пришедшие за мной всё-таки были воинами, а не палачами, и не причастны к смерти моей мамы. А вот тот, кто их послал.... Он виновен слишком во многом, а теперь ещё и в смерти этих двоих.
Выстрел милосердия. В голову. Чужая сила входит в меня горячим потоком. Я с удивлением замечаю, что буквально переполняюсь ею. В следующую секунду ощущение переполненности проходит, но, похоже, полученной от двух противников силы мне хватит не меньше чем на три месяца полётов.
Странно, почему-то на душе противно, как никогда.
И ещё мне страшно. Жутко страшно, потому что там, на лестнице – Димка, и я не знаю что с ним. Господи, только бы с ним ничего не произошло! Я не могу больше терять!
Сжав в руке пистолет, делаю шаг к выходу из квартиры. Всё что угодно, только бы Димка остался жив!
Он, чуть не сбив с ног, буквально налетел на меня возле самого выхода на лестничную клетку. Вцепившись в Димку, я уткнулась носом ему в куртку, давя в себе желание разревется. Живой! Димка обнял меня, и замер, прижав к себе.
- Милая моя! Хорошая моя! Ты цела?
- Да, вроде бы, - я заставила себя оторваться от его куртки.
- Что это? Ты ранена? – Дмитрий осторожно дотронулся до моей правой щеки.
Резкая боль пронзила щёку, я, чуть не вскрикнув, отшатнулась.
- Не знаю, как-то не заметила. Не до того было, - я вошла обратно в квартиру и остановилась перед зеркалом в ванной комнате. Димка хотел было пройти следом, но я остановила его.
- Подожди, посмотрю вначале сама.
Он остался в коридоре, наблюдая оттуда за мной, не требуется ли мне какая помощь.
Смыв водой свою и чужую кровь с лица, я с изумлением заметила торчащий у меня из щеки кусок чего-то розовато-белого. Бедное моё многострадальное личико! Просто кара какая-то! Превозмогая противную тупую боль, я выдернула этот кусок, при ближайшем рассмотрении оказавшийся осколком зуба. Хорошо, что не моего. Теперь я знаю, что шрапнелью брызнуло по всему коридору после моего первого выстрела.
- Димка, посмотри пожалуйста, на кухне, на полке должна быть аптечка. Если её не упёрли, конечно.
Дмитрий удалился. Интересно, что там произошло с ним на лестнице? Но об этом расспрошу потом, надо быстрее собираться и бежать отсюда, пока не нагрянули очередные гости.
...Выбравшись на балкон, по стене поднимаемся с Димкой на крышу дома. Для случайного стороннего наблюдателя это должно смотреться красиво, так как этому наблюдателю совершенно необязательно знать, что руками и ногами мы перебираем только для вида. Мы специально выбрали время визита на мою квартиру так, чтобы уходить по темноте. Если верить моему ощущению опасности, убрались мы очень своевременно, перевалившись на крышу, я каким-то неизвестным чувством словно бы услышала осторожные шаги входящих в квартиру.
Очень неприятно ощущать идущую следом смерть.


11.
...
- Что с тобой? – Димка, озабоченно вглядываясь мне в лицо, присел на диван рядом. – Щека болит?
- Щека? Нет, зажила уже, наверное. Просто – погано.
- Воспоминания?
- В какой-то мере уже воспоминания, - я грустно усмехнулась. – Недавние.
- Из-за дома?
- Да нет. Грустно, конечно, было возвращаться домой, я даже не представляла, что это будет так тяжело. Но не в этом дело. Просто очень неприятно осознавать себя сволочью, - я встала и подошла к окну.
Господи! Почему, почему так ноет душа!?
Вчера я убила двух человек, и сделанное мною казалось мне правильным, а сейчас.... Я оборачиваюсь назад и понимаю, что две жизни погибли ни за что.
А возврата не существует.
- Вещи мамы, память, дом..., - я стараюсь не смотреть на Димку. - Ведь я не только тебя, я даже себя сумела убедить в том, что мы идём именно за этим. А на самом деле мне были нужны души, сила! – резко обернувшись, я поймала его взгляд.
– Посмотри на меня! Посмотри, кого ты любишь! Тварь, питающуюся чужими душами. Я убивала так много, что сбилась со счёта после первого десятка! Я часто спрашивала себя – зачем? Зачем мне этот проклятый дар? И почему тот, кто наградил меня этим даром не забрал у меня способность жалеть врага? Посмотри на меня! Посмотри! Ты видишь чудовище?
Дмитрий наклонился мне.
- Ты хочешь знать, что я вижу? – нежное прикосновение ладони к моей щеке. - Я вижу девочку, заблудившуюся на пугающем тёмном пути. Ей страшно и одиноко, и она не знает в какую сторону идти.
Странно, Димкина ладонь мокрая. Оказывается, я плачу. Но почему? Я не должна. Я ведь поклялась не плакать. Хотя, я столько раз нарушала клятвы.
- Только девочка теперь не одна, - продолжил Димка, внимательно смотря мне в глаза. – И мы сможем сойти с этого тёмного пути. Я уверен.
Я молчу. Димка, Димка.... Ты только встал на этот путь, и уже думаешь, что сможешь с него сойти. Как бы я хотела поверить в это вместе с тобой! Но, пытаясь хоть чуть-чуть заглянуть в будущее, я почему-то вижу только тьму и багровые сполохи. А путь... он может быть и тёмен, и страшен, но его освещают звёзды. Прекрасные манящие звёзды. Они становятся чуть ближе, когда поднимаешься в небо....
Димка нежно обнял меня. Почему-то сейчас, как никогда, я ощущаю хрупкость и беззащитность нашей любви, нашего счастья. Я страшно боюсь, что всё это может внезапно исчезнуть, жизнь уже давно отучила меня верить в хорошее.
- Душа болит, - признаюсь я, прижавшись к Дмитрию.
- Наверное, это хорошо. Когда есть чему болеть, - он поцеловал моё заплаканное лицо.
Странно, сейчас мне совсем не хочется быть сильной. Мне хочется быть обычной девушкой – любящей, любимой.
Но смогла бы я променять свой дар на спокойную жизнь с любимым человеком? Прямо сейчас, будь такая возможность?
Нет! Никогда! И не только потому, что позади, на пройденном пути осталось слишком многое, и невозможно вернуться. Просто, иначе я не была бы собой.