Сказка.
Сидят, как-то на балконе своего дворца, царь Ермолай со своим военачальником - генералом. У каждого в руке блюдце – чай прихлёбывают. За спиной казначей царский бормочет:
- … людишек родилось - три души, из них полу мужского – две. Дальше скотины народилось: телят три штуки, козы две штуки…
Под бормотание монотонное задумался царь, да и генерал стал подрёмывать. А впереди дорога от дворца прямиком, под горку, через поле, и аккурат на солнышко заходящее сворачивает. Царь на дорогу глядел, глядел, а потом говорит генералу:
- Как, думаешь, генерал? У нас в царстве дороги больше влево или вправо заворачивают?
Генерал с дрёмы:
- Это, как?
- Ну, я спрашиваю, у нас поворотов, каких больше налево или направо?
Стал генерал вспоминать, где какие дороги, куда поворачивают. Долго вспоминал, считал про себя. Потом говорит:
- Я, так думаю, больше поворотов у нас налево.
Царь на него вопросительно глянул:
- Эт, как ты всё так сосчитал?
Генерал давай ему перечислять:
- У речки, у мельнице – раз! У дуба в поле – два!
Царь его перебил:
- Вон впереди дорога, направо свороток раз! К болоту Гиблому два! Так не пойдёт! Надо точно! Ну-ка спросим у казначея. Казначей!
А, тот на ухо туг, из книги толстой читать продолжает:
- … рыбы всякой поймано: два десятка пудов. Ягод собрано пять пудов, также грибов семь пудов.
- Казначей! – крикнул царь, и короной с головы по столу с маху ударил. Казначей от неожиданности вздрогнул: - Ась?
- Я, спрашиваю, казначей. В нашем царстве, на дорогах каких больше поворотов: левых? Правых?
- Так, дороги. Значит на букву Д, - казначей перелистывает свою толстую книгу, - Дверь, дребедень. Вот дороги! Так, длина – в локтях, в верстах. А поворотов – нет!
- Огорчаете, вы меня, – царь расстроен, - А приедет, кто из заморских гостей, спросит, куда они у нас больше поворачивают, а нам и сказать нечего. Вот будет конфуз!
Генерал сидит, тоже головой укоризненно качает. И казначей себя виноватым почувствовал.
- Кого-то надо посылать, своротки дорожные считать.
Задумались. В царстве они лишь трое умели считать. Ну, солдат ещё.
- Так давай, нашего солдата и пошлём, - говорит генерал.
- А вдруг война. Кто ж защищать нас будет? – спрашивает царь.
- Сейчас посмотрим, - генерал из-под себя тоже книгу достал.
- Учения – были. Парад – на Ваши царские именины. Не скоро. Вот – война. Только через сто лет будет. Нам её ещё при пра, пра, прадедах король Генрик Третий объявил. А, за что? Не видно, тут дальше книгу мыши объели.
- Ну, вот война. А мы и не готовимся, - король совсем опечалился.
- Позволю заметить, - молвил казначей, - Не родились ещё солдаты, той войны.
- Ах, да, да, - закивал головой король. Ну что ж, раз ничего нет - посылай солдата завороты считать. Да, по пути может в королевство к Генрикам зайдёт? Насчёт войны порешает. Может ещё на сто лет войну отложат? Ты, казначей выдай солдату на дорогу: сухаря солдатского да табаку крепкого.
С тем и отправили солдата, чтоб сосчитал в царстве все повороты: какие правые, какие левые. И при этом помечал, как загнута дорога: сильно, не очень, еле-еле.
Солдату задание в радость. Застоялся. Всё не дома – при генерале. То ученья царю показывает: ползком, бегом, пешком. То караульным у дворца стоит. А, тут хоть какое-то дело. Идёт по дорогам, в один лист, левые повороты рисует, в другой правые сосчитывает. По пути, где по хозяйству, кому поможет. Везде его привечают, рады ему – защитнику, опять же припасом съестным оделят. Всё веселее. Время пришло, все дороги он обошёл, все тропинки в царстве облазил. Остался пустяк - последние задание, узнать по что король Генрик Третий им когда-то давно, войну объявил. Дошёл до границы своего царства. Дальше по дороге королевство Генриков пошло.
Идет по королевству, а там всё по-другому. Не избы бревенчатые, домики опрятные стоят. Перед каждым из них земля кучкой собрана, на ней цветы высажены. Дорожки песком чистым посыпаны. Только тихо как-то - запустенье. Какую деревушку проходит, а народу нет, в дом какой не стукнется - никого. А спросить то надо, как ко дворцу королевскому пройти. Идёт в зной самый, солнцепёк. Речушку поодаль заприметил, свернул с дороги, решил привал себе сделать. Разулся, ноги в течение слабое, прохладное опустил. Тут же, тряпицу чистую расстелил, обед нехитрый, солдатский разложил: луковицу, сухарь, щепотку соли. Луком, сухарём хрустит, водицей речной запивает. Пообедал, на спину откинулся, руки за голову. Облака рассматривает, птиц полевых слушает. Не заметил, как задремал.
Проснулся от причитания женского, плача детского. На локтях приподнялся, огляделся. По дороге два стражника, молодого мужика гнали. За ними женщина, с оравой детишек малых. Всё мужа обнять, удержать хочет, сквозь слёзы:
- Не пущу!
Детишки ревут, за мать, отца цепляются, у стражников в ногах путаются. Один стражник мужа в спину копьём колет – быстрей подгоняет. Второй копьём на женщину с детьми замахнулся. Солдат, как увидел это, с травы на дорогу босиком выскочил. У стражников копья отнял, в поле - далеко закинул. Те на него с кулаками, драться, да и солдат рад размяться. Вот и попало стражникам, кому по уху, кому по носу – кто, что подставил. Видят стражники не справиться, отступились. Огляделся солдат, а супруги, детей на руки похватали и полем, к лесу, бегом. Пошел тогда служивый, обулся, да на бережку сел, стражников поджидать. Те в реке синяки, шишки отмачивали. Кисет вытащил, цигарку скрутил, закурил. Стражники с воды вышли, по обе стороны от него сели. Он им кисет протянул, те не отказались. Сидят сигаретками попыхивают. Стражник, что постарше:
- Эх, служивый. Ты государства другого. Законов наших не знаешь. Зачем вмешался?
- Это, что за законы такие? – удивляется солдат, - Чтоб человека безоружного палкой острой тыкать. На женщину копьём замахиваться, детишек пугать.
- Да, знаем. Нехорошо, - Старшой, горестно рукой махнул, замолчал.
Младшой тряпицу мокрую, под глазом держит, - Что делать-то будем? Кого к королю вести? Все ж разбежались.
- Это, что у вас к королю как на смерть? - спросил солдат.
- Так и есть на смерть, - начал рассказывать старший стражник, - Им, королям нашим, Генрикам – проклятье. В роду болезнь неизлечимая. По крови она у них передаётся. Вот и нынешний король, Генрик Седьмой – болен. Правда есть лекарство, что в приступ от смерти спасает. Яблонька в саду королевском растёт. С виду дерево самое обыкновенное, и плоды у неё обычные. Ты съешь то яблоко, ничего тебе не будет и я съем ничего мне не будет. Да даже король съест, ему ничего не сделается. До тех пор пока он своей царской ручкой, золотым ножичком, на золотом блюдечке, то яблочко не разрежет. Вот тогда сила необыкновенная и проявится. С виду одинаковые яблочные половинки. Да только одна часть становится сильно смертельной, другая настолько же живительна. И, поди, угадай их. Вот так и живём испокон веков. Сегодня царь утром почувствовал недомогание. Слух по королевству, быстро разошёлся. Народ, кто куда попрятался. Только этот с детишками далеко не убежал. А королю всё едино, кто будет пробовать те половинки, муж ли, жена или ребёнок маленький. Приведём мы того человека во дворец, будет он выбирать. Хорошо если он сразу же надкусит смертельную долю – умрёт не мучаясь. Значит вторая половина, оставшаяся – живительная. Она Генрику на излечение. Хуже когда он угадает целебную половину. Вторую, смертельную выбрасывают. Другое яблоко берут, опять его король режет, человек пробует. И до тех пор, пока не ошибётся, не отравится.
- Вот и говорю, хорошо, когда сразу же смерть выбирают. А так на втором яблоке волосом белеют, на третьем многие умом повреждаются.
Вздохнул опять горестно стражник, замолчал. Солдат дослушал, как бы про себя проговорил:
- Так получается король свою смерть, чужими жизнями кормит.
- Вот, вот, - стражники унылы, - Горе-вояки мы, людей на смерть водим.
Задумался солдат, можно ли людишек этого королевства от смерти спасти. Такой король, что змей огнедышащий – всех со временем изведёт. Им-то, тутошним, свои законы не обойти, а ему их законы не писаны. Да и к королю идти всё надо. А сколько прождёшь, пока король излечится?
- Эх, была, не была, - солдат махнул рукой, - Ведите, меня к королю. Вопрос от царства нашего, к королевству вашему имеется.
Стражник старший головой замотал: - Пока они болеют, не принимают.
- Дело государственное решим - буду яблоки пробовать, - сказал солдат.
- Что, ты? От туда никто, живым не выбирался. На верную смерть идёшь.
- Вам же нет разницы, кого привести. Вот и ведите меня.
Раз так решили, пошли стражники свои копья в поле искать. Ну а потом ко дворцу, впереди солдат, позади стражники с копьями на перевес.
Во дворце все окна, от света яркого, дневного занавешены. Прислуга на цыпочках ходит, шёпотом шипит, друг у друга переспрашивает:
- Не ведут? Не ведут?
Как, увидели солдата со стражниками, кинулись, кто к королю, кто к яблоньке за яблоками, кто за блюдцем золотым с ножичком.
Король Генрик Седьмой на троне сидел. Ртом распахнутым, как жаба дышал. Взглядом мутным, всех осматривал. От того взгляда на всех озноб пробирал, вдруг ещё хуже ему станет, заставит первого попавшего пробовать яблоки. Вот прятали глаза - боялись. Как солдата ввели в тронный зал, вздохнули свободно. Король солдата оглядел, спрашивает:
- Кто, такой? Как есть не наш?
А солдат по уставу, по стойке смирно, рапортует:
- Солдат соседнего царства, по поручению царя Ермолая.
Король спрашивает:
- Что за дело?
- Ваш пра, пра, пра, прадед король Генрик Третий объявил нашему царству войну. И начнётся она через сто лет. Вот и послал меня царь Ермолай, узнать по какому случаю объявлена война. И можно ли ещё перенести её ещё лет на сто.
Король хитро прищурился, наклонился к солдату, так, что пузо меж ног свесилось, руками в колени упёрся:
- Вот болею я. Если ты настоящий солдат, готов ли ты, за царство своё умереть? Я тебе указ королевский, что война совсем отменяется. А ты за это яблочки пробовать станешь. Уж, сказали, поди, что за яблочки.
Солдат задумался, потом:
- Ну, раз совсем войну отменишь, готов жизнь свою положить. По рукам! Пиши бумагу!
Принесли перо, чернила, бумагу. Король указ нацарапал, что война отменяется, и впредь обязуются не воевать с их царством. Подпись поставил, печатью закрепил. Подал указ солдату:
- Твой черёд уговор исполнять.
И подаёт блюдце золотое с двумя половинками яблок. Солдат указ на груди под рубахой спрятал, руку к блюдцу протянул. А какую половину взять не знает. То на левую долю нацелится, то к правой потянется. Все дыхание затаили. Некоторые, там из женского полу, принцесски разные, в обморок попадали. А солдат всё не решается. Король его торопит:
- Ну же, солдат. Не томи!
Тогда солдат глаза закрыл, и какая половинка под руку попала, ту взял. Ко рту потянул. Кусочек яблока надкусил. Как вдруг за горло схватился, захрипел. Сначала на колени пал, потом набок завалился. Король усмехнулся:
- Выбросите этого дурака, да указ заберите - разорвите. А войной завтра же на них пойдём. Людишек царских в тюрьму посадим, они мне яблочки будут пробовать.
И рассмеялся, забулькал нутром. Свита придворная захихикала, кинулась к солдату указ вытаскивать. Только два стражника грустны – жалко служивого. А король оставшуюся половинку есть начал. Придворные над солдатом склонились, по груди у того шарят. Вдруг, что-то забрякало, покатилось. Корона королевская на центр зала выкатилась. Оглянулись, а король мёртвый на троне завалился, глаза открыты, и половинка яблока изо рта торчит. Все недоумённо смотрят то на солдата, то на короля. А солдат глаза открыл, сел, куском яблока машет:
- Вот, яблочком поперхнулся, - объясняет.
Все решили, что солдат их обманул – мёртвым притворился, кинулись на него, живьём готовы разорвать. Только солдат ловок. Потом стражник говорил, что не кидал копьё солдату, будто оно по волшебству само к нему полетело в руки. И вот, древком этого копья солдат доказал вельможам: он мол де только куском яблока подавился, что мол они сами виноваты за королём не досмотрели, что Генрика Седьмого всё равно не вернуть. Сидя под столами да лавками, поняли они, как глубоко ошибались, думая, что такой честный солдат, хотел их обмануть. Стражника - два, объяснениям солдата не мешали. Стояли в сторонке посмеивались.
Более во дворце делать было нечего. Стражники вызвались солдата проводить. По дороге всё удивлялись, его смелости, да везению. А, как не ту половинку бы угадал? Солдат же в усы посмеивался. Из дворца вышли, а там уже народу собралось – тьма. Рады, что король умер, что некого больше бояться. Тут и друг его давешний, с супругой, с детьми. Давай прощение просить, что солдата со стражниками оставили. Да, только служивый на них зла не держал. С прощения, обниматься стали, радоваться, что солдат жив остался. А на поляне уже столы длинные колотят, тащат из дому съестное. Костры запалили, поросят, гусей жарят. Музыканты инструменты достали, пыль сдувают, настраивают. Вельможи присоединились, дворцового вина, бочки выкатили. Пир начался, солдат во главе стола. Ему хвалу поют. К вечеру танцы начались. Ночь наступила. Темень не помеха, сильней костры распалили, факелы зажгли. Танцуют, веселятся. Солдат из стола потихоньку встал, и в темноту, в ночь пошёл. Домой торопится – царство-то без охраны.
Дома перед царём, перед генералом предстал. Рапортует, хочет про указ королевский доложить, про войну, царь его перебивает:
- Это потом. Ты повороты все сосчитал, не одного не пропустил?
- Все до одного сосчитаны, - отвечает солдат.
- День отпуска тебе солдат, отдохнуть, в баньке помыться, - разрешает генерал.
Сидят, как-то на балконе своего дворца, царь Ермолай со своим генералом. У каждого в руке блюдце – чай прихлёбывают. За спиной казначей царский бормочет:
- … дорог, два десятка три штуки, тропинок сотня с двумя десятками штук. На них поворотов левых, сильно загнутых …
Слушает царь, головой кивает. Потом под бормотание монотонное задумался, да и генерал стал подрёмывать. А впереди дорога от дворца прямиком, под горку, через поле, и аккурат на солнышко заходящее сворачивает. Царь на дорогу глядел, глядел, а потом говорит генералу:
- Как, думаешь, генерал? У нас в царстве дороги больше в горку или под горку?