-Михаил Семенович, - приятным женским голосом замурлыкал коммутатор, - К Вам Павел Иванович Чичиков.
-Ну что ж, - хозяин кабинета, грузный, неповоротливый мужчина с двойным квадратным подбородком и крупной, в полголовы, залысиной, скомандовал, - подавай его сюда.
Где-то в глубине необъятного помещения чуть скрипнула массивная дубовая дверь, и на пороге показался маленький, кругленький, человечек, являвший собой полную противоположность принимавшему его Михаилу Семёновичу Собакевичу, человеку очень влиятельному, и даже, более того - почти что первому лицу в правительстве. Павел Иванович, шаркая ножками и то и дело кивая головой, будто здороваясь, подошёл к огромному Т-образному столу, за которым восседал сам хозяин. На маслянистой физиономии Чичикова застыла его знаменитая не снимаемая улыбка, выражавшая одновременно и радость от встречи, и уважение перед чином, и надежду на понимание, и какие-то тайные намёки, и ещё Бог весть что такое непонятное.
-Павлу Ивановичу – наше нижайше почтение, - пробасил Собакевич. Он попытался приподняться и даже, кажется, поприветствовать гостя, но не справился с силой земного притяжения и снова рухнул в жалобно заскрипевшее под страшной тяжестью кресло, - Прошу!
Чичиков вежливо ответил на приветствие, отодвинул ближний стул и осторожно присел на самый краешек, аккуратно сложив на коленях пухленькие ладошки. Минут пять продолжалось тягостное молчание. Наконец Чичиков, видя, что Собакевич начинать разговор не собирается, сказал:
-Мы, давеча, с господином Маниловым сидели в его офисе и о Вас вспоминали. Он всё сокрушался, что Вы к нему в его фракцию «Манго» никак не загляните.
-А ну его, - отмахнулся Собакевич, - пустой человек, да ещё и мошенник. Всё прожекты строит, как Россию-матушку спасти, а сам только и думает, как в правительство поскорее пролезть. А сам-то – посади его в моё кресло, так он полстраны мигом уворует. Он да его дружок городничий, это ж разбойники, каких свет не видывал. Бони и Клайд!
-Ну конечно, господин Манилов не идеальный пример для подрастающего поколения, однако, хочу Вам сказать, назначение госпожи Коробочки министром культуры – очень мудрое решение. Госпожа Коробочка – очень тонкий и дальновидный политик…
-Дура набитая, - Собакевич недовольно поморщился, - Отменила дотации на культуру. Говорит: поеду по заграницам, приценюсь там – почём государства за культуру доплачивают, а там решим. Да кому она там, за границей, со своей культурой нужна. А по мне так там, где из земли газ качают – там она и культура! Вот так.
-Ну да, я, честно признаться, замечал у неё некоторое недомыслие. Но уж вот начальник Госналогслужбы – действительно, очень достойный человек.
-Это Плюшкин-то? Насоздавал уже столько налогов, что и сам всех не упомнит. Поверь моему слову: дурак он, дурак и есть. Дурак и мошенник. Всех предпринимателей разорил, весь народ обобрал, а сам ни с чем остался. Попробовал, было, даже на меня пасть разинуть, да поперхнулся, Теперь вот пятки лижет, на голове уж смотри какую лысину вылизал. А ещё сунется – шею сверну. Я человек простой.
-Очень верно, очень, - Чичиков в волнении даже поцокал языком. – А что Вы скажете о господине Ноздрёве? Не правда ли, очень энергичный молодой человек…
-Да пустозвон этот ваш Ноздрёв. Пустозвон и пустобрёх, - Собакевич в сердцах хлопнул ладонью по столу, на что тот ответил жалобным скрипом, - окапался там, в Думе со своими Демократическими либералами, только и знает, как по клубам скандалить да сабантуи в «Праге» устраивать. Только и умет, что водку жрать да пьянствовать, а туда же, в президенты лезет. Хочу, говорит, сапоги в океане вымыть. Да какие сапоги, он лицо-то никогда не моет. Моя б на то власть, так я бы его кнутом хорошенько высек, чтоб не ерепенился, да нельзя: имидж подпорчу. Я ж политик демократичный, выдержанный. Вот так. И вообще, все они здесь, что в правительстве, что в Думе, душегубы и христопродавцы. По всем Бутырка плачет. За тридцать серебряников готовы не то что меня, - всю Россию в бараний рог согнуть. Один только хороший человек – президент, да и тот, между нами говоря, … Н-да-а.
Некоторое время они опять сидели молча.
-Михал Семёнович, - нарушил, наконец, тишину Чичиков, - а ведь у меня к Вам дело есть.
- Какое дело?
-Да так, пустяшное…
-Ну так говорите!
-Да, в общем-то, и не дело вовсе, а так, просьба одна…
-Так излагайте, не томите.
Чичиков начал издалека. Он поведал о том, что ещё в начале века Россия была очень богата и влиятельна, но затем, вследствие известных причин, её развитие затормозилось, страна пришла в упадок, и только нечеловеческие усилия тогдашнего руководства помогли вернуть ей если не богатство и процветание, то хотя бы страх и уважение соседей. С теплотой и сердечностью отозвался он о процессе коллективизации, являвшемся, по его словам, ни чем иным, как реставрацией крепостного права. Рассказывая о пережитой войне, он особенно упирал на руководящую и направляющую роль коммунистической партии. Тем обиднее было, уверял Чичиков, обвинять её в развале империи. Далее он прошёлся по процессу перестройки, поругал гласность, помянул оба путча («Ведь идея-то была хорошая!»). Наконец он напомнил о произошедшем по вине политиков экономическом кризисе, в результате которого рубль, спокойно до поры летавший в валютном коридоре, вошёл вдруг в крутой штопор и обещал вот-вот разбиться, поранив осколками половину страны. И вот, в этот критический момент, утверждал Павел Иванович, обязательно должна возникнуть новая политическая партия, кояя, будучи незапятнанной никакой антинародной деятельностью и, впитав в себя всё лучше, как от коммунистов, так и от демократов, возьмёт на себя управление страной.
-Так вы, стало быть, собираетесь новую партию создать?
-Создал уже. Вот, извольте видеть, устав, вот программа… Называется НРПКД – народная Российская партия коммунистов-демократов. Вот списочек инициативной группы. Всё люди уважаемые, мастеровые. Вот Пробка Степан, плотник. Вот Милушкин, кирпичник. Максим Телятников, сапожник, Еремей Скороплёхин, бизнесмен. А партийной кассой у нас заведует Елисаветъ Воробей.
-Постойте, Павел Иванович! Да это ж те самые мёртвые души, что я вам давеча продал.
-Несуществующие, - смягчил Чичиков. – Ну так что ж, что они в реальности не существуют. На бумаге-то они есть все. Вот, пожалуйста, паспортные данные, прописки, места работы. Всё правильно, всё по закону. А что насчёт реальности, так мы же с вами Михайло Семёнович, доподлинно знаем, что нет ничего более призрачного, чем наша реальность. Ведь как бывает: жил-жил человек, да вдруг умер, и памяти о нём не осталось. А бывает и наоборот: не было человека никогда, а все о нём знают, все помнят.
-Ну что ж, идея ваша интересная.
-Однако смею заметить, какая бы сильная и популярная партия не была, а пробиться ей к власти, не имея влиятельного покровителя, будет сложно, почти нереально.
-Значит вы, - Собакевич нахмурился, - хотите, чтобы я вас провёл в Государственную Думу.
-Именно так, - Чичиков поднапрягся и усилил дежурную улыбку до улыбки умиленного обожания.
-Извольте, я могу. Однако это будет довольно затруднительно в моём нынешнем положении, а поэтому я попрошу вас об ответной услуге.
-…?
-А именно: на предстоящих президентских выборах ваша партия поддержит мою кандидатуру.
От неожиданности Чичиков чуть не подпрыгнул. «Так ведь я сам буду баллотироваться», - хотел было воскликнуть он, но вовремя сдержался.
-Помилуйте, Михайло Семёнович, как же можно, за такой, можно сказать, пустяк, за такую безделицу требовать поддержки на всенародных Президентских выборах!!!
-Хорош пустяк! Я же Вам, Павел Иванович, не лапти предлагаю, а депутатский мандат, не на дискотеку вас ввожу, а в Государственную Думу – высший орган власти. Но если вам этого кажется мало, извольте, я готов добавить вам к этому одно министерское кресло.
Торг длился долго. В ход шло всё: от обещаний всесторонней поддержки, до угроз выбросить на суд общественности широкий компромат в виде истории о скупке мёртвых душ, впрочем, это было невыгодно обоим, а поэтому угроза выглядела, скорее, гипотетической, чем реальной. Но вот, наконец, соглашение было достигнуто. Собакевич заверил Чичикова в том, что тот в самое ближайшее время получит прописку в нижней палате и, кроме того, его партии отойдут два министерских портфеля. Взамен Чичиков гарантировал постоянную поддержку в Думе всех начинаний Собакевича, а также пообещал, что никогда НРПКД не выступит против него.
-Вот жук, - сетовал, выходя из здания правительства, Чичиков, - ещё его кандидатуру поддерживать. Не дождётся, прощелыга. Эх, мне бы только в Думу попасть, а там – хоть трава не расти.
Он хлопнул дверью «Мерседеса» и тронул за плечо пристроившегося за рулём Селифана.
-Поехали.
И помчался шестисотый красавец, завывая сиреной, рассыпаясь огнями по ночной столице. И все встречные регулировщики почтительно давали дорогу, и все светофоры, встречали его зелёным светом.
Ах шестисотка, птица – шестисотка, куда ты летишь, куда несешься? Дай ответ. Нет ответа. Не так ли и ты, Россия…