Город огромной подковой обнимал Бульвар. Он стекал с Нагорной части и стремился к морю. Вниз бежали дома, улицы, текли потоки машин и людей. Они добегали до бульвара, счастливо переводили дух и начинали неторопливо прогуливаться, вдыхая запахи моря, нефти и втягивая пытливыми носами ароматы, вырывающиеся из многочисленных ресторанчиков. Он всегда был и самым любимым и самым многолюдным местом, наш Бульвар. Море влекло и манило, а вытянутые и стремительные тушки лодок, скользящие по бухте навевали какие-то непонятные ощущения. То ли хотелось взять их на абордаж, то ли наоборот, сесть самому в них и, легко и изящно погребывая двусторонним веслом, небрежно покорить Бакинскую бухту...
Неясная тяга постепенно оформилась в желание потрогать волну рукой, и мы, принеся по две фотографии, запечатлевшие наши прыщавые морды, записались в гребцы клуба «Нефтчи». Он нас привлек большими и красивыми серебряными воротами, за которыми сразу же просматривались штабеля сложенных лодок. Тут все было солидно - длинный пирс, раздевалки, места для лодок. И море, тут же, внизу, видимое в ракурсе, недоступном для большинства бульварных обитателей.
Лодок не хватало, людей было много, и, чтобы отсеять хронических романтиков, видевших тут только лодочные прогулки, каждый должен был собственноручно подготовить плавсредство. И нам выдали развалины байдарки-двойки.
И с этого момента мы стали грозой всех целлулоидных кукол. С совершенно наглыми мордами мы ходили по знакомым и терроризировали их просьбами выдать нам поломанных целлулоидных пупсов и прочих пластмассовых уродцев. Мы даже небрежно прогуливались мимо мусорок, и, с независимым видом, но очень внимательно, рассматривали, не мелькнет ли где розовая куклячья рука или игрушечно - страшная физиономия какого-нибудь другого игруша или игрушки... А когда в наших руках образовывалось некоторое количество этих останков, мы с яростным рычанием раздирали, распиливали и разрезали их на маленькие кусочки и запихивали в узкое горлышко заветной бутылки... Нет, мы не сдвинулись мгновенно по фазе, не поехали разом крышами, мы просто обеспечивали себе свое мореходное будущее.
Байдарка строптивая дамочка. Она не так проста, как обычный ялик или баркас. Она изящна и кокетлива. Ее подводная часть плавно изогнута и зазывно покрыта лаком, а неприглядная внутренность с поперечными брусьями и потертыми сидениями, стыдливо спрятана за натянутым перкалем. И, из-за этого гулкого и блестящего камуфляжа, байдарка чуть смахивает на барабан удлиненной формы и с красиво огороженной отдушиной, в которую запихивается одинокий отважный гребец, или, что еще хуже, пара.
Перкаль... Наш ночной кошмар, наша мука и ненависть… Плотная ткань, которую надо было натянуть на остов байдарки, закрепить и пропитать ацетоновым раствором целлулоида... При этом никого абсолютно не интересовало, где мы все это достанем. С холстом не было проблем, ацетон мы с муками достали, а целлулоид... Вот его-то мы и искали по всему городу и знакомым...
На первой же тренировке я нахлебался воды... Проверяли наше умение плавать. Поскольку вода была под боком, нас вывели на конец пирса, с которого до воды было лететь где-то полтора метра, и тренер, помахивая веревкой, мрачно процедил: «Когда записывались, да, все говорили плавать могу. Сейчас буду проверять». Почему-то при этом он весьма скептически посматривал на меня. Я понимал его, поскольку из всех новичков выглядел наименее спортивно. Не увидев в моих глазах страха, и решив нагнать тучи, он еще более мрачно сообщил: «Лестница - чтобы вылезать, вниз прыгать надо». Некоторые начали переминаться с ноги на ногу, а я безмятежно смотрел на тренера. Решив окончательно запугать, он добавил «Тут один раз один новичок (многозначительная пауза) тоже (ненавязчивый нажим голосом) говорил, что умеет плавать. А потом еле откачали. Поэтому теперь мы на веревку привязываем». И тут мы поняли, для чего был нужен моток канатика в его руках. Давая мне окончательно дозреть, он начал проверку с других. Кто прыгал содатиком, кто внизбаш, кто плыл по собачьи, кто более профессионально, но все держались на воде. Наконец подошла моя очередь, и меня тоже обвязали.
Когда я подошел к краю пирса и хорошо отработанным прыжком вошел в воду, я почувствовал, что с меня слетели плавки... То ли я сиганул далековато, то ли тренер, обвязавший меня канатом для страховки, не ожидая от толстяка такой прыти, решил придержать меня в полете, но канатик натянулся. И, поскольку я им был обвязан там, где у нормальных людей бывает талия, петля съехала ниже и потянула за собой плавки. Уже врезавшись в воду, я заподозрил неладное, во-первых, по подозрительному охлаждению некоторых непривычных к этому частей тела, а во–вторых, по тому, что одна петля была у меня на пузе, а вторая на коленях... Мгновенно сообразив в чем дело, и, представив себе, как я выглядел в полете и как, по мере погружения в воду, с меня стягивали плавки, выставляя на обзор мои достижения, я принялся ржать еще не вынырнув... Даже при моем тогдашнем умении держаться на воде, ржать, поднимать вверх петлю и натягивать плавки одновременно, было трудновато, так что пришлось чуть-чуть напиться. Но я быстро справился и, для реабилитации своего постыдного обнажения, продемонстрировал класс, наработанный за несколько лет упорных тренировок под покатой крышей бассейна СКА.
Следующим этапом нашего введения в морскую жизнь было приучение к веслу. Мы часами сидели с веслом в руках и отрабатывали движения «подготовка - гребок». Причем это все происходило в садистской близости от воды, до нее был какой-то метр, но она еще была недосягаема. Мы только с завистью смотрели на «старичков», элегантно бороздивших радужную гладь воды, а потом с интересом смотрели как они лихо вылезали из байдарок, вытягивали их на пирс и начинали оттирать от мазута.
О, несравненный по своей липкости мазут бакинской бухты… Как я хорошо помню тебя, каким противным и неподдающимся никаким усилиям слоем покрывал ты дно байдарки, и как противно было тебя оттирать… С соляркой, а то еще с какой-то гадостью, а следом за тем насухо протирать лаковое и блестящее днище байдарки... А еще надо было отодрать и отмыть тебя от рук. Но мы гордились тем, что наши руки пахнут соляркой, и были горды, ловя косые взоры, которые бросали на нас в троллейбусе. Мы бравировали своей причастностью к морю. Пусть все эти сухопутные крысы косятся на нас… Да, мы пахнем соляркой… Но мы морские жители, и нам это разрешено и даже положено...
А потом был первый морской поход на шлюпке-шестерке. Мы прошли довольно далеко, дошли до доков, с любопытством поглазели на стоящие там кораблики и пароходы, и на обратном пути, в качестве поощрения, а может, чтобы дать чуть передохнуть, тренер разрешил зайти на Караван - Сарай. Я покидал борт шлюпки с некоторым трепетом... Много прошелестело над Баку разных слухов и легенд об этом малюсеньком островке, так красиво выглядевшим с обзорной площадки Нагорного парка. По одним, это были останки древнего города, ушедшего под воду во время каких-то перетрубаций. По другим, это был действительно Караван - Сарай, но на островочке, для приплывших купцов. По третьей версии, это был обычный Караван - Сарай, но после каких-то катаклизмов ушедший под воду.
И как было странно увидеть на этом клочке земли обрывки бумаг, следы кострищ, какие-то обломки и огрызки... Легенда обрушилась, таинство места и истории сменилось обыденностью кусочка суши... Но очень интересно было ощущать себя одним из немногих, побывавших здесь и допущенных к лицезрению закулисной жизни легенды. И, садясь в шлюпку, почувствовать в себе непреодолимое желание не разглашать тайны Караван-Сарая, а, наоборот, добавлять таинственности в истории о нем...
И вот наступил день нашего триумфа. Лодка была заперкалена, и мы получили торжественное разрешение спустить ее на воду. Но разочарованию нашему не было предела... Нам предписали спустить ее на воду не в море, а в канал знаменитой бакинской Венеции. Тяжело вздохнув, и засунув головы туда, куда через пару минут мы должны были погрузить свои седалища, мы поволокли свою байдарку к каналу.
Посадка в байдарку по сложности и комичности вполне сравнима с выходом на лед новичка. По-первости, редко какая посадка обходилась без купания... Труднее всего было загрузить ее первым пассажиром. Для этого один ложился на бордюр, и двумя руками вцеплялся в лодку, а второй, проявляя чудеса ловкости, опускал одну ногу внутрь лодки, брался за ее бока и начинал приседать на одной ноге, запуская вторую в глубины лодки... А поскольку лодки предназначены для того, чтобы скользить, а не стоять, то она и начинала скользить, только не вдоль, а поперек, стремясь продемонстрировать всем свое великолепное днище, а не самодельный, и поэтому не очень эстетичный перкаль... Но, в конце концов, муки посадки завершены, и мы, мокрые и довольные, сидим внутри... И начинается чудо гребли. Лодка, до этого извивавшаяся ужом и норовившая умакнуть тебя сто тысяч раз, становиться послушной... И ты скользишь, продвигая ее каждым взмахом на несколько метров... Байдарка плавно и красиво поворачивается по твоей воле, проскальзывая под зарослями плюща и еще каких-то растений, и позволяет тебе окинуть взглядом всю Венецию, кусочек за кусочком, и оценить её красоту с совершенно неожиданной точки зрения...
Но ТАК это только у мастеров, или же в рассказах новичков, но тем, кто в жизни не видел байдарку... В действительности же байдарка, возмущенная вторжением людей в ее внутренности, только и ждет повода, чтобы выкинуть человека, и поворачивается она с грацией слона, да и после каждого гребка больше думаешь, как бы ни перевернуться, а не смотреть на окрестности... А эти моторки, которые тогда мотались по Венеции в качестве прогулочных платных моторных гондол... Как они ненавидели нас... Каждый раз проплывая (да, да именно проплывая мимо нас, потому, что к ним не подходит гордое слово "проходя") эти поклонники Золотого Тельца старались перевернуть нас, ударив волной. И мы не столько гребли, сколько прислушивались, не взревывает ли где-то за поворотом моторка... А когда ее тарахтение приближалось, мы прижимались к ближайшей стене, дереву или мосту, обвитому плющем, и вцеплялись в него. Только это позволяло нам не окунаться раз за разом в воду, поскольку волна от проходящей лодки была высокая, да еще и мерзкие водители моторки делали все, чтобы насолить нам...
Но потом наступило время, когда мы действительно вышли в море. Байдарка, такая неуклюжая в канале, вдруг припустила, с шорохом разрезая воду и нефтяную пленку на ней, а слабенькие волны пытались нас напугать. Но нам ли, битым-перебитым злыми волнами зажравшихся моторок, было бояться слабой качки Каспия, а ощущение тишины и запах ветерка, бьющего в лицо, заставляли забыть обо всем, и рвали из горла песню... И мы махали веслами, и глазели по сторонам, и каждый мурлыкал себе под нос что-то свое...
2004-21-05