Роль Тани Калугиной, если дело зашло бы об экранизации, когда-то замечательно сыграла бы Нина Дробышева (не знаю автора фото, но готов к диалогу).
Повесть III
НЕВЕРОЯТНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ
МАЛЕНЬКОЙ РАЗБОЙНИЦЫ
Если вы хотите, чтобы какое-то дело осуществилось – зовите на помощь женщину.
Маргарет Тэтчер
– Господи! Как же втолковать этим людям, что и слабый – не всегда слабый, что и сильный – не всегда сильный? И что и сильный нуждается и в защите, и в сочувствии, и надо помочь ему ощутить себя сильным, а кто на это способен, кроме нас, женщины?!!
Татьяна Калугина-Руфо
Глава 1. Мясо по-бургундски
– Я приветствую вас, хотя вы явились без спроса! – возгласил владыка.
«Для того, чтобы запросить «приглашение» и получить ответ, потребовалось бы несколько тысяч лет!» – подумала Родис, и губы её дрогнули в едва заметной усмешке…
Иван Ефремов, «Час Быка»
1
Стрелки на часах по-прежнему показывали половину десятого.
Апраксин деловито прочищал ёршиком трубку. Полосы синего дыма медленно вытягивались в открытое настежь окно…
Ивин, прямой и какой-то почерневший, похожий на единицу, рассеянно оглядывал комнату, грустно улыбнувшись по пути чугунной статуэтке Дон-Кихота – как старому знакомому…
Орлов, подперев ладонью подбородок, отстранённо и пресыщенно глядел в пространство…
Апраксин не удержался от искушения.
«Совершенно секретно… Начальнику… от командира спец. подразделения «Лев»… Предварительный рапорт о расследовании дела № 11/46 (черновик)… Я, Виктор Иванович Орлов, опираясь на сведения, полученные от специальных осведомителей, установил следующее…»
– Тишина какая, – сказал Ивин. – Наверное, ангел пролетел…
– Или милиционер родился, – отвлекаясь от размышлений, ухмыльнулся Орлов.
– Надо сделать паузу, – решил Апраксин и включил магнитофон.
«Трам… Бамм… Бамм… Бамм…» – ударило из динамика. Звуки походили на удары далёкого колокола.
Правда, исполнял мелодию не колокол, а непонятный инструмент – тягучие, низкие звуки которого как бы сопровождали тяжёлые шаги человека, что из последних сил поднимался на вершину горы. Вот он сделал последний шаг, остановился, осмотрелся…
И совсем иной оттенок прибрела мелодия. Теперь она сделалась лёгкой, певучей, и всем стало ясно – это была скрипка.
Человек на вершине поглядел вниз – туда, где только что была тропинка и где теперь не было видать ничего кроме медленно плывущих серых облаков, в глубине которых по временам вспыхивали молнии.
С другой стороны хребта царила ночь…
Ветерок, налетев, пел ему мелодию. Одиночеством веяло из глубины пропасти. Волнами накатывалась печаль. Отдалённые удары колокола напоминали о преодолённых когда-то препятствиях, о людях и событиях, о прошедшей в подъёме жизни… И ещё – о жизни новой и предстоящей, о новых путеводных звёздах, превращающихся в солнца, где невидимая скрипка мастера подчёркивала новые грусти и радости, новые начала и первые свершения…
– Никогда не слыхал этой музыки, – шепнул Апраксину Ивин. – Кто это?
– Паганини.
– А исполнитель? Леонид Коган? – спросил Орлов, которого тоже захлестнул этот необычный подъём.
– Нет… Он и играет… – почему-то с озабоченным видом, прислушиваясь, ответил Апраксин. – Ну-ка, погодите… Что-то здесь не так. Его скрипка не может так фальшивить.
Ему, когда-то в детстве, случилось зайти в магазин меховых изделий. Они с отцом выбирали для мамы новогодний подарок – шубку. Собственно, выбирал отец, а маленький Федя слонялся по помещению…
И внезапно услышал такой же, или похожий звук. Звук, который и был, и не был. Не очень приятный, будто тёрлось стекло о стекло…
Потом отец объяснил ему. На складах и в магазинах меха часто устанавливают генераторы ультразвука – считается, что ультразвук то ли убивает, то ли отпугивает моль…
– Иииии!.. – попутно мелодии скрипки тянул и тянул одну высокую ноту непонятный голос.
– Слышите? – Апраксин щёлкнул клавишей магнитофона.
– Похоже, это… – начал было Ивин.
– Что-то я ничего пока не слышу. Зря выключил. Наверняка, что-то с перематывающим устройством. Заедает кассету или… ты что-то ещё?.. – переглянувшись с Апраксиным, Орлов, сидевший ближе всех к накрытому столу, оглядывал комнату.
Тарелки... Бокалы, наполовину пустые. Почему-то хозяин принёс их пять, а не три. И не унёс лишние. «Так захватила рука, не знаю, пусть стоят. А вообще, здесь нас должно быть пятеро». «Придёт кто-то!», подхватил идею Ивин.
Именно эти, отставленные в сторону два бокала, отражая в резонанс, усиливали почти незаметный звук. Но сам источник находился не здесь.
– Что это? смотрите! – показал Ивин.
Внутренность квартиры на Моржукова, несколько минут назад пребывавшая в полутемной, пепельно-голубой мгле, из которой одиноко выглядывал циферблат настенных часов, теперь преобразилась. Белые, ясно очерченные, похожие на лучи прожектора снопы света медленно-медленно ползли по стенам…
– Ииии! – доносилось оттуда.
Первым опомнился Апраксин. «Щёлк-щёлк – щёлк-щёлк!» – набрав необходимый шифр, он ринулся в бывшую квартиру Юрия Георгиевича.
И «нехорошая квартирка» словно проснулась. И лучи с убыстренной скоростью заметались по стенам. И источник звука, в реальном времени, сделался вдруг понятен.
Это был самый обыкновенный испуганный женский визг…
– Тьфу ты, ёлки с палками! – прогремел из глубины портала недовольный голос Фёдора Николаевича. – Трики-чики-дранчики!
Он, казалось, не только удивился или возмутился, но... и обрадовался тому, что увидел...
2
Посреди комнаты, угрожающе протягивая друг к другу пальцы с ногтями, стояли двое: Татьяна и, вполне естественно – Шизука. Судя по всему, озадаченный призрак не ждал такой реакции от девушки.
«А она молодец, умеет ставить преграду», – попутно отметил он.
Не теряя времени, подбежав, подхватил её на руки…
Это с непривычки бывает тяжело – подхватывать девушек на руки. На вид они, разумеется, такие все из себя лёгкие и хрупкие, но… к тому же, если они сопротивляются, а ваши руки заняты…
Тем не менее, он всё-таки сумел затащить продолжавшую визжать и отбиваться Танечку, вместе с её туфельками, сумочкой, зубами и царапками, в портал, где с рук на руки передал Орлову. Как ни странно, но на богатырских, надёжных руках Виктора Ивановича она сразу же успокоилась и позволила усадить себя на диван.
– Прекратите хныкать! – сердито сказал, появляясь, Апраксин. – Ваша самодеятельность и так будет стоить нам целой недели!
Таня как будто дожидалась этих слов и заревела в голос.
– Бедненький ребёночек!
Следователь, опустившись на корточки, гладил её по мокрой голове.
– Погоди и не бойся, – он приложил ей одну ладонь к спине, другую к груди. – Сейчас тебе станет легче… Баданов научил! – объяснил он Апраксину. – Успокойся и дыши: раз! Два-а! Раз! Два-а!..
Татьяна благодарно смотрела на него.
– «Ребёночек»! – проворчал Апраксин, разбираясь с кнопками дистпульта. – Сказочку ей расскажи…
– Говорил я тебе… – покачал головой Ивин.
– Ну говорил. Что теперь делать… Послушайте, вы, испанская утка!.. – прикрикнул он, обращаясь к Татьяне. Его пальцы бегали по кнопкам и клавишам дистпульта, приводя обстановку в порядок.
Нехорошо, очень нехорошо. Призрак разозлён не на шутку. Если кто-то после этого проникнет в квартиру… не позавидуешь ему.
– Ты хоть дверь за собой захлопнула?
– Угу!
– Если не перестанешь реветь, скажу тебе «чок-чок»!
– Дурак! – ответила она.
– Может… водички? – предложил Орлов.
– Да, а лучше – винца, – полушутя-полусерьёзно поддержал его Ивин.
– «Винца»!.. Ремнеца не помешало бы! – продолжал бурчать Апраксин.
Но тем не менее, наполнил полный бокал «Еким-Карой» семьдесят второго года.
– Ладно уж. Пей мою кровь.
– Один из лишних бокалов, – заметил Ивин. – Для кого будет следующий?
Татьяна, обеими руками поднеся бокал ко рту, сделала вначале маленький пробный глоток, потом, войдя во вкус, одним махом осушила остальное.
– Во-от. Так-то лучше! – Орлов, улыбаясь, выпрямился во весь рост и поглядел в сторону Апраксина.
– Это… она?
– Она, она… – ответил Апраксин, забирая у Тани пустой бокал. – «Онее» не бывает.
– Вы меня бросили! – гневно бросила она. И продолжала в том же тоне:
– Вы думаете только о том, как бы не ввязать в свои дела женщину! А о том, что женщина, если она не полная дура, сама захочет ввязаться в драку – вы подумали? Хотите сказать, что то, чем вы занимаетесь – не моё дело? Рыцари липовые!.. Что это вы перемигиваетесь?
Орлов молча улыбался своей улыбкой.
– Да не сердитесь вы на нас! – гулким голосом сказал Ивин. – А лично от меня… ну, и от всех нас, мужчин, разумеется… примите!
И протянул Танюше букетик пролесок. Тех самых синих подснежников, которыми обычно торгуют бабушки у станций метро, где-то в начале марта. Но за окнами был конец мая…
Апраксин нахмурился.
– Это откуда такое?
– А ты не догадываешься?
– Ладно, так тому и быть. Надеюсь, сеньорита, вы не очень намокли… ну, под дождём?
– Не-а, я в общагу заскочила, переоделась. Вот только туфли… и волосы.
Он принёс из ванной полотенце. Захватил натальины («!») тапочки:
– Это пока будут твои.
Татьяна встала с дивана и, протирая на ходу голову полотенцем, подошла к окну:
– Ух ты! Дождь кончился? Здорово! Только почему… трава, сирень… асфальт… И… ой! Это какой этаж?.. Где мы?
Апраксин – руки скрещены на груди – спокойно объяснил:
– Это первый этаж дома, где я жил пятнадцать лет назад. Здесь сейчас утро. Здесь никакого дождя не было.
Она открыла было рот, но ничего не сказала. Присела на подоконник, как ни в чём ни бывало болтая ногами. На неё с интересом смотрели все. Им не приходилось видеть, как, сидя на узком подоконнике, можно одновременно старательно вытирать волосы, вести беседу и болтать при этом ногами.
– Мне бы гребешок и зеркало. И, пожалуй, цветы… какие симпатичные! это подснежники? их ведь надо поставить в вазочку. Да, а душ у вас работает?.. Да, а рубашка тоже подмокла…
– Начинается… – вздохнул Апраксин и полез в шкаф.
– Спортивная куртка устроит?
– Устроит. Отвернитесь!
– С кем поведёшься, на того и напорешься, – мудро заметил Виктор Иванович и спросил полуутвердительно:
– Вы – Татьяна, дочь Серхио Руфо? Я узнал вас по фотографии.
– А кто вы?
– Я из милиции… Чего вы так испугались? Следователь особого отдела, веду дело о гибели вашего отца. Я близкий друг покойного Юрия Георгиевича… вы, кажется, тоже были с ним знакомы? Зовут меня Виктор Иванович. Или просто Виктор.
– А вы меня не разыгрываете? У вас глаза не милицейские… А вы кто? – обратилась она к Ивину. – Вы тоже из милиции?
– Ну нет… Константин Ивин. Или Костя. Оказался здесь по причине… думаю, той же, что и вы.
– Вы – маг! – уверенно сказала она. – И не отрицайте. Я это чувствую.
– Жаль, что вы не слышали моего рассказа. Хотя, если вы пожелаете…
– Можно обойтись и без этого, – махнула рукой Танюша.
И, деловито пихнув Апраксину полотенце, прошла к буфету, где за стеклом, среди бокалов, рюмочек и прочей посуды лежали несколько морских раковин.
– О! Стромбус! – указала она на одну из них. – То, что надо!
– Зачем она тебе? – спросил Апраксин.
– А вы не знакомы с этой техникой? И не знаете о том, что морские раковины впитывают информацию?
Она отодвинула стекло и поднесла к уху раковину:
– Все ваши секреты узнаю!
Апраксин закатил глаза:
– Господи, с кем я связался!
Девушка засмеялась:
– Фёдор Никлаич! Милый! Ну почему вы такой милый, когда сердитесь?
– Вот-вот, прямо чувствую: с каждой минутой всё милее и милее… Ладно, пойду-ка я, пожалуй, на кухню, подогрею мясо. Ты голодна, наверное…
– Наверное, наверное! – подтвердила она. – И вина бы ещё выпила. Этого вот. Это, наверное, и есть бургундское?.. Вкуснятина-а! Правда, я больше люблю пиво! – заявила она, уловив взгляд Апраксина.
– Будет вам препираться! – улыбнулся Ивин.
3
Это – островок стабильности, поняла она.
В то время, пока Апраксин на кухне возился с тарелками и сковородами, друзья успели рассказать ей о многом… Она поняла, что зря так спешила… (хотя, нет, конечно же, конечно же не зря, не зря!)
Главное было в том, что у них появилось время на передышку. Недели три, как полагал Апраксин. Здесь, на островке стабильности, в советских времён «коммуналке» образца 1988 года, предоставленные сами себе, они могли серьёзно обсудить все проблемы.
Враг был пока далёко и не просматривался. И мушкеты стояли в бойницах, а их бастион мог выдержать любую атаку.
Она чувствовала себя так, как, должно быть, чувствует себя стрекоза, только что покинувшая шкуру хищной личинки. Ей хотелось порхать над цветами в палисаднике под окном. Ей нравилось быть в центре компании спокойных, уверенных, неторопливых и молчаливых мужчин. Нравилось подначивать Фёдора Николаевича – чтобы в ответ получить не менее крепкую подначку…
В какой-то момент («ой, ведь я совсем забыла!») она достала из сумки свою самую большую драгоценность. Протянула Виктору Ивановичу завёрнутую в полиэтилен кипу исписанных вручную пожелтевших листов бумаги:
– Это, наверное, вам.
Орлов, нахмурясь, развернул полиэтилен.
– Понял. Я помню почерк. Юрка это писал после того, как…
– Почти до самой смерти. Пока мог что-то написать…
– Секретничаете? – спросил, входя с подносом, Апраксин.
– Федя, это дневники Юрия Георгиевича, – объяснил Ивин.
– По-моему, это будет всем интересно, но сейчас, на ночь глядя… – заворачивая листки обратно, сказал следователь, и все одновременно посмотрели в окошко и на солнышко в небесах.
– Сейчас по нашему времени уже поздний вечер. И всем нам хорошо бы поужинать и… о-ох, – зевнул он, – хорошенько выспаться. А утром… Что же, на утро мы можем организовать, например… прогулку по вечернему городу!
– Согласен, – подтвердил Апраксин. – Все сегодня вымотались.
– Хорошо, когда есть время! – согласилась Танечка.
– Хорошо, когда ты можешь управлять временем! – был не против и Ивин. – Ну что, давайте выпьем, что ли… за встречу!
Пятый бокал вина достался… Юрию Георгиевичу. Когда они, стоя, выпили, не чокаясь, бокал тренькнул и… тут же прекратил существование. Кап-кап-кап… – неторопливо падали со столика на пол тёмно-красные капли.
– Мясо муй саладо!* Но есть можно, – набивая за обе щеки, заявила Танечка. – Вам готовит кто-то или вы сами?
* - Пересолено! (исп.)
– Повар влюбился! – хмыкнул Орлов.
– Не нравится – готовь сама! – отозвался Фёдор Николаевич.
– Эста бьен, сэнёр!* Буррито, такос, парриллада, матамбрэ?**
* - Великолепно, сеньор! (исп.)
** Перечисляются блюда испанской и латиноамериканской кухни.
Она была так счастлива вновь, хотя бы с кем-то поговорить по-испански!
– Попробуй только недосолить! – отреагировал Апраксин. И прибавил хитрое словечко:
– Вемдя!*
* Ведьмы, согласно поверьям, предпочитают несолёную пищу.